Фабрика гроз [Юрий Михайлович Поляков] (pdf) читать постранично, страница - 2

при помощи, скажем, могучей эпопеи, разительной
поэмы или комедии, которую современники тут же растащат на цитаты, как олигархи — общенародную собствен5

Поляков Ю.М. ФАБРИКА ГРОЗ

ность? А ведь есть еще сатиры, эпиграммы, памфлеты,
антиутопии, позволяющие от души поквитаться с неудовлетворительной, а то и подлой действительностью.
Но литераторы, в том числе и автор этих строк, продолжают упорно писать статьи, отвлекаясь от создания полноценных текстов. Почему?
А потому, что художественное творчество — дело
долгое, трудоемкое, противоречивое и непредсказуемое
по результату. Пишет, человек, пишет, правит, переделывает, вскакивает в восторге из-за письменного стола,
называет себя от избытка чувств «сукиным сыном» и объявляет, что «сегодня он гений», а потом вдруг раз —
и рукопись в печку. И нет второго тома «Мертвых душ»,
а есть «Выбранные места из переписки с друзьями»,
которые лучше читать на ночь, от перевозбуждения. Или
взять «Пирамиду» замечательного Леонида Леонова.
Книга всей жизни, а попробуйте прочесть до конца…
Да и само влияние художественного текста на общество, если признаться, неочевидно и ненадежно, оно
напоминает скорее поддерживающую терапию или даже
гомеопатию. Но что же делать, если требуется молниеносное врачебное вмешательство — тот же прямой массаж сердца? Ведь случаются события, от которых, как
верно пелось в революционной песне, «кипит наш разум
возмущенный», когда хочется отхлестать гнусную рожу
действительности наотмашь, вывалить политикам, соотечественникам, самому себе все и сразу, пока не остыл,
не забыл, не перекипел, не переболел, — ведь отходчив
русский человек, непростительно отходчив, великодушен
и забывчив. Из-за этого он многое теряет перед иными
племенами, злопамятными, мелочными и мстительными… Примеры? Они перед глазами.
Кстати, реакция общества и власти на актуальные
публицистические высказывания гораздо острее и болезненнее, нежели на художественно упакованные инвективы. Иные начальники государства даже испытывают
пикантное возбуждение, узнавая себя в цветистых сар6

Зачем беллетристу публицистика? (Вместо предисловия)

казмах романиста. Один крупный кремлевский политтехнолог, родственник раскрученного прозаика, борющегося
«за правду», аж взомлел от счастья, узнав себя в романе
Александра Проханова «Виртуоз», и потом в знак благодарности оказывал поддержку газете «Завтра», за что ему
отдельное спасибо.
Но не дай бог заикнуться о том же самом в статье,
да еще в популярной периодике: старуха Цензура тут же
заточит свой синий карандаш. 6 октября 1993 года «Комсомольская правда» опубликовала мою статью «Оппозиция умерла. Да здравствует оппозиция!», осуждавшую
расстрел Белого дома. Антиельцинские издания были
к тому времени запрещены, и мой текст оказался единственным в открытой прессе протестом против утверждения демократии с помощью танковой пальбы по парламенту. Между прочим, большевики, стократ проклятые
за жестокость, Учредительное собрание всего-навсего распустили, сославшись на усталость караула. Почувствуйте
разницу!
В итоге «Комсомольскую правду» тоже закрыли.
Правда, на один день. Потом одумались и открыли.
А меня занесли в какой-то черный список, из которого
вычеркнули только после прихода Путина, а теперь,
после цикла статей «Желание быть русским», кажется,
снова внесли. Не могу сказать, что это сильно омрачило
мне жизнь, хотя, скажем, из школьной программы тогда,
в 1993-м, разом вылетели мои повести, а из энциклопедий исчезла всякая информация обо мне. «Литературная
газета», где я прежде был любимым автором, закрыла
передо мной редакционные двери до скончания века, точнее, до мая 2001 года, когда меня призвали туда главным
редактором. Нет, я не жалуюсь, а хочу обратить внимание
на то, что любая власть борется с инакомыслием одинаково: начинает с замалчивания, а заканчивает замачиванием.
В мае 1994-го в той же «Комсомольской правде»
было напечатано мое эссе «Россия накануне патриотиче7

Поляков Ю.М. ФАБРИКА ГРОЗ

ского бума». Друзья и недруги решили, что я повредился
в уме от политических треволнений. В самом деле, в то
время слово «патриот» стало почти бранным, а теледикторы если и произносили его, то с непременной брезгливой судорогой на лице. Не знаю, откуда у реформаторов
взялась уверенность, что строить новую Россию нужно
на фундаменте стойкой неприязни к Отечеству, но могу
предположить: идея исходила от тех политических персонажей, которые видели в «новой России» лишь факторию
для снабжения цивилизованного Запада дешевым туземным сырьем.
С патриотизмом новая власть боролась так же истово
и затейливо, как прежние воинствующие безбожники
с религией. И так же безуспешно. Мой прогноз оказался
верен: сегодня патриотизм опять в чести, государство
финансирует дорогостоящие программы по воспитанию
отчизнолюбия, на автомобилях