В чужих глазах иное отражение [strom] (fb2) читать постранично, страница - 6

холстинку, спрятала в сундук, на самый низ.

А только с того дня стала Ядвига и в большое зеркало поглядывать да другое всякое в себе примечать. Потом уж и Василина заметила, как дочка ходит, как поворачивается, как руки держит. Головой покачала и спросила без обиняков:

– Да ты, доча, никак на сносях? Когда и успели полюбоваться-то?

Ядвига ажно заалела вся, словно маков цвет, но ничего про это не ответила, убежала в закут.

Косьма услыхал, у него и кружка в руке дрогнула, совиньон не в то горло пошёл. Поперхнулся, закашлялся, да сильно так, едва сам не посинел, по спине хлопать пришлось.

– Вот же пострел, везде поспел, – просипел Косьма, чуть отдышавшись. Хлебнул ещё, чтобы горло прочистить, да кружкой по столу шарахнул. – Ну, попадись он мне другой раз! Я его вот этой вот своей рукой...

И грозно потряс стиснутым кулаком.

– Что, дед, никак внука без отца хочешь оставить? – лукаво усмехнувшись, спросила Василина.

– Он и так без отца остался, – проворчал Косьма, остывая. – Где его отец? Нету его — улетел на лодке в края чужинские...

– Велели ему, – донеслось из закута. – Не мог он прекословить.

– А, ну да, тогда пускай летит, конечно, – покивал Косьма. – Я вот только не пойму: откуда вы обе знаете, что внук будет? А вдруг внучка?

– Поживём — увидим, – сказала Василина. – Может, и внучка.

– И внук будет, и внучка, – обрадовала родителей Ядвига, показавшись из-за печки. – Слышу я, два сердечка тукают.

Василина только руками всплеснула, а Косьма опять закашлялся.

Вот уж порадовала Ядвига отца с матерью...

Родились деточки осенью, когда весь лист с деревьев облетел. Точно, двое — мальчик и девочка, Савушка и Софьюшка. Василина обоих дотошно оглядела, со всех боков, нет ли в ком изъяну или увечия какого. Отец-то ихний знать шибко чудной был, всякого подвоха ждать можно. Нет, вроде напрасно беспокоилась — славные ребятишки, лицом белые. Глазастенькие только малость чересчур.

А в чём другом чужинская порода вроде и никак не проявилась. Году ещё детишкам не было, они уж говорить начали. Ядвига-то и раньше без слов их понимала — по глазам, по прикосновениям, а Василина до той поры тревожилась, вдруг внучата немые окажутся, в отца. Опять же напрасно тревожилась, в своё время заговорили они, каждого в семье как надо стали кликать: «мама», «баба», «деда»... Папку ни разу не позвали.

Как-то раз, когда уж Савушка с Софьюшкой подросли, ходить начали, вещи всякие в руки брать да разглядывать, решила Ядвига показать им зеркало заветное, что от Сенечки осталось. Открыла сундук, холстинку развернула, а Савушка тут же ручонки к зеркалу протянул.

– Папа, папа.

И Софьюшка ему вторит.

– Папа.

– Верно, то вашего папы зеркало, – сказала Ядвига. А сама затрепетала вся, откуда им знать, что это Сенечки волшебное зеркало, она ведь не рассказывала про него никогда...

А деточки ручонки тянут, за подол её теребят. Мама, дай. Дай, мама. Ну, отдала им зеркало, сама стала смотреть, что дальше будет. Они уселись рядышком, зеркало промеж собой приладили, стали по нему пальчиками водить — точь-в-точь, как Сенечка делал. И отозвалось зеркало, сперва значочки стали появляться да буквицы, потом и лицо в нём отразилось. Детишки обрадовались:

– Папа! Папа!

И точно — Сенечка.

У Ядвиги ноги подкосились, так и села прямо на пол да к сундуку привалилась. А из глаз слёзы льются в три ручья. Деточки подбежали, стали её обнимать, по щекам гладить.

– Мама, не плачь! Не плачь, мама! Гляди, тут папа!

И зеркало ей на колени положили.

Смотрит Ядвига в зеркало, а сквозь слёзы всё как не взаправду.

Ах, Сенечка, где же ты пропал, милый мой? Вот, погляди — и деточки у нас народились, Савушка да Софьюшка. Смышлёные оба, знать в тебя пошли. Так давно я тебя не видала, истосковалась вся. Что же ты раньше не показался, ненаглядный мой? Ну, пускай я ни знаков, ни правил чужинских не ведаю, ты всё равно ко мне возвращайся. Ты же звёздочка моя далёкая, заветная. Мой свет.