По берёзовой речке [Светлана Геннадьевна Леонтьева] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

людей много всякого. Цельны. Поломаны.

Как чинить судьбы их? Как латать? Как заштопать их?

За водицей святой встану в ряд. Кто с бидонами,

кто с пластмассовой тарой. Кто молча. Кто шёпотом


повторяют молитвы. Я – рядом с мужчиною,

говорит, что жену схоронил. О, возможно ли

не заплакать в тот миг? А слеза светит инеем

на щеке у меня. Я, как в землю вморожена.


Как помочь этим людям? Сама не святая я,

ни Алёшенька я Карамазов, ни Настенька.

Я читала молитву – молитовка таяла,

были рамы оконные из стеклопластика.

А не те деревянные, те, что дышали бы,

пропускали слова прямо небу да в сердце бы!

Я не помню зачем я пришла, до себя ли мне,

мне людей бы спасти. Да по-сестрински!


Грешных, бедных, больных. О, да пусть бы насытились.

Речников и матросов. О, дай рекам рыбицы!

И не надо по капле, не надо сквозь сито им:

полногрудо и солнечно, златом анисовым,

пляжем Тенерифе, Маунтином да Ибицей!


Всем объёмом, всем космосом. А не копеечно

(как прибавка, что к пенсии капля с полтиною),

а не Данте окружьем, не горсткою семечек,

не какой-то лепниною и писаниною.


Много-много! Чтоб множество множилось, ширилось.

Как билет без наценки в Большой, где Рахманинов.

Чтоб создать мир иным. И иное, чтоб в мире нам.

По заслугам! Подаренному, чтоб отдарено,

чтобы кесарю – кесарево, брату – братово.

Как за мир мне поратовать

этот Пилатовый?

Как за мир перекупленный?

Трудно мне. Трудно мне…


Как за эту молодку, мужчину и старицу?

За малышку? За женщину? Просто попутчицу?

Но одной мне не справиться, право, не справиться.

А коль вместе со всеми –

получится!

***

А я всех люблю! Всех, кто обидел, простила!

Всех, кого невзначай, невольно, меня простите.

Всех, кто сердце кромсал моё с дикою силой,

чтобы после сшивала его грубой нитью.

Я – как Феникс из пепла, что Феникс до пепла.

У меня ни слова из груди, а кометы.

Я сама от себя, возгораясь, ослепла,

я сама от себя, укричавшись, оглохла,

я сама от себя задыхаюсь – до вздоха,

я сама так умна – что дурёха!

Света! Света…

Снохам

повезёт моим, ибо не жадная вовсе.

И качать буду внуков – мой мальчик, мой кроха!

И укладывать в восемь.


Во вселенском масштабе я мыслю эпохой,

а в космическом мыслю распятием Бога.

Нынче в церкви стояла: и слёзы струились,

где душа – вдоль ожога…

Того самого, где я, что Феникс из пепла,

где, что Феникс до пепла!

О, как руки мои прямо в небо воздеты,

мне до неба полметра!


Успевай только трогать небесные ситцы!

Успевай только гладить небесные бязи!

Всех люблю! Всех прощаю! Вморожены лица

в мои жаркие раны. В душевные казни.


Всё равно я на дно не залягу. А буду

выковыривать рифмы из рваных сосудов,

выцеловывать их изумруды!

И распахивать ящик Пандоры всечасно.

Всеминутно и ежесекундно. А впрочем

всё равно я согласна, с чем я не согласна,

всё равно я виновна, в чём я не виновна. И точка!


Лишь бы родина, лишь бы мой дом, мои дети

были здесь и всегда. Чтоб, как Феникс из пепла.

И пускай мой огонь им всегда всюду светит

благолепно!


***

Я – дочь трудового народа. Клянусь!

Быть. Сбываться. Отстаивать. Защищать!

Мою святую чистейшую Русь.

Её распрекрасие. Стать. Благодать.

От этой злосчастной пустой демократии,

от волчьего щёлканья мин на полях,

на горле, от этих когтей грубых, сжатия,

клянусь, что не дрогну! Не сдамся в боях.

Все плахи – на вынос. Штыки все – на вылет.

Чего вы твердите, что мантру, враги,

что вспороты наши Икаровы крылья?

Что в наших раненьях не видно ни зги?

Что в наших отверстьях от пуль – тьма небесная.

Ни тьма – а высоты!

Ни темень – а свет!

По-вашему лишнее и бесполезное,

ненужно цветастое, пропасть над бездною,

и что нас – вселенских, Атлантовых – нет.


Как Китежа нет. Атлантиды. Бореи.

И что за страна эта – дивная Русь?

Что ищет во всём справедливость? Роднее

нет поисков. Нету пыльцовей, хмельнее,

я – дочь трудового народа, клянусь

раскрасить вновь шёлком из алого ситца

полмира. Полцарства. Жди парус, Ассоль!

Жги –

Русь очерняющих, грязных страницы!

Историю нашу порочащих. Спицы

вставляющих в рёбра! Орущих «jawol»!

Я – дочь трудового народа. Я – соль.


Мой дед был замучен, истерзан в концлагере,

а бабушка с голода пухла в Сибири.

Мы верили в лучшее, ибо мы – факелы.

Мы больше. Мы выше. Мы ноевей. Шире.

Спасительней мы. И творительней в мире.

Запомните наши учения русского!

Уроки истории. Правды. И мускулов.

Ботинок Хрущёва, покажем, мол, кузькину!


И, вправду, клянёмся! Вы миром, что тиром

хотите напичканным мусором, мускусом,

как будто борделью, как будто трактиром

главенствовать, править сквозь вогнутый космос.

Не будет по-вашему. Нет.

Мы клянёмся!


***

…как мне льстило! Казалось мне, ну, точно я – та!

Ты – на поле сраженья, а я тебе – стрелы, колчан.

Ты коня запрягаешь, а я подаю хомута

и броню очищаю, где раны нанёс ятаган.

Открываю ворота. Крещу. И чего-то шепчу.

А потом догоняю. Молю,