Ночь беззакония [Дилейни Фостер] (fb2) читать постранично, страница - 88

ухмыльнулся мне. — Но ты уже знала это.

Хорошо, умные, безэмоциональные засранцы с умным ртом.

— Куда ты меня везешь?

— Домой.

Он не сказал больше ни слова за всю оставшуюся дорогу до моего дома, и я не стала с ним спорить. Он был Чендлером, мать его, Кармайклом. В любом случае, я не могла победить.

***

Я слышала их голоса.

Я видела их лица.

Я чувствовала, как слезы отца падают на мое лицо.

Я пыталась дотянуться до него, но мои руки не двигались, словно мои кости были сделаны из бетона.

Я пыталась закричать, но звук застрял в горле.

Мои глаза были открыты.

Мое тело было живым.

Но я замерла, лежа на кровати, а рядом со мной сидел мой отец.

Отец попрощался со мной. Он спросил меня, почему. Как будто я не была здесь, не смотрела на него, не желала, чтобы он увидел меня.

Боли не было, хотя казалось, что она должна быть. Как будто я стояла в комнате, объятой пламенем, но ни одно из них не коснулось меня.

Что со мной происходит?

Мой разум кричал. Оно кричало и кричало.

Мое тело билось. Я билась и билась.

Ничего.

Ничего.

Другой мужчина, невысокий, крепкий, разговаривал с моим отцом. Я услышала слова — передозировка наркотиков и хотела заплакать, но слезы так и не появились.

Нет.

Нет, нет, нет.

Последнее, что помню, это как отправила Линкольна домой после того, как он появился с линией кокаина на члене и сказал мне попробовать.

Я позволила ему трахнуть меня, но я ни за что не засунула бы это дерьмо себе в нос или в рот. В итоге он оставил следы порошка по всему телу и внутри меня. Он трахал меня, лизал и целовал, пока мое тело не покрылось кокаином и спермой, а он был слишком под кайфом, чтобы оставаться твердым.

Он знал лучше. Как только снова смогла говорить, я собиралась проклясть его нахуй.

Но у людей не бывает передозировки от того, что в их влагалище попало немного кокса.

Ведь так?

Папа наклонился и прижался губами к моему лбу. Казалось, ему было больно даже прикасаться ко мне, словно воспоминания о том, как он в последний раз наблюдал за тем, как кто-то, кого он любил, уходит от него, были слишком сильными.

Почему я не могла пошевелиться? Мне нужно было дать ему понять, что со мной все в порядке.

— Я люблю тебя, ангел. Папе так жаль, что он подвел тебя.

Нет! Папа! Ты не подводил меня. Это неправильно. Что-то не так.

Пожалуйста, Бог — если ты не спишь и слушаешь — скажи ему, что я в порядке.

Он хотел убрать прядь волос за ухо, но толстый мужчина хлопнул его рукой по плечу и остановил. Отец еще секунду смотрел на меня, и по его щеке скатилась одна слеза.

Я никогда не видела, чтобы мой отец плакал. Никогда.

Он закрыл глаза на долгий миг, затем встал прямо.

Они с мужчиной обменялись еще несколькими словами, которые были слишком тихими, чтобы я могла расслышать. А потом он ушел.

Дверь закрылась со звонким щелчком в тихой комнате, и мужчина подошел к тому месту, где я лежала парализованная.

Он наклонился поближе, как будто кто-то еще мог услышать, и прошептал. — Мне жаль, что тебе пришлось это увидеть. Скоро все это закончится.

Он знал.

Он знал, что я проснулась.

Почему он не сказал моему отцу, что я проснулась?

Я почувствовала внезапную, резкую боль. А потом не было ничего, кроме черноты.

***

Когда очнулась, я находилась в круглой комнате, почти как зал суда, но более зловещей.

На помосте в передней части комнаты стоял ряд стульев за деревянным столом, или партой, или чем-то еще. На передней части стола блестящими золотыми буквами было написано слово Трибунал. На помосте сидели десять мужчин, все молодые, большинство красивые.

Пол был из золотистого мрамора с кроваво-красной буквой О в виде змеи в центре. Стены были того же золотого цвета с высокими белыми колоннами, расположенными возле арочных проемов, которые вели в длинные коридоры. Над нами был круглый балкон, как в театрах или оперных театрах.

Меня выстроили в ряд с девятью другими девушками возле одного из арочных проемов. Нас было десять человек, все одеты в белые халаты и больше ничего. Позади нас в коридоре и на стенах круглой комнаты стояли каменные чаши с таким же огненно-красным стеклом, какое я видела в склепе на кладбище Грин-Вуд.

Ледяной холод пробежал по моему позвоночнику, и глубокий голос произнес мне в шею.

— Добро пожаловать в Судный день, милая. Ты хоть понимаешь, почему ты здесь?

Киптон Донахью стоял, прижавшись ко мне спиной.

У меня была неплохая идея.

Я пыталась дотронуться до неприкасаемого. Я бросила вызов неприкасаемому.

Два месяца назад на благотворительном мероприятии, призванном оказать помощь пострадавшим от стихийных бедствий за рубежом, я подслушала разговор. В лекарства и еду, которые благотворительная организация Киптона отправляла в эту обездоленную страну, был подмешан препарат, вызывающий бесплодие. Он сознательно запрещал рост нации только