Приют Эсхатолога [Олег Викторович Никитин] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

стихотерапия может получиться. А потом, когда невзгоды останутся позади, устремлю я взор в туманную даль, стоя на вершине замшелой скалы, и протяну руки со счастливою птицею в сторону восходящего солнца, и воскликну с чувством: «Лети же с миром, мой пернатый друг!».

19 декабря
Я чувствую, как символы прошлого медленно убивают меня. Держу в руке треснувшую, давно уже негодную флэшку с музыкой, под которую занимался сексом со своей первой девушкой – и медленно погибаю от удушья. Вижу постер с давно забытой группой, на концерт которой когда-то сходил со школьной подругой – и невидимый ледяной кинжал проворачивается в груди. Перечитываю первую строчку письма девы, с которой впервые поцеловался – и яд растворяется в моей крови.

Все, все, что я вижу вокруг себя, полно символов прошлого, и они отнимают у меня жизнь, и так каждый день, изо дня в день, дни напролет.

Все мои снимки, сделанные за годы – это «портреты Дориана Грея», только наоборот! Они живы, а я – лишь источник вечной радости для них, я истекаю жизнью под их веселыми взглядами. Не смотри на фотографии! Сожги их, дабы не возникало искушения лишний раз убедиться, как жестоко время и как много ты оставил позади. Убивает даже голограмма на водительских правах. Никогда, никогда не смотри на нее.

Все, что вызывает хоть мимолетное, но воспоминание о чувстве, событии или слове – смертельно. С каждым днем в мире все больше символов, впитавших в себя частицу моей жизни, и больше всего их рядом со мной. И я умираю под их неощутимым весом, горблюсь и тупею.

Только любовь юной девы еще могла бы вдохнуть в меня огонь, но огонь этот стал бы холодным, синим, и не согрел бы никого и ничего, кроме моего полумертвого сердца. Но даже это мне уже недоступно – ибо юным девам, чья любовь только и греет, интересны лишь спортсмены и музыканты. И все, кому за тридцать, кажутся им глубокими стариками… Возраст человека непростителен.

Где тот день, час, где тот год, в конце концов, когда передо мной осталась только одна дорога? С нее уже не свернуть, можно лишь оглянуться по сторонам и умереть еще одну тысячу раз, потому что кругом – тысяча символов прошлого, и они убивают.

Эх, друг буревестник, понимаешь ли ты меня?

20 декабря
Иной горячий вьюноша мог бы меня спросить: «Почему бы Вам не признаться ей в любви, сударь?» Это нелепость, господа. Во-первых, любовь к прекрасному образу слишком возвышенна, чтобы опошлять ее словами. А во-вторых, это все равно, что признаваться в любви дикому ветру. Потому что Jann-Li свободна и своенравна, как ветер, и так же равнодушна к поэтам. Удивительно уже, что она снизошла до общения со мною посредством программы. Она просто посмеется над моими дерзкими словами! И это будет подлинное везение. В общем, лучше я пока буду молчать, как мертвый пингвин.

21 декабря
Сегодня всю ночь в небесах происходило тревожное шевеление облаков и завывание ветра. А утром в сети Интернет возникло сообщение, всерьез опечалившее меня. Словно прочитав его вместе со мною, буревестник вылетел в окно и принялся громкими криками оповещать мир о надвигающемся урагане. Видать, недаром его так прозвали! Трепеща, я вышел на замшелый утес и устремил взор в бесконечную даль, и… О боги! Увидел там черные пятна рождественского цунами! Воистину, Интернет ничуть не хуже буревестника умеет предсказывать погоду. А уж нездоровую птицу он точно переплюнет.

Призвал я пернатого на плечо и удалился под сень прохудившейся крыши. Опять польется с потолка, вновь засверкают молнии в старых зеркалах! А главное, вновь унесет мою несчастную спутниковую антенну, коя одна моя утеха и отрада, ибо куда ж я без нее. Опять буду уныло отыскивать ее покореженный труп среди замшелых скал, вперяя взор в каждую расселину, а потом воздвигать на крыше.

4 января
Jann-Li помахала мне рукой! Так велико мое волнение, что не по порядку начал свой сбивчивый рассказ. Дело же было так. Приладив наконец спутниковую антенну на прохудившуюся крышу, я спустился под ее сень и вошел в программу. Счастье мое было безмерным! Ведь ждало меня сообщение от Jann-Li, в коем она приглашала меня подняться на замшелую скалу и устремить взор на юг, в туманную даль. Этим, собственно, я и занялся около часа назад. Взошел – и что же? Куда ни вперял я взгляд, всюду видел лишь бесплодные пустоши – буревестник же, сидя на моем плече, вертел головою вместе со мной и молчал. И вдруг! Бывшая больная птица ликующе вскричала и указала крылом на юг! И я разглядел там скопление рыбачьих домишек! Напрягши зрение что было сил, удалось мне узреть на крыше одного из них крошечную фигурку в скромном белом платьице… Это была прелестная дева, без сомнения. Она как будто также увидала меня и помахала гибкой рукою!

Ослабевшая в лихие дни птица взмыла радостно ввысь и ринулась в сторону Jann-Li (а это была, безусловно, именно она), дабы передать ей мое восхищение. Увы, увы… Крылья