Уроки агенту розыска [Алексей Федорович Грачев] (fb2) читать постранично, страница - 4

только?

— На работу хочу устроиться, — ответил Костя, удивляясь дотошности дядьки.

Теперь дядька совсем стал ласковым. Заулыбался, похлопывая прутом по штанам, не то плюшевым, не то из бархата. Пузырями набегали они на кургузые запыленные сапоги.

— Она устроит, — пообещал. — Она все ходы и выходы знает, как в каторжной тюрьме работает в уборщицах. Устроит, — прибавил уже задумчиво. — А тебя как звать-то?

— Костей.

— А отчество?

Костя засмеялся растерянно. Уж очень чудной дядька. Видно, язык у него на болтовню больной.

— Я ведь еще неженатый, какое тут отчество. Просто Костюха.

Дядька погрозил пальцем зачем-то:

— Должность тебе тетка Александра сыщет приличную. Так что отчество понадобится. Так как все же отца-то зовут твоего?

— Ну, Пантелей.

— Стало быть, Константин Пантелеевич, — проговорил извозчик, впрыгивая на подводу, забирая вожжи в кулак.

Костя так и врос в землю. Смотрел с открытым ртом, как бултыхается на рытвинах улочки подвода, качается лысая голова на тонкой коричневой шее. С чего бы это дядька такой уважительный к нему? Будто он, Костя Пахомов, господин какой, вроде уездного доктора или там Егора Ивановича Побегалова, бывшего владельца пароходов в Петрограде.

3

На двери квартиры Александры Ивановны висел замок, наверное, фунтов десять весом. Такие замки зажиточные фандековские мужики обычно вешали на амбары с зерном. Костя вышел, сел на ступеньку крыльца, вытянув усталые ноги. И тотчас же выбежал из-за угла мальчишка лет десяти, круглолицый, белоголовый, в нижней рубашонке, штанишках. Уставился на Костю голубыми глазенками. Потом спросил:

— Ты к кому?

— Я Александру Ивановну жду, жить у нее буду.

— Ага, — радостно воскликнул мальчишка, — значит, ты тоже сыщик?

— Это почему?

— А потому что все в этом доме сыщики, — пояснил важно мальчишка. — И Семен Карпович, и Николай Николаевич, и дедушка Василий был в сыскном, помер, и дядя Тихон у тети Александры тоже был сыщик, да убили его. Значит, и ты.

Его слова сильно не понравились Косте. Он хмуро буркнул:

— Не собираюсь я в сыщики. На фабрику пойду, в ткачи…

Чтобы переменить разговор, спросил:

— Тебя как зовут.

— Петькой, — ответил мальчишка и кивнул головой на небольшой из красного кирпича дом в глубине двора. — Здесь я живу. Отец на станции извозчиком работает, а мать, она не родная мне только, дома. Она портниха, шьет кому что. А еще Настька…

— А Настька кто?

— Это сестра моя. Она в конторе работает машинисткой.

И убежал, как вспомнив что-то важное. Опять Костя остался один. Но ждать было не скучно. Из «дома сыщиков» вышла старуха с темным лицом, в длинной красной кофте, длинном голубом платье, драных шлепанцах и с тазом в костлявых руках. Дошаркала до стоявшего рядом с домом Петьки кирпичного каретника и выплеснула воду. Тотчас же с треском раскрылось окошко в доме. Показалась молодая женщина в халате, закричала на всю улицу с руганью:

— Ты бы себе в морду плеснула эту гадость. Словно место другое не нашла.

— Эко диво, — громко ответила старуха, — жирней будет навоз, Фекла Ивановна…

— Я тебе, ведьма, покажу Феклу Ивановну, — замахала рукой женщина, едва не вываливаясь из окна. Круглое рябое лицо ее побагровело от злости. Старуха тем временем резво возвратилась на крыльцо и отсюда пригрозила:

— Ничего, придет время и каретник у Силантия отберут. Лошадей отобрали и каретник тоже возьмут. Останется твой старый лысый хрен на бобах. Тоже пойдешь куда-нибудь землю копать с господами, отбарствуешь…

Прошла в двери, бормоча еще что-то себе под нос. Женщина все же для острастки выкрикнула несколько обидных слов вслед старухе и замолчала, с треском захлопнула окошко.

Опять пробежал Петька, размахивая палкой, как саблей, проковылял, хрипло распевая, пьяный лохматый инвалид на костылях к кому-то в «дом сыщиков», точильщик с точилом на плече надорвал задаром горло в зазывных криках.

Чтобы время шло быстрее, Костя стал вспоминать Фандеково. Скажем, чем занимается сейчас Мария, пока он сидит здесь на крыльце, изнывая от жгучего солнца, облизывая ссохшиеся губы. Воду носит в огород? Нет, этому еще не время. Уж что к вечеру. Пожалуй, с полдней по тропе вдоль берега, заросшего кашкой, возвращается с ведром молока. Идет ровно четко, взмахивая по-солдатски рукой. Рослая тоже как и он, румяная, задорная. И хохотушка, песенница, да плясунья. Вон в заговенье как плясала — пыль столбом. Только и слышно было: «иэх, ты», да «иэх ты»…

Или в доме Ивана Петровича Камышова, бывшего лавочника, шуршит припрятанным от реквизиций миткалем, шотландским сукном. Да выслушивает, как поглаживая отвисшие жирные щеки, наговаривает он ей всякие там прибауточки, да поговорочки. Хоть и к шестидесяти уже, а глаза всегда так и забегают, как увидят молодую женщину или девку рядом с собой…

Нет, скорее всего сидит Мария с Митькой Побегаловым за овинником, на полусгнивших