Грани Безумия [Ваня Милославский] (fb2) читать постранично, страница - 2

сеансах. Мерно покачивая раритетом перед глазами пациентки, Островский монотонно заговорил:

– Следи за часами… твои глаза наливаются свинцом… ты не слышишь ничего вокруг… сейчас я сосчитаю до десяти, и ты уснёшь… девять, десять…

Когда он досчитал до одного, что-то произошло. Артур не сразу понял, что конкретно, словно кто-то выключил звук. Он закрыл глаза прислушавшись. В звенящей тишине собственное дыхание показалось гудением кузнечного меха.

– Вениамин Андреевич, – позвал Островский.

Тишина.

– Вениамин Андреевич!

Он открыл глаза. Никого. Стало трудно дышать. Артур вскочил со стула оглядевшись. Главврач, санитар, пациентка – исчезли. Как такое возможно? Он попытался выйти – дверь заперта. Артур вдруг осознал, как изменилась палата: стены покрылись плесенью, на полу какая-то жижа, а сквозь заляпанное непонятной субстанцией окно, перестал пробиваться свет уличного фонаря. В нос ударил сладковатый запах разложения.

Вдруг в коридоре раздался страшный грохот. Вновь тишина. Хотя нет – какой-то скрип. Он прислушался. Шаги! Точно – страшные шаркающие шаги. И они приближаются.

Паника. Холодная, цепкая. Сперва она захватывает голову, туманя разум, затем, спускается по позвоночнику, обволакивая нитями страха каждый сантиметр тела, каждую клеточку и, наконец, полностью поглощает сознание. Кого-то паника подчиняет древнему инстинкту: бежать, укрыться, спрятаться. Кто-то, парализованный глубинным страхом, даже не может сдвинуться с места. Однако, всех, кто поддался губительному влиянию паники, объединяет одно – иррациональное поведение. Не затронутый страхом человек уверен, что знает, как поступить в случае опасности. Уж он-то точно найдёт выход, будет смел и отважен, и ничто не сможет поколебать его железную волю. Но всё меняется, когда приходит паника.

Артур умел справляться со своими страхами. Более того – руководил ими. Он научился этому ещё в далёком детстве, когда мальчишки из параллельного класса жестоко издевались над беззащитным юнцом. Кощей, дылда, дистрофан – лишь малая и не самая жестокая часть. Побои. Да, боль он не выносил совсем. Боль вынуждала его бежать без оглядки… И боль стала его спасением. Он принял её, заставил работать на себя.

Усилием воли Артур вернул сознание обратно в палату. Быстро, пока паника вновь не завладела мозгом, он завернул рукав своей рубашки и полоснул по руке маленьким ножом, с которым никогда не расставался. Руку обожгло, выступила кровь. Островский почувствовал, как приходит в себя.

– Интересный способ, – раздался незнакомый голос.

Артур подпрыгнул от неожиданности, оглядываясь.

– Кто здесь? – воскликнул он, чуть не потеряв с таким трудом завоёванный контроль над собой.

– Я здесь, – сказал насмешливый голос.

Артур повернулся на звук, но увидел лишь огромную кучу тряпок в углу.

– Где?

В ответ тряпки медленно зашевелились. Куча затряслась, словно гигантское желе и взорвалась, разбросав мусор по всей палате, а на её месте возник человек. По крайней мере, он выглядел, так. Никогда не знавший душа, чистой одежды и парикмахерской, но всё же человек. Кустистые брови, картофельный нос и заросли на подбородке, взглянув на которые, Артур, наконец, понял, что значит выражение: «борода лопатой».

Островский уставился на пришельца, не зная, что сказать. Прошла секунда, а может быть вечность. Вдруг борода незнакомца разверзлась, открывая трухлявые пеньки зубов:

– Ну, чего уставился? Между прочим, у нас мало времени!

В дверь вежливо постучали. Артур в нерешительности посмотрел на дверь, затем на гостя:

– Нам?

Стук перерос в барабанную дробь. Бородач оглянулся по сторонам, но никого не найдя, вновь обратился к Артуру:

– Да, нам.

В дверь уже нещадно ломились.

– Не, ну если ты так хочешь встретиться с хозяином этих мест, мешать не стану, – с этими словами незнакомец двинулся к окну.

– Там решётки, – зачем-то сказал Островский.

Из коридора раздался рёв тигра вперемешку с плачем ребёнка. Под шквалом ударов, дверь начала сдаваться, покрываясь трещинами.

– Подожди, я с тобой, – пискнул Артур и рванул вслед за пришельцем.

Решёток за окном не было, в общем-то, как и улицы. Вместо разукрашенных осенью деревьев, гула машин и вечно спешащих куда-то прохожих в проёме виднелся лишь мрачный коридор. Незнакомец уже перелез на ту сторону и припустил к ближайшему повороту. Артур, не мешкая, последовал за ним, продолжая удивляться, насколько же изменилась обстановка. Он помнил Советские клиники не первой свежести, посещал больницы в отдалённых деревнях, даже бывал в заброшенных зданиях, работая с наркоманами, однако нигде не встречал такого мерзкого запустения, словно само здание лечебницы умерло и разлагается. За рваными отверстиями в штукатурке виднелись полусгнившие рёбра стен, кристальную чистоту паркета сменили вспученные струпья, покрытые гнилью и непонятной слизью. Но самым невыносимым оказался запах. Резкий, тошнотворный, он не отпускал, выворачивая желудок