По Арбатско-Покровской [Тата Акерман] (fb2) читать постранично, страница - 2

было брошено. Андрюша думает, что тогда ему следовало быть увереннее в себе и развиваться дальше. Быть может, сейчас бы тогда он был на вершине.

Скрип колёс поезда слышен в вагоне. Незнакомку зовут Вера. Вера Егоровна. Так написано на именном бейдже директрисы, который она, по всей видимости, забыла снять. Андрюша делает этот вывод, когда видит её бледноватое, уставшее лицо, без малейшего намёка на макияж. Редактор любил естественную красоту. Любил он и когда девушки красятся. Не считал это женской обязанностью, чем-то необходимым. Ведь кристально ясно, что это личный выбор каждого человека. Если он делает то, что ему нравится, глупо судить его за это. Очень глупо.

Мальчик, лет десяти-двенадцати, вскакивает и хватает Андрюшу за руку весьма внезапно. Тянет за рукав, пока тот, удивлённый, оглядывается вокруг — короткостриженый паренёк на пару с возлюбленной показывают мальчишке поднятые вверх большие пальцы. Незнакомка вновь смеётся, когда он плюхается рядом с ней. Где-то рядом юнец даёт «пять» молодому человеку в камуфляже.

— Тяжёлый день? — с сочувствием и лёгкой, подбадривающей улыбкой интересуется Андрюша, с некоторой неловкостью сдвигая колени вместе и крепче сжимая деревянную ручку зонтика. Ладони вспотели или дождевая вода ещё не высохла? Он не может разобраться с этим вопросом, да и не особо хочет — эти уставшие, но какие-то озорные зелёные глаза заставляют его застыть.

— Неожиданно пасмурный, — говорит Вера, когда двери громко захлопываются, но Андрюша читает по губам, что исказились приветливо.

В вагоне слишком шумно для разговоров на полутоне, и мужчина убирает наушники обратно в карман, пока Вера печатает что-то в телефоне, а затем показывает написанное ему. Четыре простых слова: «снова забыла посмотреть прогноз». Он переводит взгляд с экрана на неё, и та театрально хлопает себя по лбу. Андрюша понимающе кивает и открывает заметки на собственном мобильнике. Тут хранятся десятки его старых идей для статей. Набирая ответ он вдруг решает, что неплохо было бы их реализовать. Колли ложится на пол, дремлет.

«Они там частенько ошибаются».

Вера украдкой поглядывает на чёрный зонт:

«А Вы, как я вижу, перестраховались?».

«Я довольно предусмотрителен. Хотя мама зовёт меня паникёром».

«А я довольно рассеяна. Мама зовёт меня балдой».

«Но всё равно прекрасны. Я бы звал Вас музой».

От Бауманской до Электрозаводской они едут молча, если можно так выразиться. Андрюша замечает торчащий из женской сумки погнутый уголок книги. Присматривается — сборник рассказов Чехова. Мужчине нравятся его произведения. Не столько за то, что они занятны и поучительны, сколько за их размер. Он никогда не дочитывал длинные романы до конца, вечно бросал, нередко и до середины не доходя. А писать даже и не пытался. Ему больше по душе короткая проза. Раньше младший редактор имел комплексы на этот счёт. Однако многие утверждали, что рассказы писать сложнее, так как приходится вмещать целую историю в небольшой текст. Теперь Андрюша гордится своим умением, пусть и по сей день пишет исключительно «в стол».

Вера прожигает взглядом дырочку в чужой куртке, оставленную, вероятно, сигаретой. Знакомая ситуация. Она беззлобно усмехается перед тем, как напечатать:

«А я бы звала Вас неряхой. Очаровательным неряхой».

Андрюша немного теряется — давненько в его адрес не употребляли такие слова как «очаровательный», «красивый» или «интересный». Он чувствует слабый жар на щеках и тихонечко цокает, когда его пальцы пару раз жмут не на те клавиши:

«Я могу считать это за комплимент?».

На Семёновской в вагон залетают худощавый парень с электро-гитарой и миниатюрная девушка с разноцветными дредами, держащая в руках вязанную шапку. Оба одеты как преданные фанаты рока, а их мелодия оказывается очень даже хороша. Андрюша узнаёт в ней многим известный трек Нирваны и опять читает по губам.

— Возможно.

От Веры пахнет цветочными духами, дождём и чем-то сладким, кажется, ванилью — младший редактор улавливает эту странную, но приятную смесь, когда мимо проходит подруга гитариста, в шапку которой он успевает кинуть помятую, наспех вынутую из неглаженных штанов купюру. Ему остаётся две остановки, но вставать и покидать милую директрису совсем не хочется.

«Вы на какой выходите?» — женская рука еле заметно подрагивает, держа гаджет.

Андрюша на автомате набирает, что «на Щёлковской».

Кажется, улыбка Веры становится шире, и из-за этого все звуки метро куда-то отдаляются, будто они тут совсем одни.

«Это, должно быть, судьба».

Вероятно, сей момент — первый и последний, когда Андрюша верит в судьбу. А как это ещё можно назвать? Совпадение? Удача? Нет. Эта встреча — судьбоносна.

Ему всё кажется нереальным. Наверное, поэтому он смотрит на Веру несколько удивлённо, из-за чего та снова хихикает, прежде чем написать:

«У меня к Вам деловое предложение».

Ох уж это цепляющее озорство. Андрюша не может от неё оторваться, поэтому