Антибеспредельщик [Мархуз] (fb2) читать постранично, страница - 47

среднестатического по Москве. Но я приложу все усилия, чтобы добиться большего.

Я очень рад за Антонова, сумевшего вывести своё медицинское заведение из прорыва. Сам тоже выхожу из лихорадки последнего времени, когда всё остальное пустил побоку.

Третий павильом будет ремонтироваться до сентября следующего года и моё присутствие уже не особо необходимо. Лишь помог второй железнодорожной сменить штат айтишников полностью. Некоторых из бывших видимо посадят, остальных служба безопасности запугала до икоты. Они показали все мульки в программах, которые выводили средства с больничных счетов и помогали вычищать медстраховки подчистую. К Инне Васиьлевне по-прежнему не придерёшься, даже если она найдётся.

А вот с Хоменко у нас партнёрства в клинике не получилось.

— Игорь, не хочу портить своей кармой твою мечту. Я многие годы гнался за деньгами и властью. За это заплатил, как теперь понимаю, жизнью сына и неизлечимой болезнью дочери.

Генерал достаточно серьёзен, а от некоторого волнения из-за откровений даже закурил.

— Денег полно, власти и связей тоже, а оторваться от контроля за всем уже не могу. Швед, я отвод сделал, ремонт организовал и ещё денег дам, не волнуйся. Но это плата за спасение дочери, а не в долг. Дальше действуй сам, без партнёрства, не хочу своей кармой испортить хорошее дело. Да, если нужны будут согласования, обязательно обращайся.

Согласования нужны, как же без них. Мой сосед-хирург замечательный врач, но им вечно дыры затыкают, а мне это не нравится.

— И что предъявить Антонову, чтобы он с жалобами не полез повсюду?

Я рассказал историю нашего «голден наггета».

— Так чего же ты молчал? Завтра же получу добро у предсеедателя правления.

К концу недели СБ собрала рководство больницы в кабинете главврача.

— Расследование выявило удивителную историю научной деятельности господина Антонова. Олег Владимирович, а за что вас наачали приглашать на конференции?

— Точно уже и не помню, но видимо учёные обратили внимание на мою докторскую диссертацию, с этого и началось. Я получил приглашение…

— Вот-вот, — его быстренько прервали, — докторская была написана почти четверть века назад и вдруг в мире медицины о ней вспомнили. Вам это не кажется странным?

— Позвольте, но Инна мне так объяснила вызов на конференцию.

Пожилой маленький мальчик ещё бы губы надул от обиды.

— Тогда приоткроем вам завесу этой тайны. Мы проверили документацию туристической фирмы вашей жены и нашли странную вещь. С бюджета больницы ей был проведён платёж, позволивший оплатить ваше участие в конференции в качестве «голден наггета».

Присутствующим разъяснили значение термина и все чуть ли не с ненавистью посмотрели на своё светило. До Антонова тоже постепенно доходило, что его «научный авторитет» напрочь дутый.

— Именно таким путём Инна Васильевна отстранила мужа от больничной хозяйственной реальности и установила режим высасывания средств из бюджета больницы.

Скандал особо никуда не выплеснулся, но главврач тут же написал заявление об уходе по собственному желанию. Даже пообещал, что продаст всё, что имеет, чтобы погасить задолженности. А так как Антонова много чего на него записала, то распродажа длилась три недели.

Сама «лиса», в конце концов, сдала программиста, ведущего её счета, как в России, так и за рубежом. Ей настолько обрыдло жить в подвале, что захотелось на волю, пусть и разорённой.

— Швед, так она не пропала, — дошло до Валеры, когда я ему рассказывал эту историю, — её «пропали»?

— Ты же видишь, что законы у нас писаны не для таких, как она. Её ничем не прижучить. Нигде ни одной подписи так и не нашли, а казнить мужа-недоумка бессмысленно.

Дружище расстроен. Он не дурак и понимает, что любая новая система создаёт свой устав под свои потребности. И всё-таки Лерсон верил, что «просто нужно время, чтобы всё заработало». Однако сколько времени прошло, а воз и ныне там.

Беспредел «князевых, бугрмовских и антоновых» преодолевается лишь контрбеспределом.

— Но не все имеют возможности, да и сила духа к сопротивлению была растоптана во многих во времена рекета. Боюсь, что всё это кончится очередными «тремя русскими революциями».

— То есть, когда низы не захотят жить по-старому, а верхи не смогут?

— Да, именно так. Поэтому всё, что я нажил, можно уже смело забыть. Всё равно не удастся попользоваться долго.

Вроде тактически я выиграл внедрение в нормальную послеармейскую жизнь, но чувствую что «мы наш, мы новый мир построим» никогда не состоится…

Конец первой кнги про антибеспредельщика