Ярость [Алексей Петрович Бородкин] (fb2) читать постранично, страница - 6


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

он её ненавидел, тем гениальнее получалось полотно.

– Чепуха! – подытожила она. Голос низкий, волнующий. – Вам нужна картина жизни. Мыслеобразы всей, – она надавила на это слово, – жизни. Целиком. Тогда демонстрация аппарата устроит фурор.

– И как этого добиться? – спросил Мишка. Ему хотелось узнать, откуда мы с Ингрид знаем друг друга, но он стеснялся спросить.

– Очень просто, – ответила она, и я понял, что это будет совсем непросто. Однако я был готов на любой шаг, на любое безумство. – Не доезжая Ането (горный пик) есть обрыв. Узкая дорога, маленькое ограждение. Очень опасное место. – Я наслаждался её голосом. "Опасное место" и "узкая дорога" в её устах звучали, как музыка. Музыка, под которую пляшут катхакали. – Триста метров вниз без единого препятствия.

– И что? – спросил Мишка и перевёл взгляд на меня. – Нам это зачем?

Он не понимал, а я был в восхищении! Только изощрённый женский ум мог придумать такое! Абсолютная искренность и достоверность подопытного. И, при этом, полный эмоциональный спектр! О таком эксперименте можно только мечтать.

– У нас будет секунд пятнадцать. Считывающий сканер я закреплю на подголовнике водительского сидения. – Я уже прикидывал, как поставлю этот опыт. – Передатчик буду держать в руках.

– Какой передатчик? Какой сканер? О чём ты? – Мишка вскочил, он нервничал.

– Машина будет падать со скалы, – Ингрид смотрела своими ясными прозрачными глазами. – В мыслях водителя промчится вся его жизнь, и вы эту жизнь запишите своим прибором. Сложно найти более веское доказательство, что он работает.

– А… – Мишка открывал и закрывал рот, не решаясь произнести. – А водитель? – решился-таки. – Что будет с ним?

– Всё будет в порядке, – уверил я. – И с водителем, и со мной… со всеми. Главное – верить.

Я встал и направился к двери. Пожелал им спокойной ночи и мысленно произнёс то же самое самому себе. Мне очень хотелось уснуть крепко-накрепко. Чтобы проверить каково там – в глубокой черноте.


Михаил подготовил оборудование. Несколько дней он ходил мрачный, на вопросы отвечал только "да" или "нет" и порвал (кажется) отношения с Ингрид. Если, конечно, у них были отношения.

Со мной он разговаривал только однажды, сказал, что наша затея ему не нравится, но он нас поддерживает: "Потому что я не могу придумать ничего лучшего". Я потрепал его по плечу и подумал, что этот глухой Бетховен никогда не придумает ничего лучшего. Он не умеет этого делать.

Мишка протянул мне кругляшек размером с пятирублёвую монету, сказал, что вставил сканер в металлическую оболочку: "Для надёжности". Из "монеты" тянулись провода трёх цветов. Мишка велел прикрепить сканер к подголовнику водителя. "А провода к разъёмам, согласно цветам. Я добился метровой чувствительности… Можно дальше, но будут помехи. Сканер должен находиться возле головы". Он заглядывал мне в глаза, надеясь, что я рассмеюсь, хлопну его по шее (играючи), и признаюсь, что всё это розыгрыш. Но розыгрышем здесь и не пахло.

Чемоданчик передатчика я решил держать на коленях – так будет надёжнее.

– Вот ещё что, – Мишка расстелил на столе лист бумаги. – Это график падения. Всё расписано по секундам. Если на шестнадцатой секунде ты отстегнёшь привязные ремни и выпрыгнешь из двери… – Я ждал, как он это сформулирует. – В общем… вероятность выжить значительно выше. Даже если сработают подушки безопасности…

– Выше! – перебил я. – Куда уж выше? Триста метров!

– Хотя бы пристегни ремни, – буркнул Мишка.

– Обязательно, – обещал я.


Водитель такси был старый. Старый, потрёпанный, непонятной национальности. Я назвал его про себя "Ахмед". Почему так? Не знаю. Мне показалось, что гибель одного изжитого "Ахмеда" – совсем невысокая плата. И ещё я пожелал, чтобы у него был богатый жизненный опыт… и быстрая память.

Говорят, что в момент гибели, за несколько бесконечно кратких и бесконечно длинных секунд человек вспоминает всю свою жизнь. От первого момента до последнего. Жизнь моего Ахмеда, в ярких мыслеобразах, я собирался записать и представить учёному совету.

– Куда надо, джигит? Везде повезу!

– К перевалу, – ответил я. – И дальше в N-ск.

– Вах! Очень далеко! Не поеду!

Куда там! "Не поеду!" Я уже выбрал его. Я влез на заднее сидение, размахивая представительным крокодиловым дипломатом и вынимая на ходу пачку купюр.

– Дави на газ, папаша! Нас ждут великие дела!

Чтобы старик не сомневался, я сунул ему зелёную купюру. Ахмед, почувствовав крахмальную жесткость денежной бумажки, успокоился, только посматривал на меня в зеркало. Я приветливо улыбался. "Сколько на земле разных чудаков! – думал старик. – Скольких из них я подвозил за свою жизнь… а скольких ещё подвезу?" Старость расположена к пространным размышлениям.