Что-то пошло не так [Мария Латарцева] (fb2) читать постранично, страница - 3

да и вообще голова тупо отказывалась думать.

Внезапно просто под ногами зазвонил телефон. Богдан автоматически наклонился, провел по брусчатке рукой, но вместо зудящего аппарата рука коснулась чего-то липкого, неприятного, а потом, как вспышка, появился постоянно исчезающий элемент – запах смерти…

Он ещё раз посмотрел вокруг, но увиденное только усилило чувство тревоги и опасности, исходящее от окружающих его людей. Ему вдруг стало страшно, до жути страшно, будто он оказался один посреди ночи на кладбище… Или там, где он совсем недавно был…

Если бы он знал тогда, если бы он мог предположить, чем закончатся невинные, казалось бы, «скачки» на Майдане, объединившие несоединимое настоящее и разъединившие соединенное несколько веков назад… Если бы он знал, что всего через несколько месяцев его сны, его кровавые видения, наполненные ужасом и кровью, напоминающие бессмысленный бред, начнут сбываться наяву, а запах смерти будет преследовать его, сопровождать каждый его шаг… Если бы он знал!..

А пока что события в центре Киева напоминали скоростной калейдоскоп, уследить за которым не было возможности – возникшие из ниоткуда автомобильные покрышки, бутылки с коктейлем Молотова, люди, прячущие лица под балаклавами… Прежде мирный, Майдан сейчас был похож на возмущенный муравейник – все куда-то бежали, спешили, суетились, кричали, требовали…

На первый взгляд, все происходило непроизвольно, спонтанно, но, приглядевшись, Богдан увидел четкий порядок, как и подобает муравьиному жилищу: люди-муравьи послушно двигались в установленном направлении и так же послушно выполняли работу, навязанную им людьми в ярко-красных куртках, которые, в свою очередь, действовали больше личным примером, чем приказами.

Вот один из этих людей, стоящий в нескольких шагах от первой линии «Беркута», словно гипнотизируя, обвел глазами толпу, медленно наклонился, поддел брусчатку продолговатым предметом, завернутым в грязную тряпицу, так же медленно поднял вывернутый камень и, по-хозяйски вытерев его левой рукой, бросил в безоружных милиционеров. Попав в щит, камень издал сухой звук, схожий со звуком выстрела, и отлетел от металла, никого не задев, но парня в красном это не остановило – он снова наклонился, взял следующий и снова бросил.

Его безмолвные действия тотчас нашли отклик у митингующих, и уже через минуту одни жители Майдана, выстроившись подвижной человеческой цепочкой, бодро разбирали мостовую, складывая столетнюю брусчатку на кучки, а другие с невероятной скоростью бросали её в живой щит из правоохранителей.

Скоро звуки ударов превратились в бесконечную канонаду, а громкие крики и стоны «беркутят» от попавших в них булыжников только раззадорили бросающих. Вся не востребованная ранее энергия Майдана с жадной жестокостью тут же удвоилась. С перекошенными нечеловеческой злобою лицами и невидящими, будто пустыми, глазницами недавние мирные демонстранты превратились в зомби из американских фильмов ужасов. Не чувствуя боли в разбитых руках, с тупым упрямством они вырывали камни у себя из-под ног и бросали их, бросали, бросали, бросали…

Вслед за брусчаткой в милицию полетели файеры, за ними – бутылки с зажигательной смесью. Богдан увидел, как живые люди на его глазах превращаются в пылающие факелы, а озверевшая толпа ревет от восторга. Стало страшно от одной только мысли, что за первой кровью последует продолжение кровавого банкета, и затем, почувствовав безнаказанность, люди не смогут остановиться. Тогда все. Тогда, пиши, пропало…

Лишь под утро Богдан смог добраться до палатки, чтобы немного прилечь. Голова гудела, словно встревоженный улей, напрочь отказываясь переваривать происходящее. Казалось, что прошли не сутки, а годы. Неожиданное превращение сонного, вялого Майдана в жестокое побоище пугало своей непредсказуемостью, а еще пугала реакция людей, безропотно выполняющих приказы сотников, но думать об этом сейчас не хотелось, хотелось побыстрее лечь и уснуть.

В палатке было тепло. Все остальное уже давно не имело значения – ни тяжелый смрад доброго десятка пар заношенных носков, смешанный с запахом немытых тел и табака, ни засохшие остатки еды на грубо сколоченных ящиках, служивших обеденным столом, ни продавленные доходящие матрасы, прикрытые грязным подобием постельного белья и армейскими одеялами.

Богдан опустился на кровать. В темном углу на противоположной стороне что-то зашевелилось, раздалось хихиканье, а затем высокий женский голос капризно произнес:

– Зая, дорогой, ты меня окончательно замучаешь… Отдохни чуток, мы же никуда не торопимся?!

Сказано это было громким шепотом, рассчитанным больше на только что пришедшего соседа, чем на «заю», но ответной реакции не последовало – мужчина мягко завалился на кровать и, едва коснувшись постели, захрапел.

Проснулся Богдан от острого желания