Записки отчаяния [Иван Александрович Валуев] (fb2) читать постранично, страница - 3

Снова грозы…

В руках остатки моей прозы

И незаконченный роман

О силе жизни одной розы.

В ветрах уныло веет правдой

Но истина звучит милей

А ее путь похож с бравадой

Людей с диковинных далей

Вода дождей невозмутимо льется вниз

Как будто что-то обновляя

Похожая на моря бриз

Что остров скуки омывает....

Не виданная мера лунных слов

В порывах вдохновенья

Не нарушит твоих снов

И как по знаку проведенья

Разрушит цепь твоих оков…

                        ***

В общественном транспорте очень часто попадаешь под град деструктивных разговоров. Небо затянуло серым куполом, а солнце сверху греет этот купол. И все мы варимся в одном большом вакууме, пока преодолеваем дорогу и время… В троллейбусе позади меня сидели очень экстравагантные женщины за пятьдесят с лишним лет. Цветовая гамма их стиля могла свести художника с ума. Я оценил все это, когда вошел в транспорт и присел на свободное место, специально поближе к этим красоткам. Неподалеку еще сидел один старик с каким-то яростным выражением глаз, которые виднелись из под густых седых бровей. Я не знаю откуда женщины черпали темы для разговоров, но, по-видимому каждый думал о своем и просто в слух высказывал это.

– Эта ничтожная пенсия. За нее хлеба не напасешься. А депутаты думают, как бы уехать за кордон с нашими миллиардами. – говорит одна.

– Ага. Мне Светка, соседка моя, сестра Олежки Гуревича… Ой, вот он прекрасный мужчина… Так Светка говорит, что уже не раз пыталась прыгнуть с балкона…

– Вы что?! Верите Светке? Она же живет на первом этаже, под вами как раз. И балкона у нее нет. Это же соседка Ваша.

– Так я ж и говорю, пыталась. Но не получалось. Дважды.

Они помолчали пару секунд.

– Сон мне снился, – начала первая, – Пашка кабана домой принес. И через два года он машину купил. Иномарку…

– Ага, ага. – кивает другая. – А мой Володя, помню, дом построил. А потом и сгорел вместе с домом. Еще Валька тогда холодец делала, ей не хватало желатина. Как сейчас помню было. Скверный у нее холодец…

– Дура ты старая! – закричал на весь троллейбус дед, что меня аж передернуло всего. – Володя уехал работать! А ты его за день уже третий раз сжигаешь! Вообще умом тронулось?! Сидела бы и молчала!

Женщины округлили свои глаза и впредь весь свой оставшийся путь молчали, спокойно глядя в окошко. А дед, после своего монолога, отчетливо пробурчал себе под нос: «Светка, Светка… Как бы не я, уже б давно перекинулась через балкон…»

И только одному Богу было известно, насколько крепко дед удерживает Светку…

                        ***

Рим пал… Карфаген пал… И у Виктора Степановича тоже пал… Он не думал, что это будет последнее его фиаско из всех страдальческий моментов его жизни. Об этом смешно говорить, но не думать. Так и он. Говорил, но не думал. В пределах комнаты, где он находился, не было пространства для лишних дум. Поэтому он думал о работе. Так было легче, так было нужно. Лампа накаливания озаряла его бумаги, исписанные каллиграфическим почерком о том, чего он сам не знал. Временами он нервно посмеивался, но сам себя останавливал, потому что знал, что нервничать нельзя. Да и ни к чему… Вечер спрятал солнце и вывел на улицу нечистоты, порождавшие романтику и тьму… А Виктор Степанович думал о путешествии на край ночи. Но не о произведении Луи Селина, а о своей индивидуальной ночи, где мир лишен пороков и он снова на коне. Весь этот вечер с его знакомой обошелся без слов. Все было как обычно. Ужин, музыка, цветы, романтика. Танец, поцелуи и душевный свет. Но чего-то вроде не хватало Виктору.

Ни разговоров о литературе и искусстве…

Ни анекдотов, давящих на мозг…

Ни взглядов томных и весомых…

Ни запаха его носков…

Виктору не хватало другого, чего-то своего, самобытного. Чего-то, что он прятал от всех за тонной огорчения и бед. Чего-то не похожего на все, что было в его жизни с ним… Но, что-то, что испытал он раз в душе и испугался вновь узнать… Он знал, без этого нельзя, но делал все на автомате… Старался отводить глаза и думать только о лопате… Которой закопал он сам себя и чувства сердца своего…

                        ***

Мы ехали на машине и молча рассматривали меняющийся пейзаж за окном. Я хотел что-то сказать, но побоялся выглядеть глупо. В голову ничего не приходило. Я подумал, что и говорить ничего не стоит. Молчание было приятным и не напрягающим. Она сидела за рулем и никак не хотела, чтобы я ее сменил. Временами она улыбалась мне, когда замечала тоску в моих глазах. Я ничего не понимал, поддавался ее завораживающей улыбке. Дорога порой была отличной, ровной и зеркальной. А иногда разбитой, извилистой и грязной. Но мы