Ванечка [Алекс Аргутин] (fb2) читать постранично, страница - 3

пиджаках иностранных, в сандалиях лакированных, вдруг как замычит, – «Что ты делаешь здесь, ублюжина развонючая, под дверью моей квартиры не мало стоящей, зачем ошиваешься здесь, паршивый? А ну, как в милицию сдам, – так они из тебя дух портвейна в три счета вышибут»… – и тащит Ванюшку в будку какую-то, трубку такую снимает, да на кружочке циферки вертит.

Тут уже и сирена воет, и машины несутся и подъезжают, людей форменных выпускают. И вот они хвать Ванечку под руки, на, говорят, зуботычину предварительно, и в машину его, и в машину, да давай километры скорее накручивать. В комнату грязную покидали, дверью тяжелою хлопнули.

Ну, а Ванюшка и рад себе, – «Бейте, – говорит, – меня, товарищи полицаи, хоть ногами лупите», – а сам улыбается…

Удивились такому дяденьки-милиционеры и спрашивают, – «Кто же ты таков, дурехище‚ что в дерьме и соломе весь измазанный ходишь по улицам города?»

«А я…» – говорит им Ванечка, и давай своего дурака перед ментами валять. Плачет и по полу несчастный катается…

Только не отпустили его милиционеры так сразу, еще здесь дней десять держали, пока не выяснили, что действительно он ни в чем не замешан. Только после этого вывезли Ваню за город, немножко по лбу ударили и бросили.

Ванечке же хоть бы что, – встал, оправился, штанишки обратно напялил и по дороге пылящей дальше от города сразу отправился.

Долго ли, коротко ли шел себе Ванечка, а тогда еще одинешенек он был, и повстречались ему на пути козочка и козленок. Кто-то на мостике через ручей привязал их веревочкой. И так жалобно они заблеяли, что вся история у Вани перед глазами и выросла. Бил их хозяин нещадно и молока от них требовал, дескать, в злом сельсовете этому снова нехватка. Да только кто его знает, зачем всех остальных коз порезали…

Развязал, конечно, Ванечка все шнурочки и колокольчики, да вдруг и говорит им, – «Не плачьте, ребятушки, скоро уж, скоро нам всем заживется по новому»…

И, гляди-ко, распустился мосточек липовыми листочками. Злой же хозяин сам в козу превратился, бегает от жены и мычит по-козлиному. А та – все с подойником – вслед за мужем горбатеньким, пока сама коровой не сделалась.

Ванечка же – как всегда – плакать и навозом обмазываться, жалея несчастных. А заодно и влиянию своему, вдруг проявившемуся, удивляясь.

«Вот, оказывается, – думает он, – что щелчок по лбу ментовский с путешественником делает»…

Попереживал недолго, да и в сельсовет с декретами поспешил, так, мол, и так, – «Зачем же скотинушку мучаете?»

А те в ответ, – «Прости нас, Иванушка!» – и давай ему плакаться, в грехах своих сознаваться. Тут благодать-то на всех и спустилась. Каются и улыбаются, – «Спасибо, Иванушка, что на путь нас наставил, не будем мы больше так».

Хозяева же козы и козленка обратно людьми сделались, но теперь определенно иных наклонностей. Накормили своих рогатеньких, погладили и пожалели других животных. Словом, зажили сразу по новому. Ведь, где же это видано, животных так зло наказывать, на мосточках привязывать, чтобы им ни корма, ни радости не было, откуда же молоко козлиное буде?

А Ванечка дальше пошел. И тем же вечером встретился ему старец удивительный в поле чистом. Сидел он на пне, бородою нечесаной в землю вросшей мир удивляя.

Сказал он Иванушке, – «Давненько сижу, мир-спокойствие наблюдаю, только такого вот как ты поджидаю. Да прославится этот час и минута среди здешних деревьев. Все расскажи всем, что услышал, поведай путникам встречным, что не то главное, что имеешь, а то, что любишь. А возлюби же скорее то, что в воздухе, столь незримо, сколь желанно, а не то, что сделала рука человечья, ибо она чаще выгоды ищет, поэтому и ошибается в своей работе», – пробормотал и пропал, будто не было.

Вздумалось Ванюшке, что это опять сон какой ему примерещился. Но после еще раза два видел он странного старикашку, то в поле за работой, то перелесок минуя, деревом каким распричудливым тот ему представлялся.

Но не до этого стало Ване. Ведь он весь теперь радовался, что не ошибся, когда послушал, и возлюбил всех, как равных, ну разве пока еще малоизученных. И каждому встречному об этом поведал. Бывало, догонит кого, ненавязчиво так пристроится, нашепчет что на ухо, поулыбается. Да заодно, обо всем даст понятие необычное, только на первый взгляд кажущееся неверным. А там и новые люди к нему уже сами тянутся. А про ментов позабыл.

И приснился потом еще один сон Ванечке. Словно, просыпается он в раю – раз, а ножками уже в тапочках. И тапочки те, вроде уж сильно потрепанные какие, слегка даже рваные. Но ходит он там таким гоголем, что с самим Богом даже по-свойски здоровается, ангелам рожицы строит, будто приятелям. И те ему отвечают. А внизу, под всеми этими кущами, – колхозники и рабочие всякие в райские врата ломятся, друг на дружку запрыгивают и толкаются. А у него, Ванюши, здесь даже тапочки