Антарктида [Карина Радиковна Залялутдинова] (fb2) читать постранично, страница - 3

class="book">Через несколько дней, когда метель совсем стихла, я отправился с некоторыми другими полярниками на «Восток». Там я должен был провести две недели. Казалось бы, срок крайне малый, учитывая, что людям требуется время, чтобы адаптироваться, но полярные медики решили не рисковать. Однако никто не мог дать мне никаких гарантий.

Перед отъездом со станции «Прогресс» я успел-таки отправить письмо Юле и прикрепил к нему фото пингвина. В сообщении я старался быть максимально оптимистичным, потому что знал, Юля очень волнуется за меня.

Когда мы приземлились на аэродроме станции «Восток», опытные полярники стали торопить меня и поспешно выгружаться из вертолета. Задерживаться надолго нельзя, иначе вертолет примерзнет и останется до ноября.

Выйдя на аэродром, я почувствовал запах Антарктиды. Его невозможно с чем-то сравнить. Это запах холода, запах дикой природы, которая не желает покориться человеку. Вокруг меня был только белый снег, отражавший лучи солнца, и горизонт – больше никаких ориентиров. Никаких животных тоже не было ни на станции, ни по дороге к ней.

Солнце уже клонилось к горизонту. Скоро начнется полярная ночь, которая будет длиться три-четыре месяца. Надеюсь, к этому времени я успею вернуться на «Прогресс» (там небесное светило работает в штатном режиме). Я тяжело дышал. Станция находится на возвышенности, поэтому воздух здесь разряженный. У многих начинается горная болезнь.

На «Востоке» нас встретил начальник станции. Он отвел меня к какой-то дырке с гордым названием на деревянной доске «Ул. Соляника».

«Это что, шутка?» – подумал я.

Оказалось, это не дырка, а сложная система тоннелей под сугробом. А названа она в честь магнитолога Владимира Соляника, который сам и вырыл этот тоннель, причем за одну зимовку. Внутри тоннеля поддерживается постоянная температура в -50 градусов. По словам начальника станции, в -80 полярники тут даже греются. Я искренне верил, что проверять его слова мне не придется. Внутри, на перекрестке, стоит чей-то бюст.

Тоннели соединяют два самых главных корпуса станции: жилой и ДЭС (дизель-электростанция). ДЭС – это сердце станции, именно благодаря ей возможна деятельность ученых на «Востоке», именно от нее и зависит, выживут они завтра или окажутся на волосок от смерти.

Вечером погода была теплой (мне так не показалось), и начальник станции, Василий Петрович Локтев, решил пожарить шашлык на улице.

–Если не мерзнет водка, значит, пожарить шашлык на улице можно, – таков был его приговор. Однако ели мы его все равно внутри, слишком холодно.

За ужином я столкнулся с очередной проблемой. Воды на станции более чем достаточно, ведь вокруг только снег и лед. Дело в том, что подобная вода слишком пресная, ей трудно напиться.

После ужина у полярников было немного свободного времени. Мы смотрели единственный канал по телевидению и играли в бильярд. Единственная женщина станции, Анна Павловна, врач-исследователь, играла на синтезаторе (сказать, что я был удивлен– ничего не сказать). Однако насладиться этой идиллией я не смог. Из-за сурового климата чувствовал я себя крайне паршиво, поэтому пошел спать пораньше.

Ночью я постоянно просыпался из-за нехватки кислорода. Чувство не из приятных.

Утром солнце неохотно светило своими закатными лучами. Я почти всегда носил темные очки. Антарктида – уникальное место, где можно одновременно получить ожог и охлаждение.

Главной причиной, по которой меня отправили на «Восток», является карстовое озеро Восток, которое находится под станцией на глубине четырех километров. Бурили такое количество льда около 30 лет.

Выйдя на улицу, я вновь ощутил эту безжизненность Антарктиды. В небе не летали птицы, рядом не шумел океан, даже пингвинов здесь не было. Только непрерывная линия горизонта.

Добравшись до лаборатории, я включил свет. На сегодня был запланирован анализ полутора сотен образцов ледового керна, поднятых с разных глубин суровыми бурильщиками. Пробы предстояло анализировать на тяжёлые металлы, радионуклеиды, да по сути на всё подряд – любые данные этих анализов могли дать понимание того, что происходило на Земле в конкретный период времени. Конечно, с этой работой легко бы справился современный хроматограф, но, во-первых, его очень сложно сюда доставить, а во-вторых, его обслуживанием занимаются специальные настройщики, не горящие желанием слетать в командировку на южный полюс. Слегка удручённый таким положением дел, я со вздохом достал из ящика первый на сегодня образец.

В лаборатории вместе со мной трудился мой наставник, гидрогеолог и полярник с огромным стажем, Анатолий Васильевич Лобызятников. Он часто помогал мне, объяснял, откуда берется та или иная цифра. Одним словом, мудро курировал мою деятельность. Но за что я любил его больше всего, так это за то, что Анатолий Васильевич частенько