Весна [Исаак Дан] (fb2) читать постранично, страница - 2

себе Немоту. Хранил, как соль сокровенных слёз. В какой-то момент показалось даже, что серый небоскрёб и впрямь шевельнулся, ожил, и тихонько, едва качает её на своей вершине. Наверное, просто показалось.

А, может, она ощутила Западный ветер.

Снаружи, где лютовал мороз, ветер был зол и колюч, а на такой высоте он становился неистов. На Восток. Ветер летел на Восток. Как всегда, как десятки, кто знает, может и сотни лет назад, над этой землей, в эту пору. Ветер летел на Восток. Некогда – через сизый простор, лишь внизу под ним шелестел ветвями пружинящий лес. Некогда здесь, в вышине, безграничный в своем порыве. До тех пор пока сюда не добрался город. Город фонарей, город машин, город прямоугольных тупоголовых зданий. Корпусами разрезавших Ветер.

Прежде не знавший преград, он распадался на тысячи струй, обходящих бетонные стены. Разбивал свою мощь о дома. Стучал. В их фас и в их профиль, обращённые к Западу. Обладай он душой, можно было б сказать, что в ярости, возбуждённый огромной и круглоликой Луной, он охвачен желаньем смести, сокрушить. Унести на Восток.

Но серые глыбы легко могли выдержать ветер. И в ответ – лишь слегка колебались. У самых вершин. Так, что никто из людей, даже из живших на самом верху, не замечал их движенья.

И Аня ничего не знала о Западном Ветре. Лишь его вой за окнами, с каждым часом нараставший в этот бездарный вечер, недавно сильней нагонял на неё тоску.

Но теперь она забыла обо всём. О шумном празднестве чужих самодовольных людей, на которое её занесло, о неведомом прежде звучании Тишины, о покорно смолкшей рядом Леночке, о холодной и зябкой дороге, что ждала впереди, о мучительном утре. Уйдя в свои грёзы, столь сладкие, столь потаённые, что не были до конца ведомы ей самой.

Но тут ворвались какие-то выкрики, звуки музыки, хлопки по плечу и – всё стихло. Это вышел Олег. Аня и Леночка повернулись к нему. Аня запоздало обратилась к Безмолвию. Но напрасно. Оно навсегда исчезло.

Олег шёл и шаркал, и стучал каблуками так грубо. Отвратительно чиркал. Прикуривая, шумно вдыхал. Так, что на нём трескотала одежда, ударил по кнопке.

И внизу закряхтел, заворочался лифт. Всё. Олег был недоволен, молчал. Настороженно молчала Леночка. Что оставалось Ане?

Слушая их сопение, молчать им в такт. Молча идти домой. Кутаясь, ёжась, торопясь убежать от мороза. Молча раздеваться в темноте. Молча ложиться в постель, молча закрыть глаза.

Не было и не могло быть никакой Тишины, никакого Безмолвия. По холодной многоэтажке тоскливо полз лифт, возвещая о своём приближении унылыми стонами. Как бы ни было это смешно, Ане многое бы отдала, чтобы хоть ненадолго задержать его. Ей хотелось кричать, рыдать, стучать кулаками в стены и требовать, чтоб Безмолвие вернулось. Она понимала, конечно, понимала, что это глупо.

Скрип был чуть слышен, но Аня вздрогнула. Дверь, по соседству с той, из которой они недавно вышли, приотворилась.

Её приоткрыл один из самых сильных порывов Западного Ветра. Гнев его достиг пика, но мощь, буквально следом, начала таять.

Олег встрепенулся от Аниного движения и посмотрел туда. Злобно напрягся – внезапный Анин импульс вновь заставил его среагировать сильнее, чем он находил нужным. Осклабился:

– Хочешь ограбить?

– Хочу посмотреть, – Аня толкнулась от его омерзительных слов и с презрением направилась в коридор. Лифт дополз и недовольно распахнулся. Зачем Аня шла?

– Поехали, слушай, поехали. Хватит уже валять дурака.

Шла назло ему, вот почему. Знала, этих минут не вернуть.

– Давай, поехали. Я не буду тебя ждать.

– Ань, ты что? Ты чего там забыла? – это вступила Леночка, соло второго голоса. Аня была на пороге, на них не смотрела. Лезть в чужую квартиру ночью ей не было интересно. Возвращаться, как побитой собаке, – что ещё оставалось?

Дверцы кабинки хотели закрыться, хлёстким ударом Олег помешал им.

– Брось. Не поедешь – попрёшься домой одна. – И добавил с издёвкой, – Ну, что ты хочешь?

“Гадина”, – подумала Аня, распахнула дверь и вошла.

И очутилась в тёмной прихожей. Её порыв разом иссяк, на миг она задержалась, не зная, что теперь делать, но, как по какой-то инерции, двинулась дальше, в комнату, где еле тлел чуть живой сиреневый свет. Что можно было придумать нелепей? Наоборот, сразу выскользнуть отсюда, пока её никто не заметил – всё, что ещё можно было сделать разумного. Что сказать потом Леночке и Олегу? Не имело значения, она могла влипнуть в историю куда глупей. Эти мысли и тревожили Аню, и были где-то далеко от неё. Было как-то не по себе и в то же время – всё безразлично. Как будто это был сон.

Неужели это и правда не сон? Трудно было поверить здесь, в комнате.

Странной. Почти пустой. Низкая, будто со спиленными ножками тахта и книжные полки. Умирающий диод ночника. Диковинные цветы, стоящие и