Человек новой эры [Владимир В. Кривоногов] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

способ фиксации прибора на голове. (Обычная шапочка на резинках не годилась – слишком высок риск смещения электродов во время коррекции нейронных связей.)

Первая модель больше напоминала тот здоровенный фен, которые используют в парикмахерских, сушуар называется, кажется. Провода от него тянулись к усилителю, а оттуда к компьютеру. С программным кодом мне помогали друзья со старших курсов (поэтому я позднее отказался, чтобы прибор назвали в честь меня), ведь я и так загрузился сверх меры ещё на этапе подготовки. Мне приходилось штудировать тонны специальной литературы.

Круглые сутки я читал работы Макса Мора о переходе человека на новую ступень развития при помощи компьютерных технологий; с головой зарывался в исследования Ханса Бергера, который первым доказал способность мозга создавать электрические сигналы; изучал результаты опытов доктора Грея Уолтера, впервые описавшего нейроинтерфейс. В моём списке были такие ученые, как Филипп Кеннеди, вжививший электроды в мозг парализованного человека, Ян Дэн, расшифровавший сигналы зрительной коры головного мозга, и даже Иван Петрович Павлов, доказавший физиологическую основу психики и совершивший множество других открытий.

«Прошелся» я и по современникам моих родителей. Например, американцы, вживившие имплант в мозг, чтобы испытуемый смог писать исключительно силой мысли: https://www.the-scientist.com/news-opinion/brain-computer-interface-user-types-90-characters-per-minute-with-mind-68762 Или группа немецких ученых, ближе других подошедших к пониманию работы нейронов: https://www.science.org/doi/10.1126/science.aax6239 Результаты их трудов есть в открытом доступе, хвала интернету!

Но мне стало обидно, что так мало современных российских учёных оставило свой след на почве нейрофизиологии, и я решил это исправить.

Когда я заговорил об этом со своим преподавателем по математике, он сказал очень правильную вещь:

– Откуда же им взяться, таким «прорывным», как ты их назвал, учёным, если наука у нас совершается не в ясных головах, а в пыльных кабинетах? Молодые ведь туда не пойдут, там всё заросло паутиной, и старые тарантулы цепко держатся за свои гнёзда.

– Извините, Виталий Алексеевич, но я не соглашусь. Мы же – наше поколение – всё-таки учимся, готовимся стать первооткрывателями, светилами… – я не смог сдержать улыбки и не договорил.

– Вот видишь, – тоже улыбнулся Виталий Алексеевич, – ты даже закончить без улыбки не можешь. Наивно? Да, наивно…

Он тяжело вздохнул и уставился на сцепленные на коленях пальцы. Его ещё совсем не старое лицо на секунду сделалось дряблым, будто было велико ему. Но эта секунда закончилась, он поправил квадратные очки с толстыми стёклами и заговорил.

– Ты посмотри хотя бы, как быстро мы отказались от космоса, от океанов, от земных недр! Променяли их на дешёвую пачку чипсов с газировкой, на странички в социальных сетях и триста каналов в телевизоре. Замкнулись, повернули науку внутрь себя, заставили её создавать для нас то, что ещё больше отвратит нас от мира. Копошимся в своём подвале, копаемся в старом, полусгнившем хламье… забыли уже, что вообще есть путь на поверхность, к свету, к звёздам. И ведь так не только у нас, так везде – это и пугает! Где есть деньги, там ещё шевелится научная мысль, а где их нет…– он развёл руками.

– И что же делать? Сдаться? Пойти ролики для ютуба снимать и голым задом перед камерой вертеть?

Виталий Алексеевич заулыбался, покивал.

Я бы никогда не позволил себе так говорить с преподавателем, да ещё с таким, как Виталий Алексеевич, но я был жутко измотан подготовкой, да и он располагал к откровенной беседе.

– Что делать? Популяризировать науку! Фильмы о ней снимать, песни слагать, книги писать, наконец, если их ещё кто-то читает! Сделать так, чтобы ясная, незамутнённая потребительскими установками мысль стала маяком развития общества! Чтобы ребёнок ещё в яслях захотел стать учёным, творить, открывать новые горизонты! Чтобы в нём проснулось желание понять, как устроен этот мир… Нет, я неправильно сказал, не «проснулось желание», ведь у маленьких детей его, как раз, хоть отбавляй, а не исчезло со временем. Необходимо возродить в человеке жажду открытий, направить его в космос, к неизведанному. Сколько можно топтаться на орбите? Только мусор там копят!

– Думаете, получится?

– Думаю, стоит попробовать, – серьёзно ответил Виталий Алексеевич. – Только не нам, мы уже списанный материал, этим придётся вам заниматься, вам, – он ткнул в меня пальцем, – молодым. Пока не исчез этот вот задор в твоих глазах, пока ты ещё живёшь, пока не превратился мумию, в призрак, среди библиотечных полок!

– Не знаю, – я тогда жутко смутился, – мы ведь ещё ничего не умеем…

– А никто не умеет! – перебил меня Виталий Алексеевич. – Все мы рождаемся и умираем дураками, а кто тебе скажет,