Свидетель [Михаил Гаёхо] (fb2) читать постранично, страница - 3

своему папочке, - сказала ей Света.

        И они рассмеялись.

        - А если вам просто захочется колбасы к завтраку, вы обратитесь к Богу? - спросил я.

        - Да, - сказала Света.

        - Шалабалам, - сказала Фаина и, добавив еще несколько таких же слов, закончила коротко: - Вот так.

        - Это о колбасе? - спросил я.

        - Может быть, - сказала она, - как Богу угодно.

        - Дух, живущий внутри нас, лучше знает, в чем мы нуждаемся, - сказала Света, - и о том просит.

        - Дух внутри или Дух Святой? - спросил я.

        Они засмеялись.

        Я продолжал допытываться до смысла молитвы духом, но они смеялись больше, чем говорили.

        А у меня в сумке как раз и лежала колбаса, кусок сервелата. И через полчаса мы ужинали той колбасой и теми купленными по дешевке помидорами, и другим, чем Бог послал, на какой-то рядом оказавшейся квартире одного из "спасенных" - почти пустой, без мебели, но по-своему уютной. У них аппетит был хороший, и колбасы не хватило. От Бога кормясь, они, кажется, редко наедались досыта.

...Опять я увидел этот рыбий взгляд из-за двойных стекол - нет, не от Бога случай.

        - Ты знаешь его? - спросил я Фаину.

        - Кого?

        - Этого, в очках, - я показал кивком головы.

        Она пожала плечами.

        - Знаешь, - сказал я утвердительно.

        - С чего ты взял, - сказала она с неожиданным для меня злым раздражением.

        Мы вышли, а он глядел вслед нам в окно, когда трамвай тронулся. И перед тем, как отвернуться, улыбнулся - с блеском металла в зубах, как мне показалось.

        - Смотрит, - сказал я.

        - Ну, смотрит, - она обернулась невольно. - Не смотрит совсем. Смотрит, не смотрит, какая разница?

        - Это... - я замешкался, подбирая слова, чтоб сказать, - это опасный человек, с дурным взглядом. Я немножко разбираюсь в этих вещах.

        - Все разбираются, - сказала она холодно, не имея желания продолжать разговор.

        - Слишком часто он попадается на дороге, это не нравится мне.

        - Какой ты внимательный, прямо, - она пожала плечами. - Нет, не иди за мной. Не иди за мной, - она повторила.

        Я остановился послушно. Она через дорогу пошла и налево, а я стоял. Потом - что делать - пошел в свою сторону.

И вечером этим... Вечерами у меня уже в обычай вошло молиться в духе. Именно так и молился один, пел и плясал, если был к тому побуждаем внутренней силой. Иногда теряя при этом счет времени.

        Но вечером этим - не плясал, значит, не в чрезмерных физических усилиях было дело. Только по комнате ходил и говорил - негромко, но в странном напряжении сил, словно убеждая кого-то, жалуясь или споря. И вдруг почувствовал внезапный прилив слабости с тошнотой в горле. Я даже к дивану не успел шагнуть, только сел на корточки, задыхаясь. Рот наполнялся слюной отвратительного медного вкуса. Переведя дух, я все же подполз к дивану и лег.

        Что было? Возможно, какие-то непонятные и мощные энергии пришли в движение, мог быть и от естественных причин болезненный приступ. Но имея в привычке уже угадывать в событиях их неявный высший подтекст, я принял случившееся как подобие окрика или наказующего удара. Чем-то я неправ был в моем образе действий - пренебрег или преступил - и вот, одернут сурово.

        Выполнив несколько дыхательных упражнений, я привел себя к спокойствию и сел в свою обычную медитативную позу. Не торопил и не прогонял возникающих мыслей - научен был этому - оставаясь как бы их незаинтересованным наблюдателем, давая им беспрепятственно взойти и угаснуть.

        В свободном потоке мыслей быстрым кадром мелькнуло дерево с раскидистой лиственной кроной, и - задержавшись чуть доле - гималайский горный пейзаж, и пустынный морской берег, где песок, песок... Знакомый ряд картин, рекомендуемых для мысленного созерцания и явившихся, пользуясь поводом. На фоне морского пейзажа сегодняшняя наша размолвка напомнила вдруг о себе - как дурной вкус во рту и стеснение в горле - и отошла скоро в тень, не стоя внимания. И еще эпизод вспомнился, тоже не в ряд и не в лад с другими, а как бы от темной изнанки событий. Тогда Фаина - средь легкого, по обыкновению, разговора и совсем не в связи с говорившимся - сказала вдруг: "Иногда мне страшно". Я пропустил это тогда мимо ушей, поддавшись простоте и легкости тона, с каким говорилось, а сейчас вспомнил. И что могло быть страшнее: ожидание того, что должно наступить, или сомнение в том, что оно сбудется в назначенный срок? Для них - идущих к Концу легко и как бы весело, с нетерпением и без оглядки, в уверенности, что зима уже не придет после осени. Я знал, что теплых зимних вещей они уже не держали, как лишнее. И все Вася,