Усадьба с приданым (СИ) [Катерина Снежинская] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

впавший в летаргию навигатор и вздохнула ещё раз. Больше всего госпоже Мельге хотелось развернуть колымагу и немедленно отправиться назад. Проблема в том, что никакого «назад» у Марии Архиповны не было, некуда возвращаться. Да и с будущим не всё ясно, неопределённое оно. Оставалось только «здесь» и «сейчас», каким бы диким и некомфортным это не казалось.

Мария потянулась, попыталась подцепить крышку бардачка ногтями. Подлая крышка не открылась, а отвалилась, повиснув дохлым языком. И солидная, прям-таки средневековая связка ключей, нанизанная на липкий от грязи шнурок, вывалилась на коврик, конечно тут же скользнув под пассажирское сидение.

– О, Господи, – простонала Маша, покачав горячий подголовник кресла ладонью, – за что мне вот это всё, а?

Ответа, понятно, не последовало, и ключи не устыдились, не вылезли обратно. Пришлось крючиться, неприлично выставив зад в распахнутую дверцу и до боли вжимаясь рёбрами в баранку руля, лезть под сидение, шарить вслепую по грязному, будто песком посыпанному полу.

– Эй, тама! – рявкнуло сверху и сзади. – Закипела, что ль, тудыть тебе в качель?

– Нет ещё, – пропыхтела Мария, кончиками пальцев, наконец, нащупав что-то металлическое, – но до этого уже недалеко.

– А? Не слышу тя. Иль тебе чо, плохо, что ль?

– Мне хорошо, – процедила Маша, выпрямляясь, крепко сжимая в кулаке тяжёлые, никак не меньше килограмма, ключи. – Мне просто прекрасно!

Изображение, мелькнувший в зеркало заднего вида, так поразил, что Мария приподнялась, наклонила зеркальце, не поверив, что там, в отражении, показывают её саму.

От пристального разглядывания кошмар с ужасом никуда не исчезли, наоборот, детали стали видны: волосы – дыбом, по-настоящему дыбом, слипшиеся иголками дикобраза. Физиономия красная, распаренная, будто из бани, и щёки словно толще стали. Разрекламированная тушь, не боящаяся даже кислотного дождя, ровным слоем лежала под глазами, не менее устойчивая помада на подбородке. Милое льняное платьице напоминало грязную, а главное, тщательно пережёванную тряпку. И из его элегантного французского выреза кустодиевскими подушками выпирали русские груди – ещё более красные, чем физиономия, между прочим.

– Кошма-ар, – задумчиво протянула Мария, оценив собственную неотразимость. – Видел бы Павел…

– Так чего случилось-то, тудыть тебе в качель? – мужичок, маячивший возле капота, деловито подтянул выцветшие до серости «треники», по-заячьи дёрнув носом. – Подмогнуть или наоборот?

– Благодарю, у меня всё в порядке, – пробормотала Маша, пытаясь оттереть тушь со щёк.

– Так чего тада встала?

– Я сижу.

Тушь оттираться не пожелала.

– Иль ты чё, соседкой нашей будешь? – обрадовался собственной догадливости маргинал. – Блажной Кислициной внучка?

Кто такая Кислицина, Маша не знала, потому промолчала. Просто вылезла из машины – совсем неизящно, боком, подтягивая зад, как змея хвост. Захлопнула дверцу, едва не прищемив любопытному сизоватый в прожилках нос, и пошагала к ржавым воротам, проваливаясь танкетками босоножек в пыль.

– Ну дык я ж и говорю: блажной внучка! – возликовал мужичонка, рысью обогнал Марию и отобрал у неё ключи. Маша, такой наглости никак не ожидавшая, послушно пальцы разжала. – А я, стал быть, Михалыч вон с того дома, через забор мы соседствуем, тудыть тебе в качель. Погодь-ка, сам отопру, а то не сумеешь. Тут система тонкая, английская иль немецкая – не упомню. Главное ключик вот так провернуть и коленочкой нежненько ей подвздых поддать, – красавец в трениках на самом деле «поддал» коленом по железной створке, та отозвалась солидно, церковным колоколом. – На, владей!

– Спасибо, – холодно поблагодарила Мария Архиповна, принимая почему-то мокрые ключи.

– Чего спасибо-то? – ни с того ни с сего разобиделся мужичонка, – чай спасибо не булькает!

– Подождите секунду, я достану багаж и…

– Ну, тля! – сосед досадливо сплюнул в поникшую от жары траву. – Эк вас городских-то переколбасило, тудыть тебе в качель! Вали, говорю, в дом, да окошки открывай, чай с зимы стоит нетопленный, непросушенный. А чумоданы твои я сам сволоку.

– Я… – начала было Маша.

– Да чего ты тута раскорячилась, как корова стельная? – рявкнул мужик, вежливостью явно не обременённый. – Вот точно как моя Любка-покойница. Всё б только командовать, только б разъяснения разъяснять! Говорю, топай, значит топай! Раскомандовалась!

И мужик, недолго думая, пихнул госпожу Мельге в спину, побуждая к активным действиям, а сам деловито нырнул в машину, волоча с заднего сиденья чемодан. Стоило бы, наверное, возмутиться и окоротить зарвавшегося селянина, поставить на место. Но у Марии как-то разом силы кончились, вытекли, словно вода из ванной, ни капельки не осталось, даже язык будто чугуном налился. Поэтому она на самом деле просто развернулась и побрела к смутно темнеющему за ёлками и соснами дому. А жёлтая, так удивившая поначалу дорожка, примерещилась вдруг