Двор. Баян и яблоко [Анна Александровна Караваева] (fb2) читать постранично, страница - 140

который бродил среди яблонь… и мечтал, чтобы эти тысячи пудов драгоценных колхозных яблок принадлежали бы ему одному.

«А что, если Шмалев тоже бродит сейчас в саду?» — и Семен при этой мысли вскочил с постели и торопливо начал одеваться в темноте.

«Долго ли яблоню испортить? — напряженно работала его мысль. — Тюкнуть по стволу яблони топором изо всей силы раз-другой, вот она и начнет сохнуть… За ночь-то можно целую аллею перепортить!»

«Что яблони?.. Чудак ты!.. Новешенькая сушилка стоит в сарае, а сторожа около нее нету!.. — догнала первую другая мысль.

Семен схватил из-за шкафа охотничью двустволку и как сумасшедший выбежал из дома.

Добежав до сарая, он ощупал висячий замок — и тут же ужаснулся про себя: ничего не стоило сковырнуть этот замок одним прикосновением лома!

«Сегодня я часовым буду, а потом по очереди верные люди будут сторожить драгоценность нашу!» — пообещал он на будущее, полный тревожной и упорной уверенности, что появился здесь в самое время.

Дождя уже не было. Тучи, редея, кучками уносились куда-то, и бледная луна, мелькая среди темнобурых разрывов облаков, уже бросала тонкие и слабые лучи на размокшую от непогоды аллею. И тут Семеном овладело странное нервное чувство: ему почудилось, будто кто-то следит за этой, робко выплывающей луной. Словно опасаясь, когда она полным светом обольет ночную землю, кто-то невидимый тихо и сторожко шел в темноте, огибая стену машинного сарая.

Семен прижался плечом к противоположному углу, прислушиваясь к приближающимся шагам. Из-за угла показался человек, которого в темноте можно было принять за горбуна, если бы не знать заранее, что он имеет обыкновение носить баян в чехле со стороны левого плеча. А сейчас за баяном темнел еще какой-то узел. Человек приблизился к дверям сарая и поднял правую руку.

— Стой! — заревел Семен и выстрелил в воздух. Отдачей так сильно ударило его в грудь, что он еле устоял на ногах. Но это не помешало ему услышать, как о железный засов что-то тяжело звякнуло. Затем глухо протопали шаги и все стихло. Семен подскочил к дверям, зашарил по грязи и, нащупав лом, далеко отбросил его в сторону. Потом схватился опять за висячий замок и, погладив его, как друга, зычно крикнул:

— Эй!.. Стой, вражина, стой!

Но никто не отозвался.

— Убежал, проклятый!

Семен опять поднял ружье, но вслед за грохотом выстрела в сочном и сыром воздухе не раздалось ни вздоха, ни вскрика. Шмалев ушел, будто растворился в ночной тьме.

Выстрелы разбудили людей. Они бежали отовсюду, и Семену пришлось несколько раз повторять то, что он пережил полчаса назад.

— Ищи его, ребята! — закричал молодежи Володя Наркизов и первым бросился на поиски.

— Исчез, как злой дух! — объявил Николай Самохин.

— Еще где в другом месте объявится, — зло добавил Наркизов, — и опять будет муть в головах сеять!

— Нет, уж недолго их породе проклятой нашу землю топтать… мы его не отыщем, так в другом месте его найдут да как ядовитый корень вытравят! — уверенно заключил Семен.

Среди тревоги и суеты не заметили, как посветлело небо и как мягкий, теплый ветерок повеял в лицо.

— Смотрите, рассвет! — воскликнула Шура. — Ах… ну до чего же хорошо, Семен, милый… Гляди!

И оба загляделись на раскинувшиеся во всю линию горизонта, ласково колеблемые утренним ветром, сверкающие свежей, омытой листвой, родные свои сады.

1932–1955