Прекраснейший текст! Не текст, а горький мёд. Лучшее, из того, что написал Михаил Евграфович. Литературный язык - чистое наслаждение. Жемчужина отечественной словесности. А прочесть эту книгу, нужно уже поживши. Будучи никак не моложе тридцати.
Школьникам эту книгу не "прожить". Не прочувствовать, как красива родная речь в этом романе.
Интереснейшая история в замечательном переводе. Можжевельник. Мрачный северный город, где всегда зябко и сыро. Маррон Шед, жалкий никудышный человек. Тварь дрожащая, что право имеет. Но... ему сочувствуешь и сопереживаешь его рефлексиям. Замечательный текст!
Первые два романа "Чёрной гвардии" - это жемчужины тёмной фэнтези. И лучше Шведова никто историю Каркуна не перевёл. А последующий "Чёрный отряд" - третья книга и т. д., в других переводах - просто ремесловщина без грана таланта. Оригинальный текст автора реально изуродовали поденщики. Сюжет тащит, но читать не очень. Лишь первые две читаются замечательно.
мог смотреть подолгу.
Еще мне запомнилось, как доктор Якоб уверенно двигался среди растений, как бережно и уверенно орудовал садовыми ножницами и, вероятно в силу профессиональной привычки, сыпал латинскими названиями, хотя никогда не забывал назвать и второе расхожее имя цветка. Он захватывал пурпурный цветок средним и безымянным пальцами, остальные прижимал к ладони, а потом негромко произносил на незнакомом языке:
- Haemanthus coccineus. - Потом переводил взгляд на меня, едва достающего до его локтя, и пояснял: - А для тебя это кровавая лилия.
Помню ли я сейчас эти чужестранные названия?
Нет.
Зато я помню, как иногда его глаза на короткое время вспыхивали, словно от запретного наслаждения, когда ловкие пальцы срезали благоухающий цветок и продевали в петлицу пиджака. В такие моменты доктор Якоб и сам расцветал, поворачивался ко мне, выпячивал грудь и демонстрировал единственный яркий мазок краски на самой унылой из всех серых тканей.
Это была вполне понятная радость, и казалось, не существовало более сильного наслаждения для садовода-любителя.
Но случались и другие дни, когда доктор Якоб получал новые редкие растения, и тогда, глядя на него, можно было подумать, что для него поют ангелы небесные, - торжественно-широкая улыбка всепоглощающей радости буквально освещала его лицо.
Особенно прекрасными в оранжерее мне казались кусты роз. Они прибывали с обернутыми мешковиной корнями, а их тонкие стебли на первый взгляд не представляли ничего особенного, вот только несколько нежных бутонов показывали тончайшие алые и розовые лепестки. После ряда манипуляций, после обрезки отклонившихся побегов, после удаления садовыми ножницами и специальным ножом мелких отростков то здесь, то там - с помощью незаметных деревянных распорок и нескольких витков проволоки кусты принимали более совершенную форму. Я с благоговейным восторгом наблюдал за тем, как доктор ходил кругами около массивного куста, а потом решительно брался за тщательно заточенные инструменты. Предварительный осмотр всегда занимал немалую часть времени, чтобы каждое изменение безошибочно соответствовало первоначальному замыслу. Позже, во время цветения, я не мог сдержать восторга, потому что в зависимости от желания доктора Якоба бутоны могли распускаться постепенно, покрывая куст яркой красочной волной. Или день за днем сдерживать рвущиеся наружу и угрожавшие разорвать зеленые футляры лепестки и наконец вспыхнуть ослепительным взрывом и превратить растение из зеленого в ярко-алое всего за одну ночь.
Я сказал, что наблюдал за действиями доктора Якоба, и так оно и было на протяжении долгого влажного лета и холодной зимы, когда ревущие керосиновые обогреватели превращали оранжерею в уголок экзотических джунглей посреди снежных просторов. Целый год я только наблюдал, а потом доктор Якоб протянул мне садовые ножницы.
- Ты уже достаточно насмотрелся, - сказал он мне и показал на молоденькую розу в углу оранжереи. - Она твоя.
Я прожил по соседству с доктором Якобом два года, и это время ярко запечатлелось в моей памяти.
А полисмену, не ведая, в чем состоит его дело, я сказал следующее:
- Да, я его знал. Но не слишком хорошо, я ведь был еще совсем ребенком.
- Он недавно умер, - сказал полицейский. - В возрасте девяносто одного года.
Затем он помолчал, наблюдая за моей реакцией и задумчиво работая языком в попытках вытащить застрявший между зубов кусочек мяса.
Я ничего не ответил и ждал продолжения.
- Он до последнего дня жил в том же доме в Данбери, где вы с ним познакомились. Он прожил там всю жизнь. Доктор Якоб был одинок, и к нему приходила женщина для помощи по дому. Она и обнаружила тело. Никаких родственников мы не нашли.
Я подумал, что доктор Якоб мог упомянуть меня в своем завещании.
- Во время подготовки дома к аукциону там обнаружились некоторые любопытные вещи. Фотографии. Вот почему и вызвали полицию.
Полицейский положил блокнот на колени - перевернутая страница вся была покрыта бессмысленными каракулями. Затем он сунул руку в карман куртки, достал пакет и вытащил оттуда пачку фотографий:
- Как вы понимаете, это только копии.
Полицейский положил пачку на журнальный столик и подтолкнул ко мне:
- Посмотрите. Хотя это и не слишком приятное зрелище.
На всех фотографиях были запечатлены человеческие трупы.
Результаты работы хирурга были засняты с близкого расстояния. С отдельных частей тел была удалена кожа, на следующих снимках эти же самые фрагменты освобождались от слоя подкожного жира, затем от мускулов. Были запечатлены и более глубокие исследования - местами мышцы были рассечены и под ними обнажались внутренние органы; на одной из фотографий грудная клетка была вскрыта пилой, чтобы показать легкие и сердце.
Я увидел лишенную кожи человеческую кисть без большого пальца, зато остальные пальцы были разведены так далеко друг от друга, что образовывали ровный полукруг.
Я увидел голову женщины, у которой были удалены глазные яблоки, лежавшие
Последние комментарии
2 часов 42 минут назад
15 часов 14 минут назад
22 часов 23 минут назад
23 часов 30 минут назад
1 день 36 минут назад
1 день 58 минут назад