Вася Красина и Бюро Изменения Судеб (СИ) [Елена Асвуд] (fb2) читать онлайн

Вася Красина и Бюро Изменения Судеб

Сложный, но весьма нужный пролог

Все имена и события вымышлены, любые совпадения случайны

Это рабочее утро для Петровиченко Алены началось с неприятных открытий. По внутренней почте от Глеба прилетело письмо. Пометка «Срочно», восклицательный знак и позднее время отправки (мальчишка снова задержался до ночи) заставили Алену открыть послание и почти сразу опешить. Речь в нём шла о подруге клиентки, обратившейся в бюро день назад. Некая Мария Климова серьёзно обеспокоилась тем, что её бывшая одноклассница ведёт себя слишком иначе. На звонки отвечает, при этом весьма раздражительна, может внезапно расплакаться. О себе не рассказывает, от вопросов срывается в гневе, но тот сменяется глубокой подавленностью. Тогда она перезванивает и горячо извиняется. А вот из дома на прогулку не вытянешь. Объясняет тем, что не хочет. Предложения обратиться к психологам молодая женщина игнорирует, считает, что ей не помогут.

Прогноз Глеба, занимавшимся просчетом наиболее вероятной реальности, оказался удручающе мрачным: гибель беременной женщины и двух её детей, если ничего не изменится.

И времени катастрофически мало. Нельзя насилием влиять на людей, заставляя их что-либо делать. Человеку должно прийти осознание, чтобы он мог сам решать. Одним из главных принципов работы бюро была свобода выбора каждого, и никто не мог им поступиться без риска навлечь на себя гнев начальства.

Как специалист-аналитик Алена знала, что в первую очередь ей необходимо разобраться в причинах, способных привести человека к непоправимому.

Итак, клиентка: Шурзина Алия. Ей сейчас двадцать три. Замужем. Двое детей. Девочкам четыре и два. Беременна третьим на сроке десять недель. Семья живёт в двухкомнатной квартире, сама Алия не работает. Семью обеспечивает муж, что само по себе уже очень неплохо.

Но что или кто заставит молодую красивую женщину выброситься из окна? А перед этим выбросить из него своих деток? По имеющимся базам данным никакими психическими заболеваниями Алия не страдала, на учёте у психиатров не числилась, да и наследственностью обладала хорошей.

Вкладку с видео Алена открывала с большой неохотой. Она уже знала что там. Размытая вариация с будущим, которая, как волшебное зеркало, будет ежедневно показывать, насколько успешно идёт работа по изменению судеб. Сейчас кадры были размыты, будто смазаны из-за плохой видеосъемки, и всё же в нём угадывались силуэты людей, панельная многоэтажка, серый ненастный день, ничем не приметный для многих. Было видно и распахнутое окно, и моросящий дождь. Падение чёрных фигурок... Первой, второй, следом третьей.

Алена даже зажмурилась, не сдержав горького вздоха. На мгновение вспомнила себя в двадцать три, озабоченную грандиозными планами, свиданиями с будущим мужем, мыслями о встрече с друзьями, новых красных туфлях в модном бутике, на которые чуть-чуть не хватало.

И вот такой сильный контраст.

Сколько месяцев уже в бюро, но такие случаи всегда на особом контроле. Невозможно не сопереживать даже чужой трагедии, которая скоро случится. Всегда появляются мысли: «А что я могла сделать и что не сделала для предотвращения страшной беды?»

Нужно срочно предпринимать меры, иначе с каждым днём видео будет обрастать всё большими мелочами, приближая жуткий финал. Это будущее не должно стать реальностью, если его можно предотвратить, если есть даже единственный шанс.

Будучи сильнейшим эмпатом Алена знала, что испытывать эмоции жертв, станет ещё тем испытанием. Мучительно-тяжёлым, бессонным, заставляющим искать решение из многочисленных вариантов.

Алена взяла в руки мобильный и выбрала нужный контакт. Нужен Глеб. Сейчас же. Пометка «срочно» на его сообщении разрешила ей это сделать. Долго ждать не пришлось, на звонок быстро ответили.

— Привет. Какое количество вероятностей со счастливым концом мы имеем? – спросила она, прислушиваясь к мужскому сопению где-то на другом конце города.

Репнин Глеб, похоже, недавно проснулся, потому как протяжно зевнул. Алена не сдержала улыбки, перед глазами появилась картинка зевающего ленивца на дереве. Парень был на него чем-то похож. Может, смешной круглой оправой очков, прячущих дальнезоркость. Может, вздернутым носом и постоянной улыбкой. Может, непослушными рыжими вихрами, что топорщились всегда в разные стороны, придавая парню ленивый, по-домашнему небрежный вид.

— Прости. Я считал. Один шанс, — ответил он, мгновенно сообразив о чём речь. – Это странно, конечно, учитывая, что мы сами управляем судьбой.

— Когда будешь?

— Через часок. Спасибо, что разбудила.

— Пожалуйста, — ответила ему Алена.

Вне сомнений, Глеб пользовался тем, что Буров якобы не замечал опозданий. Наверное, ценил в Репнине специалиста по прогнозированию будущего и умению рассчитывать лучшие его вариации. А, может, знал, что парень работает с большим удовольствием и задерживается допоздна на работе.

— Мне нужно знать о ней больше.

— Мне тоже нужна информация. Той, что есть, недостаточно.

Глеб был прав. Чтобы предполагать новые вариации будущего, нужно лучше разузнать прошлое и настоящее. А это работа вне офиса, если недостаточно данных.

Что было известно бюро на данный момент? Мария Климова знала не так уж и много. Алия училась прекрасно, получая «четвёрки», «пятёрки». Девочкой была тихой, но с подружками очень общительной. Весёлой, доброй, покладистой. Всегда переживала, получая плохие отметки, один раз даже из-за «двойки» расплакалась. Что ещё? После школы хотела учиться, поступила на первый курс в педагогический институт, встретила там будущего мужа и… вышла замуж, забеременела. Вернее, сначала забеременела, потом вышла замуж. Как и следовало ожидать, взяла академический отпуск, из которого так и не вышла.

Все эти годы Мария с ней не общалась, но месяца четыре назад встретила Алию в магазине. Подруги были рады друг другу, обменялись номерами мобильных. Сначала казалось, что у Шурзиной всё замечательно, а потом у Климовой появились сомнения. Она перестала узнавать одноклассницу. Девушку как подменили.

Алена взяла в руки мобильный ещё раз. Если уж кого и просить, так это только Кошкину Настю. Макс слишком прямолинеен, он может все только испортить. Настя и по возрасту лучше подходит, вероятно, Алия ей доверится.

Увольнение, которого могло и не быть

Бюро изменения судеб, по-простому «БИС», жило своей обычной рутиной. Отчёты персонала по расследованию запутанных случаев, корректировка узловых жизненных точек всех, кто обратился за помощью, переброска внутренней документации из отдела в отдел. Обычная работа изо дня в день. Серая серость. Пожалуй, такая же серая, как и глаза начальника бюро, сидящего в массивном кресле в кабинете одного из многочисленных небоскрёбов столицы. Скрытый от всеобщих глаз начальник, тем не менее, знал всё обо всех и даже больше, предугадывая мотивы действий своих подчинённых. Впрочем, разве он стал бы боссом, будь всё совершенно иначе?

Так и сейчас Михаил Буров даже не приподнял брови, когда в двери его кабинета буквально вломилась помощница. Дама в летах, с весом несколько превышающим норму, временами вздорная, но при этом весьма расторопная и по-своему добрая. Отчасти к бездомным кошкам, которых любила сверх меры: давала им пищу и кров в своей панельной однушке, усердно лечила, искала им новых хозяев. Ещё немного к начальству. На Бурова Елизавета Андреевна взирала со снисхождением и жалостью. По мнению взрослой, с богатым жизненным опытом женщины, шеф нуждался в материнской опеке. Конечно, Буров ни в чём не нуждался, но Пивнова Елизавета Андреевна думала совершенно иначе. Она была уверена, что ни один одинокий мужчина не в состоянии о себе позаботиться так, как это будет делать жена. Ну, или мать, или тёща, подруга. И упрямо не сдавала позиций, надеясь непонятно на что.

Сейчас же Елизавета Андреевна надеялась получить преференции. С шумом хлопнула папкой с документами по полированной поверхности стола, заставив зашевелиться находящиеся на столе листы бумаги, не ожидавшие такого подвоха.

— Вы, Михаил Александрович, самый бессердечный босс из всех, кого я только знала!

— Вы знали всего лишь одного босса до меня, — лениво парировал Буров.

— И этот босс был гораздо гуманнее!

— Это его выбор. Я говорю «нет», — не дожидаясь, когда его введут в курс дела, жёстко отказал Буров. — Мы с вами подписали контракт.

Проблема зрела давно. Разумеется, он знал, что Елизавета Андреевна сейчас не успокоится, его отказом не ограничится, но решил хотя бы попробовать изменить её Путь. Намекнуть, дать шанс одуматься, чтобы развернуть цепь событий в лучшую для неё вероятность. Хотя, в общем-то, не всё ли равно? Нет такой уж существенной разницы какой дорогой идти, если пункт назначения единственный. Он для каждой души одинаковый, разница лишь во времени, которого по определению вечность.

Буров знал многое о суетности этого мира, в котором привык находиться вот уже пятнадцатую по счёту жизнь. Или шестнадцатую? Да и есть ли смысл считать? Этот мир Бурову нравился и менять его на другой он пока не планировал, как не собирался сейчас уступать порядком раздражённой особе.

— Да, Михаил Александрович! Подписали. Но я так больше не могу! Сколько можно на себе всё тащить?

— Должность моей секретарши никогда не была лёгкой, Елизавета Андреевна. И вы прекрасно это знали, когда соглашались на сделку.

— Но не настолько же! — искренне возмутилась Пивнова. — Я вам что? Вьючная лошадь? Ослица?

Буров откинулся в кресле, задумчиво закусил краешек простого карандаша, которым до этого что-то чертил на бумаге, а затем так же задумчиво скользнул взглядом по напряжённо застывшему телу Елизаветы Андреевны. Всё же сиреневый драп женщину немного старил, но говорить об этом помощнице Буров не собирался. Его мнения никто не спрашивал, свои вкусы он не навязывал и сам не терпел, если ему пытались что-либо подсказать. Особенно из благих намерений. Этими уж точно вымощена дорога в ад для превалирующего большинства, а для Бурова такая «помощь» являлась досадной помехой. Или, если хотите, сотрясением воздуха по пустякам. Свои проблемы он всегда решал сам.

— Ну... Лошадью назвать вас нельзя, — убийственно спокойным тоном произнёс Михаил. — И на ослицу вы не похожи. Если уж так хотите отдохнуть, то... Вас дополнительный день отгула устроит?

— Конечно, нет! Мне нужен отпуск, в котором я почти год не была! Мне нужны десять дней.

— Отпуск вы не получите. Контрактом не предусмотрено.

— Вы...

— Бездушный. Я помню, — договорил за помощницу Буров, вспомнив её любимые ругательства. — Сердца нет. Чёрствый сухарь. Может, скажете уже что-то новенькое?

И с интересом прищурил глаза, следя за тем, какая наступит реакция. Елизавета Андреевна фыркнула, её и так широкие ноздри на миг ещё сильнее раздулись. Она не хотела отказа и приготовилась воевать.

— Новенькое? Тогда, может, смените меня на другую?! А что? На молодую и глупую! А я... Возьму и уволюсь! Сейчас же!

— Потеряете компенсацию.

— Мне уже всё равно! Если меня здесь не ценят!

Режим жертвы внезапно включился, и теперь Елизавета Андреевна решила себя пожалеть. Всё, что для этого нужно — обвинить зловредного шефа в том, что именно он испортил ей жизнь, полностью сгноив на работе. Конечно же, она тайно мечтала, что Буров сжалится, начнёт её уговаривать, сетовать, как не хочет потерять ценный кадр. А вишенкой на торте станет его уступка – признание её заслуг и столь необходимый отпуск, который Елизавета Андреевна решила потратить на поездку к подруге на дачу. Воспользоваться её приглашением, взять с собой любимых кошек, насладиться тишиной и спокойствием, попивая чай с бергамотом, а то и сухое вино, сидя в кресле на уютной веранде. Неделя за городом сулила замечательный отдых, погода обещала быть тёплой.

Буров мог пойти на уступку, в общем-то ничего не теряя, решить проблему единственной фразой, закончив весь балаган, но... Так было бы слишком скучно. Случись у Елизаветы Андреевны что-то серьёзное, она пришла бы с другим настроением. Не требовать, но просить.

Да и этот нюанс был не главным.

Год работы в бюро ничему эту заблудшую душу так и не научил, что весьма удручало. Вернее, могло вызвать сочувствие, если бы Буров не знал, что Елизавета Андреевна очень любила страдать. С присущей ей вкусом и жадностью. Сколько раз этому духу понадобиться поменять тело, характер, чтобы понять нечто главное? Этого Буров не знал, но не считал нужным и важным что-либо сейчас объяснять.

— Вы уверены?

Стылым льдом повеяло от сухого вопроса, и Пивнова внезапно замялась, неосознанно приблизившись к одному из поворотных моментов. Очередной перекрёсток на очередной линии жизни. Любой Дух, даже временно спящий, всегда знает о грядущих событиях, но именно в такие минуты ему оказывает сопротивление Эго. А вот оно уже встречает предчувствие выбросом гормонов и паникой, понимая, что предстоят перемены.

Наступившая пауза отчётливо показала борьбу. Что же сейчас победит? Ответственность или гордыня? И чаша весов с эго упала.

— А что мне ещё остаётся?

Вызов в голосе, щёки, мгновенно изменившие цвет.

— Я устала! Вы меня совершенно не цените! Я прошу всего лишь маленький отпуск, но натыкаюсь на стену! Неужели. Так. Сложно. Найти мне замену. На месяц! Ну хотя бы на две недели! Любой в бюро справится с моей работой!

— Насколько тогда ценен работник, если с его обязанностями справится кто угодно в бюро?

Елизавета Андреевна тихо булькнула, пытаясь найти оправдания, не нашла и замолчала, тут же налилась смоляной тяжестью, закипела черной нефтью внутри. Буров ждал, лениво покручивая в руке карандаш. На противоречие ответа не было, хотя возразить очень хотелось. Пивнова хорошо понимала, что ее истеричный наезд будет расценен как бессилие, а выброс негативных эмоций с гораздо большей вероятностью приведет к непоправимому. А так оставалась надежда, что всё образуется, и вера в незаменимость.

— По условиям контракта вы обязаны отработать две недели, — сухо сообщил Буров. — За это время передадите дела. Жду от вас заявление по собственному желанию. И разместите вакансию.

— Как скажете, Михаил Александрович. Я крайне разочарована! В своей работе и в вас!

Буров хмыкнул. Что ж, всё вполне предсказуемо. Нет ничего удивительного, что эго вновь обратилось к гордыне. Гордыня не позволит принять, что манипуляция не удалась, а битва глупо проиграна.

На лице секретарши обозначились больше обычного скорбные носогубные складки, поджались тонкие губы, заплескалась обида в глазах. Весь вид Елизаветы Андреевны буквально кричал о трагедии. Заслуги не оценены по достоинству, снова не захотели прислушаться. Любой другой на месте начальника должен был испытать острое чувство вины.

Буров лишь усмехнулся и почему-то подумал, что первым делом помощница побежит в дамскую комнату, где хорошенько расплачется.

Испытывал ли он сожаление? Нет. Незаменимых людей не бывает. По ушедшему страдает Эго, не желая отпускать то, к чему привыкает. Особенно — удобство и выгоду.

Так уж повелось, что эмоции для людей как наркотик, заставляющий этих несчастных искать новые и большие дозы. Люди любят страдать. Цепляются за плохое, со страхом ждут неизвестность. Мучаются, теряя хорошее, не умеют его отпускать. Не ценят своё настоящее. Оно их почему-то не радует. Боятся будущего. Мало кто верит в способности им легко управлять.

Сострадал ли он Елизавете Андреевне? Отчасти. По крайней мере, пытался. Буров видел причины и следствия, делал выводы о тех, с кем общался и помогал… спотыкаться на пути к совершенству. Уроки так лучше усваиваются.

Безусловно, Елизавета Андреевна уставала, выполняя обязанности, ей хотелось больше внимания, она хотела, чтоб ей восхищались. Как и многие люди она хотела меньше работать, но при этом хорошо зарабатывать. Её ожидания росли как на дрожжах, пока не стали противоречить условиям. Пивнова о них просто забыла. Ей понадобилось примерно полгода, она додумала что-то своё, затем решила на него надавить и, конечно, ошиблась.

Мог ли Буров ей уступить? Вне сомнений. Только вот сколько не дай, людям всегда будет мало. Эго как чёрная пропасть, в которой теряется Дух, и заполнить пропасть извне никому и никогда не под силу. Находят Себя изнутри, а вот с этим у человечества всегда большая проблема. Потому и существовало бюро. На такой планете, как эта, работы всегда будет много. Буров делал добро и намеревался так продолжать.

Ненормально-удивительный сон

То, что я сплю, стало понятно сразу, как только моё бренное тельце взмыло до потолка и зависло там, ну точно гелевый воздушный шарик, выпущенный неловкой рукой. Нет, не испугалась, но опыт воспринялся диковинным. Далеко не каждый день у тебя есть возможность рассмотреть себя со стороны спящей, закутанной в одеяло, с высунутой наружу ступней.

Не успела как следует задуматься о том, что нога без меня может замёрзнуть, как оказалась сначала над домом, похожим на большой муравейник, над кривоватой улицей, вливающейся в проспект, а потом и весь город стал крупным невзрачным пятном. Я видела любимый сквер с небольшим зеленоватым озерным пятном, на котором ещё пытались рыбачить, парк старых аттракционов — там выделялось колесо обозрения, районы, жилые дома, небоскрёбы. И странные серые пятна как смог. Моргнула, и пятна стали объёмными. Одни были серыми, другие чуть посветлее. Были и тёмные, грязные. Зыбкие, дрожащие в мареве, похожие на осьминогов с бесчисленными щупальцами-шлангами.

Будто нейронная сеть опутывала город людей, пульсировала, как живой организм, связывая собой всё вокруг. Вглядываясь, я пыталась понять, что делают эти неприятные твари, но сколько не старалась — контуры размывались сильнее.

Этот бесполезный процесс, наверное, мог длиться вечность, но передо мной неожиданно проявились глаза. Серо-голубые, мужские, глубоко посаженные, с густыми пепельно-русыми бровями и вертикальной морщинкой на переносице. Глаза проступили в воздухе и смотрели на меня очень внимательно. Даже слишком внимательно. Кажется, весьма недовольные встречей, и этого они не скрывали. Будто я помешала кому-то, или, что ещё хуже, оказалась не нужной свидетельницей.

Я забарахталась в воздухе, пытаясь вернуться в кровать, но результат оказался плачевным. На миг представилась несчастная букашка из леса, которую пригвоздили к столу, проткнув на память тонкой иголкой, и вдобавок разглядывают, дожидаясь, когда она всё же издохнет.

Издыхать в мои планы не входило, вернуться домой я не могла. Висеть в бездействии и таращиться в чьи-то угрюмые очи тоже мало приятного. Слишком уж недовольные. Может, потому и такие, что вынуждены здесь висеть и наблюдать за серыми тварями без возможности им помешать?

Насколько опасны глаза? Может, они сами боятся? Как бы им показать, что я не растерялась и даже готова к знакомству? Во сне со мной вряд ли что-то плохое случится.

Но тут же я снова задумалась. Как эти глаза вообще будут со мной разговаривать? Рта поблизости не наблюдалось, а задачка нуждалась в решении.

Меня озарило внезапно. Я дружески им... подмигнула!

Глаза тут же расширились, быстро моргнули, а подозрительный прищур подсказал, что против меня что-то задумали. А ну как оторвут букашке четыре бесполезные лапки?! Контроль непонятно над чем стремительно таял как дымка.

А вот страха по-прежнему не было. Интересно, раз уж всё происходит во сне, смогу ли я мыслить разобранной? Чем займутся отдельно от тела руки, останутся ли в воздухе ноги, повиснут ли рядом с незнакомыми глазами мои и как будут смотреть на мир? А ещё надо как-то причёсываться.

На тот момент я не задумалась, каким образом без рук и инструментов меня вообще расчленят. Смиренно вздохнула, готовясь к новому опыту, а потом что-то грохнулось, закрутилось, и я внезапно проснулась. В своей спальне, в кровати от дребезжания и рычания снизу. Бракс снова напал на будильник. Слюнявый шерстяной нонсенс гонял по полу вещь, весьма полезную в моём скромном хозяйстве. Преисполненный раздражением к «звонилке» пёс вряд ли осознавал, что чем раньше проснётся хозяйка, тем быстрее с ним погуляют.

Трофей я забрала. Стылый пол обжёг ступни, бульдожьи слюни нуждались в уборке. Вместе с горемычным будильником, на котором не осталось живого места от бесконечных атак, я пошлёпала в ванную комнату и, как обычно бывает, на ровном месте ушиблась. Об дверь. Ну как так надо передвигаться, чтобы не замечать в собственной квартире преград? Хорошо, хоть ударила локоть. Синяк не грозит, а кость… Поболит, поболит и пройдёт.

В ванной, опираясь о раковину, я воззрилась на своё отражение. Заспанное, вполне себе милое, хоть и подушкой примятое. Выпятила трубочкой губы, состроив смешную гримасу, а затем всмотрелась в глаза. Серые с коричневыми точками вокруг зрачка. Я могла поклясться, но на миг они изменились, превратившись в те, что из сна. Даже от страха зажмурилась. Похоже, ложиться спать нужно пораньше, а не засиживаться допоздна. А то потом сны слишком странные снятся, а в зеркалах чьи-то глазищи мерещатся.

— Вась-ка, Васька... — пробухтела сама себе. — Сегодня спать ляжешь раньше. Ещё немного, и всякая чушь не только в зеркалах будет казаться. Опять же кожа портится, морщины быстрее появятся, кому такая будешь нужна? Уже и так не первой свежести дама. Найти бы тебе мужика, а для начала работу. А то так и останешься синим чулком, уныло считающим зарплату рабочим.

Нет, бухгалтером быть тоже неплохо, если есть нужный талант. Я же умирала от скуки, а во время квартальных отчётов то ошибалась, то долго искала ошибки, в общем всячески мучилась, искренне мечтая сбежать. Правда не знала куда.

Грустно всякий раз осознавать, что с каждым пройденным днём я загоняю себя всё глубже и глубже в болото безысходности и потерянных возможностей. Так ведь и жизнь вся пройдёт за компьютером и калькуляторами в попытках сведения очередного баланса. Пора! Однозначно пора что-то менять! Тем более, со старой работы ушла, пора бы поискать новую.

Как прогулка может стать судьбоносным событием

Воодушевлённая намерением, я отправилась на утренний променад, нацепив поводок на Бракса, а на себя тёплый спортивный костюм. Всякий раз, когда я его надевала, то вспоминала о данном себе обещании бегать по утрам, но всякий раз меня хватало только на мысли о спорте. Впрочем, и пешая прогулка неплохо. Ведь так?

На улице дохнуло прохладой после ночного дождя. Осень размеренно шествовала по городу, золотя листья деревьев, наполняя всё вокруг запахами сырости, жухлой травы, почерневшего от влаги асфальта, лужами на тротуарах, подёрнутыми тончайшей плёнкой приближающихся холодов.

— Не забудь купить газету!

До меня донёсся чей-то призыв из окна соседнего дома, пока я шла по аллейке, приноравливаясь к ковылянию Бракса. Быстрый взгляд, брошенный на балкон, выявил старичка в майке-алкоголичке.

«И не холодно же ему», — подумалось мимолётом. А ещё о том, что кто-то до сих пор читает газеты. И это в век смартфонов и интернета! Достаточно лишь поискать.

Возле небольшого киоска я всё-таки остановилась. Браксу приспичило что-то категорично обнюхать. Не стала ему мешать. «Вакансия», «Работа для всех», «Трудовик» шелестели грязно-серыми листами от лёгкого сквозняка, киоскёрша только начинала работу, поэтому суетилась с витриной.

— А сколько стоит «Вакансия»? — спросила я лишь бы спросить.

— Семьдесят пять.

Не успела продавщица ответить, как Бракс дёрнулся, с силой потянув за киоск, а когда, наконец, развернулся, виляя своим куцым хвостом, я увидела на земле скомканную в комочек купюру. Ни много ни мало, а оказалось, что целую сотню. Видать, ее кто-то выронил, а может и кинул специально, чтобы перед кем-то похвастаться или что-то доказать.

— Ну и чудеса!

— Свежий выпуск, — добавила киоскёрша.

Ей явно хотелось продать хоть что-нибудь с утра пораньше. Отчего-то стало смешно. А почему бы не купить газету, раз уж так получилось? Даже ущерба для бюджета не будет, не говоря об удобстве. На бумаге можно делать заметки, обвести нужное, зачеркнуть лишнее. Да и работу собиралась найти. Неожиданно открывшиеся преимущества заиграли для меня в лучшем свете, и через пару минут я возвращалась домой, сжимая хрустящий рулончик. Чем же не шутит судьба?

Методично перешерстив ряд объявлений, я порядком расстроилась. Ничего подходящего. То низкая оплата труда, то требования слишком высокие. На пару объявлений никто не ответил, ещё в двух местах отказали. Уже решила забросить газету, как внимание привлёк один текст: «На постоянную работу в «Бюро изменения судеб» требуется помощница руководителя. Подробности на собеседовании. Кандидаты могут явиться сегодня к 12-ти часам по адресу: ул. Верховенская, 87, 41-й этаж».

Странно это всё как-то. Ни требований, ни телефона, ни предварительного разговора. Сухие лаконичные строчки. Дата газеты сегодняшняя.

Допустим, можно и съездить. Но что, если объявление — розыгрыш? Только зря время потрачу. Да и куда собралась? В «Бюро изменения судеб»? Серьёзно? Странно всё. Чем они занимаются?

А вот адрес вполне настоящий. Центр города, административное здание. Район стеклянных небоскрёбов — «стекляшек», выстроенных не так давно, считался весьма престижным местом для работы. Офисы класса «А», подземный паркинг, множество солидных людей, приезжающих на работу на современных «Мерседесах» и «Бентли».

Очнулась я перед раскрытым шкафом, бестолково смотрящей на старое синее платье. Как бы я не сомневалась в правдивости объявления, самого собеседования и всей предстоящей поездки, любопытство порядком подталкивало — поехать по нужному адресу и самой всё разузнать. В конце концов, что мешает мне прогуляться? Рядом со стекляшками парк. Подышу свежим воздухом, посмотрю на тех, кто от рассвета до заката строит себе лучшую жизнь.

— Васька, хватит себя уговаривать! — проворчала самой себе. — Ну, подумаешь, станешь лохушкой! Зато посмотришь на таких же дурочек и дурачков, которые приедут к двенадцати.

Недолго думая вытащила лучшее платье, тёмное, строгое, немного выше колен, переоделась, переплела косу и немного подкрасилась. Чуть чиркнула коричневым карандашом брови, а губы смазала любимой помадой. Осенние сапожки и кашемировое пальто завершили образ серьёзной соискательницы, способной произвести приятное впечатление на кого угодно. Ну, я так надеялась, да.

О том, как зонтики не помогают в трудоустройстве

К назначенному времени я переминалась с ноги на ногу возле нужной многоэтажки, сжимая в руках газетёнку. Вернее, то, что осталось – размокшие ошмётки бумаги. Сама мокрая, как искупавшаяся в луже мышь, а всё потому что забыла захватить зонтик. Только выйдя из метро поняла, как глубоко просчиталась. Дождь хлестал как из ведра, и газета меня не спасла. Под натиском холодных капель бумага быстро сдалась, превратившись в унылую тряпочку. В такую же унылую тряпочку превратилась и я.

Но отступать было поздно, поэтому сжав кулачки на удачу, я рванула в открытый проход, пролетела мимо охранника и с каменным лицом человека, бегающего здесь каждый день, направилась к одному из лифтов. И уже там, выбрав нужный этаж, посмотрела на себя в зеркало.

Ба-а! Да я не мокрая мышь, а настоящая курица! Пальтишко тряпкой висело на тщедушных плечах, и с него сразу же накапала лужа, слипшаяся от влаги коса томно возлежала поверх кашемира, напоминая рыжую паклю. В глазах светилась тоска с призывно-печальным оттенком. И это я — соискатель? Такую захочется пожалеть, дать ей пару монет и отправить навсегда восвояси. А вот об испорченном пальто даже думать не хотелось, чтобы еще сильнее не расстроиться перед собеседованием.

Вот как такое случилось? И почему в этот день?

— Соберись! — прорычала я отражению. — Будь собой и люди к тебе точно потянутся! Не возьмут на работу? И пусть. Найдёшь новую, гораздо лучше. Ты вообще не знаешь, что там за вакансия. А то и вообще объявление – розыгрыш.

Неизвестно, сколько бы я себя ещё уговаривала, занимаясь аутотренингом, но звякнуло предупреждение, и цифры на табло высветили нужный этаж. Двери открылись, и я шагнула вперёд навстречу своему неизвестному, которое не преминуло расплыться в дружелюбной улыбке.

Меня огорошили с ходу:

— Забыла перед душем раздеться?

— Нет, — я улыбнулась в ответ. — Специально залезла одетой, чтобы пальто постирать.

— Меня зовут Глеб, — улыбка стала щедрее, рыжие вихры всколыхнулись. — А ты с чувством юмора... И такая же рыжая, как и я.

— Вася. Василиса. Спасибо. Я на собеседование. Соискатель. И не такая рыжая как ты. Веснушек у тебя на щеках гораздо больше.

— Можешь снять пальто и оставить его в том шкафу, а я покажу тебе дамскую комнату. Если хочешь. У тебя будет пятнадцать минут. Потом отведу сразу к шефу.

— О! Это будет прекрасно!

Признаться, я обрадовалась неожиданной чуткости. Мне бы хоть причесаться, да выглядеть по-человечески. И сразу же разволновалась сильнее — собеседование состоится. Не розыгрыш. Всё по-настоящему.

В дамской комнате мне повезло найти не только уютный диванчик, пару напольных ваз с цветами, но даже маленький фен, будто кем-то случайно оставленный. Вокруг витал цветочный аромат чьих-то французских духов, из динамиков, запрятанных в стенах, играла спокойная музыка. Мне удалось подсушиться, переплести волосы, и к возвращению Глеба я была готова к знакомству с потенциальным начальством. Несколько влажных пятен на платье не в счёт.

Нужная дверь нашлась в конце коридора. Мы зашли в помещение. Стены персикового цвета и мебель цвета золотистого дуба неожиданно показались уютными. Ощущения были такими, будто я попала домой после затяжного отсутствия. Тепло, спокойно, уходить не хотелось. За письменным столом в приёмной, если так можно назвать этот холл, сидела уже немолодая особа. Вот она-то меня встретила недовольным, сосредоточенным взглядом, словно я ей чем помешала.

— Андреевна, эта гостья на собеседование, — пояснил Глеб и тут же показал мне на кресло: — Присаживайтесь, Василиса.

Взгляд Андреевны неожиданно потемнел, ещё более посуровел. Очередной зырк секретарши я встретила спокойной улыбкой. Женские ноздри раздулись, предвещая... Неизвестно что бы случилось, но открылась одна из дверей, и в проёме показался начальник.

То, что это был он, не возникло сомнения. Оценивающий, самоуверенный взгляд, продирающий до глубины, не сгладил даже внешний вид – тёмно-серый пиджак и синие джинсы. И что-то в нём было такое знакомое, мелькнувшее как наваждение и растворившееся в вопросе:

— На собеседование?

— Да.

— Заходите, — сказал как отрезал и скрылся у себя в кабинете.

Чтобы произвести хорошее впечатление, не стоит заставлять себя ждать. Особое приглашение хорошо там, где хочется потешить чувство собственной важности. Я же искала работу, хоть и не предполагала, в чём будут заключаться мои обязанности. Потому быстро прошла к двери, но умудрилась зацепиться каблуком об порожек. Порожек натужно заскрипел, заворчал, не желая мне поддаваться, и каблук оказался не промах.

Уже через пару мгновений я подпрыгнула на левой ноге, чудом удержав равновесие. Выпрямилась, посмотрев на человека за письменным массивным столом и наблюдающего за всем с интересом. Показалось, он сделал ставку – упаду я или нет. Но выиграл или проиграл – не узнала и смелости спросить не хватило. Мне показали на одно из кожаных кресел, предлагая присесть, и новый приступ волнения смахнул все мои мысли, заставив сосредоточиться на главной цели визита.

О том, как зонтики не помогают в трудоустройстве ч.2

Следующие минуты две мы разглядывали друг друга в молчании. Заговорить первой я не решалась, но позволила себе не спеша всё рассмотреть. Чуть меньше кабинет, пахнущий дорогими древесиной и кожей. Больше интересовал человек. Привлёк открытый и, кажется, уставший взгляд. Причём, не в прямом смысле уставший. У сидящего напротив меня в глазах читался жизненный опыт. Колоссальный, так мне показалось. Гладко выбритый, ухоженный мужчина и я… с ещё влажной рыжей косой, из которой топорщились волосы, и в мокрых пятнах, измятое платье.

— Вас зовут? – наконец заговорил он.

— Василиса.

— Фамилия?

— Красина.

— Возраст?

— Тридцать два.

— Где-то уже работали?

— Бухгалтером в паре компаний. У меня есть резюме, — произнесла я и вытащила свёрнутый лист бумаги. Немного влажный, но с текстом вполне пригодным для чтения.

Хотела протянуть ему, но не заметила ответного желания забрать резюме, поэтому притормозила с действием. Ну… Не хочет, как хочет. Я и так могу всё о себе рассказать. Было бы желание спрашивать. И за словом в карман не полезу. Это, помню, подростком я стеснялась незнакомых людей. Краснела, покрывалась пятнами, заикалась. Всё думала, как выгляжу перед ними. Научилась потом, заставляя себя через силу общаться, спрашивать дорогу, совета. Так что коммуникабельность я натренировала давно, чем и собиралась воспользоваться.

— Я бухгалтера не ищу.

— Не люблю бухгалтерию, — парировала я. – Но умение работать с цифрами обычно указывает на аналитический склад ума.

— У вас?

— Вы же меня собеседуете?

— Ну, допустим, проверим.

Мужчина слегка нахмурился, и я сразу попыталась представить, как будут меня проверять. Представлялось плохо, потому что до сих пор не было понимания, куда я пришла трудоустраиваться. И нужен ли здесь вообще мой склад ума, каким бы он ни был. И нужен ли аналитический.

— Что ещё можете рассказать о себе? Какие у вас недостатки?

— Опаздываю на работу.

— Как часто?

— Не часто. Но при наличии мотивации, уверена, с этим справлюсь. Начну вставать на полчаса раньше.

— Во сколько вы просыпаетесь?

— В шесть.

— И вам недостаточно времени, чтобы собраться?

— У меня есть Бракс. С ним надо гулять.

— Бракс?

— Моя собака. С довольно вредным характером.

— Таким же вредным, как и у вас?

— Никогда не считала недостатком наличие характера, — осмелела я. – У вас характер тоже, вероятно, не сахарный. И вы до сих пор не представились.

Никогда себе не позволяла общаться с незнакомыми людьми так по-свойски, не говоря уже о начальниках. А тут... У будущего работодателя тактичность вообще не в почёте, а на вид даже строгий. Но отчего же меня подмывает отвечать ему именно так? Он провоцирует, а мне… это, кажется, нравится.

Вне сомнений, проверка на самокритичность и способность признавать собственные несовершенства может проходить и в провокационном формате. Это его право, как и моё понять – устраивает ли меня работодатель.

Но вот посмотрит он, посмотрит на невоспитанную меня и отправит восвояси. Зачем ему наглая сотрудница, да ещё и так свободно рассуждающая о недостатках? Не только о своих, между прочим. Что ж… Людей нет идеальных, и я не исключение из правил. Всё лучше, чем юлить перед ним, пытаясь хорошенько понравиться.

Пауза внезапно закончилась, заставив расползтись мои губы в улыбке.

— Буров. Михаил.

Ну, наконец-то! Представился!

— У вас есть ещё недостатки?

Приехали! Начинаем всё заново? Непроизвольно наклонив голову, улыбнулась ещё раз. Что-что?

— Кроме неуклюжести, невнимательности и отсутствия пунктуальности?

— Неуклюжести? Возможно, вы правы. Но в невнимательности меня никто не упрекал.

— Вы забыли зонтик, хотя ещё с утра небо затянуто тучами. И поэтому насквозь промокли. О чём вы думали?

— О новой работе. Что будет входить в обязанности помощницы в бюро с очень странным названием.

Как ещё более мягко перевести тему с обсуждения моих качеств на то, что интересней всего? Включить толику юмора, превратить ответ в шутку, снизив напор собеседника. Несмотря на расслабленную позу Бурова, его спокойный взгляд, я всеми фибрами своей души ощутила давление. Будь кто послабее, начал бы оправдываться за своё поведение. Достаточно только испытать неудобство, вину за то, что не нравишься, и при неуверенности в себе… дело в шляпе. Но виноватой себя я не чувствовала, подозревая, что меня проверяют на банальную стрессоустойчивость. И была собой очень довольна. Только вот рано обрадовалась, услышав новый вопрос:

— Вам кажется странным название?

— Ну… Оно необычное, — и новая попытка сменить фокус с себя. – Вы, правда, меняете судьбы?

— Полагаете, это фантастика?

— Нет. Не знаю. Но что должна делать я? Предположим, если вы возьмете меня на работу.

— Разговаривать с людьми. Делать то, что буду говорить я. Иногда проявлять инициативу. Со временем всё поймёте. Научитесь.

— И всё?

— Нет. Самое главное. Мне нужна искренность. Понимаете, о чём я?

— Быть честной с вами?

— Быть честной с собой и со всеми. Всегда. Откровенной. Открытой. Выражать эмоции, чувства. Говорить то, что думаете.

— Это не трудно. Я привыкл…

— Это не так легко, как вы думаете. Быть той, кто вы есть. Хотя на данный момент вы выглядите настоящей, что не может не радовать.

— Это значит, вы предлагаете мне работу?

— Это значит, что мне нравится ваша естественность. Именно здесь и сейчас.

— Вы недавно сказали, что проверите мой склад ума. Каким образом это случится, если мы скоро расстанемся? – пошутила я, осознав, как меня подловили. Уже во второй раз за беседу.

Буров кивнул, уголок его рта дрогнул в короткой усмешке. Кажется, ему нравилось моё упрямство при достижении цели. А я? Почему так стараюсь, будто попасть сюда главная мечта моей жизни? Всё равно что покупать кота в мешке, не зная всё ли с ним в полном порядке, каков он по характеру, сложатся ли отношения. А вдруг кот глухой и гадливый? А я тут так распинаюсь… И… мои мысли будто услышали:

— Вы готовы устроиться на работу, не зная до конца всех условий?

— Почему же? У меня есть вопросы. Какой будет оплата труда? Сколько длится рабочий день, отпуск? Сколько будет у меня выходных?

— Контракт стандартный, но ненормированный труд не оплачивается. Если не успеваете, то это ваши проблемы. Зарплата будет выше в два раза, чем на вашем прежнем месте работы.

— А вы знаете, сколько я получала?

— Это не важно. Вы об этом позже расскажете.

— Так вы берете меня на работу?

— На испытательный срок. Раньше времени не обольщайтесь, Василиса. А к своим новым обязанностям можете приступить завтра.

— Рабочий день начинается…

— В девять. За опоздание штраф.

— Тогда до встречи?

Буров кивнул, мне же ничего не осталось, как подняться с места и, немного прихрамывая, направиться к входной двери. Неожиданно разнылась лодыжка, причиняя ощутимое неудобство. Сложно всё-таки быть неуклюжей в ненужном месте в ненужное время. Теперь бы доковылять до аптеки, купить какой-нибудь бинт и добраться поскорее до дома. Пожалуй, лучше вызвать такси, пусть и ценник будет таким, что придётся урезать бюджет. Во-первых, здоровье дороже, а во-вторых, нет смысла страдать и мучить себя.

— Купите в аптеке мазь, — услышала себе в спину. – И сделайте так, чтобы нога прошла к вечеру.

— Спасибо, — поблагодарила я за совет и пошутила: – Так ноге и передам, чтобы перестала болеть.

— Именно так и сделайте, — невозмутимо произнёс Буров, будто говорить с ногой дело само собой разумеющееся. – Жду вас завтра. До встречи.

Немного о не дорожных знаках

Не успела толком закрыться дверь кабинета Бурова, как меня обступили. Глеба я уже знала, а вот молоденькую девушку – нет. Худенькая, невысокая, с наивным детским лицом, она пытливо изучала меня, и на какой-то миг показалось, что девушка совсем юна и лет ей от силы шестнадцать. Выдавал более старший возраст проницательный, серьёзный взгляд и, пожалуй, одежда – деловой брючный костюм, добавлявший строгости её внешнему виду.

— Я — Настя! – представилась незнакомка и непринужденно спросила: – Ну, как всё прошло?

— Взяли на испытательный срок.

— Поздравляю! Ты – Василиса и теперь ты — наша стажёрка. Ничего, что я сразу на «ты»? Глеб мне всё рассказал. У меня есть пара вопросов. Ответишь?

Коротким кивком я показала согласие и на «ты», и на готовность ответить. Собственно, с меня не убудет. Прекрасная возможность наладить отношения с коллегами, ведь хочется быстрее освоиться.

— Ты видела какие-то знаки, которые тебя привели к нам?

— Знаки? – опешила я от вопроса, пытаясь вспомнить висел ли хотя бы «кирпич» на повороте с метро. Пешеходный там был однозначно. Но на всякий случай решила уточнить: — Тебя интересуют дорожные?

— Нет! — Настя махнула головой и расплылась в улыбке. – Что-нибудь из необычного? Может, тебе кто-то что-то сказал, или чудо какое случилось? На этой неделе, сегодня? Вчера?

Я задумалась. Да вроде бы нет. Ну что может быть необычного в жизни? Разве что сон странный приснился под утро. Тоже мне чудо чудесное налаживать контакт с глазами, взирающими на тебя где-то в небе. Тут исключительно больная фантазия, мозг пытался структурировать опыт.

— Ну ты подумай. Не торопись.

— Да ерунда какая-то приснилась ночью, — ответила я. – Необычный сон, даже глупый какой-то.

— Можешь его рассказать?

— Над городом плавала, видела странные штуки над ним. Серые большие щупальца. А ещё были глаза. Висели в воздухе, а я пыталась с ними общаться.

На этом месте я внезапно хихикнула, вспомнив, как про себя рассуждала.

— Значит ты была в надпространстве, — многозначительно и непонятно протянул Глеб. – А ещё? Было что-то ещё?

— В каком таком надпространстве?

— Ты видела инфополе. И скоро о нём всё узнаешь. Со временем.

— Погоди, Глеб, про инфополе, — перебила коллегу Настя. — Это потом. Не мешай вспоминать Василисе.

— Газету купила сегодня, в котором нашла объявление. А Бракс мне деньги нашёл, — улыбнулась я, вспоминая утреннее происшествие. – Ну почти.

— Бракс?

— Мой пёс. Бульдог. Очень временами слюнявый.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнула Настя, одобрив то ли бульдога, то ли то, что мой пёс слюнявый. – Спасибо, что рассказала.

— Это что-то важное?

— Нет. Не совсем. Это важно и не важно одновременно. Ты пришла туда, куда и должна была прийти.

— Я вспомнила ещё кое-что, —внезапно меня озарило. – Какой-то сосед на балконе. Он кому-то кричал, чтобы купили газету. Газету я тоже купила. А там нашла объявление.

— Да. Ты рассказывала.

— Это прекрасно! Это просто замечательно всё!

Глеб чуть ли не потирал руки от радости и выглядел сытым котом, объевшимся хозяйской сметаны. Его воодушевление удивляло, интригуя меня всё сильнее. Что-то происходило хорошее, но вот что? Ответов мне никто не давал, зато коллег я определенно порадовала.

— Ты, Вася, у нас молодец! Будь всегда внимательна. Подмечай всё вокруг себя. — Глеб подмигнул. — На будущее пригодится.

Рядом пренебрежительно хмыкнули, заставив меня развернуться. Та самая недовольная женщина всё это время следила за нашим непринуждённым общением, издавая фырчащие звуки. Пыхтела, пыталась встрять и, наконец, нашла повод. Это я поняла сразу, как только встретились наши глаза.

— Неблагодарная это работа, — процедила она, словно отвечая на взгляд. – Заставляют пахать и не ценят. Нечему тут восхищаться. Бежала бы ты отсюда, хоть нервов себе сэкономишь!

— Андреевна у нас любительница поворчать, — прокомментировал её выпад Глеб. – И не хочет меняться.

— Меняться здесь обязательно?

— Совсем нет! – вместо Глеба ответила Настя. – У нас тут по желанию. Выбор будет всегда.

— Интересно, но ничего не понятно, — честно призналась я.

И только захотела предложить ребятам провести краткий ликбез по своей новой работе, как дверь за спиной приоткрылась. На пороге появился начальник. Не видела, но почувствовала спиной, как пробежал по ней холодок от чужого вмешательства. Что-то тяжёлое, сильное вторглось в личное пространство, нависнув надо мной. Неотвратимо и угрожающе. Внесло дискомфорт так, что инстинктивно захотелось сбежать. Не зря же любят говорить: «Не стой над душой! Ты мешаешь!» Вот это точь-в-точь было так. А, кажется, суровый шеф у меня будет, если вдруг что-то пойдет не так!

— Вам заняться больше нечем, кроме как языками трепаться? Да ещё под моей дверью?!

Возмущённый голос пророкотал чуть ли не над головой, и я невольно отодвинулась в сторону. Не слишком хочется, даже не начав трудовую карьеру, нарваться на ворох проблем. Внести сумятицу в трудовой коллектив, отвлекая всех от работы, не лучший шаг в день трудоустройства. Михаил Буров был прав. Для знакомства можно найти лучшие место и время. Пусть и не я начала этот «обмен информацией».

— Пока, Василиса! – и коллеги тут же скрылись из виду.

— Елизавета Андреевна, зайдите ко мне, — то ли попросил, то ли приказал Буров «любительнице поворчать», а затем посмотрел на меня: — Почему вы до сих пор здесь? Мы же уже попрощались.

— Меня здесь уже нет, — неожиданно ляпнула я. – Вы не видите то, что видите. А раз не видите, что видите, то, считайте, это приснилось.

Как только брови Бурова начали изумленное движение вверх, я посчитала необходимым сбежать, позабыв про больную лодыжку. Такими темпами нога к вечеру точно перестанет болеть, но разболится язык и, покусанный, сильно распухнет.

О том, что если должно что-то случиться, оно обязательно случится

Буров вызвал Елизавету Андреевну не просто так. Кулуарные разговоры не в меру болтливых сотрудников помогли услышать нечто важное, на что нельзя не обращать внимание. Передача обязанностей новенькой дело не шуточное, когда в наличии обиженный жизнью и почти уволенный кадр. Михаил ждал, когда помощница разместится в кресле, с которого совсем недавно Василиса Красина неуверенно, но стойко держала ответ, несмотря на мокрое, измятое платье и взлохмаченные рыжие волосы. Боевая, строптивая, упрямая женщина – она доставит немало хлопот, но и принесёт много пользы. Но это позже, а сейчас Буров обратился к Пивновой:

— С каких пор мы размещаем объявления в газетах, Елизавета Андреевна?

— Просто я подумала, что так будет лучше всего...

— А вы разместили вакансию в интернете?

— Нет, я ещё не успела.

— Думаю, вы и не собирались, — сделал выводы Буров. — Прошла неделя, а вы до сих пор не торопитесь. Ну, признайтесь же! Вы давно пожалели о своём опрометчивом поступке и теперь ищете способ вернуться!

— С чего вы это взяли?

— Не так сложно сделать выводы, зная о первопричинах. Уходить из бюро вы не хотите. Думаете, я не слышал, о чём вы громко ноете по телефону своей близкой подруге? Вас слышно даже за стенами офиса. Это, во-первых. А во-вторых, газеты пользуются меньшим спросом у молодых кандидатов. Процесс поиска замены себе, по вашему мнению, должен был затянуться.

Щёки Елизаветы Андреевны всё же покрылись красными пятнами. Она испытывала нечто вроде стыда и неловкость. Невероятно сложно привыкнуть к тому, что твои чувства и помыслы кто-то видит гораздо лучше, чем ты себе можешь представить. Некрасивая ситуация грозила не просто выговором с записью в трудовую, но и взысканием за… саботаж? Нависнет проблема с рекомендациями, которые Буров не даст. Следовало защищаться.

— Но ведь не затянулся!

— Понимаете в чём дело, Елизавета Андреевна. Во Вселенной всё так хитро устроено, что кто ищет, тот обязательно найдёт. Кому следует быть в нужной точке — обязательно там окажется. Желания всегда исполняются, если правильно к ним относиться. Вселенная способна на чудо, и нет разницы, как это чудо случится.

— То есть… Ха-ха. Вы хотите сказать, что новенькая — ваше желание?

— Да. И она тоже хотела найти работу. Наши желания совпали.

— А как же Я? Моё желание?

— Ваше исполнится сразу же, как только его сила перевесит обиду.

— С чего вы взяли, что я обижаюсь?

— А разве нет?

Помощница промолчала, не найдя в себе силы солгать.

То, что Елизавета Андреевна обижается, в этом не было ни тени сомнений. Её выдавало настроение, отчётливая горечь в глазах, недовольные реплики, когда она искала поддержки у своих всё ещё коллег, но не находила. Люди, на самом деле, смешны, когда думают, что способны скрыть чувства за масками. До поры до времени это, и правда, возможно. Но лишь до тех пор, пока человек не поднимется над собственным эгом и не увидит себя. Как только он примет собственную тьму, он станет видеть и тьму других. Буров видел, знал, но не собирался убеждать человека, который на данный момент не хотел ничего понимать. Незачем метать бисер там, где тебя не способны услышать. Задача была в другом.

— Значит так, Елизавета Андреевна, — с большей жёсткостью произнёс он. – Если хотите уйти без скандала и с наилучшими рекомендациями, то вам следует умерить гордыню и надлежаще передать все дела. Вы знаете, я слов на ветер не бросаю. Давайте не будем ругаться и тем более расставаться врагами.

— Но я и не собиралась… — попыталась оправдаться помощница, но быстро замолкла под угнетающим взглядом начальства. Её плечи внезапно поникли, и сама она будто уменьшилась.

— Вы свободны, — сухо произнёс Буров. – Надеюсь, недоразумений не будет.

— Конечно, Михаил Александрович. Я всё поняла.

Елизавета Андреевна грузно поднялась из-за стола, за минуты потяжелевшая от случившегося диалога. Ненастный день стал более дождливым и серым, когда она бросила взгляд в окно. Свинцовые тучи, казалось, ещё более сгустились в небе, и на какое-то мгновение Елизавета вдруг задумалась, что, вероятно, таким и будет её ближайшее будущее. Беспросветным. Дождливым. Наполненным горьких слёз. Не состоявшийся отпуск, омраченный увольнением, проблема найти работу с высокой оплатой труда в её возрасте, отсутствие перспектив, необходимость перейти на более дешевые корма для любимцев, да и себя баловать, как раньше, не выйдет, и самое главное… в глубине души точно известное: Елизавета Андреевна хотела быть рядом с начальником, но он теперь в ней не нуждался.

О том, как нелегко быть стажёром там, где ничего непонятно

Первый рабочий день обещал быть солнечно-ясным. Ночной ветер, как по мановению волшебной палочки, сдул с неба тучи, оставив крохотную часть облаков теперь похожих на рваную вату. Стылый воздух на утренней прогулке с Браксом мгновенно разбудил мой спящий мозг, заставив наскоро составить детальный план, как не опоздать на работу: что надеть, чем позавтракать, во сколько выйти из дома. Собственно, моя попытка определенно возымела успех, поскольку на рабочее место я прибыла как запланировала. Ровно без двадцати девять. И даже больная лодыжка не смогла этому помешать. Мазь хорошо обезболивала, эластичный бинт крепко держал растянутую мышцу так, что даже шагать было терпимо.

Открыв дверь в приёмную, я невольно опешила. Возле стола Андреевны стояла незнакомая женщина и с нескрываемым усердием рылась в чужих документах. Она что-то пыталась найти, ничего не замечая вокруг, что позволило мне хорошенько её рассмотреть.

Круглолицая, с короткой стрижкой, склонная к полноте незнакомка лет тридцати пяти или чуть больше вызвала недоумение. Кому-то разве понравится, если в их бумагах начнут бессовестно и методично копаться? Интересно, давала ли Андреевна разрешение на такой внеплановый «обыск»? Или рыться в чужом в этом офисе вариант обязательной нормы? А что если эта коллега будет нагло копаться и в моих бумагах частенько? Позволю ли я ей это всё?

Не выдержав быть в «тени», я кашлянула. Пусть знает, что появился свидетель. Женщина тут же дёрнулась, резко оторвалась от занятия и отшагнула назад. Смятение на лице выдали брови, сведенные у переносицы, и недовольный прищур, которым она внимательно осмотрела меня. Снизу-вверх, оценивающе, сканируя на недостатки. Так мне показалось. Ну, или, если хотите, почувствовалось.

Наши взгляды пересеклись, и на лице незнакомки появилась улыбка. Женщина заметно расслабилась, видимо, осознав, что посторонней не будет дела до происходившего только что. Может и так, будь я клиенткой бюро. Кое-что предстояло прояснить и подправить, и желательно не испортить отношения буквально с первой минуты знакомства.

— Здравствуйте.

— А вы кто? Рабочий день начинается в девять.

— Новенькая. Красина Василиса. С вами буду работать.

— Помощница Бурова? – уточнила женщина, её брови чуть приподнялись. – А я Ирина. Мелких. Главный бухгалтер бюро.

— А чем это ты тут занималась, бухгалтер? – ехидный вопрос раздался из-за моей спины. – Опять рылась в МОИХ документах?

— Я? – ни на секунду не смутилась Ирина. – Искала свой отчёт о движении денежных средств. Он нуждается в исправлениях, а тебя же, Андреевна, как всегда не дождёшься.

— Твой отчёт, милочка, давно у начальства. Что за дурная привычка рыться в чужих документах? Может, ещё в кошелёк мой заглянешь? Или код карты тебе подсказать?

— И загляну, если будет причина, — огрызнулась Ирина. – Тоже мне нашелся супер секретный объект. Спрошу сама у Бурова, как появится.

— Ещё бы. Ему не привыкать. Ты и так к нему бегаешь по двадцать раз за день.

— А ты по сто двадцать! — огрызнулась Мелких, а затем гордо задрав подбородок удалилась в одну из дверей, находившихся в моем поле зрения.

Мне же пришлось отойти и пропустить Андреевну в офис, на её рабочее место, а потом ещё минут десять слушать, как она изрыгает проклятья, складывая деловые бумаги. Не то, чтобы Ирина там навела беспорядок, сколько я поняла, какое удовольствие получает Андреевна, изливая ругательства. Вот совсем не удивлюсь, если она побежит жаловаться Михаилу, как только тот зайдёт в офис. Женщины явно соперничали между собой, добиваясь благосклонности начальства, и, наверное, я их уже понимала. Спокойная самоуверенность Бурова, лидерские качества не могли не притягивать людей. Природа, мать её, и никак иначе.

Словесная тирада секретарши и мои мысленные изыскания в сфере поведенческой биологии резко оборвались, будто острие сабли рассекло негативный поток, сразу же с появлением Бурова. Молча, отвечая коротким кивком на наши приветствия, Михаил стремительно прошёл в кабинет и через минуту снова показался в приёмной.

— Василиса. Пригласите ко мне Петровиченко. Алену. Это срочно. А вы, Елизавета Андреевна, принесите мне чёрный кофе.

Сухие отрывистые поручения, и начальник скрылся за дверью. Вот так и появился первый повод проявить ум и смекалку.

— Елизавета Андреевна, — начала я с улыбкой, — не подскажете, куда идти?

— Выход там, — брякнула внезапно в ответ, но потом всё же натянула улыбку и продолжила, словно и не хамила в ответ: — Петровиченко Алена – наш главный специалист. Аналитик. Эмпат. Ведёт сложнейшие дела. Нелюдима. От нее ничего не допросишься. Сидит там. Подсказать что-то ещё?

И таким тоном, что спрашивать никогда не захочется. А тем временем указательный палец показывал на одну дверей, находящихся по соседству с уже знакомой мне дверью начальства.

О том, как нелегко быть стажёром там, где ничего непонятно - 2

Сама приёмная была чем-то вроде общей комнаты-распашонки с удобными диванами, журнальным столиком для приёма гостей и столом Елизаветы Андреевны, служившим административной стойкой для страждущих. За столом Андреевны находились шкаф и проём, ведущий в небольшую подсобку. Там виднелась кофе-машина, привлекая внимание хромированными мини-деталями. Оттуда уже шёл аромат свежезаваренных зёрен. Вкусный, жарко-пьянящий. Помимо входной двери в приёмной насчитала ещё целых четыре. Одна — шефа, три, по-видимому, кабинеты коллег.

Что ж. Пора знакомиться дальше. Проследовав до нужной двери, я нажала на ручку и попала в уютную комнату. Цветы на подоконниках, их свисающие зелёные плети, чистота, чуть прикрытые жалюзи, сбивающие слишком назойливые лучи, два стола. За одним из них я увидела женщину: миловидную, чуть постарше меня, с глазами тёмными, кажется, цвета блёклой травы. Алена сразу же оторвалась от компьютера и недовольно прищурилась.

— Здравствуйте. Я – Красина. Василиса. Тут работаю.

— Здравствуйте, Василиса, — любезно ответили мне. – А вас не учили стучаться?

— Простите. Я помешала вам.

В ответ молчание и сосредоточенный, внимательный взгляд, отринувший все пустяки и приличия.

— Вас позвал к себе Михаил. Сказал, дело срочное.

Алена кивнула, и одна из каштановых прядей упала на её лицо. Вьющиеся волосы были безжалостно собраны, а эта вот сумела обойти жёсткий и надёжный заслон. Чуть грубоватые, где-то даже неправильные черты лица Алены притянули мой взгляд. Впервые в жизни я не могла оторваться от человека и бесцеремонно смотрела, разглядывала, пока не поймалась на мысли, что искренне и нагло любуюсь. Было в ней что-то светлое. Тёплое. Чистое. Магически целостное. Нет, не доброе, но и совершенно не злое.

— Вы на мне муху увидели?

— Простите, — смутилась я. (Ох ты ж, какая досада!) – Просто вы интересная. Очень.

Алена в ответ улыбнулась. Тепло, мимолетно, приветливо.

— Вы меня смутили. Но пойдёмте. Михаил не любит ждать. Недовольным, он может быть весьма неприятен. Вам точно не понравится!

Разговор с Аленой, её неожиданное предупреждение заставили засомневаться в характеристике, которую выдала «душевно» Андреевна. Тут сразу надо расставить точки над «i». Допустим, я не понравилась Елизавете, и, даже если предположить, что эта женщина была честна, её жизненный опыт, характер, умение общаться с людьми далеко не истина в последней инстанции. Человек видит себя в других и получает всегда то, что заслуживает.

Не успела я выдохнуть с облегчением от успешно выполненного поручения и заняться знакомством со своими будущими обязанностями уже более основательно, как дверь кабинета Бурова приоткрылась, и в проеме появилась Алена.

— Василиса. Зайдите, пожалуйста.

Теперь звали к начальству меня, и я, сгорая от любопытства и удивления, под пристальным взглядом Андреевны отправилась на совещание. Иначе как можно было назвать интереснейшую беседу о новой клиентке, которой срочно требовалась помощь бюро? Правда на тот момент я толком ничего не понимала и, наверное, выглядела в глазах Бурова и Алены самым настоящим птенцом с раскрытым клювом в попытках уловить суть.

— Алена, ваша задача не дать ей погибнуть. Её не рожденный ребенок может принести человечеству пользу. Считай, он как Прометей. Даст людям то, что станет необходимым в ближайшие сотни лет.

— А что он создаст? – не удержалась я от любопытства.

По моей скромной логике, если Буров знал, что ребёнок в чреве Шурзиной уникальный, то должен был знать и об открытии, которое совершит этот гений.

— Понятия не имею! – отрезал начальник. – Но даже если бы знал, то не рассказал. Сказанное вслух обесценивается.

— Не сбывается? Так вы хотели сказать?

— Всегда есть множество вероятностей. И всегда есть вероятность, что человек сделает выбор, который развернет его жизнь в совершенно ином направлении.

Слова Бурова вдруг стали открытием. Вспомнилось множество случаев, когда я делилась грандиозными планами с родителями или подружками, видела себя на вершине успеха, получала поддержку, восхищение, но на этом всё и заканчивалось. Ни успехов, ни свершившихся планов, ни сбывшихся надежд. Всё развеивалось как утренний дым, от прогоревшего за ночь кострища. Выходит, выбирала не так?

— Мечтать вслух тоже нельзя?

— Можно, если понимать суть вещей, — ответил мне Михаил. — Например, озвучивая перед кем-то мечту, ты вкладываешь свою энергию, как если бы она уже исполнилась. Как только ты себя представляешь в альтернативном будущем вместе с желаемым — твоя мыслеформа где-то реализовалась. Скажем, в одной из параллельных реальностей, где живет твой двойник. Не всем дано рассказать, а затем найти в себе силы отбросить лень, чванство, чтобы совершить то, что задумывалось.

— Выходит, лучше молчать?

— Менее энергозатратно. Но, может, к теме разговора вернёмся?

Михаил иронично приподнял бровь, и вот тут я немного смутилась. Вклиниваясь в чужой диалог, я проявила свою невоспитанность. Могла и подождать со своим любопытством, но нет… Не подождала, влезла, теперь вот испытывала нечто похожее на чувство вины. Бросив быстрый взгляд на Алену, обнаружила на её лице тотальную невозмутимость. Спокойствие моей коллеги неожиданно передалось и мне, и я незаметно расслабилась.

Между тем, Буров развернул монитор ноутбука, на котором виднелся график. Разноцветные линии пересекали друг друга, разлетаясь между осей координат, будто сумасшедшие мухи. Линии дрожали, немного менялись.

— Эмоции новой клиентки, — коротко сказал шеф. – Шурзиной.

— В режиме реального времени, — прокомментировала Алена, коротко посмотрев на меня.

— Спасибо, — поблагодарила я шепотом.

— Очень высок уровень гнева, — продолжила объяснять Алена и показала на одну из тёмных линий на графике. – Выброс яростного возмущения — восемь баллов из десяти. Алия чем-то сильно раздражена. Испытывает отвращение. Восемь баллов.

— Мы должны найти причину. Аят над ней фонит насилием и прилично разросся. Что-то мешает ей разорвать связь с триггером и уйти от беды, — произнёс Буров и открыл новое окно на мониторе. – Эмоциональный фон клиентки за последние две недели существенно ухудшился. Объяснять тут не надо?

Что тут объяснять? На правой стороне экрана буйствовал пожар, если можно так назвать обилие багряно-красных тонов, смешанных с чёрным. Будто клубы дыма вырывались из-под огня, превращая часть монитора в нечто подобие ада. Причём слева фон был гораздо спокойнее и, как выяснилось, вся эта расцветка была настроением нашей клиентки.

— Где Алия сейчас? Что делает?

— Она сейчас в своей квартире, — ответил Буров. – С детьми. Только что поссорилась с мужем. Через два часа пойдёт в магазин и, вероятно, задержится на детской площадке. Минут на пятнадцать. Не больше.

— Ещё раз позвоню Насте, — тихо сказала Алена. — Михаил, спасибо за информацию. Ты очень помог.

— Василисе стоит включиться, — произнёс Буров и пристально посмотрел на меня. – Поедешь с Настей, а там по обстоятельствам. На этом пока всё. Занимайтесь своими делами.

О том, как нелегко быть стажёром там, где ничего непонятно - 3

Ответ Бурова послужил сигналом ретироваться по рабочим местам. Меня ждала Андреевна, потом поездка с Настей, при этом я терзалась в раздумьях, почему мой начальник решил меня посвятить в дело повышенной важности. Потенциальные смерти – не шутка.

Что Буров хотел мне показать? Чем занимается его бюро или уровень сложности дел? А какими полномочиями обладают эти люди, чтобы решать такие проблемы? Они — дипломированные специалисты? Может, медики, и у них есть лицензии, стаж? Полицейские? Детективы? Что за бюро добрых услуг? Как так они смотрят эти… уровни эмоций у людей, которых в жизни не видели, знают, где находится тот или иной человек, или что с ним произойдёт? Способны менять… реальность? И что такое аяты?

На пороге я остановилась. Застыла, как вкопанная, с единственным пониманием, что если сейчас же не получу ответы, то сдохну. Естественно, от любопытства. Деятельность бюро виделась мне странной, таинственной, скрытой за огромным замком для большинства обывателей. Я же как тот Буратино подсмотрела в замочную скважину, в поле зрения которой угадывалась длинная лестница, ведущая в неизвестность, где раскроются важные тайны. Сам же Буров выглядел папой Карло с золотым волшебным ключом, размахивающим перед носом.

Я развернулась и уверенно вернулась к столу. Меня распирало вопросами. Разъедало. Буквально мучило, заставляя возбужденно гореть.

— А как же врачи? Может, эту девушку… Алию… нужно срочно показать психиатру? Там проведут консультации. Пропишут ей таблетки. А, может, стоит вызвать полицию? Так убийцу будет легче найти или предотвратить преступление.

Михаил, до этого что-то читавший, оторвал взгляд от монитора и показал на кресло, снова приглашая присесть. Вид у него был… скучающим? Я его не удивила, из чего пришлось сделать вывод, что я не первая и не последняя задающая такие вопросы.

— Мы решаем разные проблемы, Василиса, — мягко и вкрадчиво произнёс он. – Как ты заметила, мы обладаем технологиями недоступными для большинства людей. Сама подумай, что мы им всем расскажем?

Переход на «ты» я отметила про себя. Интересно, мне тоже можно к Бурову так обращаться?

— Можно, — громко разрешил Буров, и я вздрогнула.

Да что он за человек? И по глазам поняла – слишком много вопросов. Терпение скоро закончится, а главного я не узнаю. Хотя… Важным тут было всё, но пришлось выбирать.

— Ну... можно им показать то же, что показали и мне.

— Это так не работает, Василиса.

— А как это работает?

— Понимать, как устроена работа бюро могут только те, кто способны выходить в надпространство. Такие люди есть, но их немного. Вернёшься к истокам, поймёшь. Тебе нужно больше доверия.

— А вдруг неудача?

Я представила, что будет, если женщина и ее дети погибнут. Холодком повело по спине, пробежалось вдоль позвоночника, замерзло льдом в кончиках пальцев, заставив оцепенеть. И тут же бросило в жар.

— И так бывает, — невозмутимо ответил Буров. – Но без нас вероятность худшего сценария многократно повысится.

— Как вы можете быть в этом уверенным?

— Могу и уверен. Ещё вопросы есть?

— Да. Хочу узнать, как это работает.

— Работайте и узнаете, — снова перешёл на «вы» мой начальник. – Вас Елизавета Андреевна давным-давно заждалась.

Пристальный взгляд я не выдержала. Пересохла контактная линза и пришлось проморгаться, чтобы вернуть ей влажность, ну и, по сути, очнуться. Информация потрясла новизной, я утопла в ней как в болоте. Увязла по самые уши, но толком ничего не узнала. Опять надпространство какое-то свалилось на мою бедную голову. А ещё в этом бюро, оказывается, работают какие-то особенные люди, и я в их скромном числе. Конечно, обо всём я размысливала уже по дороге, искренне надеясь, что не выгляжу совсем идиоткой. Но чувствовала себя именно так, несмотря на то, что Михаил Буров мне не отказал и постарался прояснить ситуацию.

Может, потому я с удовольствием погрузилась в работу и через полчаса приняла, что столкнулась с чем-то весьма увлекательным и поистине странным. Непривычным так точно.

Бюро изменения судеб существовало лет десять. В штате маленькой неприметной конторки числилось семь человек. Со мной, выходит, все восемь.

Главным был, конечно, начальник. Михаил Буров. На вид ему было лет тридцать семь. Весьма интересный мужчина, окруженный какой-то таинственностью. Она притягивала, хотелось его разгадать. Вероятно, что не женат, хотя и не обязательно. Просто на безымянном пальце я не обнаружила кольца, из чего и сделала несложные выводы.

Ирина Мелких вела бухгалтерский учёт, и с ней было проще всего. Цифры, отчёты, балансы. И явный интерес к шефу, что в общем-то не удивляло.

Некий Максим Козлов и Настя Кошкина (с ней мы тоже оказались знакомы) работали в «поле» и на данный момент собирали информацию по десятилетнему школьнику, которого доставали подростки. В бюро обратилась соседка, заметившая перемены в поведении и настроении мальчика и, к счастью, забила тревогу. Почему она обратилась в бюро, а не к родителям или в полицию, было совершенно неясно, но я надеялась всё разузнать. Пример Алии слепым бельмом маячил перед глазами.

Так я выяснила, что деятельность бюро не ограничивается представлением услуг в офисе. Сотрудники работают в городе, ездят в командировки.

Репнин Глеб – весёлый парень, встретивший меня вчера у лифта, работал в бюро прогнозистом. Рассчитывал вероятности будущего, искал узловые точки на жизненных перекрёстках клиентов, заботился о безопасности базы данных бюро и эмоциональном фоне сотрудников.

А Петровиченко Алена – аналитиком и человеком, находившим причины проблем. Специалист по распутыванию кармических узлов и их корректировке.

Помощнице же Михаила, Пивновой Елизавете Андреевне, а в скором будущем мне, вменялось в обязанности отвечать на звонки, встречать гостей, общаться с ними и согласовывать встречи с нужными специалистами бюро, приносить кофе Бурову, планировать его рабочее время и вообще быть на побегушках.

В конце концов, за час пребывания на рабочем месте вопросов только прибавилось. И я чувствовала себя срубленным деревом, которое приставили к пню с целью восстановиться. Предложили как-то проявить волшебство, неведомым образом вернуться к истокам… Понять. Но что понимать под истоками? Что понять, а, главное, как?

Да уж, стажёр из меня отвратительный. Тут надо постараться, чтобы не вылететь с работы хотя бы до конца этой недели. Что уж говорить про весь испытательный срок?

Сорванное знакомство тоже может принести много пользы

Шестнадцатиэтажный дом, в котором проживала Алия, высился суровым мрачным исполином на фоне мелких пятиэтажек, притягивая к себе взгляды всех, кто не привык бывать в этом месте. Эдакий красно-коричневый великан с белыми нарядными вставками-балконами, неведомым образом оказавшийся среди невзрачных лилипутов из серых панелек. Почему застройщики решили так надругаться или, наоборот, возвеличиться над общей архитектурой спального микрорайона неизвестно, но здание неоспоримо стало местной достопримечательностью и ориентиром для любых передвижений местных обывателей.

— Приехали, — произнесла Настя и улыбнулась мне. – Волнуешься?

— Есть немного. Слишком много вопросов.

— Все через это проходят. Как тебе шеф?

— Ну… Кажется, он может быть строгим. И требовательным к мелочам.

— Правда же, Буров — красавчик?

Вопрос Насти заставил меня растеряться. Что-что, а обсуждать внешние данные Бурова с коллегами в мои планы не входило, как и разводить панибратство.

По дороге Настя преимущественно молчала, прерываясь короткими ругательствами на замешкавшихся пешеходов или на водителей, нагло вклинивавшихся на высокой скорости не в свой ряд. Оживленное движение не позволяло ей отвлекаться на разговоры, я же благоразумно помалкивала, не мешая вести машину. Лишь смотрела по сторонам и наслаждалась мандариновым запахом, напоминавшим о зимних праздниках, детстве. Два килограмма мандаринов лежали на заднем сиденье в целлофановом тонком пакете. Маленькое белое «Рено» юрко шныряло в потоке и не менее юрко пристроилось на крохотном пятачке, ставшим нам парковочным местом. И вот теперь, когда по нашим подсчетам до встречи с Алией оставалось ещё минут двадцать, Настя завела разговор, завалив меня непростыми вопросами. И, по-хорошему, следовало на них отвечать.

— Ну… Я не задумывалась…

— Можешь быть со мной откровенной, – рассмеялась Настя. – Я умею молчать. Ты замужем? Может у тебя есть МЧ?

— МЧ?

— Мужчина, с которым встречаешься. Молодой человек.

— Нет. Ни мужа, ни молодого человека у меня нет.

— Тем более странно, что ты его не оценила.

— Я искала работу, а не мужчину.

— И хорошо, — как будто даже обрадовалась Настя. — Потому что Буров – неприступная крепость. Даже не пытайся заинтересоваться им. Разобьет тебе сердечко и всё.

— Тебе уже разбил?

На мой такой же прямой и честный вопрос Настя громко расхохоталась, запрокинув голову. Белые щёки зарозовелись, к лицу прилила кровь, выдавая то ли внезапное смущение, то ли неуверенность в правильности выбранной тактики налаживания отношений.

– Ну что ты! Буров, конечно, мне нравится, но у меня есть мужчина. Я, может быть, за него выйду замуж. Потом.

Настя небрежно пожала плечами, как отмахнулась от диалога, а затем взяла в руки мобильный. Я же посмотрела на Дом. Мой взгляд медленно скользил по этажам в немом вопросе, где находится квартира нашей клиентки. И в какой-то момент увидела, как тёмно-серая дымка ползёт откуда-то сверху, накрывая пеленой или, скорее, туманом, мерцающие на солнце окна. Не все. Выборочно оставляя несколько на девятом, третьем и, кажется, седьмом этажах. Где-то дымка чернела, где-то была более светлой, но особенной мглой она окутала последний этаж. Словно большая когтистая лапа, она вонзилась в ряд окон, пытаясь за них удержаться или даже пробраться вовнутрь. Так это выглядело реалистично, что я на мгновение зажмурилась, а когда открыла глаза, то наваждение пропало. Блики солнца снова играли на стеклах, а во дворе слышался шум – детский хохот и крики.

— На каком этаже живёт наша клиентка? – спросила в гарнитуру Настя. – На шестнадцатом? Ясно. Вышли-ка мне её фото в ватсап. В каком она сейчас настроении? В смысле, ты не знаешь? Глеб! Что значит прояви наблюдательность?

— У Алии двое детей и совсем скоро она появится на детской площадке, — напомнила я. – Нам надо туда. Посмотреть, кто там гуляет сейчас.

— Само собой, Вася, – тут же откликнулась Настя. — А что с твоим лицом? Что случилось?

— Нет. Не знаю. Показалось мне что-то.

— Обязательно расскажешь потом, — сказала она, а затем дёрнула ручку дверцы машины. – Нам пора. Времени мало. И захвати мандарины и папку.

— Настя, подожди! Ответь, почему ты должна познакомиться с Алией? Почему просто не навести справки, найти то, что её провоцирует, вмешаться и уже после ей всё рассказать?

— Нельзя вмешиваться в судьбу клиента без его добровольного согласия, — на мгновение замедлилась Настя. – Шурзина должна во всем разобраться сама, а мы ей в этом поможем. Знакомство повысит наши шансы на успех. Возникнут доверие, дружба. И мы узнаем подробности.

Сорванное знакомство тоже может принести много пользы -2

На улице Настя забрала у меня вещи и настойчиво порекомендовала держаться на расстоянии. Наблюдать. Гарнитуры в наших ушах и маленькие микрофоны должны были обеспечить связь, поэтому я не переживала, что могу что-то там не услышать. Как стажёру мне было крайне интересно узнать, как Настя выполнит задание и познакомится с нашей клиенткой. И, конечно, чем встреча закончится.

Алия пришла на площадку минута в минуту, как предсказал Буров, чем вызвала моё удивление. Да и не узнать в угрюмой девушке с восточными чертами лица нашу клиентку не составило никакого труда. Смоляные чёрные волосы, накрепко заплетенные в косу, мелкие черты лица вкупе с миндалевидным разрезом глаз, детская коляска с ребёнком и ещё одна девочка рядом, цепляющаяся за подол женского платья. Девочка будто боялась потеряться, отстать, а мама была ее центром Вселенной.

Оставалось с десяток метров до входа, как перед молодой женщиной с детьми, выскочила Анастасия. Как заполошная куда-то спеша, пересекла им дорогу и перед самой коляской вдруг разорвался пакет и… мандарины посыпались на тротуар, как оранжевые веселые мячики. Запрыгали, раскрасив день детей, уставившихся на происходящее с завороженными лицами. Маленькие рты приоткрылись, из крохотной ладошки выскользнула тёмная ткань, а Настя тем временем вскрикнула:

— Ох, простите, пожалуйста! Вы не подержите мои документы? Кажется, у меня есть еще один целый пакет.

Алия сначала опешила, замешкалась, но всё же кивнула. Настя буквально впихнула в руки женщине папку, а затем долго искала в сумке полиэтиленовый тонкий пакет, нарочито медленно, с трудом его разворачивала, наклонялась за мандаринами, уже проворно их подбирая. Эти все мелкие весёлые кругляши слегка заляпанные осенней, подсыхающей грязью, требующие теплого душа перед тем, как оказаться в фруктовой вазе. Алия всё это время терпеливо ждала, ничем не показывая своего недовольства. Выглядела она отрешенной, немного усталой, явно думала о чем-то своем.

— Вы не представляете! Я ведь чувствовала, что нужно взять сегодня авоську, но понадеялась на пакет, — тараторила весело Настя. — Эти пакеты такие ненадежные, а я ещё, глупая, решила, что одинарный выдержит. А он порвался. У вас так бывало?

Алия ничего не ответила, на ее лице даже не появилось улыбки. Наоборот, она стала смотреть на Настю с большей настороженностью и даже опаской. Шумная, веселая Настя явно была не тем человеком, с кем Алие сейчас хотелось общаться.

Что-то пошло не так. Я почувствовала это на расстоянии, но не могла и не имела права вмешаться. Ничего не могла. Только смотреть и ждать.

Папка решительно и быстро перекочевала в руки законной владелице.

— Извините, но нам пора, — резко произнесла Алия и двинулась вперёд, крепко схватив за ручку ребёнка, но Настя не посторонилась. Даже не сдвинулась с места. Посмотрела на девочек, умилительно улыбнулась им.

Самоуверенность Кошкиной радовала, но не будет ли она чрезмерной, учитывая настроение клиентки? Не испортим ли мы всё окончательно?

— А давайте я вам мандаринов отсыплю? Порадуйте своих детей дома. Меня Настей зовут.

— У них аллергия на цитрусовые, — отрезала Алия, неожиданно рассердившись. – Посторонитесь, пожалуйста!

— Я вас чем-то обидела?

Вопрос остался без ответа, и Насте пришлось сделать шаг, признавая за собой поражение. Маленькая процессия двинулась вперёд, оставляя в прошлом неудачную попытку знакомства. Где уж тут втереться в доверие, да ещё и подружиться?

И даже по-солнечному рыжие мандарины не помогли спасти ситуацию, заставив меня лихорадочно размышлять, что нужно сделать, чтобы расположить к себе нашу клиентку. Броситься за ней вслед? Нет, это однозначно всё усугубит. Выждать время и найти другой, более благоприятный момент?

— Макс! Мне нужна помощь, — тем временем Настя решала проблему. — Клиентка с крючка сорвалась. Нет, не помогло. Нет, доверие папка не вызвала. Я откуда знаю почему не сработало? Ты будешь мне рассказывать, как это бывает? Ты ответь. Ты поможешь? Не знаю. Домой пошла. Записывай точный адрес. А нам? Тебя подождать? Мне и новенькой. Да. У нас есть стажёрка.

Я внимательно слушала разговор и наблюдала за Кошкиной. Самоуверенная, знающая толк в своём деле и, кажется, немного нервозная. В брюках, в рыжем коротком пальто с ярко-красным шарфом она прохаживалась вдоль детской площадки, пока говорила с коллегой. Остановилась как вкопанная, замерла. Улыбка тронула тонкие губы.

— Ждём тогда. Приезжай.

Услышав решение, я даже обрадовалась. У нас появилось свободное время, которое можно использовать с пользой. Например, устроить Насте допрос. Узнать больше про аяты, надпространство, подробнее о работе бюро, о роли каждого в нём. Это лучше, чем копаться в моей личной жизни, да и не было её у меня, не считая слюнявого Бракса.

— Я заметила вон там кофейню, — предложила я Насте дождаться Максима в тёплом, спокойном месте. – Выпьем по чашечке, поболтаем.

— У тебя, наверное, много вопросов? – понимающе улыбнулась Настя. – Что ж… Идём. Время есть и да-да-да! Я помню себя в первый день.

Сорванное знакомство тоже может принести много пользы -3

Спустя минут десять мы сидели за отдельным столиком в недорогой, но уютной кофейне, расположенной на первом этаже шестнадцатиэтажки, в которой жила Алия. Кофе оказался недурственным, насыщенным, в меру плотным, с запахом терпкой горечи перемолотых зёрен. Круассан с ванильно-сливочной заправкой – умеренно сладким и совершенно не приторным. Он словно таял во рту несмотря на то, что я хотела растянуть удовольствие. Как мало иногда нужно для счастья, чтобы прочувствовать жизнь. Это могут быть выпечка со свежезаваренным кофе, барабанящий по крышам дождь, когда ты лежишь с книгой под тёплым пледом в кровати, или аромат летних цветов, или облака в синем небе, пробегающие над головой, в виде сказочных милых животных, а, может, и красивая песня. Ещё нежное ворчание Бракса, теребящего старый будильник, мягкость тёплой шерсти под пальцами. А ещё – крепкие объятья любимых, если повезло их найти. Поддержка близких – что бы у тебя не случилось. Их принятие тебя без условий, даже если у тебя вредный характер.

Я позволила себе наслаждаться минутами, наблюдая за новоиспеченной коллегой. Настя заказала себе французскую булочку и, как истинный ребёнок, отщипывала от нее небольшие кусочки, небрежно заталкивала их в рот и запивала двойным эспрессо.

— Ну, спрашивай, — разрешила Настя, едва закончив с выпечкой. – Теперь я сытая, проснулась окончательно, а, значит, почти счастливая. И готова тебе отвечать.

А я только этого и ждала, поэтому, не задумываясь, перешла к главному:

— Надпространство. Что это такое?

— То, что скрыто от глаз большинства людей. Это энергетическое поле Земли, а еще бесконечного числа других миров и вселенных. Тут некоторые пытаются назвать его астралом, кто-то менталом и ещё чёрт знает чем. Но, мы полагаем, всё гораздо сложнее. Это объединение астральных, ментальных и кармических полей, где содержится вся информация. Совсем вся, понимаешь? О прошлом, будущем, настоящем с самого создания Бытия. Все возможные варианты реальности всех миров, разделенные друг от друга и одновременно объединенные воедино. И у тебя челюсть отвисла. Ты что-нибудь поняла?

Я молча закрыла рот, потому что и правда его приоткрыла, слушая что-то из сказки. Из области фантастики. Нечто странное, во что я бы никогда не поверила при других обстоятельствах. Нечто невидимое или уже видимое, если вспомнить тот странный сон, когда я висела над городом, и странные щупальца-дымку на доме, где живёт Алия.

— Мы пользуемся надпространством как большой базой данных, позволяющей искать причины и видеть следствия. А ощущать себя легко в этом потоке нам помогают различные знаки. Ведь я тебя не просто так о них спрашивала. Очень важно подмечать эти знаки и правильно их понимать. Они как сигнальные маячки, как намёки. Могут предупредить, а могут и поддержать. Не зря же тебе с балкона кричали купить газету в то утро.

— Не мне кричали.

— Не тебе и тебе. Так и работают знаки.

«Так и свихнуться недолго», — подумала я про себя, но вслух произнести не решилась. Слишком всё перевернулось в моей жизни за пару дней. Вспомнилась Алиса в стране чудес и зазеркалье, и я, по странному стечению обстоятельств, неожиданно оказалась в центре событий. И очень, очень хотела во всём разобраться, чтобы сделать хоть какие-то выводы.

— А что такое аяты?

— Аяты? – На мгновение задумалась Настя, – ну-у-у… Шеф говорит, это сущности, которые питаются нашими эмоциями. Эмоциями всего человечества. Настоящие вампиры из надпространства.

— Они опасны?

— Михаил говорит, что люди сами их создают, когда чего-то слишком сильно желают. Как только ты научишься понимать, в какой момент началась их игра, то сможешь их победить.

— Ты умеешь с ними справляться?

Настя весело расхохоталась, посмотрев на меня так, что я почувствовала себя первоклашкой, которую взрослая тётя пытается научить считать сдачу после покупки шоколадки на кассе.

— Нет! Ну что ты! Я постоянно попадаюсь на их удочку. Но вот Буров… Он вне игры. Это точно.

— Он вообще человек?

— Биологически, думаю, да. Настоящий, но очень и очень странный. Впрочем, ты скоро сама все узнаешь.

— А как выглядят эти аяты?

— Неприятные субстанции с щупальцами. Серые, чёрные, похожи на больших спрутов, — раздался приятный мужской баритон сверху. – Я видел их при медитациях и в осознанных снах. Настя, привет. Наша новенькая?

— Да, Макс. Наша новенькая. Ничего не знает, но попала к нам.

Я обернулась на голос.

Передо мной стоял мужчина в кашемировом темном пальто, небрежно брошенном на покатые плечи. Накачанный, рослый, с безумно-яркими голубыми глазами. Просто космическими глазами, которые оттенял светлый шарф. Шатен с правильными чертами лица, одетый с иголочки, улыбался, явно осознавая, какое на женщин производит впечатление. Он казался чуть постарше меня… Вдруг поняла, что снова раскрыла рот, словно голодный галчонок. Да что ж такое-то, а?! В последний час у меня явно недержание челюсти. Если будет так продолжаться, придётся подвязывать её тонкой верёвочкой под подбородком, а на макушке мастерить бантик.

Ах, как не хочется выглядеть дурочкой, но, увы, все шансы «не выглядеть» безнадежно проиграны. Ну да чёрт с ним! Что у нас на повестке?

— Я – Макс.

— Василиса. Можно Вася, на «ты».

— Приятно познакомиться, Вася. Ну, что тут у вас происходит?

— Сорвалось знакомство с клиенткой, — пояснила Настя. — Случай сложный. В перспективе смерть.

— Не впервые.

— Беременной женщины и её двух детей.

— Хочешь, чтобы я с ней познакомился?

— Она замужем. Нужно что-то бытовое, простое.

— Могу стать соседом, попросить одолжить соли.

— Или рекламным агентом. Предложить ей буклет. Нашего бюро. Вдруг сама к нам обратиться захочет?

Небрежный разговор Насти и Макса тёк параллельно с осмысливанием того, что я услышала от нихнемного раньше. Выходит, я во сне каким-то образом вылетела в надпространство и там встретилась с аятами. Эти щупальца, протянутые сетью над городом. Это они! Сегодняшняя дымка на шестнадцатиэтажном здании тоже. С одной лишь разницей, что на этот раз я не спала. Что это было? Галлюцинации? Или у меня едет крыша? А что с Алией? Она-то с Настей не захотела общаться…

— Алия не станет знакомиться с Максом, — я закончила вслух свою мысль. – Он чужой мужчина, а на Востоке с этим всегда было строго.

— Ну она же не в парандже была, — возразила Настя. – Не такие уж там и строгие нравы. В любом случае, мы должны попробовать, а еще желательно проверить квартиру, в которой живет Алия. А, может, ты станешь…

— Газовщиком. Проверю их газовую плиту на предмет соответствия требованиям безопасности, — закончил за Настю Максим. – Удостоверение у меня есть. Она обязана допустить к осмотру должностное лицо. Хотя бы на кухню. А там как пойдёт.

Второй блин тоже бывает комом

Как и все остальные коллеги, Макс отлично понял, что дело назрело серьезное. Теперь прояснилось, почему вчера во время медитации он встретился с тёмной энергией. Она клубилась неподалёку, но не приближалась, не затрагивала его, будто ждала. Поджидала добычу или просто отвела ему роль наблюдателя? Это как раз теперь предстояло узнать.

Если Шурзина Алия пойдет на контакт, то в дополнение к делу о буллинге ему придётся трудиться усерднее. Это и хорошо, и плохо. Заработает больше, но меньше останется времени для медитаций. О личной жизни он даже не думал. После трудного разрыва с Миланой Макс четко знал, что у него больше серьёзных отношений не будет. Милана, в общем-то, не такая и стерва, даже наоборот, но вот уже десять лет он так и оставался в холостяках, а все романы у него быстро заканчивались. И на то всегда были причины.

Лифт открыл двери на нужном этаже, и Макс вытащил удостоверение. Никто не читает что там, но даже если захочет – увидит, что он работник «Газснаба». Для особо дотошных у Макса был припрятан QR-код, раздобытый благодаря связям с друзьями.

Мелодичная трель звонка. Томительное ожидание в три минуты, детский топот и крики, потом послышались за дверью шаги. Почти неслышные, но торопливые. За дверью замерли на мгновение, потом раздался обеспокоенный голос:

— Кто там?

— Служба газа. Я – Аронтов Максим. Проверяю газовые плиты.

— Вечером приходите.

— Нельзя вечером, хозяйка. У меня тоже рабочий день. Вот удостоверение, есть QR-код.

— Мужа нет дома, — за дверью замялись.

— Я просто осмотрю плиту. Иначе мне придется выписать штраф за отказ в допуске, согласно административному кодексу, статья 95, пункт второй.

За дверью помедлили, потом вздохнули. Макс отметил, девушка – робкая, осторожная, чужих в дом просто так пускать не намерена. Раздался щелчок замка, и доступ в квартиру открылся на целых десять сантиметров. Цепочка натянулась, и в проеме показалось лицо. Светлая кожа, темные волосы, мелкие черты лица, в карих глазах – замешательство и даже чуть недовольство, встревоженное посторонним.

«Симпатичная», — оценил Макс про себя, но тут же собрался, раскрыл удостоверение, показал. Документ изучали недолго.

— Проходите, — произнесла Алия. – Кухня прямо и сразу налево. Можете не разуваться. Я еще не мыла полы.

— Спасибо, — поблагодарил Макс и зашёл внутрь.

Нос тут же учуял запах восточных благовоний, под ноги кубарем, маленьким ураганом бросилась маленькая девочка, но не справилась с сильной преградой, затихла и на него обратились глаза. Карие, почти черные, в обрамлении верблюжьих ресниц.

— Дядя, ты кто?

— Газовщик. Контролер. Как тебя зовут?

— Анель. А тебя?

— Максим. Сколько тебе лет?

— Анель, иди к сестре, — прервала разговор Алия, — не мешай дяде работать.

Девочка тут же послушалась, птичкой упорхнула по коридору, и в одной из комнат послышался детский щебет. Она что-то уже рассказывала сестре. Не на русском. Может быть, на киргизском, казахском. Максим не совсем понимал и решил сосредоточиться на клиентке. Именно она и была целью визита. Получить как можно больше информации, если получится – разговорить.

— Кухня там? – еще раз спросил, будто забыл всё, о чём она говорила.

Внимательно оглядел девушку так, чтобы она не заметила. Закрытое тонкое платье с широкими рукавами, заплетенные наглухо волосы, что ни одной прядки не выпадет. Алия подняла руку, показывая на нужный проём, рукав упал к локтю, обнажая предплечье, и Максим чуть не охнул. Сдержался в последний момент. На светлой коже виднелся синяк. Нет, не просто синяк, — синяки, как если бы нежную кожу сжимали чьими-то пальцами.

К сожалению, его взгляд заметили, рука тут же спряталась под тканью, щеки девушки вдруг покраснели.

— У вас синяк, — не стал сдаваться Макс, прямо перейдя к сути, — на руке. Вас кто-то здесь или где-то еще обижает?

— Не ваше дело, во-первых, — отрезала Алия, — а, во-вторых, вы пришли сюда осматривать плиту? Вот и занимайтесь работой. А синяк… Получилось случайно. Муж схватил меня, пытаясь удержать, когда мы с ним поругались. Иногда так бывает, понятно?

— Понятно.

Макс прошел на кухню, сделал вид, что проверил плиту. Для приличия подлез к крану, перекрывающему газ, постучал по трубе, покрутил выключатели конфорок, проверил автоподжиг. Все работало, все было прекрасно за исключением синяка на предплечье. Что еще скрывает длинное платье?

Его вряд ли удивит, если Алия живет вместе с мужем-тираном. Слишком часто встречаются пары, где один имеет наглость абьюзить, а другому приходится терпеть насилие, мучиться.

— Ваш муж добр с вами? – не удержался.

Как знать? Иногда простого вопроса с участием хватит, чтобы человека прорвало, и он начал жаловаться. Вдруг ему повезет, и девушке нужна «жилетка» для жалоб, друг, которому можно поплакаться, пусть даже друг на десять минут. Так бывает, ничего нельзя исключать.

— Вам-то что? – тут же ответила Алия и добавила, будто оправдываясь за грубость, прозвучавшую в голосе: – У меня хороший муж. Работает на ответственной должности, устает, содержит всех нас. Кормит, одевает. Он старается ради нас.

— Он ласков с вами? С детьми?

— Прежде всего, он мужчина. А если вы уже закончили, то покиньте нашу квартиру. У меня еще много дел.

Макс кивнул, на выходе бросил взгляд в коридор, оценил в целом добротный ремонт, нехитрую дешевую мебель. Нельзя сказать, что семья бедствует, квартира двухкомнатная, один балкон, кухня десять квадратов. Для молодой семьи такое жилье несбыточная мечта еще долгие годы. Снимают или своя?

— Хозяин квартиры ваш муж? – уточнил и дополнил: – Мне нужно внести данные в базу.

— Муж. Шурзин Тимур. Что-то еще?

Макс видел, как Алие не терпелось с ним распрощаться. Молодая женщина нервничала, и это тоже не ушло из-под внимания, как и злосчастный синяк. Ей не понравился разговор и вопросы, вмешательство в личную жизнь. Ничего не оставалось, кроме как повиноваться и оставить квартиру клиентки. Данных получилось собрать немного, но те, что появились в распоряжении бюро, вызвали новые вопросы, их и предстояло решать.

О том, как мы воевали с аятом и навоевали… А вот об этом немного попозже

Уже дома после работы я всё никак не могла отпустить события пролетевшего дня, слишком уж он оказался насыщенным. Новые знакомства, новая информация, пожалуй, даже бредовая для понимания обычных людей, к которым я себя причисляла. Передача обязанностей по-прежнему недовольной Андреевной, мысли об Алие и её проблеме, вернее, о нашей проблеме. Еще о когтистой лапе на доме. Нет, мне же не показалось? Уж лучше бы показалось.

Мы вернулись в офис, к тому часу Буров куда-то уехал, а вслед за ним из офиса уехали Настя и Макс. Помимо Шурзиной Алии у бюро были и другие подопечные, которые нуждались в поддержке и решении проблем, что требовало внимания, времени. Маленький Пётр, чьи родители выпивали, не занимались воспитанием сына. Забитый мальчик не мог не отвечать на нападки сверстников, что требовало с ним много работы. Еще женщина, у нее не получалось устроить свою личную жизнь. Она выходила замуж пять раз и всегда неудачно. Жила теперь с детьми, разочарованная в мужчинах, но при этом хотела счастья. Настолько сильно, что обратилась в бюро, решив, что на ней страшная порча. Еще бездетная семья, хотя потенциальные родители вполне себе были здоровы.

Остаток дня я провела, перебирая служебные записки и папки с входящими и исходящими письмами, договорами. Работа Андреевны теперь казалась мне скучной. Мне хотелось движения, жизни, залезть глубже в расследование, помочь нашей клиентке, узнать больше о магии вероятных реальностей, о том, как можно ее выбирать. Зная тайну, любому человеку станет доступна жизнь, о которой он так мечтает.

Я задумалась. О чем же мечтала я?

Об интересной работе, конечно. Еще хотелось любви. Друзей. Веселых выходных. Денег. А кто же денег не хочет? Чтобы хватало на отпуск где-нибудь на Бали. Хоть я и видела в одной сторис в Инсте нашествие пауков на деревню, когда они летали там на своих паутинках, чем вызвали бурю комментариев, но таким меня не испугать. Зрелище завораживающе, а если впереди океан, песок, много солнца и тропических сладких фруктов... Такие мечты стоят того, чтобы изменить что-то в жизни. Может быть, бюро – это тот самый шанс, что иногда попадается, если его очень ждешь?

Я задумчиво смотрела на то, как Бракс снова залился слюнями. Эх… Пока я тут мечтаю о манго, мой шерстяной друг оголодал и рефлексами это подсказывал. Подскочила, вытерла собачьи губы салфеткой и пол вдобавок, его он тоже слюнями закапал, насыпала в чашку корм строго по дозировке. Собакена нельзя перекармливать.

— Как бы нам с Алией познакомиться, — вслух произнесла, глядя, как Бракс весело трещит подушечками с сухим мясом и овощами. – Ты вот собака. У тебя вообще проблем нет. Спи, гуляй, ешь, слюни пускай. Даже те подотрут, еще зубы на ночь почистят.

Снизу презрительно фыркнули, недвусмысленно показав, что думают о моих причитаниях и о чистке собачьих зубов. Заодно и напомнив, что я обещала выполнить домашнее задание, которое поручил мне Максим.

«Научись медитировать. Это поможет выходить в надпространство и получать ответы на любые вопросы. Медитации есть разные. Есть через отрешенное молчание, есть через прогулки в фантазиях. Используй то, что понравится. Включи музыку, успокойся, выйди в транс через расслабленность. Почувствуй покалывание в кончиках пальцев и дерзай, завтра расскажешь», — так сказал он на прощание перед тем как уехать из офиса.

Осмыслив его слова и свое желание найти ответ на вопрос по теме Шурзиной, я решила попробовать. Если получится показать, что я могу не только выполнять обязанности секретаря, моя жизнь будет куда разнообразнее. До прогулки с Браксом оставалось не менее часа, поэтому я ушла на любимый диванчик, устроилась на нем поудобнее и закрыла глаза. Рядом фыркнули и тяжелая тушка оказалась у меня на коленях. Браксик почему-то решил, что на мне можно поспать. Пришлось устраиваться еще удобнее с учетом предпочтений питомца.

Итак... Я закрыла глаза и оказалась на берегу моря. Если уж представляешь пейзаж, выбирай тот, что нравится больше, и тот, который легче представится. Я медленно дышала, погружаясь в фантазию. И вот я иду по песку вдоль кромки воды, а рядом со мной бежит Бракс, переваливаясь с боку на бок на своих кривоватых лапах. Мы оставляем следы, которые смывает ленивая волна, уже багровое солнце постепенно уходит в закат…

Я не поняла, не заметила, в какой момент сменилась картинка. Вокруг меня высились многоэтажки, город застилала зыбкая, бесплотная мгла, похожая на серый туман, но все же в ней не было сырости. Я шла по улице пустынной и серой. Шла вперед мимо черных столбов фонарей, горделиво возвышающихся над тротуарами, будто они молчаливые стражники. Шла мимо тусклых пустых витрин магазинчиков с погасшими, не горящими вывесками, пока не вышла на старую площадь. Булыжники под ногами казались крупными, но выпуклыми не ощущались, не было запахов, звуков.

И вдруг передо мной мелькнуло красное платье. Длинное, ниже колен, яркое пятно на стройной женской фигурке, вспыхнувшее в странном и вязком тумане. Вот так. Сначала платье, потом осознание, что я здесь не одна. Страха не было, нет, а вот девушка от меня удалялась, и это мне не понравилось.

Не было вопросов где я, что делаю здесь. Было все так, как надо, кроме одной детали: девушка от меня убегала, и это мне не понравилось.

Пришлось ускорить шаг.

Пусть я не чемпионка по легкой атлетике, но не упускать же шанс узнать, кто еще тут затерялся?

Так начались догонялки. Бежать было не так уж легко. Мгла внезапно превратилась в какую-то вязкую кашу, а спустя несколько долгих секунд так и вовсе навалилась тяжесть, и ноги внезапно ослабли. Что-то пошло не так. Я еще видела свой яркий ориентир, но откуда-то возник и страх. Такой страх, какой бывает почти у каждого, когда он чувствует, что заблудился, что не успеет попасть в нужное место, что попросту опоздает. И чем сильнее старалась, тем бесполезнее становились усилия.

Почти забыла кто я, что делаю тут… Непонятно в каком городе и без… собаки. Собака! Где же моя собака?!

Приглушенное «Гав!» заставило меня опустить глаза вниз и увидеть Мистера Слюни.

— Ты тоже тут? – то ли спросила, то ли подумала.

«Нам туда. Надо быстро», — скользнули мысли, растворились, и тяжесть куда-то пропала.

Мой рыжий пёсиль будто придал новых сил своим присутствием, сбросив с меня наваждение, и мы весело рванули по площади. Вперёд, налево, на улицу. И как только повернули за угол, перехватило дыхание. На скорости затормозили, чтобы не влететь в нечто, что заполнило собой всё пространство.

Неистово залаял Бракс.

Девушка в красном платье стояла посреди улицы, а неприятные серые щупальца из уплотнившегося тумана быстро к ней подбирались. Они ползли так нагло, так беспринципно, уверенно, а наша же милая дамочка застыла истуканом из камня, и лишь невидимый ветер, который я сама не ощущала, заставлял трепетать её тонкое красное платье, дергал ткань, уговаривал, шептал и кричал, что срочно надо бежать. Порывы воздуха, ползущие тяжелые змеи, чернеющие на глазах, не вызывали доверия, наоборот, вселяли тревогу.

Меня это вдруг так возмутило! Вы только сами представьте: единственного живого человека в этом пустынном призрачном городе помимо меня, (Бракс не в счет, он хоть и друг, но собака), решил сожрать серый сгусток?

Нет уж. Так не пойдёт! Первая её нашла я, а, значит, девушка точно моя. А может быть так, что эта чертова мгла ей тоже совершенно не нравится? А что если девушка хочет сбежать, но не способна двигаться, и все идет против воли?

У незнакомки не было Бракса, что сильно снижало шансы. Почему я была в этом уверенна? Потому что Бракс мне помог. И снова не возникло вопросов где я и что тут делаю, а вот собственническое чувство обиды, что какая-то субстанция сейчас у меня деву похитит, разгорелось как сильный пожар.

И вот тогда я, как последний из могикан с верховьев Гудзона с воинственным кличем «Не дам!» рванула прямо к туману. Ещё для придания бодрости своему боевому настрою орала «Бракс, за мной!» и «Заберём нашу даму!»

Вы когда-нибудь бились с туманом? Нет? Вот и мне не доводилось ни разу. Но мне это не помешало размахивать в нём руками, крутиться юлой вокруг девушки со знакомыми чертами лица. Только что и знакомыми, но как бы я не старалась, не могла вспомнить кто рядом.

— Ну что же ты? – кричала и ей. – Борись с нами! Чего ты просто стоишь?

Бракс лаял, а мгла не думала сдаваться. Может, чуть натиск уменьшился. Удушливая нависшая масса явно насмехалась над нами, и отчего-то я это почувствовала. Еще одно осознание неотвратимости и бесполезности собственных глупых усилий.

И это мне не понравилось. Это ж никуда не годится! Бороться надо всегда, даже когда сильно устала. Отдохнуть, если очень уж нужно, но искать варианты. Не сдаваться, идти до конца, потому что победа может ждать совсем рядом, а обстоятельства лишь проверка на стойкость собственным вере и принципам.

И тут-то меня осенило. Выбор! Всегда должен быть свободный выбор! Никого нельзя принуждать. Я развернулась к своей незнакомке, постаралась вглядеться в лицо.

— Тебе вообще нужна помощь? Скажи! Не молчи, слышишь? Скажи!

Меня не слышали, будто девушка вообще не живая. Кукла, как обычная кукла на ниточках, которой сейчас все равно. Что воля, что неволя, нашлась тут Царевна Прекрасная! Да что ж такое-то? Где дух авантюризма, что помогает нам сворачивать горы?

Я схватила незнакомку за плечи, легонько ее потрясла. Бесполезно. Меня совершенно не слышали. И только когда ей под ноги бросился мой рыжий соратник, девушка внезапно очнулась. Может быть, ей на босые ступни упали слюни собаки? Вряд ли кому-то понравятся тягучие мокрые капли. Но именно тогда незнакомка сначала посмотрела на Бракса, а затем на меня. Замерла…

— Помоги мне, — вдруг прошептала.

И я снова начала воевать. Мы. Незнакомка стала повторять за мной. Плавно, словно нехотя, не умеючи, как в замедленной киносъемке. Бракс лаял. Мы воевали со змеями, но они никак не кончались и не хотели заканчиваться. Клубились, тёмные, их становилось всё больше. Намного больше. Они чернели, мгла усилилась, будто её помножили втрое, что внезапно ввело меня в панику. Теперь не только незнакомку сожрут, но и мной не подавятся. Нужно было что-то решать. Идей не было. Мыслей тоже.

Чью-то сильную, уверенную, но очень жесткую руку на своем предплечье, я почуяла практически сразу. Прикосновение заставило меня отвлечься от битвы со «змеями» и посмотреть на того, кто так нагло мешал. Серые глаза Бурова Михаила я узнала мгновенно, а его недовольный взгляд, очень даже сердитый мне вообще не понравился.

— Марш отсюда, сопля зеленая! – рявкнул он грубо, а потом…

Потом меня оглушило, и я открыла глаза. Передо мной высился шкаф, но был он перевернутым. Понадобилось какое-то время, чтобы прийти в себя и понять, что я всё еще нахожусь на диване, но свисаю с него вниз головой. Эва же меня развернуло!

Бракс продолжал лаять в прихожей. Я вернулась в нормальное положение, поморщившись от жуткой боли. Сильно затекла шея, голову не повернуть. Взглянув на часы, поняла, что с начала моей «медитации» прошло без малого два часа. А Бракс… явно грозился описаться, заодно и обкакаться, если я не выведу его сию же минуту. Впрочем, прогулка по улице мне не помешает. Я о-очень хотела проветриться. Где я была? Что делала? Что узнала? Ох… Что же там такое случилось?

В надпространстве, конечно же. Тут же себе и ответила. А щупальца? А щупальца были… аятом, с которым я…

И меня затошнило.

А навоевали мы нагоняй от начальства. Впрочем, разве вы ждали чего-то другого?

Ночью спалось беспокойно, несмотря на то, что шёл дождь, поэтому утром проснулась с тяжёлой головой, выгуляла Бракса, позавтракала и поспешила на Верховенскую в офис. Правду говорят, что утро вечера мудренее, потому что вчерашние события теперь выглядели совершенно иначе.

Всего лишь сон, набор очередных глупостей, после странного дня. Никакой магии. Ну и подумаешь, приснились аяты, девушка в красном платье, наша борьба против зла. Зря вот Буров Михаил помешал, влез в борьбу и прервал войну, аж проснулась. Будь у меня больше времени, я нашла бы способ спасти свою принцессу и победить злого дракона. Еще меня заботил вопрос: стоит ли новым коллегам рассказывать сон или лучше молчать, чтобы не вызвать насмешек?

В приёмной все были в сборе. Алена, Макс, Настя, Глеб обсуждали вчерашний день, кто-то пил чай, кто-то кофе. Ах, вот запах в офисе стоял восхитительный! Бодрящий, щекочущий обоняние с горечью. Андреевна, подперев подбородок рукой, слушала коллег с видом, откровенно скучающим, а Ирина Мелких – с любопытством и снисходительностью опытного гуру по жизни. Но все же в беседу не вмешивалась.

— Да нет там никакой порчи, — уверяла всех Настя, — Валя просто ищет причину. Ей удобно думать, что есть завистники-колдуны-ведьмы, это ее сильно подпитывает. Она сама прикормила аят мыслями, что мужики все плохие, а она одна сильно хорошая. Не видит за собой нифига и слышать совершенно не хочет, когда ей говоришь, что решение проблемы гораздо проще, чем она придумала.

— Клиент всегда прав, — вставила реплику Мелких. – Она нам денежку принесла. Между прочим, вам на зарплату. И еще принесет.

— И что теперь? Мы должны взять бубны и устраивать изгнание духов там, где их нет и не было никогда? Мы выяснили все, что хотели. Валентине нужен психолог. А лучше психотерапевт. Она же ищет волшебную палочку!

Настя была возмущена и убедительно экспрессивна. Она явно решила проблему клиентки, и не считала нужным продолжать исправлять её жизнь. Я налила себе кофе, слушая рассуждения Кошкиной, и пристроилась в уголке на диване. Стажеру вряд ли стоит вмешиваться в чужие дела.

— Мы можем помочь лишь тем, кто сам этого очень хочет. А Валентина не хочет! Ей нравится её жизнь.

— Значит ей нужно страдать, — поддержала Настю Алена. – Ей нравится взлетать от надежд при знакомстве, а потом всё разрушать. Там эмоции радости, боли. Снова поиск повода для радости, ещё и ещё. Аванс мы ведь отработали? Думаю, надо рассказать Михаилу, он примет окончательное решение.

Входная дверь внезапно открылась, и я снова слегка удивилась. Буров опять пришел вовремя, будто знал в какой момент следует открыть нужную дверь. Мое новое начальство в знакомом пиджаке и синих джинсах, рубашка вот была свежей, зашло в приёмную-кабинет. Остановилось, осмотрев внимательно всех присутствующих, коротким кивком поздоровалось.

— Прогноз по Валентине, Глеб? – произнёс с ходу.

— Мы сделали все что могли. До знакомства с нами у нее была вероятность в сорок процентов исправить свою жизнь, после общения с Настей вероятность подросла до шестидесяти. Теперь она знает, что делать, но решение ей принимать. Если мы продолжим работу, вероятность быстро уменьшится. Станет тридцать процентов. Она будет ждать от нас чуда, но чуда не произойдёт, и тогда клиентка обвинит нас во всех своих проблемах. Лучше сейчас выйти из сделки красиво.

Глеб выглядел таким уверенным, что я сразу поверила. Это что же… Можно так всё предугадывать? Вот прям всё-всё? Моя жизнь тоже расписана в вероятностях? Как это работает? И что у меня теперь за вероятности после трудоустройства в бюро? А какие они были до того, как я нашла эту работу? Я уже и забыла, что всего лишь на стажировке, настолько было все интересным.

— Настя. Скажешь Валентине, что проверка её прошлых жизней показала, что ситуация у неё повторяется. Она в своём Дне Сурка. Порчи нет. Я проверил все её воплощения. Если не пойдёт к психотерапевту, снова останется в одиночестве. И так будет продолжаться до тех пор, пока не познает себя. Это её уроки. Дети разъедутся, станут с ней мало общаться. Не потому что вырастут. Они сбегут от ее нарастающего недовольства. Об этом Валентине не говори. Не поверит. Что с Шурзиной? Познакомились?

— Нет. Сорвалось, — ответила Настя. – Макс тоже пробовал.

И вот тут Буров посмотрел на меня. До этих слов будто не замечал, а после пояснения Насти вспомнил. Как-то ёкнуло даже внутри от пристального взгляда серых глаз, в которых я заметила… интерес и недовольство. Сразу же появилось предчувствие, пока неосязаемое, но ощутимое до кончиков всех моих пальцев.

— А, вы, Василиса! – строгое обращение, от которого ёкнуло внутри что-то ещё раз. – Зайдите ко мне в кабинет. Сейчас. Не откладывая.

После этого Буров взглянул на остальных с искренним недоумением, будто увидел всех в первый раз. Почему весь его штат до сих пор не на рабочих местах? Атмосфера вмиг накалилась, вот так, за пару секунд тишины. Изумленные лица коллег подсказали, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Такова роль интриги, когда интуиция есть, а объяснений пока не предвидится.

— Приступайте к своим обязанностям, — тоном, не терпящим возражения. — Рабочий день начался.

И Буров скрылся за дверью, ведущей в его кабинет.

— Держись, — ободряюще прошептал Глеб, он находился ко мне ближе всех. – Потом расскажешь, что натворила.

— Я? Что я натворила? – внутри похолодело, и утро перестало быть томным.

О нет! Нет, нет, нет! Это что же… Мне не приснилось? Ноги вдруг стали ватными, улыбки коллег еще более загадочными, а любопытство в их глазах запылало. Взвилось кострами так, когда бывает ничего не понятно, но очень-очень интересно, аж вот донельзя.

— Михаил не любит ждать, — с улыбкой произнесла Алена, единственная, кто не показал эмоции так явно, как сделали остальные. – Расскажешь потом, если захочешь. Идёт?

— Алена, хэй! Ну ты чего, а? Ну, ёлки-палки…

Тихое коллективное возмущение я услышала уже за спиной, но до него не было дела. Предстоял разговор и, кажется, очень серьезный. С нажатием на дверную ручку сами собой улетучились мысли о коллегах, о разговоре на импровизированной мини-планерке, все перестало быть важным, кроме предстоящего разговора с начальством. Наверняка весьма серьезным, иначе зачем он пригласил меня в кабинет?

Михаил ждал меня возле окна, он стоял ко мне спиной и смотрел куда-то вдаль, будто погруженный в мысли. Но стоило переступить порог, он сразу же развернулся, сделал шаг навстречу, показав рукой на одно из кресел, приглашая присесть. Но присаживаться совсем не хотелось. Я умудрилась разнервничаться под пристальным взглядом Михаила. И молчала, будто воды в рот набрала. Он вызвал, ему и спрашивать, а я что-то отвечу. Если смогу. Так и осталась стоять.

А навоевали мы нагоняй от начальства. Впрочем, разве вы ждали чего-то другого? ч.2

— Сейчас я буду задавать вопросы, Василиса, а ты будешь мне отвечать. Я же всё объяснять, если сочту нужным и важным. Договорились?

Буров решил не размениваться на сантименты и перешёл сразу к делу. Деловой и строгий подход мне понравился. Четкий разговор по существу сэкономит всем время и нервы. Я кивнула, и допрос начался:

— Ты вчера была в надпространстве, — утвердительно он заявил. – Во сне?

— Не знаю. Я начала медитацию, придумала себе пляж, а потом оказалась в городе.

— События хорошо помнишь?

— Думаю, да. Надо попробовать вспомнить.

— Ты знаешь, кого пыталась спасти?

— Нет. Это была незнакомая девушка.

— Как собака оказалась с тобой?

— Бракс? Ну… подумала я о нем.

— Это так не работает. Твоя собака тоже умеет выходить в надпространство. Такие животные встречаются иногда. Он тебе помогал?

— Помогал.

— Значит, Бракс твой якорь.

— Якорь?

— Об этом позже. Ты зачем воевала с аятом?

— Он хотел украсть незнакомку.

— О ком ты думала до медитации?

— Об Алие. Знакомство же с ней сорвалось.

Михаил усмехнулся.

— Девушка в красном – это и есть Алия. Странно, что ты не догадалась.

— У меня бы получилось её спасти, если бы вы не вмешались.

— Не получилось бы, — категорически отрезал Буров.

Он будто догадался, что я собралась возражать, и почему-то вдруг рассердился. От него пошла волна то ли злости, то ли досады, но Михаил быстро взял себя в руки и продолжил очень спокойно, будто скучающий лектор на паре. Он смотрел мне прямо в глаза, будто хотел в них что-то увидеть, или достучаться до «ученика» с первого раза, не оставить ни единого шанса на сомнения или спор.

— С аятами в надпространстве воевать бесполезно, — разъяснил он. – Это возможно только при высокой проработке осознанности и то не решит проблему, если ее не решать в мире материальном. Ты заметила, что как только удвоила усилия, аят стал намного сильнее?

— Заметила, да, — пришлось согласиться.

— Потому что ты кормила его своими эмоциями. Аят принадлежал Алие, но ты бездарно вмешалась, решив, что способна решить все ее проблемы. Возомнила себя господом Богом? Спасателем? Так?

— Нет, не так! Я решила вытащить незнакомку из лап заср… из лап чудовища, в общем.

Я решила держать ответ до конца. Тоже мне преступление! Подумаешь, повоевала с энергией и накормила её. Если так разобраться, то чисто логически, люди не видят жизнь без эмоций, а это значит кормят собой все подряд. А вот назвать мою войну бездарной – это ни в какие ворота! Я старалась и делала это от души, между прочим! А Буров снова начал злиться. Так мне показалось. Иначе зачем усиливать менторский тон, будто я уже не студентка, а сорванец-первоклашка и нашкодила в школе? А раздражение от меня Буров Михаил не увидит. Вот не здесь, не сейчас. И я продолжила как можно спокойнее.

— Аят – это как страшный дракон. Понимаете?

— Аят — не страшный дракон. Это сгусток энергии. Он тем сильнее, чем больше получает энергии. Ты всегда донор. Аят всегда голоден. Борьба с аятом специфична и отличается от всего, к чему ты когда-то привыкла. Надеюсь, это понятно? Твои вчерашние действия по спасению Алии ни к чему хорошему не приведут. Вот смотри!

Буров подошел к столу, наклонился к своему ноутбуку и нажал на одну из клавиш, включая монитор. Для этого потребовалось несколько секунд. Затем Михаил развернул монитор ко мне, показав на экран.

— Эмоции Алии, — произнёс. – Сейчас. Помнишь, что было вчера?

Ровное чистое поле, зеленые, светлые линии, никаких излишков, пробиваются розовые, желтые. Фон на экране изменился, резко так изменился. Вот слева красные рваные, почти черные, зашкаливающие до самого верха, а вот справа все стало спокойнее. Видно же, что ситуация изменилась. Разве это плохо?

— Это твоя работа, Василиса, — произнёс недовольно Буров.

— Так чем же вы недовольны? Я вижу зеленое поле, не хватает ромашек.

— Будут тебе ромашки. Да такие, что мало не покажется. Называются такие цветочки - откат. Понимаешь? Ты вмешалась, сделала за нее ее работу, ей помогла, но оказала медвежью услугу. Не пройдет и суток, как все вернется с удвоенной силой. Потому что проблема не решена. Ты своими действиями, по собственной глупости подвинула Алию на шаг к смерти. Не только ее, но и ее детей. Ты хоть это сейчас понимаешь? Сказать тебе, что может стать ягодками потом?

И вот тут мне стало страшно. Я же всего лишь спала… А тут меня почти обвиняют в убийстве. В тройном, между прочим. И стало мне что-то так грустно. Замутило где-то внутри, потому что вдруг осознала – у Бурова нет причин лгать. Ни одной. А еще он не стал говорить о моем проколе при всех, поэтому мы в кабинете наедине разговариваем. Но я же не знала! Я понятия не имела, что все так серьезно! Стало стыдно, горько, всколыхнулось чувство вины, подкатил к горлу комок.

— Так. Давай-ка без слез и истерик, — предложил, поморщившись Буров. – Я тебе объясняю на будущее очень важные вещи. Твоя задача внимать и больше не делать глупости. А сейчас продолжай отвечать на вопросы. Что ты сделала такого, что Алия стала тебе помогать?

— Я спросила у нее нужна ли ей помощь. А она на меня посмотрела… и сказала…

Перед глазами пронеслись события в мельчайших деталях.

— Что?

— «Помоги мне». Так и произнесла.

Буров неожиданно выдохнул и даже заметно расслабился. Улыбнулся краешками губ. Можно сказать, кожей почувствовала, что буря стала стихать, будто на небе проявились проблески синего между суровыми тучами. Я вдруг поняла, что все это время чувствовала себя как на эшафоте. Напряженность зашкаливала, но что настолько, прояснилось сейчас. Ну хоть что-то я сделала правильно. Интуитивно, но верно.

— А ты не так глупа, как показалось вначале, — вдруг произнес Михаил. Не пренебрежительно, но иронично.

И вот тут-то мне стало обидно. С чего вдруг меня в глупости обвинять? Между прочим, у меня высшее образование, и диплом получила я красный. И всегда отличалась смекалкой. Ну, подумаешь, чуть-чуть накосячила? С кем вот не бывает?

— Я не глупа!

— Глупость сделала?

— Я не знала.

— Все, кто не знают – глупы. Вот тебе первый урок. На будущее будешь осторожнее и внимательнее. Я сказал тебе вернуться к истокам, но это не значит, что ты должна бежать впереди всех, как бешеный паровоз, ломая все и всех на пути. Действовать нужно выдержанно, познавать, изучать. Теперь тебе это понятно?

— Спасибо, понятно. А дальше что?

— Дальше? Дальше ты будешь знакомиться.

— С кем?

— С Алией. У тебя получилось наладить с ней контакт в надпространстве, а значит и в реальности тоже получится. С большей вероятностью, чем у кого-либо из наших. Но чтобы ты не наломала дров еще больше, будешь работать со мной, под моим руководством. Собирайся, надо ехать, знакомиться.

— Алия первым увидела Бракса, — сочла нужным добавить я. – Значит ли это, что собака поможет?

Одобрительный кивок начальства неожиданно поднял настроение. Нет уж. Не так уж я и глупа для стажерки. Мало того, именно благодаря вчерашней медитации нашелся тот самый ключик, который может помочь подобраться к решению проблемы на шаг. А там второй, и посмотрим.

Бракс и белые трусы в красный горошек

В машине Бурова мне пришлось поразмыслить о многом. Ехать было не близко. Моя квартира находилась в соседнем районе, по пробкам это заняло час. За этот час я подумала об Ирине Мелких, что дожидалась начальства под дверью, об Алене, обрадованной положением дел Алии, а еще о разговоре с Буровым, что сложился в машине. Но лучше обо всем по порядку?

Я не успела выйти, как Ирина Мелких попыталась влететь в кабинет, прижимая к груди кожаную толстенную папку. Блеск в глазах, решительный настрой бухгалтера подсказывал, что она намерена идти до конца. Неужели Буров настолько не уважает учет, что его сотруднице приходится в буквальном смысле идти на абордаж? Как бывший бухгалтер я знала, что не все директора стремятся познавать цифры, расписываться в документах, вести точный подсчет деньгам. У некоторых из них на бухгалтерию аллергия, и это я считала прискорбным.

— Михаил, нужно расписаться в отчетах, — с ходу заявила Ирина, будто не было дел большей важности.

— Отчеты подождут, — отказал Буров, ведь он следовал на выход за мной. – Мы с Василисой уезжаем. Вернемся после обеда. Не раньше.

— Михаил… Это всего пять минут. Десять. Я еще…

— Некогда, Ирина, сейчас разбираться. Василиса не может ждать. Она очень спешит, а ее нужно еще довезти до места. Сегодня я работаю ее личным водителем. — И уже обращаясь ко мне, всё также на полном серьёзе: — В подземном гараже найдешь серый «Опель». Место В 832. У тебя минут десять. Не больше.

Десять минут на сборы. Буров дал мне время взять вещи и сходить в туалет, что при дальней поездке стало вполне себе жестом участия. Приятно, что новому шефу не чуждо человеческое.

Разочарование же на лице Ирины Мелких было настолько откровенным, что ее даже на миг стало жаль. Но лишь на миг, потому что в следующий ее взгляд обратился на меня, и в голубых, чуть раскосых глазах я увидела возмущение, переросшее в самую настоящую… зависть? Быстрый контакт взглядов, мое недоумение, и на лице Ирины заиграла полуулыбка.

— Ничего себе! Какая у нас завелась важная птица! – вполголоса заявила она. – Еще не прошло и недели!

И расхохоталась. Буров никак не отреагировал на выпад Мелких, но и покинуть офис у него быстро не вышло. Ему дорогу перекрыла Алена, остановив шефа прямо на выходе. Ей он не отказал, и теперь что-то внимательно слушал.

Ну что же. С Ириной я разберусь и сама.

— Я полагала, что попала в приличный офис, а не в курятник, — тихо сказала в ответ.

Анализ негативного настроя Ирины мог занять все мои мысли, если бы не случайно подслушанная фраза, брошенная громко начальством:

— Не строй преждевременных выводов. То, что картинка размазалась, не говорит об улучшении. Продолжай наблюдать и собирать информацию.

— Как скажешь, Михаил, — ответила ему Алена с улыбкой.

Да уж… Почему-то я сразу поняла, о чем рассказывала Петровиченко. Каким-то образом она увидела, что Алие полегчало. Ах, если бы она знала все остальное, то и радости поубавилось. Ничего. Сейчас заберем Бракса, а потом поедем все исправлять.

И вот именно тогда я осознала, что еду с Буровым за собакой, а дома у меня полный бардак. Ну что же, вряд ли моё начальство испытает микс из любопытства и наглости, чтобы напроситься в квартиру. Только если что-то чрезвычайное, что станет уважительным поводом. Ведь тогда отказать не получится?

Об этом я думала всю дорогу до стоянки, потом пока искала машину, пока называла свой адрес, и даже первые минут двадцать поездки. Не то чтобы я себя грызла — такая уж я уродилась: не делаю культ из порядка. Из беспорядка тоже не делаю. Просто так уж совпало, что вечером я медитировала и было не до уборки. И все же вероятность показаться неряхой меня немного пугала.

Какое счастье, что мысли мои перебили.

— Я обещал рассказать, — начал Буров: – Бракс твой якорь. Это твоя точка сборки. Если ты заблудишься в надпространстве, потеряешь силы, растеряешься, вызов Бракса тебе поможет вспомнить кто ты, где ты и как выбраться в реальный мир.

— Вчера я не смогла вспомнить, — посетовала я. – Но хотя бы перестала вязнуть в тумане, будто это болото. Смогла идти и даже бежать. Биться с аятом.

— Дело практики. Ты часто выходила в надпространство до того, как узнала о бюро?

— Только в день, когда купила газету. Один раз.

— Значит, всего два?

— Да.

Буров ничего не ответил. Он сосредоточенно вёл машину, прислушиваясь к навигатору, и явно что-то обдумывал. Так продолжалось ещё минут двадцать. Вести машину я не мешала, по дороге дважды чихнула, когда в нос попала пылинка. Даже тогда на меня не обратили внимание. А жаль, ведь у меня появились вопросы. Эх, была — не была.

— А вы? Как вы меня нашли?

В ответ тишина, не считая просьбы навигатора повернуть на перекрестке налево.

— Вы тоже там были, Михаил? – спросила громче.

— Где?

— В надпространстве вчера. Как вы там оказались?

— Практика. Не объяснить. — Буров пресек мою попытку незамедлительно. – Лучше разбирайся со своими способностями. Научись ими управлять.

— А у меня как получается туда попадать?

— Развитая интуиция, чистый ум и психика, свободная от большинства травм и комплексов. Все в совокупности позволяет чувствовать энергии этой матрицы и преобразовывать их в понятный вид из образов, звуков, знаний. Я хорошо объяснил?

— Э-эм…

Кажется, мне только что сделали комплимент? Я не ошиблась?

— Матрицы? Вы хотите сказать, что мы живем в матрице? Вот прям как в том фантастическом фильме?

— В каком еще фильме?

— Ну, с Киану Ривзом. Там тела людей использовали как батарейки, пока их сознание жило в виртуальной реальности.

— Не видел. Нет, всё совсем не так, но почти.

— А как?

— Думаю, твой мозг не выдержит обилия информации, и тебя придется определить в психбольницу. Поэтому занимайся своими делами, со временем все узнаешь. Сама. Или я тебе расскажу. Или добрые коллеги подскажут. Идёт?

Буров припарковался. Наступил крайне важный момент, когда пора быстро бежать за собакой, я снова вспомнила о беспорядке и быстренько ретировалась.

Бракс встретил меня веселым лаем, он явно не ожидал, что хозяйка так рано примчится. Уж это виляние хвостика, эта радость, преданность в карих глазах, вызывающие прилив теплого счастья. Такое никогда не надоест, подобное всегда привлекает. Я сняла с крючка в прихожей намордник, поводок, зацепила на карабин ошейник собаки, перед выходом из дома предложила ему воды. Спустя несколько минут стояла уже возле подъезда и… со смятением смотрела на Бурова, который тряс передо мной руками в каком-то черном мазуте.

— Можно руки помыть? Машина внезапно заглохла, пока определил, что проблема с фильтром. Запачкался.

А я… А я…

— Конечно.

Как я могла отказать? Я поднималась по лестнице на свой четвертый этаж как на Голгофу. Ну или как на эшафот подобно королеве английской. Закон подлости в действии, да? У Бурова машина специально что ли сломалась? Захотел проверить меня на слабо? И что же делать? Извиниться за беспорядок? За то, что у меня дома не убрано? Или рыбой молчать? Какая ему вообще разница, как я живу? Я ж замуж за него не собираюсь, да и вообще, рассуждаю так, будто он выбирает жену!

Ключи в замках проворачивались с большой неохотой. Кстати, ничего я не сказала. Будь, что будет. Какая уж есть. Показала, где ванная комната, внутренне прикрыв глаза от стыда, вспомнив о трусах на веревке – белых в красный горошек… Стояла молча, ждала, предпочитая не думать о брошенных на диване штанах и лежащей там комком серой майке, о разбросанном сухом корме на полу возле миски собаки и десятке игрушек, раскиданных по углам. Ждал и Бракс, сидя на лестничной клетке в подъезде. Дверь я так и не закрыла, надеясь быстрее покинуть квартиру. С первой минуты встречи с Буровым он все время молчал, оценивающе наблюдая за моим шефом. Будто оценивал, что за человек перед ним оказался.

— Вполне уютно! – рапортовало начальство, покинув ванную комнату. – И трусы в горошек веселые. Глядя на ваши пунцовые щеки, вам стыдно за беспорядок?

Я не ответила, булькнула.

— Можете теперь весь день об этом переживать, если хотите, — продолжил Буров на «вы». – Ну или сброситься с крыши. Таблеток, может, снотворных? По глазам вижу, что уже считаете меня полным дебилом. Так стоит ли переживать за то, что найдете в домах у абсолютного большинства, когда они не ждут гостей?

— Неприятно чувствовать себя перед вами неряхой.

— Мне без разницы, что у вас дома и как, — высказался Михаил. – Другим тем более. Даже если и захотят кости перемыть, об этом вы не узнаете. Только домыслами нервы попортите. А еще мы опаздываем. Совсем скоро Алия отправится в магазин, причем одна. Без детей. Детей она оставит с мужем, у нас будет час.

Я заметно расслабилась. Буров прав. Люди придают слишком большое значение вещам, не заслуживающим внимания. Ну, подумаешь, игрушки по полу и веселые трусы на веревке? Мха на полках нет? Нет. Пыль позавчера вытирала. Полы не грязные, раковина без разводов, хоть и на зеркале немного пасты. В квартире ничем не воняет. Да и женщина я красивая. Мне любые трусы подойдут и необязательно из кружев и ниточек. А эти удобные и настроение всегда поднимают.

— А вы откуда все знаете? – не преминула спросить между прочим.

— Мои способности — коммерческая тайна, я о них не рассказываю.

Буров быстро спускался по лестнице, я спешила за ним, и вдруг меня осенило где-то между первым и третьим:

— А вы… случайно неспециально ко мне домой зашли? Откуда-то узнали, что буду так волноваться по поводу беспорядка?

— Вроде Василисой звать, а не Варварой…

Это я услышала в ответ и рассмеялась. Да и правда какая разница?

Знакомство

По-видимому, возле дома Алии всегда была проблема с парковкой. Слишком много жильцов, почти в каждой семье по машине. Неудивительно, что разноцветные автомобили теснились на выделенных им площадках, как муравьи возле брошенной на землю крошки, почти соприкасаясь бамперами в десятках сантиметров друг от друга. И это в будний день, когда большинство из жильцов должны были быть на работе.

Буров припарковал «Опель» недалеко от детской площадки, поэтому до предполагаемого места знакомства предстояло дойти. Крохотный сквер со скамейками для тех, кто любит бегать по утрам или гулять вечерами для хорошего сна. Там же гуляли с собаками, там же был сквозной путь до ближайшего супермаркета, куда и ушла Алия за продуктами. Много желтеющей осенней растительности, разбавляемой оставшейся зеленью елок и рябиновой краснотой.

Откуда Буров узнал в какое время и где пройдет наша клиентка?

Меня терзало любопытство, но я примерно помалкивала. Может быть, когда-нибудь мне удастся приоткрыть эту тайну. То, что тайн у шефа было немало, я чувствовала всеми фибрами души. Он был и обычный, и странный, загадочный и довольно простой. Не постеснялся назвать себя дебилом, но при этом назвал дурой меня. Ну, хорошо, не дурой. Глупой. Сути же не меняет?

О Бурове вздыхала Андреевна, пока думала, что её никто не видит. Но я-то заметила, как она смотрела в сторону его двери, перебирала бумаги, а иногда даже вытирала скупую слезу. Ирина Мелких тоже боролась за внимание шефа и дело далеко не в бумагах. Ну, оставь свои документы на столе в папке, мужчина взрослый и бизнес его, поди разберется, а если нет, тогда и пригласит к себе для прояснения важных вопросов. Я понимала, интуитивно чувствовала, что Ирине хочется общения с Буровым. Наверное, и остальным тоже, потому что я, находясь возле него всего пару часов, уже не хотела с ним расставаться. Это немного пугало. Меня притягивал какой-то внутренний мужской магнетизм, светящийся в серых глазах, звучащий в тембре, повадках. Уверенность, сила, ощущение, что этот человек знает нечто, что неподвластно остальному миру. Какой-то очень и очень важный секрет, позволяющий открывать любые пространства и двери.

— Надень гарнитуру, — распорядился Буров и протянул мне крохотный черный наушник. – Мне нужно знать, что у вас происходит и при необходимости корректировать твое поведение.

— Думаете, она будет со мной разговаривать?

— Я в этом уверен.

Слова Бурова вселили спокойствие, и спустя несколько минут я с Браксом уже медленно шла по скверу, считая на елках ворон. В смысле, делала вид непринужденный и радостный, а на самом деле сосредоточенно всматривалась вперёд. Спешить не нужно, желательно с нашей клиенткой встретиться в противотоке, организовать «случайность».

— Ну, Бракс, не подведи, если что, — сказала собаке, а на самом деле себе. Для храбрости. – Пусть у нас все получится.

Благополучный исход дела стал моим сокровенным желанием. Крайне важно, чтоб всё получилось. Иначе всё усложнится, а мне совсем не горело испытывать даже намеки на чувство вины. Размышлять о том, что произойдёт с Алией, если знакомства не выйдет, вообще не хотела. Проблем прибавится. Сто процентов.

Алию узнала сразу. Молодая женщина шла навстречу мне по дорожке, удерживая в руках два пакета. С улыбкой на губах, не спеша. На ней было длинной закрытое платье, на плечах куртка, на ней чёрный платок. Вероятно, им она покрывала голову, но сегодня было тепло под лучами еще яркого солнца, хоть и ночью пролился дождь, что оставил за собой мутные лужи.

Наши взгляды встретились и… меня не узнали. Алия равнодушно скользнула по мне глазами, отвела их, намереваясь следовать своим путем, как на сцену выскочил Бракс. Вот как есть, так и выскочил — Алие прямо под ноги с радостным лаем и вилянием куцым хвостом. Шурзина вскрикнула от страха, дернулась в сторону, озираясь по сторонам и выбирая путь к отступлению, на что я тут же подхватилась с волнением:

— Не бойтесь, прошу! Почему-то он вам очень обрадовался!

Алия не поверила, не смогла так сразу преодолеть страх, но хотя бы остановилась. Её грудь учащенно вздымалась, дорога была перекрыта собакой, готовой звонко лаять до тех пор, пока ей не воткнут в зубы лакомство. Ну, или не оттянут за поводок, что делать совсем не планировалось.

— Он так счастлив, будто увидел в вас старую знакомую. Первый раз наблюдаю такое, — растерянно продолжила я. – Может, вы знали его щенком в питомнике? Или тут что-то другое?

Алия молчала, успокаивалась, пауза становилась горячей. Я уже готовилась признавать поражение, но Шурзина просветлела лицом, улыбнулась. Искренне так, по-детски, будто вспомнила что-то забавное.

— Щенком? Нет, что вы! А знаете… Сегодня мне снилась собака. Ну очень, очень похожая на вашу. Мы играли с ним, он мне все лицо и руки облизал. Было так много любви, всё было как по-настоящему… А ваш пёс симпатичный. Кусается?

— Никогда никого не кусал, — уверенно ответила я. – Если хотите, можете его погладить. А еще Бракс умеет здороваться.

Мой бульдожий друг между тем достойно отрабатывал задание, войдя в роль похитителя чужих сердец. Внезапно успокоился, перестал лаять, сел и… протянул лапу, повинуясь приказу. Во даёт! Сколько вредничал, нехотя выполняя команду, а тут, гляди-ка, по первому требованию!

— Он ещё и здоровается? – умилилась Алия, с восхищением глядя на Бракса. — Какой воспитанный он и галантный.

— Он хочет поздороваться с вами.

Тогда Шурзина присела на корточки, поставив один из пакетов на землю, и взялась за короткую лапу. Недолго ее подержала в руке, аккуратно покачала в приветствии.

— Здравствуйте, — со всей серьезностью произнесла. — Меня зовут Алия. А вас?

— Уав!

— Бракс. Он сказал, что его зовут Бракс, — поделилась я кличкой собаки. – Алия, очень приятно. А меня Васей зовут.

— Как?

— Родители решили, что я у них Василиса Прекрасная. Не иначе, им сказка понравилась, надеялись на Змей Горыныча и чудесное спасение принцем, — пошутила я. – Но жизнь не всегда сказка, как выяснилось.

— Красивое у вас имя. Редкое сейчас.

«А теперь отдай Алие нашу визитку», -вдруг послышалось в гарнитуре: «Подходящий момент».

И вот тогда я вытащила из кармана пальто нужную карточку, белую с золотистыми вензелями. Для кого-то просто визитка, а для Шурзиной она может стать волшебным ключиком, ведущим к жизни и радости, причем в прямом смысле слова. Если Алия позвонит нам, если попросит о помощи, тогда, считай, полдела сделано. Начнется наша работа. Моя работа, надеюсь. Нет, не хотелось мне в секретарши.

— Знаете. А возьмите мою визитку, — написала на карточке номер мобильного, а затем протянула ей. — Вдруг вы захотите еще раз пообщаться с собакой, прогуляться по скверу или просто со мной поболтать.

Я и не надеялась на чудо, но Алия вдруг ее забрала. Прочла текст, написанный там, и брови вскинулись от удивления, в глазах засветилось неверие.

— Бюро изменения судеб? Вы так назвали свой кабинет? Вы психолог?

— Нет, я в прошлом бухгалтер, а бюро – это бюро. Там меняются судьбы людей.

— Вы сейчас серьезно?

— Надеюсь. Я недавно устроилась секретаршей, пока присматриваюсь к работе.

— Каким образом какое-то бюро может изменить чью-то жизнь?

Алия явно заинтересовалась названием и таинственным ореолом вокруг учреждения, но, скорее, как скептик, а не человек, горящий желанием испытать на себе прелести услуг общества странных людей. Я ее понимала, потому что до сих пор не смогла полностью поверить в чудеса, что успела увидеть.

«Ты на верном пути, Василиса», — послышалось в гарнитуре: «Теперь напомни ей о согласии».

— Ох… Сейчас сама задаюсь этим вопросом, но обещаю вам рассказать, — я отшутилась с веселой улыбкой и продолжила доверительно: – А знаете, мне ведь тоже снился сон этой ночью, в нем была моя собака и девушка в красном платье до колен, широкая юбка, закрытые рукава. С тёмными волосами. Может, это были вы? И вот встреча. Что если сны наши вещие?

— У меня на школьном выпускном было красное платье, — задумчиво произнесла Алия. – Точь-в-точь как вы описали. Красивое было платье.

— Удивительно. А если это были вы, то вы в моем сне согласились.

— Согласилась? – с недоумением спросила Алия. — На что?

— Не знаю. Я проснулась тогда.

— Вы какая-то интересная, Василиса. Странная даже немного. И собака у вас тоже странная. И визитка. И сон, — задумчиво заговорила Алия, но карточку убрала в карман платья. – Но мне пора идти, дома дети. И муж.

— Вы звоните, если что, — попрощалась я и добавила искренне: – Бракс и я будем рады.

Алия кивнула, и мы расстались. Она пошла по дорожке, я осталась стоять. Смотрела вслед женской стройной фигуре, еще не радовалась, но понимала, что у меня всё получилось. Первый шаг сделан, Как-то сложилось так, что Шурзина не приняла меня в штыки, а, наоборот, увлеклась.

«Энергетика твоя ей понравилась», — снова ожила гарнитура: «Клиентка должна позвонить, как только начнутся проблемы. Выбор дан».

— У нас появился шанс?

«Попасть в офис и успеть пообедать, если прекратишь ныть и грезить».

— Ныть? – возмутилась я. – Где это я сейчас ныла?

В гарнитуре в ответ рассмеялись и на вопросы мои не ответили.

— Я не ною, — проворчала вслух так, чтобы Буров услышал. – Радуюсь. А откуда вы знали, что у меня все получится? И что Алия возьмет нашу визитку?

«Я не знал. Я понятия не имел будет ли она с тобой разговаривать. Но если бы я сказал, что не знаю, ты бы растерялась, почувствовала себя неуверенно. Не придумывайте себе чудеса на пустом месте, барышня. Жду вас через три минуты в машине».

И вот тут мне пришлось поспешить. И Браксу, конечно же, тоже. Ежедневный деликатес, в виде высушенной куриной шейки от лучшего производителя собачьих натуральных кормов, мой друг сегодня, как никогда, заслужил.

Плохой день, хорошее утро

Мечтательная, загадочная улыбка не сходила с лица Алии, пока она шла по скверу до детской площадки, подходила к подъезду, поднималась на лифте на свой этаж. Странный сон, который приснился ночью, положил начало странным событиям дня. Что-то происходило, Алия чувствовала это интуитивно, и происходило хорошее.

Сначала собака во сне, что пыталась к ней приласкаться. Ее теплый, энергичный язык на щеках был настолько реальным, что даже после пробуждения пришлось коснуться щеки в попытке вытереть влагу и затем удивиться – кожа была сухой. Нет, совсем не в слезах.

Потом Тимур. Пришел утром со службы и принес ей цветок. Зашел тихо в спальню, пока она еще спала, и положил рядом с ней красную розу. Элегантную, на тонком зеленом стебле, испускающую нежно-дымный, душистый аромат с еле слышимыми нотками фруктов. Сел на корточки рядом и смотрел, как она спит, как проснулась, провела по лицу пальцами, а после открыла глаза. Их взгляды встретились.

— Я там тебе завтрак приготовил, — ласково произнёс он. – И сварил кофе. Бросил в него чуть корицы. Ты, кажется, такой любишь, да?

— Что так? – удивилась она.

— Вдруг понял, как сильно тебя люблю.

— А девочки?

— Еще спят. В комнате их не слышно. Не обижаешься на меня за вчерашнее? Только с близкими легко быть настоящим, когда тебя принимают любым. Даже в плохом настроении. Ты ведь простила меня?

В карих миндалевидных глазах мужа светились такие тепло и раскаяние, что в искренность захотелось поверить. Если действительно любит, то всегда есть шанс на перемены к лучшему, что бы не происходило. Она знала, всегда ждала, что наступит момент, когда Тимур оценит, поймет, как она важна в его жизни. Как нужны ему ее тепло и поддержка.

Не иначе сон в руку к долгожданным благим переменам. Собака же друг? Друг. И она не только не кусалась, но даже ластилась и зубы свои не показывала.

Алия любовалась строгим разлетом темных бровей, хищным мужским профилем, который не портил тяжелый подбородок и резко очерченные губы. Её муж красив. Еще, когда она училась, а он приходил за ней после пар, девчонки оборачивались вслед черноволосому, статному парню с военной выправкой и литыми, спортивными мышцами. Ей завидовали, она это знала и думала, что счастливее её нет на свете. Тимур тоже в нее сразу влюбился. Она смеялась в компании сверстников, он за ней наблюдал, а потом уводил то в кино, то в парк на свидание. И замуж ей предложил за него выйти уже через полгода общения, на что она очень обрадовалась. Согласилась, конечно же.

Свадьба прошла по традициям. Не всем, но часть из них поддержали. Ее родителям даже заплатили калым, а мама не могла насмотреться на красавца-жениха, сошедшего словно с журнальной обложки, и всё удивлялась, где её не самая красивая дочка нашла такого умного и ответственного парня. Ну а спустя полгода пришлось взять академический отпуск, потому что Алия забеременела. Появилась Анель, а через два года и Бибка. Скоро появится третий. Может, наконец, сын? Только вот дождаться обследования, узнать пол ребенка, а потом можно и ему рассказать. Если сын, то будет проще. Если дочь… Думать о том, что родится девочка, сейчас совсем не хотелось.

На завтрак Тимур приготовил яичницу, нарезал сыр, принес откуда-то сдобные булочки, джем, сервировал стол почти как в ресторане. Сидел напротив, смотрел, как она ест, и рассказывал о том, как провел ночь на работе.

— И вот едет чемодан, заезжает в интроскоп. Смотрю на экран и вижу в чемодане… собаку! Только представь! Еще думаю, что за фигня? Чучело что ли провозят? Или какую игрушку? А она как зашевелится. Нет, я видел разное, но чтобы так нагло!

— Живую собаку?

— Прикинь? Карманную чихуахуа. Конечно, без документов.

Тимур расхохотался, явно довольный собой. Только вдуматься, какой был ажиотаж в аэропорту, когда такое случилось. Досмотр ручной клади — дело крайне ответственное, а о подобных инцидентах всегда узнает начальство. Яркий повод засветиться перед руководством, а там, глядишь, и повышением ретивого сотрудника порадуют. Внимательность и проницательность в службе безопасности всегда ценится больше других личных качеств, а Тимур уже отличился. Повезло, что через него прошёл такой пассажир, приковавший внимание многих.

— Как собачка там не задохнулась?

— Только представь до чего надо было додуматься, чтобы взять с собой шавку! Пусть даже маленькую. Безголовые люди. Ума нет и думать не надо.

— И что было потом?

— Хозяин сделал вид, что крайне удивлен. Но я знаю таких полудурков, — самоуверенно рассуждал муж. — Они думают, что смогут обмануть оборудование, или тупые мы. Или слепые. Начал втирать, что собака залезла сама, закопалась в вещах, а он, типа, торопился на рейс.

— Может, было именно так?

— Нет. Не так. Он думал, что самый умный. Но тут-то его и накрыли.

— И что потом?

— На рейс он опоздал, пока нашел, кто заберет его псину.

— Жаль.

— Он получил то, что заслужил за свою хитрожопость. Проверять чемодан надо до того, как выходишь из дома. А мой рапорт ушел начальству.

— А мне сегодня снилась собака…

— Чихуахуа?

— Нет. Бульдожка.

На пороге кухни появилась заспанная Анель. Она проснулась от шума, услышав громкий хохот отца. Тимур поманил ее к себе, и дочка радостно забралась к нему на колени. Прижалась. Она любила, когда он был в добродушном настроении, сейчас он как раз был таким. В детской расхныкалась Бибка, и Алия ушла к ней. Поднимать, умывать, чистить зубки, а после кормить завтраком любимых девчонок.

И удивленно обрадовалась, когда пришла на кухню, а Тимур уже суетился для них. Накрыл стол, убрал грязную посуду, нарезал булочки и подогрел молоко. Он был очень заботлив, внимателен с дочками, Бибку посадил на колени и кормил ее, подавая ей вкусные кусочки с тарелки.

После завтрака, когда семейство отправилось смотреть мультфильмы, Алия перемыла чашки, плиту, придумала, что на ужин неплохо бы приготовить манты. Ну а дальше, когда она возвращалась из магазина, купив мясо и тыкву, она познакомилась с Браксом.

Ахах! Как же она испугалась сначала! Думала, что тот напал, но нет. Наоборот. Подал ей галантно лапу! Очаровательный бульдог и не менее очаровательная хозяйка. Странное знакомство, странная визитка с номером мобильного, редкое имя у молодой женщины с рыжими волосами, пытающимися вырваться из туго заплетенной косы… Василиса. Веяло от нее чем-то простым и родным. Настоящим. Теплом, которое может согреть, поддержать. Такое появилось ощущение и до сих пор не пропало. Все это точно не просто так, все это перемены к лучшему. Небеса, наконец, дали знак, что ее мольбы услышаны.

Алия открыла дверь и зашла в квартиру, прислушалась. Звук работающего телевизора перебивался чьими-то редкими всхлипываниями. Снова Бибка обиделась? Что у них произошло?

Она разулась, сбросила куртку, оставила пакеты на кухне, но выйти из нее не успела. На пороге появился Тимур. Встал в дверях, закрыл выход. Широкая спина, расставленные ноги, опущенные руки вдоль тела и тяжёлый взгляд не оставили сомнений, что настроение у мужа испортилось. Хорошее утро медленно, но верно превращалось в начало плохого дня и не было ни одной мысли, как остановить начинающийся скандал, потому что Тимур всегда был непредсказуем. Что на этот раз? Что случилось?

Плохой день, хорошее утро ч. 2

Алия вся напряглась. В груди заныло от предчувствия надвигающейся беды, от стихии, которую остановить невозможно, только лишь переждать, а еще лучше спрятаться в какое-нибудь укромное место. Только вот не спрятаться, не убежать. В кухне он и она, закрыт выход.

— Бибка плачет, успокоиться никак не может. Что-то случилось? – попыталась отвлечь внимание. — Её кто-то обидел?

Пауза. Слишком долгая. Отвлечь не получилось. В воздухе повисла тяжестью.

— Ты где так долго шлялась, Алия?

— Что?

— Мне что? Дважды повторять?

— Я купила мясо и тыкву на манты и сразу же пошла домой.

— Тебя не было два часа.

— Что? – не поверила Алия. — Быть такого не может. Я посмотрела на часы, когда ушла. Была… Половина одиннадцатого.

— А теперь посмотри на часы еще раз.

Последовала тихая рекомендация, предвещающая молниеносную вспышку, если ответ будет неверным. Но другого ответа и не было, кроме единственного на этот раз. Да и как узнать какой ответ Тимуру понравится? Это всегда как по минному полю, когда у него нет настроения, если оно чем-то или кем-то испорчено.

— Без четверти двенадцать, Тимур. Меня не было один час и пятнадцать минут.

— До магазина идти десять минут. Десять минут обратно. В магазине ты максимум полчаса. Где ты была, Алия? Что ты от меня скрываешь? Ты решила найти себе нового мужа?

Короткий шаг к ней и его рука коснулась её затылка, пальцы схватили за волосы, обхватили их как можно крепче, потянули так, что пришлось отклониться назад. Возможностей сопротивляться сильному мужчине не было никаких. Да и как сопротивляться, если от страха пробирает до костей, если душу жжет почерневший от злобы взгляд. Если от силы, которая должна защищать, веет непреодолимой опасностью. Лучше не провоцировать. Так будет лучше. Поддаться. Показать свою беззащитность.

— Дрянь! Смотри мне в глаза. По ним вижу, — и гораздо медленнее уже через паузы, — пока… я… сижу… с детьми… моя жена пользуется моментом, чтобы найти себе нового мудака и сбежать? А может уже нашла? Ходишь, ему улыбаешься? Еще и домой приводила?

Резкий рывок в сторону и Алия потеряла равновесие, закачалась, но упасть не смогла. Кажется, волосы рвались вместе с корнем, но они же и удержали от падения на пол. Больно, очень больно, но непонятно, что больнее – физическая боль или раздирающая от обиды в груди, когда очередные надежды разбились. Растворились, как пустынный мираж, в диком приступе мужниной ревности. Беспричинной. Внезапной. Она всего лишь задержалась. На каких-то пятнадцать минут. Её не было не два часа, а он… всё перевернул. Одним махом.

— Тиму-ур! – слезы самовольно выступили из глаз. – Отпусти! Мне же больно! Я тебя люблю, у нас дети. Никого я не приводила! Что ты…

— А ведь очень удобно? Бросать мужа с детьми, а самой бежать на свидание. Трахаться с ним тайком. Где? Со мной не хочешь, а с другим всегда готова, да? Как его зовут?

— Тимур?! Что ты несешь?

— Где ты была, Алия? – ещё жестче последовал вопрос, еще тише прозвучал голос. — С кем ты сегодня была?

Он её не слышал. Она будто уперлась в стену. Вот только совсем недавно, казалось, поднималась по лестнице, ведущей в новую жизнь. Широкие светлые ступени надежды. Раз, два, три, десять. Последний шаг, но вместо прохода в будущее – серый, обшарпанный, запачканный грязью бетон. И ступени уже сзади узкие, и поднялась невысоко. Так. Вдруг. Обманулась.

Губы Тимура искривились, предвещая новую вспышку, и Алия заговорила. Быстро, искренне, оправдываясь, чтобы только отстал, чтобы отпустил и поверил, чтобы вдруг не ударил.

— Я задержалась, потому что встретила одну женщину с собакой. Мне же сон снился сегодня, я рассказывала. Вот такая же собака. Она дорогу перегородила, разлаялась, я испугалась сильно-сильно, а женщина сказала, что собака совсем дружелю-юбная, — всхлипнула неожиданно, — он мне лапу дал, мы поболтали немного.

— Врёшь!

— У меня в кармане визитка! Она мне оставила зачем-то. Свой телефон.

Хватка резко ослабла, пальцы разжались, последовал новый толчок. Её оттолкнули так, будто она прокаженная, вся больная, убогая, что ей можно запачкаться. Вот только утром дарили розу, что стоит в узкой вазе на кухонном круглом столе. Алия смотрела на красные лепестки, но они размывались в слезах. У каждой розы есть острые шипы, эта роза не исключение.

— Бюро изменения судеб? Серьезно? Моя жена общалась со сбежавшей из психбольницы психичкой? Ты – дура, Алия? Моя жена полная дура?

Тимур вернулся, держа пальцами белую карточку с серебряными вензелями. Он присвоил её личную вещь, и судьба визитки теперь зависела от разозленного её задержкой мужа. Стоило попробовать вернуть всё в доброе русло, как-то затушить ссору, любовью успокоить мужчину.

— Теперь ты видишь, что я честна с тобой? – дружелюбно произнесла Алия, не обратив внимание на оскорбления. Ну как не обратила? Слова жгли, как порезы ножами, но цель помириться важнее. – Я люблю только тебя, Тимур. И наших деток.

Но Тимуру что-то не нравилось. Он не хотел успокаиваться, но и причина продолжать ссору исчезла. Алия на это очень-очень надеялась, внимательно следя за визиткой. Муж крутил её в пальцах и не планировал отдавать. И отчего-то Алие не хотелось визитку вдруг потерять. Отчего-то вдруг показалось, что в этой картонке спрятано что-то сакральное.

Тимур прищурился, а потом улыбнулся. Недобро так, многозначительно. Подошел к столу, взял в руки спички.

— Тимур, не надо! – взмолилась Алия. – Это же моя вещь!

— Ты собираешься общаться с психичкой?

— Она не сумасшедшая. Она нормальная.

— Да у нее даже имя тупое.

— Редкое просто. И работает она там недолго.

— Кто она такая, Алия? Ты собираешься общаться с незнакомой бабенкой?

— Нет, но… Визитка моя!

— В этом доме все мое. Ты. Твои визитки. Все. Запомни это, Алия, — самодовольно произнёс Тимур, а потом зажег спичку.

Картонка вспыхнула в одно мгновение, заставив Алию снова расплакаться. Она, может, и не позвонила бы Василисе, но теперь, когда Тимур решил всё по-своему, стало обидно вдвойне. Почему он с ней так поступает? Даже в таких мелочах!

На лице Тимура не было ни тени сомнений, ни тени раскаяния. Он равнодушно смотрел на слёзы, что стекали по её щекам, в глазах горело удовлетворение собой, своей властью. Тимур ей упивался сейчас. Царь и бог в семье. Самый главный.

— Ты еще знай, Алия, — добавил он. — Если я узнаю, что ты с кем-то встречалась, я вырву внутренности из твоего живота и скормлю их дворовым собакам.

— Тимур!

— Закрой рот. И заткни своих спиногрызов. Я устал, и мне надо поспать. Я тебя предупредил, поняла?

Он оставил её одну, ушёл в спальню. Конфликт себя исчерпал. Испорченная визитка тлела в кухонной раковине. Алия вскинулась, бросилась к ней, открыла кран, пытаясь спасти то, что осталось. Взяла в руки обугленный кусочек картонки и увидела, что ничего не осталось, кроме пары букв «Б» и «Ю», и цифры восемь и снова расплакалась. Горько, по-бабьи, тяжко так. От несправедливости мужа, от разрушенных надежд, от растоптанных чувств из-за грубости любимого человека. Она все для него, а он… Совершенно ее не ценит, считает за свою вещь, которой вправе распоряжаться по своему усмотрению. За окном светило осеннее, все ещё теплое солнце, но даже оно растворилось в сумерках плохого дня. Её личного плохого дня. Её несчастья. Вместе с ней всё еще плакала Бибка.

Не всякая неудача является поражением, но может стать волшебным пинком

Бракса вернули домой, а после Буров привез меня в офис. Пока ехали обратно, начальство всю дорогу молчало, несмотря на мои неуклюжие попытки хоть как-то завязать разговор. Радость об удачном знакомстве разбивалась о равнодушную стену, а максимумом из сухой тишины стала одна лишь фраза, в общем-то не лишенная смысла и остудившая мой пыл получше ледяного дождя. Михаил сказал: «Не говори «гоп» и не забывай про откат, который с высокой вероятностью совсем скоро случится».

Ох уж этот откат! Вот что еще за откат? Алия выглядела вполне себе довольной жизнью. Да, немного загруженной бытовыми делами. Еще бы не быть ей загруженной! У нее две малышки, сама беременная, муж и хозяйство. Забот невпроворот, объяснимо. Не то что я – бобылиха. Ни мужа, ни детей, одна слюнявая счастливая собака и небольшая квартирка, доставшаяся по наследству от бабушки.

— Приехали, — констатировал Буров на парковке возле здания 87 на Верховенской. – Пообедай, потом поднимайся. Алене скажешь, чтобы проверила Шурзину.

— А вы?

— Без меня.

И куда-то уехал. Поэтому минут через сорок я вернулась на работу одна. Андреевна встретила меня самодовольной ухмылкой, предвещавшей интересное времяпровождение в сфере моих непосредственных обязанностей будущего секретаря. Предчувствие не обмануло...

— Нагулялась? Теперь разбери и выброси лишние письма из папки «Спам», — распорядилась она, выдав мне записанные на бумажке пароли от почты и достав откуда-то из-под полы ноутбук. – И проверь входящие.

— Входящие новые могу проверить, но причем здесь спам? Ведь это вы передаете мне свои обязанности? Вот и наведите порядок на корпоративной почте перед уходом.

— А я, как посмотрю, наглость – второе счастье?

— Однозначно. Особенно, если люди не умеют отказывать.

Да-да, с меня, как от козла молока не дождешься, особенно, когда обесценивают. Просить надо по-человечески, тогда с высокой вероятностью и помощь придет. Хотя даже это не точно, если есть дела поважнее.

Андреевна смерила меня недовольным взглядом, недвусмысленно дав понять, что отказывается считать себя проигравшей. Чему я вовсе не удивилась. Мастера перекладывать свою ответственность на других людей никогда не любят признавать свои ошибки, находя для оправданий любые причины. Секретарь Бурова не была исключением, я ей не слишком нравилась, но оснований для таких чувств не находилось. Разве я ее чем-то обидела? Всего-то отстояла свои границы, на что имела полное право.

— И как же ты будешь определять, какие письма заслуживают быть удаленными, а какие нет? – спросила ехидно она.

— Это станет понятно, когда я увижу, что именно в спаме осталось, — ответила ей. – До того момента, как вы перенесете отобранные письма в основной раздел. Но и даже там будут видны отправители.

— У нас в офисе кофе заканчивается, — процедила она, сменив тему. – Сахар, молоко, крекеры тоже надо проверить. И канцелярские. Узнать у всех, что кому надо. Или скажешь, что это я тоже делать должна?

— Могу узнать, заказать, конечно. Просто дайте мне список поставщиков или сайты.

— В черном блокноте, — опять сменила тон Андреевна, показав на книжку, стоявшую в держателе для документов, и уже елейно продолжила: — Надеюсь, ты с этим самостоятельно справишься. А то здесь много любителей дергать меня по пустякам. Вечно лезут с вопросами. Глупыми.

— И что для вас является дерганием по пустякам? Хочу понять, в какой момент ваши коллеги становятся глупыми.

Моя дружелюбная улыбка ввела Андреевну в ступор. Она сначала задумалась, а когда поняла смыслы, заложенные в моих словах, то раздула ноздри и подчеркнуто-уважительно фыркнула:

— Занимайтесь делами. Мне некогда.

Ахах, дошло! Пренебрежение к другим людям может вылиться и в подобный конфуз. Ответить на подобное нечего, только если не хочешь еще сильнее себя закопать. Я еле удержалась от смеха, а что касается кофе, продуктов, то не обязательно спрашивать сколько и чего заказать. Для этого достаточно попасть на кухню, оценить остатки, а затем на сайтах посмотреть, что и сколько раньше заказывали. Но даже если не найду информацию, то всегда есть отчет в бухгалтерии, где содержатся чеки и суммы. Если Андреевна и рассчитывала своим поручением устроить мне испытание, то тут она просчиталась. То же и с канцелярией. Главное, уточнить у коллег, что нужно каждому из них дополнительно к основному заказу. Организационная деятельность меня никогда не пугала, в ней я чувствовала себя как рыба в воде.

Другой вопрос – Шурзина Алия. Тайна покрытая мраком, шлейф опасности смерти, щекочущий нервы любого, кто соприкоснется с историей. Я искренне сопереживала этой молодой женщине с детьми, особенно после приятного и спокойного знакомства в парке.

Поэтому первым делом я отправилась к Петровиченко. Во-первых, с Аленой мне нравилось общаться, во-вторых, хотелось знать о результатах знакомства, изменилось ли что-то на графиках эмоций. В-третьих, о, да, канцелярия! Даже о таких мелочах не следует забывать.

В дверь кабинета на этот раз я постучала, а затем тихо вошла. Алена оторвалась от компьютера, и на её лице я увидела настоящую гримасу страдания, смешанную с непониманием.

— Что случилось?

— Шурзина. У нас проблемы.

Слова Алены ввели меня в легкий ступор, заставив замереть возле дверей для осмысления. Её вердикт разнился с моими ожиданиями, с радостью, что знакомство состоялось, и Алия взяла визитку. Шансы выросли на благополучный исход и вдруг… проблемы. Я до последнего надеялась, что никакого отката не будет, что Буров ошибся. Но, как бы не так.

— Алена?

— Не понимаю, — произнесла она, глядя на меня как на человека, у которого хотят найти поддержку. – Только утром все было в порядке. Стал тусклым видеоряд, эмоции Алии успокоились. Все будто стало налаживаться и вдруг… Все изменилось за каких-то полчаса. Стало намного хуже. Я не понимаю.

— Что случилось? Чем я могу вам помочь?

— Сама посмотри... Посмотрите.

— Можно и на «ты», — поддержала я переход. – Мне так будет приятнее. И проще.

Приглашением Алены я незамедлительно воспользовалась и через несколько минут сидела рядом с ней с таким же каменным мрачным лицом. То, что я увидела, (а увидела я ни много ни мало, но запись будущего самоубийства, пусть и несколько размытую), впечатлило не на шутку. Как впечатлили эмоции Алии, превратившие экран монитора в буйство красных и тёмно-серых оттенков. Я не хотела верить глазам, но правда жгла каленым железом. Буров был прав. Откат случился, и я, по его словам, оказалась виновницей перемен. Под ложечкой засосало от возникшей тревоги.

— Утром Алия была нормальной, мы познакомились, заговорила я. — Прошло с момента нашего знакомства… два часа. Почти три. Не понимаю.

— Что-то произошло.

— Откат. Так сказал Михаил. Утром.

— Что за откат?

— Я была в надпространстве.

Потом я рассказала Алене о своей медитации и о том, что там натворила. Еще об утренней беседе с начальством, о поездке к дому Алии, встрече в сквере, знакомстве. Алена внимательно слушала, и я не видела ни осуждения, ни недовольства на ее лице. Она думала. Заговорила позже.

— То, что вы познакомились, это чудесно, — произнесла она. – Визитка тоже хорошо. Теперь у Алии есть прямой выход на бюро. К тебе. Может, и позвонит. Это существенно упростит нам работу. Чтобы вытащить ее из лап аята, нужно решить проблемы в реальности. Какими могут быть причины трагедии? Ведь Алия выбросится из окна своей квартиры. Первая – Алие и детям причинят зло. Вторая – помутнение рассудка. Например, у Шурзиной разовьется шизофрения. Третья – Алия окажется в безвыходном положении, уверует, что не с кем оставить детей. Ну или не захочет их оставлять. Любая из версий плохая и требует тщательной проработки.

— Синяк на руке, который увидел Максим. Может быть, Тимур ее бьет. А что если он виновник?

— Ничего нельзя исключать, — неожиданно согласилась Алена. – Глеб выяснил, что Шурзин Тимур служит в аэропорту на досмотре. Проверяет ручную кладь и багаж пассажиров. Работа ответственная, требует внимательности, выдержки. Силы, быстроты реакции, определенной доли бесстрашия, потому что в каждом из проходящих проверку может скрываться преступник.

— Значит ли, что ее муж не абьюзер?

— Нет, это ровным счетом ничего не значит. Мы еще многого не знаем.

Получив нужную мне информацию, в том числе просьбу заказать пару новых тетрадей, я отправилась дальше. В кабинет к Глебу и Ирине Мелких я зашла без четверти три. Ирины не было, Глеб же откинулся в кресле и удовлетворенно потер руки. Счастливая улыбка так осветила его лицо, что я не удержалась и улыбнулась в ответ. Меня рады видеть? Забавно.

— Минута в минуту, — произнес он.

— Что «минута в минуту»?

— Зашла ко мне, как я с прогнозировал.

— Ты знал, когда я приду? Откуда?

— Я умею прогнозировать будущее, — подтвердил Глеб. – Вероятность, что ты придешь ко мне без четырнадцать сорок пять составляла девяносто процентов.

— То есть десять процентов на ошибку?

— Ты бы чуть задержалась. Минут на десять.

— Тебе что-то нужно из канцелярии?

— Нет. Но что-то нужно тебе. Вопрос. Что-то тебя очень волнует.

— Всё-то ты знаешь.

Я улыбнулась. Приятное спокойствие, легкость Глеба передавались на расстоянии, выливаясь в непринужденность в общении. С ним, кажется, можно говорить обо всем. Такой важный, необходимый друг, к которому обращаешься по любому поводу, чтобы обсудить… любую тему. Посмеяться, поплакаться в жилетку и снова над всем посмеяться.

— В бюро я Говорящий Оракул, — наигранно-важным тоном произнес он и театрально продолжил: – Итак, я слушаю вас, уважаемая Василиса Прекрасная! Вопрошайте же!

Чуть-чуть не прыснула от смеха от такого представления, удержало пронзительное желание узнать, когда позвонит Алия. Если Глеб знал, когда я приду, то он вполне способен ответить на более важный вопрос:

— Шурзина. Я ей сегодня визитку оставила. Когда она мне позвонит? Или напишет?

— Минуточку, леди…

Глеб переключился от созерцания моей персоны на свой компьютер, что-то там сосредоточенно колдовал, не забывая время от времени делать пассы руками. Я тихонько хихикала, вспоминая циркового фокусника, и представляла коллегу в черном цилиндре и фраке. Рыжие вихры, выбивающиеся из-под головного убора, курносый нос, белые перчатки, голуби и разноцветные платки замечательно дополнили бы образ. Еще терпеливо ждала результата, пока не услышала то, от чего по спине пробежал холодок:

— Вероятность звонка в ближайшие две недели составляет десять процентов. Вероятность того, что напишет… Менее одного.

— А потом?

— А потом… выбросится из окна с вероятностью девяносто девять процентов.

Глеб произнес это будничным, спокойным тоном, как вдруг осознал, что сказал, быстро посмотрел на меня растерянно, взглядом полным неверия в собственный жуткий прогноз. Кажется, мы думали одинаково, поэтому не говоря ни слова больше, он снова погрузился в расчеты, что-то там щелкал мышью, печатал, сопел и хмурился, поглощенный процессом, а когда, наконец, оторвался, то оказался расстроенным:

— Ошибки нет. Десять процентов – это очень и очень мало. Это никогда, Василиса.

— Может быть, что-то случилось?

— Это мне неизвестно. Мне жаль, — сказал Глеб. — Обращай внимание на знаки. Если Вселенной угодно тебе сообщить о чем-то, что можно и нужно изменить, она подскажет. Обязательно подскажет. Инструменты есть у всех, но не все ими правильно пользуются.

Ответ Глеба сильно огорчил и меня. Вероятность связаться с Алией почти нулевая, нужно ловить какие-то знаки, чтобы понять, как действовать дальше. И как эти знаки ловить? Я ведь не на рыбалке, на намеки информационного поля раньше вообще никакого внимания не обращала. Мне катастрофически не хватало веры, зато скептичности было в избытке. Кроме, пожалуй, в одном. Не получалось подвергнуть сомнениям неутешительный прогноз по клиентке. Таким уж точно не шутят. Это не веселая развлекательная игра и не проверка, не учеба меня как стажера.

— А твои прогнозы как работают?

— Это астрологическая модифицированная программа с дополнительными опциями, рассчитывающая вероятности наступления событий в процентах и моделирование вариантов будущего за счет изменения поведения человека в сфере его активных планет. Там все сложно, поверь.

— Конечно, я все поняла, — невесело разворчалась я. – Надежда в хлам, проблема усугубилась, усилия оказались бесполезными. Я должна что-то делать дальше. Ну и знаки искать.

Глеб приподнял брови с улыбкой, мол, ничего не поделаешь. Поблагодарив его за помощь, я покинула кабинет и приступила к проверке почты. Открыла браузер и в правом углу вылетел рекламный баннер: «Печать визиток быстро и качественно», еще чуть ниже «Если вы потеряли вещь, обращайтесь в бюро находок». Еще ниже женская грудь в красивом нижнем белье.

На грудь я засмотрелась. Никогда не было такой у меня. Идеальная троечка, аккуратная. А потом приступила к письмам, проверяя, кто их написал. Из нового я нашла приглашения на ретриты, семинары, различные тренинги и курсы по психологии и эзотерике, немного мусора, не имеющего никакого отношения к деятельности бюро, пара рекламных предложений для покупки новых компьютерных программ, как выяснилось, астрологических для моделирования вероятности. Это открытие повергло меня в мягкий ступор. Выходит, бюро не единственное в этом мире способное что-то менять? Есть еще организации, которые не только меняют, но даже делают программное обеспечение для таких как Буров, Алена и Глеб?

А еще… Вдруг поняла нечто важное. Знаки! Они работают, да.

— Мне нужен телефон Бурова, — обратилась я к Андреевне, сидевшей напротив меня.

— Его не следует беспокоить по пустякам.

— Вы хотите лично у Михаила узнать насколько важным будет для бюро мой звонок?

Я была категоричной и этого не скрывала. Когда необходимо проявить жесткость характера, чтобы получить желаемое или защитить собственные интересы, жесткость проявлять необходимо. И Андреевне пришлось уступить. Спустя несколько минут я набирала номер из троек и семерок, чтобы услышать начальство.

— Говорите, Василиса.

— У Алии больше нет визитки, она не сможет нам позвонить.

— И что?

Сухой безразличный тон, которым был задан вопрос, заставил меня поморщиться. Мне были не рады, даже дело Шурзиной оказалось не важным, а какой-то пустышкой. Теперь стала понятна ухмылка Елизаветы, с которой она передавала бумажку с контактными данными шефа. Тем не менее, сдаваться я не собиралась.

— Завтра хочу взять Бракса и гулять с ним столько, сколько потребуется, чтобы встретиться с Алией еще раз.

— Не нужно столько гулять, — с ленцой отказал Буров, смягчился. – Алия завтра утром поведет детей на кружок и у нее будет свободного времени час. Даже два. Точное время и адрес скину позже. Там ее и поймаешь.

— Спасибо, Михаил, — произнесла я в мобильный, уже слыша гудки.

Буров сбросил связь, едва завершив предложение. Что ж. Это супер! Я снова почувствовала прилив сил и бодрости, в очередной раз удивившись способности шефа знать наперед о людях, с которыми он работал. Клиентах, сотрудниках. По всей вероятности, Михаил был отличным телепатом или провидцем. А может и тем, и другим. Человек паранормальных способностей, по-другому не скажешь.

Остаток дня я занималась рутиной. Заказала кофе, сахар, молоко в офис, а еще канцелярию, уточнив у отсутствующих коллег в мессенджере, что им необходимо. А еще пребывала в ожидании сообщения шефа.

Мамина поддержка

Алия умела готовить. Мука ссыпалась на стол, но снова захватывалась комом теста, перемешивалась, превращаясь в однородную массу. Усилие. Раз. Еще одно. Все круче тесто и круче. Плотнее ком. С каждым новым переворотом постепенно наступало спокойствие, или так всего лишь казалось.

От мыслей никуда не деться, они всегда лезут так нагло, когда их не просишь. Споры, споры с собой. Кажется, никогда не прекращался внутренний диалог. Любовь к Тимуру боролась с попытками во всем разобраться. Не любит. Не любит. Нет, любит, любит. Иначе бы не женился. У них дети. Он работает, приносит деньги. Устает от ответственной службы. А она что? Подумаешь на ней хозяйство и дети… Все женщины в ее семье так живут, да и по-другому разве бывает? Бывает. Зачем себя тут обманывать?

Алия не ощущала себя древним мамонтом, запутавшимся в родах и детях. Она почитывала в интернете статьи по наведению гармонии в семье, умению настоящей женщины уступать в мелочах, видела, как в Инстаграме показывают себя молодые красивые девушки. Завидовала ли? Нет, ну какая там зависть? Да там почти любая не умеет и не любит готовить, ухаживать за мужчиной. Только и пытается всем показать красивую картинку счастья, а за кулисами слезы одиночества и попытки найти неподдельные, настоящие чувства.

Эх… Не надо было останавливаться возле собаки. Не надо было пускать в дом газовщика. А еще лучше надо было обо всем Тимуру рассказать сразу, как только он вернулся с работы. Зря вот задержался, был бы дома, сам всё увидел, что с незнакомцем она не заигрывала, да и в дом пустила с большой неохотой. И выгнала почти сразу же. Надо же, посторонний мужчина и заметил синяк!

Ну да, синяк… Тимур схватил ее за руку, когда пытался ей доказать, что все равно их сильно любит. Еще раньше он накричал за пересоленый бульон. Сорпа емуне понравилась! Выяснилось, что сорпу посолила не только она, но и дочка. Анелька хотела почувствовать себя полноправной хозяйкой, вот и помогла маме чуть-чуть при готовке. Проблему исправили, просто разбавив водой.

От обиды из-за несправедливости Алия хотела сбежать в ванную комнату, закрыться там, но Тимур не позволил. Схватил крепко за руку стальными пальцами, словно коршун впился когтями. Больно впился, она просила ее отпустить, он удерживал, не соглашался. Отпустил, когда она вдруг расплакалась. Так и не помирились они в этот вечер, а утром он уехал на службу. На сутки.

Наутро вот принес ей цветок… Осмыслил свое поведение и раскаялся. Он и в этот раз всё поймет. Жаль, что пока ее не было, Анель рассказала, как газовщик приходил. Маленький ребенок мог и приукрасить, солгать, даже не подозревая, что родители могут поссориться. Ее нельзя во всем произошедшем винить.

Что ж за любовь у Тимура такая собственническая, заставляющая все контролировать? Придумал себе проблему на пустом месте, вспылил. Да и ладно, не нужна ей никакая визитка и новое знакомство, чужая собака. Подумаешь, бумажка какая-то. Ну сжег и сжег…

Слезы снова навернулись на глазах, а к горлу подкатил ком. Обидно, очень-очень обидно, что Тимур ей не доверяет настолько, что готов причинять боль. Схватил за волосы, потянул, до сих пор кожа саднит, но лучше быть повнимательнее. Сейчас резать мясо кухонным острым ножом.

Тесто закрылось полотенцем и осталось лежать на столе. Предстояла очередь фарша. Мясо, жир, лук, тыкву следовало нарезать ровными кубиками и тщательно перемешать. Посолить, поперчить, спрятать в аккуратные кружки, заплетя концы косичкой. Почти медитация, если не думать…

Не думать не получалось. Что будет, если он узнает о третьем ребенке? Что будет, если родится девчонка? Если приступы недовольства и ярости у Тимура будут учащаться, то, может, вообще лучше с ним развестись? А куда она одна с тремя детьми без работы, даром, что еще молода и красива?

Стоило представить, что в аду ссор и скандалов, давления на психику ей придется жить целую жизнь, как внутри все опускалось и пропадало желание жить. Что если Тимур начнет ее бить? Или начнет бить детей?

Мобильный телефон разразился настойчивой трелью, заставив Алию оторваться от дел. На экране высветилась надпись «Мама» с сердечком.

— Кто там? – тут же раздался голос Тимура из зала.

— Мама. Наверно, хочет узнать, как дела.

Молчание как ответ, что все в порядке. Алия ответила на вызов, нажав на дисплей и закрыв дверь на кухню. Совсем не обязательно беспокоить Тимура, он и так весь день не в духе, лишний раз лучше не провоцировать. Хорошо, что завтра он уходит на смену в день, значит, еще поспит ночью. Звонок не станет причиной для продолжения ссоры.

— Как ты, жаным*?

Ласковый голос всколыхнул в груди уже позабытые чувства, затронув память о временах, когда к маме можно было с удовольствием забраться на колени, прижаться к мягкой груди и насладиться заботой. Нежные руки, перебирающие прядки волос, заплетающие их в тонкие косички, которые после ночи наутро превращались в шелковистые кудри. Жаль, что детство так быстро закончилось. Жаль, что те годы ушли, когда можно ни о чем не думать, купаясь в опеке родителей.

— У меня все… хорошо, — солгала Алия, не захотев расстраивать маму. – Манты леплю на ужин.

— С тыквой?

— Да, с ней. Резаные. Как мы всегда делали.

— Помнишь, вместе их стряпали?

— Помню. Болтали по душам. Как это было давно. До того, как я вышла замуж.

— Как мои внучки?

— Играют. Им весело вместе. Почти не ссорятся, но бывает.

— А Тимур?

— Тимур… Хорошо, но…

Неожиданно для себя Алия громко всхлипнула от заново накатившей обиды. Как не пыталась скрыть от мамы чувства, ее внимание, будто заслонку приоткрыло, выпустив наружу накопившуюся в душе черноту. Эмоции так и забурлили внутри, требуя выхода. Слишком долго она терпит издевательства Тимура. Когда их отношения стали напоминать непрекращающийся марафон с препятствиями? Эта вечная гонка перепадов внимания, ласки и бурных ссор, что с каждым годом становятся жестче и все чаще приводят к отчаянию.

— Что-то случилось?

— Нет…

— По голосу слышу. Что случилось, жаным? Я же слышу, ты расстроена чем-то. Снова поругались с Тимуром?

— Поругались, ана**. Тимур приревновал, но я не давала повода. Я не виновата.

— Муж всегда прав, дочка. Тебе ли не знать? Потерпи, он упокоится, и все наладится.

— Мама, я так устала. Мама… Может… А что если будет развод?

— Развестись с Тимуром? Ты что, Алия! Это уят***! Что я скажу нашим соседям? А родственникам? Тетушке Балхия это, ох, как не понравится! Она обо всем растрезвонит! Позор нашей семье, если дочь, да еще с двумя детьми домой вернется. Что ты? Плохая жена? Плохая хозяйка? Плохая мать? А если Тимур детей заберет при разводе? Как людям в глаза будешь смотреть, ты подумала? А о нас? О родителях ты подумала? Как мы будем в глаза людям смотреть?

Мама говорила, говорила, говорила, а слёзы текли по щекам. Заслонка внутри с шумом захлопнулась, накрепко заперев хранилище из горьких слез и обиды. Поддержки от мамы не будет… Ну и не надо, тогда сама с этим как-нибудь справится. А мама потом пусть не удивляется, что дочь с ней мало общается.

Алия слушала маму без единого звука. Родители ее никогда не примут и не простят, если она пойдет против их воли, даже после замужества. И против Тимура нельзя, он очень самолюбивый и вспыльчивый. Бросить бы все навсегда…

— Выбрось эти мысли из головы! Еще Тимур узнает, ой-бай, будет сердиться. Что он совсем плохой? Умный, красивый мужчина, работа хорошая. Не пьет, не курит. Девочек любит. Разве он тебя хоть раз бил? Ведь не бил же?

— Нет. Не бил.

— Вот видишь!

— Но я так, мама, устала. Его настроение. То плохое, то очень плохое, то хорошее. Иногда я сомневаюсь, а любит ли он меня?

— Конечно, любит. Иначе зачем женился?

— Мне так нехорошо.

— Займись лучше мантами и не ной, — голос матери стал строже. – Выкинь плохое из головы. Женщины нашего рода всегда умели терпеть, и ты не исключение. Как верная жена будь рядом, он оценит. Не сегодня, так завтра. Помолись Всевышнему, чтоб смягчил сердце мужа. И поцелуй девочек от меня, скажи, бабушка их очень любит.

Мама еще что-то рассказывала, но Алия слушала ее вполуха. Мама как будто права. Только вот почему от такой правоты на сердце так тяжко, так грустно? Душа плачет, ей не нравится происходящее. Так не должно быть, не должно. Так не правильно. Хочется любви, поддержки, чтобы ценили, а не кричали по всякому поводу и без.

Чуть позже Алия отложила мобильный в сторону, помыла руки. Манты сами себя не налепят. А если с ужином задержаться, то Тимур может опять рассердиться. Выслушивать новые гадости совсем не хотелось, а вот вкусная еда, напротив, должна их помирить. Тимур поест, у него поднимется настроение, и они поговорят. Может быть. Он поймет, как был несправедлив. Кто-то должен первым пойти на уступки. Да и, может, сама виновата. Про газовщика нужно было самой рассказать. Еще утром перед тем, как собралась в магазин. Анеля маленькая, не соображает еще. Нужно думать об этом заранее, а Тимур ревнует, потому что любит и боится ее потерять. Поэтому и разозлился.

И настроение у Алии поднялось.

---------------------------------

* дорогая (с каз.)

** мама (с каз.)

*** стыд (с каз.)

Айсберг непознанного

День третий

В десять утра я как штык была на Мятежной вместе с Браксом. Собакен весело обнюхивал фонари и мусорные урны, расставленные на этой улице в избытке, пытался сбежать в кусты, постоянно проверяя поводок на прочность. Бульдог явно радовался внезапно привалившему счастью в виде занимательной совместной прогулки.

Сообщение от шефа пришло вечером, когда я вернулась домой после работы. Сухой и лаконичный текст гласил: «В десять на Мятежной, перекресток Северной. Медленно идешь в восточном направлении. Примерно квартал. И не забудь взять с собой гарнитуру». Ни приветствия, ни прощания. Поймала себя на краткой мысли, что хотелось большей вежливости от шефа, но, ничего не поделаешь, придется довольствоваться малым. Может, у Бурова времени не было или не в настроении, или сам по себе шеф такой. Написала: «Спасибо, хорошего вечера» и ответа не дождалась. Что ж, не очень-то и хотелось.

Гарнитура ожила на улице примерно в десять ноль пять:

«Меня хорошо слышно? Проверка связи.»

— Доброе утро, Михаил. Слышу вас.

«Утро доброе?»

— Почему бы и нет?

«Хорошее настроение нам пригодится сегодня, сделаем из него микс», — неожиданно добавило начальство с хорошо считываемой скептичной ухмылкой. Так и представила ее на губах Бурова вместе с ироничным прищуром, и по спине неумолимо пополз холодок. Реакция Бурова вот так легко и просто приоткрыла завесу над будущим, намекнув о том, что ему наверняка уже известен исход дела.

— Вы что-то знаете?

«Всего лишь просчитал шансы. Они, мягко скажем, не очень. Алия находится в подавленном настроении после вчерашних событий. Постарайся узнать каких. Ее эмоции стали ярче, ситуация ухудшилась, вырос процент вероятности, что дело закончится плачевно. Поэтому будь аккуратна с ней.»

— Но мы и так знаем процент. Девяносто девять. Так вчера Глеб сказал.

«Есть еще другая шкала. Например, Алена и ты видите псевдовидеозапись, на которой происходит событие. Я ее тоже вижу, но есть еще другой способ узнать.»

— Объясните.

«Хорошо, я объясню...»

Буров казался самым загадочным человеком из всех, с кем я знакомилась за свою недолгую жизнь. Впрочем, опять повторяюсь. Михаилу было известно такое, что другие не могли узнать ни при каких обстоятельствах. Не покидало ощущение, что шеф много выше по уровню развития всех нас вместе взятых в бюро, я это чувствовала каждым волоском на теле, каждой клеточкой, которая из-за желания во всем разобраться магнитом тянулась к мужчине.

«Представь айсберг. Его вершина – это событие, которое произойдет через две недели, а точнее, через двенадцать дней без вмешательства бюро. Так вчера определил Глеб. Он вычислил, что Алия и ее дети наверняка погибнут и присвоил событию красный уровень. Это уровень высокого риска в девяносто девять процентов. Псевдовидеозапись – это нижняя часть айсберга, как и цветной график эмоций и многое другое в нашей системе работы. Такая запись может быть четкой или размытой. Она меняется каждый день. Если представить её в цифрах, она тоже имеет шкалу. До твоего выхода в надпространство процент наступления события по ней составлял всего тридцать единиц. После твоей битвы с аятом и вчерашнего знакомства он снизился до четырнадцати, псевдозапись стала размытой. Днем вырос до сорока, ты уже видела плохого качества кадры. К вечеру процент составил пятьдесят пять. Это много, но еще не критично. С каждым днем до события, если не получится что-либо изменить, четкость картинки будет повышаться, показывая нам наши шансы изменить будущее.»

— Критично будет при каких цифрах?

«Восемьдесят пять. Девяносто. Все, что свыше, практически невозможно будет изменить. Тогда Алену встретит не просто набор четких кадров, но выражения эмоций на лицах, их чувств в глазах, а позже увидит каждую морщинку и жест, даже услышит в финале последние слова, фразы, плач. Когда обе шкалы уравновесятся, тогда наступит событие.»

Я невольно поежилась, вспомнив Алену в офисе. Вчера она выглядела расстроенной, когда на шкале было сорок процентов. Что же стало сейчас? А что будет, если процент подрастет до восьмидесяти? Не хотела бы я оказаться на месте эмпата и прочувствовать событие до момента его наступления.

— А как увидеть проценты? Так ведь проще, чем смотреть немое кино?

«Может быть, со временем сможешь. Но есть риски, что твои попытки набрать ментальное мастерство приведут к усложнению жизни. У Алены пока не получилось, поэтому ей приходится чувствовать наступление событий на уровне эмоций. И сейчас ей нехорошо.»

— Почему так вышло?

«Недостаточно опыта духа в воплощениях. Так бывает, когда не рассчитаешь силы. Расплата.»

— Что-то мне больше не нравится идея учиться видеть эти проценты, — проворчала я, оглушенная новыми сведениями. – Как Алена с этим живет? Почему до сих пор не бросила эту работу, на которой страдает? Жутко все время смотреть страшный фильм и знать, что он может превратиться в реальность.

«Смотри на дорогу, раззява. Еще минута и ты пройдешь мимо нашей клиентки.»

Раззява? Я? Шеф будто окатил ледяным душем своим рявканьем, заставив сначала возмутиться, а затем сосредоточиться сразу на двух вещах. Приближающейся молодой женщине с коляской и детьми, и мыслями, что Михаил откуда-то за нами приглядывает.

Выходит, он тоже здесь? Наблюдает за мной из кофейни? Или сверху, как привидение из надпространства в виде серых глаз размером с африканского слона?

Айсберг непознанного ч2

Последняя мысль так подняла настроение, что Алию встретила полная счастья улыбка и радостный громкий лай, который, конечно же, напугал маленьких девочек. Совсем крошка заплакала, Анель закрыла ручками лицо и посматривала на нас сквозь пальцы, (Максим запомнил имена одной из дочерей Алии, когда приходил с лжепроверкой).

Я тут же схватила Бракса на руки, закрыв ему пасть ладонью, и отступила на шаг.

— Алия, простите! Не хотела вас напугать, — расстроилась я. – Так жаль. Бракс просто обрадовался вам, как тогда.

— Вы? – только и спросила она.

Алия сначала успокоила детей, а потом посмотрела на меня так, как встретила бы незнакомку на улице. С равнодушием, без интереса. Даже Бракс ее больше не волновал, хотя пес сидел у меня на руках и с удовольствием пускал липкие слюни. Надо же, как разволновался собакен.

Новый взгляд Алии разнился со взглядом полным неверия и облегчения всего лишь несколько минут назад. Сейчас Шурзина ушла в себя, загруженная тяжелыми мыслями. Ссутуленными стали покатые плечи, заметно отсутствие улыбки на симпатичном лице, потухли глаза без эмоций.

— А вы куда идете?

— В детский сад. Там занятия.

— Что будут делать?

— Рисовать, петь, играть с другими детьми.

Алия разговаривала со мной, я радовалась этому и развивала беседу, стараясь быть непринужденной. Так общаются люди в купе, когда едут куда-то в поезде. Поговорили и разбежались. Или не поговорили, но все равно разбежались. Ничего личного, ничего необычного. Я хотела, чтобы Шурзина это почувствовала, расслабилась и захотела общаться. Где еще бывают такими доверительные беседы, как не со случайными попутчиками? С кем еще можно выговориться, зная, что обо всем забудут, едва пути разминутся?

— Долго?

— Часа два. Иногда три.

— А можно с вами? – спросила я. – А то скучно…

— Идите, если хотите, — разрешила Алия.

Удивило, что у нее не возникло вопроса, почему я не на работе. Ведь она в руках держала визитку, спрашивала, чем я занимаюсь, удивилась названию фирмы. И вдруг такое равнодушие. Почему? Что случилось за какие-то сутки? Я намеревалась об этом узнать и надеялась, что получится.

Мы молча шли вместе остаток дороги. Бракс на одной стороне тротуара, обнюхивая урны, кусты. Коляска с детьми на другом. Я и Алия рядом, вместе, но по отдельности на расстоянии пары шагов. Я не мешала ей, понимая, что лишние слова и жесты могут ее раздражать. Если вдруг она сорвется, то никакого разговора не выйдет, и миссия снова провалится.

Детский центр «Агуша» нашелся за углом в небольшом закутке между большими домами с собственным маленьким садиком, где я сразу же присмотрела скамейку. Их там было несколько, хватит на всех, ожидающих своих детей. Лучше места и не придумаешь для беседы, если такая случится. Кустарники жасмина и жимолости, перемежались калиной, усыпанной красной ягодой и увядающими осенними листьями. Уютное местечко, располагающее для отдыха и спокойной беседы. В воздухе витал ни с чем не сравнимый аромат масла листьев, опавших с близстоящих деревьев. Последний «выдох» природы, готовящейся к предстоящей зиме.

— Посижу там, отдохну часик, — произнесла я, показывая на спрятанное от лишних глаз местечко. – Приходите ко мне, Алия.

— Это вряд ли.

— Я все равно там побуду.

Шурзина кивнула и увела девочек в центр, я же осталась на улице. М-да. Дела неважные. Настаивать нельзя, уговаривать – сделаю хуже. Только надеяться, что Алия сама захочет отвлечься или поделиться со мной.

«Ну и что думаешь? Придет наша мадам или решит следовать своему року?»

Голос шефа прозвучал неожиданно, будто чертик выскочил из табакерки. Чуть-чуть не подпрыгнула на месте, но устояла.

— Откуда же мне знать?

«А ты попробуй. Я ведь не просто так спросил. Ответь, какие эмоции ты считала у нашей клиентки?»

— Что значит «считала эмоции»?

«Каков уровень ее отчаяния, злости, радости? Что думаешь?»

— Я же не ясновидящая, ауры людей не вижу, — возмутилась я предложением. – Я понятия не имею, как это работает!

«А как с аятами воевать в надпространстве имеешь понятие? Или как их видеть в реальности? Ведь видела один раз.»

— А я… А откуда вы знаете?

«Мир очень открытый, прозрачный. Все на виду. Попробуй в следующий раз общаться с людьми и учиться определять их эмоции. Раскрась каждую, назначь им шкалу. Это не тяжелее, чем видеть аяты.»

С ума сошел – вот примерно так и подумала, осмыслив предложение Бурова. Я же не в компьютерной игре, у меня нет цифрового шлема, над каждой персоной не высвечивается табличка с очками. Это что-то из сказки, из фантастической книжки. Надо же, такое придумать!

«Нет, я не сумасшедший. У тебя есть возможность развить экстрасенсорные способности и перевести их на другой уровень. Ты в надпространство легко выходишь, значит, и это сможешь. А пока ответь: придет к тебе Алия или нет?»

— Не знаю.

«А почувствовать?»

— А вы сами сейчас где?

Ответ на этот вопрос показался мне важнее, чем пытаться себе воображать, что та чувствует Шурзина и придет ли она разговаривать. Во-первых, если захочет, Алия сама все расскажет. Во-вторых, подождать нужно всего лишь час. Браксу хорошо в маленьком парке, он найдет себе занятие. Ковыряться в листве, искать последних жучков, паучков, рыть землю себе в удовольствие.

«Дома. Решил не ездить в офис. Лежу возле бассейна с коктейлем.»

— ?! – это все на что я оказалась способной в моменте, а потом начала сомневаться. — Вы шутите?

«Я жду ответ.»

Буров меня переиграл, ответив на вопрос так неоднозначно, что я испытала неловкость. Появилось ощущение бессовестного нарушения личного пространства шефа, чего делать было нельзя. Так и осталось догадываться, каким образом Михаил считывает сейчас информацию.

Пришлось делать то, о чем он спросил. Заняв скамейку и увеличив поводок Браксу, я откинулась на спинку и закрыла глаза. Как узнать придет Алия или нет? Ни одной мысли в голове, ни одной воображаемой картинки. Не бывать мне никогда провидицей, интуиция немой рыбой молчала, как я ни старалась прислушаться.

— Ничего.

«Подбрось тогда монетку.»

— Думаете, поможет? В теории игр у меня шансов пятьдесят на пятьдесят.

«В теории игр – да. В умении считывать информацию с надпространства ты получишь ответ на вопрос. Ты же будешь бросать монетку с определенной силой, под определенным углом, она упадет так, как должна будет упасть, чтобы дать тебе сведения. Думаешь, как вытаскивают нужные карты Таро те, кто по-настоящему умеют владеть этим инструментом? Если что, я не о шарлатанах сейчас, использующих людей в качестве дойных коров.»

— О нет, еще и Таро! Я в это не верю!

«Чему ты так удивляешься? Инструментарий матрицы очень богатый. У людей большие возможности. Уметь бы пользоваться с умом, а на это не всякий способен.»

— Давайте лучше монетку, если вам так хочется, — пробурчала я и зашарила в своей сумке.

Очень удобную сумку я себе недавно купила. Настоящий трансформер. Потянешь снизу за длинные ручки-лямки, соединишь их сверху кольцами и получишь рюкзак. Надоест рюкзак – тянешь наоборот и получается сумка. Можно такую носить на плече, можно на спине сзади, чтобы рукам не мешала. На дне моей бездонной бочки с классическим женским беспорядком с горем пополам нашлась и монетка в небольшом кошельке. Было бы странно, если бы не нашлась. В общем, я ее подбросила, загадав орла на приход Алии, решку, если Шурзина решит отсидеться в центре.

Монетка упала на землю, показав мне красивый герб. Итак, предсказание сделано.

— Шурзина придет, — отрапортовала я. – Правда, не знаю когда.

«Время ее появление тоже может подсказать монетка, если захочешь. Или другой инструмент.»

Шеф сегодня на удивление был словоохотлив. Может, и правда, сидит возле бассейна и смотрит за мной в монитор, а где-нибудь неподалеку летает дрон с камерой и снимает ему всю картинку. А звук передает гарнитура? А почему бы не воспользоваться поводом и не узнать то, что пыталась недавно?

— Можно вопрос?

«Задавай.»

— Откуда вы знаете, в какой момент и где произойдет то или иное событие или появится человек? Вы умеете видеть будущее?

«Тебя надо было Варварой назвать. Уж очень поговорка подходит.»

— Не ответите? Как в прошлый раз скажете, что тайна коммерческая?

«Дотошность не порок, да?», — Михаил казалось улыбнулся и продолжил: «Ты, Варвара, живешь в матрице».

— Василиса.

«А я как сказал?»

В ответ я фыркнула и посмотрела на двери детского центра. Никого. Прошло уже десять минут, как мы с Алией расстались, а она до сих пор не решилась выйти в парк. Хотя. Десять минут ерунда, детей еще надо пристроить, понаблюдать за ними, порадоваться… Спишем на неотложные дела, не будем наводить панику раньше времени. Самое время узнать, что хочет поведать шеф, который вдруг словил паузу.

— Продолжайте, пожалуйста. Извините, что перебила.

«Хорошо, Варвара, прощаю.»

Я фыркнула еще раз, еле удержавшись от комментария.

«Надпространство, его же иногда называют информационным полем, представляет собой сложнейшую структуру. Энергия пронизывает эту планету вне пространства и времени. Земля – лишь малая часть мироздания, созданная Творцом, а все живое здесь взаимодействует как идеальный оркестр. Все зависят друг от друга и одновременно имеют свободный выбор решать, как им поступать в разных случаях. Представь огромную паутину таких взаимодействий. Потянешь за ниточку, можешь по ней многое узнать не только о том человеке или событии, которое ниточкой связано, но и о всех, кто с ней взаимодействует. Все, что нужно, это найти нужную точку входа в этом огромном пространстве вариантов, спрогнозировав возможный результат. Кому-то помогают инструменты: монетки, Таро, астрология, мир цифр и знаков, на котором с нами говорит матрица и Творец. А кто-то и так знает, потому что его сознание чистое, психика здорова, он управляет эмоциями и понимает весь смысл привязок.»

— Привязок? Что это такое?

«А ты думаешь, почему мы все тут сидим на этой планете?»

— Почему?

«Учимся. Постигаем искусство баланса и закон вселенского равновесия.»

— Это как?

«Это очищаем карму и пытаемся выйти из череды реинкарнаций. Идем к свободе. Так понятнее?»

— Наверное. А как это можно сделать?

«Легко. Нужно просто полюбить себя. Безгранично. По-настоящему. И осознать кто ты здесь и чем занимаешься.»

Слова Бурова были такими… значимыми, но и непонятными. Сразу появились вопросы. Очень много вопросов. Например, как понять, что любишь себя? Как себя полюбить, если не пройдешь тест-проверку? Что такое осознать себя в этом аспекте? Ну вот я знаю, что я есть Варва… Тьху! Красина Василиса! У которой мир полностью перевернулся за каких-то четыре дня, а неожиданности не заканчиваются, сыпется на меня всякое, как из рога изобилия. Не остановить, да и останавливать поток тоже не хочется. Почему-то вот так.

Буров молчал, на деревьях чирикали воробьи, Бракс с удовольствием рыл в земле яму, а я смотрела на двери «Агуши». В голове роились мысли хаотично перетекая от одного к другому, и снова по кругу, хотелось их упорядочить. И вот на пороге появилась женщина в длинном платье и куртке. Черный платок лежал на плечах, открывая всем черные блестящие волосы, заплетенные в тугую косу.

— Алия вышла, — вместо ответа сказала я. – Идет к нам.

«Прекрасно. Будь внимательной и удачи.»

Алия

Алия неспешно подошла к моей скамейке, наклонилась к Браксу и погладила его по голове, легко касаясь шерсти тонкими, длинными пальцами. Пёс встретил ее радостно виляя хвостом, эта молодая женщина ему определенно понравилась, что даже показалось мне странным. Какая-то любовь с первого взгляда, даже с первого сна, с медитации. Ох, тут легко запутаться, так смешалось реальное и непонятным.

Пребывание в детском центре, а потом общение с Браксом подействовали на Алию умиротворяюще, она посветлела лицом, в глазах снова зажегся интерес к окружающему. Это играло мне на руку, увеличивая шансы на успех. Моя задача разговорить, узнать обо всем, что гложет, что произошло. Как это сделать, я не имела понятия, но надеялась, что кривая выведет куда нужно. Улыбнулась в ответ, побуждая Шурзину к беседе.

— Знаете, а я потеряла вашу визитку, — произнесла она, будто извиняясь. – Позвонить не вышло. Если бы мы не встретились… А так, видать, судьба.

— Присядете?

Я показала на место рядом с собой, и Алия воспользовалась предложением. Села аккуратно, выпрямила спину, свела колени, положила руки на юбку. Она напомнила мне маленькую боязливую птичку – один неверный жест и вспорхнет, улетит, не поймаешь. Эх, нужно быть осторожнее. Думать, о чем говорить, ничего лишнего чтоб не сболтнуть.

— Могу вам дать другую, — произнесла я с улыбкой и достала новую карточку.

Протянула визитку Алие, та взяла, а потом у нее затряслись руки, и Шурзина внезапно расплакалась. Слезы обильно потекли по щекам, и всё это в полном молчании. Руки безвольно упали на колени, визитка выпала из пальцев, плечи снова поникли. Столько боли, столько безысходности было в этих мгновениях, что мое сердце сжалось. Захотелось хоть как-нибудь поддержать Алию, и я дотронулась до ее плеча пальцами. Доверься мне, пыталась передать своим взглядом, вниманием. Не обижу. Буду другом, если захочешь, не предам, выслушаю, помогу, если потребуется.

И Алия развернулась, позволяя себя приобнять. Теперь она уткнулась в мое плечо, я же выполняла роль надежной «жилетки» и терпеливо ждала, когда женские слезы иссякнут. Только что и протянула чистый платок, подвернувшийся в кармане пальто. Не знаю, сколько прошло времени, не считала. Мы просто сидели. Я вспоминала свою младшую сестренку и никуда не спешила. К счастью, Бракс снова возился в кустах, чувствовал себя там прекрасно и нам не мешал.

— Тимур, — всхлипывая, вдруг произнесла Алия. – Забрал визитку и сжег. Мою вещь. Он. Он…

— Почему он это сделал?

— Решил, что мне не нужно с вами общаться.

— Почему?

— Просто так. Я думаю, он хотел меня обидеть в ответ. За то… За то, что приревновал.

— К кому?

— Газовщик приходил, проверял плиту, а Анелька, маленькая, глупенькая, обо всем отцу рассказала, пока я в магазин ходила и потом с Браксом общалась. Домой пришла, а он. Он разозлился. Сказал, что я ему изменяю. А я сказала, что познакомилась с вами. А он… Он не успокаивался, пока…

— Можно записать мой номер сразу в телефонную книжку, чтобы не потерять, — предложила я. – И тогда можно сжечь хоть триста двадцать визиток.

— Почему триста двадцать?

— А почему бы и нет? Хотите, я для вас их напечатаю? Будете отдавать Тимуру по одной и смотреть, как он их сжигает. Интересно, как быстро ему надоест?

Робкая улыбка на заплаканном лице подсказала, что я все сделала правильно. Юмор всегда спасал. Смешное преуменьшает значимость происходящего, позволяет видеть и другие стороны любой ситуации. А еще появился контакт, доверие есть, значит, есть шансы дружить. Это бы очень помогло впредь. Как? Я пока не знала, некогда было об этом.

«Молодец, Красина. Продолжай. Если подружитесь, ее поведение будет легко корректировать», — пророкотал голос Бурова в ухе.

— Он так изменился за последний год-полтора, — продолжила Алия откровенничать. – Стал раздражаться по пустякам, кричать на меня. Будто я ему надоела, а что делать со мной он не знает. Но я же все для него. Слежу за домом, готовлю вкусно, сама покупаю продукты, у него всегда свежая одежда, сама занимаюсь девчонками. Не ругаюсь с ним. Меня мама учила быть покладистой, хорошей хозяйкой, терпеть во имя мира в семье.

— Тимур любит дочек? Как младшую зовут?

— Бибка, Бибигуль. Любит дочек. Очень. С ними ласковый или старается не замечать. Если в дурном настроении. Но они-то все видят.

— А вы? Любите его?

— Я? Очень люблю…

И Алия замолчала. Думала о чем-то своем, хмурилась, будто подвергая свои чувства проверке. На такой вопрос легко отвечать по привычке, а стоит задуматься и вот, кажется, что уже светлое не такое и светлое, а давно уже в пятнах. А темное еще больше запачкалось. Конфликты все отравляют, слова, бывает, бьют без ножа, оставляя на сердце колотые, резаные раны, которые не залечить, о которых всегда будешь помнить. Даже если захочешь забыть, все равно не сможешь, пока не отпустишь обиду. А обида жила. Я видела, в Алие было ее очень много. Она ее переполняла, накопилась за все это время. Неужели ей не с кем было все обсудить?

— Или нет уже.

Алия засомневалась в своем первом ответе, как я и предчувствовала. Нет смысла лгать случайным попутчикам, им можно все рассказать. Для этого достаточно лишь обдумать все, копнуть свои чувства, быть искренней. Даже себе иной раз признаться сложнее, чем случайному знакомому, с которым расстанешься скоро.

— Не знаю. Не понимаю. Он ведет себя так… Будто я во всем виновата.

— Разве это правильно?

— Нет. Думаете, я не понимаю? Это неправильно так. С каждым месяцем все хуже и хуже. Я все больше боюсь, что в один из дней он меня ударит.

— А синяк на руке? Не от этого? – спросила я, забывшись в своем интересе.

— Синяк? А вы откуда знаете про синяк? – тут же насторожилась Алия.

О! Импровизировать пришлось на ходу.

— Синяк еще в прошлый раз заметила, чисто случайно, еще подумала, что неудачно ушиблись. Вы Бракса гладили, там рукав немного задрался. А сейчас слушаю ваш рассказ и в голове тяжкие мысли.

Я надеялась очень-очень, что Алия не уделит этой лжи более ни минуты, удовлетворится моим объяснением и не захочет проверять, как же так у нее задрался рукав. Язык бы себе откусить за такое, аж спина сразу взмокла от волнения, что такой неосторожностью чуть-чуть все не испортила. Ну не должна же Алия подумать, что о синяке мне газовщик рассказал? В ее реальности мы с Максом не знакомы, друг друга не знаем.

— Понятно.

Алия спокойно кивнула, показав, что мои страхи беспочвенны. Задрала сама рукав, показав синие пятна чуть выше запястья, похожие на следы чужих пальцев.

— Это Тимур схватил меня за руку и держал, когда я пыталась уйти. Тогда я на него очень обиделась. Вот и остался синяк. Он очень сильный и жесткий мужчина. Восточный. С характером.

— Но как дальше жить с ним? В страхе и постоянных ссорах?

— Я думаю, что он исправится. Он был таким романтичным, когда за мной ухаживал.

Алия попыталась защитить мужа, что, впрочем, понятно. Она как будто жалела, что нажаловалась мне на Тимура и теперь хотела хоть как-то его обелить. Не такой уж он и плохой, просто бывает не в духе. Но говорила о прошлом, о будущем. Никак не о настоящем. Таким я видела ее новый посыл.

«Не позволяй ей встать на защиту мужа, иначе мы ничего не добьемся. Расскажи, что можно жить иначе без абьюза в семье.»

Буров был рядом, все слушал. Подслушивал. Но его присутствие вселяло уверенность и надежду обойтись без ошибок.

— За полтора года все стало только хуже, — возразила я. — И неизвестно, что впереди. Вы уверены, Алия, что Тимур сам исправится?

— А что я могу сделать?

— Ну…

Я решила рассказать историю из своей жизни, проявить инициативу еще раз. К счастью, тема отношений всегда была мне интересна, поэтому труда не составило предложить наиболее верный ответ:

– У меня друзья сильно ссорились. Подруга как-то предложила мужу сходить к психологу на несколько парных сеансов. Он согласился. Через две недели в семью вернулись мир и гармония. Они во всем разобрались. У меня вот мужа нет, поэтому и личного опыта тоже.

— Не ладится с мужчинами?

— Скорее, не могу найти того, кто будет способен меня терпеть. Меня и Бракса, конечно же. Я очень не люблю, когда меня ограничивают и заставляют что-либо делать против моей воли. Уж лучше одной.

— Поэтому вы и одна. Терпеть совсем не умеете.

— Но я не страдаю от одиночества. Есть свобода действий и выбора. У меня есть Бракс, жизнь совсем не скучная. То одно, то другое. Особенно в последнее время, — вот тут я была искренней как никогда. – А вы молодая, красивая. Можете сделать карьеру.

— С незаконченным высшим, — с сарказмом произнесла Алия. — Ушла в академ на четвертом курсе, когда забеременела.

— На кого учились?

— Преподавателем хотела стать. У меня вполне сносный английский. Могу учить детей, люблю учить.

— Можно сейчас закончить.

— У меня двое, скоро родится третий. Куда мне учиться? Где я найду время для учебы, экзаменов? А потом и для работы…

— На заочном можно попробовать, — произнесла я, вдруг почувствовав волну легкой досады от Шурзиной. Алия не хотела говорить об этом, флюгер развернулся от меня в противоположную сторону, пришлось быстро менять настроение. — Но, конечно, каждый поступает сам, как считает нужным. Вот я бухгалтер, а цифры считать не люблю. Теперь работаю секретаршей.

— И не на работе сейчас?

— Можно сказать, у меня маленький отпуск. Руководитель сам разрешил.

Я лавировала на грани обмана, стараясь обходить острые углы и препятствия. Врать тоже нельзя, потом не выкрутишься, закопаешься. Да и вообще лгать не любила и надеялась, что Алия не захочет задавать мне лишних, неудобных вопросов, а мне не придется на них отвечать. Например, где я живу, почему гуляю в этом районе. Одной лжи уже достаточно, про этот чертов синяк.

«Она должна признать, что находится в сложной ситуации. Себе признаться. Что так дальше нельзя. Нам нужна Честность. Без честности ничего не получится», — отчетливо проговорил Буров в ухо.

Алия сидела молча, теребя в руках влажный носовой платок, и думала о чем-то своем.

— А вообще я считаю, что люди должны разговаривать. Особенно близкие люди. Только через диалог можно решить какую-то проблему и договориться. Станет ясно, как поступать дальше, прояснятся мотивы партнера. А вдруг Тимура все устраивает, и он меняться не хочет? Что если он и дальше планирует так себя вести? Сколько лет придется ждать? А ваша жизнь, Алия? Вы разве не имеете права жить так, как хочется? Радоваться. Получать удовольствия от тепла и заботы. Жить без скандалов, в уважении.

— Тимур заботится обо мне… — Алия сопротивлялась. — И о детях. Он хороший отец. Хорошо зарабатывает.

— И при этом он сжигает ваши личные вещи. Он и со мной встречаться вам запретил? Я угадала?

Задала вопрос и увидела, что попала в самое яблочко. Алия горько поджала губы, но ничего не ответила. Только слезы выступили на глазах, но пропали, скинутые тонкими пальцами.

Что же за Тимур-то такой? Держит жену за куклу? Решил сделать из нее рабыню, обязанную потакать всем его прихотям в любом настроении? Нашел для себя удобного человека и радуется? Понимание, с кем живет Шурзина, неожиданно возмутило. Не годится, совсем не годится… Доведет ее, значит, Тимур, если судьбу изменить не получится.

Алия второй раз взглянула на часы. Время вышло, предстояло прощаться. Назойливость не нужна, и так сделано уже очень немало. Значит, честность в следующий раз. Не все сразу. Теперь важно тепло расстаться.

— Вы можете звонить мне в любое время дня и ночи, если захотите, — произнесла я с улыбкой, искренне добавила: — Вы мне нравитесь. Напоминаете сестренку. Она погибла много лет назад, до сих пор скучаю.

Я не просто так рассказала о Степке. Знала, что раскрытием трагического эпизода из личного смогу приблизить к себе человека, показать Алие, как она мне небезразлична, что я готова ей доверять не меньше, чем она мне доверилась. Стать ближе, проведя параллели. Да, это была чистейшая манипуляция, но во благо. Поэтому я даже не задумалась права ли я или нет. Если мои слова заденут её за живое, то у меня все получится. А смерть так и вовсе событие, перед ликом которой отступает весь пафос и лишнее.

— Вы тоже мне нравитесь, — чуть помедлив произнесла Алия. – Сочувствую вам в вашей потере. И знаете... Вы правы. Дальше так жить нельзя. Что-то надо делать. Что-то менять в отношениях.

— Это не быстрый процесс, но, главное, хоть с чего-то начать. Могу узнать у подруги телефон врача, если понадобится.

— Хорошо, Василиса. Мне девочек пора забирать. Занятия закончились. Спасибо вам, Василиса. Вы прям как сказочная фея сегодня меня поддержали.

— Надеюсь, я вам помогла.

— Помогли. Я поняла, что мне делать.

Взгляд Алии был полон решимости, она воспрянула духом, прям приободрилась вся. Стала увереннее, будто сбросила с себя часть камней, что носила тяжким грузом на сердце. Что же. Поживем, увидим. Теперь, когда связь налажена, можно немного расслабиться. Номер мобильного я у Алии не взяла. Знала, что при необходимости Буров или Глеб найдут точку входа, и мы случайно встретимся. На улице, на бульваре, в парке, в подъезде. А хороший, вообще, инструмент. Надо бы его как-то освоить.

Я улыбалась, когда вытаскивала Бракса из ямы, которую он выкопал за два часа. Как бы ее закопать, а то ненароком кто-то в ней вдруг окажется? Переломает все ноги, зайдя из любопытства в кусты.

Ноги… Так и пришлось мне в жасмине еще минут десять возвращать землю на место. К счастью, она была достаточно сухой, поэтому справилась быстро. Обувь от пыли протерла влажной салфеткой, что нашла в рюкзаке. Вышла из кустов с Браксом довольная и пошла на улицу под подозрительным взглядом проходившего мимо дедули. Даже не знаю, что он там мог подумать. Я же просто задрала нос и сделала вид важный и неприступный.

Когда вдруг понимаешь, что в шефе нет и капли сочувствия…

Перед выходом из закутка, где располагался детский центр, снова ожила гарнитура:

«Налево и метров сто пятьдесят по тротуару. Там моя машина. Довезу тебя и Бракса до дома.»

— Даже так? Вот спасибо! — обрадовалась я неожиданному предложению.

Слова Бурова успешно ответили и на вопрос, который я задала много раньше. Все это время, пока длился разговор с Алией, Михаил находился неподалеку. Он не сидел дома возле бассейна, не пил коктейли, не следил за мной из надпространства. Он был рядом. Может быть, через улицу или в придорожной кофейне, может, сидел в машине. Подстраховывал, контролировал, наблюдал, готовый оказать поддержку сразу, как только понадобится. Да и приехал сюда наверняка раньше меня, осмотрел место, где мы с Шурзиной будем общаться.

Другое дело, что ответ на вопрос хоть и согрел пониманием, но оказался не таким уж и важным. Дорога ложка к обеду, как говорят. В голове накрепко засели мысли об Алие, ее муже. Я видела в ее страданиях несправедливость и не могла избавиться от чувств сострадания и жалости.

Буров сидел в машине, положив руки на руль и с внимательной задумчивостью смотрел на меня через зеркало заднего вида. Я увидела это, когда вплотную приблизилась к «Опелю». Сосредоточенный взгляд, терпеливое ожидание, на губах ни тени улыбки, пока я открывала дверь сзади, засовывала Бракса в салон и садилась сама.

— Что с лицом, Василиса? – вместо приветствия спросил Буров. – Ты съела по дороге лимон?

— Алия. Живет с абьюзером. Мне ее очень жаль. Ни один из людей не заслуживает насилия в жизни.

— Не нужно ее жалеть, — с усмешкой произнес Буров. — Каждая жена заслуживает своего мужа. И наоборот. Мы всегда получаем по законам мироздания то, что заслужили. Жалеть, значит не доверять Вселенной в реализации ее тонких идей и высшей воли. У Единого нет задачи мучить, люди мучают сами себя.

— Я не могу быть равнодушной, циничной. Смотреть на это.

— Никто тебя не заставляет быть равнодушной. Сопереживать можешь, ты ведь человек.

— А вы? Вы — человек? – недовольно спросила я.

— Снять кожу и показать тебе, что я рептилоид? – сарказм в голосе чуть протрезвил.

Меня поражала бесчувственность, с которой шеф рассуждал о законах Вселенной. Для меня это было дико, неправильно. Человек видит себя в других и получает всегда то, что заслуживает. Эта истина для меня имела смысл. Но разве она касается случаев, когда на невинных людей сливается чья-то агрессия? Это агрессор обязан держать себя в узде и нести ответственность за поступки. А тут, выходит, не так?

— У вас жертва виновата в насилии?

— По человеческим законам всегда виноват агрессор. По законам вселенной жертва несет ответственность за то, что с ней происходит. Душа отрабатывает свою карму. В прошлых жизнях она сама могла быть агрессором, убивать или за цикл реинкарнаций не может научиться преодолевать свои слабости, — спокойно заговорил Буров. — Жалея жертву, ты даешь ей компенсацию. Но это не любовь. Ты оказываешь ей медвежью услугу. Так жертва никогда не научится себя любить, будет искать жалости у тебя, у других людей, а если не найдет, то станет себя жалеть, но ничего не делать, чтобы выбраться из замкнутого круга.

— Не у всех жертв есть возможности вырваться. Бывает, что они просто тонут в болоте зависимости. Бывают слабыми. А если им помочь некому? Руку поддержки протянуть. Я не о жалости сейчас. Не все же сильные!

— Не все. Но такова жизнь. Потому они идут до точки невозврата. Иногда проходят множество реинкарнаций, чтобы понять. Рано или поздно чаша опыта переполнится, ну, или дно будет достигнуто, от которого можно оттолкнуться ногами и выплыть.

— Мне бы вашу уверенность.

— Алия уже десять воплощений подряд проходит одно и то же. Это ее личное чистилище. И не надоедает же. Покончит с собой, пойдет на новый круг.

— Вселенная так зла?

— Отнюдь. Вселенная ни злая, ни добрая. У матрицы нет цели держать тут тебя, Алию, кого-то еще. Это вы, люди, не дотягиваете до понимания, вот и повторяете одни и те же ошибки, барахтаетесь как слепые котята, вечно вас нужно направлять.Что с вами и делают. Но потому вы как слепые котята, что ничего не видите и замечать не хотите. Ни познавать себя, ни видеть инструментов, ни знаков. Не хотите учиться эмпатии, чтобы оказывать поддержку тем, кто в ней нуждается, или хотя бы друг другу не пакостить. Так и кидает вас из огня да в полымя.

Буров говорил странно. Он говорил о людях, будто сам к ним не имел отношения, что заставило меня насторожиться. Кто он? Посмеялся, что не рептилоид. Человек? Душа? Дух? Настолько развитый, что видит и умеет многое? Сколько он живет? Не удивлюсь, если узнаю, что не одну тысячу лет.

Буров говорил интересные вещи, заставляющие меня взглянуть чуть-чуть по-другому на взаимоотношения жертвы-абьюзера. Была в словах шефа логика, которая отзывалась внутри, даже против доводов разума, и все же… Не оправдывать же поступки Тимура? Впрочем, Буров его не оправдывал, не поддерживал. Он помогал Алие. Хотя за деньги Климовой он всего лишь выполнял свою работу.

— А вы бы стали помогать Алие просто так? – задала я новый вопрос.

— Просто так ничего не бывает. Алие пришло время помочь. Дать шанс. Деньги лишь направленный поток энергии для уравновешивания сил.

— А если бы заплатили за то, чтобы помочь Тимуру?

— Мы бы ему помогали точно также, как помогаем сейчас его жене. Поменяли бы пару узловых точек, привели бы к большей эмпатии, проработке психотравм. Глядишь, превратился бы тогда в приличного человека, — Буров почти смеялся.

Он завел машину и тронул ее с места. Я же размышляла о Шурзиной. Сегодняшний разговор для нее должен стать откровением. Она взрослый человек, все хорошенько обдумает, прозреет. Сама сказала, что так дальше жить нельзя.

— Ну ничего, думаю, Алия все поняла. Пройдет совсем немного времени, и все изменится. Она или уйдет от Тимура, или они вместе пройдут курсы психолога.

— А-ха-хах, — рассмеялся Михаил. – Не обольщайся. Не придумывай волшебства там, где его быть не может. Алия – жертва, а полтора года достаточный срок, чтобы подсесть на эмоциональные качели. Сегодня плохо, завтра хорошо, снова плохо. Она привыкла к страданиям, они для нее как наркотик. Не отношения, а американские горки. Так что отвыкнуть в один день не получится. Потребуется не меньше года и то, если она не сорвется. А до того должна принять решение и начать свое саморазвитие. Понимаешь, как все устроено?

— Не очень.

— Сначала человек должен захотеть измениться. Потом должен честно признать, чем страдает. Взять ответственность на себя за происходящее в его жизни и делать, действовать, а не ждать, что ему с неба свалится. Только так возможно чего-то добиться, что-то поменять, перейти на новый уровень перед очередной реинкарнацией и даже… иногда освободиться.

— У нас времени осталось одиннадцать дней без сегодняшнего, — я думала о своем. — Мы ничего не успеем! Мы не сможем спасти Алию.

— Это не наша забота – вывод Алии из состояния жертвы. Наша задача направить ее в нужном направлении и так изменить ее Путь. На узловой точке, на перекрестке показать куда еще можно двигаться. Поймет? Значит у нее все наладится. Нет? Будет дальше страдать. Уже в другой, новой жизни.

Я вздохнула. Цели бюро прояснились. Что ж. Но так лучше, чем совсем бездействовать. Главное, избежать трагического конца, а там… найдутся люди, произойдут событий, что-нибудь еще придумается обязательно. А потом в какой-то момент тишины, пока машина ехала по дороге, меня вдруг пронзила простая, но при этом тревожная мысль о своей роли во всем происходящем. Меня Буров знает всего три дня, не считая дня с собеседованием! И так мне доверяет?

— Михаил, ответьте, — я не вытерпела, — вы меня совершенно не знаете. Ни о моем жизненном опыте, об образовании ничего. Вы даже мое резюме не читали, и вдруг я тут, с вами, да еще и разговариваю с Алией, по сути, работаю со сложнейшим делом. Откуда вы знаете, что я справлюсь?

В зеркало заднего вида увидела, как дрогнул уголок мужского рта, приподнялся и вернулся обратно. Усмехнулся начальник, но что я такого спросила?

— Я понятия не имею справишься ли ты, — ответил Буров. — И могу лишь просчитать вероятности. Да и работаешь ты не одна, а под моим руководством. Алия выбрала тебя, она идет к тебе на контакт, поэтому мне придется чуть потерпеть и быть внимательнее. Заодно и проверю. Справишься? Значит, закончится испытательный срок. Не справишься? Пойдешь куда-нибудь считать цифры.

— Вот спасибо за откровенность, — недовольно парировала.

— Всегда пожалуйста. Обращайся.

Ответ Бурова лишь усилил мое недовольство. Где это видано, чтобы стажеру, пришедшему на работу на должность секретаря, ставили условие сохранения места, выдавая задание предельно высокой сложности? Разве это справедливо? Раньше я не имела никаких дел с эзотерикой, у меня нет диплома психолога, с надпространством я знакома два дня и такие запросы!

Чувства бурлили внутри оставшийся отрезок пути, я молчала, переваривая услышанное, но возмутиться так и не решилась. На это тоже были причины. Если меня отстранят от задания, то я могу и не вернуться к такой работе, которая была гораздо интереснее, чем кофе на сайте заказывать. Еще сильно беспокоила судьба Алии. Находиться в неведении сейчас, когда столько узнала, просто неслыханное кощунство над моими эмпатией и интересом.

Мы доехали до моего дома. Буров припарковал машину возле арки, ведущей в мой двор.

— Сегодня можешь не приезжать на работу. Отдыхай. Суббота и воскресенье выходные, но телефон не отключай на случай любого форс-мажора. Ты должна быть всегда на связи.

— Вы меня отпускаете?

— Сама сказала, что шеф отпустил тебя в маленький отпуск. За успешную реализацию, считай, тебя премировали несколькими часами отдыха в дополнение к выходным. В понедельник с утра ты должна быть на работе.

Благими намерениями...

Тимур был на суточной смене, когда Алия с детьми вернулась домой изрядно опустошенная от неожиданно сброшенной ноши. Боль внутри успокоилась, затихла, оказалась смыта слезами и доверительным разговором с женщиной, которую она видела второй раз в жизни.

Странная она, Василиса.

Случайная вторая встреча, нашлось время для поддержки, словно своих дел у нее нет. Рассказала о младшей сестренке, похожей на неё, Алию. В чем-то усмотрела в них сходство. Спасибо ей за всё, пусть будет здорова и счастлива.

Номер мобильного на этот раз оказался надежно записан в памяти телефона и даже сохранен в облаке. Тимур, даже если захочет, больше не сможет ей помешать общаться с людьми. И так правильно.

Четким прозрением стало из случайной беседы, что дальше так продолжаться не может. Что-то в жизни пора менять. Развод? Нет, развода Алия не хотела. У них дети, девочкам нужен отец. Да и жить на что-то нужно, она сейчас не работает. Деньги в семью приносит Тимур. И жить ей негде. Родители не примут, на съем жилья денег нет. Зависит она от Тимура, и дети тоже.

Выхода нет, кроме единственного. Можно остановить разрушение семьи, заново отстроить мост отношений с Тимуром и наладить жизнь. Они обратятся к психологу. Специалист обнаружит проблемы и заставит мужа зарыть топор из своей агрессии против нее в землю, а там, глядишь тот пустит корни и покроется зелеными листьями, превратится в настоящее дерево для счастливой семьи. Кошмар закончится, как и закончится отрицательный эффект домино. Она перекроет ладонью путь падающим костяшкам и остановит развитие негативных событий. Своей ладонью. Возьмет управление в свои руки, объяснит Тимуру, что так для них всех будет лучше. Он умный. Он все поймет.

Они поговорят сразу, как только он вернется домой. Последние месяцы муж стал работать по суткам. Начальство изменило всем график, и Тимур тогда сильно злился. Потом сказал, что придется терпеть, и все привыкли к новому образу жизни.

Вдохновленная своей идеей она открыла двери мужу и радостно его обняла. Прижалась к широкой груди, дотянулась губами до щеки, уже покрывшейся легкой щетиной. Тимур выглядел не сильно уставшим, что ей тоже понравилось. Он даже ей улыбнулся. Значит, разговор может состояться пораньше, настроение у него не испорчено.

— Я на завтрак приготовила гренки, — похвалилась она, зная, что угодит.

— Что за нежности, Алия?

— У тебя получилось ночью поспать? Выглядишь ты не очень усталым. Или мало работы?

— Да, меня подменили на несколько часов, — ответил небрежно Тимур. – В аэропорту выпил кофе с круассанами, поэтому я не голоден. Гренки пусть дети съедят. Они их тоже любят.

Тимур снял куртку, повесил на вешалку, разулся и прошел в ванную комнату. Там закрылся. Шумела вода, он мыл руки, что-то себе напевая. Алия слушала мужа с улыбкой. Хороший знак. Пусть у нее все получится!

— Может, тебе налить чай? – предложила она, как только он вышел из ванной. – Заодно и поболтаем на кухне?

— Налей. О чем ты хочешь болтать?

— Я тебе все расскажу, — произнесла она чуть загадочнее, надеясь вызвать интерес мужа заранее.

Предстояло приложить все силы для того, чтобы убедить упрямого мужчину, что посещение нескольких парных сеансов с врачом будет лучшим решением на этом этапе семейной жизни. Поэтому начала издалека после того, как налила чай, посадила мужа, закрыла двери в кухню (девчонки еще спали) и разместилась напротив.

— Я тебя очень люблю, — сказала она, глядя ему в глаза. – А ты меня?

— Ты же знаешь.

Тимур слегка прищурился, и даже чуть подсобрался, он стал похож на хищника, выжидающего перед броском, но Алия этого даже не заметила, увлеченная мыслями.

— В последнее время мы часто ссоримся. Ты устаешь на работе, она нервная у тебя. Дети на все смотрят, они же все видят. Им потом с мужчинами общаться, они будут искать их вроде тебя. Ты для них всегда будешь примером.

Тимур молчал, побуждая Алию продолжать.

— Может есть еще какие-то причины проблем. Во мне. – Подчеркнула. Добавила чуть мягче. – Может быть, в тебе. В наших отношениях, о которых мы не подозреваем и не можем сами разобраться. Помнишь, как было два года назад? А три? А я до сих пор не могу забыть, как ты за мной ухаживал, часто и много смеялся. Мы гуляли много где, строили планы. Цветы дарил. Еще свадьбу помню, у меня было такое красивое платье.

— Куда ты клонишь, Алия? – в голосе Тимура пробивались нетерпеливые, слегка раздраженные нотки.

Он никогда не любил выяснять отношения, а тут жене приспичило это сделать с утра. Иначе зачем она заходит так издалека? Что за сюрприз готовит? Мало ей того времени, что он уделяет? Деньги выдает семье. Все, что зарабатывает. Левак не в счет. У мужчины должно быть на карманные расходы, сумма не имеет значения.

— Знаешь. Мы можем решить все проблемы, если обратимся к психологу. Есть специалисты. Семейные. Они подскажут. Мы найдем причину, избавимся от нее и… Представь, как свежий воздух попадет через раскрытое окно.

Тимур сделал глоток чая, покрутил остатки жидкости в чашке, плотно сжал губы, будто принимая решение. Алия даже понять не успела, как чашка резким движением перевернулась в его руке. Уже не горячая, окрашенная вода безжалостным ливнем выплеснулась ей прямо в лицо, капли потекли по щекам, губам, шее, попали на грудь и живот, замочив домашнее платье.

От неожиданности Алия потеряла дар речи.

— Тебе больше деньги не на что потратить? – почти шипя произнес ее муж.

Тимур заговорил тихо, въедливо, с пренебрежением, будто она и не жена ему, а так… Приживалка.

— Я работаю, содержу вас, ни в чем вам не отказываю, люблю вас. А ты… Решила сделать меня сумасшедшим? Устроить проверку моей психике? Хочешь диагноз поставить?

Удушливый комок встал у Алии в горле, не давая ни плакать, ни дышать. Ничего. Она молчала, раскрыв глаза чуть больше обычного, будто впервые увидела мужа. Прошло долгих много секунд, пока она раскрыла рот, чуть-чуть не задохнувшись, и не набрала воздуха в легкие.

Слезы стояли в горле, готовые обрушиться горьким потоком, а говорить не могла. Хорошо, хоть чай не горячий. Не ошпарил ее… Шайтан! А сейчас она пойдет, переоденется, умоется и все… Не тарелка же с борщом перевернулась. Но мысли не успокаивали. Все равно обидно. Очень.

— Я…

— Слушай сюда, женщина, — перебил её жестко Тимур. – Если тебе что-то не нравится, то собирай свое шмутье и вали из дома. Сейчас же. Ты посмотри-ка, нашла психопата. Проблемы она решать собралась. Я и без специалистов твоих знаю, что у меня все в порядке. В отличие от тебя. Сидишь дома, в интернете целыми днями, совсем крыша поехала.

— Тимур! Ты на меня вылил чай!

— Тебе нужно было остыть, — бросил презрительно он. – Совсем свихнулась от безделья. Я привел тебя в чувство.

— Я как лучше для нашей семьи хочу! – вдруг вспылила Алия, соскочила с места. Сжала пальцы в кулаки, невыплаканные слезы превратились в злость. Тихо, быстро заговорила: – Ты на меня чай вылил! Ты меня за руки хватаешь! Посмотри на мои синяки! Разве это нормально? Ты меня за волосы тогда схватил, было больно. Ты постоянно мной недоволен, ругаешься. Я устала, Тимур.

— Показать, где находится дверь? Выставить тебя из дома? Быстро там оценишь все, что потеряешь!

Тимур пришел в ярость. Гневная тирада жены окончательно вывела его из себя. Что она и себе возомнила? Где ее воспитание? Жена всегда должна быть возле мужа, слушаться его во всем, терпеть, ухаживать, обслуживать. Так было в прошлом и так должно быть всегда. Но вместо благодарности что? Она решила отвести его к врачу?! Да как она смеет? Тварина!

Он поднялся, оперся руками на стол. Еще чуть-чуть и перевернет. Сжал поверхность, ножки стола натужно заскрипели, удерживая серьезную силу.

Алия видела в глазах мужа страшный блеск, который вдруг протрезвил. Хищник внутри Тимура проснулся, готовый загрызть любого, кто встанет у него на пути. Он сверлил ее взглядом, потемневшим от нескрываемой злости.

Спазм на этот раз оказался по-настоящему сильным, заставив Алию схватиться рукой за живот. Боль разрезала пополам, наросла, достигнув пика, а затем плавно начала уменьшаться. Ребенок! Не рождённый ребенок словно чувствовал ссору родителей. И Алия испугалась. За себя, за ребенка, за то, что сорвалась и теперь рискует нарваться под тяжелую руку. Откуда ей знать, в какой момент сломается та самая грань, отделяющая насилие моральное от физического?

Зависимость от мужа, страх за себя и детей вмиг растворили последние крохи сопротивления, и Алия сдалась. Не убежать. Она ничего сделать не сможет. Все останется как есть и не изменится.

Что-то отразилось на ее лице, жалкое или трусливое, потому что Тимур вдруг отпрянул. Выпрямился, смерив ее с ног до головы.

— Дура! Никчемная дура и есть. Без меня ни на что не способная, — бросил оскорбление, все равно что сплюнул и покинул кухню.

Обмотанная цепями обязательств, собственной недальновидности, вынужденная расплачиваться за собственные ошибки. Алия знала все, но чувствовала себя в тупике. Рано вышла замуж. Слишком быстро поверила. Рано родила, можно было хотя бы доучиться.

Нет, это не первый раз она задумалась об этом. Она давно себе призналась, но все надеялась на что-то. И вот еще одна надежда превратилась в пыль, еще одна попытка истлела, оставляя после себя запустение, гниль и запах насилия, что преследовали ее столь долгое время.

Плечи Алии сникли, она медленно опустилась на стул. Закричать бы. Расплакаться. Развестись… Она будет сильной, что-нибудь придумает. Обязательно. Ведь так дальше жить нельзя. Это она поняла сегодня точно. Так сидела какое-то время.

Входная дверь неожиданно хлопнула, и Алия выскочила из кухни, побежала в детскую. Бибка уже проснулась и тихонько играла в кроватке, Анель еще спала. Девочки вчера припозднились, Алия не настаивала, разрешила им посмотреть мультики перед сном дольше обычного. Она всегда старалась их баловать, окружать любовью, заботой.

На часах было девять. Тимур ушел. Алия не знала куда, но облегчение от его поступка смешалось с чувством вины. Всё же Тимур сутки работал… Может, она обидела его чем-то, о чем не знает, о чем он никогда не рассказывал. Не просто же он так вспылил? Перегнула палку? Так перегнула, что он на нее выплеснул чай? Что ж она такого сказала обидного?!

Слезы от несправедливости навернулись на глаза с удвоенной силой, но Алия вытерла их тыльной стороной ладони. Не нужно девочкам видеть, как рыдает их мать. Пора переодеться и поговорить с Василисой. Внутри окрепла уверенность, что новая знакомая ее выслушает и поддержит. Алие хотелось ей позвонить. Только сначала дочек разбудить, умыть, накормить.

Если пятая точка ищет для себя приключений, тогда и выходной не поможет

Утро субботы я начала с медитации. Время выбрала не случайно. Я надеялась, что не усну, как засыпала вечерами в результате неудачных попыток, и хотела побывать в надпространстве в состоянии максимальной осознанности. Понимать, что ты там делаешь, видеть все и хоть как-то влиять. Хотя бы самую малость.

На этот раз я собралась провести диагностику аята, который довлел над Шурзиной. Хотелось посмотреть, как повлиял на Алию наш разговор, а еще хотелось узнать, есть ли аят надо мной. И если есть, то какой. Оставила Бракса на кухне, где у него была еда и вода, и игрушки, прикрыла окна шторами, создав в комнате полумрак, а после легла на кровать.

Переход в надпространство оказался миссией невыполнимой. Я расслаблялась как могла, сопела, пыхтела, представляя себя то на берегу морском, то на цветущей поляне. Но нет, ничего не получалось, и вместо радости и любопытства внутри меня накапливалось недовольство. Еще разочарование. Отсутствие способностей и бездарность – вот о чем говорили провальные попытки, расстраивая меня все сильнее. Такими темпами мне самое место за столом секретарши, ну, или в бухгалтерии с цифрами. Я мучилась примерно час, пока не выдохлась морально, а когда окончательно сдалась, то злая и раздраженная приоткрыла глаза.

В комнате было темно, даже слишком, если говорить о начале дня. У меня шторы блэкаут, но не настолько же, чтобы совсем не пропускать свет. Или я умудрилась проваляться в кровати до вечера? Да такого просто не может быть!

А если может?

Прекрасное я придумала себе развлечение. Замечательное, чтобы угробить день. Лучше бы в парк пошла, погуляла. Подумаешь, навыки медитаций! У меня и других достоинств в избытке, как-нибудь справлюсь без диагностики в надпространстве и всяких эзотерических штучек. Я умею быть настойчивой и рассудительной. У меня прекрасные аналитические способности, которые чуть портит рассеянность. Но всегда есть куда расти, а это главное.

Я успокаивала себя, снижая важность неудачи, а в спальне все больше светлело, будто шторы становились прозрачнее. Мрак отступал, и я видела, что отступал он загадочно. Темная пелена оформилась в субстанцию, напоминающую древесный ствол, который можно было бы обхватить расставив руки пошире. Туманная гуща буквально рассасывалась, чем больше внутри меня появлялось к ней равнодушия, она уползала из комнаты, когда вдруг я поняла, что только что побывала в аяте. В самом центре субстанции.

А как так я в нем оказалась и даже не заметила это? Простая мысль-озарение заставила меня подскочить на кровати и тут же услышать настойчивую мелодичную трель. Кто-то звонил на мобильный. Давно или только сейчас? Я не знала. Мысли о надпространстве пришлось моментально откинуть, как только я увидела имя, высвечиваемое на экране. Алия.

— Василиса, мне плохо, — произнесла она вместо приветствия. – Поговори со мной.

Голос Шурзиной звучал тихо, даже как будто спокойно, но при этом в нем слышалась безысходность. Что ж. Разговаривать с Алией мне придется без присмотра Бурова, опираясь на собственный опыт. Я разволновалась, конечно же, но останавливать клиентку нельзя, как и оставлять без поддержки. Это все равно что бросить жертву над пропастью, когда она к тебе тянет руку. Падения я допустить не могла в силу собственной сострадательности и ответственности, поэтому приготовилась слушать. Иной раз достаточно выслушать, чтобы человек получил силы для преодоления трудностей. Просто выслушать, не поучать, не давать лишних советов.

— Что случилось?

— Тимур. Сорвался на меня утром за то, что я предложила обратиться к психологу. Нам обоим пойти на сеанс. Он…

В телефоне какое-то время молчали.

— Что сделал Тимур, Алия? Он тебя ударил?

— Нет, не ударил. Просто… Тимура все устраивает.

И вот первый тревожный звоночек. Алия не захотела раскрывать все обстоятельства ссоры с мужем. Отсутствие прямого контакта глаз, похоже, создало между нами барьер. Когда и выговориться охота, но и доверять слишком тоже не получалось, несмотря на переход к неформальному обращению. Случайный, на эмоциях, но все же он демонстрировал, что мы стали друг другу ближе. Это маленький плюсик. Я молчала, ждала.

— Он меняться не хочет. Считает, что помощь ему не нужна, а все проблемы во мне от безделья. Он работает, нас содержит, старается, — отрывистая саркастичная речь, обиженной неблагодарностью женщины. — Что мне делать? Скажи, Василиса.

Ах, без советов обойтись не получится. Я внутренне собралась, призвав все свое благоразумие. Лишь бы не натворить дел, а то головомойка от Бурова покажется не самым плохим наказанием.

— Может, самой сходить к психологу? Специалист лучше разберется, чем я. — Вдруг испугалась, что подобный контекст Алия может воспринять как отказ в помощи и быстро продолжила, опасаясь, что Шурзина сбросит звонок: — Но ты не подумай, я не отказываюсь общаться с тобой. Просто у меня профессионального образования нет. Вдруг я тебе все испорчу?

— Тимур денег не даст.

Алия словно не заметила всю мою объяснительную тираду, лишь подтвердила, что у нее нет возможности обратиться к специалисту. Финансовая, эмоциональная, физическая зависимость Алии от мужчины, который испытывал потребность в самоутверждении над ней, заставила меня поежиться. Не молодая счастливая женщина, а птичка в золотой клетке, вынужденная терпеть господина. Но Алия должна найти выход и сама выкарабкаться из этой жизненной ямы. Мое дело натолкнуть к нужным мыслям, успокоить там, где это будет возможным, и не позволять Шурзиной погружаться в самообман, искать оправдания жестоким, кричащим поступкам. А они были. Наверняка. Иначе зачем звонить рано утром в субботу?

— Алия, но тогда это игра в одни ворота. Он меняться не хочет. Ты одна не справишься. Если у него все нормально, а у тебя нет, это уже ненормально. Почему ты должна терпеть? Сколько это будет продолжаться? Год? Пять? Десять? Пятнадцать?

— Тимур как будто не любит меня, — грустно произнесла Алия. — Может, и правда, развод станет выходом…

— Суд встанет на твою сторону и, особенно, если будут доказательства, что Тимур проявляет агрессию. Он будет платить алименты. Детей не оставят без жилья.

— А если не будет платить? А если выгонит из дома меня, а детей оставит?

— Он девочек любит?

— Любит.

— Значит платить будет. А что касается жилья… Квартира ему принадлежит?

— Это общий подарок на свадьбу. От родителей.

— Значит, имущество будет поделено пополам, — я думала, вспоминая, все, что знала. — Нужно найти какую-нибудь работу, чтобы судья видел, что ты способна себя обеспечить. Что дееспособная. Понимаешь? С адвокатом посоветоваться обязательно. Могу поспрашивать у знакомых. Вдруг есть на примете хороший.

— Я могу быть репетитором. Брать переводы на дом. Будет, конечно, трудно, — размышляла вслух Алия. – Но любому терпению есть предел, да?

Она искала поддержку, ей нужно было одобрение, а мне нравился ее настрой. Наконец-то, у Шурзиной направились мысли в сторону себя, а не мужа. Наконец-то, она стала думать о своей безопасности и комфорте, а не о том, как Тимура ублажать и не злить. Так по шажочкам, по коротеньким, мы и преодолеем проблему. До любви к себе самая малость – понять, что выбирать надо себя, что бы ни происходило, как бы ни было трудно. Ставить себя на первое место, принимая любой.

— А если судью подкупят?

— Можно привлечь журналистов и устроить резонанс.

— Тимур будет в ярости! Он…

— Не нужно ему ничего сообщать, пока план не будет продуман до мельчайших деталей. Где жить, пока будет длиться процесс, где искать защиту от злости будущего бывшего мужа. Все это решаемо, Алия. Главное, уверенный настрой и желание изменить жизнь. Ты со мной согласна?

— Ты права, да.

— Есть еще фонды поддержки жертвам насилия, — продолжила я делиться тем, о чем имела некоторое представление. – Надо к ним обратиться. Может, у них есть возможность предоставить недорогое жилье или работу. Или помочь деньгами. У них работают штатные психологи. Я читала.

— Василиса, как хорошо, что ты меня выслушала. Не зря я тебе позвонила, спасибо, но Бибка расплакалась.

Мне казалось, Алия улыбалась, поймав волну воодушевления. Я же строила за нее планы и радовалась, что простым разговором удалось показать на свет в конце тоннеля, который и есть самый простой и прямой выход из токсичных отношений. Развод. Да, будет тяжело, сложно, но это будет шагом к себе. Путь трудный, но все же лучше, чем ждать, когда рассыпется от насилия личность, произойдет нервный срыв, самоубийство.

— Звони, если нужно. Пиши. Можем встретиться, если хочешь.

После очередной порции слов благодарности и прощания разговор прекратился. Я же зашла на кухню, где увидела Бракса и слюни. И еще много воды, которую пёс каким-то образом умудрился выплеснуть из глубокой чашки. Предстояла небольшая уборка, чем я и занялась, попутно анализируя разговор с Шурзиной.

Прекрасно чувствовать себя полезным человеком, помогать, воодушевлять, получать благодарность за это. Так, глядишь, беда минует Алию, и у нее всё наладится. Если будет умничкой – на что я очень надеялась. Вот еще бы разобраться с аятами…

И тут в голову пришла простая и гениальная мысль, заставившая меня взять в руки мобильный. Макс. Максим Козлов тот, кто нужен в вопросах медитаций и прогулок в надпространстве. Ну не Бурова же беспокоить? Я прекрасно запомнила невежливость и равнодушие шефа и не видела смысла навязываться. Искать лишний повод, чтобы нарваться на безразличие, а потом думать об этом? Нет. Это не для меня. А вот Максим…

— Привет, Василиса. Я за рулем сейчас. Что-то случилось?

Приятный баритон пощекотал слух, показав, что меня не просто рады слышать, но и готовы прийти на помощь. Уважение ко времени коллеги заставило меня перейти прямо к делу сразу после приветствия:

— Хотела поговорить об аятах, нужна информация и как можно больше.

— Я не против тебе помочь. Можем встретиться, но у меня сейчас важное дело, — произнёс он. – Наконец появилась нужная точка входа, и дело Пети можно завершить прямо сегодня.

Макс говорил о буллинге. Он и Настя искали возможности изменить путь ребенка в лучшую для него вероятность. Я плохо знала о том, что происходит с Петей, но при этом желала коллегам успеха. Что ж, придется немного подождать, ребенок, конечно, важнее. Уже готовилась попрощаться, как услышала нечто, заставившее меня даже обрадоваться:

— Кстати, если хочешь, можешь понаблюдать. Тебе, наверное, будет интересно.

Я не поверила ушам, услышав приглашение Макса. Кто же откажется от такой великолепной возможности посмотреть, как ведется работа коллег?

— Конечно, хочу.

— Тогда подъезжай к школе №38. Через тридцать минут. Кажется, это недалеко от тебя. Кварталов пять. Успеешь? И не забудь гарнитуру.

Макс скинул звонок, я же бросилась к джинсам. Сегодня теплый день, солнце яркое, достаточно будет светлой рубашки с длинным рукавом и пуловера толстой вязки. Еще ботинки на толстой подошве, переплести быстро косу. Бракс посидит дома, будет главным по производству слюней: нельзя хозяйку оставлять без уборки, иначе привыкнет лениться. В интернет-картах следует найти адрес школы... И не забыть гарнитуру!

Спустя десять минут я садилась в такси, чудом оказавшееся возле подъезда. Таксист высадил пассажира, новый вызов получить не успел, но словил заказ в моем иногда не совсем скромном лице. Вселенная явно мне улыбалась, благоволя, чтобы я не опоздала на встречу.

Петя, его мама, буллинг и алкоголизм

Макс припарковался возле старого обшарпанного одноэтажного домика с деревянными ставнями, спрятанного за таким же трухлявым, покосившимся от времени дощатым забором. Удивительно, как этот частный сектор почти в центре города до сих пор не снесли. Маленький переулок, заросший карагачами, спрятался между улиц с высотными домами, неподалеку от школы №38, где учился Петя Филин. Фамилия у мальчишки, конечно, красивая. Звучная. Хищная. Парень вполне может ей соответствовать, всего-то нужно повысить самоуверенность, избавиться от лишнего страха, стать воином в собственной жизни, а не безвольной добычей тех, кто привык самоутверждаться над слабыми.

Вызов на мобильном показывал, что теперь его ищет Настя. Дело Филина они вели вместе, работая быстро и слаженно. В трубке дохнули приветствием и сразу завалили вопросами:

— Макс. Ну что? Как там Марина Геннадьевна? Трезвая или в запое?

— Она в порядке сегодня.

— Согласилась на встречу?

— Да. Собирается. Сейчас выйдет.

— Хорошо. Я пока дождусь нашего парня. Остался последний урок. Глеб еще раз подтвердил, сегодня день благоприятный. Буду наблюдать.

— Пусть у нас все получится. Главное, сама не волнуйся и держи включенной гарнитуру.

Максим сбросил вызов, следя за тем, как открывается дверь калитки, и в проходе появляется мама Петра. Женщина еще молодая, с болезненной худобой и когда-то красивая, но уже откровенно потрепанная. Быстрее обычного увядающая кожа с землистым оттенком, отсутствие блеска в выцветших светлых глазах, скорее, досада в них из-за причиненного беспокойства вторжением. Старая, линялая юбка, блузка с рюшами на груди из бабушкиного сундука. Чистая. Что уже очень неплохо. Отнеслась к встрече ответственно.

Встретившись с ним взглядом, Марина Филин смутилась и начала прихорашиваться. Суетливо поправила плохо прокрашенные светлые волосы, и так лежавшие в хаотичной прическе, одернула неуклюже одежду, пригладила ладонями бедра. Она будто вспомнила, что так-то женщина и что лет ей всего ничего. Улыбнулась почти виновато, но при этом пытливо заглянула в глаза, пытаясь в них что-то увидеть. Одобрение? Интерес и симпатию? Ее женская суть сразу заприметила в нем сильного доминантного самца и захотела понравиться. Макс считал это мгновенно, четко зная, что не ошибся. Нехитрые уловки он видел сразу, в этом ему помогал жизненный опыт и чутье холостяка.

— А вы — Максим? – спросила с надеждой.

— Марина Геннадьевна?

— Просто Марина и можно на «ты», — она вдруг игриво хихикнула. – Железно я младше тебя.

— Нас ждет директор. До школы доедем на машине.

Макс показал рукой на свой белый «BMW», приглашая Филин к поездке. Не больше двух кварталов до школы, можно дойти и пешком, но в приоритете время. Им следует поторопиться.

— А неплохая тачка, — со знанием дела произнесла Марина, довольно цокнув.

Она уже подсчитала в уме ее стоимость, озираясь украдкой. Сейчас хотелось, чтобы ее кто-то увидел из соседей или знакомых. Вот тут-то они обзавидуются! Начнут думать, какого она себе завела мужика: красивого, молодого, богатого. Хотя этот Максим не совсем в ее вкусе, ведь ей нравились больше блондины. Была надежда, что доброжелатели позже донесут новости и до свекрухи, пусть потом тоже умоется.

А что? Разве она выглядит плохо? Еще привлекательна и свежа, почти в разводе, муж куда-то сбежал и скатертью пьянчужке дорога! Есть дом в центре, можно отремонтировать. Он вообще-то ее, потому что достался от матери. Петька вообще не проблема. Ему бы доучиться и ладно. А будет возмущаться новому папке, так сразу по шее получит.

— А ты женатый? – спросила Марина, понимая, что в молчании зря теряет драгоценное время.

— Нет. И не собираюсь жениться.

— Просто у тебя не было большой настоящей любви, — многозначительно произнесла она и кокетливо добавила: – Еще не встретил единственную. А, может, встретил, но еще не заметил.

— Не думал об этом, — ответил Макс. – Лучше ответьте, почему вы себя так не любите?

— Мы же договорились на «ты», — недовольно перебила Марина и тут же как подбоченилась: – И как это я себя, по-твоему, не люблю?

— Выпиваешь много. И этим убиваешь себя. А сын твой причем? Ведь хороший и умный парнишка.

— Весь в меня!

— Веришь в карму?

— А кто ж в нее сейчас не верит? Сплошная карма вокруг. И что?

— А то, что в этой жизни ты ему помогать должна. Твое задание. Раз ты его родила. В прошлой он не справился с своей задачей. В этой не справляешься ты. Так и будете повторять ошибки?

— А я что могу?

— Хватит себя жалеть и прятаться в выпивке. Петру нужны мать и отец. Сходите к врачу, закодируйтесь, найдите цель в жизни. Пацану своему помогите. Раз родили, вам и нести ответственность за душу, которую в мир привели. Ему жизнь облегчите и себе.

— Наш папашка недавно свалил. Вот мразина!

Марина чуть не сплюнула на пол, вовремя остановилась, поймав на себе пронзительный мужской взгляд. Нет, не оценивающий, но под ним она ощутила неловкость, да такую, что тут же проглотила слюну и отвернулась к окошку. Неприглядность поступка, свершившегося в ее воображении, ненужная откровенность и грубость вызвали приступ злости. Шансы на успех именно у этого мужика испарялись с бешеной скоростью. Вот дура, глупая дура! Надо же так ошибиться! А может не только в ней дело, теперь ведь и Петька обуза? Кем она скоро будет? Разведенкой с прицепом?

— Петька вырастет таким же засранцем, — раздраженно выплюнула она, больше не желая понравиться. — Он его копия. Точная.

— Пять минут назад ты радовалась, что твоя, — парировал Макс с усмешкой. – Петр — другой человек. Не твой бывший и не ты. Он — личность. Хоть и маленькая пока.

— А мне все равно.

— Потом и ему станет все равно. Когда еще подрастет. Что посеешь, то и пожнешь. Неужели тебе нравится такая перспектива? Можно ведь все изменить. Время есть, но немного. А сейчас парень страдает.

— Ну и ладно, — отмахнулась Марина. – И вообще. Думаешь, я не страдаю? Думаешь, мне хорошо? Тебе-то откуда знать, как для нас с Петькой лучше? Может у него судьба такая терпеть меня и все прощать? И заботиться. А? Как тебе мой вариант?

— Может и твой вариант.

Макс не стал спорить. Отчасти она тоже права. Агрессия Марины делу совсем не поможет. Ее Эго, замутненное зависимостью от алкоголя, естественно взбунтовалось, требуя внимания и жалости. Когда человек себя не любит, он всегда найдет причины на стороне для обид. Марина не исключение. Инфантильна. Она быстро перевела стрелки, сбрасывая с себя ответственность за происходящее.

Слабый духом человек неспособен честно признавать свои ошибки и в них видеть причины проблем. Гораздо легче обвинять других, чем работать над собственной психикой. Это ведь Марина страдает. Что ей до сына, до Петьки? Подумаешь, ему десять лет. Подумаешь, маленький мальчик, у которого впереди целая жизнь с кучей травм, оставленных заботливой матерью. Что ей до него? Пусть побыстрее растет, а потом карму за двоих отрабатывает. И за себя, и за мать.

Всегда горько видеть, когда Эго в человеке сильно и побеждает, загоняя бессмертную душу в тюрьму. Эгоизм – не любовь к себе, эгоизм – это токсичная зацикленность на собственных боли и травмах. Нет, Максим не осуждал. Он глубоко сожалел, что Марина слепа и не видит, что именно в ее силах исправить.

— Сейчас Петру трудно.

— Подумаешь, — Марина равнодушно пожала плечами. – Станет сильнее.

— Не станет. Он еще ребенок. Сейчас ему нужна поддержка больше, чем когда бы то ни было. Поможете ему сейчас, есть вероятность, что в будущем он не забудет. Будет вам деньги на водку давать.

Макс не выдержал, все-таки съязвил, но Филин не поняла. Она громко расхохоталась, расценив его слова, как веселую, добродушную шутку.

— А что на водку, а не на какаву с чаем?

— Если захотите, будет вам и на какаву, — сухо поддержал он. — Мы приехали.

Максим припарковал машину, вышел из нее, обошел, чтобы открыть дверь Марине. Женское лицо с печатью алкогольной болезни неожиданно преобразилось от счастья, посветлело, прояснилось, помолодело лет на пять. На миг, краткий миг. А потом Эго снова взяло над ней власть и улыбка счастья превратилась в самодовольство. Напыщенное, пафосно-важное. Эва какого она мужика отхватила! Завидуйте.

Петя, его мама, буллинг и алкоголизм, ч.2

***

Я стояла возле главного входа в школу, когда увидела Максима с женщиной в старомодной одежде, не слишком опрятного вида и усталым лицом. Сразу догадалась, это идет мама Петра. Вспомнила из дела о буллинге: родители мальчика выпивают, за воспитанием сына не следят, сбросив всё на плечи учителей. В бюро обратилась соседка, обеспокоенная происходящим.

Им предстояло пройти еще метров сорок, как что-то впереди изменилось. Несмотря на солнечный день поблекли яркие краски, и вокруг незнакомки появились темные аморфные змеи. Их контуры были четче там, где они касались женщины, и размывались возле Максима и дальше на расстоянии в воздухе. Незнакомка шла, опутанная невидимыми щупальцами гигантского энергетического спрута, спрятанного где-то в пространстве. Невыносимо ужасающее своей неприкрытостью зрелище, дикое своей нереальностью и заставившее меня испугаться, потому что я не спала, не медитировала. Я видела это наяву, как видела все остальное.

Сердце забилось от страха, тревога подкатила к горлу от осознания, что ни вмешаться, ни повлиять на аят не получится. Что эти самые аяты вторглись в мою жизнь и теперь ее заполняют собой. По спине пополз холодок, когда я увидела, что и моих предплечий касается нечто, похожее на дымчато-темные лапы. Я уже готовилась заорать посильнее, как услышала совсем рядом:

— Аяты любят истерики. Успокойся. Что ты такого увидела?

Я тут же пришла в себя, и реальность вернулась на место. Макс с незнакомкой стояли рядом, мужской взгляд был испытующим. Козлов ждал ответа, пришлось срочно придумывать, как обо всем рассказать и не выглядеть совсем сумасшедшей.

— Жгуты вокруг, опутали, — я подбородком аккуратно показала на женщину, — и у себя на руках я нашла…

— Зависимость так проявляется на уровне энер…

— Ой, хватит уже давить мне на совесть, — перебивая, встряла женщина и ревностно меня осмотрела: — Вы кто?

— Коллега моя, — ответил за меня Максим и представил нас друг другу: — Василиса Красина. Марина Филин. Мама Пети. И мы идем к директору школы. Ты с нами?

— Конечно, — и обратилась к Марине с улыбкой: — Очень приятно.

Переступив порог гимназии, я незримо окунулась в далекое забытое детство. В вестибюле пока еще было тихо, вахтерша нас встретила, спросила куда мы, записала фамилии, имена в журнал и показала рукой направление. Шли уроки, за дверьми кабинетов доносились голоса. Женские, мужские, детские.

Я прислушивалась к ним, попутно читая таблички. Кабинет географии – контурные карты, путешествия в воображении по разным странам мира. Кабинет истории – другие карты, путешествия по разным цивилизациям в прошлое. Кабинет математики с вечными дробями и уравнениями, еще один литературы – Гоголь, Лермонтов, Стендаль и Дюма, Шекспир и Данте Алигьери...

Перебежки из кабинета в кабинет на переменах. Веселье, разговоры и даже срывы уроков. Вот как сейчас в кабинете информатики дети галдят так, что не слышно учителя. Что они там узнают из нового?

Мы дошли до приемной. Секретарша увидела нас и быстро скрылась у своей начальницы. Я же наблюдала. Меня интересовала Марина. Та вся поникла и съежилась, словно это она – Марина Филин — нашкодила и вызвали ее родителей. Удивительно. Проходят годы, люди взрослеют, но, оказавшись перед дверями директора школы, превращаются снова в детей. О чем это может говорить? О запуганности и беспомощности в жизни? Страхе получить наказание? Внутреннем инфантилизме, когда ты подсознательно жертва, а за тебя все решают? Такой простой тест, но не все его проходят на взрослость, перед вышестоящими людьми начинают заискивать, стараются понравиться, робеют из-за неуверенности в себе. Забывают о своем достоинстве, самоуважении, потому что себя боятся. Не любят.

— Анна Васильевна ждет, — нас наконец пригласили.

Я зашла в кабинет директора последней. Первым был Макс, следом за ним, почти прячась за широкой спиной, проследовала Марина Филин. После приветствия и знакомства с немолодой, но привлекательной женщиной в строгой квадратной оправе, начался разговор. Вел Максим, взяв на себя функции отца и защитника Пети.

— Меня беспокоит ситуация, связанная с учеником вашей школы. Он учится в пятом «Б» и подвергается травле. Его фамилия Филин, звать Петя. Рядом со мной его мать.

— Первый раз слышу об этом. В нашей гимназии травля недопустима. Мы строго пресекаем подобное, — тут же отреагировала директор. – Поэтому мы бы знали.

— Теперь вы знаете. Петр не хочет посещать школу. Он причиняет себе различные травмы. Недавно порезал себе руки лезвием бритвы. Так? – спросил Макс уже у Марины.

— Так — так, — закивала та, стала жаловаться: – Еще неуравновешенный какой-то. Кричит на нас, что мы его не понимаем. Не любим. Учиться не хочет. А мы для него все. Нужна школьная форма — купили. Тетради тоже купили. Ручки. Находим деньги всегда. Возраст, может, у него переходный?

Причем тут возраст, еще и переходный? Я даже поморщилась, когда услышала, но тирада матери возымела эффект. Вызов классного руководителя, завуча приоткрыл новый ворох проблем. У Пети снизилась успеваемость по всем предметам, он прогуливал уроки, иногда совсем в школу не приходил. Учителя пытались с ним разговаривать, дозваниваться до родителей, но, само собой, у них не получалось, что было вовсе не удивительно.

— Вы полагаете, мальчика травят? – спросила директор у Макса. – Но у детей всегда бывают конфликты. Это абсолютно нормально.

— Именно травят. Вот список фамилий учащихся, кто делает это постоянно. Петю унижают, иногда бьют. Запугивают угрозами, смеются над ним. Это длится на протяжении нескольких месяцев, и никто не замечает.

Перегляды директора с завучем, классным руководителем подсказали, что они постараются уйти от ответственности. Буллинг надо еще доказать, а кто будет этим тут заниматься? Никто не видел, никто не виноват, мальчик сам не пришел, не пожаловался.

Проблему Петивсе это время не замечала и мать. У нее не было ничего, кроме жалоб на его поведение. Больше никакой информации. Она ничего не знала. Вообще. Петр рос, предоставленный сам себе и, конечно, не мог себя защитить в силу возраста и недостатка знаний. Да и как ему приходить за защитой, если стоит заговорить, так сразу начнутся претензии: почему не сказал раньше, почему не можешь постоять за себя, а то и хуже – сделают во всем виноватым.

— Но должна быть причина, которая побуждает других детей так с ним поступать, — пыталась найти правду директор. – Что происходит в классе?

— Они часто кричат, что у Пети мать алкоголичка, а значит он сам как отброс, — произнес Макс, глядя на Марину Филин. – Петя мне говорил, что ему жить больше не хочется. Думает или сбежать, или еще что похуже.

Наступила тишина, но пауза оказалась короткой. Марина окаменела. Она весь разговор чувствовала себя не в своей тарелке, а тут ей совсем стало плохо. Сильно помрачнела лицом, потемнела вся, как грозовая туча, от внезапно накатившего чувства. Похоже, чувства вины. Филин зашарила руками по юбке, залезла в сумку. Наверняка, искала бутылку, даже не сознавая, что делает.

А потом ожила гарнитура. В ней я услышала Настю:

«Макс. У нас проблема. Петюню опять поймали, я пока в кустах наблюдаю. Они меня не видят. Заканчивай там дела. Мне нужна подстраховка. Из школы выйдешь, направо и дальше за угол. Мы там.»

Максим поднялся с места, я сделала тоже самое.

— Пора заканчивать лирику, — сказал он. – Прямо сейчас за школой снова поймали Петра. Думаю, пришло время помочь, а вам увидеть все собственными глазами.

И мы побежали. Да. Все. Не только я и Макс, но и Марина, классный руководитель, грузная, тяжелая завуч и даже директор, как оказалось, на шпильках.

Петя, его мама, буллинг и алкоголизм, ч.3

***

Кошкина стояла за кустами карагача и сирени и внимательно слушала. Листва еще позволяла быть вне зоны видимости, что играло Насте на руку. Петя, щупленький, вихрастый пацан, со старым рюкзаком на плечах против восьми человек, заключивших его в полукруг. Компания возрастом чуть постарше. На один год или два. За спиной Пети кусты, но мальчик не знает, что в них поддержка.

Настя внимательно слушала. Вот уже больше недели она каждый день общалась тесно с мальчишкой, уча его уму-разуму. Стала взрослой подружкой, много чего узнала, о многом ему рассказала. И вот настал момент проверки, новая возможность понять, что же у них получилось. Само собой, без поддержки взрослых вряд ли что-то изменится, но все равно для Петра это как мини-экзамен на смелость, достоинство, умение противостоять даже в неравной среде. На будущее пригодится.

— Ну и чего ты уставился? Смотришь на нас, попугай, — вальяжно-нагло протянул заводила. – Глазки вытаращил, алкоголик. Такой же, как твоя мать.

Дружный хохот. Молчание Пети. Настя интуитивно чувствовала его внутреннюю дрожь. Мальчику было страшно в очередной раз столкнуться с насилием, его реакции были понятны. Она сжала руки в кулаки, пытаясь хотя бы мысленно направить Петьке энергию. Поддержать и напомнить.

— Я тебе тут пива нашёл, алкоголик, — произнес заводила, требовательно дернул рукой, и ему сунули в руку банку. – Я туда немного нассал для объёма. А ты это сейчас быстро выпьешь.

Снова хохот. Черноглазый главарь протянул Петру вскрытую банку, найденную где-то в кустах или в урне.

— Бери давай. Пей. Алкоголик.

— Зачем ты это делаешь? – раздался голос Пети. – Зачем меня оскорбляешь?

Конечно, он разволновался! Мальчишеский голос дрожал, и этот факт не мог остаться незамеченным. Вся гоп-компания в очередной раз расхохоталась довольная развлечением и первой реакцией жертвы.

— А я забыл! Ты же филин, — куражился черноглазый пацан, купаясь в восхищении свиты. – Тупая сова. На глобус тебя надо натягивать. Полезешь на глобус, алкаш?

— Почему ты решил, что меня можно натянуть на глобус, Каиси?

Настя мысленно ему зааплодировала. Молодец, пацан! Так держать! На лицах некоторых ребят появилось легкое замешательство. Что-то менялось, но уловить что именно они пока не могли. В замешательство пришел и Каиси. Заводила безобразной компашки.

— Чево-о?

— Для чего ты мне все это сказал? – уже спокойно продолжал Петя, еще сильнее вводя в недоумение сверстников. – Тебе не пора пойти домой и заняться своими делами? Что тебе мешает это сделать прямо сейчас?

— Что ты щас сказал? – Каиси раздражало то, что он слышал. – Ты совсем оборзел? Совсем берега перепутал?

В следующий момент раздались грубые маты, и банка с пивом полетела в Петра. Тот вовремя увернулся, и жестянка залетела в кусты прямо под ноги Насти. Плюхнулась, из нее выплеснулась какая-то жидкость, потекла.

— Щас получишь! – полетела угроза. – Давайте ему разок всыпем, чтобы знал свое место, придурок!

— Это уже ни в какие ворота! – выругалась Кошкина и выступила к ребятам из кустов. – Вам не кажется, что оборзели вы? Что берега это вы перепутали?

До полета банки и угрозы еще оставалась надежда, что компашка отступит и оставит Петьку в покое. Его обращение к обидчикам должно было вселить в них неуверенность, заставить задуматься о собственных действиях, воззвать к совести, показать им, что отсутствует страх. Даже драка один на один могла решить часть проблем, если бы Петя ответил. Но… не было гарантий, что на мальчишку не набросится вся толпа в порыве что-то ему доказать.

Ее появление, конечно, произвело фурор. Петя отступил на шаг, ближе к ней. Ребята замешкались, испугались, даже главарь на какой-то миг растерялся, но быстро пришел в себя и прищурился. Сдаваться он не собирался, решив отстаивать авторитет до конца.

Еще не хотелось, чтобы ребята взбесились и дружно напали на нее и на Петю. Поэтому-то Кошкина и вызвала подмогу, понимая, что может быть всякое. А там, если прибегут свидетели — учителя или даже директор, то вообще замечательно. Пофамильно вызовут родителей на ковер и разберутся, чтобы впредь было не повадно вытворять всякую чушь.

— А ты кто такая, тётя?

Заводила отличался от остальных повышенной наглостью. Казалось, его совсем не смущало появление взрослого. Наоборот, он даже почувствовал себя еще более важным, хотя Настя видела в глазах его друзей страх, неуверенность. Она тут же смекнула, что делать.

— А вы ребята? – не обращая внимание на главаря, Настя пошла в наступление. – Вы чего смотрите и молчите? Почему поддерживаете такое? А если вы окажетесь на месте Пети, вам будет хорошо от этого? Только представьте, что вам будут предлагать выпить какую-то дрянь из старой банки.

Она смотрела каждому ребенку в глаза, дожидаясь отведения взгляда.

— Вот тебя начнут унижать. А тебя? Или тебя? А если захотят побить? Тебе понравится?

— А что вы ее слушаете ваще? – заводила вдруг понял, что запахло жареным. Его авторитет рассыпался как высохший песочный замок, и это ему крайне не нравилось. – Кто она ваще такая? Давайте и ей наваляем! Закидаем камнями?

Он наклонился, подхватывая что-то с земли. Кинул бы он камень? Как знать? Может, просто хотел напугать, но у него получилось. У Насти застыла в жилах кровь от такого жуткого предложения. Это что же такое растет, если оно способно вот так легко манипулировать и причинять другим вред?

— Каиси Матвеев! Ну кто бы сомневался!

Как гром среди ясного неба, раздался женский окрик. Строгий. Решительный. Не далеко и не близко. В порыве разборок никто и не заметил, как прибежала подмога. Давно ли она тут была? Ответа у Кошкиной не было.

– И Суканов, Лесин, Панищев. Вся гоп-компания в сборе! Что тут происходит? Потрудитесь-ка объяснить!

— Палево! Бежим! Завучиха! – заорал вдруг главарь, и ребята бросились врассыпную.

— Родителей всех в школу! – неслось им вдогонку. – Завтра же! Будем разбираться со всеми!

Настя широко улыбалась с чувством настоящей победы, глядя на улыбку Петра. Мальчик впервые за несколько недель чувствовал себя преотлично. Кое-что получилось. Теперь она была в этом уверена. Как только они доберутся до офиса, надо запросить у Алены картинку и посмотреть вероятности. Можно спросить и у Глеба, так даже будет быстрее.

Петя, его мама, буллинг и алкоголизм, ч.4

***

Мы чуть-чуть не успели. Прибежали к самой развязке, видели, как один из мальчишек поднимал что-то с земли. Хотел кинуть в Кошкину камень и заставить это сделать друзей. Вся произошедшая сцена прошла мысленно у меня перед глазами, ведь с гарнитурой я слышала все. Совсем скоро запись случившегося ляжет на стол Бурову и, конечно, директору школы, чтобы было на что опереться при разговоре с родителями. У администрации будет возможность предпринять нужные меры, чтобы впредь избегать подобных инцидентов.

— Вот и зря ты вмешалась! – заявил Петя Насте и возбужденно затараторил от радости: – Я бы справился сам! Ты видела, как он на меня наезжал? Видела, как кинул в меня старую банку? А я бы ему дал леща! Я был готов. Честно-честно. На этот раз я бы смог.

— Конечно, ты бы справился. Но я так захотела помочь, что не удержалась, — отвечала ему ласково Настя. – Ты отличный ученик, парень!

Она протянула кулак, чтобы по нему кулаком стукнул Филин.

— У нас все получилось!

— Будут знать, как меня доставать, — радовался Петя. – Так им и надо!

— Петька, а Петюня… Пе-е-еть…

Вдруг заговорила Марина, срывающимся дрожащим голосом, до этого стоявшая в тени за спинами Макса и учителей. Невысокий рост позволил ей остаться незамеченной, специально или нет, я не знала и теперь следила за всем с интересом. Что она будет делать? Что она увидела и поняла? Поняла ли?

— Мама? – удивился ребенок. – А ты что тут делаешь?

— Вот пришла…

— Она пришла тебя защитить. С директором говорила, — произнес Максим, перебивая Марину. – Мама же твоя. Поняла, что ты нуждаешься в её поддержке. У тебя ведь случилась беда, а ты ей не безразличен. Ведь сын. Любит тебя.

— Это правда?

Губы Марины мелко задрожали, лицо исказилось в болезненно-скорбной гримасе, руки повисли плетьми. Слезы выступили на её глазах, и вся она изменилась, будто что-то перевернулось в душе. Зажглась искра, вдруг осветившая многое. Так мне показалось и так хотелось надеяться. Кажется, Марина осознала для себя нечто важное, и произошла переоценка ценностей, ситуации, людей, принимавших в ней участие.

Я не знала, что происходит, ощущала веяние перемен и видела, как улыбается Настя, и усмехается Макс. Бросив на меня быстрый взгляд, Козлов сделал шаг, приближаясь.

— Вот он поворотный момент, — тихо произнес Максим. – Новый выбор.

— Теперь у них все изменится?

— Неизвестно. У них появилась возможность. Сейчас они на Перекрестке. Впереди длинный путь. Петька теперь стал сильнее. У него точно теперь все изменится.

Маленький мальчик сделал к матери шаг, взял ее за руку, обратив на себя все внимание. Смотрел ей в глаза долго, пытливо, с нескрываемым сыновьем теплом. Он будто ее сам впервые увидел за время долгой разлуки.

— Ты бы не пила больше, а, — произнес он как-то по-взрослому. – Ты ведь сможешь? А то меня обзывают алкоголиком из-за тебя. А я пить в жизни не буду. Ни за что и никогда.

Марина медленно опустилась на корточки, а затем и на колени. Она беззвучно плакала, не обращая внимание ни на нас из бюро, ни на директора и учителей. Сейчас она видела перед собой только сына. Больше для нее никого не существовало, как никого не существовало кроме нее для Петра. Между ними проявилась связь, затертая эгоизмом и ссорами.

— Победил её Дух. Эго на этот раз проиграло, — довольно заключила Настя, констатируя вслух нечто странное, и вдруг спросила: – А ты что тут делаешь, Вася?

— Да вот хотела узнать про аяты...

— А Буров что? Недостаточно для тебя компетентен?

— Настя, причем тут Буров? – возразил Макс. – Я сам позвал Василису. Не понимаю тебя сейчас. Ты ревнуешь?

— Конечно! И тебя, и любимого шефа.

Настя засмеялась, показав нам, что восприняла слова Максима за шутку. Подмигнула мне.

– Просто Вася с ним проводит последние дни, вот я и удивилась, что он до сих пор не рассказал ей об аятах.

— Значит, не рассказал. На сегодня все, мы закончили, — Макс сменил тему: — Настя, тебя подвезти?

— Нет, меня МЧ заберет. Мы договорились.

— Тогда хороших выходных, — попрощался Максим. — Василиса, идем. Отвезу тебя и отвечу на все вопросы. Если смогу.

Мы ушли под насмешливым взглядом Кошкиной, а ее выпад в мой адрес, прикрытый ироничным смешком, показался достаточно странным. Непонятно, что происходит. Я старалась влиться в коллектив и в работу, быть полезной, но коллеги-женщины пытались меня «покусать»? Ирина Мелких, Елизавета Андреевна. Теперь вот и Настя до кучи. Если это их ревность, то мне останется только сочувствовать. Еще не хватало, чтобы женская часть бюро начала вставлять палки в колеса. Приятного в этом мало. Так мы можем и не сработаться, что будет весьма печально.

— Что ты хочешь узнать? – спросил Максим, как только забил мой адрес в навигатор.

— Медитации. Это странное что-то…

Я рассказала об утреннем опыте, еще о том, что видела над Мариной Филин, на себе, о том, как испугалась. Рассказала подробно и честно, не опасаясь насмешек. Козлов внимательно слушал, пока я не замолчала.

— Не нужно бояться аятов, — заговорил Макс. – Они не убивают в прямом смысле этого слова. Им нужны твои эмоции. Чем больше, тем лучше. Чтобы с ними справиться, старайся не впадать в крайности. Выбирай Срединный путь и тогда их влияние на тебя будет малым. Ты станешь им неинтересной. Нельзя победить аят, отдавая ему энергию. Просто запомни на будущее.

— Легко сказать… Как не впадать в крайности? Я же человек, чувствую, думаю. У меня есть желания. Мне что-то нравится и не нравится. Что-то я люблю, а что-то терпеть не могу.

— Просто помни, что нет ничего сверхважного в этой жизни. Все временно тут, как и мы. Осознай, что ты не просто тело с мыслями, но душа, у которой впереди долгий Путь к раскрытию тайн мироздания.

— Не так просто это осознать.

— Я и не сказал, что просто. Для начала пойми кто ты есть, полюби себя во всех проявлениях, прости себя за то, что мучает, и научись жить настоящим. Вот ты можешь сказать, что ты постоянно счастлива?

Вопрос Макса заставил задуматься. Чаще всего я чувствовала себя счастливой, да. Хотя иногда были ситуации, заставляющие меня испытывать совершенно другие эмоции. Разве это возможно быть постоянно счастливой?

— А ты постоянно счастлив, Максим?

— Я над этим работаю, — улыбнулся Козлов. – Мало что может вызвать во мне сильные эмоции, а если вдруг, то стараюсь от них уходить. Любые сильные эмоции ведут к зависимости и боли. Я просто об этом помню.

— Постоянные самоограничения, да?

— Нет. Я хорошо себя знаю и давно нашел ответы на вопросы, помогающие оставаться в спокойствии и отличном расположении духа. Это естественное мое состояние.

— У меня таких ответов нет. Пока. И я не умею оставаться спокойной. Особенно сейчас. Осталось десять дней для того, чтобы решить проблему Шурзиной. Еще Буров сказал, что если дело провалится, то из бюро мне придется уйти. А еще решил, что это я виновата в откате, случившемся с ней два дня назад. К Алие приходил ты. Муж Алии приревновал к тебе, у них случился скандал. Я всего лишь воевала с аятом в своей медитации и, по мнению Бурова, всё усугубила.

Нажаловалась, излила боль и сомнения… Сама не поняла, как умудрилась выложить все Козлову, будто он мой исповедник. Теперь сидела, ждала «приговора». Максим молчал, думал о чем-то.

— Мне жаль, что Михаил решил, что только ты ответственна за случившееся, — наконец произнес. — Это, конечно, не так. Но он, наверное, полагает, что интенсивность скандала могла быть совершенно другой, если бы аят оставался стабильным. А так ты, выходит, все же убрала негативные проявления с Алии, но они вернулись с утроенной силой. Потому и скандал получился серьезнее. Всё взаимосвязано в мире. Понимаешь, о чем я?

— Кажется, понимаю.

— Я тебя привез, — улыбнулся Макс, припарковывая машину возле моего дома. – Забудь о работе и отдыхай. Впереди новая неделя, нужны свежие мысли. Самобичеванием делам не поможешь. Все допускают ошибки.

— Вы с Настей сделали большое дело.

— Бюро. Нет разницы кто. Главное, результат.

Да-да. Об этом напомнить следует Насте, Андреевне и Ирине. Хорошо, хоть Алена не участвует в этом всем, или… мы просто пока еще мало общались. Но я очень надеялась, что Петровиченко не из тех женщин, что ревнуют к начальству. Иначе совсем туши свет.

Поблагодарив Макса, я вышла из машины. Впереди был еще вечер субботы, предстояло о многом подумать и захотелось чего-нибудь вкусненького. Например, хорошо прожаренного с корочкой стейка на гриль-сковороде, нарезанных свежих овощей, сыра и бокала полусухого вина. Обязательно красного. Еще включить хорошую музыку, зажечь пару свечей и отпраздновать. Все же повод сегодня отличный! Как сказал Макс – мы оказались в нужном месте в нужное время, развернув чьи-то судьбы в лучшую для них вероятность. Теперь провернуть бы такой трюк с Алией, вот это будет прекрасно! Но как знать? Может быть, наш утренний разговор ей помог, и все изменилось. Только я об этом не знаю.

Оттепель

День 5

— Милая, просыпайся, иначе мы опоздаем.

Тихий, ласковый шепот на ухо, заставил Алию улыбнуться. Она проснулась уже несколько минут назад и какое-то время лежала, пытаясь насладиться остатками сладкого сна и воспоминаниями вчерашней ночи.

Тимур вернулся поздно, когда девочки уже легли спать. Вернулся он удивительно спокойным, уравновешенным, принёс охапку фиолетовых, розовых и белых хризантем, перемешанных в причудливо-мохнатое разноцветие с еле уловимым ароматом. Она не стала его встречать, но увидела на пороге кухни, где пила чай, размышляя о новой жизни.

— Эти цветы как ты сама, Алия, — произнес он, выкладывая цветы на стол. – Такие же верные, чистые, скромные. Я был не прав, подозревая тебя в желании мне изменить. И мне жаль, что мы поссорились утром. Ты хотела, как лучше, а я вышел из себя. Сам не знаю, что на меня нашло.

— Ты сделал мне больно, — тихо ответила ему Алия. – Не первый раз.

— Ну, ты же не маленькая, чтобы на меня обижаться. Люди ссорятся, когда нет равнодушия. А у нас чувства, семья. Я же должен вас защищать, постоянно решаю проблемы. Где взять больше денег, чтобы вы ни в чем не нуждались. Чтобы в нашей семье у девчонок было самое лучшее. Конечно, когда ты говоришь мне о том, что нужны еще деньги и непонятно на что, я волнуюсь. Ты только вспомни, что было написано на той визитке! Что я должен подумать? Вдруг тебя разводят на деньги, а ты ведешься? Вот я и разозлился.

Слова буквально резали без ножа. Весь день она ходила, обдумывала, как расстаться с ним максимально безболезненно, а тут все снова переворачивалось с ног на голову. Убедительная речь Тимура, выразительный в своей искренности взгляд и воспоминания, от которых не спрятаться. Он ими ее отравил, а теперь пытался исправить и вытравить из души яд. Противоречия мучили, требовали разрешения и желательно прямо сейчас.

— Что это за любовь такая, Тимур? – спросила она.

— Настоящая. Любовь не должна быть пресной. Где любовь, там всегда боль. Ты же знаешь.

— Я запуталась. Я уже ничего не знаю… Мне плохо.

— Позволь мне искупить вину, — говорил Тимур, приближаясь. Он опустился перед ней на колени и аккуратно взял за руку. – Давай завтра с девчонками сходим в парк, покатаем их на аттракционах, сделаем семейные фотки, начнем все заново. Ну хотя бы попытаемся. Завтра не будет дождя. Ты подумай. Цепочная карусель, мороженое, сладкая вата. Будет весело. Вам понравится.

По щекам Алии стекли две слезинки. Вдруг вспомнила, как ее любимый, тот в ком, она не чаяла души, выплеснул в лицо остатки чая, как смотрел неприязненно, будто она приживалка… Он ее оскорблял. А еще как ушел из дома, громко захлопнув дверь. Целый день его не было. Где он был? И вот… Его сильные, теплые пальцы вытирают с нежностью влагу с щек, его губы касаются ее раскрытой ладони. Поцелуем ласковым, проникновенным и трепетным, щекоча теплым дыханием.

— Ты лучшая, Алия. Прости. У нас все будет иначе. Все наладится. Ну, хочешь, мы пойдем к твоему психологу, поговорим. Только не завтра. Давай в следующем месяце сходим? Нам обещают поднять зарплату. Индексация будет. Ну же? Не молчи. Хватит дуться.

— Ты, правда, хочешь сходить к психологу вместе со мной? Ты серьезно?

Алия в надежде подняла на Тимура глаза. Всмотрелась в любимые черты, наполненные раскаянием и любовью. Он действительно все осознал? Или снова все рассыпется пылью, когда Тимур будет в плохом настроении?

— Ну, конечно, серьезно, глупышка! Мы ведь одна семья. Я готов.

Он улыбнулся ей, и Алия снова захотела поверить. Ему. Тимуру. Развод с ним представлялся теперь излишней мерой, которая оставит детей без отца и сильно усложнит жизнь. Ей придется работать, девочки не только потеряют отца, но и внимание матери. Еще и третий скоро родится. Он не прав, иногда поступает отвратительно с ней, но она сама не ангел. Сейчас, когда Тимур говорил ей, что любит, что хочет решить проблемы и даже обратиться к психологу, нельзя не дать ему шанс. Так будет лучше для них обоих и для их дочек. А он, если любит… Как он сможет без них? Как ему будет больно, если он лишится ее внимания и любви, возможности видеть, как растут его дочки и, наверное, сын? Какой будет жестокой она?

— Ты прощаешь меня, Алия? Мы оба хороши. Я все понял.

Алия улыбнулась. Робкая улыбка осветила ее лицо, пальцы коснулись мужской щеки с появившейся на ней щетиной. Его мужественность всегда заставляла чуть сильнее обычного биться ее хрупкое сердце.

Как же можно от него отказаться? От его улыбки и взгляда, от звучания его голоса? Он умеет быть романтичным, галантным, умеет красиво ухаживать, смешить ее. Нет, она не сможет, не хочет, пожалуй. Если будет хоть одна возможность наладить все, она будет стараться. А тут сам Тимур идет ей на встречу. Значит, она дорога ему и желанна. Он ошибся, но от неверных шагов никто не застрахован. Как говорят. То без греха, тот первым пусть бросит камень…

— Тогда я узнаю телефоны психолога у знакомой и, если не возражаешь, запишу нас. В первых числах ноября. Так пойдет?

— Запиши. Сказал же, — согласился еще раз он. — Как насчет парка завтра? Идем?

— Это будет чудесный день.

— А сейчас не менее чудесная ночь.

Тимур поднялся, обхватил ее обеими руками, поднял со стула легко, как пушинку. Алия тихонько вскрикнула и обхватила мужа за шею, прижалась, чувствуя, как побежали мурашки. Всегда, когда он касался ее и ласкал, Алия приходила в экстаз, испытывая благоговение от нежной силы и желания ей угодить. Он ей подчинялся и подчинял ее, наполнял собой и пил, как драгоценный напиток, растягивая минуты удовольствия, заставлял ее просить и требовать больше ласки, больше объятий. В спальне он уложил ее на кровать, покрывая поцелуями глаза, щеки, губы. Спустился ниже к шее, груди, расстегивая пуговки платья. Закрыв глаза, Алия изогнулась, желая ощутить над собой сильное мужское тело и получить еще больше. Тимур ответил. Он ее любил, она это чувствовала каждой клеточкой и наслаждалась теплом, как изголодавшаяся земля после засухи во время проливного дождя. Какой чудесной стала прошедшая ночь…

И вот сейчас так не хотелось отпускать воспоминания, что Алия повернулась на бок и подалась чуть вперед, пытаясь растянуть сладкие мгновения до того, как потребуется встать с кровати. И оказалась в объятьях Тимура, почувствовала поцелуй. Он касался губами ее лба, виска, дышал ей и будто не мог надышаться.

— Гренки приготовишь на завтрак? А я девчонок сейчас разбужу, прослежу за тем, как они почистят зубы, оденутся. Нам нужно торопиться, иначе останемся без парковки. Сколько таких умных, как мы, захотят насладиться последним солнечным днем? Похолодает уже во вторник. Я смотрел долгосрочный прогноз.

— Уже бегу, — весело ответила Алия и слетела с кровати.

В душе расцветала весна. Какая осень? Какая может быть непогода? Алие хотелось любить все и всех и делиться счастьем. Они проведут сегодня отличный день в парке с детьми, среди вековых сосен и дубов, гуляя по тенистым дорожкам и наслаждаясь весельем детей. Много фотографий, сладкой ваты, мороженого и небольшое кафе, где они закажут вкусную пиццу. Еще будет озеро и лодки, катамараны на нем, плавающие утки и лебеди, которых можно прикормить с моста лепешкой. Выходной, который напомнит и ей, и Тимуру, что они любят друг друга, как в старые времена. Она сделает все возможное, чтобы этот день запомнился ему надолго. Ничему не позволит омрачить хорошее настроение, сгладит все острые углы, если возникнут, развеет все темные тучи из хмурости и обид. Ее любви хватит. Ее любви очень много. Тимур это поймёт и оценит. На этот раз.

Разбор полетов и скрытые мотивы

День 6

Выходные пролетели быстро, насыщенные житейскими хлопотами. Я убралась в квартире, постирала вещи и привела их в порядок. Еще упражнялась, конечно же. Выходила в надпространство, пыталась увидеть свои эмоции и влияние на себя энергетических сгустков. Конечно, я пыталась найти там и Алию. Представляла себе девушку в красном платье и видела ее в окружении клубов черного тумана, пыталась увидеть образ Алии более чистым, без «дыма», но… ничего не менялось. Одиноко стоящую девушку в пустынном городе из бетона и камня, казалось, все устраивало. Ситуация будто зависла. Время застыло, но как же мне хотелось разбить эту ледяную неопределенность, что давила невидимой жесткой преградой. Ожидание смерти подобно, когда не знаешь, что ждать. Наверное, с этим знаком каждый, я не была исключением.

Алия больше не звонила, я тоже не решалась ее беспокоить, чтобы не навлечь лишних проблем. Достаточно, что один раз повоевала с аятом и навоевала усиление ссоры, познакомилась в парке и тем самым задержала ее возвращение домой и спровоцировала ту самую ссору. Достаточно попытки Макса, когда он пришел с «проверкой» проверять газовую плиту, не нарочно стал провокатором. Ломать — не строить, а в случае с Шурзиной все вообще шло кувырком от любого вмешательства. Ее дело, как хрупкий карточный домик, тронь карту, и все картонки полетят вниз на стол.

Так молча, дома, занимаясь своими делами, я сгорала от любопытства. Как у нее дела? Что она поняла после нашей беседы, как переспала со своей проблемой? Что сказала Тимуру, когда он вернулся домой? Ведь вернулся же, наверняка. Интересно, в каком настроении… Надеюсь, Алия нашла в себе достаточно моральных сил, чтобы избежать новой ссоры и впустую потраченных нервов.

Ранним утром понедельника я приехала в офис пораньше и первым делом полетела к Алене, в надежде застать коллегу до начала рабочего дня. Мне повезло. Петровиченко была на месте, в кабинете поливала цветы, и сразу же после обмена приветствиями оказалась под шквалом вопросов:

— Очень нужно знать, как дела у Алии. Что с видео? Четкость кадров не стала меньше? Мы хоть немного продвинулись? Ты сама не смотрела?

— Я смотрела сегодня. Ситуация не изменилась, — ответила спокойно Алена, продолжая полив. – На графиках эмоций Алии больше спокойных тонов. А вот видео осталось в том же качестве, каким и было в четверг и в пятницу. Михаил рассказал мне о вашей встрече. Были еще какие-то действия на выходных?

Поставив лейку на подоконник, Алена развернулась ко мне. Она выглядела сосредоточенной и готовой внимать. Интуиция ее не подвела, потому что мне было, о чем ей рассказать. Хотя насчет интуиции тоже можно поспорить. Зачем она нужна, если к тебе в кабинет с утра пораньше врывается рыжая дамочка и, как испуганная бизониха, нахрапом пытается все разузнать, чтобы спасти нервы и время? Но, вообще, если быть откровенной, затем, чтобы увидеть небесполезность усилий.

— Алия мне звонила, — доложила я незамедлительно. — Поссорилась с мужем, со мной советовалась, что ей делать дальше. Мы говорили о разводе, о том, что Тимур не изменится, если не хочет меняться.

— Все верно. Человека не изменить, если он сам этого не захочет. Теперь давай подробнее. Расскажи все, как было.

Сев на краешек свободного стола, я обстоятельно рассказала Алене обо всем, что говорила Шурзиной, что она мне отвечала. Петровиченко внимательно слушала, кивала, а когда я закончила, то удрученно вздохнула, разбив разом все мои надежды. Что-то было не так.

— Все это хорошо, Василиса, — произнесла она. – Но есть проблема. Ты не сталкивалась ни разу с жертвой, и это видно. Я не видела ни одной, кто после подобного разговора, сразу пошла что-то менять. Она не будет разводиться до последнего. Она просто не сможет, потому что крайне зависима. От мужа, от своих иллюзий. Алия уверена, что сможет его изменить, что спасет его и спасет себя от насилия. Для этого ему достаточно сделать вид, что он пошел ей на уступки, и она забудет обо всем, о чем с тобой говорила до следующего инцидента. Любой повод сойдет, и все вернется обратно.

— Но она признала, что ей плохо. Что нужно что-то менять.

— Все они признают, что им плохо. А потом все начинается заново. Это зависимость. Такая же, как у наркоманов или алкоголиков. С ней можно бороться, но для избавления нужна решительность. А вот с ней у жертв всегда проблемы. Еще нужно желание пройти через ломку, боль, трудности.

Слова Алены звучали как приговор, но подвергать их сомнениям мне даже в голову не пришло. Нет, конечно, оставалась крохотная искра на задворках сознания, что вот на этот раз повезет, и все получится сразу, как по мановению волшебной палочки. И все же воодушевления резко убавилось, когда сквозь скепсис и опыт проступила реальность.

— И что нам делать? Времени крайне мало. До того самого дня осталось всего ничего.

— Девять дней. Осталось девять дней вместе с сегодняшним.

— Но что-то же нужно делать?

— Искать рычаги влияния. Связывать точки в пространстве, которые могут изменить ее Путь. Ты все поймешь совсем скоро. Идем к Бурову. На планерку.

Да-да. Я уже знала, что почти каждое утро Михаил занимался тем, что проводил нечто вроде собрания, на котором общался с сотрудниками. О них самих, о рабочих делах, о клиентах. Это было время, когда бюро строило планы и подводило итоги, коллеги лучше узнавали друг друга. Начинание вполне благое, мне оно даже нравилось.

Начальство нашлось в холле-приемной. Михаил сидел на диванчике и пил свежий кофе, от которого шел аромат на весь офис. Он пил его из небольшой чашечки, выглядевшей в его крепких руках едва ли не миниатюрной и кукольной. И слушал Ирину. Наша бухгалтер излишне громко на первый взгляд, с энтузиазмом делилась впечатлениями о проведенной субботе. Невольно пришлось переключиться от мыслей об Алие, (еще бы не переключиться!), когда наблюдаешь, как молодая и красивая женщина пытается… Нет, может, мне показалось?

— Выглядишь посвежевшей, Ирина, — Буров сделал комплимент с несколько лукавой улыбкой. – Не зря получила отгул. Нужно почаще давать бухгалтерам отдых.

— Несколько часов можно и потерпеть в самолете ради таких выходных, — вдохновенно говорила она. – Три дня в Париже пролетели как в сказке. Ммм…

Ах вот почему ее не было в пятницу! Ирина Мелких провела выходные в другой стране. Надо же. Значит, зарплата бухгалтера вполне позволяет летать на уик-энд за рубеж. Открытие не могло не порадовать. Высокая оплата труда хорошим специалистам, интересная работа, да это место может исполнить мечты!

— Париж, должно быть, чудесный город, я был там раньше проездом, — заметил Буров. – А вот посмотреть его до сих пор не случилось.

— В следующий раз можем поехать вместе, — воодушевилась Ирина. — Сходим на Эйфелеву башню, по Елисейским полям погуляем. Дорогу я туда знаю. И неплохую гостиницу там.

Что?! Она клеит шефа в открытую и нисколько не стесняется этого? А, может, они и так… Мой взгляд невольно устремился к Алене, и я увидела, что она поражена не меньше меня. Нет. Не показалось. Боевое настроение Мелких читалось в ее глазах. Кажется, она не совсем верно интерпретировала внимание шефа, который проявлял к ней лояльность и разговаривал непринужденно, как общаются давнишние друзья?

— В следующий раз нужно брать с собой мужа, Ирина, — парировал Михаил. – Ему-то ты как объяснила свой внезапный отъезд? Надо было ему предложить съездить с тобой в путешествие.

— Да что ему объяснять? Я ж ему не объяснялка какая-то. Муж пусть сидит дома, все равно он не любит летать. Ему нравятся только друзья и рыбалка.

— Тогда, конечно, — неожиданно поддержал Буров Ирину, но в его глазах заплясали веселые искорки. — Что толку брать его с собой. Все равно не оценит.

— Вот я и не взяла. А путешествие с тобой совсем другое дело.

— Со мной нельзя, — тон Бурова вдруг изменился, стал жестче и много прохладнее. — Я не встречаюсь с замужними женщинами. Ты себе что-то придумала.

Упс. Круглое светлое лицо Ирины вдруг покрылось розоватыми пятнами, когда она вдруг поняла, как просчиталась. Это что она себе такое придумала, раз решила пойти на абордаж, не стесняясь коллег? К своему стыду, я даже испытала нечто похожее на злорадство, но реакция меня испугала, вдруг приоткрыв нечто темное, ставшее неприятным открытием. Какая-то гаденькая часть меня вдруг порадовалась чужому несчастью. Это что же со мной такое? Я на миг отвернулась, пытаясь справиться с чувствами.

Помимо меня озорной смешок от всех спрятал Глеб, который в этот момент стоял за креслом Андреевны. Ехидно улыбалась Андреевна, даже не скрывая насмешки. Вот это обмен интересами! Но еще более ценным в моих наблюдениях оказался взгляд начальства, под которым мы все оказались. Он, как лезвием, скользнул им по нам всем, оценивая наши реакции. Это что же? Преднамеренная провокация? Ведь Михаил мог и по-другому ответить, щадя чувства Иры. Зачем он так резко и прямо, да еще перед всеми?

— Но я ничего такого и не имела ввиду! – попыталась отступиться Ирина, смеясь. – Что такого дружеская поездка? С нами может кто угодно поехать. Вот Настя тоже хотела. И Глеб. И, может, даже Василиса захочет. Василиса, ты в Париже была?

— Нет. Но когда-нибудь побываю, — произнесла я и решила спасти ситуацию, хоть немного ее разрядить. – С шефом или без. Как получится. И цыганский табор захватим.

Да, это тот еще юмор, но эти мысли были первыми, что пришли в голову. Импровизация.

— С цыганским табором я точно никуда не поеду. Только если вдвоем, — ответил мне Буров и засмеялся.

Ирина совсем пошла пятнами. Шутливый ответ Михаила и смех ей не понравились даже больше отказа. Буров и так проводит со мной все последние дни, решая проблему Шурзиной. Ох… Не шутил бы он так со своей бухгалтерией. Как бы чего не удумала Мелких в порыве растрепанных чувств. Насколько же шеф самоуверен и, наверное, разбирается в цифрах, раз ничего не боится.

Разбор полетов и скрытые мотивы, ч.2

Михаил повернулся к Насте, которая, надо отдать ей должное, все это время сидела в кресле с невозмутимым лицом. Ничто не выдавало ее эмоций, никакой реакции, или… я могла их не заметить. Настя будто чего-то ждала отрешенная и наблюдающая.

— Что с Петей? Решили проблему?

— Все отлично, — ответила Настя. — Мы довели обоих Филин до Перекрестка. Теперь все должно измениться. Для мальчишки так точно.

— Я видел. Вероятность увеличилась, но пока недостаточно, — Буров стал крайне серьезным. — Отличная работа, Настя. Теперь проследите за тем, чтобы директор школы выполнила обязательства, вызвала родителей и провела нужную беседу с ними и их детьми.

— Как скажешь. Сегодня же этим займусь.

— И передай Максу, чтобы проследил за Шурзиным Тимуром. Сегодня. Нужно узнать, чем он занимается вне работы. Отчет мне на стол. Теперь жду подробностей субботы.

Буров слушал обстоятельный рассказ Кошкиной, я же пыталась понять, что со мной произошло. Чтобы не привлекать к себе внимание, пошла на кухоньку, залила чайный пакетик с бергамотом кипятком в любимой чашке, задумалась.

Как так получилось, что я вдруг испытала злорадство, а следом за ним чувство стыда? Я казалась себе гадкой, никчемной. Эмоции отравляли, лишали внутренней гармонии, постоянства счастья, что требовало во всем разобраться. Тут же. Прямо сейчас.

Внутренний баланс прежде всего достижим, если любишь себя. Как сказал Макс в субботу: «Для начала пойми кто ты есть, полюби себя во всех проявлениях, прости себя за то, что мучает, и научись жить настоящим».

Любить себя во всех проявлениях. То есть принять злорадство и наслаждаться этим. Серьезно?

Но мне не нравится, что я такая… Почему я так реагирую? И ответила сама себе: «Потому что ты, Василиса, животное. И решила конкурировать за внимание шефа с другой красивой самкой, вот и обрадовалась ее провалу, глупышка». Вот так себе честно ответила. Да. Ведь с честности все начинается.

В таких реакциях нет ничего плохого. Мы же все человеки. Любить себя даже гадкой – вот это задача! И все же… Что-то внутри все равно никак не хотело успокаиваться. Ответов этому «Что-то» было совсем недостаточно. А что тогда «Это» хотело внутри меня?

Оно хотело больше не испытывать подобные чувства. Ни злорадство, ни стыд. И как этого добиться? Я лихорадочно думала.

Всё токсичное отравляет внутри, заставляет нервничать, даже болеть, не говоря о последствиях в виде ненужных событий. Это не о любви к себе. Совсем не о любви. И как найти ответ?

На минуточку стать «Ириной»? Попробовать понять, почему она это сделала? Так?

Да, я бы так себя не повела, еще и напоказ! Она сама несет ответственность за свое поведение. Думать надо, что делаешь. Но, если бы я так себя повела и так прилетело от шефа… Мне было бы неприятно.

Но почему я так себя повела бы чисто гипотетически? И злорадство сменилось сочувствием. Нет, жалости не было. Ирина получила то, что получила. Сочувствие пришло в другом: Ирина Мелких страдала. Она была несчастной. Она очень хотела эмоций, любви, пусть даже будучи замужем, (кто я такая судить?), но по каким-то причинам не имела их в жизни. Вот в Бурова, наверное, влюбилась, но не получила желаемого. Радоваться чужим страданиям мне уже не хотелось, и злорадство пропало совсем. Откуда ему теперь взяться?

Совещание закончилось после того, как я рассказала Бурову о разговоре с Алией. Михаил выслушал, а потом добавил, прежде чем уйти в свой кабинет:

— Через пятнадцать минут должна прийти Климова. Подруга Алии. Она захочет узнать о том, как продвигаются наши дела. Поговори с ней. Если она хочет помочь подруге, пусть подыщет ей работенку. Такую, чтоб не мешала. А как найдет, пусть сначала сообщит нам.

— А она найдет?

— Главное, посеять зерно идеи, Василиса. А затем подождать. Вселенная знает, что делать.

Коллеги вскоре разошлись по рабочим местам, я осталась наедине с Елизаветой Андреевной. Та уже мысленно потирала руки от удовольствия всучить мне кипу бумаг, что лежали у нее на столе для того, чтобы их перебрать и разложить по черным папкам.

Отчеты о проделанной работе Буров предпочитал видеть в печатном и письменном виде. Иногда письмена приходилось переносить в электронный вид, и делала это Андреевна. Каждое дело подшивалось отдельно. Все подробности отражались сотрудниками, вся хронология, наблюдения, выводы. Даже у меня уже лежали заготовки по недавним событиям. Спасибо, Алене, предупредила. Вспоминать позже будет гораздо труднее, гораздо легче все делать по свежим следам. Пока составляешь отчет, и мысли заодно упорядочиваются, видны промахи и сильные места, находится быстрее решение.

— Отчеты разбирать некогда. Мне нужно писать свои, — я пошла на опережение. – За пятницу и за субботу.

— Отвратительный из тебя получится секретарь, — ехидно отметила Пивнова мое нежелание вмешиваться в бюрократию. – Ох, как Бурову повезет. Как повезет.

— Это отчего же?

— Страшно ленивый будет у него секретарь. И медлительный.

Нападки Елизаветы Андреевны сейчас меня веселили больше, чем раздражали. Они характеризовали ее, но никак не меня. Показывали ее истинную натуру, высветляя все темные стороны. Хорошо, когда знаешь, с кем приходится иметь дела, видишь человека без прикрас. Тогда не будет лишних иллюзий, а, значит, и разочарований в последующем. Слова Бурова об искренности и честности заиграли и приобрели большую важность, чем я себе представляла. Как же все-таки проще живется, когда видишь людей без масок, когда знают, чего ждать от тебя.

— А вы лучше всех секретарей вместе взятых, да? – иронично спросила я, надеясь на честный ответ.

— Представь себе. Гораздо лучше. Но еще быстрее ты вылетишь отсюда за свои инициативы, и это будет вполне справедливым. А то в Париж она собралась. С Буровым! Только на нее посмотрите!

Елизавета Андреевна била по всем фронтам в надежде меня зацепить. Хоть где-то, хоть в чем-то, хоть как-то. Она искала любую возможность причинить мне боль, увидеть в глазах досаду. Так она пыталась излить свою боль, ведь это её что-то тревожило. Я догадывалась что именно, но оставалось проверить. Ни один человек, находясь в спокойном и радостном состоянии духа, не захочет обижать других. Ему это просто не нужно. Не нужно самоутверждаться, что-то доказывать, пытаться понравиться. Для меня это было всегда как дважды два. Отсюда и сделала выводы.

— Подумаешь, Париж, — я пожала плечами. – Вот откуда в вас столько злости?

— Тебе-то какое дело?

— Да никакого дела мне нет до вас, если честно, — спокойно парировала я. – Просто думаю, что вы увольняться не хотите. Вот и пытаетесь меня уколоть, ищите, где вставить палки в колеса. Завидуете моему положению, а с собой что делать не знаете.

— Что за чепуха! Что ты несешь?

— Может, и чепуха. А, может, вы себе в этом не хотите признаться.

— Пиши-ка свои отчеты и ко мне не лезь. Умная какая нашлась.

Бинго. Уходом от дальнейшей дискуссии Андреевна в очередной раз проиграла и теперь только и мечтала о том, чтобы от меня отстать. Ну, или, чтобы отстала от нее я. Умность моя ей не нравится. Ха! Как бы не так. Дело вовсе не в умности, а в очередном подтверждении, что людям не нравится правда. Ну, не могут они себе честно признаться в том, что их отравляет. Противоречивые чувства Елизаветы Андреевны выплескивались на поверхность из глубины ее души, я это видела четко, как и то, что мои слова ее непременно расстроили. На семьдесят процентов из ста. Будет теперь переживать, обдумывать то, что услышала.Осознает ли, где причина?

И вдруг я замерла. Это что я сейчас тут подумала? Как определила проценты?

Срочно надо узнать, насколько могу быть права. У Репнина есть программы, он может посмотреть эмоции любого из нас, не обязательно быть тут клиентом. И если вдруг я права, то… где гарантия, что в следующий раз получится определить подобный процент без ошибок? Настроение сначала взлетело и сразу рухнуло под гнетом сомнений. И все же… Бросив дела, я кинулась в кабинет к Глебу.

Неприятные открытия, которые все усложнили

Вечерело. Макс сидел в машине на общей стоянке аэропорта напротив служебного входа в здание. Этим входом пользовались сотрудники предприятия, весь управленческий и обслуживающий персонал, техники, пилоты и стюардессы. Выделенная специальная зона, чтобы не мешать пассажирам, не привлекать их внимание, не отвлекать от насущных хлопот, связанных с приездами и встречами, провожаниями и отъездами. Стоянка, заасфальтированная и аккуратно разлинованная для паркинга, была хоть и большой, но вся прекрасно просматривалась с места, которое выбрал Максим. Он ждал окончания смены Шурзина Тимура неподалеку от его машины.

Хорошо, когда есть нужные связи и возможности находить точку входа. Когда Буров говорит что-то сделать, то подразумевается время «сегодня». Глеб подтвердил, что интересующее событие произойдет в десять тридцать утра на стоянке. Осталось понаблюдать и зафиксировать то, что случится.

Когда из здания аэропорта вышла молодая темноволосая девушка в форме бортпроводницы «Флэт Эйр», местной авиакомпании, а следом за ней вышел Тимур, Макс взял в руки камеру. Миниатюрную, но способную записать видео в хорошем качестве даже при не очень хорошем освещении от фонарей на стоянке. Интуиция подсказала, что это как раз то, о чем попросил Михаил. Шурзина Козлов узнал сразу же. Не так давно Мария Климова прислала в бюро свои студенческие фотографии и показала клиентку, а заодно ее поклонника, ставшим в будущем мужем.

Есть вещи, которые узнавать неприятно, даже если они не касаются тебя лично, но противоречат жизненным принципам. Когда Тимур коснулся талии незнакомой девушки, довел ее до своей машины, открыл дверь, помогая ей сесть в салон, в Максе теплились остатки надежды. Эта девушка могла быть хорошей подругой, коллегой, да кем угодно, кого Тимур хотел бы подвезти и просто сделать доброе дело. Но, когда Шурзин в машине, потянулся к бортпроводнице, а затем ей что-то зашептал на ухо, поправляя выбившуюся прядь волос, Макс вздохнул, а затем и цокнул, увидев, как пара целуется. Иллюзии разрушились, не оставив под собой ничего, кроме четкого понимания, что Шурзин Тимур изменяет своей жене и делает это, наверняка, не впервые. Безусловно, его личное дело, не ему, Максу, Тимура судить, но он бы так не поступил со своей девушкой. В этом был его личный плюс, он так искренне полагал.

Макс дождался, пока «Тойота» Шурзина не покинет стоянку, а затем отправился следом за ней. Он хотел проследить, куда поедет клиент и как быстро вернется домой. Это тоже входило в задание.

Когда змеи не снятся к прозрению

День 7

Алия резко проснулась и села на кровати, судорожно прижав руки к груди. Сердце заполошно стучало от ощущения скрытой тревоги, будто что-то произошло. А что произошло? Вспомнился сразу сон. Неприятный, пугающий. Она гуляла с Тимуром по парку, они хотели посидеть на траве, на коврике, что Алия захватила из дома. Красный коврик, сшитый из лоскутов старого одеяла… Ясный день, солнечный и хорошее настроение, ей было так сладко во сне, пока по левой руке, которой она упиралась об землю, не скользнуло что-то прохладное. И тут Тимур куда-то исчез, и Алия осталась одна, но почему-то рядом с серой гадюкой. Внушительных размеров змея выползла неизвестно откуда, чем сильно ее напугала. Гадюка свернулась петлеобразно, пока Алия пыталась от нее отползти, в диком ужасе цепляясь руками за коврик, а когда змея выбросилась молниеносно вперед, пытаясь ее укусить прямо в шею, раскрыв треугольную пасть…

Алия вскинула ладонь вверх, закрывая шею, вдруг засомневалась, что удачно осталась цела. Сон. Просто дурной сон. Так бывает. Всё хорошо. Хорошо. Последние дни в семье было настолько спокойно, что в это просто не верилось.

Воскресенье пролетело, оставив после себя ощущения радости, счастья. Девчонки плакали, не хотели уходить из парка, но впереди их ждал не менее чудесный вечер. Они ужинали в семейном кругу, Тимур был уставшим, но милым, еще пытался немного шутить. Что-то его беспокоило, но вот что… Алия пыталась узнать, Тимур сказал, чтобы она не придумывала. Он еще какое-то время веселился с Анелькой и Бибкой, а потом ушел спать, ведь ему предстояло выходить в смену на сутки.

Днем она занималась делами, время пролетело как всегда в хлопотах по дому, с детьми. Теперь развод выглядел бесполезным мероприятием, его необходимость померкла и превратилась в мираж. Надежда на то, что все изменится, вновь окрепла, как и решимость сохранить семью, отношения с Тимуром ради дочек и еще не рождённого сына, которому очень будет нужен отец.

В отношениях наступил штиль, будто небо после бурана разъяснилось, и солнечное тепло осветило дом, ее любовь, согрело душу, замерзающую от частых обид.

О Василисе… Она еще подождет, а потом ей позвонит и обязательно поблагодарит за участие. И обрадует, что все переживания были напрасны. Тимур ее любит. Он ее любимый мужчина.

В приятных мыслях Алия ждала мужа со службы.

Восемь. Девять. Десять. Одиннадцать утра. Уже девочки давно встали, позавтракали, теперь весело галдели с игрушками, а Тимур до сих пор не вернулся. Он задерживался со смены, больше суток его не было дома. А вдруг с ним что-то случилось? Авария на дороге… Вдруг он пострадал, а она тут сидит и мечтает?

Алия схватила мобильный, набрала номер мужа.

«Телефон абонента отключен», - прошелестел женский голос.

Ох, не зря же приснилась змея… Сон вещий предсказал ей опасность.

Алия не на шутку разволновалась, не находя себе места, как раскатистая треть дверного звонка выдернула ее из мучений. Тимур! Наконец-то вернулся!

Бросилась к дверям, открыла, запуская мужа домой, жадно заскользила глазами по его лицу, шее, плечам, проверяя все ли в порядке. Тимур был спокоен, но выглядел отрешенно-уставшим. Вряд ли что-то случилось серьезное, но спросить не помешает. Алия тепло улыбнулась.

— Как дела? – спросил Тимур под ласковым взглядом жены. – Вы уже встали…

— Давно! Наконец-то, ты дома, — радостно произнесла она и проявила заботу: – Я разволновалась, хотела звонить на работу.

— Зачем? – сухо спросил Тимур. – Просто я задержался.

— Твой мобильный отключен. Я хотела искать. Вдруг что-то произошло? Мысли всякие полезли в голову. Значит, все же начальство… - сбивчиво заговорила она. - Мне кажется, тебя там не ценят. Заставляют работать сутками, а потом еще и задерживают. Ты ведь устаешь. Так неправильно. Ты должен что-нибудь предпринять.

— И что я должен, по-твоему, предпринять?

Тимур спросил скучающе. Находясь в приятной усталости, выжатый после встречи с Алиной, Тимур забавлялся попытками Алии что-то придумать, найти ему оправдания.

Старается жена, пытается ему угодить, готовая на все ради него. В этом был ее бесспорный плюс, но иногда даже он раздражал. Чрезмерная навязчивость и опека вряд ли кому-то понравятся, тем более взрослым мужчинам. Поддашься раз, будет потом вить веревки, требовать больше и больше. А он давно не ребенок и не собирается ей потакать. В семье главный он. А жена, давно наскучившая однообразностью, пусть воспитывает дочерей, раз только их нарожать умудрилась, и выказывает свою благодарность за то, что он рядом с ней и полностью их содержит.

Тимур переоделся, бросив брюки, рубашку на пол. Алия уберет, постирает. Раз уж сидит на его шее с детьми, пусть делами показывает свою привязанность.

— Можно сходить к начальству, сказать им, что у тебя жена, дети. И потом. Тебе же нужно отдыхать.

— Мне достаточно.

— Тимур. Я же думаю, как лучше сделать.

— Тебе нечем думать, Алия. Успокойся.

На лице Алии появилась вымученная усмешка. Подобные шуточки Тимура ей никогда не нравились. Сквозившее в них пренебрежение отравляло ее теплые чувства к нему. Потом, конечно, Тимур смеялся, говорил, что он такой, его не переделать, нужно просто не париться. Да и обидчивых он не любит, всегда так говорил. А ей хотелось быть для него идеальной…

Сейчас не стоит вовсе обращать внимание на ехидство. Нет, не пошатнуть ему ее равновесие, она твердо намерена сделать все, чтобы сохранить отношения. Она поймала свою счастливую звезду в субботу, когда он извинялся и признавался в любви. Совсем скоро они пойдут к психологу, там с ним поговорят, с ними поговорят, все наладится. Надежда на изменения была гораздо сильнее, чем какие-то слова, брошенные из-за бестактности.

— Если бы думала, то закончила бы институт, а потом заводила семью.

— Что?!

Вот тут Алия удивилась неожиданному признанию. Оказалось, что Тимур вроде и не шутил, как могло быть раньше. Что же это? Как так… Он считает, что это она виновата в том, что недоучилась, что сидит у него на шее с детьми, не работает? В воспоминаниях всплыли его объятья и руки, уговоры и радость, когда она согласилась на предложение. И улыбка широкая, светлая. Такой она была и осталась, как память о тех счастливых днях.

– Ты же сам настаивал на том, чтобы мы побыстрее расписались, — напомнила она. — Сам настаивал на том, чтобы побыстрее завести детей. Я и…

— Конечно, сразу же согласилась. Даже возражать не пыталась. И побежала быстрее замуж. Испугалась, что никому не будешь нужна, вот и обрадовалась.

— Зачем ты так? – спросила Алия, но внутри стало тягостно-грустно. Он не знает ничего о беременности, а теперь хоть не сообщай. — Я обязательно закончу институт, восстановлюсь на курсе, как только подрастет Бибка. Выйду на работу.

— Вот тогда и расскажешь, что думаешь. А до тех пор не лезь. Усекла?

— Тимур! Ты мне небезразличен.

— Вот и покажи, — с жесткой иронией произнес он. — Иди, свари борщ, постирай рубашки, погладь. Это то, на что ты хотя бы способна. А не приставай ко мне с глупыми вопросами, где я был и что делал. Я взрослый мужик, не ребенок.

— Ты мог хотя бы позвонить.

Алия не сдавалась, отодвинув на время обиду. Она все-таки его жена, а он ее законный муж.

— Не мог. Мог бы, позвонил. Тебе это хотя бы понятно?

— У тебя вообще ничего нельзя спрашивать?

— Отстань уже, Алия, — отмахнулся Тимур. – Надоело.

Он ушел в комнату, забрал пульт у детей и переключил канал. Веселая музыка из какого-то мультфильма сменилась на монотонный голос диктора с канала новостей. Он что-то говорил о политике. Потом еще раз сменился звук. Какой-то фильм. И снова. Вернулись новости.

Алия села на стул на кухне в подавленном состоянии духа. Почему всегда так? Почему с ним постоянно одно и то же? То хорошо, то плохо. То снова хорошо, а потом снова вниз. Туда, где боль. Хотелось плакать, хотелось поддержки. Рука сама потянулась к мобильному. Может, поговорить с Василисой, рассказать ей обо всем? Передумала. Завтра. Она сделает это завтра, как только Тимур вновь уйдет на работу.

После она прошла в комнату, подняла с пола рубашку, брюки, чтобы отнести в бельевую корзину. Странный душистый аромат привлек внимание, заставив Алию прижать рубашку к носу. Так и прошла в комнату, где находился Тимур. Он даже не повернул головы в ее сторону. Наверное, даже не слышал.

— Рубашка странно пахнет, — произнесла она.

— Что значит странно?

— Не знаю. Аромат такой сладкий… Женский как будто.

— Пиджак лежал на диванчике в нашей подсобке, а потом я его нашел под каким-то платком. Курица какая-то бросила. Вот и провонялся. И рубашка потом.

— Понятно…

Тимур наконец повернулся. Его испытующий взгляд был полон внутренней решимости и самодовольства, граничащего с раздражением. Алия знала этот каменный взгляд, после которого могла последовать яркая вспышка, взрывающая уютный мир наподобие ядерной.

— Ты сомневаешься в моих словах?

— Нет-нет. Ты чего? — Алия тут же возразила с улыбкой. — Сейчас постираю и все.

— Знаешь, Алия, что я тебе скажу, — сказал Тимур очень серьезно. – Не допускай моей ошибки. Я вот тебя приревновал недавно, и мы поругались. Сейчас это пытаешься сделать ты. Зачем, Алия? Зачем ты меня провоцируешь?

— Нет. Мы не будем ругаться, Тимур. Я тебе верю. Конечно же.

Конечно, она ему верит.

Алия отступила.

Ушла.

А когда ему изменять? Он постоянно пропадает на работе, в девчонках души не чает, ей говорит, что любит. Готов сохранять отношения, к психологу с ней идти. Деньги приносит в семью… Романтичный, когда в хорошем настроении. Да и раньше рубашки не пахли. На работе у Тимура есть и женщины-инспектора, поэтому не удивительно. Подумаешь женский платок на диванчике, волей случая оказавшийся на мужском пиджаке…

Алия бросила рубашку в стиральную машинку. Отстирается. Все у них будет в порядке.

Еще немного об инструментах матрицы и плохих новостях

В кабинет к Глебу я уже входила как к себе домой, понимая, что мне опять и снова нужна помощь прогнозиста. Впрочем, успокаивало, что я не была единственной, кто к нему обращался. К Глебу ходили все: Алена, Настя, Макс, даже иногда Буров. Пожалуй, только Елизавета Андреевна и Ирина не получали от него предсказаний, потому что это было условием шефа: не злоупотреблять прогностикой в личных целях. Только в крайних случаях, когда вставал вопрос жизни и смерти. Об этом я узнала недавно, когда попыталась узнать у Глеба останусь я или нет на работе.

Ирина встретила меня, красноречиво закатив глаза к потолку, и снова углубилась в отчеты. Продемонстрировала недовольство из-за того, что ее отвлекают. Глеб указал на рядом стоящий стул, предлагая присесть.

— Что у тебя?

— Нужна помощь. Интересует Шурзина. Мне нужно знать пол ребенка. Кто у нее в животе? Сын или дочь?

— Главное, чтоб не мышонка, не лягушка и не неведома зверушка.

— Оставь Пушкина в покое, — с улыбкой попросила я. – Все серьезно.

— Ладно. Подожди минут пять.

— А можешь и мне показать, как работает твоя прогностика?

— Посмотреть хочешь?

Глеб улыбнулся, а потом немного развернул монитор, чтобы я могла тоже видеть. На экране светился на голубом фоне большой круг с множеством точек, расположенных по его краю. Над каждой точкой светился значок, обозначающий что-то своё. Разноцветные линии соединяли точки в хаотическом порядке, превращая центр круга в причудливую паутину. И цифры, огромное количество цифр в таблице, стрелочек, градусов, странных названий, из которых угадывались и знакомые. Названия спутников и планет. Передо мной явно было звездное небо, перенесенное в плоскость.

— Это что?

— Расчетная астрологическая программа. Для того, чтобы узнать пол ребенка, мы не будем изобретать велосипед. Достаточно простого хорара.

— Чего достаточно? – не поняла я.

— Об астрологии слышала?

— Да, но разве ей можно верить? Это же лженаука.

— Ну и что? Может, и лженаука, но если есть способности пользоваться этим инструментом, она может принести много пользы. Она потому и считается лже, что доступна не каждому. Система есть, но ее нет для несведущих. Вот смотри, это Меркурий. Управитель пятого дома, отвечающий за детей. Он не имеет пола, но находится в знаке Тельца. Знак женский, значит, у нашей клиентки в животе девочка.

— И все?

— Все. Ты задала вопрос, я ответил.

— Ты уверен?

— Лично я так вижу карту. Все остальное проверишь сама и мне позже расскажешь.

Конечно, расскажу. Пожалуй, я не слишком удивлюсь, если Глеб окажется прав, но удивлюсь, что ответ на вопрос был получен так просто. Мне казалось, система прогностики устроена гораздо сложнее, хотя попробуй-ка даже в той, что я увидела, разберись. Вспомнились слова Бурова: «Кому-то помогают инструменты: монетки, Таро, астрология, мир цифр и знаков, на котором с нами говорит матрица и Творец. А кто-то и так знает, потому что его сознание чистое, психика здорова, он управляет эмоциями и понимает смысл привязок».

Как бы там ни было, именно сейчас я отчетливо понимала, что даже со здоровой психикой развиваться придется. Кому-то сначала решать проблемы прошлого и собственных страхов, кому-то учиться понимать язык, на котором говорит эта матрица. Кому-то и то, и другое.

Я пила чай, когда входные двери открылись, и в офис зашел Козлов Максим. Сразу же направилась к коллеге, сгорая от любопытства. Я слышала о поручении Бурова, поэтому ждала новостей.

— Привет, есть что мне рассказать?

— Есть. Вчера вечером Тимур забрал из аэропорта стюардессу и провел с ней всю ночь и утро. Отвез ее на квартиру. Из квартиры не выходил до четверти одиннадцатого.

— Он изменяет жене?

— Есть видеозаписи. В машине они целовались, прежде чем покинуть парковку возле здания аэропорта.

— Черт!

Сказать, что я расстроилась, это ничего не сказать. Тимур не просто унижал и обесценивал жену, пользуясь ее чувствами и слабостью, но и крутил роман за ее спиной. Или романы. Неизвестно, давно ли он с этой женщиной или меняет любовниц как перчатки. Такое неприкрытое предательство, смешанное с абьюзом, возмутило меня до глубины души. Нельзя, чтобы Алия пребывала в безвестности. Она просто обязана знать с кем живет.

Как только я освободилась, (нужно было сделать пару звонков по своим прямым обязанностям и договориться о встрече с клиентами), то сразу отправилась к Бурову. Начальство сидело за столом и о чем-то размышляло за ноутбуком, тем не менее успев кивнуть мне на приветствие. Пригласило присесть, а затем перевело на меня взгляд, сложив пальцы рук перед собой.

— Итак.

— Мы должны… Просто обязаны рассказать Алие, что ей изменяет муж.

— Нет. Мы не будем ничего рассказывать нашей клиентке.

Буров меня удивил. Что значит не будем? Почему не будем? Ведь это так просто. Неужели Алия продолжит жить с мужчиной, зная, каков он на самом деле?

— Это неправильно. Ее обманывают. Обманывает абьюзер! Предательство нехорошо.

— Мы не будем вмешиваться в этот процесс кардинальным образом.

— К нам обратилась подруга Алии, — я не сдавалась. — Алия согласилась на помощь. Разве не будет помощью информация, которая изменит ее жизнь?

Буров молчал. Черты лица Михаила каменели, а взгляд становился полностью непроницаемым. Он буквально наливался тяжестью, которую я ощущала со всех сторон так, будто воздух сгущался. Давление усиливалось. Может, это потому что я ему противостояла? Но сдаваться я не собиралась. Что-то подсказывало, что я должна поступать так, как чувствую. Что я готова не просто противостоять Бурову, но даже идти наперекор.

— Вы ошибаетесь! Лучше сделать это сейчас, пока еще есть время. Разрешите мне взять видеозапись у Максима и показать ее Алие.

— Я запрещаю тебе вмешиваться подобным образом. И объяснять ничего не намерен.

— А если я и вмешаюсь? Что тогда? Что вы сделаете?

— Будешь уволена. Еще вопросы есть?

— Я могу идти? – спросила, пытаясь подавить возмущение.

Оно клокотало внутри меня, как кипящая вода в котле, и ничего не помогало. Мне казалось, что все очевидно. Почему защищать Петю Филин мы можем активно вмешиваясь в процесс, а развенчать иллюзии Алии мы не можем? Разве это не двойные стандарты? Буров не давал объяснений, он просто мне запретил, поставив под угрозу работу в его бюро. Это условие должно было меня остановить, по его мнению, но Михаил слишком плохо меня знал.

Я смотрела ему в глаза, не моргая. Только бы не подвела линза! Мне повезло. Михаил махнул рукой раньше, показывая на выход, и тогда я пулей вылетела из кабинета. Нужно хорошенько подумать. Максим уже отдал материалы Бурову, красть их тоже не в моих правилах. Скопировать без разрешения не получится. Я не Ирина, чтобы рыться в чужом столе. Все было против меня, кроме доверия Шурзиной. Оставалось дождаться от нее звонка или сообщения. Я надеялась, что Алия скоро напишет, а там – по обстоятельствам.

О тормозящих путь воспоминаниях и надеждах, и странных манипуляциях

День 8

Сообщение от Алии пришло мне поздно вечером. Она предлагала встретиться на старом месте возле детского центра, чтобы поговорить. Конечно, отказать ей я не могла, поэтому подтвердила время, а потом написала Бурову, что в первой половине дня в офисе меня не будет, потому что ждет Алия. На этот раз Михаил ответил: «Не забудь гарнитуру». Его рекомендация или приказ, сообщение не передавало никоим образом тон голоса, были выполнены незамедлительно, хоть и с неудовольствием. Сразу же отправила гарнитуру в рюкзак, как и пакетик чипсов, бутылку воды, пару чистых носовых платков на всякий случай.

Утром, чтобы не опоздать, встала пораньше. Не спеша собралась, погуляла Бракса. В этот раз я своего слюнявого друга брать не планировала, потому обошлась пятнадцатиминутной прогулкой с ним по улице возле дома. Там же и поняла, что одеться на этот раз нужно потеплее. Погода портилась, небо заволокли сизые тучи, плохо пропуская солнечный свет. Воздух в считанные часы остыл, пахло сыростью из-за надвигающегося дождя. Деревья, кустарники замерли, еще сильнее насытились яркими красками, готовясь сбросить листву, как только пройдет сильный ливень. Где-то с крыши слышалось отдельное карканье воронья. Хриплое и самодовольное. Оно, будто предупреждало о том, что теплая осень заканчивается, что вот-вот, осталось недолго, и природа уснет. Как второй театральный звонок перед началом спектакля под названием «Дождливый ноябрь». Но мне нравилась любая погода. Осень – это особенное время подвести итоги, осмыслить все, проститься с ушедшим и приготовиться к зиме, а потом и к Новому году. И снова с чистого листа к изменениям. Конечно, к лучшим, с заделом на благополучное будущее. О худшем думать не хотелось, хотя иллюзий не строила. В жизни бывает по-всякому.

В десять утра я была возле центра «Агуша» с двумя стаканчиками горячего капучино в руке. Купила неподалеку, в близлежащей кофейне и донесла до скамейки горячим. Алия ждала меня на месте, улыбнулась в приветствии.

— Не знаю, понравится ли тебе, — произнесла я, протягивая стаканчик. – Капучино купила.

— Спасибо, — Шурзина забрала кофе. — Я предпочитаю не крепкий и не горький, поэтому ты угадала.

— Рассказывай. Как дела? Куда пропала?

По Алие было видно, что ей есть чем поделиться, но она вряд ли решится рассказывать мне все «от» и «до». Она казалась мне гораздо больше неуверенной, чем в предыдущую встречу. Что-то в ней опять изменилось, и мне не терпелось выяснить что. Разместившись рядом с ней, я сосредоточилась, попыталась настроиться на ее эмоции и чувства. Я вторые сутки подряд усиленно тренировалась, хоть и безуспешно, но сдаваться не собиралась. Ведь Глеб сказал, что я права, и по шкале эмоций Андреевна чувствовала раздражение на шестьдесят восемь процентов из ста! Теперь мне очень хотелось «угадывать» эмоции не просто догадываясь о них, но четко представляя в процентах.

— С самого начала рассказывай.

— С самого начала? Ну, хорошо, — согласилась Алия с еле заметной улыбкой. — Тимур согласился идти к психологу со мной. Он готов работать над отношениями.

— Прекрасная новость!

— Мы были в парке в воскресенье с детьми, провели шикарный выходной, он был ласковым, веселым. Много смеялись. Я вспомнила. Он был таким в институте, когда приходил за мной после пар. Да на него засматривались все мои однокурсницы. Вот клянусь! Они все вешались ему на шею, но он не позволял. Останавливал. А меня выделял из всех. Честно-честно.

— Я верю, конечно же. Алия, ты очень красивая женщина, поэтому неудивительно. И что же было потом?

— Потом он предложил выйти замуж.

Алия погрузилась в воспоминания. Почему-то. Она ушла в себя, сидела передо мной с полуулыбкой, прокручивая давние события, запомнившиеся ей как счастливый период. Я не мешала. Зачем? Время позволяло, а погружение в прошлое позволит проанализировать свои поступки, возможно, найти ошибки, которые можно заново пережить и исправить уже в настоящем. Ну, или получить удовольствие от правильности своих давнишних решений. Главное, не зацикливаться в минувшем, не погружаться в него навсегда, забывая жить в «здесь и сейчас».

— И я, конечно же, согласилась, — продолжила Алия после паузы. — Сначала, конечно, задумалась. Нужно ли так спешить? Но Тимур очень настаивал. Говорил, что не потерпит отказа, что если вдруг, то будет весьма огорчен и грозился сброситься с крыши. Представляешь, Василиса? Вот на полном серьезе грозился. Это было так романтично! Тогда… А когда я согласилась на его предложение, сказал, что мы не должны предохраняться, что ему нужны дети и много. Что он хочет большую семью, и чтобы я была очень счастливой.

— Что-то случилось после прогулки в парке, Алия? В воскресенье?

— В воскресенье? Ничего. И в понедельник ничего. Тимур был на смене, на сутках. Он пришел домой во вторник. Поздно вернулся. Я ждала его в восемь, а он в одиннадцать дня пришел.

— Вы опять поругались?

— Нет. Не совсем. Но он сказал… — Алия вдруг всхлипнула. – Он сказал, что я виновата. Что не должна была быстро соглашаться и выходить за него замуж. Что глупая. Что думать мне нечем, а значит не должна ему указывать что делать впредь.

«С чего все началось? Почему он так сказал?» — вдруг появился голос Бурова в гарнитуре, и я повторила вопрос.

— Я спросила у него, почему он задержался, что, может, на работе его не ценят, предположила. И вот…

— И что думаешь делать теперь?

— Не знаю, Василиса. Я запуталась. Еще сны снятся в последнее время плохие. Будто что-то случится.

«Пусть расскажет».

— Расскажи.

— Сначала приснилась змея, она меня укусить пыталась. А потом, в другом сне, я была в лабиринте. В грязном коридоре без выхода и бежала, бежала, спотыкалась. И воздух вокруг был густой, не пройти. Как стена. Или не лабиринт это был, а дорога. На рельсах я была в густом тумане. Бежала куда-то. А может была там и там… Не помню.

Алия развела руками, плотнее сжав в ладони уже опустевший стаканчик. Смяла вдруг его с силой, встала со скамейки, подошла к урне, находившейся в трех метрах от нас. Выбросила резко так, словно хотела от чего-то избавиться. На ее лице застыла маска скорби, искажая мелкие, гармоничные черты. Юная женщина казалась гораздо старше своих лет, вместо блеска и радости в глазах, я видела безысходность и грусть.

«Эти сны показывают запутанную ситуацию», — прокомментировал Буров: «Она не впервые пытается выбраться из этого дерьма, но пока без успеха. Повезло, что подружка такая нашлась, что проявила участие. Алие дали и в этой жизни шанс, но сумеет ли она им воспользоваться? Спроси, кстати, о Климовой. Пусть расскажет, что думает о ней».

— А подружки у тебя есть? С института, может, остались?

— Подружки? Машу вот видела не так давно, — немного подумав, ответила Алия. — Вот и все. Больше ни с кем не общалась.

— Она хорошая?

— Климова? Да. Но слишком громкая, настойчивая. И я ее не всегда понимаю.

— А помочь тебе она смогла бы? С жильем, например? Ну, чисто гипотетически. Ведь в жизни всякое бывает.

— С жильем? В смысле приютить меня и детей, если вдруг разойдемся с Тимуром? – Алия на миг задумалась и отрицательно закачала головой: — Ну, что ты, Василиса! Она с родителями живет. Куда ей до меня и до моего прицепа?

— А мама? Что если к маме уйти?

— Мама моя, она категорически против развода. Она считает, что я должна терпеть и сохранять брак, несмотря ни на что. Что все наладится. Что Тимур хороший. И вообще. Перед родственниками ей будет стыдно.

Алия опять погрустнела. Наверное, я понимала, о чём она думает, где лежит ее боль. У нее не было поддержки, но хуже всего не было ее от матери, от человека, который по определению призван тебя защищать с самого рождения. Твоя самая близкая кровь. Нет, мама не должна, не обязана, особенно когда ребенок «оперился», встал на ноги, но от знания этой простой истины не становилось менее грустно.

— И что тогда останется? Терпеть? Всю жизнь терпеть и зависеть?

— А что еще остается?

Алия пожала плечами. Для нее вопрос как таковой был решен. Она не видела других вариантов, воспитанная по определенным семейным порядкам, где мужчине отведена главная роль, где женщина должна подчиняться. Ни о каком равноправии тут даже речи не шло, а все мысли о нем, о свободе и саморазвитии так и оставались мечтами. И ладно бы жить с мужчиной-царем, некоторых женщин это устраивает, проблема была в другом: далеко не все цари на поверку оказывались взрослыми, сильными личностями. Гораздо чаще такие мужчины самоутверждались над своими женщинами, компенсируя травмы психики. Откуда я это знала? Читала много, общалась с людьми. И вот очередная история: Тимур не стал исключением. А еще он изменял.

– Но я уверена, что у нас не дойдет до развода. Мы пойдем к психологу, и все наладится.

— Пусть так и получится, Алия.

— А, знаешь, Василиса, я ведь в детстве была очень самостоятельной, — Алия решила поделиться еще одним воспоминанием. — Сама ездила в школу и обратно домой, ходила в магазины за хлебом, продуктами. В аптеку меня отправляли, когда мне было одиннадцать. Еще на курсы английского. Даже работала на первом курсе, тексты переводила.

— А потом?

— А что потом? Тимура встретила. Достойный мужчина, с ним, как за каменной стеной оказалась. Только вот он устает сильно в последнее время, домой приходит уставший. Быстро из себя выходит, взрывается, если вдруг что не так. Тяжело стало с ним...

— Так может продолжаться вечность, если он измениться не захочет, — аккуратно добавила я, понимая, что не стоит поддерживать возрастающие надежды клиентки.

Алия повторялась в своих оправданиях Тимура, что немудрено. Это был тот остов, который давал ей силы терпеть абьюз. Шурзина шагала назад, а я слушала ее и вспоминала Алену. Ее слова о том, что жертвы быстро не меняются.

— Родится сын, все будет по-другому. Тимур всегда хотел пацана.

— А если будет девочка?

— Нет. Будет мальчик. Я чувствую.

Я мысленно вздохнула. Мне бы ее уверенность. Сейчас я больше верила Глебу.

— А когда на узи? Хочешь узнать пол ребенка?

— Запись на послезавтра. Конечно, хочу. Приоткрыть эту тайну пораньше.

Признаться честно, я не знала что делать и что ей говорить. Буров тоже молчал и не спросишь. Время беседы неумолимо истекало, часы обучения Анели и Бибки заканчивались, пора их уже забирать у воспитателей.

О тормозящих путь воспоминаниях и надеждах, и странных манипуляциях, ч.2

Алия встала со скамейки, за ней поднялась и я. Так и не набралась смелости, чтобы рассказать правду о Шурзине. Воплотить в жизнь задуманное оказалось гораздо сложнее, чем предполагалось вначале. Вероятно, потому что не было поддержки от Бурова. А, может, потому что он сидел в ухе, как клещ, и за всем наблюдал. А еще такая информация – это новая боль, которую я увижу в карих женских глазах. Кому понравится выполнять роль посланца плохих новостей? За это даже убивали когда-то.

— Ты можешь звонить мне в любое время, писать. Если будет нужно, — произнесла я на прощание. – Меня это не затруднит. Семьи нет, только собака. Так что буду рада, если чем помогу. Хотя бы выговориться. Если захочешь.

— Я знаю, Василиса. Спасибо, — поблагодарила меня в очередной раз Алия. – Скоро все изменится. Тимур меня любит. Он так говорит. И он хочет сохранить отношения.

В ответ на это я улыбнулась. Не радостно, скрывая тяжесть в душе. После этих слов мы расстались. Как только я покинула закуток возле «Агуши», исчезнув из поля зрения Алии, то решила поговорить с Михаилом. Уж очень он был какой-то немногословный сегодня, а разговор с Шурзиной показался мне неконструктивным, даже как будто пустым. Изменений никаких не предвиделось, а Буров, мой дражайший начальник, был в этом первым повинен! Он мог все изменить уже сейчас, но почему-то за всем наблюдал.

Тимур изменял жене. Я не верила в его желание идти к специалисту, меняться. Интуиция подсказывала, что муж Алии просто пустил пыль ей в глаза, затуманив жене бдительность и спустив конфликт на тормозах. Как раз Шурзина Тимура должно все устраивать. Алия как жена очень удобна: тиха, мила, терпелива, покладиста, из кожи вон изворачивается, чтобы ему угодить. Зачем в жизни что-то менять? У него все прекрасно. Я не верила в его любовь, потому что были на то доказательства. А время шло. До поворотной точки оставалось меньше недели.

— Михаил, вы здесь?

Я начала диалог. Решила зайти издалека, а там, если получится, то снова перейдем к Алие. Если нет, придется на себя брать ответственность за разговор с ней и делать. Не сегодня, так завтра. Жаль только, что разговор будет без доказательств, буквально на честном слове.

— Только у меня есть ощущение, что мы находимся в тупике?

«Только у тебя. Я сейчас возле бассейна.»

— В прошлый раз вы тоже так говорили.

«На этот раз я собираюсь плыть стометровку, как только мы договорим. Что ты хотела узнать?»

— Почему люди так любят страдать? Все, с кем я общаюсь, придумывают себе проблемы, жуют их месяцами, годами, как надоевшую, но любимую жвачку, и обвиняют в них все и всех подряд. Алия мучается. Елизавета Андреевна. Семейство Филин. Ирина. Это же ужас какой-то. Каждый из них может изменить жизнь, но никто их них не торопится что-то менять. Откуда такая нерешительность? Почему? Я не понимаю.

«Люди могут и не страдать. Это их выбор.»

— Зачем они выбирают страдания?

«В этой матрице души учатся.»

— Чему?

«Себя любить, Василиса. Безусловно и преданно в согласии с вселенским законом.»

— Но если вы знаете, как все исправить… то почему бы всем не рассказать?

«Им не интересно. В этом мире, на этой планете люди заняты своими страданиями. Они чрезвычайно ленивы, поэтому ждут волшебника на голубом вертолете, который разрешит их проблемы. Они глупы, что не доверяют себе, из-за этого смешно нерешительны. Они пугливы, как морские свинки, всегда боятся что-то менять. Ими легко управлять, навязывать любые цели. Свое истинное люди не видят, оно замусорено чужими хотелками. Оттого и живут все до скончания дней в чужом правильном, поступают как надо и должно, а не так, как им самим хочется. Ноют, жалуются, самоутверждаются друг над другом, пытаясь зализать свои раны, прикрыть их сиюминутной радостью, что хоть где-то они удачливее и сильнее. Тешат свои жадность, похоть, гордыню. Ты думаешь, почему мне не жалко никого из вас? Вы сами все делаете для того, чтобы страдать.»

— А вы? Вы же и усугубляете!

Я опять возмутилась. Помимо Алии был еще наглядный пример, о котором следовало расспросить.

— Зачем вчера так поступили с Ириной? Хотели посмотреть на ее реакцию? На наши реакции?

«Ей хочется эмоций. Она их получила.»

— Она сильно расстроилась.

«И что теперь? Как хочу, так и отвечаю. С чего вдруг я должен соблюдать правила хорошего тона, если не хочу их соблюдать? С чего вдруг я должен щадить чьи-то чувства, если не хочу их щадить?»

— Не должны. Наверное. Но это не говорит об эмпатии.

«Это ни о чем не говорит. Кроме того, что случилось.»

— Она бухгалтер. Не боитесь, что она обидится на вас?

«Заодно и покажет себя.»

— Наделает ошибок в отчетах. Начислят вам штрафы. Придут с проверкой.

«Значит, заплатим. Проверят. Это будет уже моя ответственность. Уж поверь, я прекрасно просчитал все возможные варианты. Но этот с вероятностью мизерной. Ирина любит страдать. Ты сама об этом сказала. Пройдет совсем немного времени, и она снова начнет напрашиваться на внимание и искать повод, чтобы взлететь, а потом посильнее упасть.»

— Вам нравится заставлять ее страдать?

«Для меня это не имеет значения. Ирина должна кое-что понять. Или нет.»

— И вы со всеми сотрудниками… себя так ведете?

«Конечно. Вот тебе я тоже нравлюсь.»

Вот тут я фыркнула! Да с чего бы? Откуда такая уверенность? Начальство и начальство. Подумаешь. Не вижу в нем ничего необычного. Не думает же Буров, что я начну на радостях вешаться ему на шею от таких откровений? Да, даже если… Предположить… Нет и еще раз нет. Не дождется! Как Ирина я себе ничего не позволю придумать. Пусть Буров на это даже не рассчитывает.

В своем внутреннем безмолвном возмущении я не заметила паузы. Время шло, я шла на автобусную остановку, обуреваемая эмоциями. Молчала, пыхтела, набирая скорость, чтобы сбросить с себя возросшее напряжение. В гарнитуре послышался тихий смешок.

«Из тебя может получиться неплохая помощница. Надеюсь, пока ты молчала, ты не нацепила фату и не подумала о том, какие купишь на свадьбу туфли?»

Вот тут-то меня прорвало. Какая фата? Какие туфли? Что он несет?

— Вы всегда такой самоуверенный?

Вопросом на вопрос. Открытая ирония Михаила в мой адрес не могла не задеть. Конечно же, я разволновалась, хотелось шефу возражать и доказывать, что он не прав. Или прав… Ведь я не один раз ловила себя на мыслях, что он притягивает к себе и интересен. И… сдержалась в эмоциях. Еще не хватало, чтобы он воспользовался ими потом, увидел в них мою слабость. Повтора с собой, как получилось с Ириной, я вообще не хотела.

«Всегда. Я людей знаю.»

— Тогда достаточно разговоров, если у вас нет ко мне вопросов, — буркнула я. – Пора в офис, идет нужный автобус.

«Давай. Занимайся делами. И никакой самодеятельности с Алией без консультаций со мной. Ты поняла?» — Буров стал очень серьезен. Тон изменился с вальяжно-ленивого на строгий и деловитый.

— Ничего не могу обещать.

«Я предупредил тебя вчера. Бывай.»

Буров отключил связь, оставив меня наедине в личном шторме. Вспоминала тон, которым он отвечал или задавал вопросы. Стало ясно, что ему категорически не понравилась моя попытка осудить его действия, но потом Буров расслабился и уже сам ввел меня в неудобное положение. Он забавлялся, следя за моей реакцией. И все же… Что должна понять Ирина Мелких? Что должен понять каждый сотрудник бюро? Что должна понять я, по мнению Бурова? Ведь он не только с ней так себя ведет, но со всеми. Даже Алия, похоже, жертва его каких-то замыслов, подопытная мышка, бегущая по лабиринту. Нет. Я твердо решила, что должна ей все рассказать.

Вытащила гарнитуру и побежала обратно к «Агуше». Шурзины как раз должны выйти из здания, на улице поговорим. Надеюсь, Алия все поймет правильно, соберется с силами и, наконец, выйдет из мертвой петли, которая ведет ее к смерти. Почти за неделю до предполагаемой даты – это время, чтобы смириться, одуматься и принять решение, о котором мы разговаривали. И все обсудили, конечно. Нельзя исключать вероятность, что именно накануне вероятной гибели она узнает о предательстве и тогда, конечно же, может натворить дел. Сейчас же она в городе, на людях, со мной. Обсудим все еще раз, я поддержу, постараюсь. Предложу пожить у себя, если что. Ну, а что? Я готова.

Алия не ожидала, что мы увидимся заново, и, конечно, слегка удивилась. Остановилась, дожидаясь, когда я к ней подойду и отдышусь после стометровой пробежки.

— Что-то случилось, Василиса?

— Алия, я очень сожалею, что должна тебе это рассказать, но расскажу, — начала я свою нелегкую миссию, — потому что мне крайне неприятно происходящее. Я считаю, что ты не заслуживаешь к себе такого отношения. Ты замечательная, красивая. Тебе нужно помочь.

Шурзина изогнула брови, неуверенно улыбнулась, пытаясь меня понять. Мои слова… Вне сомнений, она растерялась. Решительный напор мог напугать кого угодно, Алия не стала тут исключением.

— Да что случилось, Василиса? Ты меня пугаешь. Может, уже расскажешь?

— Тимур. Это касается Тимура.

— Что Тимур? Он в порядке? Живой?

Вот тут она забеспокоилась, ее улыбка угасла, в глазах я увидела страх.

— Он живой. Но он тебя не заслуживает. Потому что… Потому что изменяет тебе. У него есть другая женщина. Стюардесса.

— Вот как?

Алия от меня отшатнулась. Вдруг насупилась вся, как взъерошилась. Я вдруг почувствовала, как непримиримо быстро взлетает уровень ее раздражения. Десять процентов, тридцать, пятьдесят, семьдесят. Интуитивно представила ртутный термометр со шкалой больше ста, который стремительно нагревался. Следовало что-то предпринимать и срочно, чтобы стабилизировать эмоции Алии. И свои. Свои эмоции тоже. Вдруг поняла, что совершила ошибку, когда в чрезмерном возбуждении начала свой рассказ, заставив Алию испугаться, а потом и рассердиться в ответ.

— А с чего ты это взяла, Василиса?

Голос Алии был еще спокойным, но в нем промелькивали стальные нотки.

— Мне сказал один человек. Нет причин ему не доверять.

— А ты видела моего мужа раньше?

— Нет, но…

— У тебя есть доказательства того, что мой муж изменяет? Фотографии, видеозаписи? Ответь мне на вопрос! Да или нет?

— Нет. Вот, чтобы тебе показать сейчас. Такого нет.

Алия бурно наседала с вопросами, обрубала мои реплики, заставляя отвечать ей по существу. Она категорически не давала ничего объяснить. Она сама как-то вдруг изменилась. Вместо тихой, серой мышки передо мной стояла разъяренная дикая тигрица, которой не понравилась новость. Она требовала лаконичных ответов, мне же ничего не оставалось, как ей отвечать.

— У тебя нет доказательств. Ты постоянно крутишься вокруг меня, говоришь и говоришь о разводе. Я тебе рассказываю, что у меня в жизни все меняется к лучшему, но ты снова говоришь мне о том, что я должна расстаться с Тимуром. Может, это ты с ним гуляешь?

— Алия! Ну что ты такое говоришь!

— Ты сплетница, Василиса. Самая настоящая сплетница. Вообще ты странная какая-то. Крутишься зачем-то возле меня, вертишься. И вот, наконец-то, все прояснилось!

— Что прояснилось? Алия, я как лучше хочу! Выслушай меня, пожалуйста!

— Я тебе не верю. Ты поняла, что я хочу остаться с мужем и придумала план? Измену! – Алия наигранно расхохоталась. — Как это глупо, Василиса! Мой муж, к твоему сведению, меня любит. Понятно? Он меня не обманывает! Каким бы он не был.

— Алия!

— Мне пора идти. И разговор наш окончен. Будет видео, фотографии, присылай, приходи. А так... Это просто слова. Болтовня. Ложь. Пустобрехство! Я не знаю, что ты придумала, но после этого видеть тебя не хочу. Наверное, у тебя нет семьи, вот ты мне и завидуешь!

Алия вскинула подбородок, демонстративно показав мне, что больше ни слова от меня не потерпит, и прям рванула с места,подхватив детей. Злая. Обиженная. Разочарованная. Она мне не поверила. Не захотела. Она решила выбрать иллюзии, закрывшись от грустной правды, причем в категоричной форме.

Ко всему прочему, Шурзина больше не хотела меня видеть, общаться, хотя и оставила лазейку для встречи, если принесу доказательства.

Приехали! Это занавес моей толком не начавшейся бурной карьеры… Факт случившегося быстро выплывет наружу. Бесполезная попытка будет стоить мне работы в бюро. Буров обязательно обо всем узнает. От Глеба ли, от меня, из надпространства. Даже не сомневалась в том, что он обещание сдержит. М-да. И мне придется пройти через это. А я ведь хотела, как лучше.

И снова вверх в надежде на счастье

День 9

Возмущение не утихало всю дорогу до дома. Алия злилась на Василису, что рассказала ей какую-то дрянь, на себя, что доверилась какой-то проходимке и, понятно, наслушалась. Еще злилась на Анельку, что шла слишком медленно, не успевая за ней. Хотелось идти быстрее, но не получалось. Анелька мгновенно разнылась, что устала и нажалуется обо всем папе. Нашла защитника, маленькая манипуляторша!

Сразу же вспомнилась мужская рубашка, которая пропахла духами. Женскими, сладкими, душными. Аромат неприятный, тяжелый. Настолько въедливый, что Алия до сих пор чувствовала его, как только представляла. Такими духами может пользоваться только пенсионерка, но никак не молодая женщина и, тем более, стюардесса.

Поэтому Василиса или лгунья, что решила разрушить ее брак, выдавая себя за подружку. Или… Ха! Может, она, действительно, так помогала ей, услышав о семейных проблемах? А когда поняла, что к ее мнению не прислушались, то решила пойти ва-банк. Придумать измену, только вот без доказательств.

А если она их принесет? В голову закралась шальная неприятная мысль, которую Алия тут же отбросила.

Нет, не принесет! Хотела бы – принесла сразу, а не устраивала прилюдный спектакль. Что, если Василиса сама положила глаз на Тимура? Присмотрела его где-то, и он ей понравился. Ну а что? Женщина она симпатичная, одинокая. Да, постарше немного Тимура, но когда это мешало самоуверенным, переоценивающим себя сердеедкам? Слишком уж странными было знакомство с ней и регулярные встречи.

А Тимур очень привлекателен зрелой мужественной красотой. Белозубая обаятельная улыбка, стать, яркий брюнет с карими глазами, всегда интересен в общении, если хочет понравиться. Видно, что горяч темпераментом. Да на него все ее подружки вешались в свое время!

Как у него так получалось увлекать женщин? Алия не знала, но знала другое: она никому не позволит разрушить ее семью. Всех отбросит от детей, мужа, от уютного гнездышка, которое сплела за пять лет. Почти за пять. Впрочем, это не так уж и важно.

К вечеру раздражение поступком Василисы утихло, но оставило зудящий осадок. Ах, как жаль разочаровываться в людях! Как неприятно кому-то поверить, а потом вдруг все потерять. Василиса… Все сломала, испортила! А ведь могли общаться и дальше, дружить. Еще родное в ней что-то почувствовала, когда они только встретились… И такая ошибка.

Теперь Алия четко знала, что делать. Утром, едва пришел Тимур, уже суетилась на кухне, готовила мужу завтрак. Гренки с сыром и чесноком, поджаренные на сливочном масле. Он любил, чтобы корочка получалась золотистой, хрустящей. Еще выложила вишневого варенья в вареньицу, из хлебницы достала вчерашние круассаны, нарезала колбасы. Осталась самая малость – заварить свежий чай. Тимур любил листовой, черный, с терпким ароматом.

— Завтрак готов, дорогой, — проворковала ему нежно из кухни. – Все, как ты любишь.

Кто еще сможет заботиться о нем так, как она? Кто будет его так любить? Алия была твердо уверена, что лучше нее Тимур не найдет, все женщины померкнут в сравнении. Сегодня она даже надела новое черное платье, которое берегла. Оно подчеркивало фигуру, когда-то ее плоский живот, который сейчас выступал из-под ткани, сообщая о пикантной подробности. Тимур должен узнать о ребенке. Он хотел сына и должен обрадоваться. Должен понять, что их семья будет крепкой, большой. Тимур любит детей. Даже если он на нее и злился позавчера, говорил гадости, то детей его нападки не касаются. Никогда не касались. Уверенность в этом была.

Тимур завтракал. Алия суетилась вокруг него, подкладывая ему лучшие кусочки. Садилась, смеялась над шутками, которые он рассказывал, шутила сама и смотрела на него с обожанием. Анелька и Бибка весело общались между собой, старшая мазала бутерброд младшей, обмазавшись сладкой вишней. Алия не обращала внимания. Отмоет грязнулек потом, после завтрака и отстирает одежду.

Ее приподнятое настроение, внутреннюю убежденную радость Тимур сначала не замечал, но в конце концов отложил приборы и скептично прищурился.

— Да что с тобой происходит? – спросил он с подозрением. – Ты сегодня слишком возбуждена. Ты на мне дырку протрешь, пялишься, как на святыню.

— Просто соскучилась, — призналась Алия, — и у меня для тебя одна новость. Хорошая новость, Тимур.

— Что за новость? Бибка научилась читать?

— Бибка читать? Не-е-ет, — ответила Алия и засмеялась, поправила Бибке бантик, погладила по голове. – Читать ей еще рано. Мы учим буквы с Анелькой. Я хотела рассказать о другом.

Алия встала со стула, наверное, уже в десятый раз и кокетливо повернулась, показывая себя мужу в профиль. Провела рукой по животу, погладила себя, глядя на любимого мужчину с улыбкой. Весь ее вид призывал обратить внимание на ее контуры, оценить их и догадаться.

— Ну? – нетерпеливо спросил Тимур.

— Ты ничего не замечаешь?

Снова томительно интригующая пауза.

— Ну же, Тимур!

Красноречивая усмешка тронула мужские губы. Многозначительная, как и догадка. В темных глазах вспыхнула на миг досада, погасла, а потом появилось неверие.

— Только не говори, что беременна.

— Ты угадал! Мы же хотели сына. И вот. Всевышний нас снова услышал.

— Думаешь, будет сын?

— Уверена в этом! Нельзя же все время рожать одних дочерей.

Тимур посерьезнел. Он отложил приборы, откинулся на стуле. Молча смотрел на нее, на девчонок. Несколько минут он думал о чем-то, Алия ему не мешала. Не хотела влезать. Хотела, чтобы ее мужчина проникся сокровенной новостью, представил себя отцом сына. Осознал перспективы. У него скоро будет наследник, а у ребенка пример для подражания, тот, кто может всему научить. Его маленькая копия, которой все будут гордиться. Алия ждала одобрения и, наконец, дождалась.

— Молодец, Алия! Мне нужен сын. Будет опорой и защитой семье, когда меня не будет рядом.

— Знаешь… Я сделаю все, что нужно… Найду подработку, продолжу учиться. Ты будешь гордиться женой. И мы со всем справимся. Я справлюсь. Сама.

— Ты не сможешь. У тебя без меня никогда ничего не получится. Заруби это себе на носу. Женщина.

Снисходительный ответ ей подчеркнула самоуверенная улыбка. Тимур поднялся со стула, потянулся лениво, как большой сытый зверь в своем логове. В своих владениях, понимающий, что от него зависят все в этом доме, способный распоряжаться, миловать и карать.

— Куда ты денешься от меня, Алия? Что ты сможешь без меня? Ты моя. И дети тоже мои. Я пойду в комнату, отдохну. А вы. Идите гуляйте или проследи за детьми, чтобы не шумели. Я устал с ночи.

— Конечно, любимый.

Алия улыбалась, пока мыла посуду. Тимур рад новости, он ее любит и снова подтвердил, что никуда ее не отпустит. Что будет рядом всегда, подставит плечо, даст поддержку. Она с ним как за каменной стеной, даже если у нее ничего не получится. Да, сказал в своей манере, но такой уж он… грубоватый. Но как иначе? Вырос на улице, у него было тяжелое детство.

А послезавтра она пойдет в поликлинику, там у нее давно запись. На обследовании спросит врача кто у нее в животе. Врач посмотрит внимательно и ответит, что у нее в животе мальчик. Предчувствие ее не обманывает. Кто, как не мать, знает, кого носит под своим сердцем?

А я ведь хотела, как лучше

Как назло, вопрос выяснений всех обстоятельств моего поступка затянулся, заставив меня пребывать в ожидании остаток рабочего дня, вечер и ночь. Буров в офис так и не приехал, никто ни о чем не узнал и не спрашивал. Правда и ситуация вряд ли изменилась, иначе об этом Глеб или Алена сообщили мне в срочном порядке. Вероятность трагедии осталась стабильной, что не могло не порадовать. Конечно, могло быть и лучше, но… Не судьба. Но спасибо и на том, что имели.

Утром на работу я шла как на Голгофу, готовясь к тому, что на меня полетят все возможные стрелы и копья. Распнут или съедят и не подавятся. Любой начальник в гневе – это серьезно, а такой, как Михаил, особенно. Сомнений почти не было, что он окажется принципиальным и выставит меня из бюро. И ведь не поморщится, а то еще и наградит каким-нибудь нелестным эпитетом. Я хотела как лучше, но все испортила. Но пребывала в уверенности, что я смогу все объяснить и исправить.

Автобус мой опоздал, поэтому я не смогла приехать на Верховенскую вовремя. Открыла двери офиса спустя пять минут после начала рабочего дня. В приемной уже все собрались и, конечно, же шеф там был. На этот раз без кофе, хмурый, как ненастный день, без настроения. В своем любимом пиджаке и джинсах.

Воцарилось молчание, будто все меня только и ждали. Вот в этот ответственный момент до меня по-настоящему дошло, что в бюро случилось ЧП. Чрезвычайное происшествие, вызванное моей инициативой, нарушенный приказ начальства.

Ох, нет. Точно уволит. Уволит, несмотря на все объяснения. Слишком уж холодными были серые, на этот раз почти графитовые глаза, смотревшие сурово и пристально.

Буров смерил меня убийственным взглядом, а вот на остальных я посмотреть не решилась. Как-то вдруг стало страшно увидеть осуждение на лицах коллег, разочарование, ехидство, усмешки. Они знают-то меня чуть больше недели. Кто я для них? Всего лишь стажерка, которую приняли на работу на испытательный срок. И вот, пожалуйста, дело завалено, Василиса Красина на эшафоте, а рядом с ней таинственный, чертовски интересный палач. Вот же! О чем я думаю?

И внутренне вся собралась, готовясь принять бой. Последний бой. А что делать? Надо хоть попытаться выйти из собственного дерьма с достоинством, с гордо поднятой головой.

Буров вдруг улыбнулся, но такой хищной улыбкой, что стал похож на змея, готового заглотить свою жертву. На такого питона под метр восемьдесят пять с доброй саженью в плечах.

— Василиса! Проходи, конечно же. А мы тебя заждались!

— Почему?

— Ты не знаешь?

— Догадываюсь, — я решила не юлить. – Но хотелось бы прояснить.

— Прояснить что?

Буров говорил спокойно, голос звучал отстраненно, но по лицам коллег, (а я все-таки решилась на них посмотреть), было видно, что мне сочувствуют. За исключением Елизаветы Андреевны – та выглядела так, будто выиграла целый джек-пот и, пожалуй, Ирины. Та смотрела на все с любопытством и готовилась к фейерверку, который вот-вот разразится. Ну, конечно, кто бы сомневался? В прошлый раз Ирина выставила себя на посмешище, теперь у нее появилась возможность посмотреть, как это сделают со мной. Вот чувствовала, что она сейчас и поездку в Париж вспоминает, и цыганский табор, и слова Бурова, как полетит он со мной. И предвкушает, как полечу сейчас я прямиком из этого офиса туда, откуда пришла меньше двух недель назад.

Тучи сгущались, тяжелели, накаляя атмосферу в офисе. Возникла пауза после вопроса Бурова, который всем показал, как недоволен начальник. Недоволен моим ответом, что выглядел, как юление, попыткой стать ужом на разогретой сковороде. Но я всего-то хотела уточнить… Зачем себя подставлять раньше времени?

— Почему вы меня заждались.

Мой ответ, кажется, вообще никому не понравился, а я не могла с собой справиться. Одно дело признаваться в провале кому-то одному, совсем другое дело перед коллективом. Это все равно что проблему и волнение, связанное с ней, помножить на десять. Я перевела взгляд на Алену, как делала это раньше. Тогда я не искала сознательно поддержку, но неизменно ее получала. Сейчас же потянулась опять, теперь нуждаясь в ней, и… встретила теплый взгляд. Нет, не осуждающий, но строгий и одновременно печальный. В нем я увидела просьбу быстрее обо всем рассказать. Всё, как есть рассказать, не затягивать. Эх, была – не была…

— Я рассказала вчера Алие, что ей изменяет муж, — выпалила как на духу. – Доказательств на руках не было. На слово она не поверила и меня прогнала. Кажется, я ошиблась с решением, проявив инициативу. Но мне казалось, что если она обо всем узнает раньше, то свыкнется с этой мыслью, а потом начнет менять свою жизнь.

— А ты помнишь, что я сказал тебе, если ты поступишь по-своему? – спросил Буров.

— Помню. Я хотела как лучше, но готова нести ответственность.

— И понесешь. Ты уволена, Василиса. Бюро в твоих услугах больше не нуждается. Расчет получишь на днях, жди звонка от Ирины.

Ждать звонка? Бросить Шурзину, несмотря на то, что натворила? Плюнуть на то, что случиться? Уйти из офиса, поджав хвост? За кого они меня принимают? Я решила сражаться за место под солнцем. А в таких боях упрямство мой лучший друг или враг в зависимости от результата.

— Но я не могу! – возразила уверенно. – Категорически не сейчас. Алия может одуматься и мне позвонить. Всякое может случиться. Моя помощь еще может понадобиться.

Буров в ответ криво усмехнулся. Кажется, он не в первый раз видел, как маленькая мышка пытается прыгать на кота, решив, что именно она управляет. Ну и ладно. У мышки есть острые зубки. Мышка настроена очень по-боевому. Нет ничего, что нельзя будет исправить.

— Это мне решать можешь ты или не можешь остаться в моем бюро.

— У меня испытательный срок!

— Ты его не прошла!

— Дело еще не закончено. Подумаешь, Алия разозлилась. Все может вмиг измениться. Всякое в жизни бывает.

— Для тебя дело закончено. Это была моя ошибка привлечь тебя к выполнению. И я намерен ошибку исправить. Твоя глупость должна быть наказана, а если произойдет трагедия… А вероятность этого сейчас как никогда высока, то твой вклад в нее был весьма и весьма впечатляющим! Живи теперь с этим, Красина!

Буров злился, он был даже жесток, говоря мне эти слова, но я тоже злилась и по-прежнему считала, что имею право на шанс.

— Все ошибаются. Все без исключения. А если бы все получилось? Что тогда? Вы бы меня похвалили?

— Не получилось! Я знал, что не получится.

Буров выдохнул и… успокоился прямо на глазах. Только что клокотал, как паровой котел, готовый вот-вот разорваться, разнеся меня в клочья, и вдруг глаза посветлели, черты лица стали мягче. Буря куда-то ушла, будто ее не бывало.

— Я предупреждал тебя не просто так, — гораздо тише продолжил он. – Все жертвы очень упрямы. Ни одна жертва не захочет так сразу поверить в то, что ей неприятно. Правду никто не любит. Быть честными с собой и доверять себе, а тем более кому-то еще, способны единицы. Вы, люди, так любите заблуждаться, что готовы чем угодно оправдывать свои дешевые фантазии. Вам лишь бы повод дай. Ты дала хороший повод, устроив ей день откровений без доказательств.

— Вы мне их не дали. Доказательства.

— Потому что сказал, что мы не будем вмешиваться в их дела. Что я сказал непонятно? На каком языке я должен был это сказать, чтобы меня ты услышала?

— Почему в дела одних мы можем вмешиваться, а в дела других нет?

— Почему вода течет, а огонь горит, Василиса? Как ответишь правильно на этот вопрос, тогда и на свой ответишь, – произнес Буров. – На этом все. Достаточно с меня объяснений. Настя, что у тебя с Воробьевой?

Буров отстранился, переключил внимание на другую тему, показывая, что не намерен со мной разговаривать. Посмотрев на меня, Настя пожала плечами, показывая, мол, извини, пора и делами заняться, перевела взгляд на Бурова, как вступилась Алена:

— Михаил, Василиса права. Нужно подождать с увольнением. Еще дней шесть или семь. Пока все не завершится.

— Вы собираетесь оспаривать мое решение, Алена?

Буров недобро прищурился. Вот тут я почувствовала напряжение в полной мере, заныли затекшие мышцы. Оказывается, все это время я была натянута как струна в ожидании приговора. И вдруг поддержка со стороны, которую я не ждала. И новая надежда забрезжила, что получится все исправить.

— Василиса новенькая и неопытная, — заговорил и Максим. – В следующий раз будет гораздо внимательнее. Никогда не знаешь, к чему приведет тот или иной поступок заранее. И как сложится цепь событий в дальнейшем. Все, что не делается, к лучшему. Я в это верю. Это всегда срабатывало.

— Вообще, вероятность наступления события осталась той же, — произнес Глеб, что-то проверяя в планшете. – Ну, подросла на пару процентов пока. Это может быть погрешностью программы. Клиентка не придала значения словам Василисы. Считай, они улетели в пустоту. Это как ложный ход, который не повлиял на игру. Можно не замечать.

— Михаил, я тоже поначалу ошибалась. Вам ли не помнить?

Настя. Она тоже решила заступиться. Тут Ирина поднялась с диванчика, важно пригладила волосы, привлекая внимание. Выдержала паузу, явно решив высказаться по теме вопроса.

— Ответственность за проступки всегда надо нести в должной мере. Михаил прав.

— А мне все равно, — с усмешкой из-за своего стола добавила Елизавета Андреевна. – Я вот скоро уйду, а вы даже и не заметите. А ваша новенькая Василиса, если хотите знать, ленивая к офис-менеджерским делам, все боится перетрудиться. Пользы от нее будет мало. Молодая же. Я бы назначила штраф, а потом простила. Но вам решать, Михаил. Вы же главный тут.

— Значит, бунт? – спросил Буров, прищурившись.

Он обвел глазами сотрудников, задерживаясь на короткое время на каждом. Оценивал, что-то думал. Все молчали, глядя на него с интересом, а мне хотелось коллег расцеловать. Обнять, поблагодарить за поддержку. Алену, Глеба, Макса и Настю. Совсем чуть-чуть Елизавету Андреевну, что думала вперед о себе. Пивнова надеялась, что ее попросят остаться на рабочем месте, подчеркнула мою никчемность и тут же проявила лояльность. Чтобы ни с кем не поссориться.

Не ожидала, что они так заступятся. Это было приятно.

— Значит, бунт, — уже утвердительно произнес Буров с самодовольной улыбкой. – Ну, хорошо. Тогда я снимаю с себя всякое руководство пока еще нашей стажеркой, — потом повернулся ко мне: — В дело влезать не смей. Через шесть дней напишешь заявление и навсегда покинешь это место.

— Я не смогу сидеть без дела.

— Это уже не мои проблемы, — бросил Буров, а затем скрылся у себя в кабинете.

Он ушел, и сразу стало легче дышать. Будто небо разъяснилось, хотя за окном хмарило еще со вчерашнего дня. У меня появилась отсрочка, и от моих дальнейших действий будет зависеть не только судьба Алии и ее детей, но и моя судьба. Ну, или хотя бы работа в этом бюро, что для меня почему-то имело значение. Я не хотела отсюда уходить, будто чувствовала, что здесь моя жизнь, будущее, раскроются мои таланты.

Еще я не винила себя за свой не слишком умный поступок. Теперь, когда известен результат, понятно, что можно было и не рассказывать Алие о Тимуре. Но как получилось, так получилось. Нести ответственность за сделанное – это не бежать от проблем в слезах и обидах, не кричать, что виновата Алия, не захотевшая мне поверить, не винить обстоятельства или Бурова, что не оценил мой благородный порыв, а попытаться исправить ошибку. Я не собиралась просить прощения, извиняться, заниматься самобичеванием. Я намеревалась исправить положение, сделав от себя все зависящее. И знала, что Алена и Глеб, Макс и даже Настя мне в этом должны помочь, хоть и не обязаны. А пока…

— Спасибо вам за поддержку, — поблагодарила коллег. – Не знаю, что и сказать.

— Все течет, все меняется, Вася, — сказала Алена. – Проблемы перемелются, мука будет. Но нам пора и работать.

Ее слова стали сигналом, и спустя несколько минут в приемной никого не осталось. Кроме Елизаветы Андреевны.

Теперь я рада бы получить хоть какое-то задание, но во мне необходимость отпала. Тогда я села на диван. Что ж. Ждать, так ждать. Меня хватило на час. Куда-то уехал Максим, а за ним Настя. С собой меня не взяли. Я не просилась, мне не предлагали. Остальных беспокоить не хотела, да и что я могла им рассказать? Пожаловаться на то, что сглупила? Или на бессердечность Бурова? Или на неудачу? Нет. Жаловаться я не привыкла, как не привыкла и ныть.

Чтобы убить время, я спустилась вниз погулять по небольшим магазинчикам. В холле их было много, где продавали всякие мелочи полезные и не очень. Возле одной витрины остановилась. На меня смотрел зонт. Ну, в смысле, не зонт на меня, а я на него, но, кажется, мы друг в друга влюбились. Зонт мне поднял настроение. Дело в том, что он был… апельсиновым. Апельсиновая долька в разрезе, оранжево-желтая, как солнце, яркая, сочная. То, что надо для осени.

Пребывать в тоске и апатии сразу же расхотелось, появилась надежда. Что-нибудь обязательно придумается, а пока…

Незамедлительно нашла продавца, узнала цену и, немного поморщившись (все же цена кусалась), я стала счастливой обладательницей веселого зонта. Даже если я стану вновь безработной, хоть зонтик на память останется. Впереди будут дожди и ноябрь. Моделирование будущего начинается всегда с настоящего. Собирание пазлов из опыта прошлого тоже привносит свой вклад, но живу-то я здесь и сейчас. К черту плохое настроение! Апельсиновый зонт — то, что надо!

Когда все складывается не так, как хотелось

День 11

В десять утра Алия была уже в кабинете врача. С собой пришлось взять детей. Тимур снова задержался с работы, несмотря на ее предупреждение о том, что у нее будет обследование. Что-то у него не сложилось, так бывает, но это обстоятельство расстроило Алию, пополнив копилку обид и разочарований. Она снова отошла на второй план в интересах мужа, как это происходило с завидной регулярностью. И снова искала ему оправдания, стараясь не допускать гнетущие мысли о злосчастной, пропахшей тяжелыми духами, рубашке и о словах Василисы. Придуманных, глупых словах. Тимур просто хочет продвижения по службе, он осознает ответственность, которая увеличилась из-за будущего рождения сына. Поэтому все так и никак иначе.

Врач-мужчина в белом халате внимательно смотрел на Алию и детей, дружной гурьбой ввалившейся в его кабинет. На его лице отчетливо сквозила озабоченность, как у человека, которого вынуждают работать в неподходящих условиях. На самом деле, он думал о том, что придется быть повнимательнее. Дети могут его отвлекать.

Алия почему-то решила, что врач раздосадован присутствием маленьких детей на приеме. Будут мешать вести обследование, шалить, шуметь. Смогут ли высидеть полчаса? Алия понимала, чем вызвано недовольство врача, и виновато ему улыбнулась.

— Не с кем было оставить, — сказала Алия в оправдание. – Муж с работы вовремя не пришел. Они посидят тихо. Да, девочки?

Дочки жались друг к другу, пока еще испытывая страх и стеснение, и на это была надежда. Дети часто ведут себя тихо, пока чувствуют дискомфорт. Некоторого времени будет достаточно для того, чтобы провести обследование. Алия очень надеялась.

— Я взяла им планшет с мультфильмами, — произнесла она, вытаскивая из сумки то, что могло спасти ситуацию.

— Посадите их на те стулья, — распорядился врач. – Маргарита Борисовна, закройте дверь в кабинет на ключ и начинаем обследование.

Алия легла на кушетку, расстегнув платье так, чтобы открыть доступ к животу. Сегодня она выбрала особый наряд, похожий на халат с пуговицами по всей длине. Так можно было не раздеваться полностью, но открыть нужное место, спасти себя от ненужного стыда. И теперь тихо лежала. Сначала вздрогнула от прикосновения прохладного геля, а затем и от прикосновения датчика. Началось обследование, зазвучали цифры, которые медсестра методично вносила в компьютер.

— Слышите? Вот бьется сердечко, а вот сам плод, ручки, ножки, — рассказывал врач. – С ним все в порядке. Здоров. Не переживайте, мамаша.

— А пол? Вы можете мне сказать пол ребенка? Я очень-очень жду сына, — поделилась с ним Алия, отчего-то надеясь, что озвучив желание, приблизит его к реализации.

В какой-то момент ей стало нестерпимо страшно. Вдруг она поспешила, сказав Тимуру, что ждет сына, полагаясь на интуицию? Или на собственные предпочтения… Что если все будет совсем не так? Захотелось вернуть время вспять, но Алия тут же отринула мысли. Ей повезет, обязательно повезет.

— Пол? Пол мы не говорим. Таковы правила.

— Пожалуйста. Мне очень надо знать, — Алия стала упрашивать. – Мне все равно, будет сын или дочь. Не томите, пожалуйста.

— Ну… Хорошо, — подобрел врач и снова повел своим датчиком. – Девочка у вас, мамаша. Поздравляю. Скоро у вас будет дочка, а у ваших дочек сестричка.

— Дочка? Вы уверены, доктор? Вы уверены, что у меня девочка? Вы хорошо посмотрели?

Новость, как ледяной душ сначала ошпарила, потом повергла в стужу. Настолько, что голос врача звучал приглушенно, размыто. Алия чувствовала себя, будто в тумане, не желая до конца вникать в слова.

— Уверен. На девяносто процентов уверен. Я работаю с будущими мамашами вот уже пятнадцать лет. Так что даже не сомневайтесь. Прием окончен, выписку сейчас получите, передадите своей акушерке.

Свет померк в душе, жизнь померкла. Алия поднялась с кушетки, села, вытерла салфеткой прозрачный гель, машинально застегнула платье. За что она прогневала Всевышнего? Почему он с ней так поступает? Как теперь все рассказать Тимуру? Что он скажет, когда узнает, что вместо сына у них будет третья дочка?

Нет, она будет любить и дочку… Он любит детей. Всегда был ласков с Анелькой и Бибкой. Любить третью дочку будет Тимур. Но… На душе скребли кошки, хотелось плакать и плакать. Усиленно сдерживаясь от слез, Алия забрала выписку, покинула кабинет, как-то вяло поблагодарив и простившись, пошла по коридору на выход. Перед глазами все размывалось, но Алия старалась этого не замечать. Неожиданно споткнулась Бибка, наступив на распустившийся шнурок. Алия наклонилась к ней, перевязала ботинок, посмотрела на дочку. На вторую. Она их очень любила.

— Мам, ты плачешь?

— Все хорошо, маленькая. Я от радости. Это правда.

Анелька смотрела на нее с недоверием и интересом.

— У нас скоро будет сестричка? – слегка коверкая слова.

— Да, мои хорошие.

— Ты ее тоже любишь?

— Конечно, люблю.

— А мы пойдем играть с уткой? Пойдем?

Анеля намекала на детскую площадку с горкой в форме разноцветной утки. Веселая, красно-желто-зеленая она была любимицей всех детей. Её девочки хотели гулять, как это бывало обычно. Отказывать им не было смысла. Домой идти не хотелось, пока не улягутся чувства.

Алия вспомнила о Василисе, что могла бы ей позвонить, а потом отбросила и эту мысль. Не обязательно. Она справится и без этой женщины. Тем более, они обо всем говорили. Например, что ей делать, если придется с Тимуром развестись. Почему-то именно сейчас Алия задумалась вновь о разводе. Что если Тимур разозлится, сочтет ее слова враньем, что если ударит? Старые страхи вернулись, всколыхнув внутреннюю боль и усилив тревогу, а слов, чтобы себя успокоить, как назло не находилось. Тогда Алия решила воспользоваться планом Василисы и хотя бы все разузнать для собственного успокоения и большей уверенности.

На детской площадке было оживленно и весело. Пока девочки играли с другими детьми Алия звонила в фонд, занимавшийся противодействием бытовому насилию. На всякий случай. Проверить. Найти опору на случай, если будет серьезная ссора. Контакты ранее нашлись в интернете. Длинный гудок на горячей линии и на вызов ответили:

— Фонд помощи «Надежда». Меня зовут Анна. Чем могу помочь?

— Хочу уйти от мужа. Он надо мной издевается. У меня дети, сама я беременная и нам негде жить.

— Поясните подробнее. Как вас зовут? Сколько лет вашим детям? Какой у вас срок беременности?

— Алия. Девочкам четыре и два. Беременна. Срок одиннадцать-двенадцать недель.

— Вы можете приехать к нам, мы выделим комнату в убежище. Как раз освободилось место. Но для этого захватите с собой справки из больницы, где отражен физический ущерб, причиненный вам вашим мужем. Если есть справки с полиции, то их захватите тоже.

— У меня ничего этого нет. Меня муж не бил.

— Не бил? – удивилась девушка-оператор и устало спросила: – Тогда зачем вы нам звоните?

Девушке-оператору постоянно поступали звонки от женщин, мужчин, подростков, которым требовалась поддержка фонда. Причем с завидной частотой звонили попрошайки из тех, кому хотелось поживиться деньгами под прикрытием бытового насилия. Звонили беременные, старики, безработные, пьяные. Рассказывали свои истории. Жалостливые и часто трагичные. Потому от служащих фонда всегда требовалось отделить просящих на тех, кому фонд действительно мог помочь, от тех, кто в помощи не нуждался. Работа сложная, морально выматывающая слушать тяжелые истории, иногда в трубку плакали. Но фонд не мог всем помочь. На это просто не хватало ресурсов. Грантов выделялось мало, пожертвований еще меньше, в основном деньги требовались тем, чья жизнь уже висела на волоске. Гораздо хуже было все обстояло с моральным насилием. Такое доказать практически невозможно, даже если оно доведет свою жертву до самоубийства. Увы. Этот случай был как раз из этой категории.

— Он издевается надо мной морально. Унижает. Обесценивает. Иногда оскорбляет по-всякому. Вылил чай на меня, хватал за волосы. Мне тяжело с ним жить, я хочу развестись, а пожить негде.

— Извините, но если факт физического насилия не зафиксирован, то мы ничем не можем вам помочь...

— Но он тоже... занимается насилием.

— Моральное насилие трудно доказать, к сожалению, у нас нет никаких указаний для женщин, пострадавших от такой формы насилия. Извините.

— Значит, вы не поможете?

— Нет. К сожалению, нет. Позвоните в другие фонды.

Другие фонды, Алия позвонила в два, ответили подобным отказом. В одном объясняли, что моральное насилие не входит в их компетенцию. Если есть доказанные факты физического, тогда есть шанс на помощь. По-другому никак. В другом для нее не было места. Реальность оказалась удручающей. Ни одной из этих организаций ни Алия, ни ее дети были не нужны.

Оставьте свои телефоны, но мы ничего не обещаем. Обращайтесь за помощью к друзьям, родственникам, знакомым. Денег нет? Займите их у кого-нибудь. Работы нет? Найдите работу. Извините, нам жаль, но мы не можем помочь. Справляйтесь сами. Идите к психологу. Полюбите себя, наконец.

Алия чувствовала себя обманутой и очень грустной. Это тупик. Теперь при любых обстоятельствах ей придется терпеть и улыбаться Тимуру. Об обследовании она решила пока ему не говорить. Сначала они сходят к психологу в будущем месяце, получат одну консультацию. Может, две. Если повезет, значит, три. И когда часть проблем разрешится, тогда и расскажет, что у них родится очаровательная дочурка. А вдруг следующее обследование ультразвуком покажет, что врач ошибся? Пока время есть.

Домой Алия вернулась уже в хорошем настроении. Тимур был дома. Он спал, но проснулся, как только они зашли. Девчонки, наперебой галдя, как птенцы, сразу же бросились в комнату, побыстрее к любимым игрушкам. Алия зашла в ванную, помыть руки. Она стояла и смотрела на свое отражение, в котором вечно находила изъяны, когда в дверях появился Тимур, загородив собой узкий проход.

— У девочек будет сестричка? – спросил вдруг с ехидством.

Разочарование, скользнувшее в голосе, Тимур даже не скрыл. Внутри все похолодело. Алия молчала, продолжая смотреть себе в глаза. Боялась. Просто боялась посмотреть на мужа.

— Анеля рассказала, — добавил Тимур. — Что была у врача, он смотрел маме животик.

— Да, Тимур. Девочка. Думала, сын. Но, врач сказал. Но он, может, и ошибается. Врачи иногда ошибаются.

— Смешно, Алия, — уничижительно продолжил Тимур. — Ты даже не способна родить сына. Ты ни на что не способна. Не доучилась, не работаешь. Ты даже рожаешь одних баб. Никчемная глупая дура.

— Тимур! Как ты можешь говорить такое? Я не виновата!

— Я бы тебе сейчас как… — он запнулся на полуслове, будто осознав, что на грани. Смерил ее презрительным взглядом, — за вранье… Но живи. Я беременных теток не трогаю.

Тимур вышел из ванной комнаты, с шумом захлопнув дверь. По щекам Алии покатились горячие слезы. Она беременна, он ее пальцем не тронет, это стало понятно, но словами бьет больнее ножа. Колет, режет, вспарывает ей сердце и душу. Раз за разом. Мучает. Потом извиняется. Издевается над ее чувствами.

Вчера радовался прибавлению, а сегодня она никчемная дура. А ведь она, Алия, лучше всех читала в университете Гете и Есенина, ее приглашали на кружки литературы, она знает английский язык. С точными науками, да, у нее есть проблема. Но в остальном… Нет, она не глупая дура! Но он, ее любимый мужчина, считает ее таковой. Назвал теткой, а ей всего двадцать три. Она его младше на четыре года!

Алие было очень обидно. Все снова зашло в тупик. Она уже не знала, что думать. Во что верить. Где искать выход. Может, она сама разозлила Всевышнего сегодня, когда звонила в дурацкие фонды? Спугнула свою удачу и теперь ей пришло наказание? А ведь это идея Василисы была. Снова эта странная женщина! Не было бы ничего, не будь с ней знакомства. Худшим в жизни был тот самый день, когда они встретились в парке.

О тупике и невозможности что-либо изменить

Наступила суббота. Я гуляла по парку с Браксом. Неподалеку высилась многоэтажка, в которой жила Алия. Позавчера Буров меня уволил, но коллеги вступились и выторговали несколько дней. До события осталось два полных дня, не считая сегодняшнего.

Сюда я приехала утром, надеялась встретиться с Алией. Это была бы случайность. Я хотела извиниться перед ней, помириться, если получится. Пару раз ей звонила, писала в мессенджер, но абонент не отвечал. Наверное, она бросила мой номер в черный список и по-прежнему не хотела общаться.

В офисе остаток четверга и пятницу я слонялась без дела. Макс и Настя пропадали на выездах, Алена и Глеб ничего нового не сообщали. Ситуация почти стабильна, процент вероятности наступления события подрос на десять процентов, но еще находился в приемлемых границах. Эмоции Алии поддерживаются на привычном уровне.

Обида – восемьдесят пять процентов. Злость – тридцать. Растерянность – двадцать. Уныние – шестьдесят пять. На экране монитора я видела серые вспышки, перемешивающиеся с черными, красными. Реже желтыми, белыми.

Что-то происходило. Я это чувствовала, как затишье, которое всегда наступает перед свирепой бурей, как штиль на море за пару дней до сильнейшего шторма. Как паузу, за которой случится развязка.

Несколько раз я выходила в надпространство, искала там Алию, видела все тот же аят, который обвивал ее клешнями и высасывал жизненные силы. Так я видела, хоть и знала, что это люди добровольно все отдают, играя в игру этой матрицы. Управлять эмоциями чрезвычайно трудно, но возможно. Я видела, как справляются Буров и Макс, и намеревалась этому научиться. Не падать из крайности в крайность, не зацикливаться на обстоятельствах, а пока перетирала случившееся, пытаясь найти вариант.

Две ночи снился один и тот же сон. В этом сне я видела женщину в красном платье, стоящей на краю обрыва. Еще знала о порывах ветра, видела серость и черные тучи на небе. Тем ярче выделялось на этом фоне алое пятно. Дважды пыталась приблизиться к женщине, но никогда не успевала. Незнакомка падала вниз. Не нужно никаких сонников, чтобы понять, как я переживаю, что не могу больше влиять на события.

Зазвонил мобильный. Я вытащила его из рюкзака, с улыбкой отметив абонента. Звонила мама, моя кровинка, родной человек, скучавший по мне всегда. Мама жила в пригороде последние десять лет, раз в месяц я обычно наведывалась и проводила с родителями выходные. Знала, что им нужна и старалась отдать все тепло, получая в ответ не меньше.

— Как дела, доня?

— Прекрасно.

— А голос звучит так, что не очень, — скептично от мамы в ответ.

— Ты чувствуешь меня, как бы я не пыталась солгать, - констатировала с полуулыбкой.

— Второй день думаю о тебе, решила позвонить. От тебя все равно не дождешься.

— Обижаешься на меня за это?

— Нет, — спокойно ответила мама. — Я захотела тебя услышать, вот и позвонила сама. Ну, рассказывай. Что у тебя там стряслось? Меня не проведешь. Сны нехорошие снятся.

Что ж. И мне, Василисе Красиной, иногда нужен личный психолог. Нет, мама психологией не занималась, но была очень мудра, поэтому я с удовольствием рассказала ей о происходящем. Не слишком подробно, вряд ли бы она поняла что-либо о надпространстве, аятах, но пытаясь передать общий смысл. Что случилось в офисе, на работе. Рассказала о своей промашке, как не выполнила приказ начальства, поступив по-своему, о коллективе, кто вступился, а кто порадовался за будущее мое увольнение.

Я не боялась, что меня осудят. Именно сейчас, понимая, как это ценно, когда тебя просто слушают. Просто слушают, не укоряют, не вставляют важно, что надо было думать обо всем раньше. Мама не перебивала, а когда я закончила, произнесла:

— Знаешь. Может, ты и ошиблась, но с кем подобного не бывает? Все мы хороши. Что бы ты не натворила, я все равно тебя люблю больше всех. А люди… у них своя голова на плечах. И пусть несут ответственность за себя и за тех, чью они взяли на плечи. Найдешь другую работу, если здесь ничего не получится. Не в первый раз. Значит, не твое. Значит, другая дорога. А на следующих выходных приезжай. Сходим с тобой на речку, погуляем там. Устроим маленький осенний пикник. Бракса давно не видела. Он такой же слюнявый?

— Спасибо, мам, — я растрогалась. – Очень-очень тебя люблю.

— За что спасибо-то? За то, что тебя люблю и принимаю любой? И верю, что у тебя все получится? А если нет, то получится в другой раз? Ну же, Василя, улыбнись. Хватит киснуть.

Я улыбнулась, конечно же. Хмурый день стал светлее от маминого тепла. Поддержка близких, родных всегда имеет значение, и я в очередной раз в этом убедилась. Что бы не происходило, как бы не штормило вокруг, но если есть на кого опереться, кто подставит в нужное время плечо, считай, ты в королевах. Выплывешь из любой передряги и станешь в разы сильнее. Исправишь ошибки, добьешься большего. Главное, об этом помнить.

— Ну, что, Бракс? – бодро спросила я у собаки. — Поехали домой? Я замерзла. Алию мы так и не встретили. Значит, пока не судьба.

За два дня до трагедии

Алия стояла возле окна и смотрела на улицу. Раннее, совсем раннее утро. Сумерки. Серый дождь, серые насквозь промокшие тротуары, потемневшие от влаги стволы деревьев, превратившие осень в унылость. Запах сырости. Лужи, лужи, лужи. Много луж. Небо решило выплакать все свои слезы. Алие плакать не хотелось. Больше всего на свете ей хотелось сейчас умереть. Сдохнуть. Желательно быстро.

Кому она нужна с детьми? Никому.

Тимуру она не нужна! Как ей теперь жить без него?

Она столько терпела, не делала ему ничего плохого, всегда помогала! Она всегда была ему верной женой! И что получила взамен? За что он ее обманул? Просто взял и предал, бросив с детьми. Разве он ее любил? Ему понравилась другая баба. Красивее, моложе, без детей. Другая женщина для него веселее, умнее жены. Перед глазами появилась картинка, как Тимур ухаживает за другой, как ухаживал когда-то за ней. Цветы, подкупающее обаяние, улыбки, страстные объятья, прогулки по вечерам. Тоска пронзила мучительной болью, окатив с ног до головы. Теперь все это достается другой, и сколько времени он с ней встречается? Несправедливо. Ох, как несправедливо!

Да пусть он катится в ад! Она не даст ему наслаждаться жизнью. Он будет страдать. А вот она страдать не будет. Она не позволит себе мучиться, не позволит быть в груди этому тягучему чувству, рвущему ум и чувства на части. Будто внутри завелся яростный зверь, что рвет клыками и когтями все ее нежность, заботу. Ласку, внимание. Ее любовь. И любовь ее дочек.

А девчонки? За что им такое? Вырастут, встретят мужчин, которые их не заслуживают. Они повторят ее судьбу. Ведь дети всегда повторяют… Как жаль. Впрочем, есть выход. Она прекратит их мучения. Зачем им мучиться, зачем страдать, когда можно все быстро закончить? Этот мир не для них. Дрожащей рукой Алия вытерла со лба пот.

Тимур тоже не заслуживает детей. Их она ему не оставит. Нет и Нет. Он их любит? Так вот пусть умоется потом своей болью, когда поймет, что потерял. А потерял он любовь. И вот когда все поймет, то пусть живет со своей стюардессой, шляется по другим бабам, заводит новых детей. Если сможет. А он не сможет. Всю жизнь над ним будет висеть вина за то, что не смог сохранить счастье. За то, что пренебрег семьей в угоду похоти. За то, что не ценил.

Другого выхода нет и не будет. Несколько секунд мелькнут быстро, всего лишь один сильный удар. Слегка покачиваясь, будто выпила не меньше трех бокалов вина, Алия подошла к столу, достала чистый лист, ручку. Наклонилась и стала писать: «Я устала от жизни. В своей смерти никого не виню, но те, кто виноват, себя узнают. Простите».

Буквы прыгали из-под ручки, дрожали, плохо складываясь в корявые слова. Получалось криво, но Алия не замечала. Закончив, подошла к детским кроватям и разбудила девчонок. Взяла Бибку на руки, пытаясь подавить дрожь, Анельку за теплую ручку и повела к окну. Так всем будет лучше. Детям. Ей. Проблемы уйдут. А Тимур... Пусть мучается, как все эти годы страдала она. Она больше о нем думать не будет.

— Мы идем гулять? Гулять идем, да? – лепетала Анель, но Алия все решила. — Мам, тогда надо одеться…

***

Алена задыхалась от боли, набирая смс в рабочий чат. Вся сцена проигралась перед ее глазами как мрачный, реалистичный спектакль. Уход Тимура. Ступор Алии несколько долгих часов, вдруг огромный выброс энергии. Молчаливый и этим чудовищный. Осознание было внезапным. Затем падение фигурок. Одной, второй, третьей. Потрясенные соседи, что оказались на улице в этот злосчастный час. Крики, моросящий дождь, серое небо. Срочный вызов скорой, дурно громкие звуки сирены, подъезжающей к месту происшествия кареты. Констатация фактов людей в белых халатах:

— Женщина мертва. Старшая девочка тоже. Младшая еще дышит. Срочно в госпиталь. Даст Бог довезем.

— Состояние критическое, открытая черепно-мозговая. Поехали-поехали!

— Полицию вызвали?

— Вон они, заезжают во двор.

А до этого внезапный страх и финальная мысль, что «Все. Совсем все». Удар.

Алена плакала, не в силах справиться с эмоциями после видения. Время истекало, близился один из худших дней на работе, если ничего не изменится. Вероятность события поднялась до восьмидесяти четырех процентов. Это критически много.

Видеозапись стала настолько четкой, что Алена видела стеклянную пустую решимость в расширенных зрачках Алии, ее плотно поджатые губы, даже капельки пота, выступившие у нее на лице, учащенное дыхание, часто вздымающуюся женскую грудь, пьяную шаткую походку.

Алена будто слышала мысли жертв, читала по лицам эмоции. Эти чувства безысходности и эгоизма, подписавшие приговор не только себе, но и дочкам. Матери, всем родным, даже Тимуру.

Она видела искреннее любопытство на личике старшей дочки, когда ту поставили на подоконник. Испуг от случившегося после толчка. Девочка взмахнула руками и, толком ничего не поняв, закричала, начав падение. Сразу заплакала младшая, но даже это не стало для Алии остановкой. Потом она залезла на подоконник сама и, не раздумывая ни минуты, в слезах шагнула прямиком в пропасть. С шестнадцатого этажа.

Переходя грани, ч.1

Я влетела в кабинет к Алене первой. Фраза «Жду в офисе» была у нас кодовой. Мы договорились, что если вдруг что-то случится по делу Шурзиной, она позовет именно так. Почти белая, как мел, Алена, сидящая безвольно в кресле, откровенно меня напугала. Если бы не выразительный угрюмый взгляд, можно было подумать о худшем. Хотя, разве не худшие новости могут так довести человека? Всегда спокойного, но при этом весьма и весьма жизнерадостного. Поэтому я сразу же бросилась к Петровиченко с расспросами, надеясь оказать ей поддержку.

— Ты в порядке?

— Плохо. Видео слишком отчетливо. Я чувствовала боль Алии.

— Хочешь воды?

— Нет. Не нужно.

— Ведь еще ничего не случилось, да? И время есть. – Я говорила мягко, настойчиво, надеясь, что получится передать уверенность в лучшем, хоть немного успокоить коллегу. — Но почему? Алена, почему ты это испытываешь?

— Вот такая я особенная, — печально улыбнулась она. — Мне легче видеть надпространство в цветах и эмоциях. Кому-то легче в видениях, кому-то в цифрах.

— Почему ты терпишь такую боль? – я не понимала. — Ты ведь можешь и отказаться от такой нервной… работы.

— Могу. Но у каждого свой путь развития. Каждый из нас уникален. Все люди особенные. Все, без исключения. Но люди не замечают ни знаков, ни чудес вокруг себя, не хотят слушать и слышать. Ты готова, я готова, они нет. Поэтому так получается. Одни страдают, другие наблюдают за чужими страданиями. Мой путь лежит через чужие. Через них я осознаю, что моя жизнь прекрасна, что бы в ней не происходило. Как важно выбирать себя, не позволять себя унижать, как важно управлять своей жизнью, пока ей не стал управлять кто-то другой. Так я понимаю, что от жизни много не надо. Как прекрасно видеть синее небо, наслаждаться вкусной едой, общаться с людьми, которые меня понимают, поддерживают. Их очень не очень много, но все они настоящие. Как прекрасен ум и человеческое тепло в сочетании. Как здорово заниматься любимым делом, получая удовольствие от процесса.

Я внимательно слушала Петровиченко и понимала, что уже влюблена. В человека-стержень, человека-якорь, в человека, который умеет радоваться пустякам. Она была счастливой, наслаждаясь простыми мелодиями жизни, и этим притягивала. Я хотела с ней дружить, а после ее последних слов так особенно.

Едва Алена закончила, как пришли Настя и Макс, через пять минут влетел взъерошенный и распаленный новостями Глеб. Еще один сотрудник бюро, кому будущее открывалось быстрее всех остальных. Бурова не было, хотя сообщение пришло и ему. Долго ждать не стали, потому что шеф всегда появлялся вовремя. Если не пришел, значит, ему не нужно. А, может, все было банальнее: Михаил мог быть просто занят.

Мы приступили к работе. Сердце глухо стучало, когда я смотрела видеозапись, показывающую страшный фильм. Лицо Алии было четким, как и лица ее дочерей. На них читались эмоции. На последних минутах я закрыла глаза. Не смогла видеть их... на тротуаре. Испуганные лица немногочисленных свидетелей трагедии, что оказались в эти минуты на улице.

— Когда это произойдет? – спросила я, едва все прекратилось.

— Послезавтра. Утром. Между шестью и семью часами.

— Фу-у-ух, значит у нас время есть.

— Критическая черта. Причина: уход Тимура. У нас нет ничего, что может изменить вероятность.

— Так не бывает. Всегда можно что-то придумать.

— Но почему? Почему она это сделает?

— Я попробую объяснить, — ответила Кошкина Настя. – Возможно, Алия будет находиться в состоянии тяжелого аффекта после плохих новостей. Чувство отчаяния, безысходности может привести к неадекватным поступкам. Если в это острое состояние она включит не только себя, но и детей, а мы это видим в вероятности, то свершится полноценная трагедия.

— Это больше на психическое расстройство похоже. Причем тяжелое. Тут нужны психиатры, — произнес Максим. – Вызвать их незадолго до происшествия и пресечь вероятность на корню. Это вариант.

— Мы не имеем право вмешиваться так кардинально, Макс, — отвергла идею Настя. – Сколько раз мы это уже проходили? Нельзя влиять на чужие судьбы, нарушая свободу выбора даже тех, кто хочет наложить на себя руки. А жизнь в абьюзе — это не про психическое здоровье. Жертвы могут долго терпеть. Потом раз и срыв. Это когда «не могу больше». Такой точкой может стать что угодно. И ты это знаешь. Она не просто захочет убить себя, но убить в себе образ мужа, причинить ему вред. Если он любит детей, то может и через них побольнее ударить.

— Еще это могут быть какие-то таблетки, химия, — продолжал размышлять Макс. – Что вызовут этот аффект.

— Практически исключено, — ответил ему Глеб. – Я проверил все факторы. Нет никаких влияний мутабельных планет, звезд и жребиев.

— Но острое нарушение восприятия реальности у Алии произойдет, — высказалась я. – Нужно ее как-то вытащить из этой ямы. Нужно что-то, что даст ей сил. Нужна поддержка.

— Ты не в счет. Она тебя видеть не хочет, — с усмешкой произнесла Настя. – А ведь могла прийти к ней в последний момент.

Могла, но не судьба. И так бывает.

— А я знаю, что делать, — произнесла ответом Насте. – У меня есть план.

— Какой? – раздалось сразу три голоса.

Лишь Алена сидела молча, сложив руки перед собой, и внимательно слушала. У меня же созрела идея. Она зрела еще со вчерашнего дня, с разговора, который меня поддержал, расставил все точки над «i», определив настоящие ценности. Поэтому для меня было очевидным, что уж если кто и сможет сбить настрой Алии выброситься из окна, так это ее мать. Ее мама. Если будет говорить правильные вещи, если подарит любовь, напомнит дочке, что у нее есть защита несмотря ни на что.

— Я поговорю с ее мамой. Так чувствую. Эта женщина должна понять, что потеряет дочь, если не откажется от своих принципов.

— Это вариант, — произнес Макс. – Попытка не пытка. Могу тебя отвезти. Только надо знать, куда мы поедем.

— Найду адрес вам, — согласился с моим планом и Глеб.

— Я с вами, — присоединилась Настя. – А то без меня натворите дел, придется потом разгребать.

— Плохо же ты о нас думаешь!

— Я на всякий случай!

Единодушие коллег, принявших мой план, не могло не обрадовать. Взаимность, с которой они встретили мою идею, подняла настроение и уверенность, придала сил. Теперь точно справлюсь, найду рычаг, способ убедить мать, что ее дочка в ней нуждается как никогда.

Время на подготовку к поездке пролетело в мгновение. Спустя пятнадцать минут я и Настя уже сидели в машине Макса. Ехать предстояло в соседний район. Путь неблизкий, но за пару часов управимся. Глеб нашел фамилию, имя, отчество, адрес, и даже рассчитал вероятность, какое время будет благоприятным для встречи. Еще выяснил, что Гульмира Амиржанова – женщина строгих правил, жесткая, может быть вспыльчивой, но отходчивой. А еще она любит дочь, но особенно внучек.

По дороге в частный поселок мы разговаривали о том, какой линии поведения, каких настроений придерживаться с мамой Алии, что ей говорить, как себя вести, чтобы не усугубить все. Я рассказала все, что знала, частично подтверждая прогноз Глеба. И пусть знала я не так много, но семья Алии следовала строгим нравственным правилам. Они боялись осуждения, выглядеть плохо в глазах родственников и соседей, которых было у них очень много, как в любой восточной семье.

«BMW» Макса въехало в приятный уютный городок примерно без четверти двенадцать. Машина двигалась по дороге, с обеих сторон пролегли тенистые аллеи из тополей и вязов с наполовину облетевшей листвой. Газоны сплошь были усыпаны желтыми листьями, как золотистым покровом. Все мокрое – недавно тут прошел дождь. Дом за номером 15 находился за невысоким забором, спрятанным в старых кустарниках. Мы припарковались перед серой машиной. Меня смутили знакомые номера и, только выйдя из транспорта, я вдруг осознала, кто в машине водитель. Буров. Собственной персоной. Явился к дому родителей Алии раньше нас, но я точно знала, что ему никто не звонил. По крайней мере, при мне. Может быть, Глеб или Алена? И все же Буров сюда как-то слишком быстро приехал.

Переходя грани, ч.2

Дверь «Опеля» открылась, и начальник вышел на свет, на этот раз в деловом темном костюме. Внешний вид Бурова предназначен был внушать доверие у всех, с кем бы он имел разговор, ведь по одежке встречают. Вероятно, шеф успел заранее подготовиться к встрече, а, значит, мог что-то знать задолго до того, как мы приняли решение. Или он живет совсем рядом с родителями Шурзиной? Между тем, Буров обвел нас глазами, прищурился. Нельзя сказать, был ли он раздосадованным или, наоборот, обрадованным нашей инициативе. На его лице не отражалось эмоций, кроме удивления:

— Что вы тут делаете?

— Разговаривать пришли.

— Сделать еще хуже?

— Хуже некуда, Михаил, — почему-то я разозлилась. – Мама Алии единственная, кто может помочь ей в трудную минуту. Я это точно знаю. И пойду к ней. Даже не пытайтесь меня остановить!

Мой воинственный вид и настрой шефа явно повеселил. В серых глазах заплясали странные озорные искорки, которые Буров постарался скрыть. Но я заметила. Михаил повернулся к Максиму:

— Вы свободны. Дальше я справлюсь сам. Вот эту дамочку с собой возьму, — показал на меня, — если она пообещает держать язык за зубами. Пообещаешь?

Я поджала губы и задрала нос. Ничего не ответила, не кивнула. Если я без пяти минут уволена, а Буров снял с себя всю ответственность за мои действия и не имеет желания мне помогать, тогда что за такие расшаркивания?

— Но Михаил! – попыталась возразить Настя. Ее планы ломались.

— Я все сказал. Уезжайте, — отмахнулся от Кошкиной Буров. – Василиса. За мной!

Что? Я чуть-чуть не лопнула от возмущения. Это была моя идея! Я приехала сюда, готовилась по дороге, осмысливала что и как сказать. И «за мной»? За своим предводителем, как верная Санчо Панса? Сказать ничего не успела. Буров повернулся, прищурился. Недобро так, предупредительно. И мне расхотелось с ним спорить, воевать, что-то доказывать. Главное, что есть шанс изменить вероятность, вот им как раз и надо воспользоваться. Все остальное мишура и гордыня, и я с улыбкой кивнула, поборов в себе желание противоречить, и встретила одобряющий взгляд. И почему-то обрадовалась. Мне хотелось Бурову нравиться.

Дальше были короткий путь по дорожке из выщербленной временем плитке, небольшое крыльцо дома со ступеньками, дверной звонок и ожидание, когда нам откроют. Наконец, тяжелые шаги, слышимые даже нами, и неизбежная встреча.

Нас встретила женщина немолодая, невысокая, но при этом дородная. Крупные черты лица, густые черные волосы, зачесанные в тугую гульку, властный взгляд и портрет, данный Глебом сложился. Она. Это Гульмира. Женщина сурово осмотрела нас, ее черные брови сошлись на переносице, в глазах мелькнула досада.

— Мне не нужно чистить ковры! – недовольно сказала она. — Никаких рекламных акций не нужно! Ни фильтров для воды, ни пылесосов. И кастрюли у меня есть. Книги тоже. Ни в какие кружки записываться не собираюсь. И передайте об этом своим! Нечего ко мне ходить!

Она закончила, наслаждаясь впечатлением, которое произвела. Еще бы! Мы явились к ней без приглашения, в ее картинке мира собрались что-то навязывать. Судя по возмущенной тираде, она так давно и успешно отпугивала всех непрошенных рекламных агентов, но Буров ее разочаровал:

— Мы хотели поговорить об Алие. Вашей дочери.

— Алие? А что вам Алия? – тут же насторожилась она. – Она здесь не живет. Она замужем.

— Позвольте представиться. Я – Буров Михаил, следователь отдела И эС, вот мое удостоверение, — Михаил протянул откуда-то взявшуюся у него красную корочку, распахнул ее, показал, разворот. – Нам нужно с вами поговорить.

— Что еще за отдел И эС? Что натворила Алия? Вы заставляете меня нервничать, а у меня слабое сердце.

— Это моя помощница. Красина. Она учится, поэтому понаблюдает, — представил меня Буров, не обращая внимания на вопросы Гульмиры. – Пригласите нас в дом. Там и поговорим.

— Заходите.

Любопытство и страх сделали свое дело. Амиржанова уступила, распахнув шире дверь. Вероятно, ее еще смутила самоуверенность Бурова, с какой он напросился в дом. От него веяло не просто спокойствием, его флер на тот момент объявлял, что приехал он к ней с делом предельной важности и свое время на пустяки тратить не будет. От слова «совсем». Ну вот и как ему отказать?

Расположились мы в холле. Там стоял небольшой, но уютный диван, пара кресел, журнальный столик. Еще были напольные вазы с цветами, на стенах картины с пейзажами. В основном степи, горы, лошади, красивые белые юрты, маячками возвышавшиеся среди зеленых и желтых пятен. Над небольшим камином висел музыкальный инструмент, похожий на небольшую гитару, но с гораздо меньшим количеством струн. В доме пахло почему-то полынью, аромат горьковатый и терпкий был насыщенным, но не раздражал. Здесь любили жечь благовония.

Гульмира перешла сразу к делу, как только пришла в себя от нашей настойчивости, и собралась с мыслями.

— Что это за отдел И эС?

— Секретный отдел по изменению судеб.

— Никогда о таком не слышала. Ну что ж. Рассказывайте, что натворила Алия.

— Прежде всего ответьте на мой вопрос. Вы хотите помочь вашей дочери?

— Конечно. Я всегда ей помогу. Я же мать! – важно произнесла Амиржанова. – Ну и? Что натворила Алия?

— Натворит, — ответил ей Буров. – Если вы не отбросите несколько своих убеждений.

— Вы о чем?

— Это связано с вашими традициями. Например, одна из них гласит, что развод – это плохо. Так вот. Она устарела. Пора ее заменить.

— Традиции – это важно, – живо возразила Гульмира. — Я жила с мужем, пока он не умер. Моя мама жила. Моя бабушка жила. Разводиться в нашей семье уят. Перечить мужу уят. Ругаться прилюдно нельзя. Стыдно это. Вы понимаете? Люди все видят. Делают мнение. Хорошая ли мать, что детей воспитала. Хорошая ли хозяйка, жена. А жить в семье надо дружно. Дети должны жить с папой и мамой. Как людям объяснить, почему ушел отец? Поэтому женщина должна быть покладистой. Муж всегда главный в семье. А мы все выросли хорошими людьми. Все дожили до старости. Уважаем родителей, дедушек, бабушек.

— Против уважения к родителям ничего не имею, — согласился Буров. — Я говорю о разводах и вашем отношении к ним. Дело не в том, что вам нравится эта традиция, а в том, что вам чье-то чужое мнение важнее счастья собственной дочери. Вы важно, что люди скажут. Это главная правда.

— Почему это чужое? Соседи разве чужие? Родственники разве чужие?

— Дочь вам ближе по крови. Разве не так?

— Так, но… Это ничего не меняет, — упорно твердила о своем мама Шурзиной. – Благодаря традициям наш род пользуется большим уважением.

— Алия должна жить с мужем, который ее угнетает? – не выдержала я, вызвав на себя недовольный взгляд Бурова.

— Что значит угнетает?

— Он оскорбляет вашу дочь, мучает ее. Унижает, обесценивает ее достижения, — заговорила я с жаром. — Он насильник. Он морально ее уничтожает, а ваша дочь от него оторваться не может. Потому что больна и зависима. Есть опасность, что Тимур перейдет грань и начнет бить вашу девочку. Какая женщина заслуживает плохого к себе отношения? Или это месть ваших женщин? Если было плохо и трудно вам, то пусть будет плохо и трудно дочерям или снохам? Любой человек не должен подвергаться насилию. Никто. А Алия подвергается.

— Мне бы Алия рассказала, — скептично ответила Гульмира, приподняв левую бровь. — Она от меня ничего не скрывает.

— Не скрывают от тех, от кого получают поддержку. Вы ей давали поддержку?

— Конечно. Всегда.

На это я не нашлась что сказать, растерялась. Слепая самоуверенность этой женщины в собственной правоте была настолько чудовищной, что аргументы легко разбивались о стену из выстроенных убеждений. Если человек не хочет слышать, то хоть сколько ему не говори, все попытки окажутся бесполезными. Поток моих аргументов иссяк, требовалось собраться с мыслями, но Буров все-таки пришел мне на помощь:

— Она хоть раз говорила вам, что хочет развестись?

— Говорила.

— А вы?

— Запретила, конечно.

— Это ваша поддержка? – съехидничала я, не удержавшись. – Недавно Алия плакала целый вечер после разговора с вами. Даже если она и захотела бы от мужа уйти, но ей некуда.

— А вы откуда все знаете?

— Мы общались с ней. Она рассказала, что чувствует себя одинокой. Ее родная мать не принимает, потому что мнение соседей важнее. Те, кто вас по-настоящему любят, всегда найдут вам оправдания, а кто не любит – всегда найдет над чем посмеяться и что в вас и у вас обсудить. А вот вашей дочке, Алие, нужна ваша помощь.

По насупившемуся виду становилось ясно, что откровенный разговор Гульмиру уже раздражал. Она хотела его побыстрее закончить, поэтому ерзала на диванчике, не находя себе места, и все поглядывала на настенные часы. Единственное, что ее сдерживало, так это интрига. Она не знала до конца, с чем мы пожаловали.

— Что вы от меня хотите?

— Дайте вашей дочери настоящую поддержку. Плевать на соседей. Алия глубоко несчастна и находится на грани срыва. Если ее не поддержать, произойдет непоправимое.

— Например?

— Выбросится из окна вместе с детьми, — обыденным тоном произнес Буров. — А она, между прочим, беременна.

— Что вы несете за чушь? – вспылила Гульмира. — Вы вообще кто такие? Откуда знаете? Вы что пророки какие-то? Что вам такое известно, что неизвестно Всевышнему? Освободите мой дом сейчас же! Будут меня еще поучать какие-то неизвестные люди!

Мать Алии вышла из себя. Вскочила с дивана, поставила руки в боки в оборонительной позе. Крылья ее носа трепетали, настолько она была возмущена, глаза потемнели от злости. Выглядела она точно фурия. И вот тогда я поняла, что происходит с людьми, когда они слышат то, что им не нравится. Последняя капля упала, и чаша терпения переполнилась. Гульмира нам не верила, не хотела. Отчасти я ее хорошо понимала. Пришли какие-то незнакомцы, объявили страшный прогноз, суля семье боль и страдания. Еще и поучают, обесценивая весь ее прошлый опыт. Попробуй, измени свои взгляды? Мой план становился провальным с каждой секундой, пребывания здесь.

— Она сделает это завтра, — неожиданно солгал Буров. — Если вы ее не поддержите. Будете потом жалеть. Но вернуть ничего не получится.

— Не желаю ничего слышать. Бред. Кто вы вообще такие?!

— Мы сотрудники отдела И эС, — спокойно ответил Буров. – Я уже представлялся. А вы останетесь без дочери, если будете упертой, как ослица. И мой вам совет на прощание. Постарайтесь хорошенько подумать, что важнее. Счастье и безопасность вашей дочери и внучек, а у Алии родится девочка, или ваш любимый уят.

— Выметайтесь из моего дома, иначе вызову полицию! – прорычала Гульмира. – Вы решили от меня денег срубить? Отвести от моей семьи порчу? Проклятье? А не дождетесь, понятно?!

— Мы уходим, — согласился с ней Михаил. – Василиса за мной. А вы, госпожа Амиржанова, прежде чем забудете о нашем разговоре, сначала вернетесь на кухню, а там увидите, что ваша любимая кошка съела мясо с тарелки, что вы положили себе на обед перед нашим приходом. Не ругайте ее сильно. Она была очень голодной, и любит вас безусловной любовью, не обращая внимание на то, что ей говорят о вас чужие псы и коты, которых вы гоняете всякий раз на прогулке.

— Что вы такое…

— Позвоните Алие. Дайте ей тепло и поддержку. И свободу решать, что делать с браком и мужем. Это не так уж и сложно.

Последние слова были сказаны женщине с покрасневшим от злости лицом. Она была настолько в ярости, что начала задыхаться. Но был в ее эмоциях плюс — неравнодушие к дочери. Гульмира пылко отреагировала, как только узнала о предстоящей трагедии. Конечно же, не поверила, посчитав нас за шарлатанов, решивших заработать деньжат.

Буров вел меня по дорожке, вслед нам раздавались ругательства. Мать Алии изрыгала их, словно в ней проснулся вулкан, и я не понимала, что с ней происходит. Как только я села в машину, то сразу спросила начальство:

— Что с Гульмирой? Неужели она настолько испугалась за дочь?

— Люди терпеть не могут, когда им приходится что-то решать против собственных принципов. Ее мир, ее правда сейчас рушатся. Это будет происходить, когда она зайдет на кухню и увидит там пустую тарелку и кошку с куском мяса на подоконнике. Потом, если позвонит Алие, то узнает, что у нее скоро родится третья внучка. Когда узнает, что о поле ребенка Алия никому не рассказывала, ей придется принять решение. Поверить мне или нет, и взять на себя всю ответственность.

— Но вы же вмешались кардинально в судьбу этой женщины! Вы запретили мне вмешательство, а сами?! Это же… Лицемерно! Делать то, что запрещаете другим!

Буров смотрел на меня, чуть приподняв густые брови. Он улыбался, в серых глазах плясали бесенята, подсказавшие мне, что я прямо сейчас проиграла, не успев с ним даже сразиться. Где-то был подвох, но его причина неуловимо ускользала от моего понимания.

— И, заметь, я сделал это без предъявления доказательств. Как и ты. Разница в том, что ты пыталась донести до Алии то, что уже свершилось, я же рассказал о возможной вероятности будущего.

— А разница в чем?

— Нет особо разницы, если так разобраться. У любого человека появляется выбор поверить или нет. Этот выбор появился сейчас и у Амиржановой.

— Вы только что подтвердили свои двойные стандарты, Михаил!

— Давай теперь разберемся, — довольно продолжил Буров. — Перед тем, как рассказать, я спросил: готова ли она помочь своей дочери. Гульмира ответила согласием. Свобода выбора была не нарушена. А вот ты? Подтвердила согласие Алии в реальном мире, прежде чем рассказала ей об измене?

Пришлось напрячь мозг и повспоминать. Только в надпространстве девушка в алом шептала мне: «Помоги». В день знакомства я сказала Алие, что она согласилась на что-то. А вот на что я ей так и не ответила. Все так и осталось туманным. Но разве Шурзина давала согласие? Нет. Как такового, согласия не было. И этой темы больше мы не касались. Я лишь слушала и поддерживала Алию. Не больше. Выходит, Буров прав. Всего лишь маленький нюанс, который показал разницу наших поступков.

— Ты настояла на помощи, когда рассказала Алие об измене, а, по сути, проявила насилие. Это называется догнать и причинить добро, Василиса, — с усмешкой продолжил шеф. – Нарушила главный принцип работы бюро. Я же мать Алии в начале беседы спросил, готова ли она помочь своей дочери? Теперь у нее есть выбор и информация. От нее зависит, как она ей распорядится.

— Если бы она знала, о чем ей расскажут… И согласие окажется фикцией.

— Думать надо на будущее перед тем, как даешь согласие на что бы то ни было. При необходимости уточнять. Например, какого характера будет информация, кто люди, что ее предоставляют. А не так бездумно соглашаться на авантюру. Каждый учится на своих ошибках и несет ответственность за свои решения. Впредь она будет внимательнее.

Мой последний аргумент превратился в хлам, разлетевшись от несостоятельности. С одной стороны, не хотела бы я оказаться на месте Гульмиры сейчас. Но, как знать? Если сделать правильный выбор, то с другой стороны, посещение Бурова станет благом при условии, что это спасет жизни близких.

И все же я проиграла. Придется признать поражение. Не права, еще и шефа обвинила в двойных стандартах, нарушила принцип работы бюро.

— Простите, Михаил. Была не права…

И заслуживаю увольнения, как никогда. Мало того, что ослушалась, так еще и вон что устроила… И Бурова обозвала лицемером. Уф… Ошибка за ошибкой. Да что же происходит такое?

— Поехали. Подброшу тебя до дома. А ты подумай, как благие дела могут превратиться в насилие. В будущем тебе пригодится, если хочешь жить в равновесии.

Я вздохнула. Это тоже был мой урок.

О ненастоящей любви, но выдаваемой себя за такую, ч.1

День 13

Тимура не было, он снова задерживался с работы. Алия не находила себе места. В последнее время ей казалось, что муж не хочет бывать дома и находит любые возможности, чтобы только ее не видеть. Она уже не знала каким ужом извернуться, чтобы ему угодить, но все было тщетно. Все, во что она верила, все, чему ее учили, переставало работать. Почти все время Тимур пребывал в раздраженном состоянии и оно, кажется, только нарастало. Рассказывать о проблемах ей он тоже не хотел. Но Алие всего-то хотелось его любви, на которую она могла претендовать по законному праву. По праву его жены.

А по ночам, в своих снах Алия барахталась в грязной тине, желая выплыть на твердый берег, но чем сильнее стремилась к цели, тем хуже у нее получалось. Берег отдалялся, болото тянуло вниз, вызывая страх и страдания. Просыпалась всегда с чувством глубокой тоски. Она любила Тимура, его энергию, эмоциональность, восхищалась им и ждала. Не видела жизни без него, а он…

Он отдалился от нее после того злосчастного разговора, когда узнал, что у них родится третья девчонка. Вспоминала его лицо и презрение. В такие моменты Алия почти ненавидела плод, но одергивала себя, сгорая от стыда и неприязни к себе такой. Злой и бессердечной. Не родившийся ребенок не виноват в том, что происходит. Тогда она просила у двенадцати недельной дочки прощения и плакала, прячась в ванной, а потом, глядя на Анельку и Бибку, все думала, думала… Что если им достанется ее судьба? Жить с любимым мужем, терпеть. А если муж будет таким, как Тимур? А если хуже? Нет, она не хотела, чтобы ее дети страдали, она хотела их видеть счастливыми.

И она никогда не скажет им, что разводиться – уят. Всегда их поддержит. Но хотела ли сама, Алия, развестись? Да, хотела, когда вспоминала, как плохо Тимур поступал. И не хотела, потому что тонула в своей любви. К нему. Единственному, но такому сложному мужчине, замену которому не найти. Алия и не хотела пытаться, погибая в любимом до самых кончиков своих волос, до каждой мысли.

Когда в прихожей зазвучал мобильный, Алия бросилась к нему, в надежде, что это Тимур, и тут же разочаровалась. Не он. Звонила Маша. Подружка. Минуты две думала отвечать или нет, но все же решилась, чтобы хоть немного отвлечься. Так время быстрее пройдет.

— Привет, Алия, — голос Климовой звучал бодро и весело. – У меня для тебя новость хорошая.

— Вот как?

Слабая искорка интереса мелькнула и тут же погасла. Но раз уж ответила на вызов, то придется выслушать бывшую сокурсницу. Что хорошего может ей принести Маша? Рассказать о том, как кто-то из группы женился или вышел замуж? Родил второго ребенка? Купил квартиру, машину? Встретил любовь? Для Алии это все было скучным. Она все равно ни с кем не общалась, а даже если бы и хотела, то вряд ли бы разрешил муж. И все же Алия слушала.

— В школе, где я работаю, ну, ты знаешь, появились вакансии. Работать можно на удаленке по интернету. Нам нужен сейчас переводчик, и я сразу подумала о тебе. Что ты можешь взять подработку в любом объеме. Платить будут неплохо. По рыночным ставкам. Как тебе новость, а?

Алия улыбнулась, настроение слегка поднялось. Неожиданное предложение Маши оказалось сюрпризом. Вот уж чего Алия не ожидала, так это предложения о подработке, что Маша вспомнит о ней, как только появилась вакансия. Придет Тимур и узнает, что его жена перестанет сидеть на его шее. От нее будет больше пользы, чем от домохозяйки с детьми, а если будет хорошо зарабатывать, то можно нанять и няню. И дети будут под присмотром, и няня, и время будет свободное. Это, правда, хорошая новость!

— Хорошая.

— Скину тебе сейчас контакты коллеги. Она занимается приемом на работу. Скажешь, что от меня. Я ее предупредила. Твой уровень языка я знаю, поэтому на отсутствие диплома они закроют глаза. Но пару текстов дадут и проверят. Так что готовься. И позвони ей в ближайшие пару дней. Чем раньше, тем лучше.

— Всегда готова. Только с Тимуром поговорю.

— Как ты? В порядке?

— Уже да, Маша. Спасибо большое.

Разговор с Климовой оказался лучом, разрезавшим осеннюю хмурость. Вот казалось, тучи, тучи, даже днем от них темно, скоро будет холодный буран, и вдруг внезапный просвет. Он-то возродил в Алие надежду, что все поменяется скоро. Она начнет работать, и Тимур поймет, что она не глупая, не дура и чего-то стоит. Пританцовывая от радости, Алия прошла в комнату к дочкам, посидела с ними чуть-чуть, на ходу придумав им новую игру, создав из кубиков целый дворец. Пусть учатся фантазировать, наполнят дом мебелью из чего-нибудь, поселят в нем маленьких кукол.

Алия бросила на часы взгляд. Почти двенадцать. Снова встрепенулся мобильный, зазвенел, раскатившись веселой трелью неизвестного абонента. Тревога за Тимура и любопытство подстегнули быстрее ответить на вызов.

— Слушаю.

— Вы — Алия, да?

Приятный женский голос казался скучающим. Незнакомым он был.

— Да.

— Жена Тимура?

— Да.

— Он вас не любит, Алия, — сухо заявил голос, — отпустите уже мужчину. Он вас не сделает счастливой.

— Кто это со мной говорит? – спросила Алия, почувствовав, как в груди стало рассыпаться от боли ее обиженное, разбитое сердце. – Что вам нужно?

— Ты еще и тупенькая? Не понимаешь с первого раза? Бедный, бедный Тимур… Неудивительно, что он встречается с Алькой… Алина умнее и красивее тебя.

Вызов сбросили. Алия лихорадочно перезвонила, желая лучше во всем разобраться, но в трубке ей сообщили, что номера не существует. Случившийся разговор в одночасье превратился в пустынный мираж, растворившийся перед глазами, но при этом остался реальностью. Только несуществующий номер в книжке вызовов и чуть больше минуты разговора – вот и все доказательства. В сумме информация о Тимуре и оскорбления какой-то шалавы. Конечно, шалавы! Ее муж видный мужчина! Недоброжелателей, завистниц, охотниц за чужим счастьем в жизни хоть отбавляй. Вот и до нее добрались. Алия бросила мобильный на стол, будто он жег руку ядом. Брезгливо, с нежеланием его больше касаться, чтобы еще что-нибудь не услышать.

Но как бы она не старалась выбросить из головы чужую признание-просьбу, в памяти всплыли слова Василисы. Она говорила ей, что Тимур изменяет. Лгала? И вдруг этот звонок…. Он может быть происками ее врагов, тех, кто хочет разрушить семью. А что если у Тимура всё-таки есть другая женщина?

Рубашка с запахом, задержки на работе. С каждой неделей все дольше и дольше. Время почти час дня, а Тимур до сих пор не приехал. И попробуй только на него надави! Сразу же устроит скандал. Он мужчина, не ее женские дела лезть в его жизнь, не доверять. Деньги приносит, девочек любит, с ней тоже спит. Что ей еще надо?

Оставшееся время до прихода мужа Алия чувствовала себя как на иголках, но, когда домой вернулся Тимур, промолчала. Не нашла в себе сил говорить. Встретила, будто ничего не случилось, хотя внутри все кипело. Накормила мужа обедом, убрала в стирку одежду, потом занималась английским. Дети спали, Алия читала книгу, пытаясь понять, насколько сильна в своих навыках и ничего не забыла. Сосредоточиться получалось с трудом из-за мыслей, к которым она возвращалась и возвращалась. Кто такая Алина-Алька? Сколько наглости звучало в словах «Отпустите уже мужчину», но еще больше в утверждении, что Тимур ее разлюбил.

К вечеру мучения Алии стали невыносимыми. Тимур играл с дочками, расположившись прямо на полу, рассказывал им детскую сказку:

— Сарсембай притаился, но сквозь маленькую щелочку видел все, что творилось в юрте. Широко распахнулась двери, и в юрту ввалилось красногубое чудище – страшная Жалмауыз-Кемпир. Нос у нее крючком, космы торчком, зубы оскалена, как у волчицы…

Девочки сидели, чуть дыша, внимательно слушая. Алия же спорила сама с собой. Ну не может мужчина, так любящий своих дочерей, так плохо к ней относиться! Она же мать, его жена. Просто Тимур хотел сына, поверил ей, а теперь ему нужно время, чтобы успокоиться. Так бывает. Но что тогда за Алька? Почему Василиса сказала, что Тимур изменяет, но доказательств дать не смогла? А рубашка… На служебном пиджаке оказался чужой платок. В подсобке было жарко, потому и пиджак бросил. Мог ли Тимур ей соврать? Да или нет? Она никогда не была у него на работе.

О ненастоящей любви, но выдаваемой себя за такую, ч.2

Тимур бросил на нее пару взглядов, а когда закончил сказку, то подошел к Алие. Он видел ее нервозность, отметил и неприступное молчание, с которым она встретила его со службы. На этот раз он, действительно, задержался. Один из сменщиков не вышел вовремя, поэтому пришлось отрабатывать. Алия молчала, пока занималась домашними делами. Молчала, наблюдая за тем, как он играет с детьми. Что-то с ней происходило. Его жена чем-то терзалась, и Тимур намеревался это узнать. Алия уже достаточно наказана за то, что натрепала про сына. В следующий раз будет думать, что говорить, не владея всей информацией. Ее попытка манипулировать им не удалась, и теперь она знала, что лучше с ним так не шутить. Будет чревато всегда.

— Нам надо поговорить, — произнес он. — На кухне.

Тимур знал, что его слово – закон, а жена должна быть послушна. Так завелось в их семьях уже очень давно. Алия испуганно взглянула на него, но опять ничего не сказала. Прошла вперед. Он шел за ней, отмечая, что, несмотря на беременность, лишний вес жена не набрала. Пока еще тонкая талия, и те же роскошные бедра, которые ему так понравились. Внезапно появилось желание, которое он подавил. Если он сейчас полезет к ней с ласками, то ничего не узнает. Да и усталость давала о себе знать. Пожалуй, романтику можно отложить и на утро.

— Рассказывай, Алия. Почему ты сегодня весь день молчишь?

— Тебе это, правда, интересно?

— Было бы не интересно, не спрашивал.

Алия чуть замешкалась, ее лицо посветлело.

— Мария звонила, — заговорила жена. – Нашлась работа для меня. На дому. Буду переводить тексты. Обещают хорошо платить. Ты же не против?

Тимур не был против. Он мог бы возразить, показав свою власть в этом доме и кто деньги тут зарабатывает, но на этот раз решил быть милосердным. Лишние деньги не повредят, Алия будет занята делом, ей будет некогда думать всякую ерунду о его отношении к ней, о задержках с работы. Они, вероятно, будут еще продолжаться. Поэтому Тимур кивнул.

— Это хорошая новость. Почему сразу не рассказала? Молчала весь день. Боялась, что откажу?

— Не знала, как ты отнесешься, — ответила Алия, но напряжение в ней совсем не спало. Скорее, оно даже усилилось, оставляя за кулисами то, ради чего Тимур и затеял весь разговор.

— Можешь не работать, если не хочешь. Мне начальник сегодня сказал, когда узнал о третьем ребенке, что в следующем месяце Коваль уходит, а это значит им потребуется новый начальник смены. Могут дать повышение. Денег нам хватит.

— Хорошо…

Алия согласилась с Тимуром, а в голове бешено заколотились тоненькие молоточки, преследуя неотвязно, назойливо… Нам. Кому нам? Семье? Любовнице? Он ее любит? Неужели он изменяет? Она умнее и красивее, у нее нет детей, и она может подарить ему сына. Традициями их родов не возбраняется заводить токал. Младшую жену, с которой расписываться не обязательно, достаточно ее содержать. Потому и работать разрешил так легко. Так больше денег другой достанется.

Ее тревожность не укрылась от Тимура. Это были далеко не все новости, которые сообщила жена. Слишком хорошо он ее знал. Опять себе придумала что-то из-за задержки на службе. Тимур терпеть не мог выяснять отношения. Это было чертовски неприятно чувствовать себя виноватым, поэтому он всегда старался или уходить от ответов, не всегда сдерживаясь в поведении. Алия же была мастерицей что-то для себя выяснять, сомневаться, все время ей чувств не хватало, все требовала доказательств, что он ее любит и ценит. Тянуть резину она могла бы долго, поэтому Тимур решил узнать все нахрапом.

— Ну, что еще, Алия?

— Ничего…

— Да что с тобой происходит?! – раздраженно спросил. — Почему я должен из тебя вытягивать по одному слову?

И Алия разозлилась. Напряжение, копившееся весь день, достигло пика из-за реакции мужа. Она снова его раздражала, Тимур от нее что-то скрывал. Злость прорвалось горькой искренностью, той правдой, что всячески отодвигалась от принятия. Была не была. Иначе она просто сойдет с ума, мучая себя домыслами и догадками. Пусть он ей ответит, найдет слова оправданий или сообщит горькую правду.

— Кто такая Алина, Тимур?

— Что? – опешил он.

— Кто такая Алина? Она умнее и красивее меня? Отпустить тебя к ней просили. Сказали, что ты ее любишь. Мне сегодня звонили. Какая-то женщина.

— Что ты несешь?

— А еще рубашка пропахла насквозь. До сих пор не отстиралась. Духами женскими пахнет, будто вылили на нее целый флакон. Твои задержки с работы. И Василиса сказала…

— Василиса? – Тимур зацепился за что-то, что давало фундамент. Вопросы жены выбили почву из-под его ног. Ему нужно было время собраться, привести в порядок мысли, эмоции. — Ты общаешься с той сумасшедшей?

— Не общаюсь. Я ей не поверила тогда. Мы поссорились. А теперь…

— Что «а теперь», Алия?

И всё-таки он почувствовал себя виноватым, и эти ощущения ему крайне не нравились. Жена для него делала все, а он ведет себя с ней отвратительно. Понимание разницы угнетало, как и ее собачья преданность. Больше всего на свете ему хотелось прекратить этот неприятный разговор, увидеть вновь ее любящий флер, нежные другие эмоции. Хотелось ничего не доказывать, ничего не объяснять, делать то, что он любит, к чему привык, и не слышать упреков, нытья, не видеть слез. Но ее взгляд и молчание, бледное, как мел, лицо загоняли в угол.

И Тимур рассвирепел от бессилия. Признаваться в измене он не хотел. Разрушать семью тоже. А вот жену следовало проучить, чтобы впредь не верила всякой шушере, что пытается ее вразумить. Что рубашка, что слова сумасшедшей, что какой-то звонок, который можно списать на врагов, желающих ему все испортить, вовсе не доказательства.

А вот Алия пусть подумает, как доверять кому попало, когда окажется сама в условиях, что ее бросил муж. Придуманный план выглядел идеальным. Все равно она никуда не денется, не уедет, по традициям развод — это уят, зато на будущее станет покладистее. Посидит пару дней без него, быстро все переоценит.

— Значит, я тебе изменяю? – наехал он.

— Разве нет?

— Ты веришь в чушь! Ну что ж, жена. Верь. Пусть так и будет. Только верь без меня, — говорил он отрывисто, бросая сухо слова. — Мне такая жена не нужна. Детей я себе заберу, а ты можешь собирать свои вещи и валить к своей маме. Ты меня не заслуживаешь!

— Это ты меня не заслуживаешь! – психанула в ответ Алия. Вся обида за несколько лет поднялась в груди, чтобы выплеснуться из нее первой правдой, следом за ней и второй: — Ты мне врал. Все время врал!

Его слова не убедили жену, не испугали, что она все потеряет, не заставили думать о нем, пытаться погасить ссору. Конфликт зашел слишком далеко, и Тимур вдруг сорвался. Боль ненужности и отверженности не должен испытывать он, ей должно быть больнее.

— Врал? Да, я тебе врал. Ты услышала, что хотела услышать? Тебе стало легче? Ты ведь хотела признания? – и тут же дал еще один шанс. — А доказательства есть?

— Видеть тебя не хочу… — выдохнула из себя Алия.

Внутри нее все разрывалось на части. Обида кричала слова, видела измену, вранье, сердце безмолвно страдало «Не уходи, не бросай!», сознание принимать не хотело то, что говорил ей Тимур. Для всего нужно время. Кому-то много, кому-то мало, каждому свой срок.

— И не увидишь. Вот дура!

Злой, как черт, с чувством глубокой досады Тимур вышел в коридор, не обращая внимания на обескураженное лицо жены. Она выглядела потерянной и явно не осознавала до конца, что вообще происходит. Ничего. Осознает попозже. Через час. Два. Может, к утру. Тогда и станет покладистой, позвонит ему, извинится. А пока посидит и подумает.

Тимур взял с тумбочки борсетку, оделся и спустя несколько тягучих минут (Алия за ним не побежала), вышел в подъезд и хлопнул дверью. День поживет у Алины. Ему еще предстоит разобраться, кто звонил Алие. В любом случае, и Тимур это знал предельно точно, он с Алиной завтра расстанется. Эта связь, то, что она вышла наружу, непростительный прокол с его стороны, и проблему следовало как-то уладить. А позже он исправит ошибку и помирится с женой.

Тот самый день, то самое утро

Алия стояла возле окна и смотрела на улицу. Раннее, совсем раннее утро. Сумерки. Серый дождь, серые насквозь промокшие тротуары, потемневшие от влаги стволы деревьев, превратившие осень в унылость. Запах сырости. Лужи, лужи, лужи. Много луж. И… большой апельсин.

Оранжевый зонт, как сладкая сочная долька. Воспоминаниями во рту вспыхнула вкусами детства, донесся до слуха шелест обертки, срываемой с новогодних подарков, предвкушение радости, надежность, защита, любовь и тихий родительский смех.

Откуда он только взялся? Как яркая капля в промозглой сырости и безнадеге. Оранжевый среди черного, серого. Яркий такой, как луч солнца.

Зонт отвлекал от раздражающих, гнетущих мыслей, зонт разбавлял ее боль. Алия то падала в пропасть душевных мучений, то выплывала из них на оранжевый. Время шло. Дождь барабанил по крышам, заливая водой все вокруг. Соседи выходили во двор, заводили машины перед тем, как разъехаться по своим офисам, а кто-то все гулял и гулял под оранжевым апельсином.

Кто подним? Почему вышел из дома так рано и уходить не торопится? Плохо, как плохо внутри, но оранжевый маленький остров напоминал, кричал, советовал и обнадеживал, что в жизни все не так плохо. А ей сейчас очень плохо. Так плохо, что хочется умереть.

Кому она нужна с детьми? Никому. Тимуру она не нужна! Как ей теперь жить без него?

Оранжевый зонт прошептал: «Себе. Ты нужна себе и детям».

Как дальше жить?

Оранжевый зонт прокричал: «Просто жить, как все люди живут. Половина квартиры твоя. Мама и родственники как-то развод переживут. Работу тебе предложили».

От меня ничего не зависит.

Оранжевый зонт засмеялся: «Ты управляешь собой, своей жизнью, если захочешь».

Я ни на что не способна.

Оранжевый зонт усмехнулся: «Вспомни про свой английский. Вспомни какой ты была. Ты такой и осталась. Умеешь быть самостоятельной. Сильной. И дочек силе научишь».

Я одна.

Оранжевый зонт промолчал, но спустя секунды добавил: «Все мы одиноки по жизни. Посмотри на меня. Твой свет внутри тебя. В твоей любви к себе твоя сила».

Мне плохо. Очень-очень.

Оранжевый зонт обнадежил: «Это скоро пройдет. А не скоро, все равно скоро пройдет. Вот посмотришь!»

А Тимур?

Оранжевый зонт ухмыльнулся: «А ты, попробуй, его отпусти. Прибежит потом, будешь диктовать ему условия. А не прибежит – научишься жить без него. Ты же можешь хотя бы попробовать? Ну же! Не будь киселем, соберись!»

Звонок мобильного отвлек от диалога с оранжевым. Алия потянулась рукой в карман, машинально вытащила из него телефон и, не глядя, нажала на отклик. Хотелось просто услышать голос. Чей-нибудь. Просто услышать. Чей-нибудь просто голос.

— Жаным, моя. Девочка! – раздался встревоженный голос мамы. Ласковый, как тогда, когда она разбивала коленки и локти, и возвращалась к ней раненная. – Как ты? Все ли с тобой хорошо?

— Хорошо…

Алия напряженно смотрела за оранжевым апельсиновым пятнышком, будто от него сейчас зависела ее судьба. Зависело то, что скажет мама. Зависело какое-то решение, что до сих пор ускользало.

— Сон плохой вот только что мне приснился, — сетовала мама. — Решила тебе позвонить. Мне тут птичка на хвосте принесла, что ты беременна, да?

— Да. Родится дочка, — ответила Алия, не думая, что за птичка, которая носит всем новости.

В телефоне вдруг замолчали, а потом раздались слабые всхлипы. Потребовались секунды, чтобы понять, что происходит там, за пятнадцать километров от дома, где сейчас живет ее мать.

— Ты плачешь? – Алия удивилась. – Почему?

— От счастья, милая. Что у меня есть ты и внучки. Знаешь, ты должна знать. Если тебя муж обижает, то его бросай. Мы и без него справимся. Я терпела унижения, моя дочь не должна их терпеть. И внучки тоже. Ты заслуживаешь лучшей участи. Я вам помогу.

— А уят?

— Я заставлю замолчать всех соседей. И всех теток. Вот посмотришь. Будут болтать, вылью на них ведро с овощными очистками, пусть потом шелуху с волос собирают!

Алия впервые чуть улыбнулась. Мама может и вылить. Слишком уж боевая.

— Тебе такси вызвать, жаным? – спрашивала мама. — Может, приедешь сейчас? Проведем вместе день. А хочешь, у меня оставайся. Насовсем. Или сколько захочешь.

И Алия вдруг расплакалась. Эти слова поддержки вдруг оказались так кстати, разрушив кирпичную стену из традиций и правил. Мама, наконец, ее слышала, она хотела ей помогать, невзирая на пересуды, на возможные проблемы. Мама ее просто любила. Искренне, по-настоящему. Она предлагала ей помощь, подставляя плечо. Слезы очищающим потоком вырвались из груди, сметая барьеры так же, как осеннее небо проливалось сейчас сильным дождем. Боль выйдет из нее вместе со слезами, потом придет опустошение.

— Мне приехать, жаным? А давай я к тебе сейчас приеду. Помогу собрать вещи. Чай попьем, поговорим. На завтрак привезу баурсаки. Что скажешь, жаным?

Ласковый голос мамы успокаивал, вселял уверенность и возвращал в далекое детство, где она чувствовала себя в безопасности, смеялась, радовалась жизни в лучшие моменты. У мамы можно пересидеть, мама ее не обидит… Это отец был с ней слишком строг, иногда даже жесток, но его больше нет, значит, не упрекнет. Будет время для передышки, там с силами она соберется и придумает, что делать дальше.

— Приезжай, мам, — ответила Алия сквозь слезы, слыша, как плачет мама. – Я тебя люблю. Ты… Ты вовремя мне позвонила. Мне сейчас очень плохо.

— Я же мама твоя, я приеду, — раздался теплый голос, — все будет у нас хорошо.

Алия посмотрела в окно, и оранжевый зонт на дорожке будто бы ей подмигнул. Качнулся, со всем соглашаясь.

О том, как бывает страшно, несмотря на оранжевый зонт

Я приехала к дому Алии ровно в пять утра на такси. Лил сильный дождь, но я понимала, что ни дома, ни в офисе не смогу находиться. Бракса брать не стала. В такую погоду хозяин собаку из дома не выгонит, но может себя выгнать сам. Мне было страшно. Я боялась непоправимого, но ничего не могла поделать. Попытки звонить или писать Алие были провальными. Мой номер явно был в черном списке, поэтому ничего не оставалось, как находиться поблизости. Вмешиваться я не имела права, это значило бы нарушить свободу выбора человека. От этого было еще хуже, чем если бы я вызывала спасателей, докторов, побежала к Алие на шестнадцатый этаж.

Меня била мелкая нервная дрожь, несмотря на то, что я была тепло одета. Так и ходила по дорожке туда-обратно, и смотрела то на часы, то на окна шестнадцатого этажа.

Десять минут. Пятнадцать. Тридцать. Через час я устала ходить, но продолжала прогуливаться. Шесть утра. Шесть тридцать. Шесть сорок пять. Иногда я останавливалась, стояла. Но продолжала ждать и уговаривать мысленно Алию, что все наладится, обязательно наладится, потому что все происходит с нами к лучшему. Нужно лишь плохой момент пережить. Он мелькнет и исчезнет, а спустя время будет казаться нам незначительным эпизодом, сделавшим нас сильнее.

Никого за стеклами я не видела, но чувствовала черный аят. Каждой клеточкой сознания я ощущала какой он огромный, как нависает над домом. Огромный спрут, тяжелая грязная туча, он прилично разросся и продолжал увеличиваться. Мне так казалось сначала, а потом ощущения стали размазываться, пока не исчезли совсем. Наверное, я просто устала, вот и потеряла настрой.

После семи утра к дому Алии подъехало такси, желтое, как мой апельсиновый зонт, с черно-белыми шашечками. Из него кто-то вышел и скрылся в подъезде, а спустя пять минут зазвонил истошно мобильный. Со мной хотел поговорить Глеб, чему я очень обрадовалась. Да и как не обрадоваться прогнозисту, который вряд ли будет так рано звонить по пустякам? У Репнина была для меня информация, я это вдруг поняла с точностью в девяносто процентов. Десять оставила на всякий случай, чтобы глупой не выглядеть, если вдруг ошибусь.

— Привет, Василиса. Гуляешь?

Голос Глеба был ровным, без какой-либо тени эмоций.

— Гуляю.

— Замерзла?

— Немного. Скорее, нервничаю.

— Можешь расслабиться и пойти, купить себе чашечку кофе. Угроза миновала. Вероятность наступления события снизилась до тридцати процентов и продолжает снижаться, — небольшая пауза мне для осмысливания и уже весело: – Уж не знаю, что ты там натворила, но поздравляю. Ты справилась, Вася!

— Алия и ее дети будут жить?

— Так точно, — довольно констатировал Глеб и добавил: — Приезжай в офис к десяти тридцати. Шеф написал, что с тобой нужно закончить дела.

Я сбросила вызов и улыбнулась, а потом даже подпрыгнула на месте от радости. Ура-ура! У нас получилось! Правда непонятно что. Понятно только, что любая личность должна развиваться, преодолевать трудности, искать любовь к себе и в себе. Это и есть Путь от холода к теплу, от эгоизма к гармонии, а никак не сидеть и не ждать, когда все само рассосется. Вот и Алия выбрала себя и новый путь, перешагнув очередной перекресток. И на этот раз выбор был сделан правильный. Оставалось надеяться, что, пройдет время, и Шурзина окончательно выберется из передряги и по-настоящему полюбит себя и научит этому своих дочек. Силу свою она сегодня уже проявила, заморозив демонов шепотом своей чистой души.

Мне же теперь предстояло разобраться с работой и расставить все точки над «i». Но я даже не волновалась. Пример Алии был перед глазами. Подумаешь, потеряю… Найду новую. Значит так.

Эпилог

На аэровокзале было как всегда шумно. Снующие тележки с багажом, управляемые грузчиками, пассажиры, отбывающие по своим делам и прибывающие в город, провожающие и встречающие, торговцы всякой мелочевкой, начиная от сувениров и заканчивая билетами на экскурсии по городу и пригородным достопримечательностям, пронырливые таксисты. Службы досмотра багажа, работающие в непрерывном режиме. Проверки чемоданов, ручной клади для того, чтобы обеспечить безопасность полетов.

Черный большой чемодан казался похожим на все остальные, но все же он был особенным. В нём лежало несколько ионно-литиевых батарей, предназначенных для перевозки. Мужчина в спортивном костюме бросил его на транспортерную ленту, направляющуюся на предполетный досмотр, а сам вместе со своей спутницей занял место у стойки, где проверяли документы сотрудники аэропорта.

Проверив посадочные талоны на Анталью, усталый на вид мужчина восточной внешности раскрыл паспорта пассажиров. Его внимание привлекла фамилия женщины. На рейс подавала заявку Амиржанова Алия. Сердце учащенно забилось, по спине прошла мелкая дрожь, а затем выступил пот, стало душно. Инспектор поправил галстук, тут же бросил взгляд на фотографию женщины с черными волосами и мелкими чертами лица, а потом на владелицу паспорта, что стояла перед ним. Нет. Это была не она.

— Извините, пожалуйста, а нельзя ли побыстрее? — нетерпеливо произнес спутник тезки его уже почти бывшей жены и добавил в свое оправдание: – Мы опаздываем, а нам еще проходить пограничный контроль.

— Да-да, идите, — задумчиво ответил Шурзин Тимур и спохватился, отдавая документы пассажирам.

Сердце глухо стучало, отдавая в ушах, воспоминания нахлынули, как не проходящая боль вследствие глупых ошибок. Он равнодушно скользнул глазами по монитору, где отражалось содержимое багажа, приклеил на чемодан нужную бирку, чтобы его можно было найти, и отпустил груз по ленте.

***

Пивнова Елизавета Андреевна не находила себе места вот уже который день. Она совершенно не хотела увольняться, но срок отработки неумолимо подходил к завершению. Она и так затянула с заявлением, дождавшись прихода Красиной. Последний день для нее и для Василисы, и место секретаря Бурова полностью освободится. Начальство же этот факт нисколько не беспокоил.

Елизавета Андреевна ждала, что Михаил передумает, позовет ее и попросит остаться. Но нет. Он об этом даже не думал и вообще, кажется, о ней забыл. Вычеркнул из своей жизни, позабыв о ее заботе и прилежности. Так быстро это случилось…

Пивнова не понимала, как все могло так измениться. Она всего лишь хотела чуть-чуть отдохнуть. Расстроенная, она достала свой трудовой договор и от нечего делать погрузилась в чтение документа, надеясь найти зацепку, которая даст возможность потребовать преференций. Как знать? Вдруг ей повезет?

Она читала, а перед глазами текли воспоминания о первых днях: как она появилась в бюро и услышала первый комплимент от начальства. Буров ей сразу понравился. Взрослый, серьезный мужчина, подкупающий самоуверенностью и брутальной своей красотой. Они говорили об условиях работы, чего от нее ждет начальство. Что ждет от нее Михаил. Елизавета Андреевна с ним соглашалась, и это прописали в контракте, который теперь нарушался. Не Буровым нарушался, а Ей.

Как же она все забыла? Правда жгла хуже раскаленного железа, Елизавета Андреевна не могла теперь ее не признать. Встала с места, прошлась, пытаясь прийти к внутреннему равновесию, но не получалось. Правда преследовала, заставляя быть честной с собой.

Это что же происходит… Что теперь делать? Сохранить гордость и молча уйти, лишившись любимой работы, или извиниться перед Буровым и попросить у него второй шанс? В горле пересохло, Пивнова вдруг испугалась. Выбор теперь был за ней, и ей придется нести ответственность.

***

Я приехала в офис к десяти тридцати. За пару свободных часов я вернулась домой, позавтракала и переоделась. Даже выгуляла Бракса, как только появился просвет между затяжными дождями. И вот теперь приехала «на ковер».

Дверь открывала с внутренним трепетом, надеясь, что Михаил передумает и оставит меня на работе. Уходить из бюро не хотелось, особенно после такой загадочной, но фееричной победы. Хотелось познавать тайны планеты Земли, этой матрицы, ее аятов, дальше общаться с коллегами. С Буровым я тоже хотела общаться, решать новые задачи, развиваться.

Что я такого сделала для спасения Алии? Вот этого не понимала.

Может быть, Алие позвонила мать и сказала ей нужные слова? В тот самый главный момент?

Так или иначе, но Шурзина передумала сводить счеты с жизнью. Аффект, как таковой, не случился, опасность сейчас миновала. Теперь дело останется за клиенткой, как она себя поведет. Если сможет справиться с зависимостью к Тимуру, то начнет новую жизнь. Путь впереди не легкий и не близкий, но он того вполне стоит. Пройдет время, она станет сильнее, поймет, что счастье в способности выбирать себя. Себя. Всегда и во всем. Счастье в самостоятельности и понимание, что ты есть у себя. Тогда все остальное приложится. То, что предначертано Высшим. Может быть, она встретит другого мужчину, сделает карьеру, просто станет счастливой в своем здесь и сейчас.

В приемной все, кроме Репнина Глеба, были в сборе, будто только меня и ждали. По серьезным и даже грустным лицам коллег я сразу же догадалась, что мои мечты остаться с ними так и останутся нереализованными.

— Василиса! – приветствовал меня Буров кивком. – Проходи.

— Мы справились. Алия и ее дети будут жить, — заявила я сходу. – Это лучшая новость в мой жизни.

Михаил еще раз кивнул, соглашаясь.

— Но я вынужден тебя расстроить, — сухо произнес он. — Как я и говорил, твоя работа на должности моей секретарши закончена. Испытательный срок ты не прошла.

— Понимаю, — согласилась я, решив принять неизбежное с максимальным достоинством. – Мне было приятно со всеми вами тут поработать. Всегда буду рада общению, если вдруг захотите.

— Но Михаил! – тут же встряла Елизавета Андреевна. – Если Василиса уходит, то вам все равно нужна помощь. Я тут почитала контракт…

Пивнова замялась, очевидно принимая решение. Все ждали, что она сообщит. Буров же… Этот хитрый лис улыбался краешками губ, почти ничем не выдавая веселья. А я вдруг поняла, что он предполагал такой поворот событий от Елизаветы Андреевны и теперь наслаждался моментом. Он предвкушал, его глаза заблестели.

— И поняла, что… виновата. Это была моя ошибка требовать больше, чем мы договаривались с вами вначале.

Буров молчал. Он не хотел помогать. Елизавете Андреевне было трудно, но раз уж сказала «А», самое время продолжить. Этого шеф и хотел. Сложил на груди руки, приподнял немного брови, и Пивнова решилась:

— Простите меня, Михаил. Если вы не возражаете, то я могла бы продолжить работу. Все равно же место вакантно? Что скажете?

— Я подумаю, Елизавета Андреевна, — ответил Буров весьма туманно и ехидно спросил: — А теперь, если не возражаете, мы вернемся к делам с Василисой, чтобы, наконец, их закончить?

Пивнова покраснела, но ничего не ответила. Ей было крайне неловко. Совершив, по ее мнению, благородный поступок, она перебила начальство, показала себя невоспитанной, нетерпеливой выскочкой, думающей только о себе. Некрасиво себя повела, на что ей тут же указали. Повеселила всех, кто увидел, я же вся напряглась.

К каким еще таким делам? Что мне хотят тут сказать?

Буров перевел взгляд на меня.

— Ты мне, как секретарша, тут не нужна, — деловито произнес он. – Но мне нужна личная помощница, которая будет способна выполнять задания разной сложности. Мне показалось, что твоя кандидатура хорошо подойдет. Что думаешь, Василиса?

До меня медленно, но верно доходил смысл слов Михаила. Я не верила ушам.

— Но почему?

— Инициативность, сумасбродность, умение нарушать приказы, но и исправлять ошибки, учиться. Это хорошие качества, — отметил Буров и тут же поморщился: — Только не думай, что такая уж исключительная. Я сегодня добрый. Просто тебе повезло.

— С чем?

— С тем, что я тебя проверял. Как будешь вести себя в экстремальных условиях, какие примешь решения. В целом, ты справилась.

По глазам остальных поняла, что Буров такими комплиментами так просто не разбрасывается. Это, действительно, явление редкое, из ряда вон выходящее. Может, и правда, добрый. А почему бы и нет? Новости с утра все хорошие.

— Но Алия, — меня все еще мучил вопрос, и я знала, что Буров ответит. – Что повлияло на то, что она передумала?

— Из состояния аффекта может вывести любая мелочь, если сможет отвести внимание от проблемы. Тебе это удалось. Сложилась цепочка событий, которая все изменила. Мария позвонила, предложила Алие подработку. Ты купила оранжевый зонт, а потом все утро гуляла с ним под окнами Шурзиной. Мама Шурзиной тоже вдруг спохватилась. Поздно, но все же успела. Можно сказать, прыгнула в последний вагон, тем самым вселив в дочь уверенность, которой ей не хватало. Приехала за ней на такси. У тебя все получилось, Василиса. Поздравляю.

Вокруг раздались аплодисменты, и все весело вдруг загалдели, перебивая друг друга. Поздравляли, смеялись, как они весело разыграли меня. Я же… Стояла с потерянным видом и не верила, просто не верила, что это происходит со мной.

— Твое место будет в кабинете с Аленой, — добавил Буров. – Годится?

А то! Как я могу быть против того, чтобы находиться рядом с той, кто мне стала ближе всего? Я улыбалась все шире, а потом вдруг открылась дверь, и из кабинета вылетел Репнин Глеб с встревоженным искаженным лицом. Даже не встревоженным, крайне испуганным. Что-то произошло. Что-то очень, очень нехорошее. Вдруг все это поняли. Замолчали, затихли, ожидая его приговор.

— Глеб? Что случилось, Глеб?!

— Самолет на Анталью. Возгорание в багаже. Катастрофа. Погибнут двести пятьдесят человек.

— И?

— Прогноз с вероятностью в девяносто процентов.

— И? Кто заказчик?

— Заказчика нет.

— Зачинщик кто? – сориентировался тут же Буров. – Откуда след?

— Начальная точка отсчета… — Глеб помедлил, будто собираясь с мыслями. – Наш знакомый.

Повисла пауза, как большой снежный ком на горе, готовый вот-вот сорваться. Напряжение нарастало заставляя всех нервничать. Только Буров выглядел крайне спокойным. По-видимому, его в принципе мало чем удивишь. Пауза разрядилась словами, вызывая лавину:

— Начальная точка отсчета – это Шурзин Тимур.

Я тут же собралась, предвкушая новое дело. Вернее, старое, изменившее все настоящее.

— Бюро этого же просто так не оставит? – спросила я, глядя на Бурова.

Тот кивнул.

— Будем решать.

Конец первой части.

*

*

Ссылка на мой телеграм канал

t.me/AsvudWorld,

где меня можно найти, там же есть чат, находятся в моем профиле :)

Оглавление

Сложный, но весьма нужный пролог

Увольнение, которого могло и не быть

Ненормально-удивительный сон

Как прогулка может стать судьбоносным событием

О том, как зонтики не помогают в трудоустройстве

О том, как зонтики не помогают в трудоустройстве ч.2

Немного о не дорожных знаках

О том, что если должно что-то случиться, оно обязательно случится

О том, как нелегко быть стажёром там, где ничего непонятно

О том, как нелегко быть стажёром там, где ничего непонятно - 2

О том, как нелегко быть стажёром там, где ничего непонятно - 3

Сорванное знакомство тоже может принести много пользы

Сорванное знакомство тоже может принести много пользы -2

Сорванное знакомство тоже может принести много пользы -3

Второй блин тоже бывает комом

О том, как мы воевали с аятом и навоевали… А вот об этом немного попозже

А навоевали мы нагоняй от начальства. Впрочем, разве вы ждали чего-то другого?

А навоевали мы нагоняй от начальства. Впрочем, разве вы ждали чего-то другого? ч.2

Бракс и белые трусы в красный горошек

Знакомство

Плохой день, хорошее утро

Плохой день, хорошее утро ч. 2

Не всякая неудача является поражением, но может стать волшебным пинком

Мамина поддержка

Айсберг непознанного

Айсберг непознанного ч2

Алия

Когда вдруг понимаешь, что в шефе нет и капли сочувствия…

Благими намерениями...

Если пятая точка ищет для себя приключений, тогда и выходной не поможет

Петя, его мама, буллинг и алкоголизм

Петя, его мама, буллинг и алкоголизм, ч.2

Петя, его мама, буллинг и алкоголизм, ч.3

Петя, его мама, буллинг и алкоголизм, ч.4

Оттепель

Разбор полетов и скрытые мотивы

Разбор полетов и скрытые мотивы, ч.2

Неприятные открытия, которые все усложнили

Когда змеи не снятся к прозрению

Еще немного об инструментах матрицы и плохих новостях

О тормозящих путь воспоминаниях и надеждах, и странных манипуляциях

О тормозящих путь воспоминаниях и надеждах, и странных манипуляциях, ч.2

И снова вверх в надежде на счастье

А я ведь хотела, как лучше

Когда все складывается не так, как хотелось

О тупике и невозможности что-либо изменить

За два дня до трагедии

Переходя грани, ч.1

Переходя грани, ч.2

О ненастоящей любви, но выдаваемой себя за такую, ч.1

О ненастоящей любви, но выдаваемой себя за такую, ч.2

Тот самый день, то самое утро

О том, как бывает страшно, несмотря на оранжевый зонт

Эпилог