Человек Шрёдингера [Алина Ивановна Александрова] (fb2) читать постранично, страница - 2

Ира досадливо подумала, что в Новороссийске, по меньшей мере, за такое принято извиняться. Хотя были, впрочем, в соседнем дворе, когда она была ещё маленькая, какие-то хамоватые джигиты. Мама запрещала туда ходить — джигиты были часто пьяные, обижали женщин и толкались с мужчинами, нарываясь на драку, и мимо их двора довольно долгое время было страшно проходить, пока однажды какой-то бывший военный, дочь которого они попытались зажать в подворотне, с ними не разобрался. Джигиты две недели ходили трезвые и забинтованные, избегая людей — никому не пришло в голову рассказать об этом милиции или осуждающе посмотреть на отца оскорблённой девушки.

Ира вспомнила мусульманку в короткой юбке, дубасившую сумкой двоих мужиков, и задумалась о том, стала бы эта дама так вести себя на Северном Кавказе. Наверное, нет — уж во всяком случае, вряд ли она в Новороссийске так спокойно употребляла бы выражение «русские проститутки».

Как забавно, — большинство людей во время той перепалки даже не проснулось.

Ира ещё раз оглядела толпу. Лица у всех были сонные и страдальческие; создавалось впечатление, что они вынуждены идти на жертвы каждый день ради некой высокой цели, хотя Ира предполагала, что эта цель, как и у неё самой, именовалась зарплатой. Но почему же они так страдают? И особенно странные лица у мужчин — они почти все как будто перекошены от злобы, отвращения, пренебрежения или просто от полного отсутствия чувств. Женские лица были симпатичней, но Ира не могла, как ни силилась заглянуть внутрь их глаз, рассмотреть, что у них в душе.

Стильный понтующийся голос объявил в громкоговорителе сначала по-русски, потом по-английски название станции, и Ира с облегчением поняла, что ей пора выходить. Извиняясь и пропихиваясь между намертво вцепившимися в поручни людьми, она просочилась на платформу и выдохнула. И тут же попала в новую толпу — теперь на эскалатор к выходу.

Металлический, нестильный и совершенно не понтующийся женский голос неприязненно оповестил вестибюль, что один эскалатор закрыт и что необходимо пользоваться другим вестибюлем. Застрявшая у выхода толпа мрачно месила пространство, продвигаясь к единственному оставшемуся эскалатору, и на металлический голос не обращала никакого внимания. Отреагировала на него только одна бабушка, которая толкалась рядом с Ирой. Она сказала очень раздельно, не поднимая головы:

— За-дол-бали.

Ира вздрогнула, подумав, что бабушка обращалась к ней, потому что больше никто вокруг на это никак не отозвался. Она посмотрела на говорившую, и та, почуяв, что кто-то готов её слушать, несколько развила мысль, всё так же не поднимая и не поворачивая головы:

— Третий месяц отремонтировать не могут. Закрыли эскалатор и всё.

— А почему не могут? — вежливо спросила Ира, мелко переступая вместе с толпой и держа сумочку поближе к груди.

— Да потому что деньги нужны, — буркнула бабушка.

— Разве на ремонт эскалатора не выделяют деньги?

— Выделяют.

— Неужели так мало выделяют?

— Нормально выделяют. — Бабушка наконец повернула голову и глянула на Иру быстрым, внимательным взглядом, словно заинтересовавшись наконец, кто это такой бестолковый с ней говорит. — Только до эскалатора мало доходит, вот его и ремонтируют третий месяц.

Ира выскочила наконец на улицу, с облегчением вдохнув свежий воздух, а вместе с ним — дым десятка сигарет и порцию бензинных выхлопов. Москвичи странные, подумала она в очередной раз. Впрочем, папин друг уверял её, что москвичей в Москве почти что нет. Но Ира это не совсем понимала. Вот она — не москвичка, она приехала сюда всего лишь четыре дня назад, и ей всё кажется удивительно, нереально и просто — дико. Но пройдёт год, а может, два — и она станет как все, станет так же воспринимать московскую реальность, как другие, прожившие здесь годами, поймёт их и, может быть, и вести себя будет так же. Так в чём же тогда разница между «москвичами» и «не москвичами»?..

На часах было без пяти девять. Солидные люди в пиджаках, которые, казалось, переместились сюда не иначе как по воздуху — потому что сложно было представить себе этих людей в той же толпе метро, из которой вылезла Ира, или в здоровенной гудящей пробке на подъезде к офисным зданиям — деловито встречали её в коридоре и кабинете. Мимо прошествовала на выход грациозная бухгалтерша в элегантной юбке и на каблуках, дежурно улыбнулась ей и сказала, что шеф уже вернулся.

Это значило — гендиректор вернулся из командировки и ждёт её, чтобы дать первые наставления.

Ира, чувствуя мурашки в районе диафрагмы, осторожно вошла в приёмную, разложила там вещи и деликатно постучалась в кабинет. Оттуда раздалось резкое «входите». Ира вошла. Гендиректора она видела до сих пор только во время собеседования — и то он был жутко занят и всё время куда-то убегал, оставляя её наедине с замом. Теперь же она лицезрела его водворённым на своём рабочем месте, в окружении требующих подписи и внимания бумаг, облачённым в