Почти реальная история [Наталья Филатова] (fb2) читать постранично, страница - 2

родового гнезда. Говорят, они и теперь живут счастливо.

Время уносится вдаль, не спрашивая согласия людей. София выросла, влюбилась, вышла замуж за Константина, родила дочь Кристину. Жить бы – да поживать, и добра наживать, но молодой муж решил сделать евроремонт. Добавить комфорт и простор в дряхлеющий дом.

Но разве можно изгнать призраков? Зинаида, теперь теща, взбунтовалась. Кое-как пережила ремонт кухни и установку в коридоре нового санузла, но когда Константин покусился переделать чердак в мансарду, не выдержала. Обвиненный во всех смертных грехах, зять был изгнан. Запил горькую от несправедливости обвинений и от предательства, так он считал.

София осталась с матерью, не поддержала и не последовала в изгнание за мужем. Ведь у него было лишь малогабаритная двушка в панельной пятиэтажке. На двоих, с мамой. Жить со свекровью София категорически не хотела. Слишком свежи были детские воспоминания. Еще раз оказаться в приживалках? Ни за что! Родовое гнездо, не отпускало, яростно впиваясь в сознание.

Дальше воспоминания слиплись в ком, тягучей скверной, вставший поперек горла и не дающий вздохнуть Софии. Умерла свекровь. Одиночество и горе, подхватив Константина, ураганом унесло его вслед за мамой. «Зачем жить без поддержки и любви?" – подумал он как-то утром, выпив мутную жидкость забвения. То ли спирт "Рояль", то ли еще какую-то дрянь.

Потом возник призрак. Он звал, настойчиво уговаривал. Надо бежать за ним. Но нет сил, нет веры. Димка! Как ты мог? Опять. Боль предательства стерла, унесла бурным потоком в никуда.

Последнее, что могла вспомнить София: глаза дочери, наполненные ужасом и состраданием. Не все дети могут перенести истерику самого любимого человека – мамы. У Софии от пережитого горя и мук совести случился нервный срыв. Зинаида, не задумываясь, вызвала скорую и отправила дочь в психушку. "Разве может нормальный человек упрекать родную мать в том, что разрушила ее жизнь? Да, я ее одна растила, все силы отдала – ей и внученьке ненаглядной. А она! Вся в отцовскую породу! Неблагодарная!" – пошла жаловаться по соседям Зина, пытаясь оправдать свой поступок.

"Мама! Спаси, Кристиночку! Пожалей ее, отпусти!" – шептала беззвучно женщина с глазами греческой богини. София задыхалась, вода, скопившаяся в легких, душила ее. Может детская обида? Или нелюбовь?

Детство – связывает, невидимыми нитями воспоминаний, но взрослея, теряемся. Семейные заботы и тревога за близких поглощают все время. Не замечая, потихоньку стареем, впадаем в отчаяние, теряя родителей и друзей. Не всегда находим в себе силы, чтобы искренне поддержать. Суета повседневной жизни сжигает юношеский максимализм и желание спасти весь мир. Время неумолимо проносится мимо.

Мы с Софией почти не встречались. Однажды случайно столкнулись в городе. Это была последняя встреча. Шла я из налоговой инспекции, издерганная, усталая и плохо осознающая реальность. Перфекционист с манией самозванца – все всегда хотела сделать идеально, и при любой ошибке впадала в ступор и отчаяние. Спасала, как впрочем, и всегда доброжелательная просьба о помощи. Отчёты сданы, но расфокусировка от нервного напряжения не даёт встроиться в реальность, проплывающую мимо.

Обменялись с Софией ничего незначащими дежурными фразами. Посмеялись, вспомнив прошлые проказы.

– Ты помнишь Димку? – румянец вспыхнул, омолодив Софию лет на тридцать.

"Помню ли я Димку? Конечно! Белобрысый, худой, добрый, заведенный, как пружина. Он был чуть старше и опекал нас "мелюзгу", вместе со своим младшим братом. Типа не давал в обиду, хотя в большой разновозрастной компании все были равны. Может Димке просто хотелось быть защитником? Помню игры в казаки-разбойники. Дикое стадо детей из всех дворов улицы, прячущейся в овраге. Мы носились, как угорелые, сверкая разбитыми коленками, исцарапанными локтями. Наша фантазия мчалась впереди нас, создавая замки и целые неизведанные царства. Бесшабашное, бесстрашное воинство, не боящееся даже зарослей злой обжигающей до волдырей крапивы" – улыбка на моих губах стала лучшим ответом на вопрос подруги детства.

– Знаешь, ты же уехала из двора и не знаешь, что когда мне было пятнадцать лет, мы встречались, – мои брови подскочили от удивления.

– Да, – подтвердила Софья, и глаза ее загорелись тем светом, который бывает у влюбленных и безумцев, – он даже замуж меня звал. Только мама была против, как всегда.

Мы помолчали. Каждый ушел в свои воспоминания.

– Мама оказалась права, – вздохнула София, – через полгода Димка сел, по глупости. Драка. Хулиганка. Он даже мне не написал, а я тогда так страдала. И рассказать было стыдно.

"Что сказать? Как утешить прошедшее горе? Хотя, кто знает, проходит ли горе юношеской любви", – грусть подступила к моему сердцу, пытаясь вырваться из глаза, наполнив их слезами.

– А вчера, я встретила его. Он сказал, что не писал из колонии, чтобы не ломать мне жизнь. Глупенький, – нежность разлилась по округе, лучом коснулась моего лица.

Я знала, что София уже