Еретик: Предатели Камигавы [Скотт Макгоу] (fb2) читать постранично, страница - 2

накатившие слезы. Если она сама была обязана присутствовать при обращении Даймё, касалось ли это также и Мичико? Не выпустит ли Даймё свою собственную дочь из ее заточения, как он выпустил женщину-лису?

Жемчужное-Ухо не считала Даймё столь бессердечным, чтобы лишить свое единственное чадо возможности выйти на волю, но, с другой стороны, она не верила и в то, что он лишит Мичико свободы. Пару месяцев назад Принцесса Мичико тайно покинула башню в прямом неповиновении своему отцу и своей наставнице, открывшись несчетному количеству реальных угроз Войны Ками и опасностей прилегающих к Товабаре земель. Роковые обстоятельства помешали Жемчужному-Уху немедленно вернуть Мичико-химе домой, и когда они, наконец, вернулись, терпение Конды растаяло, как паутина в кузнечной печи. Он обвинил Жемчужное-Ухо в череде катастроф, произошедших за то время, когда Мичико была вне его защиты, и он был жутко разгневан на Мичико за ее ослушание.

Даже теперь, Жемчужное-Ухо могла понять гнев Конды, но не его неспособность его контролировать. Он заточил свою дочь в одной из высочайших комнат башни и бросил Жемчужное-Ухо в камеру внизу. Жемчужному-Уху, которая оставалась послом кицунэ при дворе Конды исключительно ради того, чтобы быть рядом с Мичико-химе, теперь было запрещено видеть принцессу… как и всех остальных, кроме охранявших ее солдат.

Неожиданные удары тяжелого барабана прервали мысли Жемчужного-Уха, и по толпе прокатилась волна шепота. Солдаты выпрямились по стойке смирно без единого звука или взгляда от своих офицеров. Казалось, воздух над внутренним двором задрожал. Даймё Конда приближался.

Громадные двойные двери распахнулись, и сквозь них, в шеренгах по трое, прошла процессия глашатаев. На груди каждого герольда в первом ряду висел огромный барабан. Вторая тройка несла короткие шесты, между которых свисали длинные полотна штандартов Конды с вытканными на них солнцем и луной. Завершающее трио, юные девушки в белых мантиях, выходя из башни, разбрасывали за собой белые цветы.

Когда последняя пара лепестков опустилась на пыльную землю, в воздухе повисла пауза. Затем, сам Даймё Конда появился под громогласный рев своей армии, в сопровождении доверенного генерала и небольшого отряда телохранителей.

Конде было уже за семьдесят, но со дня рождения его дочери двадцать лет тому назад, он нисколько не состарился внешне. Его длинные белые волосы, казалось, сияли в тусклом свете, каскадом ниспадая ниже плеч. Борода и усы были также белыми, здоровыми и сильными, следуя за каждым поворотом его головы, словно длинный кавалерийский баннер, развивающийся на полном скаку. Он был одет в изысканную мантию из золотой парчи с искрящимися серебряными лунами, вышитыми на груди.

В слабом свете и на большом расстоянии глаза Конды казались вполне нормальными, но Жемчужное-Ухо знала, что его зрачки летали и блуждали в глазницах, как слепые рыбки в банке. Даже когда он приговаривал ее к заточению в ее одиночной камере, когда его лицо было в считанных дюймах от нее и все его внимание было сосредоточено на ней, его глаза лениво дрейфовали взад, вперед, иногда выплывая за пределы его лица. Многое изменилось в Конде за двадцать лет войны с какуриё.

Жемчужное-Ухо оторвала взгляд от Конды, чтобы убедиться, что ее уши не лгут ей: хотя граждане Товабары выкрикивали и топали ногами вместе с солдатами, их старания были пустыми и безжизненными. Их положение было слишком плачевным, и Конда был слишком долго оторванным от жизни своего народа.

Когда-то он был величайшей радостью нации, но все, что сейчас ощущала от людей Жемчужное-Ухо, был болезненный вес отчаянья и неумолимые волны страха. Ради чего бы ни собрал их правитель, она молилась, чтобы это дало им надежду.

Его глашатай призвал к тишине. Конда ступил на помост и широко развел руки.

- Дети Товабары, - сказал он глубоким, властным голосом. – Вы все желанны здесь. Жестокий рок лишил меня доверия собственной дочери, но я утешаюсь той любовью и покорностью, которую вы выказали мне сегодня.

- Я собрал вас здесь, чтобы приободрить – не словами, но демонстрацией. Наши враги сильны. Они многочисленны и беспощадны. Могущество нашей нации раздражает их, они охвачены страхом, опасаясь, что мы станем могущественнее, чем они. Когда я начал объединять племена и государства этой земли под моей защитой, другие великие даймё вели себя точно так же. Они были готовы скорее напасть, чем принять мудрость присоединения к большей цели, готовы были скорее неистово и злобно ранить великое государство, желающее возвысить их. Ками и верховные мёдзин мира духов напуганы, мой верный народ. Напуганы вами, и мной, и той силой, что мы представляем. Я полагал, что смогу игнорировать их страх и ярость достаточно долго, чтобы они сами узрели нашу неизбежную победу, ибо мы – будущее Камигавы. Я так полагал, но я ошибался.

По толпе пробежали слышные сдавленные вздохи неверия. Конда схватился за перила помоста и подался вперед.