Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 2 [Борис Яковлевич Алексин] (fb2) читать постранично, страница - 2

минут. Борис познакомился с Вензой, который произвёл на него неплохое впечатление. После этого Алёшкин и Емельянов направились с докладом к командиру дивизии. Приёма им пришлось подождать.

Посидев около часа в первой комнатке землянки комдива и поболтав с его адъютантом, они, наконец, получили разрешение зайти к Володину. У того оказались начальник Особого отдела, начальник политотдела и председатель трибунала. Видимо, эти командиры совещались о чём-то важном и пока к общему соглашению не пришли. Все они находились в довольно возбуждённом состоянии.

Емельянов, остановившись у двери, чётко доложил о сдаче дел, а Алёшкин, в свою очередь, старательно вытянувшись, отрапортовал об их приёме. Во время рапорта он постарался рассмотреть комдива Володина, которого видел впервые. Комдив своею внешностью и спокойным обхождением ему понравился. Это был седоватый грузный мужчина лет пятидесяти. Широкоплечий, высокий (чуть не доставал головой потолка землянки), с круглым добродушным лицом, он производил приятное впечатление. Расстёгнутый ворот его гимнастёрки показывал ослепительно-белый воротничок, в петлицах у него было четыре шпалы, на груди блестел орден Красного Знамени в красной, немного потёртой розетке. Во время доклада начсандивов Володин медленно ходил вдоль стены, у которой помещался топчан, служивший ему постелью, покуривал коротенькую трубочку и временами поглядывал на докладывающих. Остальные командиры сидели у стола, на котором лежала развёрнутая карта с нанесённой на ней обстановкой на участке фронта, занимаемом дивизией.

Когда Борис закончил рапорт и назвал, как это полагается, себя, комдив обернулся к своим собеседникам и сказал:

— А вот давайте спросим у нового начсандива, что он об этом думает? Ведь он в медсанбате хирургом был и, следовательно, всех этих людей в глаза видел, а мы-то ведь решаем их судьбу заглазно.

И, не дожидаясь согласия остальных командиров, он спросил:

— Товарищ Алёшкин, скажите-ка нам… Вот тут мы спорим и пока прийти к единому мнению не можем. Как, по-вашему, следует поступать с членовредителями? Ведь их число всё не уменьшается! Штаб армии нам уже все глаза выколол, и действительно, мы по этому показателю чуть ли не на первом месте стоим. Ну, что скажете?

Алёшкин чуть задумался, стараясь представить себе, что бы он сделал на месте командования. Нужно сказать, что этот вопрос он себе задавал и раньше. Действительно, за последние месяцы количество членовредителей, проходивших через медсанбат, стало уже не такой редкостью, как раньше. Цейтлин едва успевал своевременно их допросить и расколоть. Пришлось даже развернуть специальную палатку, где подозреваемые ожидали допроса. Помещать их с остальными ранеными прокурор запретил. Иногда, обработав какого-нибудь раненого, Борису или Картавцеву приходилось говорить санитарам:

— А этого раненого отведите (а иногда и отнесите) в палатку «доктора Цейтлина», — и санитары уже знали, что это значит.

В основном членовредителями были красноармейцы среднеазиатских национальностей. Попав в чрезвычайно трудную для них климатическую обстановку, слабо владея русским языком, не зная простейших команд, почти не понимая, что им говорили политработники, читая сброшенные с немецких самолётов листовки, которые, бывало, писались на их родном языке, некоторые наименее развитые из узбеков, киргизов, таджиков и казахов впадали в отчаяние, и, стремясь хоть каким-нибудь образом уйти из этих холодных, сырых, болотистых окопов, наносили себе увечья, которые иногда оказывались смертельными.

Борис Яковлевич на всю жизнь запомнил одного узбека, который для того, чтобы уйти с передовой, решил обморозить себе ноги и, наложив в валенки снег, ходил в них в окопах несколько суток. Когда в предперевязочной, разрезав, стали отдирать примёрзшие к ногам валенки, то вместе с ними и льдом, образовавшимся в них, отделялась не только кожа ступней и нижней части голени, но и пальцы. Конечно, этот процесс сопровождало отчаянное зловоние. Обстановка на фронте была не такова, чтобы можно было получить подобное обморожение нечаянно, тем более что боец этот не был ранен. Помощник Цейтлина (по прибытии в медсанбат он сразу же набрал себе штат бесплатных помощников из команды выздоравливающих, владевших, помимо русского, каким-либо среднеазиатским языком, и использовал их как переводчиков) после нескольких бесед с обмороженным смог довольно точно обрисовать картину членовредительства, которую виновный подтвердил.

Встречались и другие случаи, чаще всего самострелы. Бойцы стрелялись через портянки, противогазы, буханки хлеба и т. п., чтобы скрыть следы копоти от близкого выстрела и получить рану с ровными краями, как рекомендовали немецкие листовки. Все эти ухищрения врачи батальона и следователь довольно легко разоблачали. Но один случай самострела заставил их основательно задуматься.

В медсанбат с очередной машиной поступило несколько человек с ранением