Однажды я встретила волка (СИ) [Анна Клирик] (fb2) читать онлайн

Однажды я встретила волка

Глава 1 Митьяна

На землях Калсангансого удела достоверно известно лишь об одном зверолюдском клане, проживающем в лесах на севере, и то, благодаря лишь бойне, разразившейся на тех землях на 203 году с основания удела, в месяц Тени. По словам очевидцев, волки явились в деревню Альрикан отомстить за убитого сородича: они вырезали весь скот в стойлах и загрызли несколько человек. Снег пропитался человеческой и животной кровью и еще седьмицу напоминал жителям о том, что бывает, если разозлить хозяев леса.

Летописи Саэдгирского монастыря

Особую осторожность следует проявлять на восточном тракте Алсена, идущем вдоль лесов Лииш: ни в коем случае не сходить с тракта, чтобы не попасться в зубы волкам-двоедушникам.

Из памятки торговцу гильдии Калсанганского удела

Х514 год1 , 6 день месяца Зреяния

Впервые Митьяна увидела волколюдов спустя несколько дней после летнего солнцестояния.

Рассвет выгнал ее из дома, пока отец и вся деревня еще спали. Травница умылась колодезной водой, вышла во двор, вздохнула полной грудью свежий утренний воздух и направилась в курятник.

Тогда-то она их и увидела.

Незнакомцы выглядели как обычные люди. У одного были густые волнистые волосы, черные с проседью; на лице уже залегли морщины, но взгляд был пронзительным, цепким. В осанке и в походке мужчины чувствовалась сила, древняя, как мир, перед которой хотелось склонить голову и упасть на колени, чего Мита едва не сделала. Усилием воли она заставила себя заскочить в курятник и прижаться к деревянной стене, мелко дыша и цепляясь пальцами за неровные доски.

Через узкую щель Мита наблюдала, как мужчина прошел мимо их забора. Следом шагал юноша, похожий на него чертами лица, но он не вызывал в ней такого же трепета. Его взгляд был мягче, волосы — светлее, цвета влажной сосновой коры у корней. Девушка невольно залюбовалась им: он был выше и шире в плечах, чем любой из деревенских парней; на нем была простая льняная рубашка, и Мита на миг вообразила скрытое под ней смуглое мускулистое тело.

Впрочем, травница быстро потеряла его из виду, а выйти и разглядеть получше так и не решилась. Чутье подсказало ей, что гости были волколюдами.

С самого детства Митьяна слышала о соседях, живущих в лесу Лииш, только страшные байки и разномастные слухи. Волколюды не были ни людьми, ни зверьми; их считали порождением злых древних богов и поминали недобрым словом. Рассказами о волколюдах пугали непослушных детей, которые убегали слишком далеко на равнину или не хотели ложиться спать. Из-за опасных соседей никто не ходил в лес — кроме, разве что, Гидера, отца Митьяны, который зарабатывал на жизнь охотой.

Сама Мита тоже нередко ходила в лес — за травами. Здоровье отца и жителей деревни были для Миты важнее слухов, а Лииш представлял собой настоящую сокровищницу лекарственных растений. В деревне она была кем-то вроде знахарки: лечила недуг, делала укрепляющие и успокаивающие отвары, обрабатывала раны и ссадины, могла даже скот осмотреть. К каждому Мита относилась с заботой и теплотой. Многие приходили к ней за помощью или советом. Жена старосты, Радия, любила ее как родную, и от этого Мита смущалась: материнская ласка была ей чужда, так как своей матери она совсем не помнила.

Впрочем, любое внимание вызывало у нее смущенную улыбку. Митьяна была невестой хоть куда: многое умела по хозяйству, вкусно готовила и вдобавок была красавицей, хотя внешний вид — последнее, на что обращали внимание. Много кто хотел жениться или женить на ней своих сыновей, но Мита в ответ на неловкие ухаживания деревенских лишь улыбалась и качала головой. Замуж за кого-то из них ей совершенно не хотелось, а знакомиться с парнями из других деревень — тем более. Отец почему-то не возражал против долгого девичества. Мите иногда казалось, что он просто боялся отпустить ее в другую семью.

Пожалуй, тот юноша-волколюд был первым за последние несколько лет, кто привлек ее внимание. Правда, мысль об этом Мита постаралась отогнать от себя как можно скорее и вернуться к курам, которых следовало покормить.

* * *

— Да ладно! Волколюда? С ума, что ли, сошла — совать наружу нос, когда они в деревне?

Когда солнце поднялось высоко над лесом, к Мите пришла Зера, подруга и соседка из дома напротив, и предложила вместе заняться стиркой. За делом Мита рассказала ей о том, кого видела на рассвете. Ответ Зеры заставил ее нахмуриться.

— Подумаешь, увидела, — отозвалась травница, пока складывала стираное белье в бадью с раствором мыльнянки. — Ничего страшного не случилось.

— Как же! Нам что, просто так староста велит сидеть дома, когда они приходят в деревню?

— Староста ничего не велит. Все боятся просто.

— И зря боятся, что ли?

— Ой, Зера, не начинай. Ты же знаешь, я не люблю подобные разговоры.

Зера тряхнула косой, сдула с носа темные кудри и взяла свою бадью с бельем в руки. Глаза подруги блестели от негодования.

— А как же недавний случай на равнине? — спустя некоторое время поинтересовалась она.

Мита тяжело вздохнула и вышла за калитку. Прошлый день ознаменовался крупным переполохом: сыновья пастуха столкнулись с волколюдами, и дело едва не дошло до драки. Случившееся теперь обсуждала вся деревня, сгущая краски и распаляя тревогу, вот только Мите совершенно не хотелось превращать полоскание на реке в очередной поиск правых и виноватых.

— Пилару стоит лучше приглядывать за своим братом, — бросила она через плечо, пресекая очередную попытку Зеры затеять спор, — а не спать в траве на пастбище.

Исчерпав запас доводов, Зера засопела и молча направилась следом за подругой.

Зера и Мита дружили с ранних лет. Обычное дело, особенно когда дома стоят совсем рядом. Зера росла без родителей, ее воспитывал дед Казир, которого в деревне все знали и уважали — в молодости он, как и отец Миты, был охотником и помогал пастухам защищать скот от хищников. Нельзя было обвинить его в том, что он не уделял внучке внимания, но Зера все равно частенько скучала. В Мите она нашла не только лучшую подругу, но и товарища по несчастью и сообщницу по части шалостей. Они провели все детство, вместе гоняя кур и коз, убегая от гусей старосты, которые постоянно щипали их за голые пятки; купались в речке, катались на пугливых жеребятах и от души хохотали над собственными проделками. Взрослые постоянно ругали их, но сквозь улыбку.

Их детство было озорным, веселым и светлым. Никаких тревог о будущем, ни одной мысли о страшных волколюдах, живущих в лесу. Вот только стоило им повзрослеть, как мир открыл суровую правду: даже здесь, в деревне, никто не мог обеспечить им полную безопасность.

Впрочем, Мита с этим смирилась быстро, а вот Зере оказалось тяжелее. Она так и осталась смутьянкой с наивной девичьей душой, которая верила каждому слову и любила поворчать о несправедливости жизни.

— Слушай, а точно ничего не будет? — осторожно спросила она у Миты, когда они спустились, наконец, к реке и поставили бадьи на деревянные мостки. — Пилар ведь напал на того волчонка. Даже ранил его, слышала?

— Слышала. Мне кажется, он перестарался, хотя его тут винить не в чем — любой деревенский бы запаниковал на его месте.

— А если волколюды мстить придут? Ну, как триста лет назад.

— Как триста лет назад — не придут, — отрезала Митьяна. — Никому из нас бойня не нужна. Думаю, как раз поэтому сегодня утром те двое и приходили. Не знаю, кто они, но наверняка со старостой говорили.

— Я боюсь, Мит… — Зера поежилась и опустила рубашку из бадьи в воду.

Травница потрепала ее по плечу.

— Напрасно. Если они все еще не пришли порешить обидчика, значит, волчонок тот жив. Не забивай себе голову. Пилар сделал глупость, оставив младшего брата на равнине одного. Вожак волколюдов и староста не допустят, чтобы мы из-за этого перебили друг друга.

— Сделал глупость?.. — переспросила Зера растерянно.

— Он говорил, что волчата напали на Кела, — пояснила Мита, — но кто его знает, как оно на самом деле было.

— А почему ты сомневаешься?

— Сама подумай, ну зачем им нападать на него? Они же еще маленькие, не охотники. Их мысли заняты не убийством, а игрой. Вспомни нас с тобой — какими мы были в их возрасте? Нам хотелось веселиться, познавать мир, проказничать.

— Но мы люди, а они — нелюди. Ну как у них желания другие? Они же звери…

— Ты хоть одного волколюда видела, Зера? Хоть зверем, хоть человеком? Конечно, нет, — продолжила Мита, не дожидаясь ответа, — в нашей деревне их видели единицы. Я и сама их впервые сегодня увидела, до этого даже в лесу с ними не сталкивалась. Так почему судишь, если не знаешь наверняка?

Зера поморщилась.

— А слова деда или молочницы Риваны для тебя, получается, пустой звук?

— Ты и сама знаешь, дед Казир любит приукрасить. А Ривана сгущает краски, потому что вечно чем-то недовольна.

— А Пилар? — не унималась Зера.

— А Пилару я бы в жизни не поверила. Тот еще любитель приврать, чтобы не отвечать за собственные глупости. Ой, — Мита махнула рукой, — тебя не переубедишь.

Зера пожала плечами и вытащила на мостки мокрую рубашку.

— Надо будет в следующий раз взять у тебя мыльный корень, — перевела она тему, наблюдая, как Мита полощет свои полотенца. — Чище выходит.

— Мало у меня осталось, — вздохнула травница. — В лес идти надо, там у реки песчаные берега и мыльнянки много. Но пока нельзя, староста запретил. Кто знает, когда в другой раз можно будет.

— А у нас не растет?

— Почти нет.

— Жа-аль, — протянула Зера.

Мита опустила в воду очередное полотенце и подумала, что жалеет вовсе не о запасах мыльнянки, а об иссякающих заготовках лечебных трав. А еще она чуточку расстроилась, что не сможет в скором времени прогуляться по любимым местам и собрать вкусных ягод. Впрочем, ей оставалось только ждать, а терпения у нее всегда хватало на троих.

* * *

В нынешние неспокойные времена охотники были на хорошем счету. Пастухи нередко просили их отогнать или отстрелить хищников, таскающих скот. Среди дворян и зажиточных купцов всегда был спрос на пушнину и кожу, которую охотники добывали в северных лесах. Мясо диких зверей тоже ценилось высоко — как диковинное блюдо, которое непросто было достать. Из костей любили делать ножи и приборы — а кто-то даже носил украшения.

В общем, деньги у охотников водились. Правда, обратной стороной монеты была опасность промысла.

Митьяна каждый раз нервничала, когда отец уходил в лес. Он мог не ночевать дома по несколько дней — бывало два, а бывало и неделю. Травница не переставала думать о холодных ночах, о зверях, которые никогда не прочь полакомиться неосторожным человеком. Ей было страшно представить, что когда-нибудь он, охотник, сам станет кому-то добычей, что он переступит порог дома, зажимая ладонью страшные рваные раны.

Сама Мита леса не боялась — она ходила туда при свете солнца и нередко — в сопровождении отца. К тому же она прекрасно понимала, что Лииш и его обитатели по-разному относятся к травнице и охотнику. Мита приходила наполниться силой леса и принять его дары. Отец же был чужаком, который истреблял в лесу жизнь. Мита не верила в мстительность самого леса, но в нем хватало тех, у кого был повод точить на охотника зуб.

Впрочем, в свете последних событий, лес оказался закрыт для людей. Мита не представляла, что они будут делать, если это затянется.

Отец, похоже, старался не унывать. Когда травница вернулась с реки, он заканчивал со сбором товара на продажу.

— Ты собрался в город? — с порога спросила Мита.

Мужчина затянул последний мешок и обернулся к дочери. Глаза его улыбались, но она заметила в них проблеск грусти.

— Продам остатки с прошлой охоты. Лучше запастись на черный день.

— Сейчас же не спрос на меха. Ты сильно продешевишь.

— Знаю. Но нам придется покупать еду за деньги, пока история с волколюдами не уляжется.

Мита поставила бадью с бельем на пол и присела на край лавки.

— Они приходили к нам? Ты говорил со старостой?

— Говорил. Глава клана пришел в деревню без предупреждения, рано утром, и привел с собой сына. Хвала богам, Дирку хватило ума разогнать всех по домам еще вчера, не то вся деревня встала бы на уши.

— Они из-за случая на равнине пришли?

— Хорошо, что с переговорами, а не требованием выдать им Пилара…

Охотник сел и устало потер глаза. Он и так был невысокого роста, а когда сгорбился на скамье, то и вовсе показался Мите усохшим старичком. Гидер не походил на других деревенских: ниже, уже в плечах, черты лица мягче, даже говор иной. Если не знать о роде занятий, его можно было принять за городского. Мита подозревала, что кто-то из его предков родился в городе, возможно, даже в Алсене, самом близком к деревне, но отец никогда не рассказывал о них.

— Клан волнуется, — продолжил он после недолгого молчания. — Вчера Рууман пресек попытку недовольных напасть на деревню. Мать пострадавшего волчонка была в бешенстве и, не удержи ее глава клана, не оставила бы здесь ни единой живой души. Но меня беспокоит не это…

Митьяна сама не заметила, как сжала пальцами подол юбки.

— Рууман отправляется в западные земли. Он сказал, что у зверолюдов есть общее дело… что-то навроде совета. Неудачное они время выбрали, ох, неудачное… Надеюсь, Рууман понимает, что делает…

Охотник вздохнул и сцепил пальцы в замок. Мита опустила взгляд на свои руки и заметила, что они подрагивали.

— Пока он не вернется, в лес нам ходить запрещено? — тихо спросила она.

— Похоже на то. Защиту в лесу нам никто не обещает.

Мита подошла к отцу и присела рядом с ним, положив ладони на его руки.

— Ты переживаешь, что со мной что-то случится? Не волнуйся. Деревенские меня в обиду не дадут.

— Тебе травы нужны… — вздохнул он.

— Ничего. Нам с тобой хватит, деду Казиру и Зере тоже. А остальные поймут, коли времена непростые.

Отец слабо улыбнулся и обнял Митьяну.

— Ты всегда видишь лучшее в жизни и в людях, милая. Боги наградили меня прекрасной дочерью.

Травница отстранилась и поцеловала его в лоб.

— Тебе пора, — сказала она. — Иначе не успеешь добраться до города к вечеру.

* * *

[1]Здесь и далее прим. автора. В Калсанганском уделе счет лет идет с момента его основания. Такая система исчисления была распространена до принятия единым жреческого календаря культа Солнца, где точкой отсчета считался день вознесения бога Солнца на небо. В записях старое летоисчисление часто можно определить по наличию Х перед годом.

То есть, сейчас в книге идет 514 год с момента основания Калсанганского удела.

Глава 2 Лик

Волколюды отличаются от обычных волков. Они гораздо крупнее, увидишь — не спутаешь. А еще по их глазам видно — они обладают человеческим разумом. Когда я встретил их и думал, что отправлюсь к первым богам, они, в отличие от диких зверей, не бросились на меня. Один из них зарычал на сородичей — и те отступили, будто повинуясь приказу. Похоже, он среди них был главным. Никогда бы не подумал, что у волколюдов тоже есть такие понятия, как власть и положение в обществе.

Из заметок неизвестного путешественника

Х514 год, 7 день месяца Зреяния

Хоть клан Лииш и жил по-людски в поселении в самой глуши леса, порядками и повадками его жители напоминали волчью стаю: только вчера вождь Рууман Острый Клык отправился в западные земли на встречу с другими кланами, а волколюды уже почуяли в его сыне слабину и попытались вывести из равновесия его, а заодно и всю общину. Ему пришлось быстро взять себя в руки и поставить смутьянов на место, вбив в головы сородичей, что закон их вождя никто не отменял, а в его отсутствие он, Лик, несет его волю и следит, чтобы она исполнялась.

Советник вождя Ирмар в происходящее не вмешивался. Если бы он принялся усмирять недовольных, то оскорбил бы не только Лика, но и Руумана, доверившего дела сыну. У волколюдов чем ты сильнее, тем выше твое положение в общине. В жизни Лика в очередной раз наступил момент, когда ему пришлось доказать, что свой статус он получил по праву.

Чтобы выплеснуть накопившееся раздражение, Лик с рассветом поднял на лапы половину воинов и повел их на обход земель. На деле, вместо обхода он погонял их по лесу, да так, что в селение волки возвращались, тяжело дыша и подбирая свисавшие набок языки. Ирмар решения Лика не одобрил. Тот понял это по его взгляду, но повода высказаться не дал — советник и так следил за каждым его шагом и не упускал случая прочесть нравоучения. Отношения у них, мягко говоря, не складывались: Лик злился, что Ирмар до сих пор считал его щенком, постоянно опекал и пытался учить жизни.

Лик послал патруль к северной границе, к плато Авент. Во главе отряда он поставил Тайру, первую воительницу клана и свою младшую сестру, а сам отправился на юго-восток, где простиралась равнина, отделявшая лес Лииш от людской деревни.

Солнце стояло в зените, заливая равнину ровным ярким светом. Лик шел вдоль кромки леса. Лииш был ему домом: он родился в его глуши, вырос, бегая среди стволов могучих сосен и елей; здесь он поймал своего первого зайца и первую крупную добычу — молодого оленя с небольшими рогами. Эти рога до сих пор висели в его комнате, как напоминание: Лик когда-то слышал, что человеческие охотники хранят свои трофеи на память, и это пришлось ему по душе.

Да, он любил этот лес, и потому мысль о том, что его придется с кем-то делить, зарождала противоречивые чувства.

С одной стороны, отец был прав: если клан не научится жить в мире с людьми, два народа рано или поздно перебьют друг друга. Лику было все равно, кто у них в соседях, лишь бы они держались границ и не лезли в дела клана. Люди же нарушали оба этих условия. Они отобрали себе равнину под выпас скота и не реже двух раз за седьмицу заходили в лес. Деревенский охотник, к примеру, отстреливал дичь, которая принадлежала клану и кормила их детей. Более того — люди смели нападать на их сородичей! Только этого, по мнению половины клана, было достаточно, чтобы развязать войну.

Лик поднялся на небольшой скалистый выступ и направил морду по ветру. Воздух был плотным и душным. Волколюд старался держаться тени: его бурый с рыжиной мех быстро нагревался на солнце. Взгляд его темно-зеленых глаз был направлен на равнину — огромное море пестрых цветов и пожелтевших от жары трав, в котором бродили черно-белые и ржаво-коричневые коровы. Река, бегущая с гор на севере, огибала равнину серебристой лентой, билась на два рукава, одним из которых обнимала нестройную кучку низких домов, сливалась с тонкой ниткой родника, текущего у подножия холма, и убегала на юг. Над крышами вился дым; ветер подхватывал его и уносил на тот берег, где начинался светлый сосновый лес.

Лик вздохнул полной грудью и прикрыл глаза, вслушиваясь в стрекот кузнечиков. В моменты, когда его глазам представала мирная деревенская жизнь, она казалась ему прекрасной. Так и должно было быть: люди живут своим чередом, волколюды — своим. Днем над равниной не стихают детский смех и радостное повизгивание волчат. Вечерами слышны задорные песни у костра. Ночью царит тишина и покой.

Но народам никак не удавалось прийти к согласию. Людям проще бояться, а не договариваться. Если бы они были животными, то уже давно бы погибли: тот, кто не умеет бороться и добиваться своего, рано или поздно кончает добычей в чьих-то зубах. Внутри каждого же из сородичей Лика жил Зверь, которому хотелось быть главным и подчинять других своей воле. Не раз сын главы ловил себя на мысли, что ему нравится быть сильнее людей, нравится мысль об их угнетении. Но вместе с этим он хотел быть частью размеренной жизни, где одни помогают другим, где нет ожесточенных битв за право и статус. Стая — это хорошо, ведь узы в ней были крепки и нерушимы. Радость и горе одного становилось радостью и горем каждого. Любой чувствовал себя защищенным, потому что знал — сородичи заступятся и помогут. Но Лику все равно казалось, что в их жизни не хватало крайне важного кусочка — возможности свободно выйти из тени.

Возможно, и отец испытывал что-то подобное, когда приходил сюда — и потому до сих пор полон решимости оберегать шаткий мир.

Лик пробыл на выступе еще немного, наблюдая, как пастух гонит коров к реке. Затем повернулся к равнине хвостом и потрусил в лес.

* * *

Тайра Отважная, младшая дочь главы и первая воительница клана, была на порядок вспыльчивее брата. Тем не менее, на нее засматривались многие воины и охотники клана. Ее человеческий облик был красив: густые вьющиеся волосы цвета мокрой земли, пронзительные дымчатые глаза и нежная смуглая кожа, не изуродованная шрамами. Она больше походила на мать: высокая, гордая, настоящая княжна этих земель.

Но ухажеры Тайру не заботили. Единственное, чего она всегда хотела — стать еще сильнее, подняться еще выше и превзойти брата, который был хоть и не таким приметным, но более уважаемым.

С обхода северных границ первая воительница пришла с неприятными вестями.

— Дай угадаю, — отозвался Лик, с порога завидев хмурое лицо Тайры. — Вы подрались с Кира-Талун.

— Все не так, — буркнула сестра, с размаху опустилась в плетеное кресло в углу и закинула ногу на ногу. — Они напросились.

— Значит, подрались.

— Проучили молодняк, — поправила та. — Они снова полезли на плато проверять, кто из них храбрее… или безрассуднее. Всевидящая, я не разберу, что у них за забавы такие? Еще и осмелились дразнить нас, воинов клана Лииш! Мелкие, дерзкие — языки б им повырывала…

— Тайра… — устало оборвал ее Лик. — Ты же знаешь, что времена сейчас сложные. Две стороны мы не удержим.

Северные соседи — хозяева гор Кира-Нор — тоже были зверолюдами. Их звериным обличьем была рысь — опасная хищница и один из страшных врагов волкам.

— Не надо объяснять мне это, словно щенку! — вскипела волчица и рывком поднялась с плетеного кресла. — Но за свои слова пусть отвечают.

Некоторое время брат и сестра молчали. Лик вертел в руках щепку, Тайра старалась на него не смотреть и вела себя так, словно обиделась. Долго она не продержалась — резко выдохнула, вернулась в кресло и подперла лоб рукой.

— Там были и воительницы, Лик. Кира-Талун снова требует часть наших земель.

— Плато Авент — единственное, что отделяет нас от Кира-Нор, где они хозяйничают. — Лик нахмурился. — Котолюды уже давно точат на него когти.

— Мы же не собираемся уступать им плато? Это почти восьмая часть наших земель!

— Никто не говорит об уступках. Что они сказали?

Тайра скривилась:

— Они все еще считают плато Авент своей святыней.

— Они думают, что это плато благословлено Сновидицей, — поправил Лик. — Я не знаю, правда ли это, но они утверждают, что эти земли изначально принадлежали им.

— Разве что в их снах, навеянных богиней, — фыркнула Тайра. — Сновидица ведь их покровитель?

Лик кивнул.

— Отец говорил, что раньше плато не принадлежало никому, а было местом встреч и переговоров. Когда он еще не был вожаком, а только советником, ему довелось узнать об одной трагедии, случившейся в клане. Подробностей он не рассказывал — и тебе я об этом не должен был говорить, вроде как это не для каждых ушей. В общем… — Лик ненадолго замолчал, собираясь с мыслями. — Лет триста назад клан напал на деревню, чтобы отомстить. Была страшная резня, и люди поднялись против нас. Чтобы успокоить обе стороны, тогдашним главе клана и старосте пришлось пойти на уступки: Лииш передал равнину в пользование людей, а те в свою очередь наложили запрет на посещение нашего леса. Ну и, чтобы восстановить размеры своих охотничьих угодий, нам пришлось сдвинуть границы к Кира-Нор.

— Большим кошкам это не понравилось, — понимающе хмыкнула Тайра.

— Мы и раньше не сильно ладили, но лишний раз не связывались. А тогда дело чуть не дошло до войны. Карена — ты должна знать ее, она глава клана уже почти сто сорок лет — до сих пор брызжет слюной и кричит, что ранее они великодушно разрешали нам ступать по их землям, а теперь мы потеряли совесть…

Лик подошел к окну. Сквозь еловые лапы пробивались редкие солнечные лучи, и рваные тени теперь падали ему на лицо.

— Наверное, так оно и есть. Мы действительно забрали плато, но деваться нам было некуда — нам нужно было как-то кормить клан… Я не снимаю с нас ответственность, но кошки повели себя не лучше.

— Они могли и не устраивать из этого драку, словно малышня за вкусный кусочек мяса, — пробурчала Тайра.

— А мы не имели права без предупреждения забирать ничьи земли себе.

— Раз кискам так хотелось, могли бы и сами занять плато. Почему-то они не торопились.

— Потому что было соглашение. Мы нарушили его первыми.

— И почему отец мне об этом не рассказывал… — хмыкнула волколюдка.

Лик пожал плечами.

— Сама у него и спроси.

— Это был вопрос, ответа на который не требовалось. Я все прекрасно понимаю. Из нас двоих ты лучший стратег и лучше смыслишь в межклановых отношениях. Кстати, Лик. Ты не рассказал мне, до чего вы с отцом договорились, когда ходили в деревню. Мне он рассказать так и не соизволил. Может, хоть ты объяснишь, что происходит?

Юноша вздохнул и отвернулся от окна.

— Пока люди не лезут в лес, но не думаю, что это продлится долго. Староста просил нас хоть изредка пускать к себе охотника и его дочь.

Волчица даже зарычала.

— Сколько можно, Лик! Они отобрали у нас луг, чтобы разводить своих вонючих коров, еще и в лес шастают. У нас и так не хватает дичи.

— Дело не только в дичи. Им нужны меха на зиму и лекарства.

— Пусть покупают в городе! Не поверю, что в Калсангане нет других мест для промысла. Леса на востоке никем не заняты.

— Их разделяет река и путь туда неблизкий.

— И что с того?

— Тайра… — устало вздохнул Лик. — Отец рассудил так. Клан пустит их в лес, когда я приду в деревню и дам на то разрешение, а до тех пор люди не станут высовываться за пределы равнины.

— Дай угадаю, — проворчала Тайра. — Отец сказал примерно следующее: «Если мы хотим уживаться друг с другом, надо делиться богатствами этих земель». И что, с Кира-Талун тоже?

В голосе сестры прозвучало плохо скрытое ехидство. Лик помрачнел.

— Дело здесь не в богатствах, Тайра, — покачал он головой. Теперь его рассеянный взгляд упирался в пустой очаг. — Просто война с людьми может обернуться куда большим злом. Пусть лучше думают, что они в безопасности. Иначе, загнанные в угол, неизвестно, что они выкинут.

Глава 3 Митьяна

Умелые знахари наверняка одарены богами, а иначе как объяснить их силу определить любую хворь? Они творят настоящую магию, просто смешивая травы. Удивительно, откуда они знают, какая от чего помогает? Видел я их толстенные записи, наверняка обучают преемников, но кто-то же когда-то их составил. Маги… точно говорю вам, они словно маги! И что же, их тоже стоит казнить, как того требует для магов светлый князь Калсанганский?..

Из письма домой, написанного содержанцем Саэдгирского монастыря

Х514 год, 8 день месяца Зреяния

Митьяна прекрасно знала, что край леса служил границей между землями людей и волков — староста не уставал напоминать об этом всякий раз, когда кто-то покидал деревню. С недавних пор жителям запрещалось ее пересекать. Сегодня травнице пришлось нарушить это правило.

Все началось с того, что с рассветом пастух Пилар примчался к дому Митьяны. Из его несвязных речей девушка поняла, что у младшего брата, Кела, случился сильный жар. Пастух разволновался так, что чуть не плакал.

— Рано руки заламывать, — осадила его Мита, которая хоть и привыкла к переживаниям за родных, но лишней суеты у больного не терпела. — Жар говорит лишь о наличии недуга, а не о том, какой он.

Наказав ждать его у крыльца, она полезла на чердак, где хранила все свои запасы — для того, чтобы сбить жар, было достаточно взять сушеных ягод костяники и ромашки. Но там ее ждала неприятная неожиданность. Перерыв все короба и мешки, Мита обнаружила, что прошлогодние запасы сушеной костяники исчерпаны. Можно было заменить ягоды сухими фруктами, но те закончились еще в середине весны, когда в деревне простужался каждый второй. А одной ромашки не хватит — она снимет лишь часть проявлений болезни, но не устранит причину.

Оставалось поискать травы на равнине или — что было гораздо рискованней — идти за ягодой в лес.

Мита отыскала на чердаке небольшой горшочек с гусиным жиром и спустилась вниз. Пилару она дала указание — сделать растирку на основе этого жира, добавив туда луковую кашицу. А сама стала готовиться к походу за травами.

— Одна пойдешь? — осторожно спросил Пилар, прижимая засаленный горшочек к груди. — Может, позвать кого, чтобы…

— Не нужно, — отрезала Мита. — И вообще… лучше не говори никому, что я куда-то ушла. Если спросят, скажи, на равнине и у реки травы собираю.

— Но…

— Меня в лесу Лииш знают. Если увидят — не нападут. Не первый раз туда иду.

— Может, хотя бы мне с тобой пойти? — не отставал Пилар.

Про себя Мита подумала, что только такого помощника ей и не хватало. С языка так и рвались слова: «Ты уже наделал дел на равнине!». Но вслух травница сказала другое:

— Пригляди лучше за Келом. Если хуже станет, залей кипятком сушеную ромашку и дай ему. Если настой покажется невкусным и он не захочет пить, придумай, как подсластить. На первое время поможет.

— Не страшно тебе одной-то? — уже тише спросил пастух.

Мита слабо улыбнулась. Сказать, что ей было страшно — не сказать ничего. В отличие от большинства растений, которые она собирала у края леса, костяника росла только в ельниках в глубине. Идти за ней означало ступить на земли зверолюдов дальше обычного, и кто знал, чем это закончится.

— Мне не впервой. Ты, главное, не выдавай меня. Старосте необязательно знать, что я куда-то пошла.

* * *

Река Канвия брала начало с гор на севере и огибала лес зверолюдов по широкой дуге. Мита решила держаться берега, чтобы как можно дольше не заходить в ельник. Она знала несколько опушек с лечебной ягодой, расположенных ближе к краю леса. Оставалось надеяться, что костяника успела созреть.

Травница шла вдоль камышовых зарослей по тропинке, протоптанной рыбаками. Слева от нее, словно молчаливые стражи, стояли молодые сосны и березы; сквозь густые кроны пробивалось солнце, отчего мелкие блики прыгали на ее лице, одежде и траве под ногами. Влажный воздух пах нагретой хвоей. Река блестела изгибами в солнечных лучах, и Мите ужасно хотелось сбросить с себя рубаху, юбку и плотные сапоги и голышом нырнуть в прохладную воду.

' Не время ', — одернула она себя.

Мита двигалась против течения и вскоре увидела пороги. Хотелось пить. Глинистый берег был влажным, и когда Мита спускалась с него, то чуть не упала прямиком в быстрый поток. Лукошко для ягод едва не унесло в сторону деревни, юбка перепачкалась землей и травой, руки травнице тоже пришлось отмывать.

Покончив с грязью, Мита направилась глубже в лес, к знакомым опушкам. В тени деревьев было не так жарко, но зато донимали звонкие комары. Мита свернула косу узлом, спрятала под косынку и зашагала через заросли папоротника, вспугивая тучи мошек. То тут, то там ей встречались огромные паучьи сети с хозяевами им под стать; паутина блестела, словно сотканная из тугих серебряных нитей, а на них темнели круглые паучьи тельца с неровным белым крестом на спине. Еще с детства, с первых походов в лес с отцом, Мита боялась пауков как огня. Одна только мысль, что она не успеет заметить тончайшие клейкие нити, вляпается лицом и обитатель паутины окажется у нее в волосах, вселяла в Миту ужас: ей начинало казаться, что под косынкой кто-то ползет, и она порывисто стряхивала с себя все, что хоть отдаленно напоминало паука.

Мита нашла палку покрепче и принялась помахивать ей перед собой. Так она хотя бы почувствует, если впереди будет липкая западня.

На опушках ее ждало разочарование — ягод было совсем немного и они только начинали зреть. На многое Мита и не рассчитывала — все же костяника поспевала ближе к середине месяца Зреяния. Ей нужна была хотя бы горсть, тогда можно будет сделать кружку крепкого отвара, а ее пятилетнему Келу хватит на пару дней. А еще следовало поторопиться — ее долгое отсутствие наверняка встревожит Пилара, и он может послать деревенских или побежать сам на ее поиски.

Следующий час Мита бродила от опушки к опушке, понемногу собирая ягоду в лукошко. За поисками она не заметила, как сильно забрала на север. Когда Мита вновь вышла к берегу реки, сжимая в руках свой небогатый улов, солнце уже стояло в зените. Теперь пороги находились ниже по течению — Мита оказалась довольно далеко от деревни, и возвращение займет у нее не менее часа, если двигаться вдоль реки.

Мита спустилась с отвесного берега и присела на небольшой камень рядом с водой. Ей хотелось есть, и она принялась за пирожки с пататом1, предусмотрительно прихваченные с собой. Мимо стрелами проносились стрекозы, неспешно порхали бабочки; травница то и дело отмахивалась от комаров и неспеша жевала свой обед. Если на миг забыть о том, что за спиной нависал густой лес, полный диких животных и волколюдов, можно было подумать, что находишься в самом безопасном месте на земле.

О волколюдах всегда ходило много легенд, баек, чаще всего страшных и жестоких. Люди боялись их и таким образом пытались защитить себя и своих детей. С раннего возраста Мите втолковывали, что волколюды — чудовища, посланные злыми древними богами на земли, чтобы истребить людей. Возможно, они преуспели бы, если бы добрые боги не вмешались. Тогда их разрушительные силы запечатали и заточили в людские тела, и поныне волколюды не могут избавиться от своих оков. За это они ненавидят людей и стараются при любой возможности убивать их, но все, что у них осталось — это способность превращаться в зверя и острые зубы, которыми они оставляли на жертвах проклятые укусы.

Еще будучи маленькой, Мита спросила: ' Если они так хотят истребить людей, то почему заключают с нами мир? ' Ответить ей тогда никто не смог.

В страшилки о том, что волколюды крадут непослушных детей, убивают скот ради забавы, владеют неизведанной магией управления погодой, насылают засуху и беспросветные ливни, Мита не верила. Она не любила голые слухи и сама старалась их не распускать. Единственное, с чем ей приходилось считаться, так это с историями о проклятых укусах волков. Те, кого кусал зверолюд в зверином обличье, получали какую-то неизлечимую болезнь, которая сводила их с ума. Укушенных потом или убивали, или они умирали сами — от того, что тело уставало носить неприкаянную душу, или оттого, что душа уставала быть неприкаянной. Иногда больные сами накладывали на себя руки, чтобы избавиться от мук. От этих историй становилось жутко.

Мита доела последний пирожок, сполоснула руки в реке и поправила подол. Пора было выдвигаться в сторону деревни.

Тихий шум за спиной привлек ее внимание. Все еще погруженная в раздумья, Мита рассеянно обернулась и столкнулась взглядом с чужими глазами. Обладатель этих глаз стоял чуть выше по глинистому склону, внимательно наблюдая за каждым ее движением. Травница замерла, не в силах оторваться от янтарных радужек; опускать взгляд было страшно, ведь там, помимо длинной мохнатой морды были острые клыки и сильные мускулистые лапы.

Прошла всего секунда, когда до Миты, наконец, дошло, что перед ней не обычный дикий зверь, а волколюд в зверином обличье.

Мита закричала. С верхушек деревьев сорвались растревоженные вороны.

Девушка сделала шаг назад и поскользнулась на мокрой глине. Волк ринулся вперед, разевая ярко-розовую пасть. Мита зажмурилась; по руке полоснуло что-то острое, а затем спина ударилась о водную гладь, и все вокруг окутало холодом…

* * *

—… а если это не просто царапина? Вдруг не обойдется? Что мы тогда делать будем? А как объясним Ирмару?..

Мита слышала чужие голоса словно сквозь воду. Она почти ничего не чувствовала, не знала, где ее руки, ноги, голова. Легкие жгло жидким огнем. Мите хотелось откашляться, но у нее никак не выходило.

— Не паникуй раньше времени, — продолжал тем временем мужской голос. Даже сквозь пелену Мита слышала в нем раздражение. — Не смотри на меня так, я прекрасно знаю, к чему это может привести. Сам разберусь. Уведи наших отсюда. Сделай так, чтобы в западную часть леса они не заходили.

— И что ты сделаешь с ней? Убьешь, что ли? — возразил ему женский. Его обладательница пыталась держаться уверенно, но дрожь в интонациях выдавала с головой.

— Не смеши. Это лишь усугубит проблему…

Больше Мита ничего не услышала — снова провалилась в беспамятство.

* * *

Когда Мита пришла в себя во второй раз, то обнаружила, что лежит на траве. Перед ее лицом мерно покачивались сосновые ветки, растревоженные неосторожным порывом ветра. Мокрое платье липло к телу, отчего она почувствовала себя почти что голой. По коже забегали мурашки. Травнице хотелось сесть, но тело отказывалось слушаться: легкие все еще горели, а в ногах застыла киселем нездоровая слабость.

Зверя она заметила несколькими мгновениями позже. Огромный волк — здоровому мужчине по пояс в холке — сидел неподалеку и нетерпеливо подергивал кончиком хвоста. Казалось, что он совсем на нее не смотрел, и Мита успела подумать о побеге, но потом спохватилась — он все равно отыщет ее по запаху, куда бы она ни спряталась. Да ей и не хватило бы сил убежать.

Мита слабо пошевелила пальцами и поморщилась от боли в правом предплечье. Зверь повел ушами, затем повернул морду. Его янтарные глаза уставились на девушку. Притворяться спящей больше не было смысла, и травница медленно села, подобрав под себя ноги. Когда она оттягивала мокрый насквозь подол, ее руки мелко дрожали.

Волк встал и сделал несколько шагов в ее сторону. Его походка была расслабленной, словно бы он был уверен, что его добыча никуда не убежит. Сидящей на траве Мите казалось, что над ней нависла мохнатая скала. Девушка поджала губы и затаила дыхание. Зверолюд повел носом.

— Если… — пролепетала она, — если т-тронешь, жители… они этого не оставят.

Глупейшая угроза тому, чьи клыки находились в паре локтей от ее шеи.

Зверолюд приподнял губу и фыркнул так, как будто ее слова были шуткой. Мита вздрогнула. А затем заметила на правом предплечье аккуратную повязку, сделанную, похоже, из ее косынки, и потянулась к ней пальцами.

— Что это?..

Волк оскалил зубы и предупреждающе зарычал, и Мита отдернула руку. Похоже, она успела пораниться, когда падала в реку.

— Ты ее сделал? — осторожно спросила она. — И вытащил меня из воды?

Тот помедлил, после чего спрятал клыки и согласно склонил голову. Мита слабо улыбнулась.

— Спасибо.

Волк поднялся с места и подошел к травнице вплотную. Ее сердце бешено заколотилось. Она не понимала, чего хочет волколюд. Убить? Взять в плен? Молчание затягивалось. Волк скосил глаза и навострил уши: вдалеке послышался тонкий вой, эхом раскатившийся по округе. Мита побледнела и отползла назад, цепляясь непослушными ногами за траву. Зверь сморщил нос, наклонился и схватил ее за мокрый подол. Девушка вскрикнула.

— Отпусти меня, пожалуйста, — дрожащим голосом попросила она. — Я не зайду сюда больше, честно, обещаю, мне просто нужно… мне нужно… отвар… ягоды…

Она побледнела еще сильнее, когда поняла, что рядом с ней не было корзинки. Мита принялась в панике шарить вокруг глазами; на волколюда она старалась не смотреть. Впрочем, тому это быстро надоело, и он зарычал. Травница затряслась от страха и попыталась вскочить на ноги, но подол платья все еще был зажат между зубов. Она рухнула на землю, ушибив локти и колени, и закричала.

Волк подался вперед и прижал Миту к земле. Травница захлебнулась криком, и попыталась вырваться, но сильная лапа надавила ей на шею, царапнув когтями кожу на подбородке. Через какое-то время в глазах у нее потемнело, и она потеряла сознание в третий раз.

* * *

[1] Патат — он же картофель.

Глава 4 Митьяна

Внешне укус волколюда похож на собачий: рваная рана от клыков, края слегка воспалены, никаких особых признаков замечено не было. Больной чувствует себя нормально, жалуется на зуд и ноющую боль. Рану промыли отваром тысячелистника и смазали ивовой корой. Наблюдаем за состоянием и возносим молитвы матери Иина за спасение души его от темных богов.

Из записей служительницы Саэдгирского монастыря

Х514 год, 8 день месяца Зреяния

Время давно перевалило за полдень. Солнце клонилось к верхушкам елей на западе, постепенно теряя жар. Митьяна снова очнулась в траве на берегу реки. Она вскрикнула, села и огляделась.

Волколюда рядом не было. Леса Лииш тоже.

Шея болела так, как будто Мита целый день таскала коромыслом воду. Одежда на ней успела подсохнуть, но была испачкана пятнами травяного сока, земляными разводами и глиной. Локти и колени саднило. Мита потерла предплечья и наткнулась пальцами на повязку. Помедлив, она стянула ее.

На правом предплечье красовались две царапины. Мита долго разглядывала их, вертела рукой и шипела от боли. Какни посмотри, было похоже на следы от двух острых кольев. Или от двух клыков…

От одной мысли, что ее укусили, Митьяна похолодела. Сердце забилось в панике, и его стук гулом отдавался у нее в ушах. Укушенная волколюдом. Хуже не придумаешь.

Откуда-то издалека послышались людские крики. Несколько человек — Мита различила визгливый голос Пилара, более низкий и мощный — Нита, мужа молочницы Риваны, и хриплый — деда Казира. Травница охнула и вскочила на ноги. Столько времени прошло! Конечно, деревенские ее потеряли и придумали, небось, невесть что.

— Я здесь! — закричала она в ответ.

Под ноги попалось лукошко, на дне которого ровным слоем лежали ягоды костяники, и Мита с трудом узнала в ней свое. После падения в реку ей все еще дышалось тяжело, а перед глазами двоилось.

— Митка! — раздался голос деда Казира. — Митка, ты где?

— У реки! — отозвалась травница.

Ой, а как же она будет объяснять им, что с ней случилось?

Мита оглядела себя. Вся вымокшая и перепачканная, со ссадинами… может, так и сказать, мол, упала в реку? И ведь не соврет. А о лесных ягодах им знать не обязательно. Она подхватила корзинку, сорвала цветущую рядом ромашку и еще не распустившийся зверобой и собрала небольшой неопрятный букет, которым прикрыла дно корзины.

— Мита нашлась! — услышала она далекий крик Пилара.

Главное, чтобы он не проболтался, подумала Митьяна, поправляя растрепавшуюся косу. И, расправив плечи, быстрым шагом направилась навстречу деду Казиру.

* * *

— Всю деревню на уши поставили! — причитала Зера, прыгая вокруг Миты. — Потеряли тебя. Пилар чуть не плакал, говорил, что ты ушла за травами для Кела утром и не вернулась. Ох, ждет тебя взбучка от старосты, это уж точно… Где ты так изгваздалась?

— В реке, — устало пробормотала травница. — В воду упала. Пока вылезала, перепачкалась вся.

— А с рукой что? — Подруга кивнула на повязку.

— Порезалась о камни. Ничего, заживет.

— Зачем ты в лес полезла?

— На равнину, — поправила Мита. — Слышала же — за травами. Келар заболел, а у меня ничего не нашлось, что, бросать его, что ли?

— Почему со старостой не поговорила? — Голос у Зеры зазвенел — она начинала злиться. — Мита, честное слово, иногда я совершенно не понимаю, что у тебя на уме. А если бы волколюды пришли? Они бы живьем тебя сожрали!

Травница вспомнила янтарный взгляд волколюда. Он не желал ей зла. Иначе бы бросил в реке или загрыз, когда она попыталась от него убежать. Но вот что произошло потом, она совершенно не помнила — только что упала и ее придавили лапой. Руки почему-то до сих пор помнили странные ощущения: что-то теплое и жесткое, словно шкура животного, которая лежала на горячей печи.

— Не сожрали бы…

— Это уже не смешно! Одно дело, когда ты говоришь, какие волколюды якобы хорошие, и совсем другое, когда ты лезешь к ним в пасть…

Зера не выдержала — упала на скамью и заревела. Мита даже растерялась.

— Эй, ну ты чего… — Она привстала и обняла подругу. — Со мной все хорошо. Вот я — живая и здоровая! Подумаешь, руку о камни расцарапала.

Зера завывала и всхлипывала, уткнувшись в плечо травницы. Потом она отстранилась и вытерла раскрасневшийся нос рукавом.

— Не делай так больше, ладно? — попросила она тихо.

— Не буду.

Зера кивнула, потом подскочила со скамьи и выпрыгнула за дверь, к кадке с водой — умыть лицо. Оставшись одна, Митьяна подтянула саднящие колени к подбородку и съежилась. Подруга достала ей чистое платье, помогла оттереть лицо от грязи, вытащить траву и ветки из волос и переплести косу.

Лукошко с травами стояло чуть поодаль, у порога. Мита осторожно сползла с лавки и потянулась к нему. Под наспех собранным букетом лежали ягоды костяники, где-то пару горстей. Негусто, но Келу на настой хватит. Главное, что ягоды не потерялись, пока она валялась без сознания. Травница еле слышно перевела дух.

Ее рука скользнула по ручке корзины. Она была неровная, слегка приплюснутая — раньше ее было удобно держать, но теперь она царапала руку. Травница провела большими пальцами по небольшим вмятинам и вдруг сообразила, что они походили на следы от зубов.

Значит, тот волколюд вернул ей корзину. Может, он принес ее поближе к равнине, чтобы деревенские нашли? А перед этим приложил лапой по шее, чтобы она потеряла сознание и не шумела… Что вообще было у него на уме?

Грязная одежда лежала в углу, в кадке. Вытащив юбку на свет и приглядевшись, травница нашла на ткани рыжеватые волоски, жесткие и грубые. Шерсть. Вся юбка была в шерсти, как будто волк повалялся на девушке, или же она на нем.

— Ты как, Митка?

Митьяна вздрогнула и шарахнулась от окна. Юбка упала на пол. На пороге стоял дед Казир; погрузившись в свои мысли, Мита не услышала, как он вошел.

— Я в порядке, — севшим голосом сообщила ему она. — Устала просто.

— Хорошо, что порядок, — кивнул он и погладил бороду. — Ты бы это… шибко-то не совалась туда… без Гидера-то и подавно…

— Извини… Заставила я всех волноваться.

— Пилар дурень, — проворчал дед Казир и зашаркал к двери в стряпущую. — Если бы он сразу к Дирку пошел, так парнишку уже сегодня бы к знахарю в Кайсугу увезли, вылечили б… а он к тебе, по привычке. И не остановил потом, размазня… Ты это, не переживай, Келарка уж в надежных руках, так что отдохни чуток.

— Я тоже хороша, могла бы и сама к старосте сходить, — тихо отозвалась травница. — А вместо этого в одиночку на равнину пошла… Сглупила.

Дед Казир махнул рукой.

— Ай, ну что ты на себя наговариваешь! Ты ж помочь хотела. Как лучше хотела.

Митьяна слабо улыбнулась. Дверь тем временем открылась, и в подклет заглянула Зера. Услышав последние слова дедушки, она нахмурилась.

— Дирк сказал, чтобы ты зашла к нему, как в порядок себя приведешь. — Старик бросил взгляд на перевязанное предплечье девушки. — Точно все хорошо?

Мита закивала.

— Добро. Если хочешь, отдохни еще немного.

— Да я пойду… — Мита подхватила одежду и корзинку. — Спасибо, что помогли.

— Я тебя провожу, — Зера схватила подругу за здоровую руку и потянула за собой. — Деда, я ушла!

Когда девушки зашли в калитку дома охотника, Зера, наконец, отпустила Миту.

— Вечно деда тебя выгораживает, — пробурчала она и насупилась. — Как по мне, ты поступила как дура.

— Спасибо за честность, — хмыкнула травница и зашагала к дому.

— Я это не в обиду тебе сказала, — крикнула подруга ей в догонку. — Просто… Ты меня напугала. Кела бы вылечили, а тебе староста помог бы с травами — он же может договориться с волколюдами…

— Староста не всесилен, — вздохнула Мита. — Если бы все было так просто, нас с отцом уже пустили бы в лес. Ладно, пойду я. Возвращайся домой.

* * *

Дом, где жил староста Дирк, его жена и трое детей, стоял на возвышении, но не в центре, как то было принято, а слегка в стороне. По сравнению с охотничьей избушкой он был настоящими хоромами: добротный, двухэтажный, с резными окнами, парадным крыльцом и ровной деревянной крышей с коньком. Поговаривали, на постройку этого дома приглашали лучших столяров из Кайсуги. Главный вход вел в подклет, где располагалась комната для гостей — а их у семьи старосты было немало. Тут же была стряпущая, а сбоку от нее пристроилась скотница, где зимой держали животных — туда вела отдельная дверь. На втором этаже располагались комнаты, светлица и небольшой чулан, а на чердаке сушили овощи, ягоды и травы.

Мита знала каждый уголок в этом доме. Радия, жена старосты, заменила ей и Зере мать, и почти все время, когда Гидера не было в деревне, девочки проводили с ней. Особенно они любили играть на чердаке, и Радия постоянно ругала их за беспорядок, который они там разводили.

Разговор со старостой вышел коротким. Не успел Дирк отчитать Митьяну, как на пороге гостевой комнаты возникла его жена. Она всплеснула пухлыми руками и бросилась обнимать девушку, причитая о ее нелегком походе и опасностях, с которыми та столкнулась. Староста попытался было вмешаться, но в итоге махнул рукой и напоследок пригрозил, что в следующий раз придумает наказание построже.

Митьяну увели на кухню — так на городской манер Радия называла стряпущую — и принялись откармливать пирожками. Про походы травницы хозяйка больше не спрашивала, а вместо этого поделилась новостями

— Ты, наверное, не слышала еще, — начала Радия, наливая Митьяне чай в расписное блюдце. — Через четыре дня к нам в деревню приедут гости из Кайсуги. Семья столяра Варлама. Тот надумал женить сына и хочет посмотреть на наших девок. Они прислали голубя сегодня утром.

— На ком же он думает женить? — Мита сморщила нос и спрятала его за кружкой.

— Знаю я, что Зерка ему приглянулась.

— Откуда ж он ее видел?

— Они уже приезжали как-то, крышу нам чинить. Не помнишь? А, вы с Гидером тогда, подить, в лесу были.

Радия поставила поднос с ароматными пирогами на стол. Они уже успели остыть, но Мите было все равно. Поблагодарив хозяйку, она взяла один и откусила. Во рту разлилась приятная яблочная кислинка.

— Из прошлогоднего варенья сделала, — поделилась Радия, заметив, как довольно прикрыла глаза травница. Она села напротив и вздохнула. — Дирк ворчит, что неудачное гости выбрали время. Тут еще волколюды эти… Честно говоря, притомилась я, Митьянушка. Я содрогаюсь каждый раз, когда они заходят в наш дом. Мне приходится загонять детей наверх, чтобы они и носа не казали. Иногда я думаю, что, возможно, они и не хотят нам зла, но каждый раз, как вижу их, разум меркнет… Боюсь я их до дрожи.

Откушенный пирожок встал у Миты поперек горла. Чтобы скрыть замешательство, она поспешила запить его чаем и чуть не обожгла язык. Перед глазами маячили волчьи лапы и непроницаемая мохнатая морда. Она понимала Радию. Перед Зерой травница могла говорить что угодно, вот только стоило ей увидеть его вживую — что она сделала? Взбудоражила весь лес своими криками и попыталась сбежать.

— Варлам нередко приезжает к нам, но с нашими порядками он не сильно считается. Боюсь, что однажды он наплюет на них. Или, не дай боги, пересечется с главой волчьего клана и ляпнет чего-нибудь не то. А чего ждать от Милена, сына его, я и вовсе не представляю. Он хороший парень, толковый, и мужем будет неплохим. Но как он отнесется к нашим запретам, пока они будут тут гостить… Ой не знаю, Митьянушка, ой не понимаю…

Радия спрятала лицо в ладонях, и Мита едва не подскочила с места, чтобы ее утешить — ей показалось, что она сейчас заплачет. Но спустя несколько мгновений женщина резко выдохнула и встала.

— Ладно, не бери в голову. Морочу тут тебя своими заботами…

— Это заботы всей деревни, — мягко улыбнулась Мита. — Не волнуйтесь. Мы справлялись как-то до этого, и сейчас справимся.

Ее рука нащупала повязку на предплечье и сжала ее так, что ногти впились в кожу.

— Да… — эхом отозвалась Радия, — справимся… Ты пей чай, Митьянушка, а то остынет.

Глава 5 Лик

Раз в четверть лунного цикла, за исключением новолуния, волколюды устраивают большую охоту, в которой принимают участие опытные воины и охотники. Такая охота — возможность повысить свой статус в клане и для молодняка. Однако участие в большой охоте влечет за собой и риски: ошибка может стоить тебе положения, а то и места в клане.

Капан Гайрих. ' Обычаи народов Фиэдеса '. Раздел ' Зверолюды ', глава ' Ритуалы волколюдов '.

Х514 год, 10 день месяца Зреяния

Лик открыл окно и вдохнул свежий вечерний воздух. Когда спадала дневная жара, их поселение в гуще ельника становилось райским уголком: с реки тянуло прохладой, и приходящая вместе с ней влага оседала на траве и иголках. Волчата любили это время — они с визгом уносились в заросли папоротника под сосновыми кронами и под строгим наблюдением нянь катались там до самой ночи, таская друг друга за хвосты и загривки.

Взрослые воины и охотники собирались возле костра. Сегодняшний сбор был особенно важен — ночью намечалась большая охота.

Лику стоило присоединиться к ритуалу, но он решил задержаться. В этот раз охоту придется вести ему. Он делал это уже десятки раз, но рядом всегда был отец. Сейчас поддержки не было, и груз ответственности навалился на Лика всей своей тяжестью. Он еще слишком молод, чтобы вести охоту за собой. Если промахнется, положение может потерять и он сам, и Рууман.

И как же некстати он встретил ту девчонку на берегу реки! Мало ему проблем, так теперь еще и ее испуганное лицо не выходило из головы.

Со стороны костра раздавались гортанные песни. Пока что они были нестройными, но постепенно сливались в единый звук, ровный и чистый. То была песня Охоты, песня, в которой волколюды возносили молитву своей богине, Всевидящей Луноликой. Лик невольно заслушался. Вскоре и ему предстоит влить свой голос в хор сородичей.

— Это по-своему жутко и красиво, — раздалось задумчивое за спиной.

Лик вздрогнул и в последний момент удержался, чтобы не вцепиться незваному гостю в горло. Узнав голос, он раздраженно хмыкнул, и ответом ему стал смех, больше похожий на карканье.

— Какие же вы нервные, волчишки. Впрочем, ладно, ты молодец. Тайра бы точно кинулась.

— А ты умеешь подходить не сзади? — поинтересовался Лик у собеседника.

— Карра! — искренне удивился тот. — Во-первых, я не подхожу, а подлетаю, меховая ты голова. Во-вторых, зачем мне подлетать спереди, если я могу сзади? Так же веселее.

— Иногда хочется, чтобы ты свое веселье придержал до лучших времен.

Сын вожака, наконец, оглянулся. На одном из оленьих рогов сидел черный, словно безлунная ночь, ворон и деловито чистил перья клювом. Заметив внимание Лика, он еще несколько раз каркнул, как будто посмеялся.

— Хочешь поговорить — спускайся, — предупредил Лик. — Поверь, захочу — допрыгну.

— Ой, да кто сомневается. — Ворон раскрыл клюв. — Я к тебе по делу, между прочим.

— Какое дело, Тир? Наблюдать за большой охотой? Не думаю, что тебе это будет интересно.

Ворон закончил чистить перья и нахохлился.

— А мне, может, интересно. И что, на правах большого мальчика из стаи зубастых ты не дашь мне посмотреть?

Он взмахнул крыльями и опустился на пол. В следующую секунду черные перья потускнели, уменьшились и словно втянулись в кожу. Кожистые лапы стали больше, превратившись в босые ноги, растопыренные крылья стали разведенными в стороны руками. Клюв укорачивался, пока не исчез вовсе, превратив воронью голову в аккуратное мужское лицо с взъерошенными черными волосами.

— Всегда поражался, как вы это делаете… — Лик передернул плечами, бегло оглядывая обнаженную худощавую фигуру. — Для нас перекинуться — непростая задача, а от птичьего человеческое тело отличается гораздо больше, чем от волчьего.

— Практика, — пожал плечами ворон. — А еще мы не зависим от всяких затмений, полнолуний и… что там у вас еще?

— Я рад тебя видеть, Тир, — Лик наконец позволил себе легкую улыбку, — но ты ведь здесь не просто поздороваться? Принес какие-то вести?

— На этой неделе я не ворон, а какой-то почтовый голубь, — пожаловался Тир. — Загоняли меня по этим кланам. Все эти встречи — та еще морока.

— Встречи кланов? Но они же проходят дважды в год, весной и осенью…

— А теперь вне очереди созвали, из-за чужеземца. Да ладно, ты что, не слышал?

Лик поморщился.

— Слышал. Но, если честно, всерьез не воспринимал. Что такого в этом чужеземце?

Дверь едва слышно открылась, и на пороге появилась Тайра. Она открыла было рот, чтобы окликнуть брата, но, увидев Тира, потеряла дар речи, а потом побагровела.

— Тир-р-р! — рявкнула она. — Пернатый ты засранец! Прикрой свой тощий зад в нашем доме!

Тир расхохотался.

— Тай, краса очей моих! — слащаво отозвался он. — Неужели ты смущаешься моей могучей красоты?

— Вали к своей Многоликой и показывай мослы там! Видеть твою костлявую тушу не желаю!

Лик хмыкнул и потер глаза.

— А ты чего ухмыляешься? — набросилась Тайра на брата. — Какого дамнара ты вообще позволяешь ему вольничать в нашем доме?

— Тайра, успокойся. Тир принес вести, скорее всего, от отца. Тир, а ты накинь что-нибудь.

— Я налегке, — отозвался ворон.

Первая воительница зарычала, вытащила с кровати Лика шерстяное покрывало и бросила в гостя. Тир неспешно расправил его, сложил вдвое и обмотал вокруг бедер.

— Так что там про встречу кланов и чужеземца? — напомнил Лик, когда ворон закончил прихорашиваться.

Тир прочистил горло и сел на спинку кресла — волколюд всегда поражался его способности удерживать равновесие в таком положении.

— Многого не расскажу, сам не все знаю. — Он почесал нос. — Мне велели передать, что встречу кланов решено собрать двенадцатого дня месяца Зреяния. Там кланы решат, встречаться ли с чужеземцем. Кто он такой и откуда — мало известно. Я всякое слышал. Говорят, он не обычный человек с другого континента, как все думали, а вроде как тоже со зверем…

— Сородич? — удивилась Тайра. — Из-за моря?

— Я его пока не видел и сказать не могу, — признался Тир. — Но с ним встречался глава клана Сангай. От него я слышал, что в нем есть какая-то сила и что он вполне может принести мир на эту землю.

— Если так говорят олени Сангай, стоит прислушаться, — пробормотал Лик.

— Даже Карена вылезла из своей пещерки в горах Кира-Нор, — хохотнул Тир. — Королева рысей собрала небольшой отряд и тоже отправилась на встречу.

— Это плохо. — Тайра закусила губу. — Пока она будет далеко, кошки могут окончательно потерять стыд. Они наверняка догадываются, что отец тоже не в клане…

Песня у костра стала громче и протяжнее. Лик прислушался: им пора было присоединяться к остальным.

— В любом случае, — продолжил Тир, — раньше, чем через десять дней, Руумана не ждите. Это то, что он сам просил передать. Еще он просил напомнить, что ты, Лик, все еще за старшего и что советник Ирмар тебе поможет…

Лик прикрыл глаза и едва удержался, чтобы не застонать.

— А у вас какие новости? — полюбопытствовал ворон. — Слышал, у вас здесь просто потрясающая свара с людьми! Я уже лет сто с ними не общался. Покажете их поселение?

— Давай не сейчас, — попросил Лик. — После охоты. Ночь длинная, успеешь еще узнать все последние новости.

— И разнести их потом по всему свету, как сорока на хвосте, — пробурчала Тайра.

— А в деревню я тебя не поведу, — закончил брат. — Не хватало, чтобы ты там балаган устроил в лучших традициях вранолюдов.

Глаза Тира загорелись лукавым огоньком.

— А все-таки можно мне на охоту?

— Только если не будешь орать и высказывать мнение о происходящем, как в прошлый раз, — предупредил его Лик. — Идем. Нас заждались у костра.

* * *

Охота началась в полночь, когда луна показалась из-за облаков и залила равнину ровным голубоватым светом. Верхушки многолетних елей отливали серебром, но внутрь, в гущу леса, свет почти не проникал. Огромные волки скользили тенями между стволами деревьев. В воздух поднимался пронзительный вой — зов, означающий, что кто-то погнал добычу.

Те, кто принимал участие в охоте этой ночью, разделились на два отряда. Первый держался южной половины леса, его повел Лик. На север, вдоль плато, отправился второй — во главе стоял первый воин клана, Филлат Меткий. Тир, который все же напросился посмотреть на охоту, сопровождал группу Лика с воздуха.

Волки бесшумно двигались по лесной подстилке из иголок. Во тьме ели тянули свои лапы к охотникам, норовя щелкнуть кого-нибудь по носу. Звери опускали морды к земле и старательно ловили каждый запах. Их глаза вспыхивали золотом, отражая редкий лунный свет.

Первым добычу почуял Лик. Он дернул хвостом и поднял морду, сделав знак остановиться. Волколюды навострили уши. Лик смерил взглядом каждого, безмолвно раздавая указания, и волки разбрелись в стороны, чтобы проследить за жертвой.

Тайра подошла к брату сзади и приоткрыла пасть. Ее темная с пепельными подпалинами шерсть почти сливалась в темноте с еловыми лапами.

— Лоси — непростая добыча, — тихо сказала она. — Ты уверен?

— Если бы я пропустил их, некоторые могли бы посчитать это боязнью серьезной добычи. Проявлением слабости.

Волчица потянула носом и прищурилась.

— Стадо небольшое, я не чую ни одного слабого или больного. Придется целиться в молодняк. Но отбить будет непросто.

— Со мной первая воительница, — оскалился Лик. — Неужели не сможешь загнать для брата одного завалящего лосенка?

Тайра фыркнула в ответ, а сверху раздалось хриплое карканье. Тир спустился на самую нижнюю ветку и склонил голову.

— Честное слово, этот ваш культ силы и превосходства меня поражает, — поделился он. — Зачем лезть на рожон, когда можно не лезть на рожон? Станет кому-то легче, если ты помрешь? Даже если в клане есть претенденты на место главы, для этого им понадобится избавиться от тебя, Руумана и Тайры, которая еще может нарожать очаровательных волчат…

— Тир-р! — зарычала первая воительница.

— Прекратите, — огрызнулся Лик. — Тир, ты обещал не болтать.

— Понял-понял, умолкаю. — Он поднялся на ветку выше и оттуда заметил: — Все-таки вы, волки, немного странные.

Лик раздраженно повел ушами и прислушался к чутью, надеясь, что небольшая перепалка не спугнула лосей. Но те стояли на месте. Волколюд прикрыл глаза и еще раз потянул носом воздух. Теперь он знал, где находится каждый охотник из его отряда. Стадо окружили полукругом, и лосям оставалось только бежать вперед.

Лик издал низкий гортанный звук, отдавая команду начать атаку. И стрелой метнулся вперед.

Едва заслышав шелест травы, лоси бросились врассыпную. Волки понеслись им наперерез, собирая обратно в кучу. Они не нападали, но подпрыгивали, делая вид, что целятся в шею, клацали зубами у их длинных узловатых ног. Часть самцов, наиболее сильных и опасных, отделились, и стая умело отсекла их, уводя от остальных.

Среди оставшихся было двое лосят, их мать и взрослый самец. Лик находился к нему ближе всех и опасливо поглядывал на мощные раскидистые рога. Один удар такими — и без труда проломит череп даже волколюду. Нужно было держаться на расстоянии и придумать, как бы отвлечь его от лосихи с детьми. Сзади донесся тонкий вой: один из молодых охотников оповестил остальных, что начался загон.

' Рано ', — прошипел про себя Лик.

Самец неожиданно рассвирепел и качнулся в сторону волка. Лик отпрыгнул и в ответ щелкнул зубами рядом с его ногами. Копыто просвистело в опасной близости от волчьего носа, но тот не отступил. Лось взревел и стал напирать на волка, тесня его дальше от сородичей. Лику пришлось извернуться и сбавить скорость, чтобы не быть растоптанным.

Впрочем, он достиг цели — увел самца от лосихи. За дело взялась Тайра: она коротко взвыла и заставила ее уйти в сторону, наскакивая и цепляя бока клыками.

Лик закрутился под ногами самца, не давая ему прохода. Лось ревел, фыркал, но никак не мог угнаться за проворным волком — не просто так сыну главы дали прозвище Стремительный. В конце концов ему это надоело: он наклонил голову и прицелился Лику в бок. Волколюд чудом успел отпрыгнуть в сторону, и рога с глухим стуком ударились о ствол ели.

Наверху раздалось громкое ' Карра! ', и Тир камнем упал на морду самцу. Лось оглушительно заревел и замотал головой из стороны в сторону, пытаясь сбросить надоедливую птицу. Ворон вцепился когтями в мягкий нос и принялся стучать клювом между глаз. Лик отскочил подальше и огляделся: Тайра увела лосиху, а вместе с ней и остальную стаю, дальше. Пора было догонять их.

Лик коротко тявкнул и, описав круг вокруг лося, припустил туда, где раздавался вой и вопли лосихи. Тир, напоследок долбанув неприятеля по морде, соскочил с него и полетел следом.

— Ты мне жизнь должен, друг, — важно заявил он. — Теперь не жалеешь, что взял меня на охоту?

Лик фыркнул, но ничего не ответил: его мысли были заняты охотой. Если стае удастся управиться и с самкой, и с двумя ее детьми, добыча будет достойной.

* * *

Загнать лосят оказалось легко. Когда Лик нагнал стаю, они уже лежали на земле без движения, а вокруг них крутились старшие охотники, отгоняя молодняк. Тайра, навострив уши, вглядывалась в ельник. Губы ее мелко подрагивали, то и дело обнажая клыки.

— Лосиха сбежала, — оповестила волчица брата, когда тот поравнялся с ней. — Странно, что она бросила детей. Но я ее хорошо потрепала. Можем догнать и добить, если разрешишь.

Лик бросил взгляд на добычу. В целом, еды было достаточно, но если лосиха сильно ранена, долго она все равно не протянет. Терять ее, когда он сам выдержал битву со свирепым самцом, казалось кощунством. Волколюд обменялся взглядами с остальными, приказывая оставаться на месте и охранять добычу, а сам поманил за собой Тайру и скользнул в ельник. Волчица довольно рыкнула и бросилась вдогонку.

Раненное животное они нагнали быстро. Лосиха решила, что ее не преследуют, и сбавила скорость. Когда она поняла свою ошибку, было уже поздно: Лик второй раз за ночь оправдал свое прозвище Стремительный. Один прыжок — и он очутился у нее на спине, повалив на землю. Зубы сомкнулись на жилистой шее. Лосиха затихла быстро.

Тайра оказалась рядом с братом мгновением позже. Она прижала уши и коснулась носом его плеча.

— Сегодня никто не посмеет сказать, что ты плохой охотник. А если и посмеет, я лично откушу ему язык.

Лик соскочил на землю, облизывая окровавленные губы. Солоноватый привкус вызывал в нем знакомое волнение; по телу прошла дрожь, когти впились в мягкую землю. На миг Лику показалось, что он вот-вот взлетит. Он зажмурился и тряхнул головой, проясняя мысли. Рано расслабляться. Отпраздновать удачную охоту он сможет потом.

Тир опустился на широкую еловую лапу неподалеку и уставился на мертвую лосиху глазами-бусинами.

— Вот это я больше всего люблю в вашей охоте, — поделился он. — То, с какой грацией вы настигаете добычу. Это было красиво, друг.

— Спасибо, — ухмыльнулся Лик.

— А моя доля будет? — Он нетерпеливо подпрыгнул на ветке.

— А за какие-такие подвиги? — огрызнулась Тайра. — Ты что, участвовал в охоте, чтобы претендовать на добычу?

Ворон оскорбленно вскинул голову и раскрыл клюв, словно хотел как следует накаркать на волчицу.

— Я, чтобы ты знала, Лику шкуру спас!

— Чего-о?

— Прекратите сейчас же, — поморщился Лик. — Тай, он и правда помог мне с тем лосем. Ему причитается.

— Ну, раз ты так говоришь… — проворчала Тайра себе под нос.

Их разговор прервал шорох кустов. Тир каркнул и поднялся выше. Лик ощетинился, вместе с ним оскалилась сестра. Их носов достиг незнакомый запах — запах чужого волка.

А потом перед ними выскочил зверь с серебристо-серой шкурой и светлыми отметинами на морде.

Лик даже растерялся.

Чужаком оказалась волчица. Увидев Лика и Тайру, она застыла, как вкопанная, и ее когти впились в землю. Несколько долгих мгновений они смотрели друг на друга; удивление в желтых глазах незнакомки сменилось паникой, и она попятилась обратно в кусты.

— Это что еще за фокусы? — рассвирепела Тайра и обнажила клыки.

— Ба, да она ж не ваша! — отметил Тир, как будто это было не очевидно.

— И… извините… — пролепетала волчица и попятилась еще быстрее. — Я не знала… я просто… я пойду…

Когда она сорвалась с места, Лик, наконец, опомнился. И рявкнул Тайре:

— Уведи стаю!

— А ты?

— А я за ней. Кто-то же должен вразумить эту дуреху.

Глава 6 Митьяна

Известно, что человеческое тело состоит из примерно 206 костей, это число может колебаться на незначительную величину. Тогда как у волка насчитывается около 320 костей. Это наталкивает на мысль, что при трансформации волколюда из зверя в человека некоторые кости срастаются, а при обратном процессе ломаются. Доподлинно это не известно, так как процесс трансформации зверолюдов, все еще не изучен до конца.

Выдержка из зачетной работы студента академии Куубер по теме «Магические и физические способности волколюдов»

Х514 год, 10 день месяца Зреяния

С того злополучного похода в лес прошло уже два дня. Рана на руке Митьяны зажила, причем, на ее взгляд, неестественно быстро. Травницу это пугало не меньше, чем сам укус.

Прошлым летом пастуха Сарана, отца Пилара и Келара, укусил волколюд. Мужчина подумал, что волк хочет отбить у него скот и набросился с палкой, не обратив внимания на испуганный скулеж собаки. Волк рассвирепел и вцепился ему в руку. Между кланом и деревней чуть не вспыхнула война, некоторые всерьез опасались повторения трагедии трехсотлетней давности, и, чтобы предотвратить ее, понадобилось несколько дней переговоров.

Первое время Саран чувствовал себя нормально. Укус практически зажил, пастух снова начал работать. А потом с ним стало твориться нечто странное. Он жаловался на головную боль, потом — на голос в своей голове. В конце концов он стал вспыльчив, злился по любому поводу, поколачивал сыновей, а потом каялся и плакал. Жители решили, что он сошел с ума, и решили изолировать его в доме на отшибе. Но одной ночью Саран выломал дверь и сбежал в лес, а позже его тело, изуродованное клыками хищников, нашел Гидер. В тот день деревенские молились богам — кто матери-защитнице Иине, кто богу-воину Сунаду — чтобы оградили от беды и избавили их земли от зла.

Пока что с Митой не происходило ничего странного. Она не сходила с ума, как пастух Саран, не чувствовала боли или слабости — работа по дому спорилась. Зера то и дело навещала подругу, помогала с хозяйством, рассказывала смешные истории. Она видела, что после неудачного похода за травами Мита растеряна и расстроена, и всеми силами старалась подбодрить.

Ранним утром десятого дня месяца Зреяния Митьяна отправилась навестить Радию. Хозяйка долго уговаривала ее остаться и позавтракать со всеми, но Мите отчего-то не хотелось есть и она отказалась. Поблагодарив за предложение, она поспешила к выходу, открыла дверь…

И прямо на пороге ударилась головой о чью-то широкую грудь.

Митьяна отступила и потерла ушибленный нос. От человека перед ней пахло терновником и хвоей. Она подняла глаза и встретила взгляд незнакомца… и сдавленно охнула.

Не человек это был, а волколюд. Мита его сразу узнала — это его она видела несколько дней назад, когда он с главой клана Лииш приходил в деревню.

— Боги… — прошептала она, — простите…

Сзади послышался звон: Радия выронила оловянную миску.

— Лик? — Староста Дирк вскочил с места. — Почему ты здесь?

Волколюд не сводил глаз с травницы, отчего той стало совсем неуютно. Он пристально посмотрел на ее правую руку, едва заметно скривил губы и шагнул в дом.

— Извините, что без приглашения, — обратился он к старосте. — Хотел предупредить о сегодняшней ночи.

У Митьяны перехватило дыхание. Сердце заколотилось в груди, как сумасшедшее, и, забыв попрощаться с хозяевами, она соскочила с крыльца и побежала в сторону дома.

Голос волколюда она тоже узнала. Его она слышала там, на берегу реки.

Мита смогла остановиться, только когда очутилась в сенях и захлопнула за собой дверь. Горло перехватило; хотелось закричать и заплакать, но вместо этого она молча сползла спиной по двери и поджала под себя дрожащие ноги.

Он тоже узнал Миту. Иначе бы не разглядывал ее руку.

Прошло немало времени, прежде чем травница успокоилась и выровняла дыхание. Сейчас ей не стоит высовываться. Волколюд наверняка зол на нее за то, что она нарушила запрет и сунулась в лес. А если сложить два и два, то получится, что этот Лик — не абы кто, а сын самого главы клана Лииш. А если он прямо сейчас рассказывает старосте о том, что она ушла в лес, а не на равнину, как говорила всем? Староста точно разозлится.

Во рту у нее пересохло. Мита сунулась в бочку с водой и обнаружила, что не наполнила ее с утра. Обругав себя за непредусмотрительность, она поднялась и на ватных ногах вышла на улицу. При мысли о том, что ей нужно было сходить к роднику рядом с домом старосты, ей даже поплохело.

Краем глаза Митьяна уловила движение. Она обернулась и чуть не упала: волколюд возвращался в лес и проходил аккурат мимо ее ворот. Мита вжалась спиной в стену дома и проследила за ним взглядом, и на короткий миг ей показалось, что он заметил ее и слегка повернул голову. Это заставило ее отпрянуть в тень дома.

«А если это он, значит, он мне тогда помог, — вдруг подумала травница. — Из воды вытащил и на равнину вынес. А я его даже не поблагодарила».

От этой мысли Мите стало стыдно. Он, между прочим, и сам рисковал, помогая человеку. А она боится выйти и сказать «спасибо». А потом еще удивляется, почему волколюды недолюбливают деревенских.

Мита заставила себя отлипнуть от стены и дойти до калитки. Широкая спина Лика уже скрылась за поворотом, и, чтобы догнать его, ей пришлось перейти на бег. Коса хлестала Миту по плечам, и она перехватила ее дрожащими руками, прижав к груди. Нагнать волколюда ей удалось только у самого выхода из деревни, где уже начиналось душистое море равнинных трав.

Волколюд остановился. Мита тоже. Сердце ее продолжало бешено колотиться.

— Ты чего-то хотела? — холодно поинтересовался он, даже не обернувшись.

Травница моментально растеряла все слова. К горлу подкатил ком.

— Я… — Она сглотнула. — Извини… Я хотела сказать… хотела поблагодарить.

Лик, наконец, повернул голову. Его темные глаза смотрели прямо на Миту, и та с трудом удержалась, чтобы не броситься наутек.

— За что?

Она даже удивилась.

— Как за что? За помощь… там, у реки… Это ведь ты был? Я не ошиблась?

Лик ответил не сразу. Он внимательно изучал ее лицо, руки, сжимавшие косу, дрожащие ноги, а потом неожиданно усмехнулся.

— Я выдал себя взглядом на твою руку?

— Голосом, — призналась она. — Я слышала твой голос там…

— Слышала… — эхом повторил волколюд. — Зачем вообще туда сунулась?

Мита не ждала расспросов, а потому растерялась.

— Ну… я… мне ягоды нужны были… на отвар.

Лик махнул рукой, и она замолчала.

— Тебе повезло, что там оказался я, а не кто-то другой из клана. В следующий раз может повезти меньше. Не лезьте, куда вас не звали. — Последние слова он произнес резче прочих, и Митьяна вздрогнула.

Когда девушка запоздало кивнула в ответ, Лик отвернулся и направился в лес. Мита проследила за тем, как он исчезает среди трав, а потом поплелась домой. День только начался, а ей уже хотелось без сил рухнуть на лавку и проспать до следующего утра.

* * *

К вечеру у Миты разболелась голова. Она наводила порядок на чердаке, расставляя короба и мешки с остатками трав, развешивая свежие пучки полевых цветов под крышей, когда поняла, что от слабости у нее трясутся руки. Солнце садилось, последние его лучи заглядывали на чердак через небольшое окно, подсвечивая пылинки и сухую труху. Мита сложила остатки в коробку, пообещав разобраться с этим завтра, умылась, натянула рубашку для сна и упала на лежанку, которую соорудила из соломы и мехов в углу чердака.

В сон Мита провалилась почти сразу, но он был беспокойным. Поначалу вокруг нее царила липкая темнота. Она шла наугад и спотыкалась о невидимые преграды. Чем дольше Мита бродила, тем сильнее уставала: тело горело и плавилось, ее била дрожь, как в лихорадке, и Мита даже сквозь сон подумала о лекарстве. «Неужели все-таки простудилась в реке? — размышляла она. — Или устала просто?» Травница пыталась проснуться, чтобы дойти до полок с травами, но тело не хотело слушаться.

Постепенно темнота стала меняться. Она уже не была такой липкой и душной, в ней появились странные отблески, похожие на чьи-то цветные тени. Митьяна невольно потянулась за ними. Тени постепенно складывались в силуэты. Незнакомые люди, в несколько рядов обступившие пылающий костер, покачивались в такт языками пламени, и свет плясал на их смуглых лицах. Темнота наполнилась гортанной песней, и от нее у Миты внутри все задрожало. Она зажала уши, но звуки продолжали проникать в ее голову. Травница зажмурилась и побежала прочь со всех ног. Песня не отставала.

Силуэты у костра сменились могучими елями, чьи верхушки серебрились в свете луны. Гортанная песня затихла, а вместо нее темноту разрезал пронзительный вой. Миту окружили звери. Они рассекали темноту вокруг словно стрелы, оставляя за собой желто-рыжие шлейфы. Где-то вдалеке раздался рев, и испуганная травница шарахнулась в сторону. Рядом с ней возникла цветная дымка, и в ней она разглядела двух животных — волка и лося с раскидистыми рогами, над которыми рваной тенью металась птица, похожая на огромного ворона.

Увиденное так потрясло Миту, что она попятилась и поскользнулась босыми ногами на чем-то склизком и мокром. Тело окутал холод, как будто она снова упала в быструю реку. Она замахала руками и ногами, пытаясь подняться; цветные блики смешались перед глазами в один пестрый ком. Мита замотала головой, попыталась встать, но почему-то не смогла и уперлась руками в твердую землю…

* * *

Когда Мита распахнула глаза, на чердаке было темно. Через небольшое окошко лился ровный лунный свет, оставляя на полу синеватые тени. Все вокруг было каким-то серым и блеклым, но знакомая по снам цветная дымка окутывала весь чердак. В нос ударил резкий запах сушеных трав.

Мита поднялась со своей лежанки. Солома и меха сбились в кучу, и теперь ее самодельная постель отчего-то казалась слишком маленькой. Тело все еще хранило остатки странного жара и ломоты, и травница решила на всякий случай заварить травы и выпить.

Травница попыталась подняться на ноги, но спина отдалась резкой болью — она никак не могла распрямиться. Ноги тоже не слушались. Травница часто заморгала, чтобы избавиться от надоедливой пелены, но та не желала исчезать. Отчаявшись, девушка опустила лицо на руки. Нос почему-то столкнулся с полом раньше, чем она ожидала.

Митьяна открыла глаза и некоторое время тупо таращилась на свои руки, которые уже руками не были. Это были лапы. Волчьи лапы, от которых исходила тонкая золотистая дымка.

Травница закричала, но вместо крика из ее горла вырвался испуганный вой.

Где-то в деревне залаяла собака.

«О, боги, что это? Что происходит?»

Мита запаниковала и попятилась. Раздался треск: с ближайших полок повалились корзины, и она не глядя наступила на них, переломав плетеные каркасы и растоптав травы в труху. Мита взвизгнула и отпрыгнула в сторону. Теперь чердак наполнился грохотом падающих мисок и глиняных чашек. Окончательно перепугавшись, Мита отпрянула к окну, споткнулась о мешки с сеном, кувыркнулась и больно ударилась челюстью о деревянный пол. Каждое ее движение сопровождалось шумом: чердак был слишком тесный для волчьего тела, и она то и дело что-нибудь задевала.

В курятнике встревоженно закудахтали куры. Лай не прекращался, и проснувшийся хозяин недовольно прикрикнул на собаку. Это был голос Нита, Митьяна узнала его, несмотря на то, что дом молочницы находился на другом конце деревни. Странно: она мало что различала перед глазами, кроме цветных бликов, чувствовала себя почти что слепой, но при этом слышала каждый шорох, каждый треск и множество чужих голосов. Ее нос улавливал несметное множество запахов: травы на чердаке, корова в сарае у деда Казира, собачья шерсть, настаивающиеся в чьей-то печи наваристые щи. К ним примешивались и совершенно незнакомые ароматы. От них кружилась голова и хотелось взвыть.

Запоздало Митьяна сообразила, что в деревне ей оставаться нельзя. Собака Нита продолжала заливаться, и неизвестно, когда сам Нит заподозрит неладное и поднимет народ, чтобы все выяснить. Она заметалась по чердаку, пытаясь найти выход. В узкую дверь в полу она не пролезала, да и по крутой лестнице бы не спустилась; оставалось только окно, к которому она и подскочила. Сообразить бы только, как его открыть и выбраться наружу.

Цветные блики продолжали надоедливо плясать перед глазами. Голова сходила с ума от обилия запахов.

Мита несколько раз ткнулась носом в задвижку, поскребла ее когтями, но никак не могла подцепить. Собака стала лаять реже, но проснувшиеся куры и не думали замолкать. Травница мысленно обругала себя за привычку запирать окно на чердаке и попробовала взять задвижку в зубы. Не с первой попытки, но ей это удалось: засов поддался, окно открылось, и Мита кубарем выкатилась из него по покатой крыше крыльца прямо в кусты черноплодной рябины.

Теперь ей предстояло выбраться из деревни. Вот только куда?

Волчье тело казалось Мите неуклюжим. Лапы не слушались и заплетались в траве — она не понимала, как управляться сразу с четырьмя. Морда казалась слишком длинной, и ветки больно хлестали ее по носу. Когда она выкарабкалась из рябиновых кустов, палки, листья и стебли вьюна, обвивавшего стволы, застряли повсюду в ее шкуре. Травница подскочила к калитке и едва не сбила ее с петель.

Она услышала еще один недовольный окрик — Нит все-таки вышел на крыльцо, чтобы усмирить собаку. От мысли, что ее могут заметить, Мита задрожала и бездумно припустила по дороге, меся лапами пыль. Сама того не осознавая, она побежала на равнину, прямиком в лес Лииш, туда, где были волколюды — пожалуй, единственные, кто мог бы ей помочь.

Глава 7 Митьяна

Когда волк хватает зубами морду сородича, то таким образом проявляет заботу и сочувствие и, кроме того, выражает готовность взять его под защиту. Это похоже на то, как люди обнимают других, чтобы подбодрить или оказатьподдержку.

Из справочных материалов «Повадки диких животных».

Библиотека академии Куубер.

Х514 год, 10 день месяца Зреяния

Лес Лииш выглядел совсем иначе. А возможно, дело было в том, что этой ночью Мита смотрела на него волчьими глазами.

Стоило ей оказаться в тени могучих деревьев, как ее затопила волна облегчения, словно после долгого странствия она очутилась на родной земле. Тело расслабилось и теперь двигалось само. Волчица бежала ровно, оглядываясь по сторонам и постоянно моргая, надеясь, что цветные блики перед глазами когда-нибудь исчезнут. Пока чуда не происходило.

Незнакомых запахов в лесу оказалось еще больше, чем в деревне. Помимо трав, хвои и редких ранних грибов здесь пахло жителями леса. Стоило ей прикрыть глаза, как каждая дымка, витавшая перед глазами, пыталась принять чьи-то очертания, но их было так много, что у волчицы кружилась голова.

Митьяне всегда казалось, что лес по ночам спит, но на самом деле он был переполнен звуками. Рядом с ней шуршали лесной подстилкой мыши, наверху меж еловых веток перекликивались сычи. Она слышала, как в чаще стучат по земле чьи-то копыта — возможно, лося или оленя. Казалось, даже земля под ее лапами дрожала, донося какое-то тайное послание. Митяна не успевала осмыслить происходящее: слишком много сведений об окружающем мире, слишком непривычно было слышать и чувствовать, то, что ранее оставалось за пределами возможностей человеческого тела.

Вместе с этим с каждой преодоленной саженью бежать становилось легче. Волчица уже не спотыкалась, легче перепрыгивала через поваленные деревья. Тело будто само знало, куда ступить, как обойти, где находится очередная преграда и что ожидает впереди.

Желтоватая дымка вокруг стала ярче. Она тянулась нитями сквозь лес и спустя несколько саженей сложилась в два силуэта. Мита снова заморгала, но они никуда не исчезали. В нечетких границах она разглядела волчьи лапы и пушистый хвост; казалось, будто дымчатые звери бежали перед ней. Недолго думая, Мита последовала за силуэтами.

Чем дальше она бежала за ними, тем отчетливей становились волки. Незнакомый резкий запах ударил в нос, моментально сбив волчицу с толку. Она мотнула головой, прыгнула через кусты и очутилась на небольшой поляне.

Дымчатые волки исчезли, а вместо них перед ней очутились настоящие.

Мита резко затормозила и впилась когтями в мягкую лесную подстилку. Волк слева показался ей знакомым: от него пахло терновником, а еще чем-то сладковатым и металлическим, как от рук, которые долго держали монеты. «Кровь…» — вдруг подумала она. Что-то внутри нее откликнулось, заставив задрожать всем телом.

Рядом с волком, вздыбив шерсть, стояла волчица. Из-за витавшей вокруг дымки Мита не могла определить, какого цвета была их шерсть, но все же чуяла, что они похожи — их запахи почти сливались в один.

Мита, наконец, осознала, что перед ней были волколюды. Кажется, их она и искала. Но совершенно не представляла, что делать при встрече. Несколько долгих мгновений висела оглушающая тишина, а потом незнакомая волчица рассвирепела и обнажила клыки.

— Это что еще за фокусы?

Волк поднял морду и посмотрел прямо в глаза Мите. Сердце у той ухнуло в пятки.

— Ба, — услышала она еще один голос откуда-то сверху, — да она ж не ваша!

Мита попятилась.

— И… извините… — пролепетала она. — Я не знала… я просто… я пойду…

Волк подался вперед, и она запоздало подумала, что однажды уже видела его. Однако инстинкты не велели выяснять, где и когда, а лапы просто понесли ее прочь.

* * *

Перепуганная Мита летела, не разбирая дороги, спотыкаясь о каждый корень и собирая мордой все еловые ветки. Позади раздался шум, словно бы кто-то преследовал ее. Шерсть на загривке встала дыбом, и от страха быть пойманной она только ускорила бег.

Остановилась она только тогда, когда лапы вынесли ее на берег реки. Вода блестела в лунном свете, перекатываясь на порогах. Страх перед речным потоком привел ее в чувство. В то же мгновение что-то тяжелое сшибло ее с ног.

— Пусти! — завизжала Мита, когда острые зубы впились ей в загривок.

— Успокойся! — властно рявкнули ей над ухом.

Мита съежилась под телом волколюда, который прижимал ее лапами к земле. В голове стало проясняться. Теперь шум в ушах сменился шумом бурлящей реки; она услышала звонкое пение дрозда где-то на том берегу и громкое дыхание зверя.

— Полегчало? — поинтересовался он. — Я отпущу тебя. Но при условии, что ты не будешь дурить.

— Не буду, — всхлипнула она. — Отпусти, пожалуйста, мне больно.

Волколюд не спешил выполнять ее просьбу. Выждав еще несколько секунд для верности, он напоследок сдавил челюсти и разжал. Почувствовав свободу, Мита торопливо отползла к камышам и прижалась брюхом к земле. Волк сел неподалеку и уставился на нее янтарными глазами.

— Как тебя там прозвали? Лик Стремительный? Уже трижды за эту ночь ты оправдал это имя.

На один из прибрежных камней уселся черный, как смоль, ворон и принялся деловито чистить перья. Мита уставилась на него во все глаза.

— Приятно слышать, — сухо бросил волк.

— Лик? — охнула Мита. — О, боги… так это ты?..

— Да, это я. Давно не виделись, так сказать.

— Ох… — спохватилась она, сообразив, что Лик до сих пор не знает ее имени. — А я… Митьяна. Вернее, Мита. Можно просто Мита.

— Красивое имя, — похвалил ворон. — А я Тиррландан. Можно просто Тир.

— Хотел бы я спросить, что здесь происходит, — прервал Лик их обмен любезностями, — но, кажется, ты и сама не знаешь.

Мита прижала уши. Ее взгляд заметался между волком и вороном.

— Не знаю… Я вообще не понимаю, что случилось и почему я такая…

— А в лес ты за каким дамнаром понеслась?

— Я думала… — ее голос задрожал. — Я не знаю… оно само…

— Не дави на нее, — посоветовал Тир. — Дай ей успокоиться и осознать происходящее.

— Какое? — огрызнулся волк. — Что осознавать, когда неясно, что происходит?

— Как по мне, все ясно. — Ворон начал мерить камень шажками маленькими лап. — Чужую зверолюдку занесло на земли вашего клана.

— Зверолюдку? Как она может быть ей, если она человек?

— Она человек? — опешил Тир. — Карра! А вот это уже интересно…

Лик зарычал и вскочил с места. Мита, напротив, как можно сильнее вжалась в глинистый берег.

— Так! — Тир спрыгнул с камня и забрался на загривок к волчице. — Ты сейчас молчишь. Переводишь дух. Обдумываешь все. А ты, — он указал крылом на Лика, — сейчас расскажешь мне все, что знаешь. Вас уже что-то связывает — или я не прав?

Лик застыл, потом медленно сел на землю и засопел.

— Случилось кое-что пару дней назад… Эта дуреха забралась в лес. Одна. Я нашел ее у реки, она меня увидела. Испугалась. Поскользнулась и упала в воду. Я вытаскивал ее оттуда и зацепил зубами руку. Рану оставил.

— Рану? Укусил, короче?

— Надеялся, обойдется, — буркнул Лик.

— Обойдется? — Тир раскрыл клюв от удивления. — Лик, я потрясен. Ты, такой рассудительный и предусмотрительный — и надеялся? О, Многоликая! Я иногда совершенно не понимаю эти меховые головы!

Ворон наклонился и посмотрел в глаза Мите.

— Вот так и начинаются истории в дешевых романтических книжках.

— Каких книжках? — не поняла она.

— А, прости, забыл, что ты деревенская и такого не читаешь. В городах весьма популярно среди девиц на выданье.

Тир соскочил на землю и стал расхаживать между волками.

— Я уверен, что дело в укусе, — вынес он вердикт.

— Отлично, — проворчал Лик. — И почему укус превратил ее в зверолюдку?

— Откуда мне знать, почему? Спроси у Всевидящей, она же вам покровительствует. Ее, наверное, шуточки.

— И что мне теперь делать? — жалобно отозвалась Мита.

Лик посмотрел на нее в упор.

— Ничего.

— Как — ничего?..

— А вот так. Жить с этим. Смириться. Я понятия не имею, как избавить тебя от Зверя.

Мита замотала головой и затряслась.

— Нет… нет, я так не могу… Мне так нельзя, я же… деревня… и отец… как…

Она попятилась, скользя лапами по мокрой глине, прямиком к воде. Лик зарычал, рывком поднялся с места и прихватил ее морду зубами.

— Успокойся, — приказал он ей. — Вдохни поглубже, выдохни… я не знаю, как вы, люди, приходите в себя.

Та пискнула и попыталась высвободить морду, но зубы Лика сжались сильнее. Она ощущала носом его обжигающее дыхание, и от него по всему ее телу шла дрожь. Мита перестала вырываться и с удивлением обнаружила, что ей становится легче, как будто кто-то невидимый, сидящий глубоко внутри нее, перестал метаться и с покорностью улегся, словно собака, которой указали место. Ей и самой неожиданно захотелось лечь и прижаться к теплому боку стоящего рядом волка, вдохнуть терпкий запах терновника, исходящий от его густого меха, прикрыть глаза и задремать, зная, что она находится под его защитой.

— Сработало, — довольно проклекотал ворон, заметив, как волчица прикрыла глаза. — Теперь общаться будет гораздо легче.

Лик выпустил морду Миты и сел. В его глазах мерцали лунные блики, танцующие на быстрой воде.

— Что ты имел в виду, когда сказал, что мне придется с этим жить? — осторожно спросила волчица.

— То и значит. Похоже, вместе с моим укусом ты обрела Зверя. А значит, тебе придется учиться жить с ним в одном теле.

— Получается, я стала волколюдкой… — Мита прижала уши. — Так нельзя… я так не могу. Я ведь теперь и в деревне жить не смогу.

— Если научишься сдерживать Зверя — сможешь. — Волк был непреклонен. — Как ты перекинулась сегодня?

А ведь до сих пор она не задумывалась, как именно стала волчицей.

— Я… проснулась. — Мита сморщила нос, вспоминая. — На чердаке. Мне снился какой-то сон: про костер, незнакомых людей, большого лося…

Лик и Тир переглянулись, но перебивать не стали.

— Меня, кажется, лихорадило, — продолжала травница. — Я хотела выпить отвар, но когда проснулась, уже была такой.

— Похоже, во сне перекинулась, — заметил Тир. — Прямо как малышня обычно.

Мита вопросительно склонила голову набок.

— Процесс смены ипостаси непростой, — пояснил ворон. — Тело ломается и перестраивается, и чем больше разница между человеком и зверем, тем трудней обернуться. Но у детей все иначе. Их тело гибкое, потому что еще растет, а разум неокрепший, поэтому хуже контролирует инстинктивное «хочу». Вот так и получается, что ночью, когда мозги у детенышей совсем расслабляются, они частенько перекидываются. — Тир закатил глаза. — Столько мороки потом — ловить маленьких воронят по всему гнездовищу…

— С волчатами не легче, — шумно фыркнул Лик.

— Они хоть не летают, знаешь ли!

— Но я же не волчонок, — встряла Мита.

— Если учесть, что волколюдкой ты стала не больше двух дней назад — вполне себе волчонок, — хрипло хохотнул ворон. — По крайней мере, учить тебя придется с самых азов, как маленькую.

— Перекидываться тебе будет сложнее, — добавил Лик. — И больнее. Но потом привыкнешь.

Мита прижала уши.

— Больнее?..

— Не пугай девочку, — пожурил волка Тир.

— Я всего лишь говорю как есть.

Лик поднялся с места и отряхнулся. Мита наблюдала за тем, как он расхаживает вдоль камышей, прижимая уши и нервно дергая хвостом; желтовато-рыжая дымка тянулась за ним, сплетаясь тонким полотном. Волчица прищурилась, чтобы они не мешали ей, и досадливо заскулила, когда это вновь не помогло.

— Что будем делать? — поинтересовался Тир. — Представишь ее клану?

— Нет, — отрезал Лик. — Не сейчас.

Он остановился и посмотрел волчице в глаза; от его властного взгляда ей снова захотелось припасть к земле.

— Такой тебе лучше не попадаться клану на глаза. От тебя еще сильно пахнет человеком. Да и законов наших ты не знаешь. Пойдем, — позвал он ее и махнул хвостом. — Для начала нужно научить тебя быть волком.

— А если пойдешь со мной, — весело встрял вранолюд, — то научишься быть вороном.

— Тир-р-р! — досадливо зарычал Лик.

Ворон в ответ разошелся карканьем, похожим на смех, и поднялся на крыло.

* * *

Лик погнал Миту вдоль реки — он объяснил это тем, что сейчас клан охотится и в лесу можно будет на них наткнуться. Мите совершенно не хотелось встречаться с кем-то из других волколюдов — волчица, которая была тогда с Ликом, явно не обрадовалась ее появлению.

Они добрались до опушки на юго-востоке леса Лииш, и Митьяна шумно втянула воздух носом. Она окинула раскинувшуюся перед ними равнину взглядом: травы пестрели бликами разных оттенков, а деревня вдалеке казалась крошечной и была окутана болотного цвета дымкой.

— Что это за цветные блики и дымки? — наконец, осмелилась она спросить. — Я вижу их повсюду, и они мешают.

Лик насмешливо задрал губу, обнажив клыки. Мита заметила, что когда волк говорил, то почти не шевелил пастью, и все слова будто звучали прямо у нее в голове.

— Мешают? Да ты шутишь!

— Не шучу, — насупилась она. — Из-за них все такое серое и невзрачное… И границы такие нечеткие.

— Так мы, волколюды, чувствуем мир. Не глазами — чаще всего они не так нам нужны. Обоняние и слух гораздо важнее. Все эти дымки и блики — запахи. Не замечала, что сильнее всего они исходят от растений или живых существ?

Мита пригляделась к Лику. Желтовато-рыжая дымка и правда нитями отходила от его тела, повторяя силуэт и движения волка.

— Запахи, значит… Как по мне, это неудобно.

— Со временем привыкнешь. Перестань полагаться на глаза, закрой их. Забудь, что они у тебя есть. Попробуй по запаху определить, где я нахожусь.

Мита послушно закрыла глаза, но вместо привычной темноты увидела знакомые цветные блики, и у нее тут же закружилась голова.

— Ох, боги… — выдохнула она.

— Не паникуй. Попытайся понять, какой из запахов принадлежит мне, поймать его и отследить.

Лик замолчал и больше не издавал ни звука. Мита тщетно пыталась уловить хотя бы малейший шорох, который подсказал бы, в какой стороне находился волк, но быстро сдалась.

«Запах так запах», — вздохнула она про себя и потянула воздух носом.

Некоторые блики, пляшущие перед глазами, стали ярче остальных, и среди них она различила облако желтой дымки. Мита вспомнила, что желтыми она видела волков: такими они были в ее сне, таким оказались Лик, разозленная волчица и она сама.

Мита попыталась ухватиться за эту дымку и сосредоточиться. Поначалу она ускользала из ее поля зрения и рассеивалась, но вскоре волчица сумела собрать ее воедино. Теперь она превратилась в тонкие нити, ведущие куда-то в сторону. Не открывая глаз, Мита повернула морду, следуя за нитями, пока те не сложились в волчий силуэт.

— Молодец, — похвалил ее Лик. — Теперь поняла, как это работает?

Она кивнула. Теперь она разглядела среди запахов голубоватую дымку, нити от которой вели куда-то наверх. Волчица задрала голову и принюхалась.

— Быстро учишься, карра! — отозвался сидящий над ней на ветке Тир.

— Это непросто, — призналась Мита и почесала за ухом. — Я постоянно теряюсь и упускаю их.

— Практика, — невозмутимо отозвался Лик. — Не открывай глаз. Сейчас узнаешь кое-что еще.

Мита терпеливо ждала. Ее слух улавливал шорохи, взмахи крыльев, чей-то быстрый бег в глубине леса. Она водила ушами, чтобы лучше слышать, что происходило вокруг, и удивлялась, как можно не сойти с ума от такого столпотворения.

Рядом раздался шорох. Лик нарочно шел громко, привлекая к себе внимание. Мита слышала поступь его мягких мохнатых лап и, что интересно, различила его походку собственными лапами — как будто дрожь проходила по земле и достигала ее через чувствительные подушечки.

— Что это? — тихо спросила она, прислушиваясь к новым ощущениям.

— Так мы тоже умеем, — довольно ухмыльнулся Лик.

Он подпрыгнул и перескочил с места на место. Волчица все еще не открывала глаз, но была точно в этом уверена.

— Слышишь ее? Дрожь земли. Маленький трюк. Земля — не наша стихия, но мы так умеем. Навык полезный, овладеть им труднее, и потребуется время. Не знаю, как много его у нас.

Мита, наконец, открыла глаза и огляделась. Запахи, маячившие перед глазами, уже не казались ей такими раздражающими.

— Ну, как тебе теперь волчья шкура? — хихикнул Тир и слетел вниз, опустившись прямо на холку волчицы. — Не надумала учиться вороньим премудростям?

Лик рыкнул на него, но без злобы.

— Непривычно, — поделилась Мита. — Может, не так уж и плохо. Только вот…

— Спрашивай, не робей!

— А как мне… вернуться в человеческий облик?

На поляне повисло долгое молчание. Тир и Лик переглянулись, пытаясь подобрать слова. Мита напряглась и уже приготовилась паниковать.

— Сама ты, скорее всего, не сможешь. Пока что, — произнес, наконец, волколюд. — Да тебе и не понравится. Но есть другой способ. Нужно запастись силами и терпением. — Он оскалился и припал к земле, как будто приготовился к забегу на охоте. — За мной! И не вздумай отставать.

Глава 8 Лик

Двоедушие — признак веры в иного бога. Двоедушие не карается Светлым, но и не располагает к благословению Его. Создания с двумя душами противоречат замыслу Его, но милостью Его им дозволено ступать на земли, Им сотворенные — до тех пор, пока создания эти не несут угрозы землям и живущим на ней.

Из Светлого писания, священных текстов культа единого Бога Солнца

Х514 год, 10 день месяца Зреяния

Лик не позволял себе таких пробежек еще с тех времен, когда был волчонком. Когда-то у него было мало забот и много свободного времени, чтобы заниматься тем, чем хочется, и по ночам они с другими волчатами частенько убегали от взрослых, чтобы порезвиться на равнине. Тогда Лик и заметил, что если как следует погонять своего Зверя, он успокоится и обращаться в человека будет проще. Этот прием он решил использовать на Митьяне.

Поначалу волчица сильно отставала. Она все еще путалась в четырех лапах, спотыкалась о камни и кочки и терялась в пространстве, не успев до конца привыкнуть к черно-белой картинке с цветными бликами перед глазами. Лик сдерживался, чтобы не завалить ее советами. Она и так узнала слишком много нового, а лучший учитель — собственные набитые шишки.

Тир держался сверху. Время от времени он исчезал из поля зрения и даже запах его рассеивался. Когда в один момент это заметила и Мита, Лик пояснил:

— Лучше всего сохраняет запахи земля. Водой их смывает начисто, если только она не стоячая — тогда есть еще шанс что-то учуять. А воздух непостоянный. Запах может держаться долго, а может развеяться ветром так, что концов не сыщешь.

— Не думала, что все так сложно. — Мита сосредоточенно нахмурилась, как будто в мыслях повторяла урок.

Лик фыркнул так, что это вполне могло сойти за смешок.

— Охота — сложная наука. Не просто так ей учат с молочных клыков. Если бы это было легко, в клане все поголовно стали бы непревзойденными охотниками.

— А это не так?

— Разумеется, нет. Наши охотники… Впрочем, сейчас не самое лучшее время рассказывать тебе о клане. Вам пока рано знакомиться.

Лик надеялся, что ему никогда и не придется их знакомить. Митьяна не знала их обычаев и законов, что делало ее легкой мишенью и могло стать поводом для междоусобиц. Люди не привыкли к жесткой иерархии, в которой жили волколюды — или просто Лик таких не встречал. Деревенские жители были распущены, вольны, заправлял всем один человек, староста, и помощников у него не было. Люди жили верой в то, что он умен и справедлив, но что будет, если он не оправдает их ожиданий? Сможет ли он защитить себя от разъяренной толпы? Волколюды не просто так ставили во главу сильнейшего — его слово подкреплялось возможностью постоять за себя и за весь клан.

Лик услышал шуршание крыльев и набрал скорость. Кажется, Тир сегодня тоже полетает на славу.

— Слушай… — осторожно начала Мита, прервав его размышления. Она почти поравнялась с ним, но по приоткрытой пасти было нетрудно догадаться, каких усилий ей это стоило. — Ты говорил, что я обрела… Зверя… А кто он такой, этот Зверь?

— О, — каркнул ворон, и волчица едва не кувыркнулась через голову — его возвращения она не заметила. — Сейчас должна последовать длинная лекция…

Лик шикнул на него и нехотя замедлил бег.

— Нас иногда называют двоедушниками, — начал объяснять он. — Существами, имеющими две души.

— Дурацкое прозвище, — встрял ворон. — Его зверолюдам дали священники культа единого бога Солнца.

— Никогда о таком не слышала, — призналась Митьяна.

— Не удивительно. Культ единого бога Солнца распространен в королевстве Артейлес к востоку отсюда.

— Тир, — оборвал его Лик. — Ты отвлекаешь.

Ворон послушно умолк и взял выше.

— Как я уже сказал, некоторые считают, что у нас две души, и две сущности уживаются в одном теле. Это не совсем правда. У нас есть две ипостаси. Людская — оплот разума и рассудка, и волчья — инстинкты и чутье. Это части одного целого.

— Не очень поняла… — призналась волчица и виновато прижала уши.

Лик вздохнул и ненадолго замолк, подбирая слова.

— Мы, зверолюды, отличаемся от вас меньше, чем вы можете себе представить. Каждый из нас и человек, и зверь — и в то же время никто из них. Мы живем, как люди, общинами, или стаями, как животные. Мы ближе к истинной природе вещей. Благодаря древним богам в нас живы инстинкты, которые в вас давно затухли и уснули. Инстинкты имеют свою волю, они порождают желания, в которых многие люди не могут признаться даже себе. Можно сказать, у инстинктов есть свой голос. Этот голос мы и называем Зверем.

— Это не какая-то самостоятельная сущность, не вторая душа, — снова встрял с пояснениями Тир. — Просто так проще обозвать, например, желание догнать убегающего зайца, взмыть ввысь, к самым облакам, или же напасть на обидчика, защищая своего ребенка.

— Но ведь на многое из этого способны и люди…

— Зришь в корень! — обрадовался Тир. — Зверь есть в каждом. Ты ведь слышала легенду о создании нашего мира? Когда-то давно древние боги сотворили четыре стихии и в каждую вложили частичку себя. Каждое живое существо носит в себе эти стихии, а вместе с ними — частички самих богов. Они проявляют себя по-разному: у кого-то дремлют, в ком-то живут в виде внутреннего голоса, а кому-то позволяют творить нечто на грани человеческих возможностей: магию или, к примеру, перевоплощения. Обычно люди не знают о частичках, так как в них они дремлют. Но если просыпаются, рождаются маги. Маги называют их началами. Со Зверем что-то похожее. Говорят, что люди произошли от животных, а потому в них осталась часть их сущности — инстинкты. Нам, зверолюдам, она позволяет принимать другой облик: волчий, вороний или какой-то еще. Наверное, когда тебя укусил Лик, произошло именно это — твой внутренний Зверь проснулся.

— То есть, Зверь всегда был во мне… — Мита наморщила нос. — И поэтому я не смогу теперь от него избавиться? И всегда буду… такой?

— Теперь ты стала похожей на нас, — пробурчал Лик и снова вырвался вперед.

Мита не пыталась вновь поравняться с волком, и его это устроило. Мысль о том, что люди могут стать одними из них, сбивала Лика с толку. Объяснение Тира звучало как бред, но правдоподобный. Может, пробудить звериные инстинкты в человеке не так просто, но что, если древние боги приложили руку к судьбе знахарки? Получается, это шутка Всевидящей? Невеселая, однако.

Сегодня Лик помог ей, научил пользоваться новым телом, указал, как видеть, слышать и ощущать все, что происходит вокруг. Но что делать дальше, не представлял. Мысль о том, что Миту, возможно, придется показать клану, до сих пор вызывала в нем смятение и даже страх. Он не знал, как отреагируют на нее сородичи. Тайра уже взбесилась, но Лик хотя бы был уверен в том, что сестра поддержит его, какое бы решение он ни принял. А как поведут себя те, кто давно жаждет войны с людьми? Как все это воспримет отец, когда вернется?

Лик даже зарычал себе под нос. Поход одной девчушки в лес повлек за собой столько проблем.

Оставлять все как есть тоже было нельзя. Рано или поздно правда всплывет наружу. Среди людей девушке не будет житья, а среди волколюдов…

— Получается, — прервал его мысли тихий голос Миты, — с людьми в деревне происходило то же самое?

Лик на мгновение зажмурился, чтобы вспомнить, о чем они говорили. Его опередил Тир.

— Если я правильно помню, раненные волколюдами люди сходили с ума. Скорее всего, в них тоже просыпался Зверь. Другое дело, что принять этого они не смогли, вот и отошли к Изначальному. — Ворон навис над Митой, зацепился когтями за ее холку и посмотрел сверху вниз. — Запомни и заруби себе на носу: ты и Зверь — одно целое. Его желания — это твои желания. Его чувства — твои чувства. Вы едите одну еду, спите в одной кровати, используете одну голову на двоих. Прими его как часть себя. Если начнешь разделять — возненавидишь саму себя и сойдешь с ума, как твои соплеменники.

Мита испуганно вытаращила глаза и кивнула. Тир остался доволен и вновь поднялся в воздух.

— Значит, если бы они приняли Зверя, тоже стали бы волколюдами? — тихо спросила она.

— Понятия не имею, — отозвался Лик. — Раньше такого не случалось.

— А вороны тоже так могут — будить Зверя? — Страх сменился любопытством, и теперь Мита забрасывала их вопросами. — В смысле, вранолюды.

Тир задумался.

— Не уверен, — отозвался он. — У нас с людьми немного другие отношения. Мы вполне себе перевариваем друг друга. Даже если случайно раним человека, с ним ничего не случится. Это какая-то местная волчья напасть, — он закаркал, изображая смех. — Может, Всевидящая вам подсунула такое испытание, а, Лик?

— Даже если так, Всевидящая нам об этом не доложила, — буркнул волк. — Хватит уже болтать, а то до утра не управимся. Тебе еще, — он кивнул Мите, — в деревню возвращаться.

— Откуда у вас только сил? — заскулила она.

— Приноровишься — научишься бегать так, чтобы сберегать их. А пока — нам же лучше. Быстрее устанешь — быстрее сможешь вернуть себе человеческий облик.

* * *

Над восточной кромкой леса небо начинало светлеть. По ощущениям Лика, на равнине они пробыли не один час. Мита заметно устала, пытаясь поспеть за волком, который уверенно бежал впереди и прокладывал путь в высокой траве. Она замедлилась и теперь разглядывала окружающий ее мир с любопытством младенца. Лик мог ее понять: все привычное теперь воспринималось иначе, многое из того, чего она никогда не замечала, теперь вышло на первый план. Когда он сам достиг осознанного возраста, на первых порах не переставал удивляться, как сильно отличается волчий мир от того, что предстает перед глазами человека. Но он сам познавал эти миры постепенно. На нее же все свалилось одной большой грудой открытий.

Возможно, Тир прав, и от такого вполне можно сойти с ума.

Когда у Миты совсем не осталось сил, она улеглась на землю и уронила морду на лапы. Лик для надежности сделал небольшой круг, проверяя, что посторонних не появилось — мало ли кому из клана взбредет в голову нарушить правила и пробраться на равнину, — а потом вернулся к травнице.

— У нее уже глаза слипаются, — заметил Тир. Он опустился другу на загривок и теперь наблюдал за волчицей. — Как ты хочешь заставить ее обернуться?

— Если она захочет, обернется. Слышишь, Митьяна?

От его голоса она нехотя приоткрыла глаза.

— Я не понимаю, как.

— Сейчас тебе достаточно одного желания. Представь, что твое тело меняется и становится человеческим.

— Представить?..

Мита наморщила нос и затихла. Лик почувствовал, что когти Тира вцепились ему в загривок.

— Ты чего разнервничался? — шикнул он на ворона.

— Ничего, — отозвался он ровно. — За девочку переживаю — безболезненно ведь все равно не выйдет…

Мита громко охнула и скорчилась на земле.

— А по-другому никак? — жалобно отозвалась она.

— Никак, — отрезал Лик. — Если хочешь обратиться, придется потерпеть.

Травница потрясла головой и зажмурилась, а затем съежилась. Из ее глотки вырвался сдавленный стон. Тир прикрыл глаза крылом, а вот Лик наблюдал за превращением со всем вниманием: голова ее стала меньше, а волосы отросли до самых ягодиц; пальцы удлиннились и теперь цеплялись за землю, шерсть постепенно исчезла, словно втянулась под кожу, обнажая руки, ноги и спину. Когда вместо серой волчицы на земле оказалось хрупкое девичье тело, Лик невольно выдохнул и спихнул Тира с плеча. Ворон обиженно каркнул.

— Что ж, самую главную задачу мы выполнили — вернули ее в человеческое тело, — подытожил волк, не сводя взгляда с голых плеч, по которым рассыпались распущенные волосы. Мита в ответ на его слова коротко вздохнула, но глаз не открыла.

Всевидящая, какой же хрупкой и беззащитной она выглядела.

— Кажется, она совсем вымоталась и уснула, — заметил Тир. — Ну что, отнесешь ее в деревню?

— Думаю, выбора у меня нет.

Глава 9 Митьяна

Цена за золотник весу:

Изумруд — от 4–5 до 20 золотых (чистота, цвет, огранка)

Жемчуга — от 12 серебрянных до 24 золотых (форма, цвет)

Гранат — от 4 серебряных до 10 золотых (чистота, цвет, огранка)

Диамант — от 100 до 500 золотых (прозрачность, огранка)

Скварец — от 2–3 серебряных до 10–15 золотых (происхождение, чистота, цвет, огранка).

Выдержка из нормы цен, заданной торговой гильдией Калсанганского удела

Х514 год, 11 день месяца Зреяния

Открывая глаза, Митьяна подумала, что в последнее время слишком часто теряет сознание. И просыпается потом либо не там, где следовало, либо с какой-нибудь другой неожиданностью наготове. Сейчас ничего не изменилось: она обнаружила себя в траве, судя по росшим перед ней кустам — на заднем дворе собственного дома.

В одиночестве. Завернутую в колючую шерстяную ткань. И без одежды.

Мита пошевелила руками и едва не завыла: боль растеклась по всему телу, от нее сводило мышцы. Травница осторожно села, плотнее кутаясь в свое покрывало. Солнце уже почти поднялось, и в деревне начиналась бурная утренняя жизнь: возня гусей на лужайке рядом с домом старосты, блеяние коз и кудахтанье кур, перебранка Нита и молочницы Риваны, женские разговоры в походах к ручью за водой. Мита зажмурилась и приложила пальцы к вискам. Она думала, что хороший слух и нюх присущи только волчьей ипостаси, но теперь она, будучи человеком, продолжала слышать то, чего обычные люди слышать не должны.

Интересно, как давно она в деревне? И кто ее сюда принес? Неужели Лик?

«Откуда бы он знал, где я живу… — Мита с трудом поднялась на ноги и зашагала к задней двери в стряпущую. — Хотя, глупый вопрос. Наверняка нашел наш дом по запаху».

В голову лезли всяческие вопросы, но думать о них травнице не хотелось. Самочувствие у нее было отвратительное: все тело ныло и ломило так, что перетруженные мышцы после работы на огороде у деда Казира казались мелочью. С трудом удерживая на плечах покрывало, она переступила порог и уже была готова без сил рухнуть на полати отца. Добраться до своего чердака казалось ей подвигом.

— Соберись, — вслух одернула она себя. — Вся одежда там…

Сердце у нее ухнуло в пятки, когда она поняла, что наверху сейчас полнейший бардак. Проснувшись волком, Мита в испуге металась по всему чердаку, роняя травы, корзины, плошки, целые полки, и одним богам известно, в каком он сейчас состоянии. Заглядывать туда было страшно. Думать о том, как все исправлять и как говорить о случившемся отцу — еще страшнее.

Стук в дверь заставил травницу подскочить на месте.

— Митка! — послышался голос деда Казира. — Ты дома?

Руки у нее затряслись, и она в панике заметалась по стряпущей — настолько, насколько позволяло ее обессиленное тело. Отзываться было нельзя — она в таком виде никому в здравом уме не покажется. Молчать тоже не хорошо — дед Казир заволнуется еще, начнет ее искать. Когда Мита пыталась найти какую-нибудь одежду рядом с печью, стук раздался вновь.

— Митка!

— Я дома! — Травница постаралась отозваться как можно громче, но голос ее подвел, и конец слова потерялся.

— Случилось чегой у тебя? — поинтересовался сосед.

— Все хорошо. Я сейчас. — На глаза ей попалась кадка с грязным бельем, поверх который лежало платье, на днях данное Зерой. Наскоро накинув его, она проковыляла к двери. — Открываю.

Дед Казир стоял на крыльце и поглаживал бороду. Когда дверь открылась, явив его взору травницу, он застыл на мгновение, а потом улыбнулся.

— Ты что, спала? Солнце давненько всталоть. Не помню такого, чтобы ты так поздно поднималась на ноги.

— Устала вчера, допоздна засиделась, — нашлась с ответом Мита. — Ты что-то хотел, деда Казир?

— Только удостовериться, что с тобой все хорошо. Этой ночью Лаба у Нита расшумелась. Подумали, может, пробрался кто, ворует аль чего… Ты что, не слышала?

— Слышала.

— Ничего не пропало?

— Нет.

— Хорошо… — Казир погладил бороду и повторил: — Хорошо… Нит говорит, Лаба так только на хищников заливается. Говорит, учуяла кого-то. Так а я ему — ну какой хищник. Волколюды сюда не сунутся и других хищников не пустят. Да и мало ли что могло этой старой псине померещиться.

— И правда, — натянуто улыбнулась Мита. — Может, и ошиблась. Она мне всех кур перебудила.

— Точно хорошо все?

— Я в порядке. Сами-то как?

Казир закряхтел и махнул рукой.

— А, нормально. Зерка спит еще, умаялась за вчера. Прибирала сараюху, покамест Гидер лошадку взял. Вернется ж сегодня, обещал.

— Да… — Улыбка застыла у Миты на губах. — Обещал. Пойду я, деда Казир. Мне бы в доме к его приезду прибраться.

— Конечно, Митка. Конечно…

* * *

Залезть на чердак стоило Мите огромных трудов. И от увиденного ей захотелось расплакаться.

Наверху царил тот самый страшный погром, который травница боялась себе представить. Весь пол был устлан обломками коробов и травяной трухой, где-то попадали плошки и банки со сборами и настоями. Часть из них разбилась, и запахи все еще стояли в воздухе, хотя большинство выветрилось — всю ночь окно было открыто. Ее самодельная постель была смята, солома разбросана по полу вперемешку с обрывками тканей. Мита по нескольким кусочкам признала свою сонную рубашку, вышитую еще ее родной матерью — самое теплое о ней напоминание. Видимо, во время смены ипостаси одежду надевать не стоит. Травница отрешенно подумала, что придется ей теперь спать голой, а иначе одежды не напасешься.

Вид царившего вокруг беспорядка вгонял ее в уныние. Она опустилась на колени и сидела так несколько долгих минут, бесцельно водя руками по полу. По щекам ее текли слезы, высвобождая наружу все страхи, все смятение, горечь, отчаяние, которые до сего момента отсиживались где-то в глубине, куда их загнал Лик. Да, ночь получилась слишком насыщенная, чтобы думать о своих переживаниях. Теперь, оставшись наедине с собой, она была вольна делать что угодно, а потому разрыдалась, спрятав лицо в ладонях.

А после, вдоволь наплакавшись, она размазала слезы по щекам и принялась за уборку — и поиски того, что могло уцелеть в этом хаосе.

* * *

— За лисьи шапки недурно заплатили. Три штуки по пятьдесят серебром каждая. И заячьи хвостики детям на игрушки махом разошлись по полсеребрушки. Взял домой муки, как ягода пойдет, напечешь пирогов…

Отец вернулся домой ближе к обеду. Пока он рассказывал о своей поездке в город, Мита раскладывала мокрую одежду на печи — на обратной дороге мужчина попал под дождь. В ответ на вопросы она лишь натянуто улыбалась и говорила неохотно. Охотник быстро заметил, что дочь ведет себя странно — невеселая, скованная, словно деревянная кукла, и мыслями витает где-то не здесь.

— Я и тебе кое-что привез. — Он вытащил из складок льняных полотен деревянную шкатулку — небольшой сундучок с потертым медным замочком-петлей. Она была сделана с легкой небрежностью, но от этого менее очаровательной не становилась.

Мита замерла и невольно залюбовалась поделкой.

— Что это?

— Гляди. — Отец приоткрыл шершавую крышку и показал девушке содержимое. Та ахнула: внутри лежали две берестяные сережки и кулон. — Нравятся?

— Очень! — от души восхитилась Мита. — Они очень красивые.

В центре кулона и каждой из сережек поблескивали овальные камни, прозрачные, с ярким бликом, будто разрезающим их на две половинки; они были похожи на маленькие глазки кота. Разглядев их, девушка насторожилась.

— За сколько ты их купил, папа?

Охотник замялся.

— Какая разница, милая? Я разве не могу порадовать свою любимую дочурку?

— Тут же камни! Они очень дорогие!

— Не такие уж и дорогие. Честно говоря, — он замялся, — здесь осколки камней, которые в хорошие украшения уже не пошли бы. Непригодные они. Ну и, чтобы не выбрасывать зря, сделали из них такие простенькие украшения. Может, по сравнению с теми, что с цельными каменьями, они и грубоваты, но зато выглядят побогаче, чем обычные деревянные. Не переживай о цене. Это подарок тебе на именины.

— Куда ж я такую красоту надену?

— Кто его знает, когда пригодится, — улыбнулся охотник. — Может, надумаешь замуж, так на смотрины наденешь — не простую же бересту перед женихами носить. Примерь.

Травница помедлила, затем осторожно взяла в руки сережки и просунула железные застежки через мочки. Узорчатый ромб с камнем-глазом посередине был размером с половину ее уха. Мита взяла в руки карманное зеркальце и покрутила перед ним головой.

— Красиво, — повторила она, смягчившись. — А что это за камень?

— Люди называют его «кошачий глаз» за характерный блик. — поделился знаниями отец. — Раньше кошачьими глазами называли только определенную разновидность скварца1. Однако потом так стали называть все камни со «зрачком».

Мита пригляделась к камню на кулоне. И правда, как у кота. А на волчий совсем не похож — те были круглее и как будто бы добрее. Травница вспомнила Лика и поджала губы: нет, его взгляд добрым не назовешь. Слишком жесткий и хмурый.

— Что-то случилось, милая? — спросил отец. — Ты сама не своя.

— Все хорошо, — улыбнулась Мита, но получилось невесело. Она сняла серьги и положила их обратно в шкатулку. — Спасибо за подарок.

— Тебя что-то тревожит, по глазам вижу, — не сдавался охотник.

Крышка с глухим стуком захлопнулась. Девушка прижала ее к груди и вздохнула.

— Устала просто. Не выспалась. Не бери в голову. На ужин сварю похлебку с остатками вяленого гуся, будешь?

Он обнял ее за плечи и прижал к себе

— Когда я отказывался?..

Его прервало испуганное блеяние за окном. Скрип и треск огласили двор, и охотник мигом отпустил дочь и рванулся к окну. Мита, все еще прижимая к груди шкатулку, подскочила следом, но все, что она успела увидеть — белое пятно, мелькнувшее по ту сторону мутного стекла. Затем раздался крик: «Вон она! Лови!» — и стук по крыше, как от копыт.

Мужчина выругался себе под нос и бросился во двор.

— Дядя Гидер! — испуганно заорал чей-то мальчишечий голос.

— Мы не хотели… извините… — попытался оправдаться другой.

Стук стал громче и теперь раздавался над головой Миты. Травница похолодела.

Коза.

Бросив шкатулку на стол, она побежала к лестнице на чердак. Тянущая боль во всем теле в очередной раз напомнила о прошедшей ночи. Очередное блеяние и грохот наверху заставили ее стиснуть зубы и шагнуть на нижнюю ступеньку.

Стоило ей упереть руки в пол чердака, как злость взяла верх над усталостью. Грязная коза металась из угла в угол, натыкаясь на полки и корзины, которые девушка полдня убирала. Жалкие остатки трав, которые ей удалось сберечь после погрома ночью, снова оказались на полу. На глаза мигом навернулись слезы.

— А ну, кыш оттуда! — попыталась прикрикнуть Мита на разбушевавшуюся скотину, но голос ее не послушался.

Коза продолжала скакать по тесному чердаку. За окном испуганно верещали мальчишки.

— Что за переполох? — услышала травница голос Зеры. — Вот же гадина! Эй, глупая ты морда, вылезай оттуда! Дура! Зачем полезла на Митин чердак?

Мита, наконец, подтянула ноги наверх и встала. Под руки подвернулся старый черенок от лопаты, и она замахала им на животное, пытаясь отогнать к окну, через которое оно, видать, и попало в дом.

— Уйди! Брысь, кому говорю!..

Палка прилетела козе в лоб, и та выпучила глаза. Мите пришлось отпрянуть в сторону, чтобы не напороться на ее рога. Коза навернула еще один круг по чердаку и сама выскочила через окно прямиком на крышу над крыльцом.

— Выбежала! — дружно заорали снаружи.

Как во дворе ловили козу, Мита уже не слышала. Стоило ей бросить взгляд на беспорядок, который снова царил на чердаке, как грудь защемило, а к горлу подкатил обидный ком. Столько сил — и все впустую! Можно было не рассчитывать, что жалких остатков хватит до праздника Урожая.

«Зато, — пришла в голову мысль, — теперь не придется объяснять отцу, почему осталось так мало трав».

И правда.

Мита потерла глаза, уже успевшие набрякнуть слезами. Снаружи слышалась ругань: отец отчитывал сорванцов, загнавших козу в их двор. Мальчишки рыдали и обещали больше так не делать. Зера уговаривала несносную скотину успокоиться и перестать вырываться. Травницу это даже немного насмешило.

— Ты там живая? — окликнула подругу Зера.

— Живая, — устало отозвалась она. — Но вот чердак…

— Что с ним?

— Травы… — вздохнула Мита. — От них ничего не осталось.

За окном послышалось задумчивое мычание, потом — шлепок и очередная порция мальчишечьего визга.

— Быстро домой, — велел им Гидер. — А с родителями вашими я еще поговорю.

— Не надо, дядя Гидер, — захныкали они. — Мы больше не будем.

— Вы же мужчины, — услышала Мита еще один голос — деда Казира. — Отвечать надо за свои поступки-то.

— Мы не хотели…

— Вы не хотели, а вся деревня теперь без лекарств осталась! — оборвала их Зера. — И как вы думаете это исправить, дуралеи?

Внятного ответа у них не нашлось — мальчишки просто разревелись.

— Зера, отведи их по домам, — уже мягче попросил охотник. — А я схожу к Дирку. Надо рассказать, что случилось.

* * *

[1] Скварец — так в простонародье называют кварцевые минералы.

Глава 10 Лик

Положение волколюда в клане определяется его способностью постоять за себя и тех, за кого поручился. Именно поэтому главой клана становится сильнейший: на его плечи ложится защита каждого, от волчонка до советника. При этом каждый в клане может оспорить положение любого своего сородича, даже вождя — если, конечно, уверен в собственных силах. Это происходит путем «вызова на бой»: тот, кто вызывает, в случае победы занимает его место, а в случае поражения лишается права вызывать кого-либо на поединок на ближайший лунный цикл.

Любые разногласия между соклановцами также решаются поединком: правым остается тот, кто победил.

Капан Гайрих. «Обычаи народов Фиэдеса». Раздел «Зверолюды», глава «Общественное устройство кланов».

Х514 год, 11 день месяца Зреяния

Лик не сводил взгляда с густых еловых лап, бросавших тень на окно их дома, и всеми силами старался не смотреть в глаза Ирмару. Советник стоял перед ним, скрестив руки на груди; внешне он казался спокойным, но застывшее камнем лицо выдавало его напряжение.

— Спрошу еще раз, Лик, — процедил Ирмар сквозь зубы. — Ты понимаешь, что натворил?

Лик поджал губы, но на советника так и не посмотрел.

— Позор, — зашипел тот, стиснув пальцами рукава льняной рубашки. — Ни один глава клана за последние четыре сотни лет не позволял себе вот так уйти с большой охоты. Твоя обязанность в отсутствие нашего вождя — вести клан за собой. Ты их бросил.

— Охота увенчалась успехом, — отчеканил Лик. — Я сделал свое дело: дал стае возможность загнать двух лосят и сам добыл лосиху. После этого ты хочешь обвинить меня в том, что я бросил клан?

— Ты не довел охоту до конца. — Ирмар шагнул вперед, почти вплотную к Лику, вынудив того оторвать взгляд от окна. — Не вернул своих в селение.

— У нас что, стая волчат, неспособных добраться до дома? Кажется, ей нужна была демонстрация моей силы — и я ее показал.

— Ты подрываешь репутацию нашего вождя. — Голос советника стал ледяным. — Выказываешь неуважение клану. Многие остались недовольны твоими действиями. Ты пропадал почти полночи вместо того, чтобы доставить добычу в селение, отпраздновать и поблагодарить Всевидящую за удачную охоту. Я понятия не имею, чем ты там занимался, но…

— Я не обязан перед тобой отчитываться, — огрызнулся Лик.

Ирмар послушно замолк. Глаза его гневно блестели.

— Я отдал дань большой охоте. На этом считаю, что мой долг перед стаей был выполнен.

— Идиот! — прорычал Ирмар.

Он потянулся к Лику, намереваясь схватить его за воротник, но Лик зарычал в ответ и перехватил руку советника в воздухе. Некоторое время они молча испепеляли друг друга взглядами.

— Я много лет был первым воином клана, — отчеканил Ирмар. — Мое уважение к тебе зиждется только на уважении к Рууману, твоему отцу. Не забывай об этом, Лик. Ты пока не глава клана. Не тебе переписывать или нарушать старые порядки. Слово Руумана — закон, и пока ты никто, чтобы им пренебрегать.

— Я сам решу, что мне стоит делать, а чего не стоит, — холодно отозвался Лик. — Если тебя что-то не устраивает, можешь бросить мне вызов — тогда поговорим.

Ирмар долгое время рассматривал высокие скулы Лика, его сведенные к переносице брови и потемневшие от злости глаза. Наконец он высвободил руку и отошел.

— Драться с тобой я не буду. Пойти против тебя означает оспорить выбор Руумана и оскорбить его. Но на твоем месте я бы хорошо подумал о последствиях. Другие не будут снисходительны. Им плевать, что думаешь ты и как выгораживает тебя Тайра. Если ты и дальше будешь игнорировать обычаи клана, на тебя будут смотреть как на помеху. И однажды ты проиграешь кому-то, и тогда тебе не помогут ни отец, ни сестра.

— Спасибо за предупреждение, — сухо бросил Лик.

Советник некоторое время не сводил с него взгляда, но потом с досадой цокнул языком и зашагал к выходу. Лишь когда дверь за ним закрылась, Лик позволил себе выдохнуть.

Он не мог сказать Ирмару о травнице из деревни. Не сейчас. Он ошибся — ему и исправлять эту ошибку, а вовлекать в это клан не стоит.

Советник был прав в одном — Лику не следовало покидать охоту. Он не довел дело до конца, оставил стаю на Тайру, хотя не ей возглавлять клан. Те, кто недоволен Рууманом, зацепятся за этот случай и будут напоминать о нем при каждом удобном случае. С ответственностью, возложенной на него отцом, он не справился. Оставил клан ради девчушки, которая не была ему знакома. Ну, столкнулась бы она с кем-то из клана или хищником, ему-то что? Деревенские, судя по всему, об укусе не знали, что случись — концов не сыщут, да и сородичи ничего не докажут.

Почему этот первобытный ужас в глазах новоиспеченной волчицы так его задел? Почему ему нестерпимо захотелось успокоить ее, показать, что все не так страшно, как она себе вообразила?

Что ж, пожалуй, это было лучшее решение из тех, которые он мог принять. Оставь он Митьяну одну, что-нибудь обязательно с ней случилось бы. И он бы винил себя.

Перед тем как улететь домой, в клан Нибе, Тир посоветовал ему не пытаться думать о том, как стоило поступить.

«Какой смысл сейчас переживать о том, что случилось? — заметил он. — Начнешь греть мозги и забивать голову сожалениями — упустишь момент, когда ситуацию можно будет взять под контроль, и только хуже станет».

Его друг-ворон только казался несерьезным и дурашливым, но, когда это было необходимо, всегда давал дельный совет. Иногда Лику казалось, что Многоликая наделила своих детей интуицией, а то и способностью видеть будущее, но сам Тир это отрицал.

* * *

Время близилось к полудню. После охоты клан отдыхал, лишь небольшой отряд отправлялся в обход земель — сейчас, когда кошки севера только и ждут момента, чтобы порезвиться на чужой территории, ослаблять защиту было нельзя. Бросив взгляд на окно, где в солнечных лучах теперь виднелись разводы, оставленные давним дождем, Лик стянул с себя одежду. Ему нужно было встретить Тайру, которая в очередной раз возглавила обход. До сих пор им не довелось поговорить о том, что случилось ночью.

Через несколько минут Лик уже ровной рысцой бежал по лесу в направлении плато Авент. От касаний прогретой земли лапами тело наполнялось силой, и Лику-Зверю хотелось забыть обо всем, сорваться с места, стрелой мчаться меж елей и сосен в погоне за каким-нибудь зайцем, который не успел найти себе место для отдыха, или спугнуть оленя с лежки. Ему приходилось постоянно одергивать себя, ловить внимание, которое норовило ускользнуть за очередным запахом — благо, Зверь насытился охотой надолго, а разум достаточно отдохнул, чтобы держать инстинкты в узде.

Запах Тайры Лик нашел быстро и ускорил бег. К нему примешивались запахи трех волков, с которыми она обходила территорию: Мигира, Вирана и Лари. Из всех них только Мигир, молодой воин клана, не питал симпатии к Лику — они не делили друг с другом еду, место для игр и теплый бок нянек-волчиц еще с детства, а сейчас не делили добычу на охоте и соперничали за внимание женщин. Вдобавок, они сильно расходились во взглядах. Виран же был старше, опытней; он занимал место воина клана уже не первый десяток лет, и поначалу Лик удивлялся, почему он до сих пор не стал первым. Как-то раз он задал этот вопрос отцу, на что тот ответил: «Виран хороший боец. Но он слишком спокоен и равнодушен, а первый воин клана — это тот, кто может зажечь в волке смелость и решимость и готов вести стаю за собой».

Лари из этой компании была самой молодой. Волчица только ступила на путь воительницы и искренне восхищалась Тайрой. На охоте она следила за каждым ее жестом, в разговорах ловила каждое ее слово и, если бы могла, следовала бы за ней по пятам, не отставая ни на минуту. На Лика она всегда поглядывала косо, но относилась к нему с уважением. Иногда ему казалось, что Лари готова подражать Тайре даже в любви к брату.

Сородичей Лик нагнал уже у самого плато Авент, где лес становился реже, а деревья — ниже. Он не знал древнего языка, но слышал от отца, что плато было названо так из-за гуляющих здесь ветров. Растительности на этой каменной пустоши было немного: низкая трава и мягкий мох, покрывавшие камни, и редкие кустарники, пробивавшиеся сквозь щели и выцарапывающие корнями место под солнцем. Откуда они брали воду, оставалось для Лика загадкой — возможно, от реки Канвии, исток которой находился горах со снежными пиками, возвышавшихся впереди, и разрезала плато узкой лентой. Вода шумела, перекатываясь в его недрах, и белые брызги взлетали в воздух, отчего над руслом реки висела едва заметная радуга. Лик не в первый раз смотрел на нее волчьими глазами и удивлялся тому, что видел ее, даже не различая цветов — просто светлой дугой, от которой исходило слабое сияние.

Тайра стояла на небольшом возвышении — ее темная шкура выделялась на светло-серых камнях. Неподалеку крутилась Лари, а Мигир и Виран разбрелись вдоль кромки леса. Лик бесшумно выскользнул на нагретые камни и рысью направился к сестре.

Первым его заметила Лари. Она навострила уши и обернулась. На ее движения отвлеклась Тайра. Увидев Лика, она расслабилась и добродушно помахала хвостом.

— С чего вдруг ты решил присоединиться к обходу? — вместо приветствия полюбопытствовала она.

Лик одним прыжком поднялся на выступ, поймав на себе пристальный взгляд Лари. Он кивнул ей в знак приветствия, получил ответный кивок и переключился на Тайру.

— Поговорить хотел.

— Ирмар устроил тебе выволочку из-за охоты? — догадалась волчица.

— Могла бы придержать свои мысли при себе в присутствии других, — проворчал Лик.

Она улыбнулась, что на волчьей морде больше походило на оскал.

— Я привыкла говорить что думаю. Сам ведь знаешь.

Тайра подозвала Лари и отдала приказ проверить плато и закончить с обходом северных границ. Затем спрыгнула вниз и поманила брата за собой.

— Почему ты не берешь Лари в ученицы? — поинтересовался Лик. — Она бы с радостью переняла твой опыт.

— Не хочу я учениц, — буркнула Тайра. — Мороки больше.

— Когда-то тебе придется это сделать. Но я не настаиваю, решай сама. Кстати, куда мы идем?

— Граница вдоль реки еще не проверена. Дойдем до равнины, там и поговорим. У меня как раз скопилось к тебе несколько вопросов.

* * *

Жаловаться на очередную ссору с Ирмаром Лик не хотел, но Тайра вытянула из брата разговор с советником во всех подробностях и осталась недовольна.

— Вечно он сравнивает нас с отцом, — вздохнула волчица, рассеянно наблюдая, как приминается трава под ее лапами. — Вернее, тебя с отцом, а меня с матерью. Ты должен больше походить на отца, если хочешь стать главой глана в будущем. А я, наоборот, слишком похожа на мать в юном возрасте — взбаламошенная и дерзкая.

На этих словах Тайра поморщилась и обиженно фыркнула.

— Я все понимаю, — проворчал Лик, — Ирмар хочет вырастить из нас хороших воинов клана…

— Он хочет вырастить идеального главу клана из тебя, — возразила волчица.

— Не главу, а копию отца. Но я — не наш отец и никогда им не буду. Как он не поймет…

— Тебя просто бесит, что он пытается тебя воспитывать. Признай это.

— Да, бесит. Мне теперь что, смириться с этим?

Лик фыркнул и вырвался вперед. Он старался держаться тени деревьев, и Тайре, чтобы тоже не перегреться на солнце, пришлось бежать за его хвостом.

— В последнее время мне кажется, что ты как-то отдалился от клана, — поделилась мыслями волчица. — Стал сам по себе с тех самых пор, как отец отправился на встречу. Я не совсем понимаю, что с тобой происходит. Дело в Ирмаре? В том, что он пытается управлять кланом через тебя?

— Я бы никогда не позволил ему этого, — огрызнулся Лик.

— Тогда что? Та человеческая девка?

Лик остановился как вкопанный, и Тайра едва на него не налетела.

— Откуда ты знаешь?

— От нее пахло человеком. И воняло деревней. Точно так же пахло от девчушки, которую ты вытащил из реки. Травницы, кажется, дочки деревенского охотника. Как так вышло, что теперь она одна из нас?

Когти Тайры вспороли речную глину. То, что она знала о Митьяне, в планы Лика не входило. Но с другой стороны, вдвоем решать проблему будет проще — если только Тайра согласится помочь.

— Если я скажу, что сам не знаю, ты перестанешь злиться?

— Я еще не злюсь, — прохладно заметила она. — Тир, я так понимаю, уже осведомлен?

— Даже выдал пару предположений, почему это случилось. Звучит как бред, но…

— Почему я не удивлена, — фыркнула волчица.

Лик недовольно прижал уши, но возражать не стал — подобные разговоры о вранолюде всегда заходили в тупик. Он собрался с мыслями и рассказал ей, что произошло прошлой ночью, и выложил все их предположения.

— Другого объяснения у нас нет, — подытожил он.

Тайра села. Шерсть на ее загривке слегка топорщилась.

— Ты решил, что эту девку стоит научить волчьим премудростям? Рехнулся? Ты ей выложишь все, а она своему папеньке-охотнику расскажет — и что будет? Да они перебьют нас!

— Она не откроется деревенским, — возразил Лик.

— Почему это?

— Теперь она — одна из нас. Раскрыться — означает подставить под удар и себя. Люди начнут бояться ее, а ей этого не надо.

— То есть, мы теперь полагаемся на человеческий страх. Отлично. Это самое умное, что я от тебя слышала, — ядовито отозвалась Тайра.

— Твои варианты?

— Я бы просто избавилась от нее. Нет девки — нет проблем.

В памяти Лика всплыло перепуганное лицо травницы, бледное, облепленное мокрыми прядями и оттого казавшееся осунувшимся. От одной мысли, что ему снова придется встретиться с ужасом в ее глазах, он зарычал.

— Это не смешно. Я уже говорил тебе, убивать ее — не решение. Деревенские поднимут оружие.

— Ну так устроим ей несчастный случай. В речку упала. Голову о камень расшибла. Что еще может приключиться с ней в лесу?

— Тайра, — осадил ее Лик. — Убивать. Нельзя.

Волчица засопела носом.

— А учить ее жить по-нашему — можно?

— Это лучший из возможных путей. И мне понадобится твоя помощь.

— Ты не заставишь меня нянчить эту малютку-волколюдку!

— Я и не собираюсь. Но по ночам, вероятно, я буду проводить какое-то время с ней, чтобы она не натворила дел и не попалась клану на глаза. Ты сама знаешь, как долго можно гонять взрослого Зверя, чтобы он перестал держать контроль над разумом. На это время мне нужно прикрытие, иначе Ирмар окончательно меня сожрет.

— Ого, братишка просит об услуге. — Голос Тайры изменился, превратившись в обманчиво ласковый. — А что ты предложишь мне взамен, м? Я ведь свою шкуру подставлять буду.

— На твое усмотрение.

Волчица задумалась. Лик заметил, что ее лапы расслабились — буря обошла стороной.

— Я помогу тебе, но об ответной услуге подумаю позже.

— Вот и славно.

Волк с благодарностью коснулся носом щеки Тайры, и та довольно заурчала.

— Давай закончим этот обход и вернемся домой? Я есть хочу, — пожаловалась она.

Лик согласно кивнул и потрусил вперед. Довольная волчица вприпрыжку побежала следом.

* * *

На равнине, рядом с тропой, которая вела из деревни в лес, Лика поджидал сюрприз. Он почувствовал его еще издали — слабый ветер принес запах деревенского старосты. Волк прищурился и повел носом. Дирк приходил с утра. Значит, оставлял весточку.

— В чем дело? — пробурчала Тайра, у которой мигом испортилось настроение. — Опять людям что-то надо?

Лик нашел в условленном месте кусок бересты с посланием. Когда деревне что-то нужно было обсудить с кланом, Дирк приходил сюда и клал его в углубление среди корней старого пня. Это было своего рода приглашением: на следующее утро зверолюдов ждали в доме старосты.

Лик вздохнул и взял бересту в зубы. Осмотреть ее он сможет и дома.

— Идем. Я и сам уже проголодался. Что бы там ни было, это подождет до завтрашнего утра.

Глава 11 Лик

Калсанганский удел невелик и насчитывает всего пять крупных городов. Остальное — деревни, лесничьи поселения, расположенные вдоль трактов, и густые леса, пройти через которые бывает не только трудно, но и довольно опасно. Дороги ведут в обход таких мест. Посему, чтобы добраться от одного поселения до другого, нередко требуется много дней пути.

Из заметок неизвестного путешественника

Х514 год, 12 день месяца Зреяния

Утренний лес был тих и спокоен. Лик чувствовал себя умиротворенным, находясь под сенью многолетних елей. Он мягко ступал по влажной опавшей хвое, слушал редкие трели ранних птиц, с наслаждением вдыхал запахи обитателей леса, ароматы лесных трав и смолы, которая только начала нагреваться на солнце.

Туман, окутавший равнину, еще не сошел и воздушным одеялом укрывал бескрайнее море трав, клочками проникая в ельник. Лик остановился на опушке и опустил узелок с одеждой, который держал в зубах, на землю. Отсюда лучше продолжать путь на двух ногах, а не четырех.

Волк прикрыл глаза и мысленно потянулся к той части сознания, что хранила его человеческий разум. Тело отозвалось дрожью, затем заныло и стало перестраиваться. За много лет Лик почти перестал ощущать боль при смене облика, и она давалась ему легко.

Когда он выпрямился и расправил плечи, туман доставал ему до пояса. Глазам вернулось цветное зрение, и Лик несколько раз моргнул, привыкая к другим ощущениям. Влажный воздух непривычно холодил кожу, успокаивая напряженные после оборота мышцы. Лик размял спину, покрутившись из стороны в сторону, и стал одеваться.

Деревня встретила его гробовой тишиной. Даже домашние животные, которые обычно мычали, лаяли или кудахтали, на этот раз признаков жизни не подавали. Она как будто вымерла. И шаги по дороге, где стелился туман, казались Лику до невозможности громкими.

Перед дверью в дом старосты Лик помедлил, а затем коротко постучал. Нос по привычке втянул воздух, пытаясь распознать по запаху, далеко ли Дирк от двери, но людское обоняние было на порядок хуже, и волколюд никак не мог к этому привыкнуть. Однако слух оставался достаточно острым для того, чтобы слышать чужие разговоры и шаги в доме. Поэтому, когда Дирк подошел к двери, Лик уже знал, что он не один.

— Спасибо, что принял приглашение, — вместо приветствия поблагодарил староста. — Проходи.

Лик без лишних церемоний поздоровался с Радией, которая от одного его вида побледнела, и прошел в комнату для гостей. Слух его не обманул: на одном из стульев сидел охотник Гидер. Заметив волколюда, он поднялся и склонил голову.

— Рад видеть. И спасибо, что согласился на встречу.

— Значит дело ко мне есть у тебя, — сделал выводы Лик. — Не будем медлить, давай к сути.

Дирк, вошедший в гостевую мгновением позже, сделал знак рукой за спину, отсылая жену наверх, жестом предложил Лику сесть на лавку, а сам остался стоять в стороне.

— Знаю, вы все еще не хотите пускать людей в лес, — осторожно начал Гидер, внимательно наблюдая за Ликом. Волколюда это немного насмешило. — Но у нас кое-что случилось… Это касается Миты, моей дочери.

Лик сам не заметил, как сжал руками край лавки. Последнее, что он хотел услышать, это новость, что деревенские знают о ее волчьей ипостаси. Прошлой ночью Мита снова обернулась во сне, и пришлось снова возвращать ей человеческое тело. Она уверяла, что ей удалось выскользнуть из дома, не разбудив отца, а в деревне ее никто не видел. Но Гидер — охотник, он мог услышать сквозь сон или не подать виду, что проснулся.

— Ты знаешь, что она травница, — продолжил мужчина, — и лечит всю деревню. За последнее время ее запасы заметно сократились. А вчера парочка дурней без головы раздразнили коз Риваны, и одна из них забралась к нам. Переполошила кур и залезла на чердак, где Мита хранит травы… разнесла там все…

Гидер прикрыл глаза. Лик успел уловить оттенок гнева в его голосе прежде, чем он замолчал.

— Обычно я беру ее с собой, — продолжил он спустя несколько секунд. — Или, если недалеко, она сама ходит. Но сейчас…

— Я понял, о чем вы хотите меня попросить. Пустить ее в лес.

— Я не могу отпустить ее одну, — нахмурился Гидер.

Лик поднял руку, и тот замолчал.

— Пускать туда вас вдвоем — еще опаснее. Простите, но до возвращения отца — не могу. Вашу безопасность там я не обещаю.

Дирк резко выдохнул и стал мерить шагами комнату. Деревянный пол скрипел под его ногами, и Лик едва не морщился от непривычного звука.

— Это нехорошо, — сказал он, наконец. — Деревенские и так шибко нервные в последнее время. Узнай они, что знахарка осталась без трав — точно переполошатся: что, если зараза какая нагрянет? До Алсена день пути без остановки, а в Кайсуге у знахаря своих забот полно, одного-двух возьмет, а всю деревню лечить не станет.

Лик поджал губы. Ясно, что староста беспокоился за своих людей, да и разбираться с беспорядками ему не хотелось. Но сказанное прозвучало как скрытая угроза: у знахарки нет трав, потому что волколюды запретили входить в лес. А значит, для всей деревни они и будут крайними.

По большому счету, ему, как и доброй половине клана, было все равно, что станет с деревней. Зверолюдам чума не страшна, а без людей станет только легче. Вот только вторая половина клана — та, что все еще надеется на хорошие отношения с деревней — взбунтуется. Да и сам Лик поймал себя на мысли, что подобное избавление не сильно бы его обрадовало. «Привязался к людям?» — усмехнулся он про себя. Несколько дней назад он бы посмеялся над собой, но сейчас отчего-то не хотелось.

— Я могу пустить в лес одного человека, — повторил Лик, не сводя глаз с Гидера. — Травница войдет в сопровождении воина клана, который будет ее защищать.

— Ты шутишь? — Гидер вскочил с места.

Лик помрачнел.

— Это наши условия. Для вашего же блага.

— Я понимаю, но и ты пойми. Отправить девочку одну, с волколюдом, в чащу… Прости, я не готов доверить вам жизнь моей дочери.

Охотник сжал кулаки и встретился взглядом с Дирком, после чего нехотя сел обратно. Лик задумчиво постучал пальцами по колену. Дать Мите сопровождение — лучшее, что он мог предложить. Впрочем…

— А мне доверишь? — поинтересовался он чуть тише.

Гидер вскинул голову.

— Тебе? Ты что же, хочешь сказать, что готов лично за ней присматривать?

«Будто у меня был большой выбор», — фыркнул про себя Лик. Миту он мог оставить только на Тайру, которая знала о ее волчьей ипостаси. Остальные обязательно учуяли бы звериный запах, который исходил от нее теперь.

— Твой ответ?

Гидер переглянулся с Дирком. Староста скрестил руки на груди: мысль отпускать травницу с волком нравилась ему не больше, но в его глазах Лик прочитал покорность. Он готов был рискнуть ради спокойствия и безопасности деревни. Теперь оставалось понять, готов ли рискнуть отец.

— Если лично заберешь ее из деревни и вернешь потом, — наконец, выдохнул охотник, — согласен. Но сначала хочу спросить ее.

Волколюд был уверен, что девушка не откажется, но промолчал. Добавил только:

— Я прослежу, чтобы с другими моими сородичами она не повстречалась.

* * *

Солнце скрылось за облаками, и жара, наконец, отступила. Воздух был тяжелым и влажным, как перед дождем. Лик поднял морду. Пахло грозой. Она шла из-за гор и должна была прийти на равнину через несколько часов.

Время еще было.

Лик настоял на том, чтобы Митьяна отправилась в лес сегодня. Утром воины клана обходят территорию, а после полудня обычно отдыхают в поселении. Если выбирать время для похода, то лучше не найти.

Разумеется, Лик предупредил клан о гостье из деревни и наказал не высовывать лишний раз носа. Он ожидал, что Ирмар в очередной раз осудит его решение, но этого не произошло: советник одобрительно кивнул и добавил, что Лик выбрал неплохой способ выровнять отношения с людьми. Зато Тайра осталась недовольна и долго ворчала, что они позволяют людям слишком многое.

— Почему бы им не выращивать лечебные травы у себя? — спросила она у брата, пока провожала его до опушки. — Тир говорил, что люди так делают, почему деревенские не могут?

— Всего у себя не вырастишь, — возразил Лик. — Наш знахарь ведь не держит огород в поселении.

— Но у него весь лес — огород.

— Что-то растет только в тени деревьев, что-то вдоль реки. Рядом с домом на сухой земле равнины травы могут просто не прижиться. Да и не выгодно это — следить за всем.

Тайра засопела носом.

— Коров же они разводят, и не похоже, что им не выгодно. Хотя, до сих пор не понимаю, зачем, имея свою живность, они ходят на охоту. Им мало еды?

— Походишь без теплой шкуры зимой, тогда и поймешь.

На опушке волчица оставила брата и умчалась обратно в поселение. Сидеть без дела ей не хотелось, и она решила потренировать молодняк. «Не волнуйся, уведу подальше», — пообещала она.

Лик ждал травницу.

Даже отсюда, с опушки, ощущалось царившее в деревне напряжение. Внешне все казалось умиротворенным и спокойным: те же крыши домов, от которых поднимался дым, та же громко хохочущая ребятня, возившаяся в пыли у дороги. То же мычание коров, кудахтанье кур и блеяние коз, которое всегда слышалось из сараев. Но тревожность витала в воздухе. Лик не видел людей, суетящихся во дворах своих домов, но чувствовал их настороженные взгляды в сторону леса Лииш.

Люди знали, что он был здесь. И знали, что одной из них придется доверить ему свою жизнь.

Лик увидел, как на дороге появилась Митьяна. Вокруг нее собралась целая толпа деревенских. Дочка охотника сжимала в руках корзинку, в которую, видимо, собиралась складывать травы, и улыбалась, но неискренне, будто не желая отвечать на чужие вопросы. На ней была та же самая одежда, как в их первую встречу, вот только убранные под косынку волосы делали ее сильно старше своих лет. С косой она ему нравилась куда больше.

Вокруг Миты суетилась девушка с темными, почти смоляными, как перья Тира, волосами. От нее волнами исходил страх, но не перед волколюдом, ожидавшим травницу на опушке, а за подругу.

— Ты уверена?.. — услышал он отрывок их разговора. — Не боишься? А что если он…

— Зера, — прервала ее Мита и с усилием улыбнулась. — Он же сын главы, зачем ему вредить мне?

— Да, но…

— Все хорошо. Не переживай. Опомниться не успеешь, как я вернусь.

Девушка, которую назвали Зерой, отпустила, наконец, руку Миты и отступила. Лик смог увидеть глаза травницы: взгляд у нее был испуганный, но твердый, как у молодого охотника, который впервые решился добыть крупного зверя. И ему это очень понравилось. Остальные жители быстро разошлись по делам, лишь изредка бросая взгляды через плечо. Зера была единственной, кто остался стоять до самого конца и наблюдал, как Мита пересекала равнину, направляясь к опушке.

— Прости, что заставила ждать… — Митьяна подошла к Лику и остановилась в нескольких локтях. Сердце у нее гулко стучало — Лик слышал его отчетливо, но не мог понять, от страха ли оно так бьется или от иных чувств. — Мы можем идти?

— Можем, — согласился волколюд. Он бросил последний взгляд на деревню и на девчушку с темной косой. — Надвигается гроза, так что поход будет недолгим. Во всем слушаться меня и не самовольничать. Не искать встреч с членами клана. Набираешь необходимые травы — и сразу домой.

Глава 12 Митьяна

Зверолюдов можно поделить на множество видов в зависимости от того, облик каких зверей они принимают. Самые многочисленные из них: волколюды, вранолюды, котолюды и церволюды1. Последние два вида крайне редко взаимодействуют с людьми, потому в народе известны мало.

Отношения между видами чем-то напоминают отношения между видами их животных в дикой природе. Например, волколюды и котолюды редко уживаются на одной территории и неизменно вступают в драку при каждой встрече, а вот вранолюды одинаково хорошо ладят со всеми остальными.

Капан Гайрих. «Обычаи народов Фиэдеса». Раздел «Зверолюды», глава «Общие факты о зверолюдах»

Х514 год, 12 день месяца Зреяния

— Спасибо, что согласился.

Мита осторожно шагала, стараясь не приминать траву. На волка, держащегося чуть в стороне, она не смотрела — ее внимание было направлено на поиски нужных ей растений.

— Так лучше и для вас, и для нас. Ты все равно бы не успокоилась и придумала бы способ пробраться в лес. Может, опять полезла бы в земли клана…

— Я ведь извинилась за эту глупость. И пообещала, что больше так делать не буду.

— И что, не нарушила бы обещание, даже если бы твоим пришлось туго?

Мита остановилась и сжала ручку корзинки.

— Я бы попросила о помощи… — обронила она.

— Кого?

— Тебя.

И без того бесшумные шаги Лика окончательно стихли, и Митьяна осмелилась поднять на него взгляд. В янтарных глазах плескалось смятение — она бы никогда не подумала, что волколюды в зверином обличье способны выражать какие-то чувства.

— Тебя это удивляет? — тихо спросила она.

Лик повел ушами и опустил голову.

— Удивляет? Да. Люди, вообще-то, не слишком нам доверяют.

— А я доверяю. Потому что ты мне уже помог и продолжаешь помогать.

— Не вздумай к этому привыкать. — Волк наморщил нос и одним прыжком оказался впереди травницы.

Мита проследила за ним взглядом и закусила губу. За два дня она провела с ним больше времени, чем все волколюды с людьми вместе взятые за последние пару сотен лет. Правда, ее уже нельзя было назвать человеком — она все больше ощущала себя похожей на волка. Звериный слух не пропадал даже в человеческом обличии, мысли смешивались, инстинкты не замолкали. Ей все больше хотелось остаться в волчьем теле, стать частью клана и жить в лесу, который и раньше казался ей теплым и светлым, а теперь и вовсе ощущался родным.

— Чего застыла? — окликнул ее Лик. — Поторопись, гроза надвигается.

Травница охнула и поспешила за волком.

Пока Лик шел впереди, Мита разглядывала его бурую с рыжиной шерсть на спине и пушистый хвост. Будучи волком, она не различала цветов и подробностей внешнего облика. Теперь же она думала, что Лик был красив. Его огромные лапы казались мягкими — легкие аккуратные шаги получались бесшумными, а трава почти не сгибалась. От его поджарой фигуры веяло благородством и силой, а еще — надежностью, и Мита ловила себя на мысли, что ей хочется запустить пальцы в густую волчью шерсть и прижаться к его теплому боку.

— Может, скажешь, какие нужны травы? — прервал Лик ее мысли. — Я конечно не знахарь, но попробую найти по запаху.

— А, конечно. Можжевельник, дубровка, боярышник и молодая хвоя. Если попадутся спелые ягоды костяники или брусники — тоже хорошо.

Он потянул носом.

— Попробую.

Лик потрусил вперед и, кажется, сосредоточился на поиске трав. Сама же Мита теперь не могла выбросить его из головы и все время отвлекалась.

«Перестань!» — одергивала она себя и старалась смотреть под ноги.

Лес Лииш был тихим. Солнце, время от времени выглядывавшее из-за облаков, наполняло ельник рассеянным светом, и из темного и тяжелого он превращался в легкий и воздушный. Мите нравились такие перемены. Была бы ее воля — гуляла бы по лесу с утра и до самого вечера.

Травы постепенно наполняли небольшую корзинку. Нос Лика не сильно помог с поисками дубровки и боярышника — за последним следовало спуститься к воде, — но зато отыскал ароматный можжевельник. Ягоды, которые были хороши против чесотки и малярии, еще не поспели, но из молодой хвои Мита наловчилась делать растирки и настойки, которые помогали при влажном кашле, а отвары использовала как успокоительное. Заросли были большими, и Мита почти час собирала с кустов побеги.

Других трав удалось собрать поменьше. Дубровка, настой которой Мита давала от болей в горле и животе, разрасталась медленно, а потому встречалась редко и много рвать было нельзя. С боярышником вышло еще сложнее: куст, с которого Мита обычно брала соцветия и ягоды, почти засох, и одарить путников ему было нечем. Впрочем, Мита была рада и тому, что на пути им повстречались ягодные поляны, на которых она пополнила запасы костяники.

Все это время Лик либо молча указывал растения, либо держался в стороне. Пару раз Мита теряла волка из виду и не на шутку пугалась, но потом обнаруживала его в нескольких локтях от себя. Он искусно держался в тени, не выдавая себя, иногда уходил вперед и почти никогда не задерживался позади. В какой-то миг Мита привыкла к его присутствию, как к неотъемлемой части леса, с которой давно и долго была дружна.

Травница поймала себя на мысли, что такой поход ей нравится даже больше, чем охота с отцом.

* * *

Мита давно перестала следить за направлением, доверившись Лику. Когда они задержались у очередного молодого ельника, чтобы травница могла собрать побеги, она огляделась и произнесла:

— Думаю, здесь соберу — и мне хватит.

Корзинка давно была полна. Часть трав Мита собирала в тканевые кульки, а ягоды — в небольшие плетеные коробочки. Лик с интересом наблюдал, как девушка тонкими пальцами ощипывает ель, когда вдруг его внимание что-то привлекло. Он запрыгнул на поваленное дерево и теперь неотрывно глядел куда-то на север, навострив уши.

— Лик? — окликнула его Мита.

— Ты закончила? — вместо ответа спросил он.

— Думаю, да…

— Тогда садись на спину. И быстрее.

— Зачем?

Лик соскочил вниз и пихнул ее плечом.

— Хочу проверить плато.

— Что-то случилось?

— Сейчас узнаем. Держись за холку крепче, не то упадешь.

Мита замялась. Она никак не могла сообразить, с какой стороны подступиться, как залезть, за что держаться и главное — куда деть корзинку. Перехватив ее растерянный взгляд, Лик фыркнул и снова пихнул ее, на этот раз — сильнее. Травница не удержалась и упала ему на спину.

— Если не поторопишься — поедешь так, — предупредил он ее. — Чего копаешься?

Девушка вцепилась пальцами в густую шерсть и села на волка верхом. Спина Лика оказалась жесткой и неудобной, ноги свисали почти до земли и их пришлось подобрать, прижав к бокам. Корзинку Мита перевязала платком и прикрепила к поясу, а затем, недолго думая, прильнула к волку, уткнувшись лицом в мохнатый загривок. И в следующее же мгновение поблагодарила себя за это.

Лик сорвался с места, словно пущенная из лука стрела.

Мита взвизгнула и спрятала лицо в волчьей шерсти. Всем телом она чувствовала, как перекатываются мышцы на его спине и плечах, как ударяют лапы по земле; встречный ветер трепал ее косу, отчего та хлестала ей по лопаткам. Ее сердцебиение ускорилось: Мите было страшно, но в то же время захватывало дух.

Поездка вышла недолгой. Когда Лик замедлил бег и перешел на легкую рысцу, Мита наконец осмелилась поднять голову. И изумленно выдохнула:

— Где мы? Я никогда здесь не бывала…

— Еще бы, — фыркнул Лик. — Север леса Лииш. Тут наши владения, людей мы сюда не пускаем. Дамнар с этим, плато сейчас важнее.

Про плато Авент, откуда брала начало река Рилир, Мита слышала много. Сейчас же оно распростерлось перед ней, явив всю красу. Травница восторженно охнула и соскользнула со спины Лика; волколюд остановился, чтобы дать ей возможность насладиться видом заснеженных пик Кира-Нор. Воздух здесь был свежее, а радуга, вечно украшавшая русло реки, пропала вместе с солнцем, но плато Авент не утратило своего великолепия. Оно казалось пустынным лишь на первый взгляд: редкий кустарник пробивался из щелей и ветер пригибал его тонкие ветки, река ревела, унося свои воды к равнине, а где-то там, среди покрытых мхом и мелкой травой камней, суетились длиннохвостые трясогузки, перелетая с места на место между порывами ветра. Наверняка здесь жил кто-то еще, но услышать их Мита смогла бы только будучи волком.

Травница подняла взгляд на гряду Кира-Нор, будто нарисованную белым на темно-синих тучах, и выдохнула:

— Я никогда не видела горы так близко…

— С равнины они не видны, — заметил Лик, а потом недовольно добавил: — Как далеко вы с отцом заходили на север?

— Вдоль реки поднимались вверх по течению. — Мита смутилась. — Выше порогов. Там они видны, но не так отчетливо… Зачем мы здесь?

Она замолкла, когда волк подался вперед и повел носом. Янтарные глаза сузились, и он приподнял губу, обнажив клыки. Митьяна хотела спросить, в чем дело, но не успела раскрыть рта — взглядом уловила движение на плато. По зеленовато-желтой траве крадучись двигались два зверя. Они не шли — плыли, и их кремовые шкуры с россыпью темных пятен отчетливо виднелась на фоне голубовато-серых скал.

— Кто это? — тихо спросила она у Лика. — Это… рыси?

— Это кое-кто похуже рысей, — проворчал он. — Котолюды с гор.

В деревне о котолюдах, живущих в горах Кира-Нор, знали только из рассказов и считали героями баек, которыми развлекали простой народ приезжие торговцы и путешественники. Из ныне живущих их никто никогда не видел ни в людском обличии, ни в зверином — на северные земли никто не лез, а сами котолюды деревенским не досаждали. Мита всегда представляла себе домашнего котика, на худой конец — какого-нибудь дикого камышового. Но никак не смертоносную рысь с острыми когтями и хищным оскалом.

— И что это значит? — пробормотала травница.

— Это значит, что они проникли на нашу территорию. — Лик снова зарычал. — Они из клана Кира-Талун. Их владения — горы, а плато принадлежит клану Лииш. Они давно хотят эти земли.

— Они пришли сюда отобрать плато? — охнула Мита.

Лик даже рычать перестал.

— Вдвоем? Конечно нет. Либо это послы, либо очередная пара глупых котят, которые возомнили себя достаточно взрослыми, чтобы дразнить воинов Лииш на их же территории. Тайра говорила, что они осмелели с тех пор, как глава Кира-Талун, Карена, отправилась на совет кланов.

— Ты поэтому спешил сюда? — Мита сжала корзинку.

— Ветер донес до меня их запах.

Лик повернул голову в сторону леса.

— Прячься там и носа не показывай. Не хватало, чтобы тебя увидели.

— А ты…

— Должен же кто-то прогнать их. — Волк оскалился, и травнице впервые за сегодня захотелось убраться от него подальше.

— Один? Против двоих?

— Брысь в лес! — рявкнул он.

Одной рукой Мита подхватила подол платья, другой — корзинку, и поспешила в тень деревьев. Когда она оглянулась, Лик уже стрелой мчался наперерез кошкам. Короткий вой прокатился по плато и застыл в верхушках деревьев, перепугав сидевших там ворон. Когда в ответ ему раздался еще один, более протяжный, у травницы внутри все сжалось, и она прильнула к смолистому еловому стволу.

Лик позвал подмогу.

* * *

[1] Церволюдами называют зверолюдов, чья звериная ипостась — олень. Происходит от древнего cervola, что так и переводится.

Глава 13 Лик

Волки сильны тем, что нападают стаей и почти никогда не сражаются в одиночку. Вместе с двумя-тремя сородичами молодой волк с легкостью может одолеть даже крупную рысь, тогда как один на один с ней едва ли выстоит. На подобный подвиг способна разве что самка, защищающая детенышей, или же самец, сражающийся за свою волчицу.

Из справочных материалов «Естественные природные системы», том 4.

Библиотека академии Куубер.

Х514 год, 12 день месяца Зреяния

В груди у Лика клокотала ярость. Когда несколько дней назад он отчитывал Тайру за стычку с кошками клана Кира-Талун, он был уверен в том, что на ее месте поступил бы благоразумнее. А сейчас осознал, как сильно ошибался.

Его злил не сам факт нарушения границ — за этим воины клана ловили рысей постоянно. Больше всего его раздражало, что один против двух, пусть и молодых, он не выстоит и ему нужна подмога, другие воины. А это означало, что Миту могут заметить — нет, непременно заметят. Но лучше уж так, чем если на нее поднимут лапу котолюды — Гидеру и старосте Дирку он пообещал, что его сородичи травницу не тронут, но обещать того же по отношению к Кира-Талун, увы, не мог.

Лик проводил Митьяну, прячущуюся в тени деревьев, взглядом, и вскинул морду. На призыв — короткий вой, огласивший плато и лес — мгновенно откликнулась Тайра. С ней был кто-то еще, и Лик был уверен, что это Лари, хотя ее голос был тоньше и почти сливался с воем его сестры. Затем с восточной стороны, около берега реки, раздался еще один вой — он принадлежал Мигиру, а чуть дальше откликнулся Филлат. Лик прикинул, что со всеми, кроме Мигира, можно будет договориться насчет Миты, и переключился на лазутчиков.

Услышав кличи воинов клана Лииш, оба котолюда замерли, а один прижался брюхом к мшистым камням. Лик остановился в паре саженей от них и оскалил клыки. Тот,что остался стоять, оказался молодой самкой — поджарой, мускулистой, с коротким хвостом и темной мордой. Черные кисточки смешно дергались, когда она шевелила ушами. Второй был меньше, с хвостом длиной в локоть, что было большой редкостью у рысьего племени. Этим хвостом молодой котолюд хлестал себя по бокам. Шерсть на его загривке стояла дыбом.

«Малышня, — подумал Лик. — Или их совсем недавно признали взрослыми».

— Что вам надо на наших землях? — Голос волка звучал спокойно, но от него котолюд, лежавший на земле, прижал уши. — Здесь не ваши владения. Проваливайте обратно в горы. Если сделаете это прямо сейчас, я закрою глаза на случившееся. Иначе, — он оскалился, — придется мне отправить вас к вашей няньке.

В ответ на угрозу самка ощерилась и задрала подбородок. А затем с фальшивым раскаянием прошипела:

— Ой, прошу прощения. Надо же, так увлеклись что не заметили, как пересекли границу.

Когти ее спутника впились в мягкий мох. От него пахло страхом — этот запах ни с чем не перепутать.

— Так разуй, наконец, глаза, стерва! — раздалось над ухом Лика рычание Тайры. Быстро, подумал он. Лари за ней не поспела и, судя по запаху, оказалась далеко позади. Неужели Тайра так сильно разозлилась?

Рысь прищурила желтые глаза и оскалила клыки.

— В этот раз ты прискакала быстрее. Так ждала нашей новой встречи?

— Это встреча станет для тебя последней, если не закроешь рот, — рявкнула волчица.

— Фира, — простонал котолюд за ее спиной, — не надо. Они же дети главы Руумана…

— Да пускай хоть самой их Всевидящей, мне все равно! И чего ты трясешься, как новорожденный котенок?

Он прижал уши и помотал головой.

— Это была плохая идея.

Теперь Лик догадывался, что котята забыли на плато. Похоже, Фира была одной из воительниц, которые столкнулись здесь с отрядом Тайры почти седьмицу назад. Их тогда прогнали… что, котолюдка захотела вернуть должок?

— Ладно, мелочь, — отчеканил он, — даю вам последнюю возможность. Убирайтесь с плато.

— А не то что? — с издевкой поинтересовалась Фира.

— А иначе в этот раз вы отправитесь воронью на корм, и никакая Сновидящая вам не поможет.

— Как грубо, — усмехнулась рысь, встопорщив усы. — А ведь я старше тебя. Вас что, не учат уважать старших? Ах, точно, у вас кто сильнее, тот и прав. Дикари.

— Смешно слышать это от тех, кто выбивает себе признание, пытаясь влезть в каждую драку.

Лику стоило придержать язык за зубами, но он терял терпение, а ярость продолжала бурлить в нем, требуя крови. Судя по тому, как засопела носом Фира, ее это задело. Позади послышались мягкие шаги, и до волколюда донесся запах Лари. Волчица была в смятении — наверное, с молодняком Кира-Талун она встречалась впервые.

Внезапный удар когтистой лапы пришелся по морде, и Лик зашипел. Атаку он пропустил совершенно бездарно, как невнимательный волчонок на первой охоте. Правую бровь обожгло болью, и он отступил, прикрыв глаз. Тайра взревела и бросилась на Фиру; две воительницы сцепились друг с другом и клубком покатились по жесткой траве. Лари бросилась на подмогу, но Лик огрызнулся на нее, заставив остаться на месте.

Фира и Тайра отпрыгнули в стороны, всклокоченные, с горящими ненавистью глазами. Вокруг них клочьями оседала шерсть.

— Тайра, прекрати, — прорычал Лик.

— Эта стерва не посмеет тронуть моего брата, не поплатившись! — рявкнула волчица.

— Попробуй, заставь меня пожалеть! — оскалилась Фира.

Лик ощутил легкие шаги по каменной земле и поднял голову. Позади него остановились Филлат и Мигир, напряженные до предела и готовые по первому приказу ринуться в бой. Фира тоже их заметила и прижала уши к затылку. Она отступила назад, и Тайра победно вскинула морду.

— Уже не храбришься, я погляжу.

По щеке Лика, пропитывая шерсть, стекала горячая струйка. Он уже и забыл, когда его ранили в последний раз, и запах собственной крови казался ему неправильным и слишком резким. Волк прикрыл правый глаз — тот все равно ничего не видел — и подошел к молодому котолюду.

— Это ваш последний шанс, — тихо сказал он ему. — Бери свою подружку и уходите с плато, если не хотите драки.

— Мы… мы по глупости… — стал оправдываться тот. — Фира говорила про какое-то незаконченное дело… а я не догадался…

— Знаю. Но сейчас перед ней, — волк кивнул на Фиру, — стоит первая воительница клана, а за моей спиной — первый охотник и старший воин. Им плевать, по глупости вы пришли или нет. А потому, если волчьи зубы тебе не по вкусу, придумай, как увести ее подальше.

Котолюд кивнул и отодвинулся от Лика. Глаза с узкими вертикальными зрачками, наполненные паникой, метались от сына волчьего вожака к спутнице.

— Какой же ты трус, Мирр, — буркнула Фира. — Ладно, мы уходим. Но не потому, что испугались вас.

Она обошла по кругу Тайру, нарочно цепляя когтями мох и вырывая из него клочки. Мигир недовольно заворчал, но Лик остановил его взмахом хвоста. Рысь провоцировала их на драку, и ему с трудом удавалось сдержать своих сородичей — да и себя тоже. Мирр поймал взгляд волка и виновато поджал куцый хвост, после чего пихнул спутницу в бок, прогоняя к горам Кира-Нор.

— Катитесь, — прошипела им в спину Тайра.

* * *

Старший воин Мигир дал волю злости, как только котолюды скрылись из виду. Он зарычал и подскочил к Лику.

— Почему ты меня остановил?

— Ты хотел драки? — холодно поинтересовался Лик.

— Да она же плюнула нам в лицо, эта шкура!

— В кой-то веки я с тобой согласна, Мигир, — проворчала Тайра.

— Лик поступил правильно, — оборвал молодых волков Филлат. — Когда наших вождей нет, не стоит устраивать потасовки на границе. Это приведет лишь к кровопролитию и жертвам, а к согласию — нет.

— К дамнар-рам согласие! — Шерсть за загривке воина поднялась дыбом. — Сколько можно терпеть?..

— Остынь, Мигир! — Лик подался вперед и навис над ним. Тот не отступил ни на пядь и посмотрел ему прямо в глаза, будто бросая вызов. — Они — молодняк клана. Ты бы стал терпеть, если бы, к примеру, на Лари напал кто-то из Кира-Талун?

На этих словах молодая волчица съежилась и затравленно оглядела старших собратьев.

— Я бы порвал их, — прорычал Мигир.

— Думаешь, они не поступят так же, если мы тронем их воинов?

— Пусть отвечают за свои слова!

— Перед нами пусть отвечает их глава. А как они будут разбираться между собой — их дело, — веско произнес Лик.

— Думаешь, кто-то станет разбираться?

— Это уже не твои заботы, Мигир. Думай о клане, а не о том, как бы сорвать злость.

Волки продолжали смотреть друг другу в глаза. Филлат вздохнул. Тайра нервно задергала хвостом, готовая в случае драки вступиться за брата. Лари боялась даже слово вымолвить — споры старших она видела уже не в первый раз и знала, чем они могут закончиться.

— Кстати, Лик, — опомнился вдруг Филлат. — Ты ведь должен был сопровождать человеческую девочку в лесу.

Тайра застыла и обеспокоенно оглядела спорщиков.

— Человеческая девочка? — переспросил Мигир. — Та самая, что просилась за какими-то травами?

— Наверное, Лик уже закончил с ней, — протянула волчица и попыталась поймать взгляд брата.

— Она еще в лесу, — Филлат повернул морду в сторону опушки. — Ты оставил ее там?

— А что, мне нужно было тащить ее к Кира-Талун? — огрызнулся Лик.

Глупо было думать, что ее не заметят. У Лика была надежда, что ветра плато Авент унесут ее запах подальше, но нюх первого охотника трудно было обмануть. Напряжение сына главы Мигир считал безошибочно, а потому повернулся к лесу и потянул носом.

— Человеком пахнет, — подтвердил он. А затем ощетинился. — И еще… зверем.

Когти Лика вонзились в мох. Он почувствовал приближение Тайры — воительница готова была защищаться. К удивлению волка, Филлат остался равнодушным к замечанию Мигира — или не подал виду.

— Что это значит? — Рычание старшего воина стало громче и злее. — Вы не можете этого не слышать. Запах этой девчушки… он такой же как у нас, с примесью звериного!

— Она несколько часов ходила с Ликом по лесу, — заметила Тайра. — Не мудрено, что от нее будет пахнуть зверем.

— Не дури мне голову! Думаешь, я не смогу отличить запах Лика от чужого? Я по твоим глазам вижу, ты знаешь, в чем дело! — накинулся он на сына главы. — Выкладывай!

— Не смей ему приказывать! — взвилась волчица.

— Успокойся, — устало отозвался Лик. Он встретился взглядом с Филлатом и увидел в нем немой вопрос. — Слушайте все. Это не должно выйти за пределы нашей пятерки — как минимум до возвращения отц… нашего вождя. Если поклянетесь Всевидящей, я все расскажу.

Откровенно говоря, Лик бы поверил только в клятву Тайры и Филлата. Лари хоть и восхищалась его сестрой, для него самого оставалась темной лошадкой. А Мигир мог распустить слухи просто чтобы пойти против его воли.

— И что будет, если я откажусь? — поинтересовался старший воин. — Что мешает мне выяснить правду самому?

— Я и на локоть тебя к ней не подпущу, — прорычал Лик. — На мне лежит ответственность за нее перед деревней. Попробуешь что-нибудь выкинуть — и о красивой мордашке можешь забыть.

— Я клянусь Всевидящей, что об увиденном и услышанном сегодня не пророню ни слова, — прервал их перепалку Филлат. — Если у вас с этой девчонкой есть какая-то тайна, я ее сохраню.

Повисло неловкое молчание. Мигир уставился на него во все глаза.

— Ты серьезно?

— Более чем, — невозмутимо отозвался Филлат. — А ты? Лари?

— Клянусь Всевидящей… — Волчица опустила морду и следующие слова пробормотала себе под нос.

— Клянусь, — охотно отозвалась Тайра.

Теперь все смотрели на Мигира.

— Клянусь… — нехотя ответил он и затем добавил: — Если она не представляет угрозы клану.

Лик криво оскалился.

— Не представляет. Она просто травница.

* * *

Когда пятеро волков приблизились к месту, где ждала Митьяна, Филлат вдруг заметил:

— А пахнет она неплохо…

Лик почувствовал, как шерсть на загривке встает дыбом, но ничего не ответил, лишь вырвался вперед, чтобы добраться до травницы первым.

Митьяна подскочила с места, едва заслышав первого охотника. Ее лицо, руки и юбка были перепачканы еловой смолой, косынка съехала назад и в волосах теперь торчали иголки. Лик заметил, как задрожали ее коленки, но девушка быстро взяла себя в руки. Волк почувствовал удовлетворение и подошел к ней вплотную.

— Не думал, что придется вас знакомить, — осторожно начал он, — но это Митьяна, дочь охотника Гидера и знахарка деревни. Перед тобой, — обратился он к ней. — Тайра, моя сестра, Лари, ее подопечная, Филлат — первый охотник клана, и Мигир, старший воин.

Мита сжала в руках корзинку, и Лик побоялся, что травница с перепугу может огреть кого-то из них по голове.

— Очень… очень приятно… — поздоровалась, наконец, она.

— И правда, — неожиданно подала голос Лари, — она зверем пахнет. Прямо как волколюдка.

Глаза Миты испуганно расширились, и она бросила на Лика отчаянный взгляд.

— Так получилось, что она и есть волколюдка, — признался тот.

Лари охнула, Филлат промолчал, опустив веки, а Мигир едва не открыл пасть от удивления. Когда он совладал с собой, первым, что он спросил, было краткое:

— Объяснишь?

Лик предложил травнице сесть — долго она на дрожащих ногах не простояла бы — и принялся рассказывать историю, случившуюся несколько дней назад. Когда он закончил, на опушке замолкли даже птицы. Волколюды обдумывали услышанное и растерянно переглядывались.

— Всевидящая шутит, не иначе, — наконец, озвучил мнение Филлат.

— Сейчас не так важно, ее это воля или нет, — отозвался Лик, — но клану об этом пока знать не обязательно. В деревне же никто не знает? — спросил он у Миты.

Та помотала головой, и Лик продолжил:

— А если узнают, переговорами не обойдемся.

— Аж противно, — прорычал Мигир и вскочил с места. — С кошками мы не деремся. Людей не трогаем. Нас теснят со всех сторон, а мы и сдачи дать…

— Мигир, — осадил его Филлат. — Таково решение нашего вождя, и мы обязаны ему следовать.

— Это решение Лика сегодня, — огрызнулся воин.

— Лик несет его волю, и ставить ее под сомнение — значит, ставить под сомнение слово вождя.

— Ирмар тоже так говорит, но это же не значит, что он прав!

Мита переводила испуганный взгляд с одного волка на другого. Лик успокаивающе ткнулся носом ей в ладонь, и она невольно погладила его морду.

— Что?.. — рассеянно отозвалась она, почувствовав липкое на руке. — Кровь? Боги, Лик, ты ранен?

На ее возглас обернулись все. Мигир фыркнул и расхохотался.

— Ранен… ну ты скажешь! Царапинка же.

— Иди ты к дамнару, Мигир! — неожиданно рассердилась Тайра.

— Надо кровь остановить… — Руки у Миты тряслись, но теперь все ее внимание было поглощено рассеченной бровью волка. — Сейчас… я что-нибудь соображу…

— Пройдет. — Лик отстранился от нее. — Гораздо важнее сейчас доставить тебя домой.

Будто в подтверждение его слов вдали, над горами Кира-Нор, прогремел гром. Митьяна вздрогнула и теперь неотрывно глядела на иссиня-черные тучи, переваливающиеся через заснеженные пики.

— Гроза… — блаженно протянула Тайра.

— Терпеть не могу, — проворчал Мигир. Затем он повернулся к Лику и прищурил желтые глаза. — Я бы сказал, что все твои оправдания — чушь, если бы эта девчушка не стояла сейчас передо мной, доказывая обратное. Я буду молчать ровно до тех пор, пока не вернется вождь. Я поклялся и слово сдержу. Но не дольше, Лик. Обращенная — это что-то новое и не исключено, что опасное. С ней нужно быть начеку.

На этих словах он махнул хвостом и уверенной рысцой направился в лес. Филлат, Лари и Тайра проводили его взглядами.

— Думаю, ты знаешь, что делаешь, — отозвался, наконец, первый охотник. — Но тут согласен с Мигиром.

Лик почувствовал, как пальцы Миты сжали его загривок. Ему бы следовало разозлиться — никому, даже отцу, он не позволил бы таскать его за шкирку — но зверь оставался спокоен. Только по телу от ее прикосновений шла странная дрожь.

— Знаю, — ответил он Филлату.

— Тебе и правда бы к знахарю, — обронил тот, уходя. — Кровь-то не останавливается.

Лик склонил голову в знак того, что услышал совет. Следовать ему, правда, не очень хотелось.

— Я останусь здесь, неподалеку, — заявила Тайра. — Мало ли, вдруг эти рысьи шкурки надумают вернуться.

— Я тоже останусь, — охотно поддержала ее Лари.

— Дело ваше.

Лик подтолкнул Миту к лесу, а сам пошел рядом. Честно говоря, ему хотелось как можно скорее увести Миту от чужих глаз. Одна мысль о том, что кто-то в клане знает их общий секрет, заставляла волка нервничать из-за возможных последствий, а еще — переживать за травницу. Переживать, подумал Лик и покатал это слово в мыслях. Никогда бы не подумал, что способен испытывать подобные чувства к человеку. Впрочем, как еще объяснить его странное желание ни на миг не выпускать Митьяну из виду?

Гром раздался снова и прокатился над верхушками многолетних елей.

Глава 14 Лик

При продаже товаров волколюдам допустимо проводить равноценный обмен в связи с тем, что волколюды не пользуются княжеской монетой.

При обмене ценность товара следует определять, учитывая норму цен, заданную торговой гильдией Калсанганского удела. Допустимо использовать в обмене княжеские монеты, возмещая разницу в цене.

Из памятки торговцу гильдии Калсанганского удела

Х514 год, 12 день месяца Зреяния

Воздух становился душным и влажным, а гром раздавался все чаще. Лик слышал, как колотилось сердце Миты, пока они шли по лесу на юг, в сторону деревни, и рассеянно думал о том, что им надо поторопиться, а еще — что травница наверняка перепугалась. Он обещал Гидеру, что его дочь не встретится с другими волколюдами, но слова не сдержал. От этой мысли его скребла досада.

— А зачем рыси… то есть, котолюды приходили на плато? — спросила Мита у волка, и тот едва не споткнулся на ровном месте. И это ее беспокоило, оказывается…

— Подразнить. Показать силу. Они нас недолюбливают, мы их тоже. Когда они ищут проблем или хотят ввязаться в какую-нибудь драку, чтобы показать себя, они приходят на нашу территорию и схлестываются с нашими воинами. Сегодня воительница клана Кира-Талун хотела померяться силой с Тайрой и вернуть ей должок за прошлую встречу. Давно пора поговорить с Кареной и расставить все по местам. Ее котята совсем обнаглели…

— Они отличаются от вас.

— Разумеется. Они кошки, мы — волки.

— Я не об этом. У вас повадки разные, манера речи разная… Прости, я разговоры слышала.

— Ничего. Мы и не пытались их скрыть.

Лик шел быстро, и в какой-то момент Мита стала отставать. Но когда волк опомнился и предложил ей свою спину, она помотала головой, а на вопрос, почему, ответила, что одного раза ей хватило.

— Дойду, — пообещала она. — Ничего страшного.

Мита храбрилась, но Лик знал, что она устала. Волчий нюх по одному только запаху мог определить состояние любого живого существа. Так они могли понять, кто из их добычи слаб и болен. Так он сейчас слышал боль в ее мышцах, которая наверняка осталась после превращений в волка, гудение в ногах, которыми она обошла почти четверть их огромного леса. До деревни на своих двоих ей не дойти.

Гроза приближалась.

Первая капля упала Лику на нос, когда они были еще далеко от порогов реки Рилир, но чем ближе они подходили, тем больше расходился дождь. Еловые лапы уже не спасали от ливня. Гром раздался где-то совсем близко, и короткая вспышка озарила лес. В воздухе запахло мокрой землей. Вода была холодная и Лик с большим неудовольствием подумал, что Мита может промокнуть и простудиться, а утеплиться было нечем.

— Я обещал вернуть тебя до заката, — обратился он к травнице. — Но из-за дождя не успеем. Свернем в поселение.

— В поселение? — Мита крепче сжала корзинку. — В смысле, в поселение клана?

— Да.

— Но там же твои сородичи… Ты хочешь рассказать обо мне и им?

— Разумеется, нет, — фыркнул Лик. — Наш дом стоит немного в стороне. Сейчас, в ливень, к нам точно никто не придет. Переждем там, а потом я уведу тебя в деревню. Чего ты так испугалась?

Травница смутилась.

— Я не испугалась. Я просто…

— Быстро ты идти не сможешь, поэтому спешить нет смысла.

— Я не про это… Ты уверен, что… м…

Лик поднял бровь и зашипел от саднящей боли, которая отдалась по всей морде. Митьяна остановилась и опустила взгляд; теперь она разглядывала собственные сапоги.

— Уверен, что хочешь пустить меня в поселение? — чуть тише спросила она.

Несколько секунд потребовалось волку, чтобы осознать смысл сказанного. А затем он зафыркал и даже уткнулся носом в землю, чтобы не захохотать.

— А что, ты можешь что-то натворить с ним? Разгромить? Ограбить? Прости, но даже если захочешь, у тебя не выйдет.

— Разве ты не боишься показывать мне, где оно находится? — Мита все еще не поднимала глаз и определенно не разделяла его веселья.

— Ты собралась вести туда людей? Мы поймем это задолго до того, как они приблизятся — это раз. А во-вторых, мы теперь связаны. Будет плохо нам — станет и тебе. Если люди захотят истребить волколюдов, тебя они тоже не пощадят.

— Я не понимаю, — замотала она головой. — Ты готов рискнуть, чтобы помочь мне. Готов подвергнуть своих сородичей опасности, просто чтобы я не простудилась. Почему?

— Тебя я предсказать могу. — Лик подошел к ней вплотную и посмотрел прямо в лицо. Девушка едва не отшатнулась, увидев его янтарные глаза. — Двух ночей и сегодняшней прогулки мне хватило, чтобы понять: ты нам не враг и не станешь выступать против нас. А вот как отреагирует твой отец или староста на то, что я не уберег тебя от ливня, я не знаю. Может, подумают, что мне плевать на их проблемы. Решат, что из-за меня ты не смогла вернуться сама, вот и промокла, простыла…

— Ты преувеличиваешь, — перебила она.

— Я попросту не знаю, Митьяна. А когда я чего-то не знаю, то стараюсь действовать по наитию. И сейчас оно мне подсказывает, что лучше бы тебе переждать дождь у нас. Ты мне скажи, самой-то охота тащиться через лес, уставшей и промокшей, до деревни?

Девушка замялась, а потом осторожно покачала головой.

— Тогда зачем изображаешь мученицу и взваливаешь на себя проблемы, которые тебя не касаются?

— Но…

— Я прекрасно знаю это чувство. Мы в клане готовы друг за друга глотки порвать и любим лезть на помощь даже туда, где нас не просят. Жертвуем собой ради других. Именно поэтому у нас такая жесткая иерархия и железные правила, кто и что может и должен. Без них мы бы забывали себя и делали все ради других. Может, в общине, где все ведут себя так, такое и прижилось бы, но нас было бы очень легко расшатать — достаточно обвинить кого-то, что он делает недостаточно.

Лик поскреб лапой землю и добавил:

— Возможно, поэтому ты так легко стала волколюдом. Ты похожа на нас сильнее, чем тебе кажется.

— Я совершенно не похожа на вас… — прошептала Мита. — Совсем. Я не сильная и мало когда могу постоять за себя. Во мне нет той уверенности и воли, которую излучаете вы. Я думала, что ты один такой… Но нет, другие тоже.

— Все, о чем ты говоришь — не врожденные качества. — На морду Лика упало еще несколько капель, и он раздраженно отряхнулся. — Нас так воспитали. У каждого волколюда было непростое детство. Вообще странно думать, что кому-то что-то дано от рождения. Ни ваши боги, ни наши никому ничего не дают просто так. И если способность стать одной из нас тебе даровала Всевидящая, значит, на то были причины. Либо ты заслужила, либо тебе предстоит что-то сделать. А раз так, значит, и в тебе есть сила и воля, способная принести перемены.

Последние слова вырвались сами, и Лик прикусил язык. Эти мысли вертелись в его голове в последнее время, и чем больше он об этом думал, тем сильнее убеждался. Странно было бы слепо надеяться, что какая-то деревенская девчушка способна изменить то, что крепло веками. Но слова Тира не давали волку покоя: это воля Всевидящей и та ниточка, что связывала теперь людей и волколюдов, пускай обе стороны об этом еще не догадывались. От этих мыслей Лик чувствовал ответственность гораздо большую, чем та, которую вверил ему отец.

Звук ударяющихся о землю капель становился громче и чаще. Мита все еще мяла руками корзину и не знала, что ответить.

— Давай договорим под крышей, хорошо? — Волк ткнулся мордой ей в спину. — Иначе промокнем.

* * *

Когда Лик и Мита добрались до поселения, дождь уже лил стеной. От участи промокнуть насквозь их спасали плотные еловые ветви, почти не пропускавшие воду и свет. Из-за туч, застлавших все небо, в лесу царил сумрак, но Лик уверенно шел вперед. Мита держалась позади, постоянно спотыкаясь. Он даже предложил ей держаться за его хвост, чтобы идти было проще.

Они выбрались на небольшую поляну, окруженную густым ельником, словно частоколом. Лик остановился, внимательно огляделся и потянул носом. Кострище было холодным и пустым: огонь еще не разжигали, значит, клан все еще отдыхал. Можно спокойно двигаться к дому, но бдительности лучше не терять.

— Ой… — послышалось за спиной растерянное. — Это…

— Увидела? — усмехнулся он.

Волколюды берегли свой лес. Они не злоупотребляли его дарами и не любили, когда его трогали другие. Их дома стояли посреди лесной глуши, настолько скрытые от чужих глаз, что, не зная, можно было пройти мимо. Обычный человек не сумел бы разглядеть поросших мхом деревянных крылец и стен с небольшими окнами, застланных соломой и еловыми ветками крыш. Единственное, что могло привлечь внимание — обитатели, топившие печи: дым полупрозрачной струйкой выходил из небольших щелей и почти сразу терялся в кронах.

Глаза Миты горели восхищением, несмотря на усталость. Лик поравнялся с ней и нырнул девушке под руку. Травница не стала сопротивляться и просто оперлась на него.

— Спасибо… — поблагодарила она, но шум дождя почти заглушил ее слова.

Вести Миту напрямик через поселение Лик не стал. Он обошел его вдоль густого ельника и двинулся в самый дальний его конец. Дом главы клана был больше остальных: широкое крыльцо, выложенное камнями, между которыми пробивалась трава; большие застекленные окна, которые, как говорил отец, покупали у мастеров из города; два этажа и сложенные из ровных глиняных кирпичей стены. Дерево в строительстве волколюды старались не использовать, тем самым отдавая дань лесу, что укрывал и защищал их.

— Нам сюда, — позвал Лик и повел девушку к боковому входу.

Перед дверью волк остановился и прикрыл глаза, прислушиваясь к запахам и звукам. Дом был пуст: похоже, Тайра осталась на плато, как и собиралась. В словах сестры он не сомневался, но проверить стоило. Его могли поджидать и другие, к примеру, Ирмар, который и так был частым гостем, а в последнее время заходил почти каждый день. Объясняться с ним сейчас не хотелось.

— Что-то не так? — поинтересовалась Мита. Ее голос стал совсем тихим, а ноги практически не держали — казалось, отпусти ее, и она сядет прямо здесь, на укрытую колкой хвоей землю.

— Все хорошо. — Лик толкнул дверь, которая открывалась в обе стороны. — Заходи. Отдохнешь, пока дождь не кончится.

Митьяна

Волколюд оставил Миту в просторной полутемной комнате, а сам куда-то исчез. Чуть позже травница услышала его голос через стену, и ее передернуло: то были тяжелые вздохи и короткий стон. Она догадалась, что Лик принимал человеческий облик и невольно восхитилась, как легко у него это вышло. Из своих перевоплощений она помнила боль и крики — и больше ничего.

Парень появился в комнате минутой позже. На нем были свободные льняные штаны и светлая рубашка. В темноте Мита могла разглядеть лишь силуэт: Лик подошел к холодному очагу, потрогал камни рукой и потянулся за поленьями.

— Сейчас будет тепло и светло, — пообещал он.

Травница рассеянно наблюдала, как он складывал дрова и что-то похожее на щепки вперемешку с трухой в очаг и высекал искру. Когда он встал и отошел, сухое дерево уже весело затрещало. Огонь занялся быстро. Вскоре комната осветилась ярким рыжим светом, и Мита смогла разглядеть ее.

— Я думала, вы боитесь огня, — поделилась она.

Лик хмыкнул.

— Почему же?

— Ну… дикие звери ведь боятся.

— Мы похожи на диких зверей? — В его голосе прозвучала насмешка.

Мита стиснула руками влажный подол и помотала головой.

— Нет…

— А сама ты огня боишься?

— Не боюсь.

— Ну так с чего бы и нам бояться?

Она поджала губы и опустила взгляд на колени.

— И правда, глупость сказала…

Лик пошевелил палкой поленья, и оттуда вырвался сноп искр. Мита подняла голову и некоторое время наблюдала за тем, как они взлетают к потолку и поочередно гаснут.

— Ты все-таки промокла, — покачал головой Лик. — Садись ближе к огню.

Он повернулся к ней спиной и провел рукой по влажным волосам. Травница невольно проследила за его движением, и во рту у нее пересохло. Только сейчас она заметила, что рубашка была лишь накинута на его плечи, а мускулистый торс оставался обнаженным. Щеки ее запылали.

Ну, конечно, он же перекидывался и вряд ли успел бы так быстро одеться. Неужели нагота совсем его не смущает?

Мита закрыла лицо ладонями.

— Ты чего? — не поворачиваясь, поинтересовался Лик. Сквозь пальцы травница видела, как движется его силуэт.

— Н… ничего… просто… ты…

Страшная мысль вонзилась ей в голову, как стрела: ведь когда она оборачивалась, то тоже оставалась без одежды. А рядом был Лик… и раз он уносил ее домой, значит, видел ее и…

«О, Боги!» — завопила она беззвучно.

— Я — что? — поинтересовался волколюд. Он подошел к ней ближе, так, что она теперь могла разглядеть его смуглую кожу, отливающую бронзой в свете огня.

— Видел… — пискнула она.

— Что видел?

Мита мысленно обозвала себя дурой.

— Ну… меня ведь видел… такую… в общем…

— Всевидящая, — проворчал он, — тебя не разберешь.

Девушка зажмурилась и наугад ткнула пальцем в его обнаженный торс.

— Такой вот…

Лик на мгновение затих, и Мите даже показалось, что он не дышал. Но потом он расхохотался так громко, что она чуть не подпрыгнула.

— Такой… без одежды, что ли? Разумеется, видел. Ты же передо мной обращалась уже дважды.

Мита застонала и уткнулась лицом в свои ладони.

— О Боги…

— Для людей это что-то значит? — удивился он.

— Разумеется, значит! Это же… личное… тайное…

— Это естественное, — поправил Лик, — то, какие мы от природы. Не вижу причин этого стыдится.

— Ты не понимаешь! Мы… у людей… — Чем дольше Мита подбирала слова, тем сильнее краснела. — Они показывают себя такими только близким людям, понимаешь? Боги, я поверить не могу, что объясняю тебе такое!

— Пару дней назад я тоже с трудом верил, что учу тебя волчьим повадкам, — парировал тот.

Надевать рубашку он так и не стал, но на некоторое время исчез из поля зрения травницы, растворившись в полумраке. Оставшись наедине с собой, Мита принялась глубоко дышать, чтобы успокоиться. Она держала холодные руки у лица и думала, что вся эта ситуация до головокружения странная: она сидит в доме волколюда, греется у камина и думает о том, что он видел ее обнаженной. Как там Тир говорил? Любовные истории для городских девочек? Да про нее уже целую книгу писать можно!

Вернувшийся Лик принес глиняные кружки и чайник. Кружки очутились на небольшом столике, чайник встал на каменную подставку у очага. Волколюд сел перед огнем и вытянул к нему одну ногу. Пришедшая в себя Мита пододвинула плетеный стул поближе и затихла.

Несколько долгих минут они просидели в молчании.

От созерцания пляшущих язычков пламени ее отвлекло короткое движение Лика и глухая ругань. Мита повернула голову. Тыльную сторону ладони Лик держал у себя над правым глазом, и травница вспомнила про рану.

— Точно! — охнула она. — Тебе же помощь нужна.

— Потом к знахарю схожу, — отмахнулся тот. — Ничего страшного. Приоткрылась чуть-чуть, сейчас пройдет.

— Так нельзя, — возразила она. — А если царапина глубокая? А если попало туда что-то? И кровь до сих пор идет, не шутки же. Надо ее протереть и рану обработать, а лучше зашить…

Травница засуетилась и полезла в свою корзинку. Перерыв свежесорванные растения, она извлекла со дна небольшую берестяную коробочку.

— Полотенце или чистую тряпицу, — попросила она.

Лик, если и удивился таким переменам в ее настроении, то виду не подал. Поднялся на ноги, все еще зажимая ладонью рассеченную бровь, и вскоре протянул девушке хлопковый платок.

— Сядь, — потребовала она и сама опустилась на колени.

Следующие несколько минут Мита полностью сосредоточилась на оставленной котолюдом царапине. Дождь за окном уже не шумел, скорее шептал, погружая травницу в полудрему. Лик старался не смотреть в ее сторону, а когда она промокала царапину влажным платком, лишь морщился, но молчал. Умелые руки ловко убрали всю кровь, запекшуюся на бровях и щеке; затем Мита открыла берестяную коробку, взяла оттуда немного порошка, смочила слюной и нанесла на рану. Тут волколюд не стерпел и зашипел от боли.

— Что это, дамнар его побери?

— Кора ивы, — пояснила она. — Тертая. Ношу с собой на такой случай. Помогает остановить кровотечение. Она щиплет сильно, знаю, но от свежих ран самое лучшее средство.

Мита вытерла пальцы об уголок платка, закрыла коробочку и отстранилась.

— Вот. Уже лучше.

Лик наконец перевел взгляд с огня на травницу, но та быстро отвернулась, чтобы спрятать кору ивы в корзинку. Спиной она чувствовала, как он разглядывает ее, и от этого по телу бежали мурашки.

— До завтра уже затянется, вот увидишь.

— Почему ты так хотела мне помочь?

Застигнутая вопросом врасплох, Мита так и осталась сидеть на коленях. Ее руки сжались в кулаки.

— Ты задаешь странные вопросы.

— Я просто не понимаю. Ты рвалась залечивать мне рану, стоя перед тремя волколюдами, которые, в отличие от меня, не были расположены к тебе благосклонно, и ты это знала. Это не просто жертва ради других. Это что-то иное.

Мита поджала губы.

— Иное… — эхом отозвалась она и поймала себя на том, что ее голос дрожит. — Да, возможно… я просто не могу…

Девушка замолчала и стала разглядывать плетение ткани на подоле.

— Я просто хочу понять, — проговорил Лик после недолгого молчания.

— Я не могу стоять в стороне, когда кто-то нуждается в помощи.

Голос травницы прозвучал совсем тихо. Она опустила ладонь на покрытый соломенным ковриком пол и провела по нему.

— Когда знаю, что есть кто-то, кто нуждается в помощи, и знаю, что могу ему помочь, то просто… я рвусь к нему. Если не стану помогать, то буду винить себя. Поэтому я хотела помочь тебе. Поэтому ходила за ягодами в тот день — я могла помочь Келару, и да, было другое решение, но я даже не подумала…

Она закусила губу. Ком встал поперек горла, мешая дышать и говорить.

— Я не могу отделаться от мысли, что все это из-за меня. Если бы не тот поход, тебе бы не пришлось со мной нянчиться. Не пришлось бы выводить в лес за травами, выгораживать перед своими. Не пришлось бы лезть в стычку с котолюдами.

— Это никак не связано, — отрезал Лик.

Она отмахнулась.

— Ты знаешь, о чем я.

— Глупее ничего не слышал, — фыркнул он. — Чувствуешь себя виноватой, значит?

Внутри всколыхнулась обида, и Мита уже была готова заплакать.

— Перестань считать, что все происходит из-за тебя. Это худшее, что ты можешь сделать, чтобы исправить ошибку. Тир ведь говорил тебе, что надо принять в себе Зверя, так?

— Причем тут Зверь? — не поняла она.

— Ты обрела его в тот момент, когда мы встретились, — пояснил Лик. — Обвиняя себя в случившемся, ты отвергаешь его. Продолжишь в том же духе — и все закончится плачевно.

Мита открыла было рот, чтобы возразить, но потом передумала. Она уселась поудобнее и подобрала под себя колени. На волколюда она смотреть боялась, но взгляд почему-то так и тянуло.

— Ты жалеешь, что стала такой? — спросил он после недолгого молчания. — Что стала одной из нас.

— Жалею?.. Не знаю. Я пока не поняла. Знаешь, порой мне даже нравится быть волком. Но стоит подумать о том, как жить с этим в деревне, как становится страшно. Я боюсь, что когда-нибудь меня поймают. И вряд ли признают во мне меня. Я боюсь столкнуться с людской жестокостью, потерять их веру в меня.

— Перебирайся к нам, — предложил Лик.

— Смеешься?

— Нет. Потребуется какое-то время, но ты сможешь стать частью клана.

— Я не могу их бросить! — возразила она.

— А что они дали тебе взамен?

Вопрос застиг травницу врасплох.

— Ну, как…

— Ты отдаешь им всю себя, лечишь их, помогаешь всячески. Но что они дают тебе взамен?

— Не говори так! Почему я должна от них что-то требовать?

— Тогда почему ты боишься их? — Не дождавшись ответа, он продолжил: — Потому что они сами боятся. Страх порождает только страх и ненависть. Это то, что отталкивает меня от людей: они умеют только бояться, и это делает их жестокими.

— Они не такие… — помотала головой Мита, но уверенности в ее голосе не было.

— Ладно, не мне об этом говорить. Решай сама.

Лик поворошил палкой поленья и ненадолго замолк. Мита теперь разглядывала соломенный коврик и мяла руки.

— Прости. Я не хотела заводить этот разговор.

— Так его я завел… И снова ты пытаешься во всем обвинить себя.

На его лице появилась легкая улыбка. Мита осмелилась заглянуть ему в лицо и почувствовала, как краснеют ее щеки.

— Прости.

Волколюд не удержался от смешка. Если подумать, в человеческом облике Мита видела его лишь дважды, и то, мимоходом. Теперь она могла разглядеть его волнистые волосы, темные, с легкой рыжиной, и про себя отметила, что они были того же цвета, что и волчья шкура. А вот глаза были другие, совершенно не похожие на янтарные звериные. Она скорее бы сравнила их цвет с густой равнинной травой в лучах закатного солнца. Губы Лика казались гораздо темнее кожи, словно подкрашенные соком черноплодной рябины, и ее это немного повеселило. В детстве они с Зерой постоянно так баловались, наслушавшись рассказов о том, как украшают себя городские девушки.

Лик не смотрел на нее, и Мита мысленно благодарила его за это — едва бы ей удалось побороть свое смущение. Однако стоило ей скользнуть ниже, на его обнаженный торс, и кровь опять прилила к лицу. Заметив ее волнение, Лик все-таки повернулся. Царапина над правым глазом выглядела так, словно бы ее замазали речной глиной.

— Ты бы… накинул рубашку… — робко попросила она. — Просто… неловко как-то…

Вместо ответа Лик подался вперед и накрыл ее губы поцелуем.

На мгновение Мита опешила. Ее потрясение было настолько сильным, что она не могла шелохнуться.

Лик придвинулся ближе и мягко коснулся рукой ее шеи. От него пахло терновником, перетертой хвоей, к этому примешивался горьковатый запах ивовой коры. Мита вцепилась пальцами в соломенный ковер. Испуг сменился странным чувством, от которого захотелось довольно заурчать и потянуться к волколюду. Его рука провела по девичьей шее, плечу, тронула ключицы; затем он запустил пальцы в волосы Миты, распуская и без того растрепанную косу. Ей хотелось застонать, закричать, издать хоть какой-нибудь звук, но воздуха не хватало: Лик лишь углублял поцелуй, заставляя ее откинуть голову назад. Тепло его тела путало все мысли. Сама того не заметив, она прижала ладони к его груди и потеряла точку опоры. Очнулась она, когда спина коснулась шершавого пола, а волколюд навис над ней, на мгновение отстранившись от ее губ.

— Лик!.. — испуганно прошептала она, глядя в потемневшие и теперь уже зеленые глаза.

Парень моргнул и словно пришел в себя. Он сел, провел руками по волнистым волосам и прикрыл веки.

— Извини.

Мита отодвинулась и подобрала под себя колени. Сердце колотилось так, словно бы еще чуть-чуть — и пробьет грудь насквозь.

— Н… ничего… Я сама немного… растерялась…

Губы горели от поцелуя. Мита сначала коснулась их пальцами, а затем прижала всю ладонь. Боги, она ведь раньше никогда не целовалась… И что вообще на него нашло?

Лик не смотрел на травницу. Он рассеянно приложил руку к глиняному чайнику, стоявшему у камина — проверял, нагрелся ли, — и, зашипев, отдернул.

— Травяной чай… — рассеянно отозвался он. — Сейчас налью.

Мита кивнула, уставившись в пол. Перед глазами мельтешили черные точки — если бы она сейчас стояла, то ноги бы ее не удержали. Когда перед ней появилась кружка, от которой вверх поднимался едва заметный парок, она вздрогнула. Рука Лика поспешно поставила ее на соломенный ковер и тут же исчезла из ее поля зрения.

Пока они пили чай, никто из них не пытался заговорить. Мита слишком торопливо сделала первый глоток и обожгла язык. Теперь все ее внимание было сосредоточено на том, чтобы пить горячий напиток с осторожностью. О произошедшем она старалась не думать.

Шепот дождя окончательно стих. Редкие капли падали на лесную подстилку, покрытую мхом крышу и каменные ступени дома. Небо начало светлеть, а вместе с ним светлел и ельник. Свет от очага утратил рыжий оттенок, и если раньше комната казалась травнице оторванной от окружающего мира, то сейчас это чувства исчезло.

— Думаю, пора выдвигаться к деревне… — нарушил тишину волколюд.

— Да… — запоздало отозвалась Мита. — Спасибо… за кров… и чай…

— Жди снаружи, — попросил он и скрылся за дверью.

Травница кивнула и на негнущихся ногах прошла мимо очага к выходу. Колени обдало жаром, но даже он не мог сравниться с тем, который до сих пор заливал ее щеки.

Глава 15 Дииса

У волколюдов основную часть клана составляют воины и охотники. По силе, умениям и опыту каждому присваиваются ' ранг ', младший или старший. Первым воином и охотником становятся самые умелые представители воинов и охотников клана соответственно — путем успехов на охоте или в поединках.

Помимо воинов и охотников, в клане отдельно выделяют волчиц, ответственных за воспитание молодого поколения — обычно их называют нянями. Среди них иерархия никак не определяется, кроме того, что контроль над ними ложится на плечи первой волчицы клана, супруги вождя.

Особняком стоят лекари клана — сам знахарь и его ученики.

Капан Гайрих. «Обычаи народов Фиэдеса». Раздел «Зверолюды», глава «Общественное устройство кланов».

Х514 год, 12 день месяца Зреяния

Диису Бесстрашную в клане уважали и даже немного боялись. И вовсе не потому, что она была супругой вождя и матерью первых воителей клана, хотя для некоторых уже это являлось достаточной причиной не переходить ей дорогу. В прошлом самая сильная и смелая воительница, последние пару десятков лет Дииса занимала пост первой волчицы клана. Под ее чутким надзором воспитывалось молодое поколение, а также няни, приглядывающие за малышами.

Некоторые даже называли Диису матерью всего клана. Сама Дииса предпочитала не называть себя подобными титулами. «Матерью всех волколюдов может быть одна лишь Всевидящая, — говорила она. — Богиня даровала жизнь первым из нашего рода, а мы лишь продолжаем ее дело, передавая эту жизнь потомкам».

Дом Диисы стоял в отдалении от поселения — волколюдка предпочитала уединение в те моменты, когдане проводила время с волчатами и нянями. Впрочем, поговаривали, что тому была еще одна причина. Дом располагался недалеко от хижины знахаря, и если Альсав лечил телесные раны, то к Диисе нередко приходили поговорить по душам или спросить совета.

После захода солнца Дииса не ждала гостей: воины тренировались или обходили земли клана, охотники уходили в чащу, а няни выводили волчат на прогулку. Но когда в ее дверь несмело постучали, она тепло улыбнулась. Она уже знала, кого привело к ней этим вечером.

— Входи, — пригласила Дииса. На дверь она не взглянула, даже когда та тихо скрипнула, пропуская гостя внутрь.

С Ликом она виделась нечасто. У первого воина немало забот, а их обязанности практически не пересекались. Тем не менее, из рассказов она знала и о его заслугах, и о промахах — все-таки за ним наблюдал весь клан.

— Я не вовремя?

— Когда речь идет о сыне, не может быть неудачного времени, — отозвалась Дииса. — Ты не заглядывал с тех пор, как Рууман отправился на совет кланов. Впору было волноваться.

— Ты же не думаешь, что я не справлюсь без твоей помощи? — проворчал Лик, проскользнув мимо нее и бесшумно опустившись на плетеный стул.

Дииса улыбнулась шире.

— Ты же все-таки пришел.

Волколюд открыл рот, но замер и отвел глаза, разглядывая теперь пламя в небольшом очаге.

— Я… не поэтому… Просто подумал, что давно тебя не видел. А помощников мне и так хватает.

Женщина вздохнула.

— Ты все так же не ладишь с Ирмаром… Может, выпьешь чаю? Сегодня взяла у Альсава новый травяной сбор. Сказал, успокаивает.

— Работа нервная? — усмехнулся Лик.

— Не лучше твоей, мой волчонок, — вернула смешок Дииса.

— Не называй меня так, мама. Я уже не ребенок.

— В глазах родителей дети всегда остаются детьми. — В ее глазах промелькнула тоска.

Лик сцепил руки в замок и сгорбился. Пока Дииса заваривала чай и доставала кружки, краем глаза разглядывала сына. Его волосы, отливавшие рыжим при свете очага, вились сильнее обычного — промокли под сегодняшним дождем. Губы Лик поджимал, будто хотел что-то сказать и с трудом сдерживался, а брови хмурил так, что на лбу появилась складка, которая делала его старше на несколько лет. Над правым глазом темнело пятно. Рана? Похоже, Лик был у знахаря, вот и решил заглянуть.

— Ты хорошо справляешься, — произнесла Дииса, наливая ароматный травяной напиток в кружку. Лик невольно повел носом, как зверь, и его губы тронула улыбка. — Как поход в лес с человеческой девочкой?

Волколюд замер, не донеся кружку до рта.

— Успешно.

— Я не об этом. Если бы с девочкой что-то случилось, вся деревня, а вместе с ней и клан, стояли бы уже на ушах. Я спрашиваю о тебе.

— А что я? — Лик пожал плечами и все-таки сделал глоток. — Что это за вкус такой сладковатый? Впервые пробую.

Дииса покачала головой, не одобрив попытку сменить тему. Но все-таки ответила:

— Маун-трава1.

— Всевидящая, — поморщился Лик. — Кошачья дурь? С каких пор Альсав добавляет эту дрянь в свои травяные сборы?

— Трава — это всего лишь трава. Если она обладает целебными свойствами, почему бы ее не использовать? Не уходи от вопроса, Лик.

— Ты решила устроить допрос?

— Я думала, за этим ты и пришел. Как бы то ни было, ты навещаешь меня только тогда, когда нужен совет.

Лицо Лика помрачнело. Он отставил кружку и откинулся на спину, глядя теперь в темное окно, за которым ничего не было видно.

— Прости, что почти не бываю у тебя, — добавил он тише. — Знаешь, было бы проще, если бы вы с отцом помирились. Мы бы смогли жить вместе.

— Мы и не ссорились, мой волчонок. Я все еще его пара и первая волчица. Никто не ограничивает меня в том, что я делаю. И я могу видеться со своими детьми, когда захочу. Мне этого вполне достаточно.

«Но недостаточно нам с Тайрой», — прочитала она в его глазах.

— Ладно, — отмахнулся Лик. — Я знаю, как ты не любишь эти разговоры. Да… ты права. Я действительно немного… запутался.

Он резко выдохнул и провел рукой по волосам, отчего те растрепались еще сильнее. Но продолжать разговор не спешил, да и Дииса не торопила: ей лучше других было известно, что искренность приходит только вместе с чувством спокойствия и защищенности.

— В последние дни я сам себя не понимаю, — наконец, произнес Лик. На мать он до сих пор не смотрел. — Мне казалось, что еще с детства я научился различать, что я делаю по своей воле и когда мной овладевают инстинкты. Все было так просто… и принимать решения тоже. И дело не в том, что отца сейчас нет рядом. Просто как-то… иначе все. Будто размылась граница между обязанностями и желаниями. Мне кажется, что не только я это вижу — это чувствует и клан, и мне становится не по себе.

Дииса тихо рассмеялась, за что была награждена удивленным взглядом сына.

— Мне очень хочется познакомиться с этой девочкой.

— Девочкой? — переспросил Лик, а затем нахмурился. — Причем здесь Митьяна?

— Митьяна, значит…

Она отвернулась, чтобы Лик не видел ее лица. Конечно, он стал старше, спокойнее и рассудительнее, но в душе остался подростком, которому не позволили как следует наиграться, завалив грузом ответственности. Способы остались такими же, как в детстве, разве что чуть более изощренными. Можно подумать, что сильным запахом лекарственных трав он пытается перебить человеческий запах, который ему неприятен. Вот только не стал бы он молчать, если бы поход с девочкой доставил ему столько неудовольствия.

Что-то прячет? Обратись она волчицей — с легкостью бы раскусила его. Как матери, ей так и стоило поступить: какой бы ни была тайна, лучше узнает она, а не клан, который только и ждет ошибки с его стороны.

Но он воин, подобное оскорбило бы его. Да и стоит ли матери лезть в его жизнь? Он ведь и правда давно не волчонок.

— Знаешь, — произнесла Дииса, подливая чай в его кружку, — в юном возрасте я была редкостной сорвиголовой. Еще волчонком я наметила себе путь в воительницы клана и уверенна шла по нему: все свободное время проводила в тренировках, постоянно искала себе неприятности, чтобы опробовать силы, вызывала всех подряд на бой. И никогда не боялась броситься наперерез лосю или медведю, если от этого зависела моя жизнь или жизнь сородичей. Мать не уставала повторять, что моя решимость граничила с безрассудством и что однажды я за это поплачусь. В каком-то смысле так и случилось. Я приглянулась вождю клана.

— Отцу? — переспросил Лик, на миг переменившись в лице.

— Нет, его предшественнику.

Дииса сделала глоток, подождала, пока сын сделает то же, и продолжила:

— Тогда будущее на месте первой волчицы меня совсем не привлекало — пример совсем не вдохновлял. Ты же знаешь супругу предыдущего вождя, Суир Мягкую. Титул ей дали не просто так.

— Хочешь сказать, она всегда была такой миролюбивой и…

Лик не решился сказать «слабой», но слово явно вертелось у него на языке. Дииса улыбнулась.

— Может, когда-то у нее и был характер. Но, став первой волчицей, она превратилась в послушную супругу, которая могла только воспитывать волчат. Среди клана даже ходили слухи, что вождь Дуррлан… как бы сказать… потребовал от нее быть смирной, следить за домом и заниматься детьми.

— Зачем? — удивился Лик.

Дииса пожала плечами.

— Некоторые осуждали его выбор. Суир нельзя было назвать ни превосходной воительницей, ни умелой охотницей. Она даже не выбилась в старшие. А первая волчица должна быть первой во всем, иначе она недостойная пара для вождя. И, чтобы Суир не показывала своего несовершенства всему клану, Дуррлан намеренно ограждал супругу от всего, что могло подорвать уважение к ней и, соответственно, к нему тоже.

— Вот только уважением к Суир там, похоже, и не пахло, — фыркнул Лик.

Дииса погрозила пальцем.

— Сделаю вид, что не слышала этого, первый воин Лик Стремительный. — И, смягчившись, добавила: — Не важно, какой она была охотницей, воительницей или первой волчицей, она все еще супруга бывшего вождя и старейшая в клане. И все еще справляется с обязанностью няни. Лучше нее сиделки для яслей не сыскать во всем клане. Уже за это мы должны отдавать ей должное. Разве я не учила тебя этому?

— Конечно, учила, мама. — Лик опустил голову. — Прости. Ты знаешь, у меня остались не самые приятные воспоминания о времени, проведенном в яслях.

Дииса знала это даже слишком хорошо, и слова сына вызвали у нее легкую улыбку. Детям вождя с ранних лет приходилось отстаивать свое место в клане. За ними наблюдали пристальней, чем за кем-либо другим, но если Тайре уже тогда нравилось привлекать к себе внимание, то Лик всеми силами старался его избегать. Получалось неважно. Хотя бы потому, что к нему вечно цеплялся Мигир и дело неизбежно доходило до драки, которую приходилось разнимать старшим. Волчонком Лик постоянно жаловался матери на несправедливость и на то, что отец отчитывал его, требуя быть сдержанным.

— По твоим словам кажется, что вождь Дуррлан любил свою супругу, — прервал ее мысли Лик. — Так почему же он заинтересовался тобой?

Дииса откинулась на стуле и сложила руки на животе.

— Я все еще думаю, что так он хотел умерить недовольство клана — сделать меня первой волчицей, заключив союз только на словах. Я идеально подходила в качестве супруги вождя и матери его детей. Разумеется, чувствам там места не было. Меня такое положение не устраивало, и, хотя спорить с вождем было практически невозможно, я попыталась. Тогда-то, — она вдруг расплылась в улыбке, — Рууман и вмешался. Он в те годы уже занимал место советника и попытался отговорить Дуррлана. А потом и вовсе вызвал его на бой, чтобы отстоять мою свободу.

— Так он сражался за тебя?

Волколюдка прикрыла глаза. Даже спустя много лет она помнила это бой. Весь клан поднялся на лапы, чтобы не пропустить зрелище: за всю многовековую историю клана лишь четырежды спор вождя и советника доходил до поединка. И сама она наблюдала, как двое могучих волколюдов кружатся по тренировочной поляне, выдирая клоки шерсти, оставляя рваные раны на плечах, морде, боках, и при этом испытывала ужас вперемешку с восторгом. Такое может испытывать только волчица, за которую сражаются сильнейшие из клана. Бой был тяжелым, и победителя не нашлось. Но тогда Дииса решила, с кем разделит следующую охоту.

— Дуррлан тогда отказался от меня, — произнесла волколюдка. — И после того случая вождем продержался лишь несколько лун. Сам понимаешь, поединок взволновал всех, и Руумана стали прочить на его место.

— Отец говорил, что вождь Дуррлан ушел сам.

— Да, свое место он отдал добровольно. А потом и вовсе покинул клан, и с тех пор о нем практически не слышал. Я согласилась стать волчицей Руумана и нисколько об этом не пожалела.

— Ты не жалела? — переспросил Лик. — Несмотря на…

— Не жалею, — поправила Дииса. — Я сделала свой выбор. Разве я ничего не получила? Ты. Тайра. Место первой волчицы. Не титул, а возможность взращивать новые поколения — то, что является долгом любой матери. Любой женщины.

Лик повертел уже пустую кружку, отставил ее к очагу и сцепил пальцы в замок.

— К чему эта история?

— А ты не понял? — хитро подмигнула волколюдка.

— Всевидящая… — пробурчал он. — Ты снова говоришь со мной загадками?

— Есть вопросы, ответы на которые можешь найти только ты сам. — Она положила ладонь поверх его рук, заставив поднять голову и заглянуть ей в лицо. — Мы всегда занимали высокое положение в клане, и это накладывает на нас ответственность, заставляет вести себя, руководствуясь одним лишь рассудком. Мы сами выбрали этот путь. Правильно это или нет — решать тебе. Чтобы что-то изменить, нужно рискнуть. Боги не дают испытаний просто так.

— Звучит так, будто ты предлагаешь мне поступиться законами клана.

Дииса усмехнулась.

— Я такого не говорила, волчонок. Хотя, нерушимых законов не существует.

Лицо Лика стало задумчивым. Он высвободил руки из ладоней матери и едва заметно улыбнулся.

— Спасибо за чай… и этот разговор.

— Ты всегда можешь прийти ко мне за советом. В любое время.

Дииса проводила уходящего сына взглядом. Лик сказал достаточно, чтобы догадаться, в чем дело — и от мысли, что ее волчонок взрослеет, ей стало тепло.

* * *

[1] Маун-трава — другое название валерианы.

Глава 16 Митьяна

Запомни золотое правило: много маленьких лучше одной большой. Подумай токмо: увидят пять ватрушек с ладонь размером, и решат, что ты ленишься сделать двадцать. Плохая, значится, хозяюшка.

Из наставлений матери будущей деревенской невесте

Х514 год, 13 день месяца Зреяния

Столяр Варлам с сыном приехали в деревню на день позже, чем планировали — утром тринадцатого дня месяца Зреяния. Первым делом, как и водилось в Калсангане, они направились к старосте — поприветствовать, отобедать, обменяться новостями.

С самого их приезда Зера была сама не своя. Когда Митьяна заглянула к ней домой, чтобы позвать за водой до ручья, она отказалась, заявив, что никуда из дома не выйдет. Мита знала подругу слишком хорошо и оставлять одну не намеревалась. На улицу она вытаскивала ее чуть ли не силком.

— Не выйду я, ясно вам? — упиралась Зера, бросая гневные взгляды на деда Казира. — Что хотите делайте, запрусь в сарае, не выкурите!

— Пойдем. — Мита потащила ее за рукав. — Поговорим.

До ручья шли в молчании: Зера дулась и на травницу не смотрела. Пока набирали ведра, Мита перебросилась парой слов с Радией, которая тоже спустилась пополнить запас воды. Зера продолжала отмалчиваться. Стоило жене старосты уйти, как Мита огляделась, отставила ведра в сторону и потащила подругу в кусты, подальше от случайных ушей.

— Ну, чего тебе? — не выдержала, наконец, Зера.

— Что у тебя не сложилось с этим Миленом?

Зера пожевала губу. В сочетании с растрепанными черными волосами, которые девушка не успела поутру заплести в косу, это выглядело забавно, и Мита тут же вспомнила Тира. Странно, но, кажется, она скучала по этому веселому вранолюду.

— Не сложилось… Не сложилось, говоришь… А я и не хочу, чтобы складывалось, понимаешь?

Митьяна вздохнула и усадила подругу на траву.

— Выкладывай.

— Да не хочу я за него замуж! — громко заявила она.

И заревела.

Мита потерла лоб. Слезы подруги ее не удивили: Зеру могла расстроить любая мелочь, а тут такое. Браки не по любви в деревнях были обычным делом. Девиц пытались пристроить, пока те были молодые — а что они в любви понимают, когда им всего по пятнадцать лет?

— Не нравится он тебе?

— Не нравится! — завыла она и всхлипнула. — Надоело, понимаешь? Все одно вокруг талдычат, какой он хороший, какой надежный, богатый и все вот это вот… Да на кой мне его деньги, если я сама ему не нужна-а?..

— А деда Казир чего?

— А ничего! Хочет, чтобы я за него за… Замуж… И детей… Внуков надо… А не надо мне от него детей! И уезжать никуда не хочу-у… как я без тебя буду-у…

Митьяна обняла подругу, позволив той уткнуться в плечо. Зера тряслась и всхлипывала.

— Хорошо тебе, Мит… — пробурчала она, немного успокоившись. — Никто тебя замуж не гонит. Это я для всех в старых девах хожу. А тебе хоть бы что, ты ж знаха-арка…

Травница улыбнулась. Ей было почти двадцать, но с замужеством никто не приставал, ни деревенские, ни отец. Почему-то все решили, что Мита дала обет целомудрия, словно монахиня или служительница храма древних богов. Зеру же, которой месяц назад исполнилось девятнадцать, уже не один год пытались пристроить в «хорошие руки», да только та упрямилась и старательно портила образ прилежной невесты на каждых смотринах.

— Давай хоть поглядим на этого Милена, хорошо? — Мита отстранилась и заглянула подруге в глаза. — Вместе. Если не понравится, то придумаем, как его спровадить. Я со старостой поговорю, с Радией. С дедом Казиром.

Шмыгнув носом, Зера нехотя кивнула.

— Обещаешь, что не бросишь?

— Не брошу. Ну, успокоилась?

Зера встала и вытерла нос рукавом.

— Да… Но сегодня держимся вместе.

— Конечно, — улыбнулась Мита. — Пойдем домой. Нас, наверное, заждались уже.

* * *

Стоило подругам вернуться с ручья, как их огорошили новостью о смотринах. Дед Казир выглядел взволнованным, без конца теребил бороду и бормотал что-то себе под нос. Зера сразу насупилась и с большой неохотой стала рядиться в платье, приготовленное Радией: жена старосты больше всех суетилась, чтобы девушка выглядела красавицей. Платье было нежным хлопковым, кремового цвета, с аккуратной вышивкой по краям рукавов, воротнику, подолу и правому боку; оно собиралось на талии кожаным шнурком, который по случаю подарил отец Миты. Волосы Зеры заплели в косу, уложили на голове обручем и украсили полевыми цветами, а пару локонов выпустили, чтобы они обрамляли лицо и подчеркнули белизну кожи. Правда, Мите казалось, что белизна та была неестественной и показывала лишь то, что будущая невеста сильно тревожилась.

Сама Митьяна не горела желанием встречаться с семьей столяра и наряжаться не собиралась. Хотела лишь поприсутствовать: раз уж всех незамужних девок знакомят с Миленом, то и ей как будто стоит прийти, да и Зере обещала же. Радия с этим была категорически не согласна. Стоило ей увидеть травницу в простой льняной юбке и свободной рубашке, перетянутой поясом, как она всплеснула руками. ' Хоть мы и не выдаем тебя, милая, но не должно прятать такую красоту! ' — заявила она и, к огромному неудовольствию девушки, повела ту на второй этаж.

В итоге ее стараний Митьяна выглядела, как невеста на выданье, и она даже засомневалась, а не собираются ли ее сватать. Подозрения окрепли, когда под напором Радии отец проболтался об украшениях, привезенных с города, и Мите пришлось надеть подарок отца. Хотелось радоваться, что серьги и кулон пригодились так скоро, но травница чувствовала лишь досаду.

Помимо Зеры и Миты, в деревне было еще три незамужние девицы. Тарье, двоюродной сестре Пилара и Келара, было уже восемнадцать. Ее отец, мясник Норан не рвался искать ей жениха: Пилар, будучи на год старше, никак не мог найти себе невесту, и помощниц по хозяйству, кроме Тарьи, не было. У семьи кожевника тоже была дочка на выданье — Палаша. Полгода назад ее хотели отдать в жены городскому купцу, да только не срослось — он нашел себе другую. Третьей была Лина, дочка старосты, которой всего месяц назад исполнилось пятнадцать. Ривана пока не хотела отдавать ее в чужую семью, но Дирк настоял, чтобы Лина показалась людям.

Традиционно смотрины длились несколько дней. Первый день в доме старосты созывали обед, куда приглашали будущих невест вместе с отцами. Матерей на смотрины не пускали — считалось, что им было нечего делать за столом, где велись мужские разговоры. На званом обеде гости присматривались к девушкам, а те в свою очередь старались понравиться женихам. Если все срасталось, то в следующие дни семья жениха наведывалась в дом к невесте и оценивала, какая из нее хозяйка.

Но на этот раз все прекрасно понимали, что Милен будет пытаться понравиться Зере, которой замужество было не по душе.

Стол накрыли в большой гостевой комнате, и он ломился от яств — Радия, как и подобает хорошей хозяйке, постаралась на славу. Чего здесь только не было: соленья, варенья, мясо вареное и запеченное, домашний хлеб, свежие овощи — первые в этом году — и зелень. От обилия запахов у Миты еще с порога рот наполнился слюной. За столом уже сидели мужчины: Дирк во главе, Варлам и Милен по левую руку, на лавке вдоль стены. Едва завидев их, Зера вцепилась в руку подруги в поисках поддержки.

Далее пошли нескончаемые приветствия и обмен вежливостями.

По правую, женскую, сторону напротив столяров было место Радии и малышки Лины. Зеру посадили следующей, ближе всех к Милену. Митьяна тут же уселась рядом. Чуть позже к ней пристроилась Тарья, а последней усадили Палашу. Их отцы разместились вдоль стены, каждый напротив дочери.

Обед начался. И было у Миты предчувствие, что он будет не из приятных.

* * *

— В последнее время поменее заказов стало. Лето жаркое, крыши ни у кого не гниют, так и чинить нет надобности. — Варлам вытер рот полотенцем и усмехнулся. — А может, времена тяжелые. Кто разберет. Впрочем, если бы не это, я бы не оставил дело на подмастерьев своих. Спасибо хозяюшке за вкусный обед.

Радия натянуто улыбнулась и забрала у гостей миски из-под супа. Лина поднялась было помочь, но мать одним взглядом усадила ее на место.

— Так и работу свою вы делаете хорошо, — заметил Дирк и постучал пальцем по столу. — Сколько лет этому дому, а почти как новый.

— Гляди, как нахваливает, — Варлам похлопал старосту по плечу.

Уголок рта старосты приподнялся в невеселой ухмылке.

— Дела у вас неважные, да? — вдруг поинтересовался столяр. — Зверье это ваше донимает? Двоедушники?

— Все как всегда, — уклончиво отозвался Дирк.

— Правда? А я вот слышал, что с лекарствами у вас беда. Вы даже хотели везти кого-то к нам в Кайсугу. Не справляется знахарка ваша?

— Знахарка у нас что надо, — встрял Норан. Митьяна тут же почувствовала на себе чужие взгляды и сжала под столом кулаки. — Если и заболеет кто, мигом на ноги поставит.

— Надо же! Славная девка. — Варлам теперь смотрел на травницу, и она мысленно обругала Норана за то, что привлек к ней внимание. Ей пришлось кротко улыбнуться и опустить глаза.

' Прикусил бы ты язык, Норан ', — думала Мита, тайком сверля мясника взглядом.

— Сейчас все хорошо, — оборвал Дирк. — У Митьяны достаточно трав, чтобы поддержать здоровье каждого в деревне.

Гидер нахмурился, но промолчал. Дед Казир не вмешивался в разговор и задумчиво поглаживал бороду. Мита бросила взгляд на сидевшую рядом Тарью. Внешне дочь Норана была спокойна и собрана. Она казалась самой взрослой, однако к еде не притронулась. Палаша же, наоборот, сильно нервничала и пыталась заесть волнение, вот только руки ее дрожали и она то и дела расплескивала суп из ложки. Зера сидела ровно, словно палку проглотила. Она старалась не смотреть на Милена и молча жевала ватрушку. Сам Милен же не отрывал от нее взгляда, совершенно не обращая внимания на остальных девушек.

— Я одного не понимаю, Дирк, — вырвал ее из размышлений голос Варлама, — чего вы церемонитесь с этими дикарями? Они живут на вашей земле, жрут ваш скот и нападают на ваших людей. Выгоните их из этого леса!

— Это мы на их земле, — поправил Гидер. — Они жили здесь задолго до нас.

— Откуда ты знаешь? — фыркнул столяр. — Они сказали? Даже если так, что с того? Пора признать, что люди давно превзошли этих дикарей. Они понимают только язык силы — значит, эту силу надо направить на них. Убрать их подальше от ваших детей.

' Тебя самого бы убрать отсюда подальше ', — проворчала про себя Мита. Чем больше он говорил, тем меньше ей нравился. Сын у него такой же, что ли? Не приведи матерь Иина, Зеру за него отдадут — ей же с ними жить потом…

Как вообще вышло, что смотрины превратились в обсуждение зверолюдов?

Мита переглянулась с отцом и снова уткнулась в тарелку. В груди заклокотала ярость: ей захотелось встать, опрокинув лавку, широкими шагами дойти до двери и как можно сильнее ей хлопнуть; захотелось настолько сильно, что перед глазами потемнело, а руки зачесались. Раньше она никогда так не злилась, тем более от такой мелочи.

Неужели… Зверь?

Мита прикрыла веки и стала мысленно напевать старую колыбельную. Может, удастся его усыпить…

Палаша тоже была на грани. Ее руки тряслись так, что оставалось гадать, как ложка, зажатая между пальцами, не оказалась еще на полу. На лице Тарьи впервые появились какие-то эмоции, правда, травница не могла разобрать, была ли то скука или же раздражение. Все с самого начала знали, что смотрины были лишь для виду, как и приглашенные невесты. Напрасная трата времени. Правда, как вырваться отсюда, было пока неясно.

Серьги внезапно показались Митьяне тяжелыми, как будто в них были не маленькие кусочки скварца, а целые булыжники. До ужаса захотелось снять их и спрятать обратно в корневатку1.

— Зачем ты вообще ведешь с ними переговоры? — продолжал Варлам. — Как придут в следующий раз — гони их взашей.

На этих словах вошедшая в комнату Радия побледнела.

— Все не так просто… — попытался остановить его Гидер.

— Тебе меньше всего стоит бояться, — оборвал его столяр. — Ты же охотник! Перестреляй их к дамнарам!

— Не успею я взвести арбалет, как меня прикончат. Да и в чем проблема просто жить бок о бок, не мешая друг другу?

— В чем проблема? В том, что волки эти никогда не будут жить с вами мирно.

— Довольно, Варлам, — устало произнес Дирк. — Не за этим мы здесь собрались. Оставь наши проблемы нам, мы сами разберемся.

— Сами… — передразнил гость и вздохнул. — Дело твое. Девчушке повезет, что мы увезем ее к себе, подальше отсюда…

Зера побелела как мел и поднялась с места.

— Я пока… — она сглотнула, — помогу прибрать со стола. Негоже, хозяйка нас кормит, а мы на месте сидим, правда, девочки?

— И то верно! — поддержала ее Мита и тоже подскочила с места.

Следом встала Лина и с благодарностью взглянула на подруг. Тарья выпрямилась, кивнула всем сидящим за столом и заявила:

— Прошу прощения, но мне пора идти. Не могу дом надолго оставить. — Она уронила взгляд на отца, и Норан подавился возражением. — Спасибо большое за вкусный обед.

Норан залился краской, встал и поспешно извинился перед остальными. Палаша подскочила со скамьи, ударившись о стол коленкой, и выпустила Тарью к двери. Дочь мясника уходила с достоинством, и Мита ей даже восхитилась. Отец последовал за ней; на пороге он еще раз принес извинения всем и вышел.

Глаза Палаши бегали от Тарьи к Мите, Зере и сидящим во главе стола Дирку и Варламу. Спохватившись, травница схватила ее и подругу за руки и повела на кухню.

* * *

— Спасибо вам, девочки.

Палаша тяжело дышала и вытирала мокрые от слез щеки. Девушка разнервничалась так, что стоило им зайти в стряпущую и закрыть дверь, как она затряслась в безмолвных рыданиях.

— От такого застолья у любого свело бы зубы, — заметила Митьяна. — Не переживай. Все мы искали повода сбежать оттуда поскорее.

— Таша молодец! — искренне восхитилась Палаша. — Правда, мужа она себе так никогда не найдет, но зато такая сильная и невозмутимая…

— Дочка мясника, — подала голос Зера. — Этим все сказано.

Она стояла теперь у мутного окна, поджав губы и скрестив руки на груди. Румянец постепенно возвращался на ее щеки, но краснела она явно от злости.

Лина обвела всех взглядом, и личико у нее сделалось серьезным. Подскочив к лавке рядом с печью, где стоял поднос с пирожками, она схватила несколько штук и раздала остальным. Палаша с готовностью вцепилась в румяное тесто зубами. Зера взяла с неохотой. Митьяна приняла угощение и задержала взгляд на ажурных деревянных сережках Лины, смешно болтавшихся при ходьбе. Слишком крупные для ее ушей. Радия предпочитала заранее готовить девочек в невесты и считала, что привыкать к украшениям и нарядной одежде надо с детства.

А пирожки и впрямь были вкусные. Небольшие, аккуратно слепленные, с сочной ягодой внутри. Радия много наготовила, можно попросить домой, а то с этими смотринами Мита только кашу и успела сварить.

— Пусть что угодно говорят, не пойду я за него, — проворчала вдруг Зера. — Не дождутся. Он, может, и не плох собой, но видела я, как он на меня смотрел. Глазами раздевал! Мит, не заметила, что ли?

— Прости. Я отвлеклась на Варлама.

— Много они понимают! — Голос у нее задрожал. — Забрать меня к ним… Счастье мне! Да я лучше к волколюдам жить пойду, чем к ним!

Митьяна вспомнила предложение Лика и едва не рассмеялась. Какое совпадение.

— Ничего, — заявила она. — Они здесь на недельку задержатся. Значит, настало время поиграть в игру, кто быстрее сдастся.

Мита взяла Зеру за руки и заглянула той в глаза.

— Обещаю, они уедут отсюда с пустыми руками.

* * *

[1] Корневатка — сундук, сплетенный из молодых корней сосны, куда девушки складывали свое приданое.

Глава 17 Миьяна

Зверолюдов без прикрас можно назвать повелителями лесов. Ни один хищник не посмеет напасть первым или же украсть их добычу, а травоядные предпочтут убежать при встрече. Что уж говорить о человеке…

Хотя, поговаривают, что медведь, рысь — или даже крупный лось — вполне могут дать зверолюду отпор.

Из заметок неизвестного путешественника

Если зверья в лесу нет — значит, двоедушники вышли на охоту.

Народное предание

Х514 год, 13 день месяца Зреяния

Митьяна разглядывала мохнатую спину Лика, идущего впереди, и не решалась начать разговор. Он, как обычно, встретил ее в лесу, недалеко от опушки, и на этот раз повел западнее, в места, где она никогда до этого не бывала. Он держался впереди и молчал. Это была их первая встреча после похода в лес за травами и того странного поцелуя, которым ее наградил волколюд.

При мысли об этом Мита чувствовала, что начинает краснеть. Хорошо, что на ней была густая волчья шерсть.

Сегодняшние смотрины тоже не шли из головы. Перед глазами до сих пор стояло лицо Варлама — грубое, суровое, с темной густой бородой и темными, почти черными глазами. Его крик, что от волколюдов пора избавляться, все еще звенел в ушах, и от этого ей хотелось взвыть, зарычать и вцепиться зубами во что-нибудь, что можно порвать на кусочки.

— Что с тобой сегодня?

Лик сдался первым. Он замедлил бег и слегка повернул голову, чтобы взглянуть на волчицу одним глазом.

— Да ничего… — пробурчала Мита. — Мелочи.

— От тебя разит злостью.

— Да, я немного зла.

— Немного? На кого?

Волк поравнялся с ней и посмотрел на нее в упор. Мите стало не по себе: вдруг он решил, что она на него дуется?

— А… нет, не на тебя. Не бери в голову.

— Я и не думал, что ты на меня злишься. Так что случилось? — настаивал Лик.

— Гости случились, — вздохнула она. — Подругу мою замуж хотят выдать, а ей этот парень не по душе. Да и мне, если честно, не нравится эта семья. Такого сегодня наговорили…

Волчица прижала уши, будто хотела извиниться.

— Знаешь, не ходи пока в деревню, ладно? Не в ближайшую седьмицу. Я не знаю, чем это может закончиться.

И, чтобы не отвечать на вопросы, Мита вырвалась вперед, перепрыгивая корни и мелкие кусты.

Лик не стал настаивать. Спустя некоторое время он снова поравнялся с ней, но Мита не обратила внимания, стараясь привести в порядок собственные мысли. В голове все путалось, чувства брали верх и, откровенно говоря, сопротивляться этому не сильно хотелось.

— Ты ведь еще не пробовала охотиться? — нарушил молчание Лик.

Мита вздрогнула и едва не споткнулась о какой-то корень.

— Что?

— Тебе нужна встряска, — пояснил он. — Не обычная пробежка, а что-то посерьезнее. Охота.

От одной мысли о том, что ей придется кого-то выслеживать и ловить, Мита задрожала, вот только она не поняла, от страха или возбуждения.

— Я же совсем не умею… Я даже отцу никогда с этим не помогала, а тут…

— Все что тебе нужно — выключить человеческие соображения и довериться инстинктам. А тело тренируется. — Он пихнул ее в бок. — Давай же. Я по твоей морде вижу, что ты не прочь кого-нибудь загрызть.

Он поманил ее хвостом и рванул вперед, даже не дав возможности возмутиться. Мита зарычала и припустила следом.

— А ну, стоять!

Лик несся между деревьев, словно тень, быстро и бесшумно. Митьяна с удивлением обнаружила, что погоня за ним дается ей легче прежнего. За две ночи она успела свыкнуться с волчьим телом, уже не путалась в лапах и могла развить такую скорость, что даже сыну главы клана приходилось с ней считаться. А еще она замечала, что Лику было уже не в тягость возиться с ней. Чем больше времени они проводили вместе, тем с большей охотой он учил ее новому, тем внимательнее следил за ее успехами и чаще хвалил. После вчерашнего Мита была уверена, что волколюд испытывает к ней нечто большее, чем просто желание позаботиться. Правда, с тех пор он ничем не показывал свои чувства, и ей даже стало казаться, что дом, очаг, соломенный ковер и горячие губы ей успели присниться.

Да почему же она не может просто выкинуть это из головы?

Запах волколюда, желтыми нитями тянущийся впереди, накрыла пурпурная дымка. Мита несколько раз моргнула, подумав, что ей привиделось, но Лик безошибочно повел носом в сторону.

— Заяц, — оповестил он и оскалился. — Ну, что? Готова преследовать?

Мита, конечно же, была не готова. Но Зверь ответил радостным возбуждением, и лапы волчицы задрожали.

— Нет, — честно ответила она. — И как мне его поймать?

Лик лишь махнул хвостом, призывая ее идти следом, и двинулся в ельник.

* * *

Охота едва не превратилась в балаган.

Поначалу Мита честно пыталась следовать указаниям Лика, однако ей никак не удавалось подобраться к зайцу незамеченной. Стоило ей сделать несколько шагов, как заяц срывался с места и убегал, и потом они искали его по всему лесу или находили другого. И все повторялось.

В конце концов Мита плюнула и не стала подкрадываться — попыталась взять его на бегу. Естественно, промазала: зубы щелкнули в пальце от длинных серых ушей, волчица кубарем полетела в кусты, а перепуганный заяц бросился наутек. Лик весело тявкал и подвывал, настолько громко, что неясыть, наблюдавшая за ними с одной их веток, недовольно заухала в ответ и улетела.

Волк предложил ей свою помощь, но Мита отнекивалась как могла. В конечном итоге он спугнул несчастного зайца прямиком к начинающей охотнице, и та наконец поймала его, оборвав жизнь зверька, полную страданий.

Лик поздравил ее с первой добычей.

Мита держала обездвиженную тушку в зубах, теплая кровь стекала из прокушенной шеи ей на язык, и от солоноватого привкуса все тело покрывалось мурашками. Ей казалось, что она нажевалась какой-то дурманящей травы, от которой мутнел рассудок, а тело потряхивало.

— Это чувство ни с чем не спутаешь и ни на что не променяешь. — Лик подошел ближе и положил морду ей на загривок. Волчица прикрыла глаза и прижалась к нему боком. — Тебе стало лучше?

— Гораздо, — проурчала она. — Только я не знаю, что теперь с этим зайцем делать. Есть неохота, да и я пока… не готова.

— Спрячем где-нибудь. А я потом в клан отнесу, — фыркнул он. — Или ты хочешь забрать трофей себе?

— Боги упасите, куда ж я его дену?

— Откуда я знаю, может, у тебя есть подвал для таких вещей.

Мита зарычала и пихнула его боком. Лик зафыркал и отскочил в сторону. Его янтарные глаза смеялись.

Зайца они спрятали в корнях какого-то дерева: Мита засомневалась, что тушку оттуда никто не стащит, на что Лик ответил — побоятся. Добычу волколюдов никто не осмеливался красть — каждый хищник знал, кто на самом деле хозяйничает в лесу.

А потом Лик предложил Мите наведаться в одно уютное место и, не дожидаясь ее согласия, повел за собой.

Волчице пришлось следовать за ним.

Они направились на запад, а потом взяли южнее. По ощущениям Миты, они находились совсем недалеко от тракта, ведущего к Алсену, городу, куда постоянно ездил торговать отец. Они перешли вброд небольшую речку, затем прошлись немного вдоль нее и снова зашли в воду, двигаясь против течения. К чему были такие сложности, Мита не поняла, но Лик ясно сказал делать так, как он велит.

Русло реки брало начало в сосновом лесу и терялось среди осин, берез и высоких зарослей папоротника. Когда перед ними оказалась стена из кустов, волчица даже остановилась, но Лик скомандовал двигаться следом за ним и тут же исчез в густой листве. Сквозь ветви волчица пробиралась с трудом, но когда ее морда высунулась на другой стороне, восхищению ее не было предела.

Небольшое озеро, которое открылось ее глазу, слабо мерцало, и в ней неровным полумесяцом отражалась убывающая луна. Лик подошел к воде первым, коснулся носом поверхности и стал пить. Мита подошла следом, оглядываясь. Запахов здесь почти не было либо они стелились по берегу озера едва заметной дымкой, уже потерявшей цвет — значит, старые.

— Здесь, кроме меня и животных, приходящих на водопой, никого не бывает, — озвучил ее мысли Лик. — Небольшой уголок, в котором я могу побыть один, если меня утомят вниманием.

— А по запаху не найдут? — поинтересовалась Мита.

— Если сильно захотят, найдут. Но мы не просто так переходили реку. Помнишь, я говорил тебе, что вода уносит все запахи?

— Так это был трюк! — восхитилась Мита.

— Самый простой.

Лик снова опустил морду к воде. Волчица покрутила головой, жалея, что перед глазами все было черно-белое и не очень четкое. Вот бы взглянуть на это место человеческими глазами! Но… не будет же она перед Ликом?.. Ей и так ужасно неловко за все прошлые разы.

Волк облизнул губы и фыркнул, стряхивая воду с тонких усов. Затем он потрусил к кустам и скрылся там. Мита испугано вскочила и потянула носом — нет, рядом, никуда не ушел. Через какое-то время он вновь появился на берегу, на этот раз — с узелком.

— Что это?

— Одежда.

Мита прыснула.

— Ты держишь здесь одежду?

— О тебе позаботился, между прочим. Правда, рубашка только на меня и, боюсь, тебе она будет слишком велика. Чего? — поинтересовался волк, заметив недоумение на ее морде. — Я по глазам вижу, что ты хочешь взглянуть на все это человеческими глазами. И прекрасно тебя понимаю.

— Отвернись тогда, — пробурчала Мита.

— Сама справишься?

— Справлюсь!

Лик хмыкнул, положил узелок на землю перед ее лапами и сел к ней спиной.

Митьяна глубоко вздохнула, собираясь с духом. Пока у нее не выходило обращаться так же легко, как Лику, хотя с каждым разом получалось все лучше. Она закрыла глаза и представила себе, как становится девушкой. Тело отозвалось судорогой и стало перестраиваться. От боли потемнело в глазах.

В себя она пришла, лежа на мягкой траве, которая щекотала ей кожу. Мита несколько раз моргнула, потерла глаза и осторожно села. Перед ней было то же озеро, но теперь иссиня-черное, с ровной, словно зеркало, поверхностью, а луна, отраженная в нем, светила в несколько раз ярче. Густые еловые лапы почти сливались с небом, но на свету было видно их настоящий, темно-зеленый цвет, отливавший в лунном свете изумрудом.

— Лик? — осторожно позвала она.

Ей на глаза попалась рубашка — видимо, та самая, которую ей предлагал волколюд. Травница поспешно натянула ее и осмотрела себя: рукава были на палец больше, чем надо, а подол закрывал колени. Ворот был слишком большим, и рубашка сползала на плечо. «Прикрывает — и то хорошо», — подумала она.

Лик сидел у самой воды, одетый в одни штаны и все еще к ней спиной, только уже человеческой. Видимо, перекинулся, пока она валялась без сознания. Мита открыла рот, чтобы спросить, как долго, но волколюд ее опередил:

— Делаешь успехи. В этот раз очнулась быстрее.

— Ты же не смотрел?

— Всевидящая, чего я там не видел?

Митьяна попыталась встать на ноги и охнула от тянущей боли в мышцах.

— Стукнула бы тебя, да далеко сидишь.

— Я подожду, пока ты доползешь.

— Издеваешься?

— Совсем чуть-чуть.

Мита подобрала под себя ноги и прикрыла их рубашкой.

— Тут очень красиво, — вздохнула она, положив подбородок на руки. — А ведь волком не видишь этого всего… Нет, правда, видеть запахи — это конечно здорово, но лишаться такого…

— Мы не лишаемся. — Лик так и не смотрел на нее, разглядывая невозмутимую гладь озера. — Человеческая и волчья сущности просто дополняют друг друга.

— Я сегодня впервые разозлилась, — неожиданно призналась Мита. — Сильно. Настолько, что сама испугалась своих мыслей.

Лик если и удивился резкой смене темы, то виду не подал.

— Это из-за свадьбы твоей подруги?

— Надеюсь, что она никогда не состоится.

Лик наконец обернулся, и девушка невольно залюбовалась его лицом.

— Что там у вас происходит? Почему мне не стоит появляться в деревне?

Мита передернула плечами и уткнулась носом в колени.

— Какая разница? Главное не приходи.

— Я, может, и не приду. Но через несколько дней вернется мой отец, и такой ответ ему не понравится. Выкладывай.

Она тяжело вздохнула, понимая, что ей не отвертеться. И стала рассказывать про смотрины, Варлама и то, как гость отзывался о волколюдах. Чем дольше она говорила, тем больше мрачнел Лик. Когда она закончила, он отвернулся, но Мита все равно успела заметить, как сжались в тонкую полоску его губы.

— Я не хотела тебя злить… — чуть тише добавила она. — Извини.

— Ты не виновата. Спасибо, что рассказала. Видимо, придется загнать клан глубже на север. В кой-то веки Кира-Талун играет нам на руку своими вылазками на плато: соберу там всех, кого можно, чтобы стеречь границы. Волчат, правда, не уберешь… их, наоборот, придется оставить поближе к равнине. Но лучше они, чем Мигир или Тайра, которые без раздумий пустят в ход зубы.

Лик откинулся на спину и теперь смотрел в небо, на полумесяц. Митьяна придвинулась ближе, но теперь смотреть на него было неловко: в свете луны отчетливо виднелись его мускулистые грудь и живот, сильные руки и красивое лицо с очерченными скулами. Ее щеки запылали от одного воспоминания о том, какими мягкими и горячими они были вчера.

Лик перевел взгляд на нее и улыбнулся уголками губ.

— Ты ведьбольше не боишься меня, как в нашу первую встречу? — неожиданно поинтересовался он.

— А?

— Просто интересно. Прошло не так много времени, но что-то… изменилось. Весь вечер вчера я думал об этом и наконец понял, что именно.

Лик прикрыл глаза, и Мите показалось, что он нервничает.

— Я с первой нашей встречи невзлюбил тебя. Честно говоря, ты меня раздражала.

— Я заметила, — буркнула травница.

— Я злился, — продолжил он, пропустив ее слова мимо ушей. — Меня бесило, что ты нарушила уговор. Бесило, что ты стала одной из нас — ты, обычный человек. Потом я стал испытывать злость к самому себе. Именно я ранил тебя, я превратил тебя в зверолюдку. Пускай я сделал это неосознанно, но ответственность лежит на мне. И этой ответственности я хотел меньше всего.

— Зачем ты мне все это говоришь? — перебила его Мита.

Он открыл глаза и посмотрел на нее в упор.

— Потому что считаю нужным, чтобы ты это знала.

— Зачем?

— Все это время я пытался обмануть самого себя, подавить чувства, которые меня раздражали, заткнуть Зверя, который, как я думал, диктовал их мне… Я понял это вчера, когда не смог… ну, ты понимаешь, о чем я. Все это время я думал, что ты мне нравишься, но боялся в этом признаться. И злился на себя за то, что испытываю к тебе какие-то чувства.

Митьяну бросило в жар.

— И скрывать их больше я не хочу, — продолжил волколюд. — Не сегодня. Не здесь.

Он сел, протянул к ней руку и осторожно провел пальцами по щеке. Сердце Миты заколотилось, как сумасшедшее. Она сглотнула и открыла было рот, чтобы ответить, но слова застряли в горле.

— То есть, — она облизнула пересохшие губы, — ты привел меня сюда, чтобы признаться?..

— Если честно, я хотел подождать. Но услышав твои истории про смотрины и свадьбу, подумал, что могу опоздать.

— Никто не выдаст меня замуж. — Она поковыряла пальцем землю. — Все думают, что я какая-то особенная, храню целомудрие, чтобы быть знахаркой и все такое…

Глаза Лика лукаво блеснули.

— А это так?

— Никаких обетов я не давала. Люди все сами выдумали.

— Это хорошие новости. — Его рука опустилась ей на шею, и от прикосновения по телу Миты побежали мурашки. Одна ее часть требовала немедленно прекратить это, а вторая жаждала, чтобы он запустил пальцы ей в волосы, притянул к себе и повторил тот поцелуй, которым вчера лишил ее разума.

— И почему же хорошие?

— Потому что могу не бояться, что… м-м, по неосторожности изменю твою жизнь.

— Ты уже это сделал.

Лик прищурился и склонился над ее лицом.

— Ты точно не жалеешь об этом?

— Нисколько, — выдохнула она ему в губы и почувствовала себя гораздо легче, словно бы груз сомнений упал с ее плеч.

Он улыбнулся и поцеловал ее, нежно и осторожно. Мита закрыла глаза и моментально в растворилась в этом поцелуе. Пальцы Лика перехватили ее подбородок, заставив запрокинуть голову. В ответ она обвила руками его сильную шею и прижалась к парню всем телом.

Движения волколюда стали резче, а поцелуй — настойчивей. Его руки уже не ласкали, а крепко держали девушку, не позволяя ей вырваться. Она и не пыталась. Все это было настолько ново для нее, что она не понимала, как вести себя, и всецело доверилась ему. Все, что она хотела — чтобы этот поцелуй не кончался.

Когда пальцы Лика потянули за воротник рубахи, оголяя плечо, Мита вздрогнула. Губы волколюда оторвались от ее губ, дав ей возможность, наконец, сделать глоток воздуха, и опустились на шею и оголенную ключицу. В низу живота у Миты появилось странное тянущее чувство, и от него ей стало неспокойно.

— Лик… — прошептала она.

Волколюд отстранился и заглянул ей в лицо. Глаза его были темными, почти черными, и травница разглядела в них плохо скрытое желание овладеть ей прямо сейчас.

— Прости… — Мита зажмурилась и спрятала лицо у него на груди. — Я немного… растерялась.

— Я не настаиваю, — хрипло отозвался Лик.

Ладонями девушка чувствовала биение сердца волколюда и думала, что будь ее воля — никогда бы не выбиралась из его объятий. Его дыхание было неровным: он старался вдохнуть поглубже и выдыхать помедленнее, чтобы унять возбуждение.

— Знаешь, я сегодня думала, что была бы не прочь принять твое предложение перебраться в клан, — прошептала Мита. — Но не могу бросить Зеру. И отца не могу оставить, он не поймет. Остальные… как-нибудь переживут и без меня.

— Рад это слышать. — Он погладил ее по распущенным волосам. — Но сначала нужно дождаться решения отца. Я не вправе принимать его в одиночку, все-таки глава клана — отец, а не я. Да и тебе нужно помочь подруге, я ведь прав?

Мита кивнула.

— Я думаю, надо рассказать обо всем отцу. О том, что теперь я зверолюдка. Я боюсь, ведь не знаю, как он воспримет эту новость. Но мне не нравится, что я от него это скрываю. И от Зеры тоже.

— Понимаю и не буду тебя отговаривать. Но поостерегись, — попросил Лик. — Я и правда не представляю, что случится с деревней, если там обо всем узнают.

— Думаю, мне уже пора возвращаться. — Она отстранилась. — Отец часто встает рано, надо вернуться до этого времени, а идти далеко. Еще одного обращения за ночь я не выдержу.

— Я довезу тебя, — пообещал Лик и поднялся на ноги.

Глава 18 Катар

Волчата передаются на воспитание в ясли сразу после того, как у них откроются глаза. До седьмого года они воспитываются нянями, а после их берут в ученики. Волчата могут сами изъявить желание стать воином или охотником или попросить себе определенного наставника, но последнее слово всегда остается за старшими. Решение принимают первые воины и охотники клана вместе с первой волчицей, а в случае спора судьбу волчонка определяет глава клана.

Капан Гайрих. «Обычаи народов Фиэдеса». Раздел «Зверолюды», глава «Общественное устройство кланов».

Х514 год, 15 день месяца Зреяния

Катар уже не в первый раз сбегал на равнину.

Раньше няни-волчицы выводили детей на опушку на юге леса, и человеческая деревня была достаточно далеко, чтобы не пересекаться с пастухами и стадом коров. Но несколько дней назад двое особенно смелых сыновей первой охотницы клана — Катар считал их особенно глупыми — решили поиграться со стадом коров и убежали от остальных на равнину. Доигрались. Переполошили всю скотину. На шум прибежал молодой пастух — совсем еще мальчишка — размахивая тонкой хворостиной. А потом появился еще один, постарше. На визги и крики примчались няни-волчицы, и безобидные игры превратились в серьезную заварушку.

После этой истории глава клана настрого запретил появляться на равнине. Теперь волчата либо дурачились рядом с поселением, либо уходили с нянями на запад. Север был небезопасен из-за стычек с большими кошками, а к реке их не пускали — боялись, что унесет быстрым потоком. Все волчата с нетерпением ждали того момента, когда их выпустят из яслей и позволят как следует порезвиться. Катар же ненавидел это время и старался схорониться где-нибудь в укромном месте.

Катар никогда не выделялся силой или ловкостью. Он даже бегал медленно. Из-за этого ему частенько перепадало от своих сверстников — он был слишком слаб и годился только на то, чтобы подчиняться. Волчицы закрывали на это глаза, а когда Катар просил о помощи, говорили: ' Ты же будущий воин клана. Не жалуйся и отстаивай себя '.

Малыш был бы рад прислушаться к их совету. Вот только отстаивать было уже нечего. Катару исполнилось шесть лет и пошел седьмой, а его все еще держали за щенка для битья и забав.

Сегодня все начиналось точно так же. Сверстники, как всегда, собрали небольшую стаю и стали дразнить Катара. Потом кто-то предложил поиграть в охотника и добычу, и идею поддержали. Кто был охотником и кому оставалась роль добычи, было очевидно. Катар понял, что чтобы защитить себя, ему нужно убежать как можно дальше, а лучше — туда, куда они побоятся сунуться.

Таким местом была только равнина.

До драки с пастухами десятидневной давности Катар время от времени убегал туда. Он не подходил близко к деревне или стадам — прятался где-нибудь в траве, кустах или между камней и наблюдал за всем издалека. Конечно, Катар боялся, но между участью быть униженным в очередной раз или столкнуться с человеком выбирал последнее, как ему казалось, наименьшее из зол. Потому сегодня, как и все разы до этого, он ступил на чужую землю.

Преследователи — ' охотники ' — не захотели отпускать его так легко. Волчонок слышал их голоса и запахи, чувствовал, как маленькие лапы стучат по земле, и от этого лишь прибавлял ходу. Он ворвался в море равнинных трав и не остановился, пока звуки преследования не стихли.

Когда Катар огляделся, чтобы понять, куда его занесло, его лапы задрожали. Так далеко от леса он еще ни разу не отходил. Своими чуткими ушами он слышал блеяние овец, негромкие разговоры юношей, приглядывающих за ними; слышал, как кудахчут куры и лает собака в деревне. Он был настолько близко, что подушечками лап чувствовал дрожь от стучащих по земле коровьих копыт и чьих-то шагов.

Хотелось, поджав хвост, броситься наутек, но там его поджидали острые клыки его сородичей.

' Успокойся, — приказал он себе. — Это всего лишь равнина. Веди себя как обычно, и все будет хорошо '.

По словам старших, равнина была самым опасным местом для волчонка. Но, как ни странно, здесь он чувствовал себя спокойнее. Лес Лииш был Катару домом, но он все равно испытывал легкую тоску по землям, расположенным за его пределами. Этим он отличался от других волчат, которые преданно любили густой ельник, высокие сосны и родное поселение в глуши.

Вдалеке раздалось мычание, и оно, как ни странно, успокоило его. Катар много слышал про животных, которых держали у себя люди, и удивлялся: если они так хорошо обходятся с большими пятнистыми коровами, чьи рога были даже опаснее, чем зубы его сородичей, то почему коров они не боятся, а волков остерегаются? А эти лохматые вонючие козы с витыми рогами? Ткнут в бок — мало не покажется! А лошади? Один раз он своими глазами видел, как одна такая пробежала по равнине, взрывая копытами землю. Да она одним ударом может проломить череп. И ей люди позволяют жить рядом?

Катар потрусил через высокую траву, то и дело оборачиваясь на лес. Ветер дул со стороны деревни, и поймать запах других волчат он не мог, зато хорошо различал людские. Можно сделать крюк, переждать на берегу реки, а потом вернуться в лес, в ясли. Никто не заметит. Если только на него не настучат.

Приближение неприятелей он почувствовал за мгновение до того, как те выпрыгнули из кустов. Катар отскочил в сторону, но зубы все равно зацепили его бок, оставив неглубокую царапину. Он упал набок, кувыркнулся, вскочил на ноги и тут же дал деру.

Сзади послышалось радостное: ' Почти достал! '

Катар нырнул в кусты и что есть силы помчался вперед. Перед глазами мелькали стебли, и кроме них он ничего не различал. На появление новых запахов он тоже не обратил внимания, а опомнился только когда в нос ударил сильный людской дух.

Но было уже поздно.

Катар резко остановился. Прямо на него из-под соломенной челки смотрели распахнутые от удивления серые глаза, в которых зарождался ужас. Волчонок некоторое время пялился на человека, сидевшего перед ним. И в себя пришел только когда тот заорал:

— Во-олк!

У Катара сердце ушло в пятки. Его преследователи тут же развернулись и пустились наутек, а он все никак не мог заставить себя сдвинуться с места — лапы будто приросли к земле. Человек подскочил с места и стал свистеть, подзывая к себе других. Резкий звук резанул чуткие волчьи уши, и Катар, наконец, совладал со своим телом.

Как он сорвался с места — он уже не помнил. Куда бежал — тоже. В голове билась одна мысль.

Его заметили!

* * *

От испуга Катар совершенно потерялся. Лапы вынесли его к реке, и он едва не полетел в воду. Пастух, который гнался за ним, уже был не один, и волчонок с трудом удержался, чтобы не взвыть: трое охотников понарошку сменились тремя настоящими.

Первой мыслью, пришедшей ему на ум, было перекинуться мальчишкой и засесть где-нибудь в кустах. От его звериного запаха волновалась скотина, и первое время люди легко находили его по тому, откуда раздавалось очередное испуганное мычание или блеяние. Но как он ни старался, взять Зверя под контроль у него не получалось: он никак не мог перевоплотиться и от этого паниковал еще сильнее.

Крик парня с соломенной челкой послышался совсем близко, и Катар рванул в ближайшие кусты. Лапы разъехались на мокрой траве, и он кубарем полетел на глинистый берег. Хребет хрустнул, отозвавшись болью, и по земле волчонок проскользил, уже цепляясь за нее человеческими руками. Перепачкавшись в грязи, он на коленях отполз к воде — и врезался спиной во что-то твердое и угловатое.

Катар поднял взгляд и встретился с удивленными серо-голубыми глазами. Перед ним, склонив голову набок, стояла девушка с простом льняном платье и длинной, до бедер, светлой косой. Катар едва не заорал, но от страха у него отнялся язык. Рука нащупала пучок осоки и что есть силы сжала, и режущая боль в пальцах сразу привела его в чувство.

— Куда он подевался? — закричали сверху. Девушка подняла голову и нахмурилась. Ее коса хлестнула по боку и мазнула по лицу Катара, когда она обернулась к реке.

— Зера, — позвала она тихонько. — Поможешь?

Только сейчас Катар заметил, что у самой воды стояла еще одна девушка, с темными, почти черными волнистыми волосами, закрученными в узел. Она была чуть более пухлой, чем ее подруга, невысокой и почему-то напомнила волчонку вранолюдку — такой же озорной и непоседливой она выглядела.

Зера посмотрела на мальчика, сморщила нос и оправила задравшееся до бедер платье.

— Этот мальчик — волколюд. — Она прищурилась. — С ума сошла?

— А лучше, чтобы этот дурак его пристрелил? — шикнула светловолосая.

Ладонь снова обожгло болью. Катар выпустил осоку и перевел взгляд на руку, где красовались свежие порезы.

— Так, — распорядилась та, что с длинной косой, подхватывая его за локоть. Она оглядела его, и ее щеки залились легким румянцем. — Давай-ка ты спрячешься… скажем, там, между камнями. Тебя не увидят, а мы их прогоним.

— А… — пискнул Катар. — Я…

Слова застряли в горле, но и девушка слушать не стала — потащила к камням. Катар не успел опомниться, как оказался в укрытии за стеной высокой травы.

— Не высовывайся, — наказали ему.

— Митка! — раздался голос пастуха, преследовавшего его с равнины. — Не видела волка?

Катар вжался спиной в камень и зажмурился. Та, которую назвали Миткой, не казалась злой, но и довериться ей он боялся. Человек, все-таки. Хотя пахло от нее странно, будто чем-то родным.

' Лишь бы не выдала… ' — подумал он.

— Не называй меня так, — огрызнулась на пастуха девушка. — Какого еще волка?

— Какого-какого, — передразнил другой голос. — Обычного. Волколюда. Видели, как он сюда побежал.

— Никого я не видела, — проворчала она. — Чего тебе от него надо?

— А чего спрашиваешь, коли не видела?

— А того. Чего с арбалетом носишься, Милен? Ты же вроде столяр, а не охотник.

— Этих отродий, — процедил парень сквозь зубы, — жалеть не стану.

Катар слушал перепалку и старался не дышать — все происходило слишком близко. Пользуясь своим укрытием, он запоминал каждый голос — на будущее.

— И вообще, не твое девичье дело, — раздался еще один, третий голос. — Иди вон белье стирай в реке.

— Иди овец своих стричь, Баал, — парировала та. — А ты, Милен, здесь не дома. Мальчики, перестаньте ему потакать. Тоже мне, мужчины.

— Молчи, пустоцветка, — огрызнулся тот, кого назвали Баалом.

Мита охнула. Когда Катар снова услышал ее голос, тот звучал рассерженно:

— Чтобы ты еще раз ко мне за травами пришел, хам!

— Где волколюд?

— Даже если бы знала, не сказала. Идите отсюда подобру-поздорову. Не мешайтесь.

— Наглая!.. — прорычал Милен. Катар услышал глухой стук. Сейчас он немного жалел, что не остался в волчьем облике, иначе смог бы понять, что там происходит.

Его мысли прервал короткий визг. Потом что-то щелкнуло, раздался крик ' Эй, а ну, отдай! ' и парни погнались за новой жертвой. Волчонок приоткрыл глаза и высунул нос. Мита бежала по траве вдоль берега, быстро перебирая ногами. Катар впервые видел, как бегают люди, так нелепо! В руках у девушки что-то блестело.

Волчонок еле слышно выдохнул и повернулся к реке. И окаменел. Оказывается, за Митой побежали не все. Один из компании, тот самый худосочный пастух с курчавыми соломенными волосами, крадучись обходил кусты и камни, пытаясь найти волчонка. Внутри у Катара все заледенело. Побежит сейчас — выдаст себя. Останется — и его обязательно найдут, этот деревенский слишком тщательно осматривал все, что попадалось на его пути. И обернуться волком сейчас не получится.

И тут Катар запоздало сообразил, что второй девушки не видно.

— А-а-а-а! — огласил округу громкий вопль. — Дурак! Бессовестный! Хам! Брысь, охальник!

Парень подпрыгнул, и Катар едва не выскочил из укрытия одновременно с ним. На берегу снова показалась темноволосая Зера. Ее руки прижимали к груди какую-то ткань, а подол платья высоко задрался, обнажая пухлые молочные бедра. На щеках девушки плясал огненный румянец.

— Волка они ищут, — заливалась она. — До девок вы охочи! Как можно так нагло и бессовестно подглядывать!..

Пастух, которого обвиняли во всех грехах, совершенно растерялся. Он то краснел, то бледнел, пятился назад и сыпал извинениями.

— Я… извини, я нечаянно… я не хотел…

— Не хотел он! — взвизгнула Зера, еще сильнее прижимая к себе платье. — Тогда хватит пялиться на мои ноги и грудь и вали отсюда, Пилар, коровьей лепешки ты кусок!

Цвет его лица остановился на благородном сером. Парень попятился, рассыпаясь в извинениях и запинаясь о примятую траву.

— Извини, Зерка… пожалуйста, прости…

— Брысь! — рявкнула Зера и пригрозила напоследок кулаком. Кудрявого как ветром сдуло. Девушка хмыкнула, отняла руки от груди, и платье свободно опустилось ей до колен.

— Ну, ты там как? — поинтересовалась она у Катара. — Вылезай, больше здесь никого.

Катар прислушался к звукам на равнине: судя по всему, Мита продолжала бегать от кучки парней, и они теперь уговаривали ее успокоиться и отдать какой-то арбалет по хорошему.

Когда спустя несколько минут она снова появилась на холме, то тяжело дышала. Но была довольна.

— И что ты сделала? — поинтересовалась Зера.

Мита коварно улыбнулась.

— Выбросила арбалет в реку. До вечера его теперь искать будут.

Зера присвистнула.

— Ну ты даешь… А если Милен отцу нажалуется? Или старосте?

— Да пусть жалуется на здоровье! Когда это нас останавливало?

Девушки переглянулись и уже через мгновение оглушительно хохотали. Катар понял, что больше их совсем не боится, и осторожно вылез из своего убежища.

— Ты не поранился? — Мита перестала смеяться и заметила порез на его ладони. — Ой, это ты когда падал? Подожди, давай я чем-нибудь перевяжу, чтобы грязь в рану не попала.

Она стала рыться в корзине с бельем в поисках подходящей вещи. Зера тем временем взяла Катара за здоровую руку и помогла ему спуститься к воде.

— Смой пока кровь, — посоветовала она.

Вскоре на руке у него красовалась аккуратная повязка с листом подорожника внутри. Мита еще раз оглядела его, затем достала из большой корзины мягкую хлопковую простыню и накинула ему на плечи.

— Так-то лучше. Ну, — она скрестила руки на груди, — а теперь рассказывай, как тебя сюда занесло.

Глава 19 Лик

Отношения между кланами волколюдов можно назвать ровными. Зачастую они живут достаточно обособленно и не рвутся к общению друг с другом, а сородича из другого клана готовы принять радушно — ровно до тех пор, пока тот ведет себя согласно их внутреннему волколюдскому этикету. То есть, не ввязывается в дела клана и никому из него не наносит вреда.

Совсем иначе дела обстоят с брачными союзами: межклановый союз возможен только лишь с переходом кого-то из супругов (чаще всего мужа) в другой клан. Несмотря на то, что в таких браках последнее слово всегда остается за вождями кланов, они — не редкость.

Бывают и внебрачные дети. Зачастую они продолжают жить с матерью в родном клане, а отец остается в чужом в силу обстоятельств. Такое не запрещается, но и не приветствуется: волколюды считают, что ребенок должен расти в полной семье. Волчонку, рожденному вне брака, приходится нелегко: он остается наполовину чужим в клане и страдает от предрассудков сородичей.

Капан Гайрих. ' Обычаи народов Фиэдеса '. Раздел ' Зверолюды ', глава ' Общественное устройство кланов '

Х514 год, 15 день месяца Зреяния

О случившемся на равнине Лик узнал случайно.

Он и Виран отделились от обхода и наведались в южную часть леса, чтобы присмотреть место для тренировок и прогулок с молодняком. Из-за постоянных стычек с Кира-Талун безопаснее всего было уводить волчат южнее, ближе к деревне. Кошки сюда точно не доберутся, а за тем, чтобы волчата не натворили дел на людских землях, проследят взрослые.

Тогда-то он и наткнулся на горе-охотников.

Трое волчат, перепуганные до смерти, неслись по опушке в сторону леса и не заметили, как дорогу им перегородили Виран и Лик. Они налетели на них со всей своей детской дури и сначала не поняли, что произошло. Когда их взгляды столкнулись со взглядом сына главы, они застыли. А потом попытались дать деру.

Лик от такой наглости опешил и в два прыжка догнал всех троих. От гнева, плескавшегося в его янтарных глазах, волчата перепугались окончательно, заскулили и заплакали. Спустя несколько долгих минут Лику надоело слушать их бесконечные извинения: он рявкнул как следует, заставив всех замолчать, и потребовал объяснений от самого старшего.

Так он узнал, что их и не трое вовсе было, а четвертого они потеряли на равнине.

Лик пришел в ярость.

У волка было много вопросов: к волчатам, которые так легко бросили своего сородича, к нянькам-волчицам, которые должны были стеречь детей и уж тем более не пускать их на равнину. Случай с волчатами Камы был всего десять дней назад, рана, нанесенная матери, была еще слишком свежа. Случись сейчас что с Катаром — и порох в бочке взорвется, а у Лика не было уверенности, что он сможет остановить междоусобицу без помощи отца.

Поэтому Лик еще раз рявкнул на волчат, приказав им вернуться к нянькам, отправил Вирана вместе с ними, а сам огромными прыжками направился на равнину.

Катара он нашел быстро. Малыш спрятался на берегу реки, но Лик слышал, как он с кем-то разговаривал. Помимо его запаха оттуда доносились еще два, и один был ему знаком. У него отлегло от сердца — Мита. Если она нашла волчонка, бояться за него не стоило.

Вот только кто второй?

Увидел он их только когда подошел к реке почти вплотную. Катар сидел у больших валунов, завернутый в какую-то простыню, и внимательно наблюдал за черноволосой девушкой, которую волк уже видел. Кажется, ее звали Зерой и она была Мите близкой подругой. Девушка вела себя дружелюбно, рассказывала Катару какую-то историю и смеялась — а волчонок смеялся вместе с ней. Мита сидела на камне чуть поодаль и с улыбкой слушала обоих. Лика она заметила почти сразу и едва удержалась, чтобы не вскочить с места.

Волк прижал уши, показывая, что выдавать его присутствие не нужно, однако Зера все же заметила волнение подруги и замолкла. Катар насторожился и приготовился прятаться в кустах.

— Это я, — отозвался Лик.

Страх на лице Катара сменился облегчением, но почти сразу перерос в панику. Зера нахмурилась и встала перед ним, уперев руки в бока.

— Опять вернулись? Не боись, сейчас мы им…

— Зера! — замахала руками Мита. — Это не Милен, это…

Она прикусила язык и с мольбой посмотрела на Лика. Выбора у волколюда не осталось: если до этого Зера его не замечала, то теперь в упор смотрела на высокую траву, за которой он спрятался. Волк пригнул морду к земле и вышел. Лицо черноволосой девушки вытянулось, а рот раскрылся в преддверии крика.

— Все хорошо! — Травница подскочила в подруге. — Это Лик, сын главы. Тот самый, который сопровождал меня недавно… в лесу… — Она зарделась. — Он нас не тронет.

— Боги древние… — выдохнула Зера и попятилась. — Какой же он… вы… большой, в общем.

Лика это позабавило. Ему и раньше нравилась подруга Миты, и сейчас он был рад, что не ошибся в ней.

Катар высунулся из-за юбки Зеры и опустил взгляд.

— Мой вождь… я ослушался вас и пришел на равнину. Я… виноват… — Слова давались ему с трудом. — Я готов понести любое наказание, которое мой вождь изволит мне назначить.

— Малыш ни в чем не виноват! — встряла Зера, задрав подбородок. — Просто наши парни — безмозглые дуралеи. Мы сами решили…

— Зера, — шикнула на нее Мита. — Тут дело не в этом.

— Приходить на равнину запрещено. — Лик оскалился, и Катар съежился в комок, сильнее стиснув подол платья. — Ты знал о запрете, но нарушил его. Разумеется, я назначу тебе наказание. Но сначала уйдем и не будем досаждать людям.

Катар покорно склонил голову, однако Лик видел, как задрожали его плечи. Зера растерялась: волчьих голосов люди не слышали.

— Думаю, Лик заберет его, — нашлась Мита, которая прекрасно его понимала. — Прости… те, что доставили неудобства.

Волк покачал головой, показывая, мол, ничего страшного. Катар, наконец, выпустил льняную ткань из рук и подошел к сыну главы.

— Перекидывайся, — приказал он ему. — И поживее.

— Да, мой вождь, — покорно отозвался Катар.

Когда они уходили, последним, что услышал Лик, были слова Зеры: ' А этот волчонок милый, так и не скажешь, что не человек… '

* * *

— Чем ты думал вообще?

Когда волки зашли в лес достаточно глубоко, Лик налетел на Катара. Тяжелая лапа прилетела ему в спину и вжала в землю.

— Ты хоть понимаешь, — прорычал он, — чем грозит твое появление там? Люди тебя видели. Разнесут по деревне — и Всевидящая ведает, что они выкинут. Какого дамнара ты вообще ушел от нянек?

— Простите… — захныкал Катар. — Я не хотел так…

— А как ты хотел?

— Я просто… я убежал… я хотел оторваться от… от…

Лик нахмурился: малыш так боялся, что уже не мог связать два слова. Он рыдал, уткнувшись мордой в землю, и громко всхлипывал. Волк вздохнул, убрал лапу с его спины и осторожно приподнял зубами за загривок.

— Прекрати реветь. Успокойся сейчас же и объясни мне внятно, за каким дамнаром ты полез на равнину.

Катар заскулил и съежился.

— Простите, мой вождь… — всхлипнул он.

— Прекращай, кому говорю.

Лик опустил его на землю и сел сам. Катар потер морду лапами. На сына главы он старался не смотреть.

— Я просто… за мной гонялись. Я не хотел играть в эти дурацкие игры, которые придумывает шайка Ниирена. Они… они налетели на меня. Я пытался спрятаться. Подумал, что на равнину они не сунутся. А потом мы столкнулись там с людьми и…

— Сдачи надо давать, — оборвал Лик.

— Я не могу…

— Ты не хочешь. В чем дело, Катар? Тебе пошел седьмой год — а ты за себя постоять не можешь? Этой осенью тебя в ученики возьмут, и что ты будешь делать?

Волчонок прижал уши к затылку и задрожал.

— Я не могу… Я не воин. И с охотой у меня не ладится.

— И как же ты думаешь приносить пользу клану?

— Не знаю! — с отчаянием воскликнул он. — И не хочу! Зачем, если никому это не нужно? Я все равно для всех обуза, и было бы лучше, если бы меня вовсе не было…

Голос Катара сорвался, и он не смог больше сказать ни слова — подавился собственными рыданиями.

Лик прикрыл глаза. Ему самому нужно было успокоиться. Он так взбесился из-за выходки волчат, что довел Катара до истерики. А ведь малышу было из-за чего переживать. Его мать забеременела им от волколюда из клана Эйсте, живущего к западу от Калсанганского удела, а спустя два года после рождения малыша погибла на охоте — встретилась по весне с голодным медведем и не выстояла в одиночку. Катар почти не помнил ее и всю сознательную жизнь провел в яслях, в окружении волчиц-нянь, которые недолюбливали его из-за того, что приходилось возиться с незаконнорожденным сиротой. Неудивительно, что со сверстниками у него не ладилось, а к клану Лииш он не питал теплых чувств.

— Успокойся, Катар, — уже мягче попросил Лик и ткнулся носом в его макушку. — Лучше скажи мне, видел ли тебя кто-то, кроме девушек, на равнине?

Волчонок несколько раз всхлипнул, но заговорить никак не решался. Лик терпеливо ждал.

— Видели… — пробубнил Катар себе под нос. — Какие-то люди… Я случайно на них наткнулся… я не хотел…

— Сколько их было?

— Трое… Один просто испугался, другой… он хотел… убить…

Последнее слово он прошептал и сам испугался.

— Они нас теперь всех убьют, да? Из-за моей глупости?

— Не убьют, — пообещал Лик. — Ты же никого не тронул? Не укусил? Люди тебя не ранили?

— Нет.

— Тогда и не бери в голову. Девушки тебя не испугались?

Волчонок помотал головой.

— Кажется, нисколько.

— Это самое главное.

— Та, что со светлой косой, — поделился Катар. — Она добрая очень. И понравилась мне.

Лик насторожился.

— Почему?

Катар повел плечами.

— Не знаю… Пахло от нее приятно. Как от родной почти.

' Он сам не понял, что от Миты пахнет зверем ', — подумал волк с облегчением. Но лучше бы об этом он не трепался.

— Значит, так, — решил он. — Я твое наказание отменяю, но при одном условии. О встрече с людьми ты никому не расскажешь. Понял меня?

Волчонок потряс головой.

— А почему нельзя?

— Потому что не спорь, когда старшие говорят, — огрызнулся Лик. — Если ты все еще хочешь получить наказание, так и скажи.

Катар испуганно замотал головой.

— Я буду молчать, мой вождь.

Лик поморщился. Конечно, волчатам с детства прививали уважение к старшим и учили, что к Рууману и Лику нужно обращаться именно так. Но к уважительному ' мой вождь ' он был не готов. Он еще не глава клана, не заслужил. Лик сел и дал знак Катару сделать то же самое.

— С сегодняшнего дня ты перестаешь меня так называть. Будешь звать просто по имени.

— Да, мой вождь…

— Начинать можно уже сейчас. Я возьму тебя в ученики и буду тренировать. Если хочешь получить хорошее место в стае, надо стать сильнее и давать отпор тем, кто пытается унизить тебя или загнать в угол. Вот этому я и буду тебя учить.

Катар застыл и долгое время молчал, переваривая услышанное

— А можно узнать… — он замялся, — почему вы решили меня учить?

— Меньше знаешь — крепче спишь, — фыркнул Лик. — Просто хочу держать тебя при себе, чтобы ты не наломал еще дров. С кем ты сейчас живешь?

— Ни с кем, мой во… то есть, я хотел сказать, что меня оставляют с нянями в яслях.

— Переберешься к нам в дом. Диисе я сам скажу. Еще вопросы есть?

Катар помотал головой. Теперь в его глазах вместо страха читалось восхищение, и Лик поймал себя на том, что доволен этим.

— Если нет, тогда вернемся к няням. У меня к ним назрел очень нехороший разговор.

Глава 20 Лик

Волк силен телом и духом, бесстрашен перед врагами, чуток и участлив к сородичам, но беззащитен лишь перед двумя — родной матерью и вождем клана.

Волколюдская поговорка

Х514 год, 18 день месяца Зреяния

Ранним утром восемнадцатого дня месяца Зреяния Лик давал урок Катару: волчонок должен был достать его морду зубами хоть раз, но пока что у него не получалось. Он прыгал вокруг Лика, заходя то с одной стороны, то с другой, прыгал с земли, с окружавших их пней, караулил в кустах, ожидая, когда его ' жертва ' расслабится. Лик и так был расслаблен и продолжал с легкостью уворачиваться от всех выпадов.

А потом ветер принес с юго-запада знакомый запах, и Лик застыл.

Зубы волчонка щелкнули Лика по носу, и тот радостно провозгласил:

— Достал!

— Возвращайся пока в поселение, — не глядя отозвался волк.

Всю радость Катара как рукой сняло.

— Что-то случилось?

— Случилось. Передай всем, что оте… что глава клана Рууман Острый Клык вернулся домой.

Катар мигом сделался серьезным.

— Передам.

И со всех ног помчался к ельнику.

Лик переступил с лапы на лапу и коротко вздохнул. Время, когда ему придется рассказать о том, что произошло с Митьяной, приблизилось вплотную. Впрочем, он уже знал, что ответит, даже если от новости отец придет в ярость.

Лик втянул носом воздух, прикрыл глаза и определил его местонахождение. И рысцой направился к нему.

Рууман Острый Клык, глава клана Лииш, возвращался со встречи кланов в сопровождении трех старших воинов. Держались они ровно, молчаливо: глава шел впереди, а они пристроились клином за ним. Лик вынырнул из тени деревьев и осторожно приблизился к отцу, почтительно склонив голову.

— Отец.

— Вижу, ты не в лучшем расположении духа, — вместо приветствия заметил Рууман.

Лик склонил голову еще ниже и поравнялся с отцом.

— От тебя не скроешь.

— Я знаю тебя как свои пять пальцев и всегда угадываю, когда ты выгораживешь Тайру, когда зол, а когда напуган. Что случилось в мое отсутствие? Я, конечно, могу спросить у Ирмара, но зная о ваши паршивых отношениях, подозреваю, что рассказы будут сильно различаться.

' Ты даже не догадываешься, насколько… ' — подумал Лик.

— Не здесь. Не при всех. Я хотел бы поговорить наедине.

Рууман скосил глаза и впервые за их встречу посмотрел на сына.

— У тебя есть секреты от клана?

— Мне нужен твой совет.

— Нечасто ты приходишь ко мне с такой просьбой. Хорошо. — Глава клана дал знак старшим воинам идти вперед без него. — Поговорим дома. Но для начала я узнаю, что произошло в лесу за мое отсутствие. Можешь составить мне компанию, если хочешь.

Лик кивнул и, приспустив хвост, потрусил следом за отцом.

* * *

Возвращение главы мгновенно призвало клан к порядку, и Лик мог только позавидовать отцовскому умению возглавлять и властвовать. Ирмар был следующим после Лика, кого Рууман встретил по возвращении. Именно он поведал ему все важные новости: вторжение Кира-Талун на плато, прогулка с деревенской знахаркой, очередная стычка на равнине, едва не закончившаяся гибелью волчонка. К первому глава отнесся равнодушно — такое случалось нередко и заканчивалось обычно динаково: вторженцев выдворяли обратно в горы. За попытку сблизиться с деревенскими он даже похвалил Лика, отчего волка затопила волна гордости за себя. А вот последняя новость Рууману не понравилась так, что он зарычал и потребовал лично привести ему няньку, которая присматривала в тот день за волчатами, и Катара.

Волчица приползла к главе практически на брюхе, поприветствовала вождя и осторожно поинтересовалась, зачем он ее вызвал — мол, три дня назад она уже получила взбучку от Лика и считала, что за свою промашку уже рассчиталась. Рууман быстро поставил ее на место и предупредил, что, если подобное повторится вновь, нянькой ей больше не быть. Волчица рассыпалась в извинениях и клятвах перед Всевидящей, что такого не повторится, и поспешила удалиться. Катар, который явился позже, склонился перед Рууманом, но в его глазах Лик прочел непонимание. Если няня еще помнила о своих ошибках, то прощенный Катар совершенно о них позабыл, и когда ему напомнили и хорошенько встряхнули за загривок, щенячий визг огласил все поселение. Выгораживать своего подопечного Лик не стал — не имел права.

До разговора по душам дело дошло лишь вечером, когда стало темнеть. Тайра увела отряд на вечерний обход, а Лик и Рууман вернулись домой. Пока Рууман отдыхал после долго пути и обхода земель, Лик разжигал очаг. Когда глава вошел в большую комнату, пламя уже ярко горело, разбрасывая по глиняным стенам огромные расплывчатые тени.

Поначалу разговор не клеился. Рууман стоял рядом с очагом, скрестив руки на груди, и в его пепельных глазах плясало пламя. Затем он, наконец, поинтересовался, что такое важное и тайное хотел рассказать ему Лик. У парня мгновенно пропало желание говорить, но, справившись со страхом и пересохшим горлом, он заговорил. И говорил долго.

С того момента, как он начал свой рассказ, Рууман не вымолвил ни слова. Лицо его застыло камнем. Лик сидел в углу, уставившись себе под ноги. Каждый мускул его тела напрягся в ожидании ответа отца.

— Знай: от этой новости я не в восторге, — наконец, сказал Рууман.

От его ледяного тона Лика пробрала дрожь. Отец не просто не был в восторге. Он был в ярости.

— Ты укусил дочь охотника, и она стала волколюдкой, — чеканя слова, продолжил глава клана. — Она не контролирует свое обращение. Не знает наших законов. Случись что, и вся деревня встанет против нас. Как, дамнар побери, это произошло?

Рууман не повышал голоса, но каждое его слово било так, словно Лика макали в лужу с самой вонючей грязью.

— Если бы я знал на это ответ…

— А должен.

— Она теперь волколюдка, и у меня нет тому объяснения. Я понимаю, чем все это грозит. — Он стиснул зубы. — И я готов взять за нее ответственность.

— Еще бы ты отказался, — процедил глава клана. — Только этого будет недостаточно, Лик. Недостаточно брать ответственность за нее. Тебе придется взять ответственность за жизни каждого в клане, потому что если люди пойдут против нас войной, мы не выстоим…

— Я делаю, что могу. Все время, которое она проводит в зверином обличье, я провожу с ней. Увожу ее как можно дальше от клана, путаю следы, чтобы никто не нашел и ничего не заподозрил. Понятия не имею, что я могу сделать еще. Не убивать же ее, в самом деле.

— Если бы она не была знахаркой деревни и столь важным для них человеком, это было бы единственно правильным решением.

— Отец!

— С превращением человека в зверолюда мы сталкиваемся впервые, Лик. Неизвестно, во что это нам станет. Слишком большие риски. Слишком опасно. В первую очередь мы храним безопасность клана. Оставив ее в живых, ты поставил человека выше сородичей — считаешь это правильным?

— Я и так знаю, где, когда и что сделал не так! — вскипел Лик. Страх перед главой клана сняло как рукой. — Я рассказал тебе это не потому, что хотел выволочки или подробного разбора своих ошибок. Я пришел к тебе, потому что не знаю, как поступить, и прошу у тебя совета!

Рууман долго смотрел в лицо сыну, и тот стойко выдержал его взгляд.

— Хорошо, что этим ты походишь на мать, — усмехнулся вдруг он. — Будь я на твоем месте в молодости, попытался бы решить все сам.

Злость испарилась, уступив место легкому недоумению. Лик заметил, что вскочил с места, и медленно опустился обратно в кресло. Рууман, казалось, смягчился.

— Клан не знает о случившемся, — констатировал он. — Кому ты доверился?

— Тайре, Мигиру, Филлату и Лари. Их я просил держать рот на замке до твоего возвращения. — Лик задумался, стоит ли говорить о вранолюде. — Еще я сказал Тиру.

— Если знает он, то знает весь клан Нибе, — проворчал Рууман.

— О таком он бы не стал трепаться. Разве что Маару бы сказал.

— А Маар бы сказал Совету Пяти, те бы доложили главе и обязательно растащили новость остальным вранолюдам. Я знаю его как облупленного, он о таком молчать не стал бы.

— Удивительно, как в таком случае не узнал ты, — хмыкнул Лик. — Вы же были на встрече кланов.

Рууман пожал плечами.

— Сейчас это уже не важно. Лучше скажи, как часто девочка обращается?

— Почти каждую ночь. Я увожу ее подальше от поселения. Иногда мы остаемся рядом с равниной. Пока ей тяжело самой вернуться в человеческое тело, но она делает успехи.

— Что насчет деревенских?

— Она уверяет меня, что никто не знает. Думаю, так и есть. Иначе они бы подняли шум.

Лик потер ладони и нехотя продолжил:

— Кстати, о деревне… Мита рассказала мне, что у Дирка гости из Кайсуги, деревни с того берега Рилира. И они не очень нас жалуют. Она просила не появляться в деревне, пока они не уедут.

— Разумная просьба.

— Я думал, ты попросишь объяснений.

Рууман приподнял бровь.

— Я бы и так не отправился в деревню, если бы у Дирка кто-то был в гостях, неважно, как они к нам относятся. — Он повернулся к сыну и прищурился. — В чем дело, Лик? Ты стал неуверенным с тех пор, как я оставил тебе клан. Неужели ответственность тебя подсекла?

Лик поджал губы и ничего не ответил

— Даже если сомневаешься в чем-то, нельзя показывать это другим. — Рууман отошел от очага и встал рядом с ним. — Твоими сомнениями воспользуются соперники, и ты легко потеряешь положение.

— Я знаю… — глухо отозвался Лик.

— Тогда в чем дело?

— Я не могу постоянно казаться всем сильным, понимаешь? — Он поднял глаза на отца. — Не могу постоянно принимать решения и показывать всем свою уверенность в них. Это словно обманывать их… и обманывать себя. Я чувствую себя настолько паршиво, когда раздаю другим указания, что внутри все содрогается. Мне нравится быть для них предводителем, но я боюсь того, что случится, если они во мне разочаруются. Да, я могу показать, что силен телом. Но как я могу убедить их в том, что я силен духом, если сам в это не верю?

Некоторое время он смотрел Рууману в глаза, но быстро сдался и опустил голову. Молчание тяготило, а по лицу он не мог понять, как отреагирует на его слова отец. Теперь Лик разглядывал ножку стола.

— Я говорю тебе это не потому, что сдаюсь… — тише добавил он. — Просто ты единственный, с кем я могу поделиться. Тайра меня не поймет.

— Это нормально, что ты боишься ответственности. — Рууман сел на стол и сцепил руки в замок. — Я тоже не всегда был жестким и уверенным в себе. Когда я только занял место главы клана, меня сковал такой ужас, что первое время я цепенел, показываясь на глаза остальным. И это притом, что я много лет до этого был советником предыдущего главы.

Лик вздохнул и снова посмотрел в глаза Рууману. Теперь, когда морщины на его лбу разгладились, он больше напоминал ему отца, а не главу клана. Таким он видел его нечасто.

— Мы не можем полностью избавиться от своих страхов, Лик, — продолжил Рууман. — Мы живые существа. Нам свойственно ошибаться, и нередко мы боимся этих ошибок, потому что когда-то оступались, обжигались.

— Если мы все боимся и сомневаемся, зачем казаться сильным другим? — поинтересовался Лик бесцветным голосом. — Если все и так это знают, зачем обманывать и делать вид, что ничего не происходит? Разве это не противоречит нашей сущности?

— Мы не обманываем, Лик. Мы подаем пример для подражания. Представь, что будет, если все будут говорить друг другу о том, как сильно они боятся что-то сделать. Тогда все перестанут бороться. Они будут жаловаться на несправедливость, на собственное несовершенство, продолжать говорить о своих неудачах — но ничего с этим не сделают, потому что перед их глазами не будет примера, как можно поступить иначе. Для них жалоба и страх станут основой жизни. Ты хотел бы этого?

— А разве лучше запирать это в себе?

Рууман вдруг улыбнулся.

— Разве ты запираешь? Прямо сейчас ты сидишь передо мной и изливаешь душу.

Лик не нашелся с ответом. Он бросил взгляд на очаг и рассеянно подумал, что надо бы подбросить туда дров — огонь почти погас и комната погрузилась в сумрак.

— Хотеть доверить кому-то свою слабость — нормально. Ты сам сказал, что я для тебя единственный, с кем можно поделиться сомнениями и страхами. Впрочем, я полагаю, ты рассказываешь не все. Мне тоже есть с кем откровенничать.

— Явно не со мной, — усмехнулся Лик, — и не с Тайрой, иначе я бы знал. — Он ненадолго задумался и осторожно предположил: — Мама?

Вместо ответа Рууман отошел к поленнице в углу.

— Я думал, вы не общаетесь. — Лик предпринял попытку разговорить его.

— Мы и не общались… какое-то время. — От подброшенных в огонь поленьев в воздух поднялся сноп искр. Рууман опустился на корточки, поворошил угли и отложил кочергу в сторону. Свет от вспыхнувшего с новой силой пламени очертил его лицо с выпирающими скулами. — Но Дииса была первой, кому я по-настоящему открылся. И до сих пор остается единственной. Когда-нибудь и у тебя появится тот, кому ты не побоишься открыться. Если уже не появилась…

Сначала Лик не придал значения оговорке отца. Но когда до него дошло, он вдруг почувствовал себя наивным волчонком, который вообразил, что про его проделки никто не знает, а потом обнаружил, что его родителям давно все известно.

— Возможно, — уклончиво отозвался он, чтобы хоть как-то скрыть смятение.

По блеску глаз отца было понятно, что Лика раскусили. А может, это в них отражался огонь, а остальное дорисовало его воображение.

— Ты так и не рассказал, как прошла встреча, — заметил Лик, намереваясь сменить тему. — И что за чужеземец объявился…

— Расскажу. Но для этого соберу первый круг клана. — Рууман встал. — Об этом должны знать все.

Глава 21 Лик

На сегодняшний момент полуночники входят в число самых загадочных народов Фиэдеса. Это связано с тем, что на их земли практически невозможно попасть без их дозволения — они спрятаны в труднодоступных уголках континента и ограждены магическими барьерами, не пропускающими чужаков. В давние времена полуночники враждовали со зверолюдами из-за территории; к тому же, полуночники в подавляющем большинстве случаев рождаются магами, способными управлять нематерией (стихийная им совсем не дается), что делает зверолюдов, невосприимчивых к такому типу магии, их самыми опасными противниками.

Капан Гайрих. ' Обычаи народов Фиэдеса '. Раздел ' Полуночники ', глава ' Общие факты о полуночниках '

Х514 год, 18 день месяца Зреяния

Неподалеку от центрального костра находился небольшой дом. В нем была всего одна комната и она предназначалась для встреч. Обычно Рууман собирал клан у костра, но, когда ему нужно было провести совет с первым кругом клана, уводил всех в этот дом. Так случилось и сегодняшней ночью.

На встречу собрались шестеро волколюдов: Лик и Тайра, первые воин и воительница, Филлат и Кама, как первые охотники, советник Ирмар и сам глава Рууман. Здесь были и гости: вместе с главой в клан явился Маар, член Совета Пяти из клана вранолюдов Нибе. Также на встречу позвали первую волчицу Диису, но она от участия отказалась, сославшись на малышей, с которыми нужно было провести время.

Обстановка в комнате была напряженной. Почти каждый из них получил сегодня выволочку от главы клана за какую-нибудь промашку и теперь старался не смотреть своему вождю в глаза. Лик держался чуть в стороне и старательно избегал взгляда Тайры, которая, похоже, хотела знать, о чем они с отцом говорили до этого.

Рууман жестом позволил всем сесть, а сам остался стоять. Когда он заговорил, замолкли все, казалось, даже пламя в камине притихло.

— Я собрал вас здесь чтобы рассказать о встрече кланов и переговорах.

Волколюды переглянулись, но никто не осмелился задавать вопросы. Рууман выдержал пауза и продолжил:

— Для зверолюдов наступили непростые времена. Даже для тех, кто всегда жил в мире с людьми. Вы все наверняка знаете, что на континенте идут гонения на магов. Королевство Артейлес на востоке начало на них самую настоящую охоту. Они создали королевский ковен и с его помощью подминают под себя всех, кто обладает хоть какой-то магией. Либо ты живешь по их правилам, либо тебя казнят. — Рууман замолк ненадолго и обвел присутствующих взглядом, чтобы оценить, все ли они понимают. — Маги бегут из королевства и бесчинствуют здесь, в княжеских уделах. Князья пытаются сделать хоть что-то, чтобы расквитаться с ними, и многие вымещают зло на всех, кто хоть как-то связан с магией. Калсанганский князь до нынешнего времени не вмешивался в наши дела. Он считает зверолюдов магическими существами, но пока мы не трогаем его людей и имущество, ему все равно.

— Мой вождь, но причем тут чужеземец, о котором ты упоминал? — поинтересовался Филлат.

Рууман, до этого меривший ногами пол, остановился и облокотился о стену.

— Хоть мы на самом деле не являемся магами и не восприимчивы к волшбе, мы невольно оказываемся замешаны в этом противостоянии. И чужеземец захотел помочь нам. Он прибыл сюда с другого континента: пересек море и часть суши и теперь обосновался неподалеку от гор Куубер.

— Далеко, — присвистнула Тайра. — Это же рядом с землями ведьм, много дней пути без сна. Неужели пришлось собирать совет в клане Нибе?

— Совет Пяти так решил, — отозвался Маар со своего места.

Рууман прикрыл глаза, дожидаясь тишины, и когда разговоры смолкли, продолжил:

— Мы с главами кланов решили, что надо дать чужеземцу шанс. С людьми есть проблемы у всех. Даже котолюдов это коснулось, но не клан Кира-Талун, а клан Норула, что живет на границе с ведовскими землями. Люди устроили на них охоту. Я уж молчу про нас.

— Клан Сангай тоже? — поинтересовался Лик. — Олени всегда были самыми миролюбивыми.

— Им пришлось уйти в глубь лесов. Люди посходили с ума из-за страха перед магами.

— И как чужеземец хотел помочь нам найти решение? — снова подал голос Филлат.

Рууман бросил холодный взгляд на первого охотника, и тот мгновенно затих.

— Для начала расскажу, кто он такой. Его имя — Антамис Калма. На землях, откуда он родом, не живут зверолюды, но магов там рождается немало. Он и сам маг, могущественный. Настолько, что я не уверен, найдется ли на нашем континенте кто-то равный ему. Он называет себя драялдом. Полукровкой, наполовину человеком, наполовину драконом.

— Драконом? — впервые подала голос Кама. — Разве они существуют? Я слышала о них только из древних легенд, где их называли посланниками первых богов.

— Возможно, это не так далеко от правды, но не о драконах речь. Меня заинтересовал он сам. В каком-то смысле он похож на нас: в нем есть что-то звериное, первобытное, но человеческого больше. Полагаю, сами драконы больше походят на зверолюдов.

— А он не врал насчет драконов? — уточнил Филлат и под очередным взглядом Руумана поспешил объясниться: — Просто он говорит о существах, которых мы никогда не видели и считали мифом. Ты сам сказал, мой вождь, что в нем больше человеческого, а люди склонны лгать.

— Хочешь сказать, я не смог бы отличить правду от лжи? — прохладно поинтересовался глава.

Филлат подавился ответом и замолк.

— Он не походил на сказочника, — заговорил ворон в углу. — Его сила, его взгляд — буквально все в нем внушает уважение. Я бы не стал переходить дорогу такому существу, тем более, если он маг.

Филлат склонил голову, показывая, что уважает решение вождя.

— Его настоящая цель прибытия на континент нам до сих пор не известна, — продолжил Рууман. — Нам он сказал, что магия — не проклятие богов и не повод к насилию, а часть нашего мира, и ему больно видеть, какой хаос творится здесь. Столкнувшись с искажением правды и гонениями на магов, он захотел это исправить. Для него единственным правильным решением кажется объединить эти земли: запад, центральные уделы и королевство на востоке.

— А ведьмы? — встряла Тайра.

— С ними он уже говорил, они не согласятся быть под чьим-то правлением. Слишком закрытые у них общины. Но отношения с ними, по его словам, он уже наладил. Теперь ему осталось только заключить союзы с другими расами и людьми, а затем пойти к королю Артейлеса.

— Слишком смелые планы, — пробурчал Ирмар. — Неужели он и правда думает, что преуспеет?

— Маги могут жить столетиями. Силы богов поддерживают их жизнь и не дают стареть их телам. Они не умрут, если сами не захотят или если их не принудят отправиться к первым богам.

Рууман отошел от стены и снова принялся мерить шагами пол. Остальные не сводили с него глаз и ждали, когда он снова заговорит.

— Драялд предложил нам помощь в обмен на мирный договор. Он помогает зверолюдам наладить отношения с людьми. Взамен мы соглашаемся стать частью объединенных земель и заключить мир между кланами зверолюдов, с людьми, полуночниками, магами…

— Это что, с кошками тоже придется заключать мир? — зашипела Тайра.

— С полуночниками мы в последнее время не пересекаемся вовсе, — заметил Ирмар. — Но не уверен, что будет, если мы встретимся.

Лик бросил быстрый взгляд на остальных. В Калсанганском уделе ныне не проживало ни одной общины полуночников, но те волколюды, кто постарше и сопровождал отца на советы кланов, должны были встречаться с ними. Сам Лик о полуночниках знал только то, что они почти все были магами, бодрствовали по ночам и днем прятались от солнца, а со зверолюдами у них отношения не складывались уже много веков.

— Этот вопрос я решу сам. А с Кареной буду вести переговоры. — Рууман скрестил руки на груди. — Возможно, придется пожертвовать плато.

— Да ты шутишь! — вскипела Тайра.

Взгляд главы клана заледенел. Волколюд остановился, и все присутствующие вжались в стулья, на которых сидели. Тайра, вскочившая на ноги, сверлила отца взглядом, но быстро сдалась и опустила голову.

— Похоже на то, что я шучу? — Голос Руумана был негромким, ровным, но таким холодным, что никто не смел открыть рта или поднять глаз.

Тайра поджала губы.

— Нет, мой вождь.

— Научись сдерживаться, Тайра, — осадил ее он. — Свои возражения можешь высказать мне лично после совета.

Волколюдка села на место и более не произнесла ни слова.

— У меня только один вопрос, — произнес Лик медленно, чтобы не разозлить отца еще больше. — Как этот драялд может ручаться, что люди не будут развязывать с нами войн?

Взгляд Руумана потеплел.

— Корень всех проблем таится в том, что люди считают нас порождениями богов, злых или добрых — не важно. Это значит, что они приписывают нас к магам, хотя на самом деле мы ими не является. Для них все чужое, непривычное, неизвестное — зло. Они презирают тех, кто отличается от них, потому что боятся. Драялд хочет избавить людей от этого страха. Он хочет обучить магов использовать свои силы на благо, а остальных — доверять этой силе. Я охотно верю в то, что, если у него получится, нам станет легче соседствовать с людьми.

— А не опасно ли нам самим связываться с магом? — спросила Кама. — Можем ли мы ему доверять и быть уверенными в том, что он не попытается подмять нас под себя или уничтожить? Не проще и надежнее ли просто бороться за свои земли?

— Мы ни в чем не можем быть уверенными, Кама, — отрезал Рууман. — Ни в том, что драялд действительно нам поможет, ни в том, что если мы развяжем войну с людьми, то победим.

— Кланы прислушались к нему, — добавил Маар, — и на то есть причины. Вы просто не были рядом с ним. Его хочется и бояться, и боготворить одновременно. Ему не страшно доверить жизнь. И это не внушение.

— И это говоришь ты, Маар? — оскалился Лик. — Неужели есть кто-то кроме Совета Пяти, кто заставит тебя благоговеть? Если так, то я готов поверить, что драялд предлагает что-то стоящее.

— Попридержи язык, юноша, — каркнул ворон презрительно.

— Хватит, — прервал их Рууман.

Лик открыл было рот, чтобы ответить вранолюду, но передумал. Маар хмыкнул, взъерошил перья и отвернулся.

— Он явится к нам? — спросил Ирмар. — Или снова назначит встречу на нейтральной территории?

— Пока он не знает, но изъявил желание посетить Калсанганские земли лично. Пообещал, что пришлет весточку, когда решит.

— В итоге мы принимаем его предложение, — констатировала Кама.

— Да. Посмотрим, что из этого выйдет.

Кама склонила голову в знак того, что принимает его решение. Но Лик успел заметить, как полыхнули гневом ее глаза. Она не забыла о детях на равнине. Никакая мать не забыла бы, а волколюды вдобавок отличались злопамятностью. Лик надеялся, что отец это понимал. Впрочем, он не был бы главой клана, если бы не прислушивался к своим сородичам.

— Есть ли какие-то возражения? — тем временем спросил Рууман. — Я готов их выслушать.

Никто не осмелился что-либо возразить, и сталь во взгляде главы превратилась с удовлетворение.

— Хорошо. Вы можете идти, — разрешил он. — А, хотя… Филлат. Останься. Мне нужно с тобой поговорить. И ты, Лик, тоже.

Первый охотник покорно склонил голову.

— Как пожелает мой вождь.

Когда все вышли — Тайра выскочила из дома первой — и в комнате остались лишь Лик, Филлат и сам Рууман, Маар сообщил, что у него дела и вылетел в окно.

— Я хотел бы обсудить с вами человеческую девушку, которая стала волколюдом, — начал глава. — Это больше касается тебя, Филлат.

— Я молчал, как и просил Лик, — отозвался он. — Никто в клане не знает о ее существовании.

— И никто не должен узнать. Передай это Мигиру и Лари. Тайра, думаю, и сама понимает.

— Как скажешь, мой вождь. Но ты уверен, что стоит скрывать это?

— Клан узнает о ней тогда, когда я решу, — отрезал Рууман. — Она еще слишком молода, чтобы показываться всем на глаза. Молода как волколюд.

Филлат кивнул.

— Твоя на то воля, мой вождь.

Кивком головы Рууман разрешил ему идти. Когда же они с Ликом остались вдвоем, он позволил себе выдохнуть, сесть на один из стульев и закрыть глаза.

— Не будь таким строгим к Тайре, — тихо попросил его Лик.

— Пускать учится сдерживать эмоции, — не открывая глаз, отозвался отец. — До добра ее это не доведет.

— Ты ведь знаешь, как тяжело она принимает любую мысль об уступке Кира-Талун. Она чаще всех с ними сталкивается. Отчаяннее всех защищает наши земли. Для нее отдать плато — все равно что признать, что ее усилия были напрасными.

— В жизни нередко приходится чем-то жертвовать.

— Так объясни ей это. Поговори наедине, а не макай мордой в грязь при всех.

Рууман поморщился.

— Лик, — предупредил он, — ты лезешь куда не просят. Я сделаю вид, что не слышал этого.

Лик едва сдержался, чтобы не зарычать.

— Всевидящая, как же я устал, — протянул Рууман. — Пора возвращаться домой. Впервые за долгое время я хочу вздремнуть ночью. Расскажешь мне завтра о своем новом подопечном — я слышал запах того волчонка в доме.

Глава 22 Митьяна

Людские сердца подвержены искушениям и могут стать пристанищем порока, оставленного миру темными богами. Порок этот — сила, способная подчинить себе чужую волю, отречь от корней прошлого и исказить судьбу, и только милостью Светлого можно излечить от порока сего; лишь вера убережет от влияния его и очистит разум и тело.

Из Светлого писания, священных текстов культа единого Бога Солнца

Х514 год, 19 день месяца Зреяния

Утро выдалось пасмурным, но настроения Митьяны это нисколько не портило. Выглянув с утра в окно и заметив низко ползущие дождевые тучи, она спустилась во двор с корзиной и стала собирать белье, которое вывесила вчера. Просохнуть полностью оно не успело, но лучше так, чем промочить его снова.

Сложив все в корзину, травница с наслаждением размяла руки и спину, радуясь, что кости не ломило, а мышцы не отдавали тянущей болью. Последние обращения давались Митьяне особенно тяжело, словно тело противилось. Заметив это, Лик предложил на время прекратить ночные пробежки — и после этого, как по велению волчьей богини Всевидящей, Зверь перестал просыпаться по ночам. Травница даже обрадовалась. Наконец у нее появилась передышка!

Отец встал рано и собирал вещи для похода в лес. Сам он не горел желанием отправляться туда, но Дирку нужно было как-то оповестить клан Лииш о том, что у них гости и те задержались: две ночи назад берега реки Рилир размыло дождем и мост обвалился. Варлам с Миленом пока не могли вернуться домой, и столяр сетовал, что в мастерской дело встанет, однако, сильно расстроенным не казался. Было у Гидера подозрение, что он всерьез намеревался навести в их деревне свои порядки.

С тех пор, как одного волчонка заметили на равнине несколько дней назад, Варлам требовал от Дирка решительных действий. «Они не боятся заходить на земли, которые считаются вашими по праву, — говорил он. — Кто знает, когда они войдут в деревню. И ты будешь молча сидеть и ждать?» Дирк держался, но долго это продолжаться не могло.

У Варлама было гораздо больше влияния: он был уважаемым человеком не только в своей деревне, но и во всем Калсанганском уделе. Его мастерская принимала заказы от самой княжеской семьи, что невольно придавало ей вес. Сам Варлам нередко бывал в стольном граде, так что ему ничего не стоило шепнуть о происходящем куда следует, чтобы вмешалась княжеская дружина. Не то чтобы за их скромную деревеньку Альрикан сильно переживали — кого волнуют двадцать с лишком домов, не приносящих уделу большого дохода? По словам Варлама, он опасался, что одной деревней волколюды не ограничатся и пойдут дальше, на восток, к Кайсуге, а у князя были свои счеты с существами, обладавшими магией.

Поход Гидера в лес был спланирован так, чтобы Варлам ничего не заподозрил — тот настаивал, чтобы Дирк перестал вести с волколюдами переговоры, а на охотника и вовсе ругался, мол, зверье есть зверье и нужно его отстреливать. Гидер в ответ на это качал головой. Митьяна же, тайком слушая их разговоры, все больше злилась и проникалась к гостям все большей ненавистью. И все больше боялась собственных мыслей.

Милен постепенно завоевывал доверие жителей деревни. Начал с деревенских парней — пастуха Пилара, сына кожевника Баала и Талана, старшего сына старосты. Затем расположил к себе их семьи — всех, кроме Дирка. У Милена было особое обаяние, с этим нельзя было поспорить. В присутствии отца он молчал, предоставляя слово ему, но с другой компанией охотно болтал о всяком, шутил, смеялся, был чутким собеседником и, казалось, мог расположить к себе любого. Молодых это подкупало. А поколение постарше — то, что руки у парня были на месте и любое дело в них спорилось.

Наладив отношения с половиной жителей деревни, Милен постепенно внушал им, что зверолюдам надо дать отпор и отобрать у тех лес. Также он пытался расположить к себе Зеру, но девушка всячески избегала его и продолжала твердить деду Казиру, что замуж за него не выйдет. Когда ухаживания Милена стали настойчивей, Зера стала сбегать к Мите. Сын столяра и так недолюбливал травницу, а теперь у него появился еще один повод.

— Так ты уже не спишь, Мит? — было первым, что Мита услышала сегодня утром от подруги. Она уже была готова нести корзину домой, когда осторожный стук в калитку остановил ее.

— Не сплю, как видишь. Опять от Милена прячешься?

— Прячусь… — Калитка открылась, и Зера, закутанная в шерстяной платок, шмыгнула во двор. — Холодно-то как, вообще бы из постели не вылезала. Но если останусь, эта деревянная рожа опять будет околачиваться у дома…

— И деда Казир не прогоняет его?

— А чего ему прогонять? Он все еще надеется, что я передумаю и пойду за него…

Мита заправила выбившуюся прядь за ухо и вздохнула. О скандале, который разразился после смотрин в их доме, знали немногие, но Мита отчетливо слышала каждое слово. С того дня Казир перестал вмешиваться в отношения Милена и Зеры: не подталкивал их друг к другу, но и не препятствовал попыткам сына столяра.

— Ты прости, что я к тебе постоянно, — пробормотала Зера себе под нос и еще сильнее закуталась в платок. — Из-за этого Милен и к тебе лезет, гадости говорит…

— Брось. Мне его дружба не нужна. И пусть что угодно говорит, мне то что?

Мита отвернулась и закусила губу. Она лукавила. На самом деле травница переживала, что Милен станет разнюхивать и, не приведи боги, начнет следить за ее домом. После истории с волчонком ей стало казаться, что он подозревает ее в связях с волколюдами и ищет способ разоблачить. А свои обращения по ночам она не контролировала до сих пор.

— Ты в последнее время изменилась, — заметила Зера. Мита похолодела. — Раньше тебя так волновало чужое мнение, а теперь ты отмахиваешься от него так просто…

— Правда? — Травница натянула улыбку.

— Ты стала решительнее и как будто… жестче. — Зера сверлила взглядом ее спину. — Я заметила это еще тогда, на равнине, когда мы прятали того волчонка — как ты парней наших обругала! Не переживай, нынешняя ты мне даже больше нравишься. Давно мы так не проказничали с тобой, ведь ты как выросла, стала слишком мнительной.

— То есть, такие перемены тебе по душе? — тихо спросила Мита.

— На самом деле — очень, — хихикнула она. — Но всем остальным это может не понравиться — ты же такая примерная, хозяйственная, добрая и покорная, всем без конца помогаешь…

— Покорная… — эхом повторила за подругой травница. — Примерная хозяйка и хорошая жена, да? Ну его.

— Вот именно, — услышала она вдруг знакомый голос, — ну его. Со зверолюдами жить будет лучше.

Митьяна едва не подпрыгнула и резко обернулась, да так, что Зера и сама шарахнулась в сторону. На заборе, переминаясь с лапы на лапу, сидел угольно-черный ворон и довольно крутил головой.

— Так вот как вы тут живете, — довольно протянул он, изучая глазами-бусинками избу охотника. — Интересно. Давненько я в деревни не залетал, все в городах в основном.

— Мит, ты чего? — с опаской спросила Зера, не сводя взгляда с ворона. — Это же просто ворон… верно?

Мита едва сдержалась, чтобы не заорать и не замахать руками.

— А, забыл совсем, люди же нас не слышат. — Ворон раскрыл клюв и растопырил крылья. Выглядело это так смешно, что Зера невольно захихикала.

— Чего это он?

— Ничего. Сокрушается, что мы его не слышим, — буркнула Мита. — Я… знаю этого ворона. Мы в лесу встречались.

— В смысле — знаешь?

— Может, мне перекинуться? — предложил ворон.

— Не вздумай! — прошипела Мита.

— А? — не поняла подруга.

— Знаешь, так разговаривать неудобно, — заявил ворон и махнул крылом в сторону корзины с бельем. — Почему бы тебе не дать мне какую-нибудь простыню?

— Ми-ита-а! — протянула Зера. — Что происходит?

— Он вранолюд, — сдалась травница. — Я не знаю, зачем он здесь, но, видимо, хочет поговорить.

Она подошла к забору и окинула взглядом дорогу. Никого не было: ни деревенских, ни нежеланного свидетеля вроде Милена.

— Я проверял, чисто, — отозвался ворон.

— Пойдемте все в дом, — предложила Мита. — Отец сейчас уйдет к старосте, тогда и поговорим. И… — она закусила губу. — Зера, мне нужно тебе кое-что рассказать.

* * *

Митьяна загнала ворона на чердак, а сама села на скамью у печи. Зера, немного помедлив, скинула платок и, скомкав его, уселась рядом.

— Надеюсь, то, что ты хочешь рассказать, объяснит, откуда ты знаешь этого… вранолюда? — заговорила она. Слово ' вранолюд ' прозвучало неуверенно, будто Зера сама не верила в их существование. — Мать Иина… он и правда вранолюд?

— Правда.

— Я думала, это такая же сказка, как и котолюды.

' Котолюды — не сказка ', — хотелось возразить Мите, но она смолчала.

— Ты так говорила с ним, как будто он тебя понимал. И ты его… Ты понимала, о чем он говорит? Мит, скажи, в чем дело?

— Помнишь, — помедлив, начала травница, — как я ходила за ягодами для Келара?

Набрав в грудь побольше воздуха, она рассказала Зере все. И то, что ушла дальше положенного. И что встретила там Лика и что он ее укусил — случайно, разумеется. Она задрала рукав рубашки и показала подруге два тонких шрама, едва заметных, оставшихся после того дня. А потом, выждав немного, призналась, что теперь может обращаться в волка.

Зера не проронила ни слова. Она сжимала в руках платок и не поднимала глаз. Внутри Миты разрастался страх. Зера боится ее теперь? Презирает? Или что?

— Все-таки рассказала, — протянул голос с порога.

Зера вскинула голову и во все глаза уставилась на худощавого парня с копной черных волос. Рубашка Гидера висела на нем мешком, как и штаны.

— Большевата, — зааметил он, поднимая руки. — Но так лучше, чем совсем нагишом.

— Уж конечно… — пробормотала Мита. — Зера, познакомься — это Тир.

— Полное имя Тиррландан, — представился вранолюд. — Но все, кроме моих сородичей, зовут меня Тир, потому что иначе язык сломаешь. Чего вы так уставились, девочки? Митьяна, ты как будто зверолюдов в человеческом обличье никогда не видела.

— Тебя — нет.

— А, точно. — Он лукаво улыбнулся и подмигнул ее подруге. — А тебя, милая, Зерой зовут? Очень приятно.

— Ага… — растерялась девушка. На ее щеках заиграл румянец.

На какое-то время в комнате повисла тишина. Тир переводил взгляд с травницы на ее подругу, а те никак не решались посмотреть друг на друга.

— Я могу выйти, а вы пока договорите, — предложил он.

— Почему ты мне раньше не рассказала? — тихо спросила Зера.

Митьяна поджала губы и съежилась.

— Прости… я не знала, что ты скажешь. Представляешь, что будет, если в деревне узнают?

— А почему тогда сейчас сказала? Могла бы выдумать что-нибудь.

— Я не хочу держать от тебя секретов. Мне самой было тошно от того, что обманываю. Да и первое время я сама в себе разобраться не могла.

— Теперь-то ясно, почему Милен тебя так раздражает! — осенило Зеру.

Мита криво улыбнулась.

— Признаться, иногда мне хочется пришибить его.

— Девушки, милые, погодите, — перебил их Тир.

Он ловко запрыгнул на печь — из-за мешковатых одежд казалось, будто он взлетел, — и свесил ноги.

— Какой-такой Милен? Что я пропустил, пока был дома?

Зера с охотой рассказала ему про смотрины и гостей. Тир слушал, подперев голову кулаком, и недовольно цокал языком.

— Дело-то пахнет жареным, — вздохнул он. — Я передам Лику и Рууману, в чем дело.

— Рууману? — нахмурилась Мита.

— Ах да, я же не сказал. Глава клана вернулся. Поэтому я и прилетел.

Тир засунул руки в карманы и пожал плечами.

— Рууман хочет тебя видеть.

Травница оцепенела. Зера вскочила с места, и ее платок соскользнул с колен на пол.

— Видеть? Зачем? Что она сделала?

— Зера, — покачала головой Мита, — это из-за того, что я теперь волколюдка… Стой. Погоди. — Она повернулась к вранолюду. — Глава клана знает?

— У вас дни откровений просто, — хмыкнул Тир. — Лик рассказал все отцу. Не смотри на меня так, он бы не смог молчать. Не имеет права, понимаешь? Пусть Лик и не последний в клане, перед главой он все равно что щенок.

— И что он сделает? — упавшим голосом пробормотала Мита.

— Откуда я знаю? Меня просто направили предупредить. Рууман не торопит, он понимает, что тебе нельзя перед деревней раскрываться. Но не тяни. Он этого не любит.

Тир соскочил с печи и взмахнул руками, словно крыльями. Мита подумала, что он, наверное, много времени проводит в вороньем обличье. В его походке и жестах чувствовалось что-то птичье. Зера следила за ним с явным любопытством, но Мите в этом взгляде почудилось нечто большее.

— Я тут, возможно, задержусь на несколько дней, — поделился вранолюд, а потом неожиданно подмигнул Зере. — Так что еще увидимся. Есть еще что передать клану? Пока я добрый, отдохнувший и готов поработать почтовым вороном.

Зера зарделась и отвернулась. Губы Митьяны непроизвольно растянулись в улыбке.

— Если можешь, передай, что завтра утром мой отец будет в лесу. Он хотел рассказать ровно то же, о чем ты узнал сегодня, но я не могу предупредить его об этом, сам понимаешь. Да и они с Дирком пока не знают, как избавить деревню от влияния столяра.

— Поверить не могу, что наши так легко послушали его… — вздохнула Зера.

Тир наклонил голову на птичий манер.

— Я понял. Что ж, до встречи, красавицы.

Прямо на глазах Тир стал уменьшаться в размерах. Когда Зера наконец осмелилась вновь посмотреть на вранолюда, на полу осталась лишь кучка одежды. Девушка ойкнула и вцепилась пальцами себе в косу, когда оттуда, отряхивая перья, выбрался ворон. Он каркнул, расправил крылья и вылетел в открытое окно.

Некоторое время подруги молчали. Затем Мита встала, подняла одежду с пола и прижала к груди.

— И как ты… теперь ко мне относишься? — тихо спросила она у Зеры.

Та пожала плечами.

— Как-как? Да как всегда. Знаешь… — Она подошла к Митьяне и взяла ее за руки. — Какая мне разница — человек ты или нет? Ты осталась Митой. И я буду помогать тебе, чем смогу.

— Зера… — На глаза травницы навернулись слезы. — Спасибо…

— Как смотришь на то, чтобы приготовить сытный завтрак? — улыбнулась подруга. — Твой отец ведь не ел еще? Самое время его порадовать.

Зера подошла к окну и выглянула наружу.

— Знаешь, а этот вранолюд очень даже мил…

Глава 23 Гидер

Лес чувствует страх и всегда знает, с благими ли намерениями приходишь или же враждебными. Перед ним нельзя показывать слабину, иначе он не выпустит тебя, погребет под корнями или скормит зверьям, которые всегда охочи до свежей крови.

Из охотничьих записок, найденных в одном из домов бывшей деревни Альрикан

Х514 год, 20 день месяца Зреяния

Гидер переложил арбалет в другую руку и оперся о еловый ствол.

Лес был тих и неприветлив. Охотник бывал в нем множество раз и видел всякое, но такую враждебность ощущал впервые. Казалось, будто каждый корень, куст, каждая ветка намеревались помешать ему двигаться и отовсюду его кололи злобные взгляды.

' Уходи! '

' Ты здесь чужой… '

Гидер шагнул вперед и помянул дамнаров: рука, которой он держался за ствол, перепачкалась в смоле и теперь липла ко всему, чего он касался. Чем глубже он заходил, тем меньше ему хотелось двигаться дальше и тем сильнее становилось желание повернуть обратно.

Утро выдалось пасмурным, и воздух все еще сохранял ночной холод. Поднявшийся над рекой туман стелился по округе и, хоть время близилось к полудню, даже не думал таять; он был настолько густым, что обесцветил многолетние ели, обычно насыщенно зеленые. Порой, спускаясь в низину, Гидер чувствовал себя слепым щенком, который случайно выбрался из-под брюха матери и теперь не знал, куда податься.

Ни звуков, ни запахов. Лишь зловещая тишина.

Гидер был уверен, что волколюды уже знают о его приближении. Его рука сжимала арбалет и немного дрожала от волнения. Охотнику было не по себе. В лес он вошел без разрешения главы клана, и, если кто-то увидит его, может как отправить домой, так и убить. Он про себя молился всем богам, которых знал, чтобы на его пути попался Лик или Рууман, но не верил в свою удачу.

Мужчина прошел вдоль границы леса, держась тени деревьев, и вышел к берегу. Туман здесь клубился, как облака, но сквозь него проникали солнечные лучи, кое-где сияя неяркой радугой. Гидер невольно залюбовался и ненадолго остановился, наслаждаясь красотой, затем поправил ремень куртки и двинулся вдоль реки. Сапоги скользили по влажной глине, и ему приходилось шагать осторожно, чтобы не упасть.

— Странно, — пробормотал он. — Почему здесь никого?..

Когда вечером восемнадцатого дня Зреяния Дирк позвал Гидера к себе, то был мрачнее тучи. Охотник и сам прекрасно понимал — дело в столяре. Пойти против Варлама означало разозлить его, а это все равно, что помахать князю ручкой и прокричать: ' Сюда, здесь, в лесу, полно волчьих магов! ' Он прекрасно понимал Дирка, который всеми силами старался избежать такого исхода. Резня — последнее, чего Гидер хотел бы для этих земель. Пускай он не родился здесь, но дремучий лес Лииш и далекие горы Кира-Нор любил как родные.

Ради этого он сегодня рисковал собой и лез туда, где ему находиться не следовало. Ничего лучше они с Дирком придумать не смогли. Если оставить как есть, может вернуться Рууман, а встречу он назначит сам, невзирая на обстоятельства. Если же послать весточку на опушку, как делали до этого, Лик придет в деревню за подробностями и неизвестно, чем это кончится. Значит, нужен вестник, который рассказал бы зверолюдам, что происходит.

Гидер вызвался сам, преследуя при этом разом двух зайцев: и с кланом встретиться, и успокоить Варлама, который жаждал волчьей крови и требовал, чтобы охотник показал волколюдам их место.

' Сплошные хлопоты от этих гостей ', — недовольно подумал Гидер, пробираясь через валежник. Чтобы хоть как-то успокоиться, он стал едва слышно напевать мелодию колыбельной, которой его покойная жена убаюкивала маленькую Миту.

По расчетам Гидера, он должен был встретить воинов клана еще на границе с равниной. В это время кто-нибудь обязательно совершал обход: он знал это, потому что Рууман сам его предупреждал. Но сегодня все было иначе. Гидер поднялся выше по течению, зашел дальше, чем ему позволялось на охоте — но ему навстречу до сих пор никто не вышел. От волнения у него дрожали пальцы и арбалет трясло. Наконец Гидер рассеянно подумал, что в один момент вложенная стрела сорвется в полет, спущенная неосторожным движением, и вынул ее.

Время близилось к полудню, и Гидер не мог отделаться от чувства, что с лесом что-то не так. В каждом звуке ему чудились шаги, любой птичий крик казался ужасным предзнаменованием. Туман отступил, но деревья все так же молчали, словно сама жизнь, текущая по их могучим стволам, замедлила бег.

Когда от хрустнувшей под ногой ветки в чаще раздался шум, сердце Гидера едва не выскочило из груди. Молодой олень мелькнул между деревьями и скрылся из виду, оставив охотника в недоумении. Мужчина замер, силясь унять грохот в ушах, а затем огляделся. Заметил тусклый блеск хищных глаз в тени. Лисица.

А дальше взгляд стал цепляться за оставленные на земле следы.

Оленьи. Заячьи. Волчьи. И все свежие. Внутри Гидера разгорался привычный ему охотничий азарт, вот только он был некстати. Простое зверье побаивалось волколюдов, поэтому клан Лииш отводил Гидеру специальные дни для охоты, чтобы не распугивать своим присутствием добычу. Раз зверье бродило по лесу без страха, значит, хозяев леса здесь не было. А это означало, что Гидер мог встретить и других хищников.

' Может, стоит вернуть стрелу?.. ' — подумал он. Не хватало еще, чтобы его загрыз обычный волк или медведь.

Вскоре охотнику надоело ходить вдоль границы, и он нашел местечко неподалеку от оврага и решил сделать привал. Еды с собой он не прихватил, у него была лишь вода, которая стремительно кончалась. Нужно было добраться до родника, вот только для этого пришлось бы забраться глубже в ельник, к чему Гидер не был готов.

По дороге мужчина нашел небольшую поляну, на которой в рассеянных лучах солнца нежились кустики лесной земляники. Набрав горсть ароматной ягоды, покрасневшей только с одного бочка, он сложил ее в небольшой мешочек на поясе — хотел отнести Митьяне. Живот урчал, требуя чего-то съестного, и Гидер с трудом сдерживался, чтобы не приговорить собранную ягоду. Останавливало его лишь то, что маленькой горстью он все равно не наестся, только аппетит раздразнит. Хотелось как можно скорее найти волколюда, хоть какого-нибудь, а затем вернуться в деревню — Мита обещала сварить щи из остатков кислой капусты в погребе. От одной только мысли о горячем наваристом бульоне рот наполнялся слюной.

После небольшого отдыха Гидер направился в самую гущу леса. Небольшой родник протекал севернее, в паре верст от плато Авент, и почти сразу впадал в реку. На него охотник натыкался лишь единожды, когда едва не заблудился в лесу. Тогда Рууман, выведший его к равнине, ясно дал понять, что территории на севере полностью принадлежат волколюдам и людям там делать нечего. С тех пор он даже не пытался подниматься по течению выше порогов.

Сейчас такой дерзкий шаг казался Гидеру единственным способом встретить кого-то из клана. Он шел вперед уверенно, но теперь его рука то и дело тянулась к снятой с арбалета стреле. Чем глубже он заходил, тем выше и толще становились ели и тем плотнее переплетались их ветви. Вскоре охотник обнаружил, что в эту часть леса солнечные лучи почти не проникали.

Волколюды так и не появились.

Перед ним словно из ниоткуда появился большой, наполовину заросший овраг. Гидер, засмотревшись на кривую ель, вокруг которой, как ему показалось, раскинулась поросль кислицы, оступился и зацепился ногой за выпирающий из земли корень. Арбалет вылетел у него из рук, сам он попытался ухватиться за растущий рядом папоротник и вырвал его с корнем. Гидер заскользил по траве и упал в овраг лицом вперед, ощутив, как хрустнула застрявшая лодыжка. Левая нога взорвалась болью, заставив мужчину стиснуть зубы и застонать.

' Отлично… — подумал он про себя, шипя сквозь сомкнутые челюсти в попытках унять плясавшие перед глазами точки. — Не хватало еще ногу тут сломать '.

Сверху раздалось хриплое карканье. Гидер с трудом повернулся на бок и задрал голову, силясь разглядеть сидящего на ветке кривой ели ворона. Птица не выглядела угрожающе, но отчего-то по спине охотника побежали мурашки: его взгляд был таким пронзительным и внимательным, что бросало в дрожь.

Гидер приподнялся на руках, перевел дух и попытался дотянуться до злосчастного корня. Корень был наполовину утоплен в колючей подстилке из еловых иголок, и там, где охотник оступился, виднелась небольшая ямка. Похоже, там просела земля, а он не заметил и ступил на обманчиво твердую почву. Ухватившись за скользкий корень, Гидер подтянулся и снова зашипел: хоть лодыжка и не выглядела сломанной, растяжение или даже надрыв связок ему обеспечен. Охотник осторожно вытащил ногу из западни, не удержался и скатился на самое дно оврага. По ноге прошлась волна острой боли, заставив Гидера согнуться пополам и ухватиться одной рукой за голенище сапога.

Отдышавшись, Гидер сел и медленно стянул сапог с левой ступни, что стоило ему немалых усилий. Затем размотал портянку и внимательно оглядел ногу. Сустав опух и стал почти вдвое больше; охотник с тоской подумал, что обратно он сапог не наденет и было глупостью его снимать. Впрочем, решил он, лучше оценить повреждения и придумать способ обездвижить раненую ногу. Тогда он доковыляет до границы леса и сможет вернуться домой — о встрече с волколюдами больше не могло быть и речи.

Снова раздалось карканье. Ворон спрыгнул на ветку ниже и повертел головой, как будто пытался разглядеть охотника поближе.

— Чего тебе? — пробурчал Гидер, но не со злости, а чтобы подбодрить себя самого.

Ворон сел ровно и распушил перья. Враждебным он не выглядел.

— Глупо выгляжу, наверное. Как дурак, хожу по лесу, нарываюсь на неприятности. А все из-за упрямого столяра, чтоб его…

В ответ Гидер услышал согласное ' кар '. Ворон сорвался с ветки и приземлился на краю оврага, свесив голову вниз. Его крылья смешно встопорщились — с их помощью он балансировал на краю.

— Надо выбираться… — пробормотал себе под нос охотник.

Он нащупал рукой старую ветку, проверил ее на прочность и попытался встать. Ветка треснула. Пришлось ее отложить и поискать другую. Так повторилось несколько раз, и все это время ворон внимательно наблюдал за ним,. Затем он каркнул и поднялся в воздух. Не успел Гидер моргнуть, как ворон пропал из виду, затерявшись среди еловых ветвей.

* * *

Когда в гуще леса снова что-то зашевелилось, Гидер уже почти выбралсяиз оврага. Охотник ненадолго застыл, вглядываясь в темный ельник, затем сделал последний рывок: зацепился палкой за корень, подтянулся и сел на край. Арбалета своего он так и не нашел, а потому, заметив, как качаются ветки, потянулся к ножу на поясе.

Громкое ' кар-р ' огласило округу, и Гидер вздрогнул. Из-за еловых лап показались волчьи морда и лапы, и во рту у него пересохло.

' Искал встречи — вот и нашел… ' — подумал он, стиснув пальцами рукоять ножа.

Волколюд подошел к краю оврага и смерил охотника взглядом. Он не выглядел злым или раздраженным — скорее усталым. Его рыжеватая морда выражала смирение, с которым родители застают детей за очередной проказой. Гидеру даже показалось, что выглядел волк неважно: в его стойке не чувствовалось угрозы, шерсть казалась тусклой в тени деревьев, а глаза не горели тем янтарным светом, который отличал любого волколюда от обычного зверя.

Волк заворчал и в один прыжок перемахнул через овраг. Гидер попятился и уперся спиной в ствол.

— У меня не было никакого дурного умысла, — пробормотал он. Его рука все так же сжимала рукоятку, но он не торопился извлекать лезвие из ножен. — Мне нужно было передать сообщение.

Волк фыркнул и дернул ушами. Что-то в выражении его морды показалось Гидеру знакомым, и тогда его осенило.

— Лик? — осторожно спросил он.

Зверь согласно склонил голову.

— Мать Иина… — облегченно выдохнул Гидер. — Я уже не надеялся.

Из горла Лика вырвалось низкое рычание. Он оскалился и подошел к охотнику вплотную.

— Знаю, я не должен был. Но послушай, у нас гости…

Пока были силы, Гидер торопливо объяснял волколюду ситуацию. Лик на некоторое время перестал рычать и молча выслушивал мужчину. Когда тот закончил, он кивнул, показывая, что услышал и донесет эти сведения до клана. После чего потянулся зубами к его руке и схватил за рукав куртки.

— Я не могу встать сам, — объяснил Гидер. — Нога… я пока не знаю, что с ней, кажется, вывернул или чего похуже…

Лик фыркнул и подставил ему плечо. Помедлив, Гидер ухватился за холку и поднялся на здоровой ноге.

— Боюсь, даже так я не дойду. Извини, что доставляю хлопоты.

Волколюд махнул хвостом, мол, ничего страшного. Затем скосил глаза на свой бок и приглашающе кивнул.

— Залезть на тебя? — охнул охотник. — Шутишь?

Рычание было ему ответом, и он не стал противиться.

— Хорошо… Буду признателен, если подбросишь меня до равнины.

Глава 24 Лик

В своих трудах Капан Гайрих описывал так называемый cice qui soneter des de taicuna, что дословно переводится как ' цикл от вечного сна к встрече после рождения '. Этот цикл связан с фазами луны и совпадает с днями, когда луна полностью исчезает с небосвода. Согласно исследованиям Гайриха, в это время физиология волколюдов меняется и приближается к человеческой, из-за чего им становится трудно поддерживать звериный облик.

Выдержка из зачетной работы студента академии Куубер по теме «Магические и физические способности волколюдов»

Х514 год, 20 день месяца Зреяния

Лик мысленно ругался всеми словами, которые знал. Охотник с больной ногой был не лучшим наездником: он не мог как следует сжать ногами его бока и, чтобы не упасть, что есть силы цеплялся за мех на загривке. Держался он неплохо, но боль, которую он испытывал, Лик чувствовал всем нутром. Надо было поспешить в деревню — сейчас не время для пробежек в зверином обличье.

Лик старался двигаться осторожно, медленно, не тревожа раненого. Он многое хотел сказать Гидеру о его бездумных походах в лес, но умом понимал: про встречу Миты с Тиром охотник не знал, а значит, ему неоткуда было знать и о том, что главе клана уже известно о происходящем.

— А чего ты ожидал? — фыркнул Тир, который все это время держался над ними. Он перепрыгивал с ветки на ветку, стараясь подстроиться под медленный шаг друга. — Чем дольше вы будете скрывать правду о Митьяне, тем больше проблем соберете.

— Как будто я не знаю, — огрызнулся Лик. — Может, еще и решение предложишь, умник?

— Не суетись, — ничуть не обиделся ворон. — Я понимаю, погода не ахти, фаза луны не та…

Волк зарычал.

— Я к тому, что надо бы как-то аккуратно поведать о случившемся охотнику и старосте деревни, — не отступал тот. — Митьяна уже рассказала своей подружке.

Лик споткнулся и едва не кувыркнулся вперед. Сидящий на его спине Гидер охнул.

— Что-то случилось? — осторожно спросил он.

Волколюд помотал головой, мол, все в порядке, и гневно уставился на Тира, радуясь про себя, что охотник их не слышит.

— Почему ты мне сразу не сказал?

— Тебе вчера было не до этого. Вы вчера с этим новолунием носились, как на пожаре…

— И что Зера? — перебил его Лик.

— А что? — Ворон нахохлился и спрыгнул на ветку ниже. — Нормально она. Ну, побурчала немного, что Мита ей не рассказала сразу. А в целом…

— Хоть так… — Лик облегченно выдохнул. — Но все равно, рассказывать Дирку… В любом случае, это решать отцу.

— Да, я погляжу, с его возвращением ты стал перекладывать на него всю ответственность, — хмыкнул Тир.

Сын главы заворчал в ответ.

— Ты и сам прекрасно знаешь, что все решения сейчас принимает он. Не придирайся к словам.

— Ну да. Тебе и об охотнике рассказать стоило. Чего ты сорвался?

— Предлагаешь его бросить? Сам-то чего тогда рассказал мне?

Тир не ответил и поднялся выше.

Лик вышел из ельника в более светлую часть леса и по привычке огляделся. Впрочем, никого из клана здесь и не должно было быть. Сегодня ни один здравомыслящий волколюд не высунет носа из поселения. А в собственном здравомыслии Лик стал сомневаться еще седьмицу назад.

— Если бы с ним что-то случилось и он не вернулся в деревню, было бы хуже, сам знаешь, — наконец, отозвался ворон. — На самом деле я был уверен, что ты отнесешь его домой. А вот в то, что Рууман ради него согласился бы рисковать кем-то из клана — сомневаюсь.

— Тут даже я не скажу, как поступил бы отец, — признался Лик. — Думаю, он бы послал меня. Ты правильно сказал, речь идет о мире между нами и людьми, пусть и шатком.

— А ты сам ради мира, что ли, стараешься? — не удержался от колкости Тир.

Лик дрогнул ушами и наморщил нос.

— Тебе какое дело?

— Митьяна, — довольно заурчал друг.

— Лучше предупреди отца и Тайру, что я вернусь позже, — проворчал волк. — Я дальше сам справлюсь.

— Уверен?

— Переживу. Беспокоиться будешь, если я не вернусь до заката.

— Как скажешь…

Ворон расправил крылья, каркнул напоследок и в мгновение ока скрылся в густом ельнике. Гидер стиснул шерсть на холке Лика.

— Значит, это ворон привел тебя ко мне, — сказал он волколюду.

Лик согласно кивнул и потрусил к опушке.

* * *

На опушке Лик принял непростое решение: увидев, что Гидер не может наступить на больную ногу, он рычанием приказал ему залезть обратно на спину.

— Дальше я сам… — пробормотал охотник и оглянулся в поисках палки. — Тебе нельзя в деревню…

В ответ на это Лик заворчал и навалился на него плечом, заставляя потерять равновесие и схватиться за волчий мех. ' Еще чего, — подумал он. — Ползти, что ли, собрался? ' Лик дождался, пока Гидер вернется ему на спину, довольно фыркнул и потрусил прямиком через равнину.

Солнце клонилось к горизонту, постепенно наливаясь алым. Золотистые лучи пробивались сквозь редкие облака и бликами играли на воде; травы казались вырезанными из солнечного света. Лик напряженно вглядывался в кромку леса, за которую опускалось солнце. Еще немного — и удерживать обличье зверя станет трудно. Надо поскорее доставить охотника в деревню и убраться восвояси.

Уже на подходе к деревне чуткие уши Лика уловили гул людских голосов. Деревенские ожидаемо забеспокоились, что Гидер задержался в лесу: по его словам, он должен был вернуться к обеду, а появился лишь к вечеру. Подушечками лап Лик чувствовал людские шаги. Их было много; казалось, вся деревня собиралась на окраине, чтобы встретить Гидера и незваного гостя. Он бросил взгляд на охотника: тот был бледен.

— Не стоит тебе показываться в деревне. Люди не поймут.

Лик уже не слушал его. До его лап и ушей донеслись знакомые шаги, и он поднял морду. Ему навстречу бежала Митьяна, размахивая руками; ее длинная коса хлестала по бокам и спине. На лице застыло выражение ужаса. Он ускорил шаг, игнорируя очередной стон Гидера, и вскоре оказался прямо перед ней.

— Лик? О, боги! — ахнула она. — Отец! Что случилось?

— Пустяки, — просипел он. — Упал. Только и всего.

— Что-то с ногой, — оповестил ее Лик. — На перелом не похоже, но я не знахарь. Тебе виднее будет.

Мита побледнела.

— Боги… Нужно уложить его, проверить, цела ли кость, возможно, лишь трещина… — Травница бормотала себе под нос, тем самым успокаивая себя. — Потом наложить крепкую повязку и обездвижить…

Лик ткнулся носом ей в плечо.

— Перелом не открытый. Не переживай, все срастется как надо.

Руки у Митьяны дрожали, и она вцепилась ими в косу.

— Давай его мне, я отведу.

— Еще чего. Ты не удержишь. Я донесу.

— Лик, но деревня…

Он глухо заворчал и прошел по грунтовой дороге, ловя на себе взгляды деревенских. Кто-то ахнул, кто-то начал молиться богам. У кого-то тряслись колени при виде зверя, кто-то сжимал кулаки в бессильной злобе. Но никто не решался заговорить. Все лишь молча провожали их взглядом до калитки в дом Миты.

— Кто-нибудь, помогите! — попросила травница, стаскивая отца с волколюда.

Но никто даже не подался в ее сторону.

Лик начал закипать. Внутри него бурлила ярость, и она подстегивалась болью, которая отдавалась в каждой мышце его тела. Обличье зверя переставало быть безопасным. Если промедлит, то схлопочет кучу проблем.

Но бросить Миту сейчас он не мог.

— Я же говорил, — раздался юношеский голос, — что их семья с ними в сговоре?

Этот голос Лик слышал уже не раз, но его обладателя видел впервые. Парень оказался высок, крепко сложен, его русые волосы были перетянуты кожаным шнурком и собраны в хвост. Вокруг него собирались люди, а сам он смотрел на Митьяну с ненавистью. Лик сразу понял, что именно он руководит настроением толпы.

— Милен, — прошептала Мита, — что ты такое говоришь?

— Вас не удивляло, что охотник Гидер и его дочь то и дело ходили в лес, но волколюды никогда их не трогали? — продолжал юноша. — Они давно спелись. И вот! Вот чем платят эти чудовища за доверие — ранят, а затем притаскивают в деревню, чтобы показать свое превосходство.

— Что за чушь ты несешь? — просипел Гидер.

— Перестань, Милен, — взмолилась Мита. — Лик ничего плохого не сделал. Он всего лишь помог моему отцу вернуться из леса.

— Значит, знаешь его, — прищурился тот. — И даже по имени.

— Он недавно сопровождал меня, когда я собирала травы в лесу, — не сдавалась она.

— Он договорится — и я пущу в ход зубы, — мрачно пообещал Лик.

— Перестань! — Волк не понял, кому предназначалась эта фраза. Мита встала между ним и Миленом. — Повторяю: он помог моему отцу. Принес в деревню. И сейчас он уйдет.

— А чего это ты выгораживаешь его, Митка? — нахмурился детина с мощными руками и квадратным лицом. Он держался позади Милена и теперь гневно взирал на травницу из-под густых бровей. — Как и волчонка тогда. За кого ты? За нас — или за них?

Лицо Миты стало белее снега.

— Баал… я не…

— Да разве не видно? — завизжала какая-то пухлая женщина из толпы. — Аозар ее попутал! Спелась с дамнарскими отродьями! Гнать ее!

— Да вы что же, — потрясенно прошептал Гидер, — с ума посходили?

— Не нужна нам такая знахарка!

— И травы поди, травы набранные — тоже все нечистыми прокляты.

— И тебе мы доверили жизнь?

— Признавайся, Митьяна, — процедил Милен, — ты хотела отдать всю деревню на растерзание волкам?

На месте травницы Лик бы уже давно взорвался и перекусал всех, кто находился в досягаемости. Но Мита не могла вымолвить и слова. Только невидящим взглядом смотрела на тех, кого совсем недавно считала своими односельчанами, готовыми помочь и поддержать, и кто в одночасье встал против нее. На первый камень, брошенный в ее сторону, она никак не отреагировала. Второй угодил ей в руку, и она вздрогнула и прижала ее к груди.

Зверь внутри Лика взвыл от ярости. Тело снова свело судорогой, и только это удержало волколюда от того, чтобы броситься на толпу.

Гидер заговорил снова, но слишком тихо, чтобы обезумевшая толпа его услышала. Мита упала на колени и закрыла голову руками. Камни посыпались градом; когда они закончились, толпа взялась за черенки от лопат, граблей, вил и снова набросилась на бедную девушку. Волколюд рванулся вперед и заслонил ее собой. Палки ударились о его спину, плечи; одна попала по морде, и он зарычал. Люди отпрянули, но ненадолго. Мужчины, вышедшие вперед, перехватили вилы и лопаты поудобнее и двинулись на волколюда.

Лик зарычал громче и наклонился, чтобы прикрыть головой скорчившуюся на земле Миту. Травница тихо рыдала, уткнувшись в его лапы, и это приводило его в ярость. Тело вновь заныло, и Лик подумал, что долго он не протянет, еще немного — и обернется.

— Положим этому конец!

Лик поднял глаза и безошибочно нашел в толпе Милена, который забрал у кого-то черенок. Их взгляды пересеклись, но юноша даже не дрогнул.

— А ну, прекрати!

Волк навострил уши. Голос принадлежал Зере, подруге травницы. Девушка налетела на Милена и вцепилась руками в черенок.

— Что ты себе позволяешь?

— Зера, отойди, — прошипел Милен. — Я не хочу тебя задеть.

— Это ты отойди, дерьмо ты козье!

Если бы Лик был человеком, он бы присвистнул. Конечно, деревенских девок не учили манерам, но подобную грубость не позволяли даже им. Милен тоже не ожидал от нее такой дерзости и на мгновение выпустил черенок из рук. Зера тут же воспользовалась случаем и отпрыгнула с ним назад.

— Приперлись тут, понимаете ли! — со слезами в голосе закричала она. — Сначала эти позорные смотрины устроили. Потом стали свои порядки наводить. Всю воду перемутили, людям головы запудрили. А вы? Пилар, Баал? У вас своя голова должна быть на плечах, а вы в рот ему заглядываете!

Один из парней с копной соломенных волос, стоявших поодаль, пристыженно опустил голову. Лику казалось, он его уже видел на равнине — кажется, пастух, приглядывающий за коровами.

Мита, прижавшаяся к лапам волколюда, наконец, перестала трястись и села. Ее лицо было перемазано землей, а слезы продолжали течь, оставляя на щеках светлые дорожки.

— И вообще, — продолжила Зера гневно, — боитесь зверолюдов — так и не приходите к нам. Чего, спрашивается, в Кайсуге своей не сиделось?

— Никогда бы не подумал, что наши способны на такое, — выдохнул Гидер, который кое-как встал, опершись о забор.

— Зера, еще раз говорю тебе, отойди, — попытался уговорить девушку Милен. — Сзади тебя волколюд, он же тебя…

— Не кинется! — отрезала она. — Потому что он защищает мою подругу от вас, безумцев! А значит, я ему не враг!

С каждой секундой Зера нравилась Лику все больше. Он шагнул вперед, ткнулся носом ей в локоть и тут же пожалел об этом — лапы застыли и боль прошила их от подушечек до самых плеч. Зера вздрогнула и медленно повернулась. В ее глазах плескалась решимость вперемешку с ужасом.

— Отойди от нее! — взревел Милен и замахнулся палкой.

Лик зарычал.

Зера бросилась ему наперерез, и дерево ударилось о девичью руку. Она вскрикнула и прижала ушибленные пальцы к себе. Милен застыл, выронил палку и попытался подойти к ней.

— Зера… прости, я не хотел…

— Вали отсюда! — Слезы брызнули из ее глаз.

— Э, Зеру-то не трогай! — возмутились в толпе.

Кто-то толкнул Милена в бок, и тот повалился на землю. Парнишка с соломенными волосами встал перед Зерой и воинственно задрал подбородок.

— Что-то ты зарвался, — процедил он. — А ну, не трожь наших девок.

— Пилар… — прошептала Мита.

Травница поднялась на ноги, цепляясь руками за шерсть на спине Лика. Ушибленную руку она все еще прижимала к груди. Лик моментально потерял интерес к происходящему и помог ей встать.

— Спасибо… Спасибо тебе…

Волколюд уже не понимал, кого она благодарила — его, пастуха с соломенными волосами или Зеру. Это было не важно. Главное — она осталась цела и постепенно приходила в себя. Его голова уже почти не соображала: мышцы гудели и боль не стихала ни на мгновение. Волк с тоской подумал, как будет ломать его позднее. В ближайшие пару дней ему с постели не встать.

— Если вы так хотите, я уйду, — дрожащим голосом заявила Митьяна. — Уйду и не буду вам досаждать. Довольны?

Повисла тишина. Люди переглядывались, словно сами не могли решить, этого ли они добивались. Принять решение они не успели: громогласный крик старосты раздался над толпой:

— Какого дамнара здесь творится?

— Хвала богам, — прокряхтел Гидер. — Дирк.

Староста пробился сквозь толпу. На мужчин он прикрикивал, кого-то толкал в сторону; женщины расступались перед ним сами. Следом шел рослый широкоплечий бородач, лицом похожий на Милена. Завидев зверолюда, он выругался и ткнул в него пальцем.

— Волколюд? Видишь, Дирк, я говорил тебе, что ты дождешься и они заявятся в деревню?

— Заткнись, Варлам! — рявкнул Дирк. — Пока что староста здесь я! А тебе и твоему сыну слова не давали!

Лик встретился со старостой взглядом и прочитал в его глазах безмолвную благодарность. Это было последнее, что он увидел. Сознание будто разбилось на тысячи осколков; своего тела он больше не чувствовал, а потому не сразу понял, что падает на землю. В его ушах стоял тревожный крик Митьяны, а потом все погрузилось в темноту.

Глава 25 Митьяна

Пой, человек, спи, волк, пока нашей матери дома нет.

Вой, человек, не забудь, что ты волк и пред Луноликой дал обет.

Ночь пройдет, луна снова взойдет.

Мать волчьему телу силу вернет.

Из ритуальных песен волколюдов.

Х514 год, 20 день месяца Зреяния

Когда Лик завалился набок, Митьяна вскрикнула и подхватила его за плечи.

— Лик? Что с тобой, Лик?

Зера обернулась на крики подруги и в одно мгновение оказалась рядом.

— Что случилось?

— Я не знаю. Он вдруг упал и… боги, он весь дрожит!

Волка и правда трясло, как при лихорадке. Он заскулил, съежился и стал грести когтями землю. В уголках глаз травницы снова стали собираться слезы, но она резко вытерла их рукавом.

— Светлый наказывает его, — услышали девочки голос Варлама.

— Ведают боги, если ты и твой сын сейчас же не уберетесь из нашей деревни, я выставлю вас сам! — вскипел Дирк. — Я не потерплю, чтобы в моей деревне разводили смуту. А вы? — обратился он к жителям. — Это вас Аозар попутал, а не Митьяну. С каких это пор вы так легко ведетесь на любой бред? Пришли чужаки, стали заливать вам дерьма в уши — а вы и рады. Вас послушать — мирной жизни хотите. А сами чего творите? Захотелось волколюдам хвосты поджечь забавы ради?

— Так они первые пришли… — начал Нит.

— Лик не впервые приходит в деревню. И что, хоть раз он давал вам повод для склок? А сейчас он чем провинился? Глаза бы раскрыл да присмотрелся: Гидер повредил ногу и сам бы до деревни не дошел. Ты всегда был самым рассудительным в деревне, Нит. От тебя не ожидал.

— А чего ты от меня ждал? — огрызнулся он. — Что я буду молча стоять и смотреть, как дамнарское отродье топчется по нашей земле? Да и не я это начал.

— Но ты подхватил, — огрызнулся Гидер. — И вообще, не твоя ли жена первая камень бросила? Ривана совсем рехнулась после смерти дочери. Мита не виновата в случившемся, и нечего на нее бочку катить.

— Не смей так говорить о моей жене! — взревел Нит.

— Довольно, — прервал их перепалку Дирк. — А ну, расходитесь все, живо! Я потом с каждым поговорю наедине, а сейчас возвращайтесь к своим делам.

— Но Дирк, волколюд…

— Это уже не ваша забота! Быстро разошлись. Варлам, Милен, чтобы через полчаса духу вашего в деревне не было! Как вы через реку перебираться будете — не моя забота.

— Ты еще пожалеешь, что так обошелся с нами, Дирк, — процедил столяр. — Князь узнает, что здесь творится, и пришлет свою дружину. От леса и мокрого места не останется, а вас казнят за содействие магам.

— Магам? — переспросила Мита. — Вы шутите? Волколюды — не маги.

— Молчи, мерзавка! — зашипел Варлам.

— Вон, — отчеканил Дирк. — Мое терпение на исходе.

Варлам плюнул старосте под ноги и развернулся. Милен бросил последний взгляд на Зеру, и в его глазах промелькнула тень сожаления. Затем он поспешил вслед за отцом.

Тут внимание Миты привлекло поскуливание Лика. Девушка вцепилась в шерсть на его плече, а потом с удивлением обнаружила, как та исчезает из ее рук. Тело волколюда вывернулось и противно захрустело, и Зера вскрикнула и зажала рот рукой.

Лик превращался в человека.

Спустя несколько долгих секунд на колени травницы упало обессиленное человеческое тело. Мита повернула его лицом к себе.

— Лик, очнись. Лик!

Волколюда все еще лихорадило. Растерянная, Мита подняла взгляд.

— Я не знаю, что происходит. Не знаю, что делать!

— Надо занести его в дом, — решила Зера.

— Я помогу, — Пилар, который все же решил не уходить, присел рядом с Митой и закинул одну руку Лика себе на плечо. Дирк подхватил с другой, и вместе они потащили его к калитке. Гидер отступил, пропуская их вперед. Мита подошла к нему и протянула руку.

— Я сам дойду. — На губах отца появилась вымученная улыбка.

— Не дури. Не стоит нагружать ногу. Пойдем, я помогу.

* * *

Лика уложили на полати Гидера. Сам охотник расположился на печи, хотя Дирк отговаривал его, мол, куда, с больной-то ногой. Сдался он быстро: Гидер еще мог как-то передвигаться самостоятельно, а вот волколюд — нет. Затащить того на печь та еще задачка, да и Мите было бы неудобно за ним ухаживать. А о том, чтобы поднять волколюда на чердак, и речи не шло.

— Скажете Радии, когда Лик придет в себя, — попросил Дирк, когда уходил. — Пойду я разбираться с Варламом, да и остальных угомонить надо. Мита, не высовывайся пока наружу. Не могу ручаться, что на тебя не нападут снова.

— Я сбегаю, если что, — пообещала Зера.

Лик дышал тяжело и прерывисто. Его кожа была горячей, а на лбу выступила испарина. Мита схватилась за таз, чтобы принести воды, но ушибленная рука дала о себе знать — таз с грохотом упал на пол.

— Я схожу, — вызвался Пилар.

— Спасибо…

Пока пастух набирал воду, травница залезла на чердак, чтобы поискать там какие-нибудь травы, которые могли бы помочь. Вот только она не понимала, что именно произошло с Ликом. Внешне походило на лихорадку, но лихорадка ли это? Когда она впервые обернулась, чувствовала себя так же. Что-то произошло с его Зверем? Как ей тогда быть?

Когда она спустилась вниз, сжимая в руках берестяную коробку с можжевельником, Зера уже суетилась возле печи, нагревая воду. Пилар стоял в стороне, понурив голову.

— Я могу чем-то еще помочь? — спросил он, не глядя на травницу.

Мита покачала головой.

— Не знаю. Спасибо тебе в любом случае.

— Извини, — обронил он. — Я не хотел… я не знаю, что на нас всех нашло. Милен был таким красноречивым, так легко настроил всю деревню против вас… и я повелся. Прости меня…

— Не извиняйся. — Мита улыбнулась и потрепала парня по плечу. — Все обошлось. И ты встал на нашу сторону. Спасибо, правда. Я не знаю, что бы я сейчас без тебя делала.

Пилар смутился.

— Ты это… если что… зови. Я у себя буду. То есть, не сама, пусть Зера сходит.

— Я вам что, почтовый ястреб? — пробурчала подруга.

— Обязательно, — перебила ее травница. — Спасибо еще раз.

Когда Пилар скрылся за дверью, Мита вздохнула и села на лавку.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она у отца.

— Лучше, чем полчаса назад, — улыбнулся Гидер. — Возможно, ногу я все-таки не сломал.

— А что случилось? Давай, я посмотрю, может, надо перевязать как-то.

— Займись лучше Ликом, — посоветовал охотник. — Сама знаешь, если он не вернется в лес, клан будет волноваться.

Мита поджала губы, но все же приблизилась к волколюду. Ощущение, что ее разрывает надвое, ей совершенно не нравилось: она хотела скорее помочь Лику и от этого испытывала вину перед отцом. Возможно, охотник почувствовал это и решил помочь дочери определиться с выбором.

— Ты точно не знаешь, что с ним? — поинтересовалась Зера. Она внимательно наблюдала за тем, как Митьяна опускает в воду полотенце, выжимает его и прикладывает ко лбу зверолюда. — Ну, я имею в виду… ты же поняла?

— Не знаю я, — вздохнула травница. — Надо, чтобы он пришел в себя. Так я смогу понять, что чувствует он сам, и, возможно, пойму, что делать. А пока остается только ждать.

Она накрыла его простыней и положила сверху шерстяное одеяло, которым когда-то Лик поделился с ней. Лик прерывисто вздохнул и поморщился, но глаз не открыл. Полотенце сползло на лицо.

— Приглядывай за ним. — Зера встала. — Я сама помогу дяде Гидеру.

— А ты сможешь?

— Ну, что-то я да умею. Оставь это на меня. Я поищу что-нибудь твердое, чтобы закрепить ногу — лучше будет, чтобы ее не тревожили.

Зера подмигнула и выскочила за дверь.

— Ага… — рассеянно отозвалась Мита.

Она протерла лицо волколюда полотенцем, смочила его в тазу, выжала и вновь положила на лоб. Кажется, пока это единственное, что она может сделать. А еще — напоить еловым чаем, когда он проснется. Лику точно станет легче.

* * *

Митьяна успела задремать, когда услышала стук в окно. Она подняла голову, проверила, что Лик все еще спит, затем поднялась с лавки. По ту сторону мутного стекла сидел ворон; его перья почти сливались с потемневшими кустами. Травница сразу узнала Тира.

— Входи, — шепнула она, приоткрыв дверь.

Ворон негромко каркнул и скользнул внутрь.

— Отец спит, Зера пока ушла к себе, — поделилась Мита. — Можно говорить.

— Лик все-таки с тобой, — сделал вывод Тир.

Он запрыгнул на лавку, затем перебрался на стол и стал разглядывать лицо спящего волколюда. Дыхание Лика больше не было таким прерывистым, его уже не колотила дрожь, но в себя он приходить не торопился.

— Добегался… — вздохнул ворон.

— А?

Митьяна уставилась на Тира, который покачивался на краю стола и вертел головой.

— Нечего было в новолуние волчишкой бегать… — Он замер и внимательно посмотрел на травницу. — Многоликая, ты что, не знаешь?

— Не знаю чего?

Тир закатил глаза.

— Ясно, он тебе еще не рассказал. Впрочем, тебе сейчас, наверное, легче. Ты пока что больше человек, чем зверь. Слушай, — он зашагал по столу, и Мита невольно залюбовалась его гибкими лапками, — у каждого зверолюда есть время, когда он слаб. Вернее, не он сам, а Зверь внутри него. У каждого вида эта слабость своя. У кого-то завязана на времени суток, у кого-то на времени года или каком-нибудь лунном цикле. Вот у волколюдов последнее. В новолуние сила их покровительницы, Всевидящей Луноликой, едва чувствуется, и Зверь вылезает наружу очень неохотно. В это время удержать волчье обличье становится трудно, и волколюды обычно не суют нос из поселения, так как могут оставаться только в людском обличье. Попробуют обратиться — тело им спасибо не скажет.

— Погоди, — перебила его Мита. — Это значит, в новолуние лучше вообще не принимать волчьего обличья?

— Пока солнце дойдет до зенита — можно. Но чем ближе оно к горизонту, тем труднее будет управляться. Я еще ни одного волка не знаю, кто смог бы в новолуние удержать звериный облик. Обычно от такого все тело ломит не на шутку, так как оно насильно перестраивается в человеческое.

Мита закусила губу, вспомнив, как Лик корчился на земле. От этой мысли ее хребет тоже заныл.

— Может, поэтому в последние дни я не перекидывалась во сне, — вслух подумала она. — И вообще чувствовала себя так, словно Зверя и нет со мной.

— Возможно. Ох, Многоликая… — вздохнул ворон и запрыгнул к Лику на полати. — Это он нескоро сможет встать. Могу представить, каково ему теперь.

— Я могу чем-то помочь? — бесцветным голосом спросила Мита.

— Вряд ли. Только дать ему покой, чтобы отоспался, а желательно чтобы еще и отлежался. Это не вылечить, должно само пройти. Паршиво… в ближайшие несколько дней Лик будет слаб, а в клане это равносильно потере положения.

Тир оглядел травницу с головы до ног и прищурился.

— Ты тоже неважно выглядишь. Чумазая, побитая… Ого, какой синяк на руке! Что тут вообще стряслось?

— Долгая история… — вздохнула Мита. — Я бы рассказала, но… прости, не готова. Спроси Зеру. Она дома сейчас, это дверь напротив.

— Она же меня не услышит вот так, — напомнил ворон и расправил крылья.

— Можешь обратиться. Только у нее во дворе, чтобы лицом не светить. Одежду я дам.

Тир склонил голову набок.

— Тебя это, похоже, сильно расстроило.

— Расстроило, — эхом отозвалась Митьяна. — Возможно. Задело, разозлило… я не знаю. Прости, Тир, я и правда не готова сейчас об этом говорить.

— Не настаиваю. — Он запрыгнул ей на плечо, и девушка ойкнула, когда птичьи когти прошли сквозь льняную ткань платья и царапнули кожу. Ворон потерся головой о ее щеку. — Все будет хорошо. Я унесу весточку в клан, расскажу Рууману и Тайре, что Лик остановился у вас. Присмотри за ним.

— Присмотрю. — Мита погладила его перья.

— И не хандри тут. Все образуется.

Тир напоследок ткнулся макушкой ей в щеку и соскочил на стол. Мита моргнуть не успела, как он уже протиснулся через щель в двери и был таков.

— А… одежда… — рассеянно пробормотала она. Впрочем, дело его. Главное, чтобы он не заявился к Зере в чем мать родила, иначе та поднимет визг. А в остальном разберутся.

Мита придвинулась поближе к полатям и положила голову на одеяло. Дрема вернулась к ней быстро: она закрыла глаза и провалилась в сон без сновидений.

Глава 26 Лик

В некоторых источниках можно встретить упоминания зверолюдов как магических существ, однако это не совсем верно. Способность обращаться в зверя можно назвать магией, но стандартной классификации она не поддается, а значит, ее Начало определить невозможно. Те, кто пытаются определить природу магии зверолюдов, отталкиваются от сфер влияния их богов-покровителей, но это лишь домыслы, не имеющие под собой никакого научного обоснования.

Кроме того, зверолюды — единственные известные нам существа, не восприимчивые к любому типу магии воздействия.

Капан Гайрих. «Обычаи народов Фиэдеса». Раздел «Зверолюды», глава «Общие факты о зверолюдах»

Х514 год, 21 день месяца Зреяния

Когда Лик открыл глаза, то поначалу не разобрал, где находится. Тело было тяжелым, каждую мышцу тянуло, и ныл каждый сустав. Лик попробовал пошевелить рукой, и ему не понравилось — боль отдалась в спину, заставив его застонать сквозь зубы.

' Добегался… ' — подумал он обреченно.

Об откате во время новолуния Лик слышал один раз, в детстве. Отец рассказывал ему, что когда-то сам по глупости решил остаться в волчьем обличье — и потом неделю двигался с трудом. Боль при этом в первые дни была как при переломах. Теперь Лик ощутил это на своей шкуре и зарекся обращаться в новолуние.

Человеческое тело он не любил за то, что звуки и запахи в нем различались хуже. Сейчас, когда он не мог пошевелиться, все, на что ему оставалось рассчитывать — зрение, которое после долгого забытья тоже было неважным. Лик ощутил непривычную тяжесть на груди. Он с трудом повернул голову, чтобы посмотреть, в чем дело, и увидел светлую макушку и растрепанную косу.

Митьяна.

Травница дремала, положив руки ему на грудь и спрятав в них лицо. Ее сгорбленные плечи мерно поднимались и опускалась в такт дыханию, и Лик ощутил невыносимое желание высвободить руку из-под одеяла и провести по ним ладонью. Перед глазами всплыли последние воспоминания: жители деревни, Дирк, тревожно кричащая Мита, ее размазанные по щекам слезы. Она могла бы дать отпор толпе, если бы в ней было чуть больше Зверя и если бы сегодня было не новолуние — время, когда Зверь замолкает.

Дамнар, а ведь он ее даже не предупредил!

Мита вздохнула во сне и устроилась поудобнее. Лик расслабил шею, откинувшись на подушку, и прикрыл глаза. Весь дом спал. Может, и ему стоит еще немного вздремнуть.

Всевидящая, как же все болит…

* * *

Когда Лик проснулся во второй раз, Миты рядом уже не было. Сквозь мутное окно пробивался солнечный свет — золотистый, как на рассвете. Волколюд снова попытался пошевелить руками. Боль была уже не такой сильной, но лишний раз двигаться не хотелось. Лик выдохнул сквозь стиснутые зубы и снова прикрыл глаза.

Дверь тихонько скрипнула.

— Лик? — прозвучал тихий голос травницы. — Ты проснулся?

— Проснулся, — хрипло отозвался тот и сам удивился своему голосу. Он прочистил саднящее горло. — Есть вода?

— Конечно.

Мита засуетилась где-то рядом с печкой. Лик не видел ее, но слышал, как она берет глиняную посудину и опускает ее в кадку с водой. Ее шаги раздались совсем близко. Он повернул голову и увидел руку, протягивающую кружку.

— Вот.

— Спасибо.

Воду он осушил в несколько крупных глотков. Для этого ему пришлось приподняться над подушкой, и он поморщился от боли в шее. Мита просунула руку под головой и придержала.

— Как ты себя чувствуешь?

— Лучше. Но все равно паршиво. — Лик вздохнул. — Сама как? Тебя ведь тоже потрепали.

— Отделалась синяками на руках, — натянуто улыбнулась она. — Ты закрыл меня собой… тебе досталось гораздо больше. У тебя, наверное, целая россыпь синяков на спине и плечах, там, где палками били.

— Толстую волчью шкуру не пронять так просто, — криво усмехнулся Лик. — Гораздо противнее — это ломота, из-за которой я даже пошевелиться не могу…

Он выругался сквозь стиснутые зубы.

— Тир прилетал, — поделилась травница. — Узнавал, как ты. Он рассказал мне про новолуние… Боги, это правда? Вы… то есть, мы правда не можем обращаться в это время?

— Не можем, — подтвердил он. — Вернее, можем, но ты сама видишь, к чему это приводит. Я удерживал волчий облик через силу, и Зверю это очень не понравилось. Никто точно не знает, почему так происходит, но старые легенды говорят, что вместе с луной из мира на время уходит сила Всевидящей, текущая в наших жилах. Поэтому обращение становится труднее и калечит тело.

— Зачем ты так рисковал собой? — Мита поджала губы. — Зачем пришел таким в деревню, если тебе было тяжело? Я понимаю, ты хотел помочь отцу, но если Тир здесь, мог бы прислать с ним весточку, мы бы встретили его и привели…

— Как ты думаешь, что бы сделали деревенские, если бы нашли раненного Гидера на опушке? После охоты. Да они бы вломились в лес с арбалетами.

— Они и так посчитали тебя виновным.

— У ваших гостей языки подвешены, — процедил Лик.

Он вдруг почувствовал, как глухое раздражение поднимается из глубины. На кого он злился? На Гидера, из-за которого все и случилось? На этого мальчишку из чужой деревни, так умело заговаривавшего толпу? Или на жителей, бездумно ему поверивших?

— Ты еще и от местных схлопотал. — Голос травницы задрожал. — Я испугалась, Лик. Я уж было решила, они забьют нас или ты сорвешься… Я не знаю, что на них нашло.

Она шумно втянула носом воздух, еще немного — и точно расплачется. Распалившаяся было злоба зашипела и потухла, как угольки, на которых плеснули воду. Дело было не в деревне и даже не в языкастом парне. Лик злился на себя — за то, что был слаб, а теперь еще и беспомощен.

— Все хорошо. — Волколюд сам не заметил, как смягчил голос. — Я, конечно, не в лучшей форме, но живой. И почти целый.

Митьяна всхлипнула, обняла его за шею и уткнулась носом в плечо. Лик поморщился, выпростал руки из-под одеяла и положил ей на спину — и сразу ощутил, как внутри разливается тепло.

— Пожалуйста, не делай так больше, — попросила она тихо.

— Я тебя не оставлю, Мит, — прошептал он. — Не позволю, чтобы кто-то снова сделал тебе больно. Никто не посмеет, слышишь? Я пообещал, что позабочусь о тебе, что защищу, и от своего слова не отступлюсь, чего бы мне это ни стоило.

— Лучше останься жив. Если с тобой случится что-то страшное, я не переживу…

Она на мгновение отстранилась и осторожно поцеловала его в губы. Будь у Лика силы — тут же притянул бы ее к себе. Но сил не было. Оставалось довольствоваться малым.

— Я пойду, посмотрю, как там отец, — прошептала Мита и отошла от полатей.

— Что с ним? — вдогонку спросил Лик.

Она остановилась возле двери.

— Перелома, кажется, нет. Он может опереться на больную ногу, но ходить пока не получается. Дед Казир пообещал выточить ему костыли.

— Это хорошо.

— Угу.

Травница не обернулась — сразу выскочила за порог. Лик прикрыл глаза. Мита впервые поцеловала его сама. Осмелела. От этого губы сами растягивались в улыбке.

* * *

Гидер зашел в дом часом позже. Лик больше не смог уснуть, но чувствовал себя лучше и уже мог самостоятельно сесть. Увидев охотника, он склонил голову.

— Извините, что доставляю хлопоты.

— Не бери в голову, — отмахнулся Гидер. — Я благодарен, что ты вытащил меня вчера из леса. Неизвестно, сколько бы я ковылял сам до деревни и успел бы до темноты. Это я извиняться должен. И за вчерашнюю свару тоже.

Лик невесело усмехнулся.

— Я хорошо понимаю своих сородичей, которые недолюбливают людей и не хотят иметь с ними дел.

— Не думаю, что деревенские накинулись на тебя со зла…

— Полно, Гидер. Я прекрасно понимаю. Так ведет себя загнанная добыча, беспомощная и испуганная до смерти.

Охотник не нашел, что ему возразить, и поджал губы.

— Я не виню их, — вздохнул Лик. — Если бы волколюды захотели, в деревне не осталось бы ни одной живой души. А если бы князь прислал сюда свою дружину, лес Лииш превратился бы в пепелище. Преимущество у того, кто сделает первый шаг.

— Здесь все… сложнее, Лик, — мягко прервал его Гидер. — Я говорил о случившемся с Дирком. Он так разозлился на Варлама, что на ночь глядя выставил их с сыном вон. Я не знаю, как они добирались до дома. Конечно, Варлам это так просто не оставит… Но я не совсем об этом хотел с тобой поговорить.

Только сейчас Лик заметил, что Гидер опирался на трость. Охотник проковылял к ближайшей лавке, сел и вытянул больную ногу. Она была перемотана тканью, а под ней волколюд разглядел тонкие пучки жесткой соломы. Про себя он похвалил Миту за изобретательность: их знахарь использовал для лубков прочные ветви кустарника.

— Дирк считает, что обычный человек не способен так быстро убедить толпу. Они гостили здесь чуть больше недели. Многие относились к ним настороженно, и, честно, мне было непонятно, почему вчера в одночасье все поверили словам мальчишки, которому недавно исполнилось двадцать.

— Выглядит он старше, — заметил Лик.

— Не столь важно, как он выглядит. Меня больше интересует его дар убеждения. Я встречал подобных людей в городе. Тех, кто парой слов может заморочить кого угодно, хоть прохожего, хоть самого князя, добиться доверия, попросить об услуге: что-то отдать, забрать, соврать ради него. Знаю, звучит как…

— Магия, — закончил за охотника волколюд. — Сам не встречал, но слышал. Люди, способные расположить к себе любого. Эмпаты.

Да, кажется, так называл их Тир.

— Дирк думает, что Милен из таких. Я почувствовал себя странно, когда вчера он убеждал толпу, что Мита заодно с волколюдами и собирается натравить их на деревню. На короткий миг я поверил в то, что это правда. А потом засомневался — я знаю свою дочь, она на такое не способна. И уверенность как рукой сняло.

— Хотите сказать, он попытался внушить вам, а вы сумели воспротивиться? Вы сами маг, что ли?

— Я не разбираюсь в магии. Но могу предположить, что нельзя переубедить того, кто искренне верит в противоположное или точно знает правду. Я заметил еще кое-что. Когда Зера заступилась за вас с Митой, настроение толпы будто переменилось. Его убеждение могло сыграть на сомнениях жителей, но против Зеры у них ничего не было.

— Сомнениях, — фыркнул Лик. — Каких?

— Они увидели Миту с тобой. Возможно, они бы приняли это, если бы ты просто ушел, а после этого она бы объяснилась. Но Милен ухватился за эту ниточку и раскачал толпу. И все произошло так, как произошло.

Лик сжал кулаки. В голосе Гидера прозвучала укоризна: он догадался, что их с Митьяной связывает нечто большее, чем прогулка по лесу. Хорошо, что расспрашивать не стал. Но сказанного оказалось достаточно, чтобы Лик почувствовал себя виноватым: вчера ему и правда стоило уйти, как просила травница.

Гидер потер лицо, вздохнул и откинулся назад, прислонившись спиной к бревенчатой стене.

— Можно рассуждать, кто прав, кто виноват, но сделанного не воротишь. Если переживать попусту, можно упустить что-то важное, что происходит сейчас.

— Говорите прямо как один мой друг.

— Не согласен?

— Наоборот. — Лик шумно втянул носом воздух. — Всевидящая… Какую же кашу мы заварили…

Охотник потер руки.

— Дирк разговаривал вчера с жителями. Уже ближе к ночи. Надо же было их успокоить, — пояснил он, заметив вопросительный взгляд волколюда. — Он просил каждого объяснить, какие у него претензии и почему он встал против Миты. И ведьникто не смог дать внятного ответа. Все соглашались, что встреча с тобой в лесу — недостаточный повод, чтобы обвинить в чем-либо Миту.

— Вы хотите сказать, что людям внушили. Я это уже понял.

— Просто решил подкрепить доводами. А разве ты не почувствовал ничего подобного вчера?

Лик покачал головой.

— Зверолюды не восприимчивы к магии. Даже если Милен — эмпат, на меня это никак не могло повлиять, какой бы силой он ни обладал. К слову, поэтому маги предпочитают с нами не связываться: их трюки против нас не срабатывают.

Он замолчал, а в голове вдруг всплыл совет, который собрал отец после сразу после своего возвращения. Он и Маар говорили, что были впечатлены силой чужеземца. Но как они смогли это понять? И почему решили не перечить драялду, если его магия не способна повлиять ни на кого из них?

— Все это странно, конечно, — прервал его мысли Гидер. — Возможно, Варлам не знает о даре сына, иначе бы старался лишний раз не светиться перед князем, который терпеть не может магов. А возможно, он, наоборот, пытается отвлечь от него внимание, занимая другими проблемами. Зверолюдами, например.

— Доказательств никаких нет, — прервал Лик.

— Увы. Только догадки.

Повисла тишина, и Лик услышал тихое кудахтанье на улице. К нему примешивались и другие звуки, похожие на сердитые людские голоса. Он в очередной раз посетовал на слабый человеческий слух, повел плечами, поморщился и решил, что вставать и проверять пока не будет. Зато с лавки поднялся Гидер. Охотник прохромал к окну, выглянул наружу и присвистнул:

— Ох, боги… Лик…

— В чем дело?

— Тут твои… ребята твои.

— Что? — Лик подался вперед и зашипел от резкой боли в спине. — С чего вы взяли?

— По походке. Ваша от людской отличается. И по глазам.

— Сколько их?

— Четверо. Думаю, за тобой пришли. Одна из них рвет и мечет. На тебя, кстати, похожа. Не сестра ли твоя часом?

«Всевидящая, вразуми их…» — выдохнул Лик про себя. Он пробормотал себе под нос ругательство и потянулся рукой к лавке. Похоже, встать ему все-таки придется. Если это Тайра, то придется вмешаться, и чем скорее, тем лучше.

Глава 27 Тайра

Хочешь выманить волколюда — возьми в плен его сородича. Какие бы ни были у них отношения в клане, своих они не бросают. Правда, я не обещаю, что после этого ты останешься жив…

Из переписки пострельщиков[1]

Х514 год, 21 день месяца Зреяния

Тайра спустилась к комнате Лика и осторожно приоткрыла дверь. Шерстяное покрывало аккуратно застилало кровать, указывая, что хозяина ночью здесь не было. Об этом же говорила и холодная лампа с нетронутым фитилем на столе.

Похоже, Лик так и не вернулся.

Вчера вечером Тир наведался в деревню и узнал, что Лик остановился у охотника Гидера. На вопросы Тайры он отвечал неохотно: ' Зачем?.. Ну, у него остались кое-какие дела… ' Отец, судя по переменившемуся лицу, что-то понял, но с дочерью делиться не стал — вместо это потребовал, чтобы ночь она провела дома и не смела никуда соваться. Тайре пришлось подчиниться.

Чем больше проходило времени, тем сильнее Тайра беспокоилась и злилась. Неизвестность грызла ее, и как только солнце осветило верхушки деревьев, выскользнула из дома. Одной соваться в деревню было опасно, а из всех Тайра могла доверять только Вирану. Немного поразмыслив, волколюдка уверенным шагом направилась к его дому.

И почти сразу натолкнулась на Лари, которой тоже не спалось.

— А ты что здесь делаешь? — прошипела Тайра, оглядываясь. Не хватало еще, чтобы ее кто-нибудь увидел.

Лари, перепугавшись, промямлила что-то про ' проходила мимо ' и ' думала размяться '. Тайра выдохнула про себя: обманывать ее подопечная не умела, так что можно было отмести вариант, где отец приставил дочери провожатого. Хотя, Тайре порой казалось, что Лари следит за ней даже когда все отдыхают, и без указаний главы клана.

Тем не менее, пришлось взять ее с собой.

Вдвоем они крадучись прошли по укрытым тишиной тропинкам к дому Вирана. Тайра растолкала старшего воина и предложила ему отыскать Лика. Виран большого желания не выказал, но отказывать не стал. Он уточнил, знает ли Рууман, но по его лицу Тайра поняла — он с самого начала догадался, что их поход должен оставаться в тайне.

На этом ее невезение не закончилось. На поляне неподалеку от поселения компания натолкнулась на Мигира: он проснулся засветло и от нечего делать упражнялся на траве. Увидев сородичей, он окликнул их и недовольно поинтересовался, куда это они собрались в новолуние.

Тайра переглянулась с Вираном. Смолчать — навлечь на себя подозрения. Рассказать — возможно, сделать еще хуже. Выбор оказался непростым, но Мигир лишил ее и этого.

— Ты творишь безумства, только когда с Ликом что-то случается, — протянул он. — Я не видел его со вчерашнего дня.

— Скажу, если поклянешься молчать, — сдалась Тайра.

Вкратце она поделилась с воином своими опасениями, и, не раздумывая, Мигир вызвался пойти с ними.

— Если с Ликом действительно что-то произошло, то скорее всего он слаб, — оскалился он. — Отличный шанс занять его место.

— Я тебе займу! — прорычала Тайра. — Даже не смей. Я уверена, что люди воспользовались новолунием, застали его врасплох и заперли у себя. Одно не пойму — зачем он туда сунулся?

Догадки у Тайры были, но она решила ими не делиться.

— Ты сейчас совершаешь не меньшую глупость. Мы рискуем раскрыть свою слабость деревенским — и что тогда будет?

— Предлагаешь бросить Лика там? Позволить людям держать его взаперти, как домашнего пса? Да если его хоть пальцем тронут, я их на клочки порву!

— Не горячись. — Виран, как и всегда, сохранял спокойствие. — Мы наведаемся в деревню. Поговорим с жителями и спросим про Лика, — рассудил он.

Мигир фыркнул и оглядел собравшуюся компанию.

— Наш вождь знает, куда вы направляетесь?

Тайре пришлось нарычать на него, чтоб не болтал лишнего, когда они вернутся.

Через лес шли в молчании. Тайра шагала впереди, переступая через корни. Она никогда не уходила так далеко от поселения в человеческом теле: как и большинство волколюдов, новолуние воительница предпочитала пережидать дома. Пробираться сквозь кусты и еловые ветки на двух ногах было крайне неудобно, и в ход шли руки, которыми она раздвигала заросли. Шаги мягких кожаных ботинок казались Тайре слишком шумными, иголки — слишком колючими. Она не видела и не слышала запахов, и это ее раздражало.

— Кстати, а почему именно дом охотника? — поинтересовался Виран, нарушив напряженную тишину.

Краем глаза Тайра заметила, как Мигир и Лари переглянулись. Сама она стиснула зубы и ускорила шаг. Не говорить же Вирану, что дело в Митьяне? Никто, кроме них, Лика и Филлата и главы клана, до сих пор не знал про новоиспеченную волколюдку.

— Разве это важно? — отозвался Мигир. — Наверное, потому что Гидера хорошо здесь знают — в лесу Лииш он частый гость.

— Давайте поспешим, — предложила Лари. — Уйдем слишком надолго — нас хватятся.

— Испугалась, что ли?

— А вот и нет!

— Перестаньте, — поморщилась Тайра. — Идем так быстро, как только сможем. Чем скорее дойдем до деревни и найдем Лика, тем скорее вернемся и тем меньше рисков, что нашу пропажу обнаружат. Возражения есть?

Волколюды помедлили, но потом согласно кивнули.

На опушке они задержались и огляделись. Золотистые лучи утреннего солнца щедро заливали равнину, и выпавшая за ночь роса искрилась на свету, погрузив травы в мерцающую дымку. Тайра по привычке втянула носом воздух и едва не выругалась: человеческий нос не различал даже запахов трав. Она нахохлилась и зашагала вперед, прямо к пологим соломенным крышам; за ней хвостиком следовала Лари, а Виран и Мигир шли наравне, замыкая их небольшую группу.

Их заметили не сразу. Сначала в деревне залаяла собака и закудахтали перепуганные куры. Стадо коров еще не выгнали на выпас, и пастухов, которые могли заметить гостей издалека, не было. Первым, кто увидел их, был широкоплечий мужчина с волосами цвета зрелой пшеницы, прилипшими ко лбу. Он охнул, едва не выронил ведро с водой и во все глаза уставился на волколюдов.

— Ты чего, Норан? — окликнул его шедший позади мужчина. Он был ниже, полнее, с убранными в хвост пепельными волосами и лицом, изрезанным глубокими морщинами. Стоило его темно-серым глазам встретиться с твердым взглядом Тайры, как он нахмурился, поджал губы и перехватил ведро поудобнее, словно намеревался ударить им. — А вам чего надо, Аозаровы отродья?

Мигир издал приглушенный рык. У Тайры зачесался язык — так хотелось нагрубить обидчику, — но Виран ее опередил:

— Мы по делу.

— Какое у вас может быть дело в деревне? Убирайтесь!

— Вам прекрасно известно! — не сдержалась дочь вождя.

Она оскалилась, и мужчина, названный Нораном, отшатнулся. Людей на улице становилось все больше: завидев волколюдов, женщины ахали, дети пугались, кто-то даже начинал плакать, а мужчины хватали первое, что попадалось под руку, будь то полено, черенок, вилы или даже топор. Вскоре напротив них выстроилось пятеро мужчин. Виран тронул Тайру за плечо, и та впервые за это новолуние ощутила ворчание Зверя внутри.

— Мы не ищем драки, — отчеканил старший воин. — Наш вождь и его сын обычно ведут разговоры со старостой, когда приходят в деревню. Отведите нас к нему.

Тайра бросила взгляд на остальных. Мигир подобрался. Глаза Лари испуганно блестели. Из всех них только Виран выглядел спокойным.

— Проваливайте! — не отступал пепельноволосый.

— Сначала отпустите моего брата! — прорычала Тайра. — Вчера он не вернулся в лес, и я знаю, что ему пришлось остаться в доме охотника Гидера. Что вы с ним сделали?

— Тайра… — попытался остановить его Виран.

— Если вы хоть пальцем его тронули, клянусь Всевидящей, вы поплатитесь!

— Тайра!

— А если и так? — криво ухмыльнулся мужчина с пепельными волосами. Его большой нос сморщился, как будто в воздухе повисла вонь, и он жестом попросил собравшихся подать ему вилы.

— Подожди, Галир, — вмешался Норан. — Если они хотят забрать своего сородича, пускай уходят вместе с ним. Не нужно драки…

— Не нужно драки? — Лицо мужчины исказилось презрением. — Ты головой приложился, Норан? Погляди хорошенько. Вчера мы впустили в дом Гидера волколюда, а теперь их пришла целая стая. Дирк сглупил. Все же стоило послушаться столяра, а?

— Ты резни хочешь? — разозлился Норан. — Остынь и положи вилы.

— Не указывай мне, что делать! Ты свою дочь приструнить не можешь, думаешь, с волколюдами сладишь?

Норан побагровел, но Тайра не разобрала, от злости или от стыда. Ей, впрочем, было все равно. Она неотрывно следила за Галиром и гадала, сможет ли в человеческом теле атаковать быстрее, чем ее успеют насадить на вилы.

— Тайра погорячилась, — вновь заговорил Виран. Несмотря на гневные взгляды деревенских, волколюд сохранял спокойствие. — Все, чего мы хотим — забрать нашего сородича. Отдайте нам его, и мы уйдем из деревни.

— Вы и не должны были здесь появляться, — прошипел Галир.

Тайра окинула людей взглядом. Толпа позади мужчин росла — привлеченные шумом, из домов выходили женщины. Кутаясь в платки, те наказывали детям сидеть тихо и хватались за домашнюю утварь с таким видом, словно собирались стоять насмерть против какого-то страшного чудища.

— Может, все-таки не стоило нам заявляться в деревню вот так? — пискнула Лари.

— А как, по-твоему, мы должны были прийти? — процедил Мигир. — Втихаря? Чтобы нас случайно увидели и подняли еще больший шум?

— Если придется, будем драться, — мрачно сообщила Тайра.

— С ума сошла? Устроим шум — и нас вождь в клочья порвет! Напомню тебе, что мы не его дети и к нам он не будет столь снисходителен, как к тебе или Лику.

— Чего увязался тогда, если боишься? — накинулась она на него.

— В последний раз вам говорю, — пригрозил Галир, — если не уберетесь, я пущу в ход вилы. И наплевать, как сильно разозлится ваш глава. Люди вам не добыча.

Металл блеснул в лучах солнца, и ярость подступила к самому горлу Тайры, превратившись в утробный рык. Она открыла рот, чтобы высказать ему все, что думала, но ее прервал резкий окрик, прокатившийся по улице:

— Какого дамнара здесь происходит?

Гул толпы повис в воздухе и вдруг стих. Тайра резко обернулась на голос и заметила высокую мускулистую фигуру Лика на пороге одного из домов. Сын главы держался ровно, но она успела заметить, как его рука дернулась к дверному косяку.

— Лик!

Лик не повернулся на крик сестры. Он хмуро оглядел деревенских, задержался взглядом на Виране, на лице которого промелькнуло облегчение, и теперь смотрел на Мигира. Тот поджал губы, но вместо того, чтобы ответить упрямым взглядом, как делал обычно, потупился.

— Я спрошу еще раз, какого дамнара тут происходит? — чуть тише поинтересовался Лик.

От его голоса веяло таким холодом, что Тайра, сорвавшаяся было с места к брату, застыла перед калиткой.

— Вижу, ты в порядке, — нарушил молчание Виран.

— Я в порядке! — огрызнулся Лик. — А у вас, похоже, разум отшибло! Что вы забыли в деревне?

— Никто толком не знает, что с тобой происходит, — отозвался Мигир, подняв глаза. — Волнения в клане были лишь вопросом времени. Нам что, нужно было отсиживаться в такое время? Бросить тебя?

Тайра заметила за спиной Лика какое-то движение и прищурилась. Из-за его плеча показалось перепуганное девичье лицо. Волколюдка поджала губы, заприметив знакомую светлую косу. Дочка охотника решила высунуть нос. Чего же она не бежит защищать того, кому стократ была обязана жизнью?

— Если так переживали, могли бы послать одного Маара или Тира, — рявкнул Лик. — Да и вождь обо всем знает.

— Наш вождь не рассказал клану. И вороны молчат. — Мигир перешел на рык. — Ты хоть понимаешь, к чему это может привести?

— А ты можешь представить, к чему приведет ваше появление здесь?

— Лик… — попыталась остановить их Тайра.

Брат бросил на нее такой обжигающий взгляд, что волколюдка тут же прикусила язык. Ей захотелось забиться под калитку, чтобы тот ее не видел.

— Ну и чего вы тут устроили? — наконец, недовольно проворчал Галир. Он, Норан и остальные жители деревни все это время молча наблюдали за перепалкой. — Врываетесь сюда, устраиваете переполох, а теперь еще и между собой лаетесь? Так дело не пойдет…

Не успел он перехватить вилы, как был остановлен взглядом Лика. Сын главы не пытался выглядеть устрашающе, да это было и не нужно. Пальцы стоящей позади травницы — Митьяна, вспомнила ее имя Тайра, — вцепились в его рукав. Лик поджал губы и нехотя смягчился.

— Вы, — он кивнул на сородичей, — возвращайтесь в клан. Передайте остальным, что я задержался и вернусь завтра. Если будут спрашивать, можете сказать, что договариваюсь с деревней.

Галир фыркнул, но вилы опустил.

— Правильно, — проворчал он, — проваливайте.

— Я никуда не уйду, — заупрямилась Тайра. — Только вместе с тобой.

Смелость вернулась к ней, и она схватилась за калитку обеими руками. Лик едва не зарычал.

— Тайра.

— Я. Никуда. Не пойду, — отчеканила она, вздернув подбородок.

Мигир попытался было поддержать ее, но Виран его опередил.

— Мы уйдем. — Он склонил голову. — Твоя воля — воля нашего вождя. Мы ждем твоего возвращения.

Глаза Лари засветились благодарностью. За все это время она не проронила ни слова и заметно нервничала: постоянно оглядывалась назад, на лес, а в сторону людей даже посмотреть боялась. Мигир открыл было рот, но так ничего и не сказал, лишь кивнул в знак согласия и первый развернулся в сторону равнины.

Лик позволил себе расслабиться только когда волколюды затерялись среди моря трав. Он выдохнул сквозь сжатые зубы и тяжело оперся о дверной проем. Тайра охнула, рывком открыла калитку и подскочила к брату.

— Как ты себя чувствуешь? О, Всевидящая! — Она положила руки ему на плечи. — Да тебя всего трясет!

Краем глаза она заметила, как поспешно отдернула пальцы Митьяна. Тайра попыталась разглядеть ее за спиной брата, но успела заметить лишь кончик косы до самых ягодиц — девушка быстро скрылась в доме.

— Я в порядке! — огрызнулся Лик и сбросил ладони сестры.

— Что с тобой случилось? Тир сказал…

— Раз Тир сказал, что я в деревне, — оборвал он, — на кой притащилась сама?

— Он толком ничего не объяснил.

— Если бы со мной случилось что-то серьезное, он бы не смолчал, не подумала?

Его голос дрожал от ярости. Тайра поджала губы, но глаза поднять не осмелилась и теперь разглядывала собственные ноги.

— Я переживала за тебя, — тихо ответила волколюдка. — Места себе не находила. Думала, тебя в заложниках держат, пользуются твоей слабостью… Люди ведь… они…

К горлу подступил ком, и она ненадолго замолчала.

— Если так переживала, могла бы связаться через Тира.

— Не могла, Лик. Не могла, понимаешь? После его невнятных слов я только больше забеспокоилась. Мне нужно было знать, что ты жив, понимаешь? Нужно было увидеть, убедиться лично…

— Могла бы прийти тихо, без лишних глаз и ушей, — уже мягче отозвался Лик. — Зачем было заявляться прямо на центральную улицу?

— А как я должна была искать тебя? Заглядывать во все окна?

— Я и так добавил Дирку хлопот. — Он вздохнул. — И Гидеру. Еще и ты теперь… Уже дважды за последние сутки волколюды появились в деревне, и долго люди терпеть не станут. Не поверю, что отец дал тебе на то разрешение… или ты не спрашивала?

— Он запретил, — пробормотала Тайра себе под нос.

— И будет в ярости, когда узнает, что ты ослушалась. Боги древние, чем ты вообще думала?

Лик вцепился пальцами в неровные бревна и попытался выпрямиться.

— Ты точно в порядке? — Тайра коснулась ладонями его груди. — У тебя все тело напряжено и дрожит.

— Мне просто надо отлежаться еще одну ночь. Луна станет растущей, и Зверь начнет меня слушаться, а значит, я смогу принять волчье обличие. Чем дольше я остаюсь здесь, тем больше проблем создаю Гидеру и Митьяне, так что я и сам хотел бы поскорее вернуться в поселение. Но это может грозить мне куда большими проблемами.

— Люди напали на тебя? — Волколюдка отодвинулась и осмотрела брата с ног до головы. — Избили?

— Я сам сглупил. Слишком долго вчера держал звериный облик.

Тайра округлила глаза.

— Это… то, о чем я думаю? — И тут же заявила: — Я останусь с тобой этой ночью.

Лик криво усмехнулся.

— Боишься отцовского гнева?

— За тебя беспокоюсь, дурак!

— За меня не переживай, я тут не один. — Он хотел сказать что-то еще, но замер и поджал губы. — А вот первой воительнице клана стоит быть…

— Я сама решу, что мне стоит делать, а что нет, — оборвала его Тайра. — В поселении есть Мигир, Виран, сам отец и другие способные воины. Никто не умрет, если я одну ночь побуду вне клана.

Лик покачал головой и зашипел. Его рука дернулась к шее.

— Дело не в числе способных воинов, а в том, кто они. Нас с тобой, детей вождя, воспринимают как предводителей.

— Ты правда считаешь, что клан видит меня такой?

Он снова вздохнул.

— Упрямая… Иногда ты напоминаешь мне отца.

Тайра вспыхнула и надула губы.

— И вовсе я на него не похожа.

Она бросила взгляд на солнце, скрывшееся за рваными серыми облаками, а затем отстранилась от Лика.

— Тебе надо вернуться в постель. Чем скорее ты поправишься, тем лучше.

Лик пожал плечами и неспешно вернулся в дом, придерживаясь рукой за деревянные стены.

* * *

[1] Пострельщики — то же, что и браконьеры.

Глава 28 Тайра

У волколюдов есть прочная связь с территорией, которая им принадлежит. Она носит скорее эмоциональный характер, однако, как известно, эмоции — это та же эсна, колеблющаяся на частоте от 5,3 до 5,8 frq. Есть гипотеза, что связь подкрепляется тем же источником, который позволяет им трансформироваться, и имеет магические свойства. Таким образом, можно объяснить, почему волколюды, находясь вдали от своей территории, постепенно слабеют, а лишение таковой приводит их к состоянию, близкому к магическому истощению.

Выдержка из зачетной работы студента академии Куубер по теме «Магические и физические способности волколюдов»

Х514 год, 21 день месяца Зреяния

Тайре было плевать, что подумают люди о ее пребывании в деревне. Ровно как и на то, что она доставляет охотнику Гидеру неудобства. Для нее самым важным было видеть Лика живым и здоровым… ну, или почти здоровым. Человеческое тело не позволяло ей ощутить все, что чувствовал брат — волчье справлялось намного лучше, — но одного вида хватало, чтобы понять, насколько ему было плохо.

До полатей Лик добрался с трудом и облегченно выдохнул, когда наконец смог сесть. Его кожа побледнела, а лицо покрылось испариной. Тайра даже представить не могла, как сейчас скручивало его мышцы и ломило кости и, если честно, испытывать на себе не хотела.

Когда у печи раздались тихие шаги, волколюдка едва не подскочила. Всевидящая… она не заметила, что в подклети был кто-то еще.

— Устроили же вы… — проворчал охотник, прошагав к кадке с водой.

Тайра хотела была огрызнуться, но брат ее опередил.

— Они беспокоились просто. — Он поморщился. — Мне нравится, что наш клан такой сплоченный, но иногда от этого только хуже.

— Не говори так, — обиженно пробормотала Тайра.

Охотник хмыкнул и зачерпнул глиняным ковшиком воду. Волколюдка заметила, что он опирался на трость, но спрашивать, а тем более жалеть, у нее желания не было.

— Схожу к Казиру, — предупредил Гидер и поковылял к двери. — Пусть он или Зера к Дирку сбегают, расскажут. Ты ж, поди, на ночь остаться хочешь? — обратился он к Тайре.

Та опешила от такой наглой прямоты, но быстро опомнилась.

— Естественно, я не оставлю Лика одного!

Охотник пожал плечами и вышел.

— Не создавай еще больше проблем! — прошипел Лик, вцепившись в подол ее безрукавки. — Гидеру и Мите и так вчера досталось.

— А мне какое дело? — фыркнула Тайра в ответ.

— Должен же быть предел!.. — Лик осекся и шумно выдохнул через нос. — Тайра, пойми, то, что ты сегодня выкинула, совсем не помогает наладить с людьми отношения.

— Вот объясни мне, — перебила она, — почему вы с отцом так цепляетесь за этот мир с людьми?

— А ты хочешь, чтобы была война? Чтобы лес спалили дотла? Чтобы наши волчата гибли из-за глупостей взрослых?

— С чего бы это? Защитить мы их, что ли, не сможем? — В ее голосе засквозило сомнение.

— С того. Эти люди, может, и не способны перебить нас, но на деревню уже обратили внимание извне. Стоит слухам дойти до князя — и резни не миновать. И тогда не пожалеют ни нас, ни наших детей. Ты правда этого хочешь?

— Думаешь, воины князя в силах одолеть клан волколюдов?

Тайра переплела вмиг вспотевшие пальцы.

— Мы сильнее, но нас задавят числом, возьмут огнем и оружием. А если мы лишимся леса, сама знаешь, что будет… Мы ослабнем духом настолько, что избавиться от нас будет легче легкого.

После этих слов в доме повисла такая гнетущая тишина, что даже кудахтанье кур за окном показалось Тайре испуганным. Она сгорбилась и опустилась на лавку.

— Я знаю, что сглупила, — произнесла она тихо. — Но я все равно это сделала. Знаешь, почему? Разозлилась. Я устала, Лик. Устала бесконечно ходить, втянув когти, чтобы не дай бог не потревожить людей.

— Люди тоже от этого устали, — заметил Лик. — И что нам теперь, сорваться друг на друге?

— Если мы так и будем ходить вокруг друг друга, ничего не поменяется. — Она вздохнула и потерла руками лицо. — Ничего. Меня это бесит. Иногда мне так и хочется перекусать всех, чтобы хоть как-то расшевелить болото, в котором мы все погрязли.

— И что ты сделаешь дальше, когда мир между нами рухнет?

— Да кому нужен этот мир, если он такой? — Тайра вскочила с места. — Сейчас мы убеждаем себя, что мир между нами возможен, что рядом с людьми мы сможем жить нормально. Но нет, не сможем, Лик. Мы слишком разные. Много сотен лет вражды говорят нам, что мы на это не способны. Так зачем себя обманывать?

— Считаешь, надо сдаться?

Слова сорвались с губ Лика раньше, чем он их осознал. Его лицо стало растерянным; он поспешил прикрыть глаза и откинулся на подушку, пытаясь спрятать свое смятение.

— Сдаться… — повторил он шепотом. — Мне страшно от одной только мысли, но почему-то сейчас больше всего хочется это сделать.

Тайра снова присела на лавку и взяла руку брата в свою. Пальцы волколюда были ледяными.

— Возможно, именно это и надо сделать, — сказала она. — Мне самой о таком тошно думать. Но это какой-то тупик. Как там люди говорят? Нашла коса на камень?

— Не верю, что слышу это от тебя, Тайра. Ты всегда была против того, чтобы сдать бой.

— Я по твоим глазам вижу: вчера произошло что-то, от чего ты окончательно потерял веру в людей. — Она сжала его ладонь сильнее. — В тебе всегда горела уверенность, а теперь ты сломлен. Я не хочу видеть тебя таким. Если даже ты сломался, то ни у кого из нас нет шансов.

— С момента как проснулся, я не перестаю думать о том, что наши с людьми пути окончательно разойдутся. — Лик высвободил руку и прикрыл ей глаза. — Кто-то не выдержит первым. Либо люди уйдут с этих мест, либо мы.

— Возможно, — усмехнулась Тайра невесело, — если бы я иначе завела сегодня с ними разговор, до потасовки бы не дошло. Но я не умею сдерживаться. От одной мысли, что они ранят наших волчат, убивают сородичей, а потом еще вопят о том, что их ущемляют, меня бросает в яростную дрожь. А когда я вижу их, то перестаю думать, что говорю.

— Я заметил, — хмыкнул Лик. — Поэтому отец никогда не брал тебя на переговоры с людьми.

— Я и не напрашивалась.

Тайра поднялась на ноги и едва заметно улыбнулась.

— Отдохни немного. Извини, что навела тут шуму.

— Только не выходи из дома, прошу, — напомнил брат. — Не дразни деревенских.

— Я во двор. Не могу оставаться в этих стенах, тесно и дышать трудно.

— Во внутренний двор, — настоял он.

— Ладно…

Тайра напоследок сжала его ладонь напоследок и быстро вышла, потупив взгляд.

* * *

Солнце щедро заливало двор, и Тайре пришлось прикрыть рукой глаза, чтобы видеть хоть что-то после полутемного подклета. Она прислонилась к стене, там, где край крыши отбрасывал небольшую тень, и огляделась. На небольшом пятачке земли за домом приютились скромные грядки с аккуратными лохматыми кустиками, похожими на листья лесного купыря. Землю кое-где прикрывала солома, а местами наружу пробивались длинные сорняки с тонкими стеблями, которые среди сочных кустов выглядели как поганки на поляне с боровиками. С краю ютился сарай, рядом с которым прямо на пожелтевшей от жары траве лежали ведра, тазы и какие-то инструменты. Даже здесь было довольно тесно: Тайре хватило бы десяти шагов, чтобы дойти до забора, за которым протянулись неглубокий овраг и заросшее бурьяном поле.

Решив, что это все равно лучше, чем быть запертой в четырех стенах, Тайра присела прямо на траву и вытянула ноги. В тени земля была еще прохладной, но воздух уже постепенно наливался полуденным зноем.

В сарае раздался шум, и волколюдка вцепилась взглядом в дверь, сколоченную из неровных досок. Через некоторое время она приоткрылась, выпуская наружу травницу. В руках девушки было пустое ведро, которое тут же отправилось к остальным. Митьяна взяла грабли, отбросила за спину длинную косу и только потом заметила сидящую у дома Тайру.

Волколюдка даже не попыталась выдавить из себя дружелюбную улыбку. Митьяна побледнела, перехватила грабли и поспешила за угол дома, стараясь не смотреть на незваную гостью.

Некоторое время Тайра слушала возню травницы за углом, прикрыв глаза. Язык чесался сказать какую-нибудь колкость, но стоило ей задуматься, что именно сказать, как все слова вылетали из головы. В сущности, говорить Тайре было нечего. Все причины говорить Митьяне гадости сводились к простой неприязни.

За углом раздался грохот, от которого Тайра едва не подскочила. Встревоженные куры подняли шум, и теперь причитания травницы мешались с кудахтаньем. Когда голос травницы затих, волколюдка, наконец, рискнула подняться и заглянуть за угол.

Митьяна сидела у стены курятника на корточках. Льняное платье, испачканное землей, задралось, обнажая худые колени. Травница зарылась пальцами в волосы, отчего лохматая коса растрепалась еще сильнее, и закрыла ладонями глаза. Вокруг было рассыпано зерно, валялись ведра, те самые грабли и прочая людская дребедень.

— Ты там живая? — как можно равнодушнее поинтересовалась волколюдка.

Митьяна вскинула голову и поспешно натянула рукав платья на предплечье, но Тайра успела разглядеть огромный синяк.

— Не обращай внимания. Все в порядке.

— Дело твое, — хмыкнула Тайра.

Митьяна поднялась, подхватила с земли корзинку и стала собирать зерно. Из курятника донеслось беспокойные кудахтанье. Волколюдка подошла ближе и поддела носком ботинка грабли.

— Все хозяйство на тебе, значит.

— Можно и так сказать, — бросила Митьяна, не оборачиваясь.

— И не лень тебе? Изо дня в день такой рутиной заниматься…

— У вас что, никакого своего хозяйства нет?

Тайра ухмыльнулась.

— Зачем оно нам? Весь лес наш, его даров нам вполне достаточно.

— И правда…

Травница украдкой потерла глаза, и Тайра нахмурилась. Она не любила, когда кто-то плачет, — это для слабых. Потому и не хотела брать никого в ученики — детям истерику можно было простить, но она не представляла, что делать со слезами.

Некоторое время Митьяна молча собирала зерна. Корзинка медленно наполнялась. Тайра отошла к стене и села на полено, потемневшее от времени. Хотелось завязать разговор, высказать ей все, что думается, но Тайра никак не могла открыть рот, а потому безмолвно следила за монотонными движениями травницы.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — наконец, нарушила тишину Митьяна и перехватила корзинку. — Я с самого начала понимала, что все это из-за меня.

Тайра оказалась застигнута врасплох и первые несколько мгновений растерянно молчала. А потом неожиданно хохотнула.

— Знаешь, я вот думаю, что это даже неплохо.

Митьяна оторвалась от сбора зерен и впервые за все утро посмотрела прямо на Тайру.

— Что?

— Ты ходячее несчастье, это так. Никто не знает, как с тобой быть — убить или дать шанс стать одной из нас. Знаешь, именно такие случаи показывают нам, кто мы есть, как бы больно и неприятно это ни было.

— Зачем ты мне все это говоришь? — Травница отвернулась.

— Раз уж ты такая нескладная, хотя бы знай, что происходит. — Тайра скривила губы. — Мы уже много лет старательно делаем вид, что у нас все чинно и гладко. Идеальные отношения внутри клана, «лучшие традиции культа сильнейшего», как любит говорить Тир… И именно от культе сильнейшего половина всех бед. Вторая половина от людей.

Тайра пнула черенок грабли.

— Знаешь, это как язва на лапе. Время от времени она ноет, ты чувствуешь, как скапливается в ней гной, но наружу он вылезать не торопится. И сам ты не можешь его вытащить — слишком глубоко, боишься что-нибудь зацепить, кого-то поранить.

Руки Митьяны замерли рядом с корзинкой.

— Хочешь сказать, в клане раскол?

— Ну, раскол — громко сказано. Просто все давно знают, что клан как бы разбился на два лагеря. Одни преданы нашему отцу и ждут, что Лик в будущем займет его место. Они поддерживают стремление отца сохранить мир между нами и вами, людьми. Другие же считают, что единственным правильным решением будет война. До недавнего времени я и сама в это верила. Но сегодня, глядя на Лика, впервые усомнилась. И как бы сильно мне ни хотелось этого говорить, видит Всевидящая, ты — ключ к решению.

Тайра откинулась на спину и прикрыла глаза.

— Смешно, конечно. Сама не верю, что говорю такое. Как же меня раздражает человеческое тело, слов нет…

— Я? Ключ? — Митьяна не удержалась от смешка. — Кажется, слишком много надежд вы возлагаете на простую знахарку из захолустной деревеньки.

— Знаешь, тебе стоит показаться клану, — перебила ее Тайра.

Травница удивленно замычала.

— Шутишь?

— Давно пора было это сделать. Лучше пусть Лик сам о тебе расскажет, чем это сделает какой-нибудь Мигир или Филлат. Я не сомневаюсь, что они будут держать язык за зубами, но мало ли… Новость о человеке, ставшем волколюдом, клан примет гораздо спокойнее из уст вождя или его сына, чем кого-то другого, пусть он хоть трижды первый охотник или старший воин.

Митьяна подняла с земли несколько зерен и небрежно бросила в корзинку.

— Не уверена, что клан меня примет…

— А ты постарайся сделать так, чтобы приняли, — возразила Тайра. Она подперла рукой подбородок и прищурилась. — Знаешь, я почти уверена, что Лик уже предлагал тебе уйти к нам. Не оправдывайся, — она остановила открывшую было рот травницу, — если не предлагал, то я его совсем не знаю.

— С чего ты вообще так решила? — Корзинка переместилась ближе к курятнику, а сама Митьяна встала и отряхнула колени.

— Не каждую девушку волколюд будет защищать ценой своего положения и жизни. Без понятия, в курсе ли отец о ваших… отношениях.

Она довольно улыбнулась, когда Митьяна едва не выронила только что наполненную корзинку.

— Скажу сразу: я не в восторге от того, что мой брат положил на тебя глаз. Но уважаю его выбор, как бы противно мне не было.

— А я только понадеялась, что мы сможем поладить…

Тайра расхохоталась.

— Сомневаюсь.

Глава 29 Лик

Всевидящая — великий воин, храбрейший из Изначальных. Тот, кто следует Ее пути, достоин вести клан за собой и стоять по правую сторону от вождя.

Из волколюдских преданий

Роль в клане — охотник или воин — волколюд может получить дважды. Первый раз — когда из яслей его принимают в ученики. Второй — непосредственно перед посвящением. После того, как волколюда нарекают младшим воином, он уже не может стать охотником, и наоборот.

История некоторых кланов содержит случаи смены роли волколюда после посвящения, но все они были следствием переворота.

Капан Гайрих. «Обычаи народов Фиэдеса». Раздел «Зверолюды», глава «Общественное устройство кланов».

Х514 год, 21 день месяца Зреяния

Хоть Лику и нужен был отдых, надолго уснуть ему никак не удавалось. Никогда еще Зверь не затихал так надолго, и волколюд чувствовал внутри пустоту, которую страшно хотелось чем-то заполнить. Будь его воля, он бы провел все время рядом с Митой, но боль не отпустила тело даже к вечеру, а отвлекать травницу от дел ему не хотелось. Успехом уже было то, что Лик смог передвигаться по подклети, не сжимая зубы в попытках сдержать стон.

Больше всего Лик переживал за Тайру. Та даже не пыталась скрыть неприязнь к Митьяне, и неизвестно, чем могла кончиться их стычка во дворе. Лик был удивлен, когда девушки вошли в дом, мирно беседуя: Тайра несла кадку с бельем, рассказывая что-то о травах, растущих в западной части леса Лииш, Мита кротко улыбалась и на ходу складывала небольшие льняные полотенца. Волколюд облегченно вздохнул: кажется, буря миновала.

Но расслабился он рано. Буря грянула вечером. Гидер, отказавшись от ужина, ушел в дом старосты — обсудить какое-то важное дело. В доме остались лишь Лик, Тайра и Митьяна. И тогда-то в гости к ним наведался Тир.

— У нас катастрофа! — с порога заявил ворон, за один миг обернувшись из птицы в человека.

Смысл сказанных слов дошел до Лика не сразу. Он перевел взгляд на друга и долгое время не мог понять, что он делает в дверях дома охотника. Тайра вместо приветствия зарычала, стянула с брата покрывало и швырнула им в ворона.

— Пр-рикрой зад, дурень! — зарычала она. — Ты даже не у нас дома!

— А то я не знаю, — Тир хитро подмигнул и закутался в колючую шерстяную ткань. — Но я был уверен, что ты подберешь мне одежду, достойную визита к людям.

— Засранец!

— Опять ты налегке? — нахмурился Лик.

Улыбка сползла с лица вранолюда.

— Я тайком от Маара слинял. Если бы улетел с одеждой, он догадался бы, что я в деревню.

— Маар тебе нянька, что ли? — буркнула Тайра.

— Он представляет Совет Пяти, и его слово — закон для воронов Нибе.

Тир сказал это таким тоном, что Лик сильно усомнился в том, что друг чтит законы своего клана.

— Что там происходит? — перебил он вранолюда.

Тир огляделся и с размаху плюхнулся на лавку, подобрав под себя худые ноги.

— Катастрофа, — повторил он после небольшой паузы.

— А точнее сказать не можешь?

— Могу. Но вам это сильно не понравится.

Вранолюд выдержал небольшую паузу и заломил брови.

— Филлат.

— Что — Филлат? — насторожилась Тайра.

Тир вздохнул.

— Он рассказал всем про нашу красавицу Митьяну.

В доме повисла тишина. Тайра поджала губы и приложила к ним пальцы. Лик не мигая уставился в пол, переваривая услышанное.

— Рассказал? Что именно?

— Лик, не прикидывайся дураком! — рассердился ворон. — Ты прекрасно меня понял. Весь клан теперь знает, что ты укусил Миту и она стала волколюдкой!

Что-то разбилось о пол, и все трое вскинули головы. На пороге стояла Мита, а у ее ног валялись черепки от глиняных кружек.

— Что?.. — севшим голосом переспросила она.

Лик глухо зарычал и пробормотал себе под нос ругательства.

— Но… подожди, Филлат же… — растерялась Тайра. — Отец ведь запретил рассказывать. Что изменилось? Лик…

— Запретил, — подтвердил сын главы и глухо застонал.

— Тогда почему?..

— Откуда мне знать, почему? — Он подскочил и зашипел, схватившись за бедро. — Котолюд его раздери…

— Сядь, — скомандовал Тир. — Мита, милая, присядь тоже.

Травница немедленно осела на пол. Вранолюд всплеснул руками и помог ей перебраться на лавку.

— Успокойся, это еще не конец света, — посоветовал он девушке. — Дыши глубоко и медленно. Разберемся.

— Чего Филлат добивается? — Тайра потерла подбородок. — Не помню, чтобы он когда-то шел наперекор отцу.

— Я тебе скажу, чего он добивается, — прорычал Лик. — Раскола. Дамнарово отродье… Стоило мне пропасть на пару дней, и он тут как тут. Мало ему места первого охотника. Он в главы метит.

— Не горячись, — осадил его Тир. — Ты, может, и прав, мне и самому так кажется. Но доказательств тому никаких нет. В конце концов, ты все еще здесь. А клан там, и ему теперь внушают, что ты всех бросил ради девчушки, которая ни человек, ни волколюд — вообще никто и звать ее никак.

— А ты говорила, что меня примут… — тихо обронила Митьяна.

Она подняла беспомощный взгляд на Тайру, и Лик заметил в ее глазах слезы. Ярость поднялась внутри волной.

— Ох, Многоликая, даруй мне терпение… — пробормотал Тир. — Может, вы все-таки дослушаете для начала?

Он поправил плед на плечах, скрестил руки на груди и зашлепал босыми ногами по дощатому полу, словно сам пытался успокоиться. Лик проследил за ним взглядом, затем прикрыл глаза. Представил свою злость как добычу, которую нужно загнать. Как только зубы Зверя сомкнулись на шее выдуманного зайца, ярость поутихла и волколюд с облегчением подумал, что Зверь все-таки дал о себе знать.

— Я всего не видел, — продолжил ворон. — Знаю только, что, когда эта ваша троица вернулась утром в поселение, оставив Тайру в деревне, клан заволновался. Отсутствие одного Лика еще можно было принять, но когда пропали оба ребенка вождя, возникли подозрения. Рууману и Ирмару стали задавать неудобные вопросы. Разумеется, это сыграло не в пользу хорошего настроения вождя.

— Он злится, что я нарушила его запрет… — Тайра поджала губы.

— Злится — очень мягко сказано, дорогая. — Тир остановился; его взгляд уперся в волколюдку, и у Лика невольно похолодело в груди. Ворон мог сколько угодно притворяться беззаботным весельчаком, но он был на голову выше всех здесь: старше, серьезнее, мудрее. Лик никогда не видел друга в гневе, но, честно говоря, предпочел бы никогда и не видеть.

— Предлагаю проступки Тайры обсудить позже, — вмешался он. — Я уверен, что отец обязательно уделит этому огромное внимание. Тир, продолжай.

— А продолжать уже и нечего, — пожал тот плечами. — Филлату надоело, что глава клана убегает от ответа. Он рассказал всем, что деревенская знахарка стала волколюдкой и теперь представляет угрозу клану… Не смотри на меня так, я говорю с его слов.

— Он, в общем-то, попал в точку… — пробормотала Тайра.

Лик зарычал.

— Ну, в глазах клана все так, — подтвердил ворон. — Ведь ты, Лик, пожертвовал собой, а следовательно, их безопасностью, пытаясь защитить Миту.

— Она одна из нас! — огрызнулся сын главы.

Ворон криво улыбнулся.

— Будь честен. Дело не в том, что она одна из вас. Просто ты хотел ее защитить и вмешался в дела людей, что, между прочим, неприемлемо.

— То есть, мне нужно было ее бросить!

— Если бы ты не зашел в деревню, а оставил этого охотника на равнине, до такого бы не дошло.

Лик и сам это прекрасно знал, и то, что друг лишний раз об этом говорил, вновь пробуждало в нем ярость. Митьяна теперь не сводила испуганного взгляда со зверолюдов и поджимала губы. Тир раздраженно выдохнул.

— Честное слово, Лик, у тебя порой совсем рассудок вышибает. Пойми, если ситуация ухудшится, Маар поднимет Совет Пяти, и те примут меры…

— С каких это пор Совет Пятирешает, что делать клану Лииш? — вскипел Лик.

— С таких. Совет Пяти — это не просто какое-то сборище вранолюдов. Изначально он решал судьбу всех вороньих кланов и, между прочим, весьма успешно с этим справлялся. Потому с некоторых пор Совет Пяти стал олицетворять главу всех вранолюдов, а позже зверолюды согласились, что он прекрасно справится с ролью блюстителей порядка между кланами. Ты будто сам не знаешь.

— Между кланами. Но не внутри!

— Забота Совета Пяти состоит и в том, чтобы кланы процветали, а не разрушали себя и друг друга.

— И почему же они тогда отсиживаются, когда мои ребята страдают от нападок котолюдов? — зарычала Тайра.

— К твоему сведению, Совет Пяти — единственное, что удерживает Карену от открытой войны с кланом Лииш, — хмыкнул Тир. — Хотя поводов было предостаточно.

— Хочешь сказать, то, что Кира-Талун ни разу не тронули нас в новолуние — это их заслуга? — пробурчал Лик.

— Не каркай… Тьфу, чтоб эту поговорку.

Со стороны двери раздался стук: Мита принялась собирать черепки от разбитых кружек.

— Да и не только в котолюдах дело, — через некоторое время вздохнул ворон. Он снова сел и подобрал ноги, мгновенно растеряв всю серьезность. — Маар беспокоится, что калсанганский князь все-таки выступит против клана Лииш, и когда остальные уделы возьмут с него пример — это лишь вопрос времени. Время будет играть против нас, если Лииш сейчас поднимется против князя. Первой попадет под удар Альрикан, а затем война пойдет по всем землям — боюсь, что князь горячей рукой устроит чистку в каждом уголке…

— Тоже думаешь, что не удержим лес? — поджал губы Лик.

Ворон покачал головой.

— А тот чужестранец с западного континента? — без особой надежды поинтересовалась Тайра. — Он, вроде как, помощь обещал.

— Он нам не враг, но до сих пор и не союзник. И он предлагал помощь в примирении с людьми. А с расколом в клане кто будет иметь дело?

— Это только моя вина и моя забота. — Лик оперся рукой о печь и поднялся на ноги. — Мне разгребать.

— Сядь, герой, — шикнул на его Тир. — В таком состоянии ты сделаешь только хуже.

— Может, — слабым голосом отозвалась Митьяна, — мне и правда стоит показаться клану?

На мгновение в доме повисла тишина. Зверолюды переглянулись, после чего ворон заявил:

— Зашибут.

— Может, оно и к лучшему?

— Пусть только попробуют! — зарычал Лик.

— Из-за меня все случилось, — не унималась травница. Она сжала в руках осколок кружки, и по пальцу скатилась капля крови. — Если это предотвратит войну…

— Не вздумай приносить себя в жертву! — рявкнул Лик.

Тир подскочил с места и поднял руки в мирном жесте.

— Угомонись, Лик. Сядь. Сядь, кому говорю! Может, ты и чувствуешь себя лучше, но я бы на твоем месте поберег силы. Митьяна, милая, ты тоже сядь. Не на пол, на скамью. Отпусти эту дамнарову кружку и вспомни, о чем тебе говорили — будешь винить себя, сделаешь лишь хуже. — Он закатил глаза. — Многоликая, дай мне еще немного терпения… я скоро сойду с ними с ума.

Лик помедлил, но послушно сел и запустил пятерню в волосы. После вчерашнего вечера он и правда сдал. Надломилась не только вера в людей и мир с ними, но и его контроль эмоций пошел трещинами. Он никогда бы не подумал, что потеря Зверя так сильно на нем скажется. Но если бы он знал, стал бы подвергать себя такому испытанию? Стал бы. Он охотно повторил бы тысячу раз, если бы от этого зависела жизнь в хрупком девичьем теле, плечи которого сейчас вздрагивали от всхлипов. Да будь она даже волчицей, способной за себя постоять, он без колебаний встал бы рядом.

И это говорил не его Зверь.

Мысль о том, что сейчас Митьяна в безопасности, заставила его успокоиться. Он снова закрыл глаза, догнал мысленную добычу, шумно выдохнул и ровно поинтересовался:

— Тир, ты знаешь, кто на чьей стороне?

Вранолюд замычал, задрал голову, несколько секунд разглядывал низкий потолок и стал перечислять:

— На сторону Филлата встала Кама. Она повела за собой почти всех охотниц клана. Еще несколько воинов…

— И Мигир наверняка, — фыркнул Лик.

Тир опустил голову, и его глаза лукаво сверкнули.

— Мне так приятно это говорить… тут ты ошибся, друг.

Лик переглянулся с сестрой.

— Что?

— Мигир встал на твою защиту. Заявил, что место первого воина получат только через его труп и что ты должен стоять во главе. Виран и Лари поддержали его. Знаешь, в большинстве своем клан разделился на охотников и воинов — за парой редких исключений.

— А волчицы-няньки? А ма… Дииса?

— Про нее ничего не знаю. Она не выходила из яслей и никак свою позицию не обозначила.

— Она же не пойдет против отца? — с неуверенностью спросила Тайра.

Лик пожевал губу.

— Я надеюсь. Няньки последуют за ней. Чью сторону она примет — туда и будет перевес.

— Лучше бы тебе самому набраться сил и встать на ноги, — заметил Тир.

— Знаю…

Лик постучал пальцами по колену и бросил взгляд на Миту. Та крутила осколок кружки и между делом пыталась стереть кровь с руки.

— Мое возвращение вызовет еще больше шума, — наконец, продолжил он. — Надо придумать, как объединить клан.

— Придумщики, — проворчал Тир. — Думаю, Рууман и его советник с этим как-нибудь справятся.

— Если Ирмар будет действовать своими обычными методами, воссоединения мы будем ждать до следующей весны. Ты сам сказал, что князь может прислать дружину и времени у нас мало. Значит, нужен быстрый способ собрать всех на одной стороне.

— Я так сказал, но… — Ворон не договорил, так и застыл с открытым ртом. Они обменялись взглядами с Ликом, и тот криво усмехнулся. — Скажи, ты думаешь о том же?

— Об одной совершенно сумасшедшей идее.

Тир впервые за вечер широко улыбнулся.

— Люблю сумасшедшие идеи. А когда они приходят в твою голову, то становятся еще более бредовыми.

— А пробыв в твоей, еще и опасными, — не удержался от колкости волколюд.

Тир расхохотался.

— Валяй.

— Нам нужен общий враг, — поделился Лик соображениями. Тайра подобралась, а Мита выпустила осколок из рук и вся превратилась в слух. — И мне нужно, чтобы ты кое-куда слетал. Один знакомый немного задолжал мне, вот и попросим расплатиться.

Глава 30 Митьяна

Случаев союза человека и зверолюда зафиксировано крайне мало. Вероятно, это связано с тем, что во времена, когда народы больше взаимодействовали друг с другом, магия была вне закона, и полукровки были вынуждены скрываться.

У известных нам полукровок способности к трансформации не проявлялись, но сохранялся иммунитет к магии — правда, не такой сильный, как у самих зверолюдов.

Капан Гайрих. «Местисы: все, что известно о существах смешанных кровей». Издание от 1037 года по жреческому календарю.

Х514 год, 22 день месяца Зреяния

Чем закончилось вечернее собрание, Митьяна уже не помнила. Когда Лик и Тир стали обсуждать план по воссоединению расколотого клана, на нее обрушилась усталость. Тайра, заметив, что травницу стало клонить в сон, велела ей уйти на чердак и хорошо выспаться. Мита не могла отделаться от мысли, что та хотела поскорее ее спровадить, но во взгляде волколюдки читалось плохо скрытое беспокойство. Неясно только, за кого она волновалась больше: за травницу или же своего брата, неравнодушного к ней.

Когда Митьяна проснулась утром следующего дня, волколюдов в доме уже не было. Внизу, судя по стуку костылей, суетился отец. Мита села, протерла припухшие глаза и осмотрелась: солнце пробивалось сквозь окно на чердак, и пыль на свету светилась, будто слюдяные осколки.

— Тебе не стоит напрягаться, — окликнула она отца, когда спустилась в подклеть.

Гидер поставил горшок на стол и слабо улыбнулся.

— Проснулась?

— Не помню, когда я в последний раз так долго и крепко спала. Давай приготовлю завтрак. Сядь, отдохни.

Охотник послушно сел на лавку и вытянул больную ногу. Мита схватилась за горшок и, стараясь не смотреть на аккуратную перевязь, засуетилась рядом с печью.

— Как… — осторожно начала она, — как давно они ушли?

— Они? А, Лик и Тайра… Еще до рассвета.

— Ты не спал?

— Не слишком хорошо.

Гидер был особенно немногословен, и это не ускользнуло от внимания дочери. Травница залила крупу водой, добавила молока и отставила горшок в сторону.

— Что-то случилось? — тихо спросила она.

Пальцы охотника бегали по кромке льняной рубахи, но он молчал. Мита не стала требовать ответа и продолжила заниматься завтраком. Когда она закрыла горшок крышкой и поставила в печь, Гидер, наконец, произнес:

— Это правда, что… — Он коротко вздохнул и облизал губы.

Руки травницы затряслись, и втайне девушка обрадовалась, что уже не держала в руках горшок. Она отвернулась, чтобы не видеть его лица и принялась бездумно перебирать посуду на полке рядом.

— Правда — что?

— Я думаю, ты понимаешь… Я о тебе и Лике.

На короткий миг Мита почувствовала облегчение: похоже, отец просто видел их вместе и не мог не заметить, как они относятся друг к другу. Наверняка, сейчас последуют слова о запретной любви и всем подобном.

— Он рассказал мне все, — тише добавил Гидер, и сердце Миты ухнуло в пятки. — Про твою руку и то, что ты больше не простой человек.

Митьяна поспешно убрала руки от посуды, чтобы не разбить ненароком — хватит и вчерашнего. Теперь она молча смотрела себе под ноги. Гидер терпеливо ждал от дочери ответа.

— Я могу понять, почему ты скрывала это от меня, — произнес он. В его голосе слышалась горечь вперемешку с раздражением. — Могу понять, почему не говорила Дирку. Но рано или поздно это бы всплыло. И чем дольше ты бы это скрывала…

— Тем хуже бы было… — прошептала Мита. — Я знаю…

— Знаешь, — эхом отозвался Гидер, потер лоб и вздохнул. — Просто стоило рассказать, а не пытаться решить все самим. Лик наверняка не хотел предавать случившееся огласке, и это правильно. Но что он, что ты… вы слишком молоды, чтобы решать такое в одиночку. Вы попытались — и к чему это привело?

В глазах у травницы защипало, и она с трудом подавила желание потереть их кулаками.

— Я боялась… — прошептала она и сглотнула ком в горле. — Боялась… вдруг ты не примешь меня… такой…

— Глупая! — Охотник встал, сделал несколько неуклюжих шагов к дочери и заключил ее в объятия. — Мит, ты моя родная дочь. Что бы с тобой ни случилось, я буду любить тебя и приму как есть. Я прошу тебя, не молчи, если с тобой что-то происходит!

Перед глазами все размылось, и Мита часто заморгала. Слезы потекли по щекам. Девушка шмыгнула носом и уткнулась отцу в грудь.

— Прости… Я не хотела, чтобы ты волновался. И не хотела сваливать на тебя чужие проблемы.

— Не говори ерунды. Проблемы мне не чужие.

— А когда?.. — опомнилась Мита и вытерла лицо тыльной стороной ладони. — Когда Лик тебе рассказал?

— Сегодня утром, перед тем как уйти.

— Ты… злишься на него?

— Как отец — очень. Но, как мужчина, я уважаю его за смелость. — Гидер улыбнулся. — Я не так хорошо знаю его и Руумана, но характером Лик точно пошел в него. Он станет хорошим вождем.

— Лик и от отца не стал скрывать. — Мита потерла ладони. — Сейчас глава клана хочет со мной встретиться.

— Неудивительно. Я поговорю с Дирком, придумаем, как это устроить без лишних ушей.

— Ты хочешь рассказать старосте? — похолодела травница.

— Он должен знать, — отрезал Гидер. — Разумеется, я расскажу.

— Да… конечно…

Раскрывать правду страшно. Мита с замиранием сердца рассказывала обо всем Зере, нервничала сейчас, во время разговора с отцом. Но то были близкие ей люди. Семья старосты, хоть и относилась к ней хорошо, могла отреагировать как угодно. А что, если Дирк выгонит ее, Миту, из деревни?

— Не переживай, ничего страшного не случится. Не выгонит же он тебя, в самом деле, — улыбнулся отец, словно прочитал ее мысли.

«Я уже ни в чем не уверена…» — подумала травница.

* * *

Воды дома было немного, поэтому Мите пришлось идти за ней через полдеревни. По дороге к роднику она постоянно ловила на себе чужие взгляды. В них не было открытой ненависти или злобы, как пару дней назад, но сквозила настороженность. Мита чувствовала себя так, словно каждый в деревне уже знал, что то она волколюдка, или видел в ней Зверя. От этого ей хотелось опустить взгляд и как можно скорее убраться с улицы.

В обед в дом охотника заглянули Норан и Пилар, и мясник от всего сердца попросил у Гидера и Миты прощения. Пилар повторил извинения за дядей и почему-то покраснел. Травница сделала вид, что не заметила, и сдержанно поблагодарила их за помощь — за то, что помогли Лику и удержали людей от драки с Тайрой и ее сородичами.

— Да ладно. — Пастух почесал затылок. — Считай это… ну, навроде как извинения.

Разговор с Тайрой не шел у Миты из головы. От мысли, что надо предстать перед кланом, одна ее часть сжималась от страха, а другая — явно принадлежавшая Зверю — дрожала от нетерпения и желания показать другим волколюдам, чего она стоит. Это даже смешило ее. Что она может доказать тем, кто с самого рождения живет в волчьей шкуре?

Разговор со старостой Дирком в полдень расставил все по местам. Дирк сам пришел в дом охотника, даже не постучавшись. Впрочем, ему это было дозволено. Как только Мита слезла с чердака и увидела ссутулившуюся спину, тут же засуетилась.

— Я сейчас чаю сделаю… — предложила она.

— Не нужно, — отмахнулся Дирк. — Гидер звал на разговор. Он дома?

— Дома. — Митьяна постаралась выбросить из головы мысли о теме этого разговора и оглядела старосту. — А чаю все-таки надо. Вы в зеркале себя видели? Похожи на утопленника.

— Знаешь, — пробормотал Дирк, — иногда мысль утопиться кажется мне весьма привлекательной.

— Все настолько плохо? — подал голос Гидер.

Староста вздохнул, прошел в подклеть и опустился на лавку. Мита налила чай из сушеной малины и чабреца и поставила на стол; мужчина, помедлив, взялся пальцами за ручку, но кружку так и не поднял.

— Подожди еще топиться, — невесело хмыкнул охотник. — Есть еще новость. Тебе она, скорее всего, не понравится.

— Если ты про раскол в клане Лииш…

— Я про другое.

Мита приютилась на краю лавки и стиснула руками подол. Пока Гидер рассказывал все, что услышал от Лика, она мяла льняную ткань, не решаясь поднять глаза.

— Боги первые… — процедил Дирк. — И почему я узнаю об этом только сейчас?

Травница съежилась, чувствуя себя, как провинившаяся собака, ожидающая пинка хозяина. Но за этими словами последовал только очередной вздох, больше похожий на стон.

— За что мне такое наказание?.. — пробормотал староста. — Мало проблем в деревне, теперь еще это… Получается, давно?

— Две недели, — отозвалась Митьяна.

— Чудо, что тебя до сих пор не раскрыли!

— Есть мысли, как выкручиваться теперь? — поинтересовался Гидер.

— То есть, кашу заварили вы, — Дирк рассерженно взглянул на травницу, — а как выкручиваться — так сразу мне, я правильно вас понял?

— Не горячись. Они уже попытались решить все сами. Если бы продолжили в том же духе, тебе бы понравилось еще меньше. Я позвал тебя не потому, что хочу свалить на тебя решение. Я хочу с тобой посоветоваться. Ты староста, тебе виднее, как нам лучше поступить.

Дирк отмахнулся.

— С Митой как раз понятно, что делать. Меня больше беспокоит князь. Думаю, Варлам не смолчал о случившемся, а значит, княжеская дружина будет здесь дней через пять, самое большее — через неделю.

— Что значит — со мной понятно? — переспросила Мита, проигнорировав последние слова.

Дирк вздохнул и сцепил руки в замок.

— Уходить тебе из деревни надо, Митьяна.

Слова, которых травница боялась больше всего, все-таки прозвучали, и внутри у нее все оборвалось.

— Мит, — заметил ее смятение Дирк, — ты же понимаешь, даже если уляжется все, стоит им узнать о твоей тайне — и о мирной жизни в деревне можно забыть. Некоторые, конечно, примут, но большинство ополоумеет. Я не хочу рассказывать людям про превращение в волколюда после укуса. — Староста поджал губы. — Я люблю тебя почти как родную дочь, Мита, но ты больше не похожа на нас. Твое место теперь среди подобных тебе. Среди зверолюдов, среди клана Лииш.

Митьяна медленно выпустила подол из рук. Сказать что-либо она не решалась — в горле встал ком, и было чувство, что если она сейчас заговорит, ее голос сорвется. Она подняла растерянный взгляд на отца в поисках поддержки, но лицо последнего было не менее растерянным.

— Мита, милая, это не значит, что я тебя выгоняю, — мягко пояснил Дирк. — Решать тебе. Для начала попробуй пожить у них немного. Я хочу отправить Гидера в город к лекарю, скажем всем, что ты поехала с ним.

— А скотина? — вяло возразила травница.

— За ней-то кто-нибудь присмотрит. Зера, например. Или попрошу младшую свою, уж кормить-то она умеет.

— Я боюсь, — честно призналась она. — Никто не может поручиться, что меня там, в клане примут. Почему вы все думаете, что это наилучший вариант?

Дирк улыбнулся уголком рта.

— Думаю, если после недавних событий Лик все еще верховодит, клану будет нечего возразить, когда он представит тебя своей избранницей.

Мита подавилась возражениями и густо покраснела.

— Я не… С чего вы…

— У вас на лицах все написано. Он за тебя убить готов, а ты беспокоишься за него едва ли не больше, чем за отца.

Травница снова метнула взгляд в отца, но тот ободряюще кивнул.

— Ну… я… мы…

— Гидер, не возражаешь против такого моего решения?

Охотник покачал головой.

— Думаю, что за время вашего отсутствия я как-нибудь разрешу проблему с князем. Оно и к лучшему, если ты, Мита, не будешь показываться на глаза Варламу и дружине. Да и в деревне разговоры поутихнут. — Дирк сцепил руки в замок. — Я, правда, пока не представляю, как остановлю их от разорения этих земель, но сделаю, что смогу.

— Не переусердствуй. — Гидер поджал губы. — Не только ты, но и семья попадет под раздачу.

— Знаю. И защиты волколюдам не обещаю. Мит, тебе придется сообщить об этом Рууману. Я готов отстаивать мир с волколюдами, пока это не касается моих жены и детей. Но если князь всерьез решит уничтожить лес Лииш, воспротивиться ему я не смогу.

Староста наконец пригубил из кружки, сделал несколько глотков и поднялся.

— Пойду я. Клану сам все передам. Вы отправитесь завтра.

На этих словах Дирк оставил недопитый чай и вышел, оставив охотника с дочерью размышлять о предстоящей «поездке».

Глава 31 Лик

Знахарь волколюдских кланов нечасто берет себе учеников, так как сам занимает этот пост в течение десятилетий и не нуждается в преемниках. Однако, если клан большой, ему может потребоваться помощник или даже два, и к их выбору он подходит с особой тщательностью. Помощником может стать лишь тот, чья роль в клане еще не определена окончательно.

Впрочем, время от времени к знахарю отправляют провинившихся волчат — чтобы выполнять мелкие поручения, вроде уборки или сбора трав.

Капан Гайрих. «Обычаи народов Фиэдеса». Раздел «Зверолюды», глава «Общественное устройство кланов».

Х514 год, 22 день месяца Зреяния

Возвращение было для Лика волнительным и в то же время долгожданным.

Волчий облик дался ему с огромным трудом. Боль ослепила его, сковав все тело и лишив чувств, и когда он очнулся, то обнаружил себя лежащим на боку. Рядом суетилась Тайра, которая не на шутку испугалась и теперь скулила, прижав уши.

Первое время Лик чувствовал себя беспомощным щенком, едва появившимся на свет — за исключением того, что глаза у него были открыты. Лапы не хотели его слушаться, хвост безвольно висел, будто хлыст, оттягивая зад. Покажись он таким на глаза клану — и первым воином ему уже не быть. Лику пришлось уйти в западную часть леса, туда, где его никто бы не нашел; он бегал там почти час в попытках вернуть себе хоть толику былой ловкости.

В утреннем солнечном свете ельник, где пряталось поселение клана, темным пятном выделялся среди остального леса. Чем ближе к нему они подходили, тем меньше становилось стройных осин, берез, округлых кустиков, которые доставали волкам до плеча и редко поднимались выше макушки. Лапы Лика мелко подрагивали. Когда он пригнулся, чтобы нырнуть под колючие еловые лапы, то поморщился от боли в лопатках, но хода не сбавил. Тайра двигалась следом, постоянно оглядываясь и поджимая хвост.

Лик ступал по знакомым тропам и чувствовал себя так, словно вернулся домой после долгого путешествия. Вместе с этим где-то внутри проснулся и тихонько скулил маленький волчонок, который напортачил и теперь боялся гнева отца. Лик успокаивал его, отвлекаясь на запахи вокруг: казалось, он не видел их вечность и теперь с жадностью разглядывал плясавшие перед глазами цветные блики.

Поселение клана Лииш встретило детей вождя молчанием. Солнце зашло за облака, погрузив дома, плетенные ограды и заросшие мхом дорожки в тень, отчего ели стали казаться еще выше и массивнее. На крыльцах домов появлялись удивленные лица; стоило им увидеть Лика и Тайру, как они хмурились и поджимали губы. Лик потянул носом: на центральной поляне, у костра, собралось немало волколюдов. Должно быть, дозорные уже донесли весть об их возвращении всему клану.

Менять облик на человеческий Лик не стал, и сестра последовала его примеру. Волколюд остановился у пустого кострища, от которого еще веяло слабым теплом, и подобрался. Окружавшие его соплеменники расступились, пропуская вперед вождя. По одному лицу Руумана было ясно, что разговор предстоит не из легких. Позади него тенью держался Ирмар, и в его взгляде Лик прочел осуждение.

— Отец. — Он склонил голову.

Рууман молча окинул сына взглядом. Тот выдержал, а вот Тайра поежилась.

— И как это все понимать? — вместо приветствия поинтересовался вождь.

— Ты знаешь про дочь охотника Гидера, — не стал увиливать от ответа Лик. — Я задержался в деревне из-за нее.

Кто-то из присутствующих фыркнул. Лик скосил глаза и заметил Каму: она стояла, скрестив руки на груди, и кривила губы.

— Кто она такая, чтобы первый воин клана смел пренебрегать своими обязанностями ради нее? — вкрадчиво поинтересовалась волчица.

— Наш сородич, — в тон ей ответил Лик.

Собравшиеся недовольно заворчали.

— Ты не вправе решать… — зашипел Ирмар, но Рууман остановил его жестом.

— Что такого стряслось, что тебе пришлось провести в деревне две ночи? — потребовал он объяснений.

— Митьяна нуждалась в моей защите. — Лик не отводил взгляда, прикидывая, насколько сильно они с отцом поругаются, когда все это представление закончится и они зайдут в дом.

— Правда? — встряла Кама. — Поговаривают, что ты просто получил трепку от деревенских и был вынужден отлежаться…

Рууман рыкнул, заставив старшую охотницу осечься.

— И кто же поговаривает? — сострил Лик. — Твои сыночки, любящие совать нос не в свое дело?

Кама зарычала. Лик стиснул зубы, сдерживая клокочущую внутри ярость. Подумать только: раньше он видел в ней если не вторую мать, то старшую сестру, а сейчас один ее самодовольный вид вызывал лишь желание вцепиться ей в загривок и как следует извалять в грязи.

— Довольно! — оборвал их вождь. — Придержи язык, Лик. Ты не в том положении, чтобы зубоскалить. Кама, я не намерен терпеть голые слухи, особенно если это касается чести воинов клана.

— Как скажешь, мой вождь, — склонила голову волколюдка, но в ее движениях не было и крупицы покорности.

Рууман некоторое время не сводил с нее тяжелого взгляда, но потом переключился на сына.

— Клан знает о том, что дочь охотника обрела Зверя. Но пока что она нам не сородич. Она не знакома с нашими законами и традициями.

— Я понимаю, отец. Я знаю, ты хотел встречи с ней. Я готов привести ее в поселение, чтобы познакомить с кланом.

Голоса волколюдов смешались в один гул, в котором Лик расслышал как одобрение, так и осуждение. Сын главы заметил худую гибкую фигуру Филлата: он стоял чуть поодаль от кострища и не сводил с него внимательного взгляда.

— Тишина! — рявкнул Рууман.

Гул стих. Вождь подошел к Лику и смерил его холодным взглядом.

— Завтра, — отчеканил он. — Самое позднее — через два дня. Я подумаю о том, чтобы позволить ей участвовать в охоте.

— Мой вождь, — подал голос Филлат, — это неразумно. Что может девчушка, которая обрела Зверя две недели назад?

— Здесь я решаю, что разумно, а что нет, — отрезал Рууман.

— Она будет только мешаться под лапами.

— Вот и посмотрим. Нам не нужны лишние рты, так что если девочка хочет стать одной из нас, ей придется показать, на что она способна. Ты уяснил, Лик? — обратился он к сыну.

Лик склонил голову.

— Да, мой вождь.

— Хорошо… Теперь ты, Тайра.

Тайра моментально съежилась и тихо заскулила.

— Отец, я…

— Ты нарушила мой приказ. Отправилась в деревню, да еще и принудила других следовать за тобой.

— Я никого не принуждала… — попыталась было возразить она.

— Молчать!

Тайра упала брюхом на землю и прижала уши.

— Отец… прошу прощения, я просто беспокоилась за Лика и…

— И поэтому решила, что можешь подвергать опасности жизнь тех, кто тебе доверяет? Ладно Виран и Мигир — они опытные воины. Но Лари еще не завершила свою первую охоту. Ты не имела права ни самой приходить в деревню, ни тем более тащить туда молодняк. Разве после этого ты можешь называться первой воительницей?

— Отец, ты перегибаешь… — возразил Лик.

— Придержи язык, — огрызнулся Рууман.

Но вместо того, чтобы покорно замолчать, Лик зарычал и встал между ним и сестрой.

— О своем решении она уже пожалела, но ты не можешь винить ее в том, что она пренебрегает интересами клана. Она беспокоилась о моем благополучии. Лишать ее титула первой воительницы — это слишком.

— С каких это пор ты решаешь, как мне стоит наказывать своих подчиненных?

— Она твоя дочь, а не подчиненная!

Клан затих, с трепетом наблюдая за семейной ссорой. Еще никогда Лик не выступал против решения отца открыто, и сейчас одна его часть наслаждалась этим, а другая вопила от ужаса. Отец не спустит ему это с рук. Они обязательно поговорят о его поведении, и едва ли Лик легко отделается.

— Лик… — испуганно шепнула Тайра, — не надо…

— Я прекрасно осознаю, что Тайра сделала глупость и должна ответить за свои поступки, — не пожелал останавливаться Лик. Его янтарные глаза смотрели на вождя с вызовом. — Но сейчас не самое удачное время, чтобы закручивать хвосты.

— Еще поучи меня, как кланом управлять, — пророкотал Рууман.

На морде волколюда не дрогнул ни один мускул. Как бы не плясало сердце у Лика в груди, внешне он был спокоен, как на охоте, и это спокойствие невольно передалось отцу. Вождь шумно выдохнул, бросил короткий взгляд на членов клана и недовольно цыкнул.

— Возвращайтесь к своим обязанностям, — велел он, а затем подал знак Ирмару подойти. — Уведи Тайру на поле наказаний. Я займусь ей позже, без свидетелей. Лик, — обратился он к сыну, — ты идешь со мной в дом.

Лик не стал возражать. Подобравшись, он прошел мимо Ирмара, бросил ободряющий взгляд на сестру и направился следом за Рууманом.

* * *

Рууман терпеливо дождался, пока Лик примет человеческий облик. Он наблюдал за слабыми всполохами огня в очаге, когда молодой волколюд вошел и присел на краешек стола, слегка поморщившись от боли в ногах и пояснице. Некоторое время в комнате царила зловещая тишина, в которой треск поленьев, только что подброшенных главой клана, казался оглушительным.

— Что за представление ты устроил у большого костра? — наконец, процедил Рууман, не поворачивая к сыну головы.

Лик поджал губы.

— Ты ведь не думал, что я всегда будут беспрекословно следовать твоим решениям?

— Какого дамнара ты решил показать характер именно сейчас⁈

Голос вождя больше походил на рык. Лик подумал, что стоит сказать неверное слово — и он взорвется, и тогда мало не покажется никому, и в первую очередь самому Лику. От этой мысли спокойствие окутало его плотным коконом.

— По той же причине, по которой ты решил воспитывать Тайру у всех на глазах.

Рууман резко обернулся. Огонь слабо трепыхался за его спиной, но этого оказалось достаточно, чтобы очертить его мощную фигуру. Глава клана шумно втянул носом воздух, затем выдохнул и стал расхаживать по комнате.

— Ты сам говорил, — осторожно продолжил Лик, — что сила не всегда приводит к результату. Ты злился на Тайру. Но накажи ты ее строго сейчас — и возмущения лишь усилятся. Она пользуется уважением в клане, что бы ты ни думал, но теперь, при угрозе нападения княжеской дружины, лишать ее этого уважения неразумно.

— Если я буду прощать неповиновение, каждый в клане будет творить что вздумается.

— Я и не говорю, что ты должен прощать. Но и срывать на ней злость. Сейчас нам всем будет непросто, зачем создавать лишний повод для ссор внутри семьи? Как будто у нас их недостаточно.

— На что ты намекаешь? — устало поинтересовался Рууман. Гнев, пылающий до этого в его глазах, постепенно утихал.

Огонь в очаге сошел на нет, и теперь дрова тлели, так толком и не занявшись огнем. Лик мимоходом подумал, что отец был так зол, что по невнимательности кинул в очаг влажные дрова.

— Ни на что, — наконец, отозвался он после недолгого молчания.

— Раз начал, то договаривай, — проворчал отец. — Пока у меня еще есть настроение слушать.

— А у тебя оно было? — фыркнул Лик. — Ты что, правда не понимаешь?

Рууман снова остановился напротив очага, повернувшись лицом к сыну.

— Не надо делать вид, будто не замечаешь, как Тайра из кожи вон лезет, чтобы тебе угодить. Вот только когда ты придавал этому значение? Для тебя она всегда была второй. Вторым ребенком. Вторым воителем. Разумеется, она не станет тебя слушать, потому что ты никогда не слушал ее.

— Замолчи, — процедил Рууман.

— Ты сам потребовал, чтобы я продолжал. И я не остановлюсь, пока не закончу.

— Довольно, Лик.

— Насколько сильно ты не хочешь признавать это, раз пытаешься заткнуть даже меня?

— Лик!

Глава клана повысил голос, но ничего больше не сказал. Он пнул носком сапога поленницу и засунул большие пальцы за пояс штанов.

— Ты вообще считаешь ее за свою дочь? — тихо спросил Лик.

Рууман хмыкнул.

— Что за глупый вопрос. Конечно, считаю.

— Тогда почему ты относишься к ней так? В чем она провинилась при рождении?

— Ни в чем. Забудь, Лик. Оставим этот пустой разговор. Я смягчу наказание Тайры.

Лик криво усмехнулся.

— Пустой, говоришь… Как хочешь.

Вождь недовольно покосился на тлеющий очаг, выбрал пару сухих дров и небрежно бросил сверху. Комнату наполнил треск, и вскоре пламя охватило бледную древесину.

— Расскажи мне, что произошло в деревне за эти два дня? Почему тебе пришлось остаться в доме Гидера?

Лик пожевал губу и нехотя рассказал о покалечившемся в лесу охотнике, стычке с жителями и гостями из Кайсуги. Затем рассказал про откат, приход Тайры и, наконец, о том, что рассказал тайну Митьяны Гидеру.

— Митьяна нормально пережила новолуние. Она стала лучше общаться с Тайрой… К слову, Тайра немного скрасила мое пребывание там. Я не оправдываю ее, она действительно совершила глупость и я уже отругал ее за это. Но, возможно, без нее я бы совсем тронулся головой. Остаться без Зверя оказалось тяжелее, чем я мог представить.

— Перетерпев откат однажды, начинаешь бояться его всю жизнь, — ответил Рууман. — Ты довольно быстро встал на ноги.

— Каждое неосторожное движение превращается в муку.

— Верю. — Вождь помедлил. — Эта девчушка… Митьяна. Как хорошо она контролирует себя?

— Ей не стоит оставаться в деревне, — угадал его мысли Лик. — Не иначе, Всевидящая помогла ей оставаться незамеченной, но сейчас, когда сила покровительницы невелика, может случиться все что угодно. Я почти уверен, что староста Дирк узнает о тайне Миты сегодня же. И так же уверен, что он предложит Мите на время укрыться в лесу, в клане, чтобы ненароком не выдать себя и избежать проблем с деревней и дружиной.

— Филлат почти половину клана настроил против нее, — покачал головой Рууман. — Чему ты успел ее научить?

— К слову, об этом… Отец, охота — не самое удачное…

— Как будто я не понимаю, — оборвал он его. — Даже если ты занимался ее обучением, я не поверю, что за две недели она смогла научиться хоть чему-то. Но если она не покажет свою полезность клану, ей не жить среди нас. В лучшем случае ее прогонят. А в худшем ее ждет участь гораздо менее приятная.

— Она знахарка, — не оставлял надежды Лик. — Может, получится…

— Альсав не возьмет ее в ученики. Ты знаешь, какой он.

— Вредный?

— Рассудительный, — поправил вождь. — Он десять раз подумает и взвесит все «за» и «против», прежде чем принять решение.

Лик поджал губы. Хотелось бы выбрать более легкий путь, но сейчас был тот случай, когда его не было.

' Что ж, — подумал он, — до охоты еще четыре дня. Можно будет поработать над навыками Миты… '

— Сегодня никуда не ходи, дозорные без тебя разберутся, — вырвал его из размышлений Рууман. — Отдохни тебе нужны силы. И не подавай поводов для сплетен. Тебе сейчас нельзя показывать слабину.

— Я знаю.

— Мало ли, что ты знаешь. Будь дома. Я займусь Тайрой и попробую выйти на связь с Дирком.

Лик послушно склонил в голову и проводил отца взглядом до двери. Когда та захлопнулась, он вздохнул и запустил руки себе в волосы.

Похоже, пережить ближайшую неделю будет не так-то просто, сказал он себе.

* * *

Вопреки наказу отца, Лику очень хотелось размяться, чтобы хоть немного расшевелить ноющие от боли мышцы. Более того, было у молодого волколюда предположение, что от этой боли можно было избавиться тренировкой, как при перенапряжении.

Время близилось к полудню. В эти часы на тренировочных полянах было немного желающих поупражняться, а значит, в случае чего, его позорные стоны услышат единицы.

Так он считал ровно до того момента, как его нога ступила на редкую траву, залитую лучами солнца.

Пользуясь нежаркой погодой, охотники клана выгнали своих подопечных и теперь гоняли тех по полю, заставляя отрабатывать прыжки, укусы и приемы борьбы — не иначе как в преддверии первой охоты новой луны. Среди наставников Лик увидел Филлата и стиснул зубы так, что свело челюсть.

— Надо же, — вместо приветствия произнес первый охотник клана, — решил удостоить молодняк своим вниманием?

Лик хотел съязвить, мол, больно надо, но заметил несколько пар любопытных глаз, наполненных благоговением, и благоразумно промолчал.

— Не только охотники принимают участие в охоте, — отозвался он.

— Боишься, что не справишься?

— То, что я пришел размяться, еще не значит, что я не уверен в себе.

Зверь внутри недовольно заворчал, и Лик, бросив взгляд на усердно скачущих молодых волколюдов, направился на другой конец поляны.

— Я ни в коем случае не хотел обидеть сына вождя, — бросил Филлат ему в спину. — Уверен, ты, как и всегда, покажешь всем мастерство первого воина.

— Чего ты добиваешься? — не выдержал Лик и обернулся.

Теперь волколюды стояли друг напротив друга, испепеляя друг друга взглядами. От прохладной вежливости на лице Филлата не осталось и следа.

— Уже такой взрослый, а не понимаешь, — поморщился первый охотник.

Разумеется, Лик понимал. Филлат нарочно провоцировал его на драку. Он чувствовал слабость в его теле и хотел ей воспользоваться, а потому старался разозлить, нарочно обращаясь к нему как к непутевому волчонку — притом что разница в возрасте у них была всего два с небольшим года.

— Не заговаривай мне зубы, Филлат. Если тебе нечего сказать, я пойду.

Прочие охотники отвлеклись от своих тренировок и теперь с интересом наблюдали за ссорой. Зверь Лика продолжал ворчать, и волколюд призвал в помощь все свое самообладание.

— Знаешь, я честно молчал все это время, — неожиданно зло процедил Филлат. — Следовал приказу моего вождя и хранил тайну этой девки. Но ведает Всевидящая, мне сразу стоило рассказать о ней всем. Она свела тебя с ума, заставила отступиться от принципов клана. Я восхищался тобой до сегодняшнего дня. Поверить не могу, что ты решился на такую глупость.

— Не тебе решать, что глупость, а что нет, — парировал Лик. — Ты ее совершенно не знаешь.

— Увидеть ее один раз было вполне достаточно. Она-то волколюдка? Ошибка первых богов, не более того. Обычная деревенская дура.

Кулаки Лика сжались так, что побелели костяшки пальцев.

— Не думаю, что она действительно что-то умеет. И что? — продолжал Филлат. — Будешь убивать за нее добычу, чтобы она подносила ее клану? Защищать от других? Тебе бы о своем положении позаботиться…

Охотник не договорил — Лик налетел на него и сбил с ног. Ударом о землю Филлату вышибло весь воздух из легких, и он закашлялся. Свидетели драки зароптали, кто испуганно, а кто с восхищением. Пальцы Лика сомкнулись на воротнике Филлата, сильнее вдавив соперника в землю. Тот захрипел.

— У кого-то еще остались сомнения? — прорычал Лик, обведя взглядом остальных.

Над поляной повисла тишина; ее нарушали только хрипы, издаваемые первым охотником.

— У меня достаточно сил, чтобы постоять за себя и за нее, — продолжил сын вождя. — Если кто-то не согласен с решением отца принять ее на время в клан, пусть выйдет сюда и бросит вызов.

Молодые волколюды испуганно замотали головами. Охотники постарше нахмурились, но склонили головы. Лик разжал пальцы и выпустил Филлата, а затем поднялся на ноги.

На край поляны, скрытый тенью деревьев, Лик уходил под гробовое молчание и сдавленные ругательства Филлата. Руки мелко дрожали от клокочущей в груди ярости, но Лик прикрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул. Он пришел сюда размяться, и его планам никто не помешает.

Глава 32 Рууман

Четырех богов-покровителей зверолюдов чаще всего называют первыми богами. Встречается еще название ' изначальные боги ', но оно скорее просторечное. Изначальный — это сущность, не столько похожая на божество, сколько на материю, из которой был создан мир, и первые боги тоже появились от Него. Иногда эту сущность называют Хаосом, а на древнем языке он звучит как llier.

Тиэда Бут. ' Тайны богов '

Из коллекции библиотеки академии Куубер.

Х514 год, 22 день месяца Зреяния

Рууман остановился перед покрытой мхом дверью, но вместо того, чтобы постучать, зачем-то провел по ней пальцами. День был полон событий, разозливших его до невозможности, и в попытке охладить голову он больше часа провел в лесу. В конце концов, ноги привели его к дому, на пороге которого он желал сейчас оказаться меньше всего. Тогда в голове и промелькнула предательская мысль, что единственным собеседником, способным выслушать его и, возможно, дать совет, может быть та, с кем он провел половину жизни.

Прочистив горло, Рууман несколько раз постучал, но привычного ' входите ' не услышал. Ответом ему послужила тишина, и, толкнув на проверку дверь, он убедился, что дома никого не было. Какая-то его часть облегченно выдохнула, и, оглядевшись, Рууман поспешил прочь, надеясь, что его замешательства никто не видел.

Интересно, куда Дииса запропастилась в такое время?

В поселении вовсю готовились к вечерним тренировкам, столь долгожданным после новолуния. Волколюды приветствовали своего вождя, почтительно склоняя головы, но Рууман, шагая по протоптанным дорожкам, почти не уделял им внимания. Хотелось еще ненадолго побыть одному. Хоть клан чувствовал, что вождь не в духе, тот был не готов поручиться, что не сорвется на кого-то из сородичей.

Рууман совершенно точно не хотел искать Диису, но вместе с этим тайно желал столкнуться с ней где-нибудь. От противоречия хотелось выть и рычать, но вместо этого он стискивал зубы.

Спокойствие пришло к нему на берегу реки, где вода грохотала, перекатываясь на порогах, и заглушала его собственное раздражение. Некоторое время Рууман стоял, вглядываясь в бурлящий поток, на гребнях которого набухала пена. Тень от леса окрашивала воду в глубокий темный цвет, и вождю казалось, что если слишком долго в нее смотреть, то можешь невольно упасть.

Рууман не знал, сколько времени прошло, прежде чем он почувствовал чужое присутствие за спиной. Выбранное им место, укрытое скалами, уже не единожды спасало его от нежеланных гостей, и найти здесь его могли лишь двое.

И в этот раз его нашел не Ирмар.

— Не ожидала увидеть тебя здесь. Не помню даже, когда ты последний раз сюда приходил.

Рууман закрыл глаза. Зачем оборачиваться, если образ собеседницы и так вставал ее перед глазами? Так хоть не увидит ее уставшее лицо — а судя по голосу, Дииса была измотана.

— Тяжелый день? — хмыкнул он.

— Не легче твоего.

— Ты всегда так говоришь.

— Не хочешь ли ты снова оспорить тяжесть моей ответственности? — Голос волколюдки стал вкрадчивым.

Рууман шумно выдохнул. Он снова перестал понимать, рад ли был этой встрече или же хотел поскорее уйти.

— Я не собираюсь заводить с тобой этот разговор, Дииса. Однажды он уже расколол нашу семью.

— Совсем ты шуток не понимаешь, — вздохнула она, опускаясь на каменистый берег. — С тех пор, как мы пересталижить под одной крышей, ты становишься все хмурее и серьезнее.

— Мое положение в клане как-то не располагает к шуткам. Особенно сейчас.

— Я слышала, — перебила вождя Дииса, — что та занятная человеческая девушка вскоре придет в наш клан. Это правда?

Говорить о дочке охотника, доставившей столько проблем, не хотелось. Стоило подумать о ней, как следом вспоминался горящий яростной решимостью взгляд сына. Рууман хорошо знал этот блеск в глазах, эту смелость, которая стирала все границы самообладания и толкала на опрометчивые поступки. Даже защищая Тайру, Лик думал о той, ради кого рискнул своим положением, из-за кого сейчас клан разрывался на части.

Все они по молодости совершают одни и те же ошибки.

— Каждый в клане сейчас про нее говорит, — наконец, проворчал Рууман.

— Мне о ней стало известно гораздо раньше. И я даже знаю, о чем ты думаешь. — Дииса заметила перемены на его лице и улыбнулась. — Считаешь, что она изначально плохая партия Лику?

Вождь едва не зарычал.

— Я посмотрю на нее и решу, — процедил он сквозь зубы.

Дииса тяжело вздохнула. Трава у берега заволновалась от порыва ветра, и волколюдка провела по ней рукой, будто гладила.

— В этом все дело, Рууман. Ты пытаешься решить за других, не всегда считаясь с их мнением. Нередко пользуешься властью, даже по отношению к собственным детям. Тайра всегда была покорна, хотя в душе бунтовала, желая поступить по-своему. И Лик уважал тебя и как отца, и как вождя. Но сегодня он впервые огрызнулся, да?

— Ты и об этом уже знаешь?

Ругаться с Диисой или даже просто попытаться опровергнуть ее слова было непросто, Рууман отлично это знал. Потому сейчас, вместо того, чтобы возразить, он лишь молча сцепил руки и уставился на перекатывающуюся на порогах реку. А первая волчица улыбнулась еще шире, когда поняла, что попала в точку.

— Когда-нибудь это должно было случиться… — пробормотал вождь.

— Вот как ты заговорил.

Рууман вскинулся и бросил на Диису раздраженный взгляд, но столкнулся со спокойствием на ее лице. Ему стало не по себе — будто он повел себя не так, как должен, несправедливо обвинил и теперь не знал, что ответить, чтобы загладить неловкость.

Помедлив, Рууман все же отвернулся. А затем с силой потер лоб.

— Восхитительно. Несколько десятков лет я возглавляю клан Лииш, отвечаю за его интересы, приглядываю за каждым сородичем, но не могу понять, что происходит в собственной семье. Я правда не понимаю. Тайра все больше отдаляется, а поведением больше походит не на первую воительницу, а на малолетнюю ученицу. Теперь и Лик… нет, его я еще могу понять, он сошел с ума от деревенской девчушки…

— Рууман, — мягко перебила Дииса, — он не сходит с ума, а влюблен.

— Одно и то же. И от этого мне не легче. Митьяне наши законы чужды, и для клана она никто. Что он в ней нашел, я не понимаю.

— То, чего нет в женщинах нашего клана.

— И что же это? — фыркнул вождь.

Дииса пожала плечами.

— Я пока не знаю. Мне нужно познакомиться с ней. Безусловно, она отличается от волколюдов тем, что была человеком с рождения. Может, в этом кроется ответ на давний твой вопрос. Не закрывай глаза только потому, что происходящее отличается от того, каким ты желаешь его видеть. Позволь Всевидящей показать тебе правду, быть может, ответ найдется в ней.

— Ответ… — эхом отозвался Рууман. — Ну да…

И с чего он вообще решил, что разговор с Диисой поможет ему? С тех пор, как родился Лик, ее взгляды на жизнь поменялись: из буйной свободолюбивой волчицы, получившей титул Бесстрашная, она превратилась в мирную хозяйку, а потом — в лекаря душ. Рууман никогда не оспаривал мудрости своей спутницы и даже был рад, что уважение в клане Дииса теперь зарабатывала не титулом, а собственными поступками. Но перемены вызывали в нем легкое сожаление и невеселую усмешку: первая волчица боялась стать похожей на свою предшественницу, Суир Мягкую, но в итоге сама смягчилась.

Впрочем, проверять прочность ее терпения он бы не стал даже сейчас.

— Порой мне кажется, — криво ухмыльнулся Рууман, — что Всевидящая о нас забыла. Я не смею говорить о таком ни в чьем присутствии. Даже Ирмару лучше не слышать этих моих слов. Может, деревенская знахарка — и правда знак покровительницы. А может, ее шутка. Или испытание. Одному Изначальному известно, что у нее на уме. И мне не хочется полагаться на милость богов в этот раз.

— Поэтому ты хочешь положиться на кого-то… живого? — осторожно спросила Дииса.

— Живого… Ты имеешь в виду?..

— Мне кажется, что ты возлагаешь надежды на того чужеземца. С каких это пор ты ждешь, когда проблемы клана решатся другими?

— Я не жду от него решения проблем! — огрызнулся Рууман. И понял, что солгал: в груди неприятно защемило. Осознание так разозлило его, что он вскочил с места и стал расхаживать по берегу.

Дииса не сводила с него внимательного взгляда. Она не пыталась оспорить его слова, но ни на миг не поверила им. Сложив руки за спиной, Рууман отвернулся к реке.

— Тогда, — наконец, заговорил он, — на совете кланов, ему хотелось верить. Он так сильно походил на нас, и в то же время разительно отличался. Если бы я не был волколюдом и не знал, что магия на нас не действует, то подумал бы, что это его чародейские штучки. Он силен не мускулами. В нем чудовищная сила духа, уверенность в своих словах и поступках. В конце концов, внутри него течет кровь зверя, гораздо более могущественного, чем кто-либо из нас. И ощущение, что он близок к пониманию сути мироздания. Чем дамнар не шутит, у него может быть связь с первыми богами. В нашей клановой иерархии он был бы на порядок выше любого из предводителей — старше, опытнее, мудрее…

— Что же он за человек такой, раз ты говоришь о нем подобное? — пробормотала Дииса.

Рууман повернулся к ней.

— Не человек. Если он не солгал, его предки — драконы. В это трудно поверить, но страшно хочется. Мне тяжело объяснить словами, с ним нужно встретиться лично.

— Что ж, может, мне посчастливится. — Волколюдка улыбнулась одними уголками губ.

Злость постепенно утихла. Вождь в очередной раз подумал, что у Диисы есть какая-то непостижимая уму способность гасить пламя гнева — и гасит она его так же умело, как в молодости разжигала.

— Это уже больше, чем проблемы между кланом и деревней, — вздохнул Рууман, вновь опускаясь на землю. Редкие травинки теперь щекотали его руку. — Конечно, я не хочу доверять клан чужаку, но боюсь, что нам эта война не по зубам. Все, что мы можем — держаться. Все, что я могу — сдерживать клан и, если прижмет, увести его подальше от людей, даже если он сам будет против.

По скале скатилось несколько мелких камней и ударилось о плечи вождя. Рууман нахмурился.

— Ирмар, можешь не таиться. Это не секретный разговор.

— Прошу прощения, мой вождь, моя рейна, — раздалось виноватое за его спиной. — Я искал вождя и подумал, что найду… здесь. Не знал, что он не один.

— Иногда и ему нужно поговорить с кем-то по душам, — подмигнула Дииса.

Судя по сдавленному кашлю, Ирмар смутился этих слов.

— Да… — пробормотал он. — Конечно, понимаю…

Рууман поднялся на ноги и смерил советника взглядом. Ирмар не из тех, кто растаскивает сплетни по всему клану, так что можно было не волноваться, что их разговор станет всеобщим достоянием. Судя по выражению лица советника, тот был несколько обижен тем, что вождь не доверил ему столь важный разговор. Как много он слышал, Рууман не знал, а потому, проходя мимо, на всякий случай сказал:

— Мы говорили о Лике и Тайре, но разговор свернул в другое русло. Сам понимаешь, это не та тема, в которой ты… можешь дать совет.

Ирмар кивнул. За столько лет у него не появилось ни волчицы, ни детей, так что вполне справедливо, что ценных семейных советов он дать не мог — хотя, в отношении детей вождя иногда очень хотелось. Все-таки он воспитывал их наравне с отцом с самых яслей.

— О чем ты хотел поговорить, Ирмар? — спросил Рууман.

Советник бросил взгляд на Диису.

— О предстоящих дне Возрождения и охоте. Мне кажется… в общем, есть кое-какие опасения.

— Не буду мешать вашим смертельно важным разговорам, — отшутилась первая волчица.

Рууман покачал головой.

— Вернемся в поселение, там и продолжим.

Глава 33 Митьяна

Для волколюдов самыми важными в лунном цикле являются дни Возрождения и Полнолуния и приуроченные к ним Большие Охоты. День Возрождения приходится на первый день молодой луны, и волколюды встречают его бодрствованием до самого утра. Полнолуние обычно длится два дня, в это же время происходят все важные обряды, такие как принятие волчат в ученики, присвоение им роли в клане или повышение статуса волколюдов. Обряды сопровождаются пиром, гуляниями и чествованием покровительницы, Всевидящей богини.

Капан Гайрих. ' Обычаи народов Фиэдеса '. Раздел ' Зверолюды ', глава ' Ритуалы волколюдов '.

Х514 год, 23 день месяца Зреяния

Митьяна разглядывала темную, покрытую пепельными подпалинами морду перед собой, черный нос с блестящими капельками влаги, приподнятую губу, из-под которой виделись молочно-белые зубы, и думала — как скоро эти зубы вцепятся ей в шею?

— Я… Меня прислал староста… Дирк… Глава клана должен знать.

Волк дернул ушами и прищурился. За мгновение он делал с десяток различных мелких движений, если не больше. Обычный человек такое точно не заметит.

Мита вытерла вспотевшие руки о подол. Она даже убежать не успеет, не то что обернуться. Надо было просто подождать кого-нибудь на границе леса, где оставил ее отец. Зачем ей понадобилось идти вглубь? Как будто в такую рань кому-то есть дело, кто околачивается возле тракта.

— Ты, должно быть, та самая знахарка, которая стала волколюдкой, — наконец, пробасил волк. — Меня, конечно, никто не предупреждал…

— Я прошу прощения, — испуганно перебила Мита.

— В любом случае я должен отвести тебя в поселение, — решил он.

Его хвост дернулся, и за спиной зашуршали кусты. Двое молодых волков с горящими настороженностью глазами медленно показались из-за густой листвы. Травница поджала губы и невольно отшатнулась, но волки не собирались причинять ей вреда. Получив молчаливые указания от старшего, они, точно тени, растворились в сочной зелени.

— Идем, — приказал он ей. — Пусть наш вождь решит, что с тобой делать.

За все время, пока волк вел Митьяну в поселение, они не проронили ни слова. Травница то и дело отставала, но решила, что принимать обличье Зверя перед своим спутником не станет. Этот процесс подспудно казался ей чем-то священным, и она могла доверять его только Лику. Волколюд, к ее облегчению, не требовал обращаться в волчицу, но и помогать не спешил. По дороге Мита собрала все ветки елей и кустов, все выпирающие корни, сучки и камни — отчасти по невнимательности, отчасти от того, что быстро устала.

Поселение клана Лииш Митьяна с прошлого раза запомнила совершенно другим. Тогда лил дождь и гремели молнии, а поселение молчало, словно погруженное в сон. Сейчас по тропинкам между раскосыми полузаросшими домиками бегали дети, за которыми одним глазом приглядывали няни; у костра о чем-то спорили старшие, размахивая руками. В воздухе висел легкий запах нагретых еловых иголок и смолы, и от него у Митьяны защемило в груди. Она чувствовала себя так, словно бы долгое время плутала по лабиринту дорог и наконец вышла к родному дому — но дом этот оказался не тем, каким она знала. Казалось, что сам воздух был тяжелым — такое бывало в доме Галира, когда кожевник крупно ругался со своим сыном.

Стоило Мите шагнуть на вытоптанную землю, как все поселение стихло. Взгляды каждого, кто находился сейчас на улице, впился в нее, словно они хотели прожечь в ней множество дыр и заставить ее исчезнуть. Под этими взглядами Митьяна запнулась, и едва не упала, но чья-то сильная и очень знакомая рука поймала ее, не дав позорно рухнуть на землю.

— Митьяна? — с ноткой удивления в голосе спросил Лик.

Ощутив его поддержку, травница с облегчением выдохнула — ей стало гораздо спокойнее. Сопровождавший ее волколюд почтительно склонил голову.

— Значит, я не ошибся, — проурчал он. — Она ждала в лесу неподалеку от тракта.

— Так скоро?.. — пробормотал Лик, а затем спохватился. — Спасибо, Виран. Хорошо, что ее встретил ты, а не…

— Мне хватает благоразумия не перечить воле вождя, — заметил волколюд, — но лучше бы вам доказать, что я не напрасно привел в поселение человека.

Мита едва сдержалась, чтобы не ляпнуть, что она здесь уже была, но Лик предупреждающе сдавил ее предплечье.

— Время покажет, — кратко ответил он. — На все воля Всевидящей.

Виран кивнул в знак согласия и потрусил к выходу из поселения. Лик, наконец, отпустил Митьяну, и та постаралась выпрямиться. Волколюды до сих пор не сводили с нее глаз, но стоило сыну главы смерить их взглядом, как они нехотя вернулись к своим делам. Почти все. Некоторые даже не пытались скрыть своей неприязни и устрашающий вид Лика их совершенно не впечатлял.

— Знаешь, мне и раньше эта затея не казалась хорошей, — тихо сказала Мита, — но сейчас она мне кажется просто нелепой.

— Не обращай внимания, — посоветовал Лик, ведя ее к знакомому дому, стоящему в отдалении. — Пройдет время, и они привыкнут.

— Либо у них окончательно лопнет терпение.

— Волколюдам не нравится, когда привычный им мир рушится, но они достаточно гибкие, чтобы приспособиться. Не переживай. Твоя задача сейчас — встретиться с отцом и расположить его к себе.

— Что, уже? — охнула травница и замедлила шаг.

— И все же — почему так скоро? Из вчерашнего разговора отца со старостой я понял, что ты явишься завтра.

— Сегодня-завтра, — уныло поправила Мита. — Дирк не был уверен, но повозку и лошадей к поездке подготовили сегодня, так что…

— И именно этим утром у нас день Возрождения, — пробормотал Лик. — Не самое удачное время.

— Что?

— Время, когда мы бодрствуем ночь и встречаем рассвет первого дня растущей луны. Время, когда после забытья Всевидящая открывает глаза. Обычно ранним утром клан спит, но не в этот день. Ладно, неважно… — отмахнулся он. — Поторопимся, пока отец не отлучился по каким-нибудь делам, иначе ждать его придется до вечера.

* * *

Перешагивая через порог дома главы клана, Митьяна перебирала в уме все возможные варианты как начать разговор. Ее ладони снова вспотели, и она украдкой вытерла их о подол. Гостиная, где в последний раз они с Ликом сидели у очага, пустовала. Здесь же он впервые поцеловал ее, и стоило Мите подумать об этом, как щеки запылали.

— Вероятно, он у себя, — Лик прислушался к звукам в доме, затем указал на знакомый Мите плетенный стул. — Жди здесь, я схожу за ним.

Травнице ничего не оставалось, кроме как послушаться.

Лика не было едва ли больше минуты, но Митьяне она показалась вечностью. Травница сжала в руках лямку льняной сумки, где лежали ее немногочисленные вещи — одежда да гребень. Была мысль прихватить с собой приданое, но едва ли волколюдов интересуют расшитые полотенца и постель, а уж о свадебном наряде и речи не шло. Единственное, что Митьяна позволила себе взять из корневатки — серьги, подаренные отцом.

Крохотная сумка — вот и все, что связывало ее сейчас с домом. Предстоящие дни в клане могут порвать эту тонкую нить, она уже начала рваться. Если сейчас Мита договорится с вождем, если клан ее примет… возможно, остаться здесь и правда будет лучшим решением. Придется попрощаться с деревней, с отцом, с Зерой, с жизнью знахарки — со всем, к чему она привыкла с ранних лет.

Мысли скакали, словно взбесившиеся кони: она думала то о предстоящем разговоре, то об отце, который отправился к лекарю в город, то о Зере, пообещавшей присматривать за скотом. Мита не сразу заметила, когда дверь в гостиную снова открылась и через нее вошел мужчина, которого она уже видела однажды в деревне — Рууман, глава клана Лииш. Лик появился мгновением позже: возник из тени за спиной отца и сдавленно хмыкнул, привлекая внимание девушки. Мита охнула и подскочила со стула, уронив сумку на пол.

— Извините… — пробормотала она.

Рууман нахмурился. Вблизи он казался еще более грозным и могущественным, чем показалось Мите при первой встрече. Тогда от одного его вида у нее задрожали колени и сбилось дыхание, а сейчас к этому присоединились инстинкты Зверя, требующие немедленно склониться перед сильнейшим. Митьяна с трудом подавила желание упасть перед ним на колени и только потупила взгляд, не решаясь взглянуть ему в лицо.

Людские правила приличия требовали представиться первой. Но Мита не чувствовала, что имеет право раскрывать рот без разрешения. Рууман молча изучал ее взглядом, и этот взгляд она ощущала на своей коже — пронзающий, обжигающий, твердый.

Лик скользнул в сторону и прислонился к стене. Краем глаза Мита заметила, что тот внимательно наблюдает за отцом. Внешне он казался расслабленным, но на самом деле каждый его мускул был напряжен до предела. Лик был готов заступиться за нее, она это чувствовала. Но раз это заметила она, то не мог не заметить и Рууман.

— Значит, Митьяна — это ты, — вместо приветствия сказал глава клана, тщательно выговаривая каждое слово. Руки девушки задрожали, и она сцепила их в замок. — Не самое удачное время для знакомства.

— Мне очень жаль, что все так получилось, — тихо отозвалась Мита и вжала голову в плечи. — По моей глупости.

Рууман недовольно хмыкнул.

— Приятно знать, что ты признаешь свои ошибки.

Мита сглотнула и наконец осмелилась оторвать взгляд от пола, но поднять их выше подбородка вождя так и не сумела. Рууман был выше ее почти на голову, и в противном случае ей бы пришлось смотреть исподлобья.

— Староста Дирк попросил, — затараторила она, — чтобы я пробыла здесь пять дней, пока не разрешится дело с князем, а отец… то есть, охотник Гидер не вернется из города. Деревенские обо мне не знают, как и том, где я на самом деле.

— Хорошо, — одобрил Рууман. — Никому и не стоит об этом знать.

Он бросил взгляд на Лика, и Мите показалось, что они за считанные секунды обменялись парой слов — только мысленно.

— Теперь ты принадлежишь нашему виду, но пока что не нашей общине, — отчеканил Рууман. Он снова смотрел на травницу. — За время, которое ты проведешь в клане, тебе предстоит показать, что ты умеешь. Через четыре дня будет первая в этой луне охота. Там и решится, станешь ты нашим сородичем или нет.

' А если окажется, что нет?.. ' — в ужасе подумала Мита, но задать этот вопрос не решилась. Ее могут выгнать, заставить вернуться в деревню, могут убить… О последнем она старалась не думать.

— Жить будешь в нашем доме, — продолжил Рууман. — Лик объяснит тебе законы нашего клана. За эти четыре дня можешь делать все, что не противоречит этим законам, но я бы советовал тебе хорошенько подготовиться к охоте. Есть какие-то вопросы?

Мита помотала головой.

— Вот и хорошо. Остальное оставляю тебе. — Глава клана повернулся к сыну.

Лик кивнул.

Рууман напоследок смерил травницу взглядом, развернулся и вышел. Некоторое время в гостиной царила тишина, после чего Лик поманил Митьяну за собой, приглашая следовать за ним.

* * *

Волколюд указал ей на дверь, пропуская травницу вперед. Та успела заметить быстрый взгляд, брошенный на косую лестницу, ведущую наверх, но не стала ничего спрашивать и молча переступила порог.

Митьяна осторожно села на кровать, застеленную тонким шерстяным покрывалом, и поежилась. Лик зашел в комнату мгновением позже, и, как только за ним закрылась дверь, облегченно выдохнул.

— Могло быть хуже, — заявил он.

— Хуже? — Мита запоздало сообразила, что не оправила подол, и теперь шерсть неприятно колола бедра. — Не знаю… Мне показалось, что он был мне не рад.

— Он и не рад. Поставь себя на его место: он вернулся в клан после долгого отсутствия, а тут ты… такая. В его глазах ты просто очередная напасть, если не угроза. Прости, что не пытаюсь тебя утешить, предпочитаю говорить как есть.

— Для всех в клане я лишь напасть. И с чего я вообще решила, что меня примут?..

Митьяна поджала ноги, обхватив их тонкими руками. Лик подошел к травнице и провел ладонью по ее коленям.

— Это зависит от тебя.

— Как же! Да стоит твоему отцу сказать слово, и все пойдут против меня.

— Его сила не в том, чтобы подчинять себе клан одним словом, а в том, чтобы прислушаться к нему и сделать правильный выбор. Тот, который примут остальные. Если ты сумеешь расположить их к себе, отцу придется с этим считаться.

— Правильный выбор? — Митьяна подняла голову, и ее глаза уставились прямо в еловые глаза Лика. — А какой он, этот правильный выбор? Разве он может знать?

Лик коснулся пальцами ее подбородка, отчего на щеках девушки проступил румянец.

— Никто не знает, — ответил он. — И никто никогда не может знать заранее.

Митьяна не сводила глаз с Лика. Она приоткрыла рот и теперь тихо и часто дышала, словно боялась спугнуть волколюда.

— Я, например, понятия не имею, правильный ли выбор делаю, — прошептал он в губы Митьяны, склонившись над ее лицом. — Но сейчас я считаю его единственно верным.

Лик осторожно поцеловал ее, и Мите осталось лишь промолчать. Девичьи пальцы стиснули его рукав. На мгновение ей показалось, что сейчас он повалит ее на кровать, стянет рубашку, разорвав тонкую шнуровку на воротнике, коснется губами ее шеи, ключиц, груди, а его ладони спустятся по обнаженным бедрам и…

Но мгновение закончилось. Волколюд отстранился и прикусил губу.

— Знаешь, Лик… — произнесла травница спустя некоторое время. Она отпустила его рукав и теперь мяла пальцами подол юбки, стараясь не смотреть ему в глаза. — Я боюсь. Здесь, в лесу Лииш, я чувствую себя странно. Меня разрывает на две части: я хочу быть частью леса и в то же время бежать из него без оглядки. Мне кажется, что я здесь своя и чужая одновременно. И не знаю, как собрать себя воедино.

Лик хмыкнул и присел рядом.

— Занятно. Вы с Катаром в чем-то похожи.

— С Катаром?

— Ты наверняка его помнишь. Волчонка, которого вы с подругой встретили на равнине.

Мита просветлела.

— Помню, конечно. Как он?

— Я не рассказывал тебе? Взял его в ученики. Он теперь живет в нашем доме.

Травница улыбнулась и спустила ноги с кровати.

— Здорово. А его родители не были против?

Лик поджал губы.

— У него нет родителей. Уже давно.

Слова встали Мите поперек горла, и она сглотнула.

— О… бедный малыш. — Девушка глубоко вдохнула, прогоняя смятение. — А почему ты считаешь, что мы похожи?

— Он… понимаешь, не совсем местный. Мать его была из нашего клана, а отец из другого. Понятия не имею, жив он или нет. Впрочем, это долгая история. Расскажу как-нибудь. Или Катар сам расскажет. Он любит пожаловаться на свою судьбу.

— Жестокий ты. Ему наверняка тяжело…

— А кому сейчас легко, Мит?

Она пожала плечами, но отвечать не стала.

— Если хочешь, можешь остаться здесь, в этой комнате, — предложил Лик спустя несколько мгновений.

Митьяна встрепенулась.

— Она… она ведь твоя?

Только сейчас, немного оправившись от разговора с Рууманом, она позволила себе оглядеться. Обстановка в комнате была скудной, но довольно уютной — ей даже понравилось. Мебели здесь практически не было, если не считать небольшого стола со масляной лампой в углу, кровати и пары стульев. Пол был устлан чем-то наподобие ковра, только сделанного из сухого мха; стены были обшиты деревом, кое-где потемневшим от времени. На стене рядом с дверью висели оленьи рога, и если бы они были не единственным украшением, Мита наверняка бы решила, что попала в жилище какого-нибудь охотника.

— Трофей, — заметил ее внимание Лик. — С первой охоты, когда мне позволили загнать крупного зверя.

— Наверное, их обладатель был очень красив.

Лик кивнул.

— И ранен. Иначе я бы не справился с ним один.

Митьяна кивнула и стиснула руками колени.

— Знаешь… я думаю, что мне будет лучше первое время побыть где-то… одной. Не хочу доставлять тебе неудобства и выгонять из комнаты.

Волколюд открыл было рот, чтобы возразить, но, поймав ее красноречивый взгляд, осекся.

— Да… понимаю.

— Если есть такое место… да хоть бы и на чердаке? В общем, мне было бы достаточно, если бы было где спать, что есть и где уединиться.

— У нас есть второй этаж, он больше похож на чердак. Там почти все место занимает комната Тайры. В остальной части живет Катар, но он может пока что перебраться ко мне.

Мита слабо улыбнулась.

— Спасибо. Можно я… немного приду в себя? Ну, сама…

— Разумеется. — Он тихонько поцеловал ее в лоб и поднялся с кровати. — Можешь пока побыть тут. Я обо всем позабочусь.

Глава 34 Митьяна

Каждая Охота — это дань уважения Всевидящей Луноликой. Охота объединяет стаю и делает ее сильнее, а дружная семья и растущие дети — то, что радует любую мать.

Из торжественной речи вождя волколюдов, открывающей Охоту

Х514 год, 26 день месяца Зреяния

Митьяна все же поселилась в комнатке под самой крышей. Места было немного, спать приходилось на узкой кровати с подстилкой из мха и сухой травы, но зато было окно прямо на крыше. Лик помог ей обустроиться, предложил побыть одной некоторое время, предупредив, что вечером устроит ей обход поселения, а затем поведет на тренировку.

С Тайрой она почти не пересекалась — те два раза, когда они сталкивались на лестнице, волколюдка поджимала губы и спешила по своим делам, даже не здороваясь. Мита не настаивала на общении. Даже несмотря на их разговор по душам в деревне, ее отношение к травнице не сильно изменилось.

Луна понемногу росла, и Зверь стал подавать голос. Среди сородичей он осмелел, и Митьяна стала чаще замечать, что плохо контролирует эмоции. Вечером первого дня пребывания в поселении, на тренировке, она обернулась по собственному желанию, но на завтра же ее тело и душа заныли, требуя волчьего облика. Это так напугало ее, что девушка, не раздумывая, влетела в комнату Лика, разбудив хозяина от утреннего сна.

' Раз просит, значит, надо… ' — пробурчал Лик и посоветовал ей не препятствовать желаниям Зверя.

Чтобы не выставлять напоказ умения новоиспеченной волколюдки, Лик не тренировал ее рядом с поселением, а уходил на юго-запад, поближе к тракту, ведущему в Алсен. Мысль о том, что придется участвовать в общей охоте, не обрадовала травницу.

— Да я ж так никого ни разу и не поймала! — жаловалась она на одной из таких тренировок, уворачиваясь от прыжков Лика.

— А зайца? — напомнил волк.

— Не без твоей помощи. Ты загнал его для меня.

— А на охоте тебе поможет вся стая. Не отвлекайся.

Как учитель Лик был беспощаден. Если бы кроме тренировок их ничего не связывало, Митьяна наверняка возненавидела бы его. Он раздавал указания и не давал ни малейшего шанса выполнять упражнения вполсилы, и травница понимала, что все их встречи ранее он был весьма снисходителен. Теперь же за пару часов с двумя короткими перерывами она выматывалась так, будто целый день таскала полные ведра от родника до дома.

Одним из преимуществ Митьяны Лик считал скорость. По прямой или с небольшими препятствиями она разгонялась так, что даже ему приходилось напрягаться, чтобы догнать ее. Вместе с этим Всевидящая обделила свое новое дитя ловкостью: прыжки волчицы всегда были мимо цели, во время бега она собирала мордой все ветки, что вставали на пути, не успевая уклониться. Что уж говорить о том, чтобы поймать кого-то на лету.

На двадцать шестой день месяца Зреяния, ближе к вечеру, когда лучи солнца уже приобрели золотистый оттенок, к их тренировкам впервые присоединился Катар. Ранее Лик разделял их, давая Митьяне отдохнуть во время занятий с волчонком, но сегодня малыш выпросил у наставника разрешение потренироваться вечером. Мита не видела Катара с тех пор, как они с Зерой спрятали его от деревенских, и была невероятно рада встрече. Тот обрадовался не меньше.

— Ты и правда та самая! — воскликнул он вместо приветствия, стоило ему выскочить на поляну, где они тренировались с Лико.

Лик поднял бровь и едва заметно обнажил клыки.

— Ой, — перепугался Катар и наклонил морду к земле. — Прошу прощения, мой вождь…

— Сколько раз тебе говорил, зови по имени.

— Да… конечно… прости.

— Можешь пока отдохнуть, — обратился Лик к Мите, и та едва не заскулила от облегчения. — Катар, помнишь, чем мы занимались в прошлый раз?

— Конечно! — с гордостью отозвался волчонок.

Лик кивнул, приглашая продемонстрировать свои умения.

Мита лежала в тени и вяло поглядывала за тем, как Катар прыгал вокруг Лика, пытаясь дотянуться до загривка. Волчонок пользовался своим размером и нырял между лап наставника, уворачиваясь от его зубов; прятался между ветками кустарника, крался в высокой траве, чтобы застигнуть его врасплох. Несмотря на некоторую скованность движений, Лик ни на мгновение не уступал Катару и не переставал перемещаться по поляне. Устав нападать из тени, Катар пошел в открытую и попытался взять Лика хитростью.

Глаза волчонка горели решимостью вперемешку с восторгом; в них светилось неподдельное обожание. Миту это даже тронуло — малыш искренне любил своего наставника, а занятия с ним приносили ему удовольствие. В таком возрасте взрослые кажутся почти богами, и если так, то для Катара Лик был невероятно заботливым богом. Сын главы гонял его не меньше, чем Миту, но со стороны ей было отлично видно, каким вниманием был пропитан каждый укус или толчок лапой.

Внезапно Митьяна ощутила укол в груди и растерянно прижала уши. Она проследила, как после очередного неудачного прыжка Катар кубарем покатился по траве. Лик выпрямился и обнажил клыки в насмешливом оскале. Было в нем что-то снисходительное и нежное одновременно, и от этого в груди у Миты защемило еще сильнее. Она одернула себя и зарылась носом в растущий под елями мелкий хвощ. Боги, она что, ревнует?..

— Ты выбираешь верную тактику, — вырвал ее из мыслей голос Лика, — но исполнение все еще не дотягивает. Впрочем, справляешься гораздо лучше, чем несколько дней назад. Уже не похоже на неуклюжую перепелку, которая пытается взлететь.

— Я почти не падал! — похвалился Катар.

Мита про себя хихикнула: светлую шкуру волчонка облепили сухие иголки и травинки, как если бы он от души извалялся в них.

— Главное — всегда подниматься на ноги. Брюхом кверху — верная смерть перед врагом. — Янтарные глаза волколюда уставились на травницу — он обращался и к ней.

— Надеюсь, на ближайшей охоте мне простят подобную оплошность… — попыталась пошутить волчица.

— Я бы на это не надеялся.

— Почему? Это же охота, а не битва.

— Охота — это всегда битва. Любое животное попытается дать отпор в попытке сохранить себе жизнь.

— Под отпором ты подразумеваешь побег?

Лик криво улыбнулся.

— Звериная охота сильно отличается от человеческой. Вы предпочитаете бить с расстояния, что совершенно не играет на лапу добыче. Вот она и убегает, потому что это единственный способ защититься. А мы всегда вступаем в ближний бой. И побег — самое безобидное, что ты можешь встретить, хотя и это не всегда так.

— А что тогда страшно? — спросила Мита.

— Когда увидишь вблизи оленьи или лосиные рога, или же их копыта — поймешь, о чем я. Твоя очередь, ты отдохнула достаточно. А ты, Катар, отдохни.

— Я не устал! — выпятил грудь волчонок.

— Я велел отдохнуть. Или ты уже забыл, что обещал меня слушаться?

Катар опустил уши.

— Помню…

— Если не хочешь валяться в тени, сбегай домой и принеси нам всем чего-нибудь перекусить, — предложил Лик.

— Это я могу! — обрадовался Катар и стрелой сорвался с места.

Лик проводил волчонка взглядом и повернулся к Мите.

— Ты сам-то не выдохся? — поинтересовалась волчица. — У тебя же до сих пор тело болит.

— Мне уже легче, — отрезал он.

— Не загоняй себя из-за меня.

— Если я не смогу научить тебя хоть чему-то за эти пару дней, это будет пятном на моей чести. Не пытайся отлынивать. От этого зависит и твое будущее тоже.

— Я знаю. — Митьяна вздохнула. — Знаю, но… как-то странно для меня все это.

Лик подошел ближе и осторожно коснулся носом ее щеки.

— Давай для начала разберемся с охотой. А потом со всем остальным.

* * *

На закате в лесу раздалась перекличка: несколько голосов слились в стройный вой, который дополняли короткие подвывания. Катар, который до этого прыгал по поваленной ели, поскользнулся и шмякнулся на землю. Лик навострил уши и недовольно проворчал:

— Охотники…

Митьяна, выползавшая из кустов после неудачной попытки атаковать Лика, выплюнула попавшие в рот ветки и переспросила:

— Охотники?

— Филлат и Кама. Скорее всего, собирают молодняк, чтобы этой ночью устроить им последнюю тренировку перед большой охотой. Отец, видимо, дал добро, а значит, никто не должен мешать им сегодня — присутствовать дозволено только тем, кто ведет ночной обход. — Он поднялся на лапы и махнул хвостом. — Идем. Даже несмотря на то, что охота тренировочная, к вечернему костру должен собраться весь клан.

— А… — изрекла волчица, но послушно отряхнулась и потрусила за ним.

— Лик, а мне можно не присутствовать на охоте? — спросил волчонок. Он в два прыжка догнал старших и теперь бежал чуть позади Лика, слегка прижав уши.

— А почему ты думаешь, что должен?

— Ну… меня ведь обучали как охотника, до того, как я стал твоим учеником.

— Сейчас ты один из будущих воинов клана и отвечаешь на наш с Тайрой призыв.

— Получается, в клане такое значительное деление на охотников и воинов? — удивилась Митьяна.

Волколюд скосил глаза.

— До недавнего времени оно не было таким сильным… Впрочем, нет. Последние несколько лет напряжение между нами только растет. Сомневаюсь, что до нашего с Тайрой рождения было иначе.

Мита благоразумно промолчала: вызнавать детали было неудобно и даже страшно. Еще страшнее сейчас было показаться на глаза всему клану: до этого ее видел едва ли десяток волколюдов, но сейчас таких десятков будет несколько.

К костру Лик привел Митьяну в человеческом обличье. К моменту, как они ступили в круг, большая часть клана уже собралась. Под косыми взглядами травница ежилась и непроизвольно жалась к Лику: одни были любопытными, другие — откровенно неприязненными и, тем не менее, одинаково ее пугали. Даже Зверь внутри нее притих, правда, ненадолго. Стоило Мите пересечься взглядом с высокой статной женщиной с неровно остриженными взъерошенными волосами, стоящей по ту сторону костра, как в ответ на ее презрительную ухмылку по всему телу прокатилась волна раздражения. Волколюдка смотрела прямо на травницу, изредка косясь на замершего рядом Лика. Пламя костра плясало в ее глазах, отчего она действительно походила на порождение Аозара, каковыми считали волколюдов деревенские.

— Кто?.. — начала было Мита тихо, но Лик опередил ее вопрос:

— Кама Зрячая, первая охотница клана. — Его голос был низким, похожим на рычание. — Мнится мне, они с Филлатом нарочно решили вывести своих малолеток на пробную охоту.

— Зачем?

— Чтобы отнять у нас время для подготовки.

Что ж, злость, внезапно вскипевшая в Митьяне, теперь казалась объяснимой. У травницы было чувство, что Кама не даст ей покоя и на самой охоте.

Когда у костра появился Рууман, остальные притихли. Он заговорил, и голос его был зычным, раскатистым; он словно накрывал всю поляну, заставляя прислушаться всех и каждого. Мита почти не улавливала смысла его слов: что-то про важность предстоящей охоты, про роль молодых в будущем клана и про правильность решения первых охотников клана. От мощи его голоса Мита дрожала и ничего не могла с собой поделать. Про правила пробной охоты, она уже не слушала, только глядела себе под ноги и молилась всем богам и Всевидящей, чтобы это наконец закончилось.

За всю свою речь Рууман ни разу не взглянул на Митьяну. И та была ему за это благодарна.

* * *

— А ты уверен, что это хорошая идея? Нам не влетит?

— Правила гласят, что во время тренировок нельзя охотиться самим или как-то мешать охоте. Если хочешь провести последнюю ночь перед охотой в компании других воинов или Тайры, так и скажи.

Митьяна затрясла головой.

— Не хочу.

— Тогда я предлагаю тебе на время спрятаться в укромном месте. Думаю, ты знаешь, о чем я. — Лик оскалился. — Правда, нам стоит поторопиться. Если попадемся на глаза кому-то из охотников, те сразу нажалуются отцу, и вот тогда нам влетит.

— А ты любитель нарушать правила, — заметила травница.

— Просто я тоже устал от всех этих косых взглядов.

Лик уверенно повел Миту тропой, которую та уже знала: река, заросли папоротника, плотная стена из кустов и, наконец, скрытое за ними озеро. Лик скользнул к нему первый, поманив волчицу за собой. Митьяна с наслаждением вдохнула влажный воздух вместе с целым букетом различных запахов, а при виде знакомой серебристой глади довольно взвизгнула и прикрыла глаза.

— Еще с прошлого раза хотела здесь искупаться. Можно?

— А кто запрещает? — Янтарные глаза Лика блестели.

Наплевав на осторожность, Мита с громким тявканьем влетела в воду, обдав все вокруг брызгами. Уставшее после долгих тренировок тело от прохлады зашлось приятной дрожью. Мита нырнула глубже, коснулась лапами дна, а затем высунула морду на поверхность.

— А тут неглубоко, — отфыркиваясь, заметила она.

Лик улегся на берегу и теперь лениво поглядывал за весельем волчицы.

— Ты не пойдешь?

— Как-то нет настроения.

— Да брось! — Мита выскочила на берег, обдав Лика водой, на что тот заворчал. — Тебе не помешает немного расслабиться.

Волк сморщил нос.

— Зато ты расслабилась довольно быстро.

Она понурилась и села рядом.

— И вовсе это не так, — тихо ответила она. — Просто я подумала, что простая радость может хоть немного забрать мой страх.

— Я знаю, что ты боишься. — Лик мягко ткнулся носом в мокрую шерсть. — Потому и привел сюда. Подумал, что здесь ты станешь чуть спокойнее.

— Ты тоже сам не свой с тех пор, как я живу в поселении.

— Мне положено.

— Но сейчас-то можно?

Они встретились взглядами, и спустя несколько секунд молчания Лик сдался.

— Думаю, немного можно, — обнажил клыки он.

Его прыжок оказался настолько стремительным и неожиданным, что Мита не сумела удержаться на лапах и кубарем покатилась в воду.

— Реакция никакущая, — заметил Лик тоном наставника.

— Мы же не на тренировке! — обижено огрызнулась Мита.

Она вскочила и понеслась вдоль берега, и во все стороны от нее разлетались брызги. Лик зарычал и бросился следом. Миту охватило волнение, которого прежде она не испытывала: в их первую встречу она боялась его до дрожи в коленях, во вторую удирала со всех ног, подгоняемая страхом оказаться добычей в его зубах, но сейчас дрожь по телу была от предвкушения, когда он догонит ее и повалит на землю. Ей неожиданно понравилось дразнить волка, помахивая хвостом, прыгая то в озеро, то на мягкую траву; нравилось, что он не торопился догнать ее, играя с ней в эту незамысловатую игру. А по тому, как довольно он морщил нос и скалился, она понимала, что это нравится и ему.

Все закончилось, когда Митьяна устала бегать вокруг озера и позволила Лику схватить себя за загривок. Она улеглась на траве, вытянув лапы, а волк навис над ней и лизнул в макушку.

— Будем считать, что победа за мной, — довольно проурчал он.

— Я поддалась тебе, — не согласилась Мита.

— Как и я тебе. Какой приз полагается победителю?

Травница закатила глаза.

— О призе мы не договаривались.

— Значит, я могу выбрать любой? — хитро прищурился Лик.

— Почему-то мне кажется, я знаю, что ты выберешь.

Митьяна прислушалась к себе. Голос волчицы, которая наслаждалась погоней, затих, уступив ее собственным чувствам. Решив, что так будет правильно, она зажмурилась и представила, как ее тело вновь становится человеческим. Похоже, в своих желаниях они с Ликом совпали: стоило ей ощутить знакомую тяжесть намокших распущенных волос и щекотание травой обнаженной кожи, как горячие губы коснулись ее плеча.

— Именно это… — прошептал он ей на ухо.

Рука волколюда властно провела по девичьему бедру, и Мита вся покрылась мурашками. Кровь прилила к лицу, стало жарко, несмотря на ночную прохладу. Лик покрывал поцелуями шею, с каждым разом все ожесточеннее и иногда прикусывая кожу. Когда он развернул Миту к себе и нашел ее губы, девушка задохнулась от неожиданности. Возбуждения.

И от легкого страха.

Все предыдущие разы Лик был осторожен и нежен. Сейчас он больше походил на зверя, чье желание обладать брало верх. Он догнал ее здесь, на берегу озера, и заявил на нее свои права. Его ладони теперь исследовали тело травницы, оглаживая изгибы, сжимая грудь, бедра, ягодицы, словно подчеркивали: мое. Близость пьянила, от нее у Миты кружилась голова и перехватывало горло. Когда Лик оторвался от поцелуя и провел языком по ее ключицам, она коротко вздохнула. Когда коснулся ложбинки, обхватил губами сосок и слегка прикусил — застонала, прогнувшись в спине. Это раззадорило волколюда еще больше: он перехватил ее запястья, не давая возможности двинуться, и продолжил играться с грудью языком.

— Ли-ик… — всхлипнула Мита.

На мгновениепроисходящее показалось ей преступлением. Согласно людским законам, она не должна отдавать свое тело мужчине до замужества, и богиня-матерь Иина, вероятно, не подарит ей более своего благословения. В ответ Зверь внутри нее возмущенно зарычал. С чего бы ей теперь подчиняться этим нелепым правилам? И зачем ей теперь людские боги? Всевидящей все равно на подобные предрассудки.

Лик, наконец, отпустил ее руки, и Митьяна тут же обхватила шею Лика. Осмелев, она притянула его ближе, чувствуя, как обнаженный торс касается ее живота. Внутри все сжалось от сладостного предвкушения. Зарычав, Лик снова впился в ее губы поцелуем, а когда отстранился, его глаза были темными, как безлунная ночь.

— Не отпущу, — вкрадчиво пообещал он.

Лик приподнялся, дав Мите возможность осмотреть его подтянутую мускулистую фигуру, и девушка впервые пожалела, что от узкого месяца было так мало света. Она провела руками по груди, нащупала перекатывающиеся под кожей мышцы. Издав глухой рык, Лик обхватил ее ягодицы и резким рывком вошел в нее. Мита вскрикнула, почувствовав, как на ресницах набухли слезы.

Боги, никто не говорил, что это больно!

Однако боль вскоре сменилась острым наслаждением. Оно билось в груди, тянулось в низу живота и было так велико, что, казалось, пыталось вырваться наружу. Впившись ногтями в спину Лика, Митьяна кусала свои губы, стонала, сходя с ума от растекавшегося по всему телу жара. Она то чувствовала Лика внутри себя, то, наоборот, растворялась в этом ощущении, иногда пыталась отстраниться, чтобы найти взгляд волколюда, но его сильные руки не позволяли. Она не знала, сколько выдержит еще, но мысленно — а может и вслух — умоляла его не останавливаться.

В эти долгие сладостные мгновения они были одним целым, и теперь Митьяна не хотела терять частичку себя, что отныне навеки осталась в нем. Разве что в обмен на его собственную.

Перед тем, как завершить, Лик шепнул ей в губы ' моя ' и напоследок сжал бедра. А затем повалился на траву рядом. Мита тяжело дышала, прижав руки к груди. Все тело дрожало.

— Никогда не получал такого удовольствия, — проурчал волколюд ей на ухо. Его рука легла на живот, вторая проскользнула под ним, заключая девушку в объятия.

Митьяна прикрыла глаза, пытаясь успокоить колотящееся сердце. Близость с мужчиной всегда казалась ей чем-то далеким: она не знала никакой любви, кроме отцовской, а матери, которая могла бы таким поделиться, лишилась рано. Впрочем, вряд ли мать смогла бы рассказать ей о том, каково это — любить волколюда. Занятно, но именно сейчас, будучи нагой и незащищенной, Митьяна чувствовала себя в тепле и безопасности — как будто кольцо рук Лика давало ей все. Грудь распирало от нахлынувших чувств, и она не знала, что с ними делать. Сохранить внутри? Закричать, выплеснуть их наружу? Ничто из этого теперь не казалось ей правильным.

Поэтому Мита продолжала тихонько лежать в объятиях Лика, слушая его дыхание и грохот собственного сердца. Он был сейчас с ней и ни с кем больше. Дарил любовь и заботу ей одной. Зверь внутри довольно урчал, и от этого урчания по всему телу шли мурашки.

Внезапно Мита подумала, что однажды Лику придется выбирать. Охота уже завтра, но она не была к ней готова. Едва ли у нее получится поймать какую-то добычу. Конечно, они с Ликом тренировались, но разве трех дней погони за зайцами и перепелками достаточно?

Волколюд заметил ее смятение и сильнее прижал к себе. Травница прикрыла глаза и вслушалась в ровное биение его сердца, надеясь, что сможет унять свое.

— Лик… — окликнула она тихо. — А что будет, если я провалюсь?

Она настолько не верила в свои силы, что чуть не ляпнула «когда» вместо «если». Руки волколюда напряглись.

— Что значит, если ты провалишься? — переспросил он недовольно. — Все у тебя получится.

Митьяна помотала головой, не открывая глаз. Одной щекой она чувствовала горячую кожу у него на груди, а другой — мягкую прохладную траву.

— Ты знаешь сам, как мало у меня шансов. Что ты будешь делать, если боги… если Всевидящая не будет ко мне благосклонна? Ты ведь не сможешь одновременно следовать интересам клана и своим собственным.

Лик не отвечал. Его сердце, казалось, забилось чаще, но виду, что его взволновал вопрос, он не подал.

— Я не хочу, чтобы из-за меня ты отказывался от семьи и сородичей.

— Я не брошу тебя, — уверенно отозвался Лик.

— Разве ты пойдешь против отца? Против клана?

Кольцо рук ослабло, и Мита съежилась.

— Почему ты вообще об этом заговорила? — пробормотал Лик. В его голосе слышалось разочарование… или тоска? А может, и вовсе отчаяние, хотя Мита подумала, что ей наверняка почудилось. — Не о том ты думаешь.

— Знаю… Но я боюсь. Мне страшно, как никогда не бывало. И больше всего я боюсь неизвестности, которая скрывается за провалом.

— Поэтому ты спрашиваешь меня о выборе?

— Мне очень хочется, — она стиснула кулаки, — чтобы ты остался со мной. Но я не могу просить тебя о таком. Я не могу просить тебя предать клан, ведь по моей вине уже и так развалилось слишком многое.

— Ты снова о своей вине… — поморщился Лик.

— Прости. Как бы я ни пыталась, не могу от нее отмахнуться.

— Я не хочу выбирать… — Он стиснул зубы. — И надеюсь, что мне не придется.

— Лик…

— И буду верить, что Всевидящая слышит мою просьбу.

Он прижал ее к себе так сильно, что на мгновение Мите стало нечем дышать. Она зажмурилась и уткнулась носом в его грудь. Спокойнее не стало, но решимость разгорелась с новой силой. Она должна сделать все возможное, чтобы не видеть больше Лика таким нерешительным. Никто не должен был это видеть. Пусть это останется их маленькой тайной.

— Я тоже буду верить… и сделаю все, что в моих силах.

Лик промычал что-то в ответ, а затем резко отстранился и сел. Испуганная Мита прижала руки к груди, прикрываясь.

— Я уж гадал, сколько придется тут проторчать в ожидании, когда меня заметят, —раздался откуда-то сверху насмешливый голос.

Митьяна взвизгнула и съежилась.

— Знаешь, что бывает с теми, кто слишком много подсматривает? — проворчал Лик.

— Ха-ха, — рассмеялся голос, и по тому, как он походил на карканье, травница моментально догадалась, кому он принадлежал. — Скажи еще, что клюв оторвешь.

— Ты подкинул мне заманчивую идею.

— Допрыгни сначала, мохнатый.

— Нарываешься.

— Напугал.

Черная тень упала с одного из деревьев, приняв очертания большого ворона. Его глаза-бусины блестели, отражая неяркий свет звезд и узкого полумесяца. Мита испугалась, что Лик бросится на него, но ворон знал друга лучше. Волколюд раздраженно выдохнул и поинтересовался:

— Есть новости?

— Еще какие! — Ворон встопорщил перья и довольно заурчал. — Теперь за тобой должок, мохнатый.

Глава 35 Митьяна

В безлунные ночи будьте особенно бдительны. Ни в коем случае не продолжайте движение по трактам и не ночуйте вне постоялых дворов — воры и бандиты пользуются непроглядной темнотой для своих нечистых дел, скрываясь от взора богов.

Из памятки торговцу гильдии Калсанганского удела

Х514 год, 27 день месяца Зреяния

Митьяна переступила с лапы на лапу, чувствуя, как еловые иголки втыкаются в подушечки, и неуверенно окинула взглядом тех, с кем предстояло охотиться этой ночью. Кого-то из них она уже знала, к примеру, волка с пепельными подпалинами, который привел ее в поселение, и угольно-черную Тайру… впрочем, бесцветное волчье зрение делало всех черными или серыми, а Мита ни разу не видела звериный облик сестры Лика человеческими глазами.

Чуть поодаль держались молодые охотники клана, которых Мита никогда не видела. Их сопровождала стройная поджарая волчица с глазами, будто выточенными из скварца — совсем как в серьгах, подаренных отцом. Оттого их взгляд был особенно пронзительным. Довольно быстро Митьяна сообразила, что это была Кама, первая охотница клана, и прозвище «Зрячая» вполне ей подходило. Стоило волчице посмотреть на новоиспеченную волколюдку, как ее морда скривилась, выражая презрение. ' Ты никто, — словно говорила она, — и эта охота станет для тебя последней '.

— На дух ее не переношу, — пробурчала Тайра, и Мита едва не подпрыгнула.

— Мне еще не доводилось с ней общаться, но я понимаю, о чем ты.

Тайра фыркнула, и в этом звуке Мите послышалось одобрение.

Вокруг дочери вождя крутилась молодая волчица — худая, светло-серая, с темной мордой, на которой сложно было углядеть карие глаза. Митьяна помнила ее — они встречались рядом с плато Авент, — но имя упорно не хотело всплывать в голове. Волчица подчеркнуто не замечала новенькую, внимательно наблюдая только за Тайрой. Позади нее тенью держался уже знакомый ей волк с пепельными подпалинами на морде — Виран.

В их небольшой группе, как успела заметить травница, наметился разброд: Тайру и Каму считали одинаково высокими по статусу и кто-то готов был слушать первую охотницу, а кто-то безропотно подчинялся первой воительнице.

' Веселая выйдет охота… ' — с тоской подумала Митьяна.

На этот раз Лик был далеко. Нарочно или нет, но их развели по разные группы: отряды Камы и Тайры заходили с востока, вдоль берега реки, тогда как Лик должен был повести своих по западной стороне. Хоть сын главы и уверял Миту, что все будет в порядке, но та не соглашалась и теперь нервничала до дрожи в лапах. Презрительные взгляды, которыми Кама одаривала ее время от времени, совершенно не помогали.

Когда над лесом разнесся тонкий переливчатый вой, Кама навострила уши и резко скомандовала:

— За мной!

Тайра фыркнула и оскалилась. Дав знак следовать за ней, она отстранилась от первой охотницы и повела воинов за собой.

— Не отставай, — прошипела она Митьяне, — иначе пойдешь за Камой.

Травница испуганно кивнула и поспешила занять место в середине.

Волколюды двигались молча, бесшумно, как тени, и, если бы не запахи, шлейфами тянувшиеся от нечетких силуэтов, Мита бы давно их потеряла. Луна то скрывалась за облаками, то вновь появлялась. Как-то Тайра пробурчала, что это дурной знак, и травница поинтересовалась, почему.

' Не то чтобы я в это верю, но некоторые считают, что луна — это око Всевидящей, — пояснила она. — И когда тучи скрывают его, земля погружается во тьму и мало ли что может произойти без ее ведома… '

Выдумка или нет, а волколюды нервничали. Отряд, который вела Тайра, неспокойно озирался по сторонам, словно из-за любого куста им наперерез мог выскочить разъяренный лось или медведь.

Митьяна помнила, как проходила охота — Лик заставил ее выучить все назубок. Сначала группа волков-разведчиков прочесывает лес в поисках крупной добычи. Как только они находят подходящую цель, то молчаливо подзывают сородичей. Далее в дело вступают загонщики, их задача — отделить цель от стада, или же просто загнать, если добыча бродит одна. После того, как загонщики измотают животное, несколько волков вступают с ним в бой и побеждают — или проигрывают и отступают. Кому принадлежит право убить зверя — решается на месте. Почему-то Митьяне казалось, что ей такой возможности не дадут — впрочем, как Зверь ни хотел покрасоваться перед остальными и заслужить уважение стаи, сама Митьяна не горела желанием кого-либо убивать.

Лес дышал спокойствием, и, если не знать, зачем волки брели сквозь густые заросли ельника, можно было подумать, что они вышли на прогулку. Не подкованный опытом глаз не заметил бы, как осторожно они ставят лапы в своей бесшумной походке, как напряжена каждая их мышца, скрытая под густой шерстью. Никто из них не произносил ни слова, но Мита замечала, как дергаются уши, усы, хвосты, как двигаются губы и нос. Им не нужны были слова, чтобы общаться. Гораздо больше они могли сказать одними движениями, неуловимыми, как ветер. Травница не знала этого языка, но интуитивно понимала смысл многих жестов. Она почти не вглядывалась в гущу леса в поисках дичи — гораздо интереснее было наблюдать за остальными и толковать их.

Их группа направилась восточнее и держалась близ реки — так решила Кама и возражать никто не стал. По пути Виран, замыкающий их небольшой отряд, объяснил Мите, что в первой половине ночи звери нередко приходят на водопой и там их можно перехватить.

— Охотники знают практически все тропы, которыми ходят к реке, — сказал он. — Нередко предугадывают, где стадо остановится на отдых, где будет прятать детей.

— А что, вы и на детенышей охотитесь? — удивилась Митьяна. — Мой отец никогда их не убивал, только если у кого-то не было шансов выжить.

— Справедливый охотник, — одобрил воин. — Таких же строгих правил придерживается и наш клан. Не убивать молодых, не охотиться на детей, не трогать беременных самок. Так поступают многие хищники, не важно, зверолюды или обычные. Если бы этих негласных правил не было, вся добыча давным-давно бы кончилась, и мы бы принялись друг за друга.

На этих словах травница передернула плечами и взвизгнула, когда еловая хвоя впилась между подушечками на пальцах. Тайра бросила на нее неодобрительный взгляд, а Кама и вовсе разозлилась.

— Потише, неумеха, — прорычала она.

Мита прикусила язык и поспешила нагнать остальных. Виран в ответ на это лишь покачал головой.

* * *

Митьяна даже не поняла, в какой момент все пошло кувырком.

Разведкой впереди занимался отряд молодых волков во главе с двумя опытными охотниками. Одни ли ошиблись или другие не досмотрели — но добыча, которую пасли до прихода загонщиков, решила не ждать и пойти в атаку. Когда прямо перед носом Миты выскочил огромный олень, молотя воздух копытами, из ее волчьей гортани вырвалось нечто среднее между воем и визгом. Тренировки с Ликом не прошли даром, и ей удалось откатится в сторону. Краем уха она услышала отборную ругань Камы, которая отчитывала непутевого охотника, решившего подогнать маленькое стадо поближе к остальным волкам.

— Нашел — жди! — прорычала та. — Не рыпайся и не пытайся сдвинуть их с места! А лучше вообще не дыши, безмозглой шерсти кусок!

— Волчонка не научили вести себя на охоте, — фыркнула Тайра. Она вмиг оказалось рядом с Митой и теперь отпихивала ее в сторону. — Чего стоишь? Ты и Лари в сторону. Мы сами разберемся.

Олень не переставал реветь. Теперь он ударил копытами в землю и нацелил ветвистые рога на первую воительницу. Разочарованный вой послышался позади: похоже, стадо, которое защищал самец, сорвалось с места и теперь стремительно убегало прочь.

— Слабый олененок! — продолжала бесноваться Кама, клацая зубами. — Легкая добыча! Можно было статус полноправного охотника этим заработать, а ты…

— Кама! — рявкнула Тайра. — Отчитывай своих цыплят на тренировках!

— Не указывай мне, что делать! — в тон огрызнулась охотница.

Мита прижала уши и беспомощно оглянулась на Лари. Та во все глаза таращилась на Тайру, в ее глазах блестел страх.

Олень махнул головой, и, если бы не хорошая реакция волчицы, рога бы пригвоздили ее к дереву. Тайра зарычала и закружила вокруг него. Виран, до того замыкавший их отряд, подскочил с другой стороны. Олень заревел, замотал головой, растерявшись, затем одним прыжком перемахнул через волчьи спины и скрылся в чаще.

На какое-то время повисла тишина, и в ней Мита слышала грохот своего сердца. Он был таким оглушительным, что ей казалось, будто его слышат все. Первой нарушила молчание Кама.

— Позор, — проворчала она. — Так бездарно упустить добычу… Это же ни в какие ворота. Весь клан засмеет.

Она уставилась своими кристальными глазами на Миту и неожиданно оскалилась.

— Хотя… ожидаемо.

— Придержи зубы, Кама, — рыкнула Тайра. Волчица вышла вперед и прикрыла плечом травницу, у которой от осознания происходящего отнялся язык. — Даже не смей сваливать вину своего недокормыша на других. А особенно в моем присутствии, иначе пары клоков шерсти не досчитаешься. Не научила — сама и отвечай перед остальными.

— Я своих волчат обучаю как следует, — не унималась та. — И все в клане это знают. Так во что они поверят больше — в наш промах или в то, что одна неумеха распугала всю дичь?

— Ах ты, мерзость…

Волчицы вздыбили шерсть и зарычали друг на друга. Виран опомнился и втиснулся между ними.

— Угомонитесь вы, обе, — потребовал он. — Что бы о тебе ни думали, Кама, даже твое слово против моего будет слабовато.

— Ты мне угрожаешь? — прошипела охотница.

— Я даю тебе совет успокоиться. Потому что, если ты затеешь драку, я в точности перескажу события этой ночи Рууману. А так у тебя есть шанс замять эту историю. Вместо того, чтобы искать новую добычу, — он повернулся к остальным, — устроили тут разборки. Если мы придем с пустыми руками, несладко придется всем, и вождю будет плевать на наши оправдания.

— С другой стороны, если провалим, это убогое недоразумение не останется в клане, хвост отгрызть даю… — пробормотала Кама.

Тайра рыкнула напоследок и развернулась у ней задом.

— Идем, — скомандовала она Лари, Вирану и Митьяне, а заодно и двум молодым воинам. — Пусть сосунки Камы продолжают разведку здесь, мы пройдем вдоль берега.

— И много вы там найдете? — фыркнула первая охотница.

— Уже не твоего ума дело. Мы найдем, что привести на загон. Или убьем сами. А вы выкручивайтесь как хотите. Мне надоело терпеть твои капризы и подлость.

— Да на здоровье, — сморщила нос Кама. — Хотите возиться с этой неумехой — мхом вам дорога.

* * *

С того момента, как волчицы разошлись каждый своей дорогой, Митьяна боялась раскрыть рот, чтобы не задеть взбешенную Тайру. Дочь главы размашистыми прыжками неслась вперед, и ее отряду оставалось только поспевать за ней молча. Казалось, об охоте все позабыли.

Когда волки вышли на берег реки рядом с деревней, у Миты подкосились лапы и она рухнула на влажную траву. Лари повалилась следом, как и двое молодых охотников. Виран сел неподалеку. Тайра схватила зубами еще не до конца созревший камыш и что есть силы затрясла головой. Тонкая замшелая кожица растения надорвалась, и во все стороны полетел кремовый пух.

— Правильно, — хмыкнул Виран себе под нос, — выпусти пар. Горячая голова на охоте — не спутница.

— Кама — вот кто нам не спутница! — рявкнула Тайра. Она тряхнула камыш напоследок, и пух взвился вокруг волчьей морды, оседая на шерсти. — Дура! Ненавижу!

— А может, она права?.. — тихо произнес один из молодых воинов.

Мите так и не удосужились представить их, потому она до сих пор не знала имен. Сам молодняк брал пример с Лари и подчеркнуто не замечал новенькую… ровно до этого момента. Теперь некрупный волк с темным контуром вокруг глаз смотрел прямо на травницу, не скрывая презрения.

— Вы ведь и сами все понимаете. — Он бросил взгляд на Тайру, Вирана, а затем на Лари. — Она нам никто. Ничего не умеет. Почему мы вообще должны с ней нянчиться? За что ее на нас повесили?..

Тайра выплюнула камыш и повернулась к наглецу. Ее глаза превратились в узкие щелки, и тот поперхнулся и мигом прикусил язык.

— Ты будешь оспаривать мое решение? — холодно поинтересовалась она. — А может, и решение нашего вождя?

Мита вжалась брюхом в траву и прижала уши. Она не хотела, чтобы в отряде Тайры из-за нее начался разлад.

— Но ведь… — попытался настоять на своем молодой воин, но тут же осекся и поспешно исправился: — То есть, ни в коем случае! Я уважаю вас и нашего вождя и приму любую его волю.

— Поймите, — устало пробормотал Виран, мгновенно перетянув на себя всеобщее внимание, — Митьяна нам не враг. Пускай раньше она была человеком, теперь она волколюдка. Да, она не такая, как мы. Да, она пока многого не знает и не умеет. Но она теперь наш сородич. Разве вас, глупые волчата, не учили, что сородичам нужно помогать в трудные минуты? Разве вам не говорили, что к сородичам нужно относиться так, как хотите, чтобы относились к вам? Как она может быть полезной вам, если вы сами не даете ей такого шанса? Как вы можете требовать от нее понимания, любви, сострадания, если сами не готовы ими поделиться?

Волки пристыжено опустили морды. Даже Лари, до этого кривившая пасть, отвела взгляд и виновато прижала уши.

— Спасибо, — сухо поблагодарила Тайра. На мгновение она задержала взгляд на Мите, и в желтоватых глазах промелькнуло чувство, которое та расценила как сочувствие. — Давайте и в самом деле вернемся к охоте. Утрем этой хвастливой дуре нос…

Ее прервал долгий вой, стрелой пронзивший ночную тишину. Он был беспокойным, рваным, и от него у Митьяны все внутри содрогнулось и сжалось от дурного предчувствия.

— Тревога? — Молодые воины вскинули головы.

Шерсть на загривке Лари встала дыбом. Виран нахмурился. А Тайра тихо буркнула себе под нос:

— Ну, началось…

Глава 36 Лик

Кланы котолюдов имеют строго матриархальный строй. Во главе стоит самая сильная, свирепая и уважаемая женщина; ее ближний круг — верные соратницы и первые претенденты на место вождя в случае ее ухода или смерти. Остальные котолюдки в большинстве своем воины, а мужчины занимают второстепенную роль — охота, собирательство, обустройство поселения и даже забота о молодом поколении.

Каждый котолюд впитывает уважение и подчинение женщине с молоком матери и не смеет повышать на нее голос или бросать вызов.

Капан Гайрих. ' Обычаи народов Фиэдеса '. Раздел ' Зверолюды ', глава ' Общественное устройство кланов '.

Х514 год, 27 день месяца Зреяния

Пьянящее чувство близости жертвы все еще кипело в Лике, когда над лесом раздался протяжный встревоженный вой. Не сразу разобравшись, что происходит, Лик сделал еще несколько прыжков и лишь потом остановился; испуганный лось заревел и тут же скрылся в чаще. Мигир, следовавший за первым воином, остановился и навострил уши. Вой перемежался с коротким тявканьем, что могло означать только одно — чужаки!

А раз тревогу били к северу, значит, ими были котолюды.

— Почему сейчас? — прорычал Мигир.

Шерсть на загривке Лика встала дыбом. Медлить было нельзя, чтобы не случилось непоправимое.

— За мной! — скомандовал он своему отряду и помчался к плато Авент.

К тому моменту, как они прибыли на окраину леса, там успела собраться большая часть клана. В их числе были и Рууман с Ирмаром: фигура вождя возвышалась на небольшой скале, а советник держался у подножия, вглядываясь в горы за плато. Лик потянул носом воздух. Миты и Тайры все еще не было, впрочем, оно и к лучшему.

За полверсты от края леса, на самом плато, выстроились кошки. Озлобленные и решительные, они скалили зубы, шипели и били себя по бокам короткими хвостами, и их когти впивались в заточенный ветрами камень с противным скрежетом. Перед ними, взъерошив густую пятнистую шерсть, расхаживала огромная рысь с рваным шрамом на боку. Лик признал в ней главу клана Кира-Талун, Карену.

Что бы ни привело их сюда, кланы могли схлестнуться между собой в любой момент.

Рууман бросил взгляд на сына, и тот едва не содрогнулся — настолько тяжелым он был. Похоже, вождь не догадывался о причине визита котолюдов, как и Ирмар, который теперь сверлил глазами Карену.

— Что происходит? — тихо поинтересовался Мигир.

— Думаю, сейчас Карена все расскажет, — так же тихо ответил ему Лик.

— И как это понимать, Рууман Острый Клык? — рявкнула Карена, словно нарочно дожидалась вопроса. Она остановилась, дернула коротким хвостом и зашипела. — Не ты ли говорил, что не хочешь войны?

— Мои слова в силе, — прохладно заметил Рууман, не поддавшись ее гневу. — Гораздо важнее, зачем ты привела сюда своих воительниц.

— Зачем? — Карена зло расхохоталась. — Ты будешь строить из себя глупого котенка? Прости, не смешно.

Ирмар зарычал, и его рык подхватила добрая половина клана.

— Молчать! — рявкнул Рууман, и рычание послушно стихло. — Я действительно не понимаю, в чем причина твоей злости, Карена. Объясни, что Кира-Талун делает на землях клана Лииш?

— Я оценила твою попытку поторговаться за плато, — фыркнула Карена. — Ради этого ты решил взять в заложники нашего сородича?

Рууман застыл, в его янтарных глазах промелькнуло удивление. Лик заметил, что с восточной стороны к клану присоединилась еще одна группа волков, среди которых была Кама. Тайры и Миты рядом не было, и он едва сдержался, чтобы не щелкнуть разочарованно зубами.

— С чего ты решила, — нарушил молчание вождь клана, — что твой сородич у нас?

— Его следы обрываются на плато, — прорычала Карена. — На нейтральной территории, которую вы с некоторых пор считаете своей собственностью. Если ты думаешь, что я готова стерпеть такое, ты жестоко ошибаешься!

Рууман обернулся и медленно обвел взглядом клан, задержавшись на Лике, и тому с трудом удалось скрыть волнение. Воздух между кланами словно накалился. Хватит одного неосторожного слова — и натянутая до предела нить терпения с хлопком порвется, и тогда их будет уже не остановить.

— Чего молчишь? — продолжала беситься Карена, и котолюды поддержали ее шипением и ворчанием. — Намерен и дальше делать вид, что ни о чем не знаешь?

— Мы никогда не брали котяток в заложники, — фыркнул Мигир под ухом Лика.

Волколюды ощетинились и зарычали в ответ на угрозы. Лик обеспокоенно окинул взглядом темное небо. Вороны вечно совали клюв в чужие дела, и многим это не нравилось, но в этот раз их помощь не помешала бы. Тир мог бы остановить стычку. На миг в волке вспыхнула надежда, когда в небе мелькнул дымчатый след вороньего запаха — вот только она затухла, стоило ему понять, что прибывшим был не Тир.

— Карена! — окликнул ворон котолюдку, камнем упав на плато перед кланом. — Прекрати это представление.

— Вали к дамнарам, Маар! — рявкнула та. — Не помню, чтобы спрашивала у вранолюдов совета.

— Я говорю от имени Совета Пяти…

— Плевать я хотела на Совет Пяти, он мне не указ. Если хочешь, чтобы мы разошлись, заставь Руумана вернуть нам сородича. Тогда я подумаю над этим.

Маар нахохлился и обернулся на вождя волколюдов.

— О чем она?

— Я понятия не имею. — Рууман с трудом держал себя в руках, и закипавшая в нем злость уже передалась всему клану. — Я не слышал в лесу ни одного постороннего запаха. А если бы его встретил кто-то из клана, тут же подал бы сигнал.

— Вот именно, — проворчал один из воинов за спиной Лика. — Весь лес сейчас у нас как на ладони. Как будто охотники могли не заметить вонючую кошку…

Лик склонил голову в знак согласия, а сам тем временем косился в сторону. Все-таки с восточной стороны, среди многочисленных волчьих спин мелькнула знакомая светло-серая шерсть. Ему удалось устоять на месте, вместо того чтобы рвануть со всех лап к Митьяне: нестерпимо хотелось быть рядом на случай, если между кланами все-таки вспыхнет драка. Но сейчас, когда все скалили пасти на котолюдов, пробиваться к ней было неразумно. Впрочем, рядом оказалась Тайра, и с какой бы неприязнью она ни относилась к травнице, все равно бы защитила ее — хотя бы ради брата.

' И где носит этого пернатого? ' — мысленно прорычал Лик.

— Карена, успокойся. Давайте все успокоимся, — Маар теперь вертел головой, обращаясь то к Рууману, то к главе Кира-Талун. — Бойня — последнее что нужно вам, мне и Совету Пяти. Просто успокоимся и поговорим…

— Значит, переговоров хочешь? Я покажу тебе переговоры! — взревела Карена, окончательно выйдя из себя.

Маар испуганно каркнул и взвился ввысь, когда разъяренная котолюдка прыгнула прямо на него. Когти царапнули воздух. Не сбавляя скорости, она бросилась на Руумана, а ее воодушевленные сородичи нестройными рядами двинулись следом. Волки, восприняв это как вызов, зарычали и ринулись навстречу.

' Вот же дерьмо лосиное! ' — выругался про себя Лик.

Волколюды издали боевой клич, накрывший и лес, и скалистое плато. Разномастной стеной они двинулись на кошек. Вскинув голову, Лик завыл; его голос практически слился с остальными, но вместо воодушевленных ноток в нем проскользнул едва слышный призыв.

' Тир, поторопись! '

* * *

Плато превратилось в море шерсти.

Перед глазами Лика маячили черно-белые пятна, чьи-то когти, зубы, лапы, хвосты… Зверь внутри не на шутку разбушевался и требовал рвать шкуры врагов в клочья, жаждал крови на языке, но Лик держался. Пару раз его ударили по морде, один — полоснули по плечу. От внезапного толчка он не удержался на лапах и завалился набок, ощутив тяжесть чужого тела. Тут же огрызнулся и выдрал клок шерсти из чьего-то загривка.

Драка затягивала, как воронка в стремительном русле реки. Даже Рууман в своих попытках усмирить клан не то, что не преуспел — потерпел сокрушительное поражение. Карена, раcшвыривая волков в стороны, прыгнула на Руумана — и вожди кубарем покатились по земле.

Беспокоиться об отце не было нужды и времени. Сбросив с себя котолюдову тушу, Лик выкарабкался и стал прокладывать себе путь к востоку, туда, где были Тайра и Митьяна. За последнюю Лик переживал больше всего: травница никогда не дралась, а при виде разъяренной кошки однозначно бы растерялась.

Да где же носит Тира, дамнар его побери⁈

Словно по волшебству в небе раздалось истеричное карканье. Лик увернулся от очередной когтистой лапы и задрал морду. Маар кружил над плато и ругался так, что уши вяли, причем Лик никогда бы не подумал, что посол Совета Пяти может так изъясняться. Ему прилетел другой, не менее возмущенный ответ авторства хорошо известного ему ворона. Похоже, пернатый все-таки появился на поле боя. Лик втянул носом воздух…

А вместе с этим Тир привел и самого виновника переполоха.

Лик завыл, привлекая всеобщее внимание. Несколько волколюдских воинов повернули головы, рискуя получить когтями по глазам, но, к их удаче, котолюдов вой привлек тоже. Постепенно драка стихала, громче становилась ругань воронов в небе. В конце концов Маар приземлился рядом с главами кланов и ухватился клювом за чей-то хвост.

— Прекратите! — потребовал он, когда Рууман и Карена, взъерошенные и злые, наконец отскочили друг от друга.

Карена еще шипела и выгибала спину, но ее противник все-таки спрятал клыки. Взгляд вождя Лииш скользнул мимо ворона, к окраине плато, и застыл, заметив одинокую кошачью фигуру вдали.

Глава Кира-Талун перестала шипеть и проследила за его взглядом. На мгновение она растерялась, но быстро взяла себя в руки и приосанилась. Несмотря на внешнее спокойствие, она была в ярости — рысьи когти скребли по камням, — но обращаясь уже не к волкам, а к незадачливому котенку, который только сейчас соизволил явиться ей на глаза.

Некоторое время потребовалось, чтобы драка стихла окончательно, а над плато воцарилась оглушающая тишина. Маар сел на каменный выступ и нахохлился. Рууман терпеливо ждал, что скажет Карена. Наконец, одна из котолюдок воскликнула:

— Мирр!

И огромными прыжками понеслась навстречу.

Лик прищурился и наконец вспомнил — Фира, так ее звали. Виновница последней стычки и, как оказалось, отличный повод заиметь молодого котолюда в должниках.

Сам Миррив, мокрый и с виноватым выражением на морде, переминался с лапы на лапу, прижимая уши. Тир покружил над ним, наблюдая за воссоединением сородича с кланом и опустился рядом с Ликом.

— Неважно выглядишь, — заметил он, покосившись на царапину на плече.

— Ты заставил меня понервничать, — оскалился волк.

— Где ты был? — разразилась криками Фира, налетев на Миррива. Котолюдка вцепилась ему в загривок зубами и как следует встряхнула. — Ты понимаешь, что из-за тебя?..

Она осеклась, когда вперед вышла Карена. Вблизи ее кошачья грация казалась еще более совершенной, и даже уродливый шрам на боку и свежие укусы не портили ее красоты.

— Фира задала вопрос, — холодно обратилась она к Мирриву, — и я повторю его. Где ты был?

Все зверолюды тут же притихли, ожидая ответа, и кот съежился, поджав мокрый хвост.

— Ну… моя госпожа, я…

Карена прищурилась и прошипела:

— Поторопись с объяснением, котенок.

— Я упал в реку… — пискнул тот. — На плато. И меня унесло течением.

— Чистая правда, — встрял Тир и ничуть не испугался, когда рысь метнула разъяренный взгляд на него. — Он выбрался на берег аж у самой деревни, и мне пришлось проводить его обратно, чтобы никто из клана Лииш не вздумал напасть.

Лик невольно удивился тому, как непринужденно Тир говорил о случившемся — будто не у него только что под носом едва не случилась настоящая бойня. Кто-то из волколюдов фыркнул и пробормотал:

— Котенок что, плавать разучился?

— Посмотрю я на тебя, когда тебя унесет течением, — огрызнулся молодой охотник из отряда Камы.

Волколюды прыснули, и Лик невольно улыбнулся. Каждый в клане помнил историю о том, как на первой пробной охоте ученик Камы поскользнулся на берегу и полетел в реку. Миррив виновато улыбнулся, но в его глазах плескался страх — не иначе, его ждала выволочка от Карены.

— Надеюсь, у тебя больше не осталось претензий ко мне или клану Лииш? — сухо напомнил Рууман, мгновенно прервав веселье.

Карена дернула ушами.

— Кроме того, что я не признаю плато вашим, но, так уж и быть, обсудим это позже. — Она оскалилась и подняла голову. — Кира-Талун, мы уходим. Кто посмеет ослушаться и продолжит драку, будет иметь дело со мной.

Иметь дело со своей госпожой не захотел никто, и рыси послушно отступили. Волколюды провожали их взглядами до самого подножия гор, и только после этого Рууман обратился ко всем:

— Есть ли раненые?

Лик оглядел стаю. Волколюды выглядели потрепанными, но довольными, и, на первый взгляд, обошлось без серьезных травм.

— Надеюсь, малышу Мирру не сильно достанется, — прошептал Тир на ухо Лику. — Интересно, как он объяснит, что делал на плато в ночь охоты клана Лииш… но он пообещал, что справится.

Ворон взмыл в воздух. Лик поймал на себе взгляд отца и тут же понял, что легко отделаться не получится — тот уже понял, чьих это лап было дело. Переглянувшись с Тайрой и ободряюще кивнув Митьяне, он махнул хвостом, отдавая приказ своему отряду следовать за ним.

Теперь клану было не до охоты. Они возвращались в поселение.

Глава 37 Лик

К своему удивлению, в городах Паланского удела нередко можно встретить нелюдей. Не единожды встречал вранолюдов. Расспросил местных, оказывается, с ними люди не враждуют.

Говорят, все потому, что княгиня Паланская невероятно добродушна. Ходят слухи, что с некоторыми вранолюдами она особенно дружна.

Из заметок неизвестного путешественника

Х514 год, 27 день месяца Зреяния

Несмотря на сорвавшуюся охоту, клан веселился. За последний месяц Лик уже и не помнил, когда воины и охотники вот так собирались у костра, хохоча, распевая песни, беспрестанно пересказывая события сегодняшней ночи и подкрепляя веселье хмельным медом. Пьянели волколюды быстро, многих с одной кружки начинало клонить в сон, так что праздник не грозился затянуться надолго.

Тем не менее, Лик был рад, что клан сумел сплотиться, пусть ненадежно и наверняка ненадолго. На этой почве можно было попробовать укрепить отношения внутри, чтобы столкновение с людьми не разрушило их жизнь окончательно.

Когда отец зашел в комнату, где Лик находился вместе с Тайрой, ему пришлось отойти от окна. Рууман был мрачнее тучи.

— С Тиром уже беседует Маар, — оповестил он детей. — А вашей задачей сейчас будет убедить меня, что ваш поступок имеет под собой веские основания.

Тайра поджала губы и бросила беспомощный взгляд на брата. Как бы сильно она ни злилась на отца, перечить ему открыто или объясняться за содеянное она не хотела и не могла. Лику в очередной раз пришлось брать все на себя.

— Что именно ты хочешь услышать? — как можно более ровно спросил он.

Рууман ударил рукой по столу. Стоявшие на ней глиняные кружки с остывшим чаем, к которому не притронулся ни он, ни его дети, жалобно звякнули.

— Ты будешь вилять? — прорычал он. — Ты хоть понимаешь, что вы натворили? Понимаешь, к чему могли привести ваши игры с кошками?

— Понимаю, — Лик пытался сохранить спокойствие, но даже ему было трудно держать лицо. Тайра уже не пыталась: она испуганно шныряла глазами по комнате, стараясь не смотреть на отца, и едва сдерживалась, чтобы не заскулить.

— Понимаешь? — Голос Руумана превратился в шипение. — То есть, вы устроили все это представление, прекрасно понимая, что это может привести к войне с котолюдами? К бойне? К жертвам? И после этого еще смеете говорить, что блюдете интересы клана? Что имеете право занимать места первых воинов клана?

— Мы, по крайней мере, попытались собрать то, что стремительно разваливалось на куски!

Ярость почти вскипела в Лике, но он сумел остановить себя, мысленно сосчитав до пяти. Он перевел дух и уже спокойнее добавил:

— Тайра здесь ни при чем. Это от и до было моей идеей. Я никого не принуждал, в конце концов, причин для беспокойства не было.

— То есть, драка на плато, по-твоему, это просто развлечение?

— Оба клана выпустили пар. Давно пора.

На мгновение Лику показалось, что отец сейчас вцепится ему в воротник и как следует встряхнет, словно нашкодившего щенка. Но Рууман стоял неподвижно. На его побелевшее лицо было страшно взглянуть.

— Я, правда, надеялся, что до драки дело не дойдет… — уже тише добавил сын и на секунду умолк, поморщившись от боли в оцарапанном плече. — Тир припозднился…

— Надеялся он… — сплюнул Рууман. — Слова достойные будущего главы.

— Ты сам мне говорил, что без риска не бывает победы.

— Риск должен быть оправдан! А ты поставил под угрозу два клана и почти вовлек третий. Если бы Маар не сумел увернуться от когтей Карены…

— Обращаясь за помощью к этому котолюду, Мирриву, я обозначил, что не должно произойти ничего, что смогло бы начать войну между кланами. Миррив осознанно принял на себя удар, и единственное, о чем я жалею — что за услугу, оказанную нам, ему же и придется расплачиваться.

— Ты вынудил его лгать своей главе, — фыркнул отец.

— Я никого не вынуждал. Более того, он не лгал. Он действительно упал в реку по неосторожности, когда они с Тиром думали, как бы подстроить его потерю в нашем лесу. И Тир действительно провожал его практически от самой деревни.

— Если котенок проболтается, что это ты попросил его, — проворчал Рууман, — нас ждут большие неприятности.

— Зато клан в кои-то веки собрался воедино, — парировал Лик. — Не это ли сейчас самое важное, когда над нами нависла угроза нападения княжеской дружины? Может, если мы привлечем внимание Совета Пяти, они заметят и то, что проблемы с людьми куда серьезнее, чем стычки между кланами.

Теперь они смотрели друг другу в глаза, отец и сын. Каждый был уверен в своей правоте, каждый был готов отстаивать свое мнение до самого конца. Тайра более не решалась встревать, только таращилась на них и помалкивала.

— Мы в тупике, — чуть тише добавил Лик. — У нас нет времени восстанавливать мое доброе имя или убеждать всех и каждого в твоей мудрости. Нет времени мирить клан. Нет времени, чтобы Ирмар мог собрать всех воедино…

— У Ирмара нет решения, — тяжело вздохнул Рууман и потер виска. После этих слов он вмиг сделался усталым и словно постарел на десяток лет. — Как и у меня.

Тайра удивленно замычала и тут же поднесла ладонь к губам.

— Возможно, ты и прав, без риска не бывает победы. На мне слишком большая ответственность, слишком много составляющих. И слишком легко подорвать и без того шаткое доверие. Ваш поступок был слишком отчаянным, но, возможно, это именно то, что было нужно. Но это не значит, что я его одобряю и простил вас за такое своеволие.

Брат с сестрой не ответили, лишь уставились в пол.

— Одно меня беспокоит, — вздохнул вождь. — Маар не смолчит. Он доложит Совету Пяти, и думать не надо.

— Я уже задавал этот вопрос Тиру, спрошу и тебя. С каких пор волколюды беспрекословно подчиняются вранолюдам и Совету Пяти? — Лик поджал губы. — Они сами взяли на себя роль этаких миротворцев и блюстителей закона. Разве мы соглашались, чтобы кучка пернатых совала нос в наши проблемы и диктовала нам, как жить и что делать? Тебя это устраивает?

— Это не твоя забота.

Рууман пнул ножку стола и принялся шагами мерить комнату. Чашки с чаем еще долго тряслись и жалобно побрякивали, словно сетовали, что про них несправедливо забыли.

— Древние боги к ним благосклонны, — наконец, отозвался он. — Понятия не имею, за какие такие заслуги, но из всех зверолюдов, которых я знаю, они единственные, кому дарована способность колдовать. Они используют ее, чтобы наводить порядки.

— И что с того, если мы не восприимчивы к магии?

— А им не обязательно использовать силу на нас. Они могут влиять на погоду и тем самым заставить измениться сам лес и прогнать из него дичь… Я слышал, что некоторые из них даже могут предвидеть будущее. В любом случае, никто не рискует связываться с ними, ибо в наказание они могут испортить жизнь. Поэтому Маар так нагл и требователен. Легко, когда тебя прикрывают могущественные покровители.

— Ты сам с ними встречался? — не скрывая интереса, спросил Лик.

— С некоторыми из них. И предпочел бы больше никогда их не видеть.

— И что, за любой чих, который им не понравится, мы можем получить по загривку?

— Они вмешиваются только тогда, когда конфликт выходит за пределы одного-двух кланов.

— Что-то они не торопятся вмешиваться в наши дела с людьми, —не удержалась Тайра.

Рууман бросил на нее быстрый взгляд, и воительница послушно замолкла, вжавшись в стену. Лик пожевал губу и облокотился о стол.

— Может, и вмешаются. А может, думают, что мы сами разберемся. Или, как некоторые, считают, что это испытание, посланное нам Всевидящей, а потому держатся в стороне.

— Каждый раз, когда я заводил с Мааром разговор про жителей Альрикана и калсанганского князя, тот уходил от ответа. — Рууман покачал головой. — Они действительно не хотят в это лезть. Я все больше думаю о том, что они влезают только в те проблемы, которые неудобны им

— Медяк цена таким миротворцам, — фыркнул Лик. — Война Лииш с Кира-Талун им неудобна, а войну с людьми они готовы стерпеть.

— Иногда приходится играть по чужим правилам. Иначе можно расплатиться отнюдь не мелкой монетой.

Рууман взял со стула легкую кожаную куртку и накинул на плечи, тем самым дав понять, что разговор окончен. На выходе из дома он задержался и произнес:

— Осмелюсь надеяться, что из сегодняшнего разговора вы двое все же усвоили урок. А чтобы его закрепить, я приказываю вам оставаться дома — всеобщее веселье не для вас. Увижу кого-то из вас за порогом — о завтрашней охоте можете забыть.

— Но у Лика рана… — открыла рот Тайра.

— Потерпит до утра.

— А Митьяна?.. — начал было Лик.

— Пусть сама теперь разбирается, — отрезал он. — Считайте, что ей досталось за ваши проделки.

Когда за ним закрылась дверь, Тайра нервно хохотнула.

— Он ведь не серьезно? Запирать нас дома как маленьких…

— Еще как серьезно, — мрачно отозвался Лик.

— Брось. Как он может отстранить нас от охоты? У тебя и так статус шатается, как на гнилых кольях, а если еще…

— Он слово сдержит. Подумай сама: если я или ты позволим себе ослушаться его прямого приказа, то своего места в клане мы, выходит, недостойны. Весьма справедливо.

Тайра тихо заныла себе под нос и опустилась на стул.

— Чай остыл… — пожаловалась она, дотронувшись до одной из чашек, а затем принялась сливать все обратно в чайник. — Подогрею, что ли. А то как-то совсем тоскливо…

* * *

Довольно быстро Тайре наскучило просто сидеть, и она поднялась к себе. Снаружи тоже стало тихо. Лик остался наедине со своими мыслями и пламенем, которое беспокойно билось в очаге, и не переставал думать о том, что сказал отец напоследок. Его собственные слова о риске теперь приобрели совершенно иной смысл.

Чем он готов был пожертвовать ради клана? Собственной свободой? Положением? Хорошими отношениями с отцом?

Митьяной?..

Тогда, у озера, травница спросила его о выборе, но Лик не был готов выбирать. Сейчас волколюд с некоторым страхом подумал, что знает ответ. И он ему не нравился.

Их с Митьяной знакомство началось не с самой приятной встречи, а время, проведенное вместе, было скорее вынужденным, чем желаемым. Иногда Лику казалось, что он заботился о ней, как об ученице, а влечение к ней — всего лишь неизбежные звериные инстинкты. Довольно жестоко по отношению к ней, ведь она, кажется, тянулась к нему по-настоящему.

Или тоже из-за того, что она могла всецело довериться лишь ему одному?

Лик зло взъерошил волосы и прикрыл глаза — прыгающие язычки пламени начали его раздражать. Если подумать, все справедливо. Клан превыше всего. С самого начала Митьяна была лишь угрозой их благополучию, и Лик всеми силами пытался все исправить. Составляя план вместе с Тайрой и Тиром, он даже не задумался о том, что случится с Митьяной в момент его осуществления. На плато он впервые осознал, что в драке она может пострадать, и действительно испугался. А сейчас она пропадала невесть где, заставляя его волноваться.

Она и правда заставляла Лика волноваться.

И ему хотелось выбить к дамнару дверь, наплевав на запрет отца, и отправиться на ее поиски. Хотелось до нервной дрожи в ногах.

Лик подскочил с места и несколько раз обошел вокруг комнату. Царапина жгла плечо, и он с тоской подумал, что Мита могла бы помочь. На миг ему показалось, что он чувствует, как прохладные пальцы травницы наносят мазь на рану, и потянулся к плечу — чтобы с досадой схватить рукой воздух. Впервые с прихода Миты в клан они оставались порознь так долго.

Нет, он не сошел с ума. Зверь внутри тоже изнывал от невозможности побыть рядом со своей волчицей. Если все, что он делал, было только ради клана, стал бы он сейчас переживать? Чувствовал бы себя виноватым?

Просто после близости с ней Лик уже воспринимал ее как часть клана, часть семьи. И если кто-то не согласен с этим, он заставит его изменить свое мнение. Тогда ему и правда не придется выбирать. «Мы всегда занимали высокое положение в клане, и это накладывает на нас ответственность, заставляет вести себя, руководствуясь одним лишь рассудком. Но нерушимых законов не существует».

Лик пообещал Митьяне, что не бросит ее и защитит, чего бы ему это ни стоило. Сегодня он свое слово не сдержал, но больше этого не произойдет.

Всевидящая, да где же она пропадает⁈

Под утро, когда первые лучи солнца пробились сквозь густые еловые лапы в поселение и срок наказания завершился, Лик стрелой вылетел из дома. Вместо того, чтобы наведаться к знахарю и позаботиться о плече, так и не переставшее болеть за ночь, он бросился искать Митьяну, которая по какой-то причине так и не вернулась в дом.

По волчьему запаху он нашел ее довольно быстро. Оказалось, Мита почти всю ночь пряталась у озера, где был теперь уже их совместный укромный уголок. От этой мысли в душе у Лика потеплело. Митьяна же, увидев его, обрадовалась и прильнула мордой к его груди.

— Со мной все в порядке! — заверила она. Но Лик сразу заметил ее потухшие глаза и свалявшуюся грязную шерсть. Мита была расстроена и, если бы приняла свой человеческий облик, наверняка явила бы ему заплаканное лицо.

— Я было подумал, что с тобой что-то случилось, — выдохнул он, зарываясь носом в ее мех.

— Кроме того, что мне полночи пришлось провести здесь, ничего особенного, — отозвалась она.

— Что значит «пришлось»? — Лик отстранился.

Митьяна прижала уши и отвернулась.

— На вчерашнем празднике мне места не нашлось. Тира тоже нигде не было. Вот я и спряталась здесь.

— А почему не вернулась в дом?

— Ну… — начала она и запнулась.

— Отец запретил, — догадался Лик. — Ясно.

Шерсть на его загривке угрожающе встопорщилась, и он заставил себя успокоиться. Отец тут не при чем. Он сам виноват.

— Прости. Я не должен был оставлять тебя одну.

— Не могу же я вечно полагаться на тебя, — покачала головой волчица.

Заметив царапину, она тихо заскулила и лизнула Лика в плечо. А затем неожиданно сгорбилась.

— После драки на плато было много раненых. То есть, много кого покусали, потрепали… Я хотела предложить свою помощь знахарю, но…

— Альсав — не самый приятный волколюд в клане, — вздохнул Лик. — Прогнал тебя?

— Сказал, чтобы я не совала свой человеческий нос в его дела.

Мита обиженно фыркнула.

— Знаешь, а ведь так, говоря на вашем языке, я могла бы принести пользу клану. Не охотой и сражениями, а знахарством, лечением. Это всегда было моим делом. Почему я не могу заниматься тем, чем умею, вместо того чтобы притворяться той, кем не являюсь?

Лик положил морду ей на загривок.

— На все нужно время. И терпение.

— Мне кажется, — пробурчала Мита, — что с тех пор, как я стала волколюдкой, я потеряла смысл слова «терпение».

Лик зафыркал, сдерживая смех.

— Давай найдем Тира, — предложил он. — Что-то мне подсказывает, что этой ночью ему тоже запретили видеться со мной и Тайрой.

— Это из-за котолюдов? Вы же это все подстроили?

Волк кивнул.

— И от отца это не скрылось. Давай я не буду посвящать тебя в подробности наших разборок, это долго и скучно. Чую, Тир тоже где-то запрятался. И наверняка сейчас не в духе.

* * *

Тир нашелся на южной окраине леса: Лик и Мита на удивление быстро обнаружили его запах и последовали за ним. Вранолюд сидел на поваленном стволе и рассеянно глядел на редевшие перед равниной деревья, в сторону деревни; на этот раз он остался человеком и вырядился в узкие черные штаны и подпоясанную шнурком свободную рубаху. Его острые локти торчали в стороны, подбородком он упирался в согнутое колено, а вторую ногу свесил со ствола и нервно болтал ей в воздухе.

— Тир, — окликнул его Лик, но не получил ответа. — Тир-р! Тиррландан, чтоб тебя…

Вранолюд вздрогнул и скосил глаза.

— Извини, не заметил, — равнодушно отозвался он.

Растрепанные угольно-черные пряди падали ему на глаза. Лик дернул хвостом, выражая раздражение.

— Ты что тут делаешь? — поинтересовалась Митьяна.

Вранолюд повел плечами и насупился.

— Сижу, как видишь, — буркнул он.

— Сидишь… — уточнил Лик и ткнул носом в его локоть. — Ты расстроен. Из-за Маара?

— Я зол, — фыркнул Тир, даже не повернувшись.

— А…

Лик не видел разницы между Тиром грустным и Тиром злым. Обычно такое состояние друга он звал проще — Тир не в духе.

— Кто такой Маар? — не поняла Мита.

— Он тоже вранолюд, — пояснил Лик. — Посол Совета Пяти… А, тебе это мало о чем говорит. Короче, он важная птица.

— Сорочьего помета кусок, — не сдержался Тир.

— Полегче, друг. Неужели взбучка за вчерашнее оказалось слишком серьезной?

— Да если бы только в ней было дело…

Тир подскочил и стал шагами мерить поваленное дерево, на котором до этого сидел. Даже в человеческом облике он до слишком напоминал птицу.

— Если бы только это… Понимаешь, Лик, бесит меня его позиция. Его и всего совета. До скрежета клювного. Когда эта трясогузка безмозглая заявила, что калсанганская дружина — это не их ума дело, а головная боль Лииш, у меня натурально отпала челюсть. От ужаса. И возмущения. Нет, ну что за лицемерие, а?

— Это можно расценивать как официальный отказ в помощи от вранолюдов? — сухо поинтересовался Лик. А затем мягче добавил: — Ты теперь тоже не можешь нам помочь?

— Да к дамнаровой бабушке этих надутых голубей! Сидят себе на горе, квохчут, как всем лучше жить, хорохорятся, что разрешат конфликты и удержат зверолюдов от войн и все такое… А на деле — тетерева щипаные! Даром что одаренные, тьфу! Не понимаю, чем первые боги думали, выдав им такую силу…

— Так ты…

— Конечно, помогу! — воскликнул ворон. — Класть я хотел на их приказы — так Маару и сказал. И добавил, что он может убираться отсюда к своему великому Совету Пяти, если струсил.

— Может, не стоило так? — испугалась Мита.

Лик усмехнулся.

— Давно с ним никто так не разговаривал. Ничего, Маару это пойдет на пользу.

— Я правда не понимаю… — Тир снова опустился на бревно и понурил голову. — Почему в усобицу с Кареной они мигом вмешались, а сейчас не высовываются? Неужели так боятся испортить отношения с людьми? Так они всяко уже испорчены. Да что смеяться, этих отношений никогда и не было…

— Разве ты не говорил, что вы с людьми неплохо ладите? — осторожно уточнила Мита.

Тир пожал плечами.

— Ну да. Потому что не лезем в их дела и на их территории ведем себя по их правилам. А вообще лишний раз не пересекаемся… Ну, уговор такой, у нас с местным населением, по крайней мере. С калсанганским князем такое не прошло бы, наверное, он же у вас магических существ не терпит.

— А откуда ты? — встряла Мита удивленно.

— Клан Нибе расположен на границе Паланского удела, — пояснил Лик вместо друга. — Это далеко на запад отсюда. Там сплошные равнины, но вранолюды живут на самом севере, где начинаются горы Куубер. Ты, наверное, и не знаешь, где это.

— Не представляю, — призналась травница.

— Как-нибудь достану тебе карты и покажу, — пообещал Тир. — У тебя теперь уйма возможностей побывать в других уделах, попутешествовать… Не лишним будет разузнать о мире больше.

— Думаешь?

Стоило Мите вспомнить о завтрашней охоте, как ее уши сразу обвисли. Вранолюд мгновенно уловил перемену настроения и подобрался.

— Да ладно, подумаешь, прошлой ночью с охотой не задалось. Зато благодаря стычке с котолюдами у тебя будет второй шанс.

— Второй шанс опозориться, — пробурчала она. — Не смешно.

— Не преувеличивай. Знаю, непривычно, когда тебя, взрослую девицу на выданье, все считают щенком, который ничего не умеет и не имеет права голоса. Но это не повод опускать лапы… то есть, руки… Ну, ты понимаешь. Лучше взгляни на это иначе: ты сейчас ничем не отличаешься от, скажем, младшего помощника в лавке именитого городского мастера. Первое время всем приходится мириться со статусом мальчишки на побегушках, но чем больше времени проходит — тем больше тебе доверяют. Тебе нужно всего лишь терпение.

— Терпение… — эхом повторила Митьяна и вздохнула. — Ага…

Лик и Тир переглянулись. Глаза вранолюда блестели укором: «Ну, подбодри же ее, чего застыл!»

Но не успел сын главы сказать и слова, как со стороны деревни раздался долгий протяжный звук горна. Все трое вздрогнули, Тир едва не свалился с бревна, а Мита почти отдавила Лику лапы. Горн разнесся над лесом, встревожив птиц на верхушках елей, заставив все живое застыть перед лицом неизвестного. Лицо вранолюда вытянулось, и он выругался на неизвестном языке — видимо, древнем или еще каком.

— Ты думаешь, — спросил волк у друга, — это…

— Оно самое, — прошипел Тир. — Дамнар побери, я надеялся, что это случится не сегодня.

— Что случится? — охнула Мита.

Тир и Лик мрачно переглянулись.

— Княжеская дружина явилась.

Глава 38 Лик

У вождя есть право передать свои полномочия одному из членов клана, помимо советника. Такой доверенный получал метку вождя, которая чаще всего выглядела как клык или коготь на шее. Для остальных волколюдов эта метка означала, что доверенный исполняет только прямые приказы вождя и имеет власть отдавать приказы другим от его имени.

Капан Гайрих. «Обычаи народов Фиэдеса». Раздел «Зверолюды», глава «Общественное устройство кланов».

Х514 год, 27 день месяца Зреяния

Эхо горна еще дрожало над лесом Лииш, когда Тир, обернувшись вороном, отправился на разведку в деревню. Лик велел Митьяне возвращаться в поселение, а сам осел на опушке, вглядываясь в далекие очертания крыш домов. Поднявшийся ветер трепал высокую луговую траву; дым, поднимавшийся из труб, кренился, пригибался и быстро растворялся в воздухе. В нос волку бил запах гари, и от мысли, что княжеская дружина принесла с собой пламя, способное выжечь их родной лес дотла, его нутро сжималось в первобытном ужасе.

Ворон вернулся быстро. Он камнем упал в траву перед Ликом — взъерошенный и угрюмый — и покачал головой.

— И?

— Столько народу… Им вполне хватит оцепить кольцом южную и восточную границы леса в два ряда. Разбивают лагерь на другом берегу Канвии. Вокруг деревни расчистили землю и сейчас боронят землю… Еще вчера этого не было. Как будто к лесному пожару готовятся…

Тир поперхнулся от собственной догадки и переглянулся с Ликом.

— О, Многоликая, они же не хотят?..

— Рано выводы делать, — оборвал его волк, понадеявшись, что дрожь в голосе не была слышна. — Если они выжгут лес, толку от этого будет мало — местные жители и их скот останутся без еды и трав. Возможно, староста сможет переубедить их.

Тир покачал головой.

— Вроде бы он пытается договориться с их главным, но пока его слушать не хотят.

— Дамнар их побери… Если на него нажаловался тот столяр из Кайсуги, то и не станут. Дружина младшая или старшая?

— Без понятия. Я сильно не высовывался. Спросил еще у Зеры, что она знает.

Волк хмыкнул.

— С каких это пор ты заглядываешь к Митьяниной подружке?

Тир осекся да так и застыл с открытым клювом. После секундного замешательства он помотал головой, распушил перья и поинтересовался:

— А что, мне кто-то запрещал?

Лику захотелось еще поддеть его, но он сдержался.

— Ну и что Зера знает?

— Похоже, жители деревни не восприняли тогда угрозу про дружину всерьез. Они напуганы. Думают, что их сейчас порешают заодно с волколюдами за то, что укрывали тебя и Тайру. На охотника Гидера бочку катят — хорошо, что его сейчас нет в деревне.

— Неприятно, — вздохнул Лик. — Мите пока не говори, хорошо?

— Что именно? О том, что дружина здесь, наверняка уже весь клан знает, попробуй, скрой. Или ты про Зеру? Или про Гидера?

— Лучше вообще помалкивай, хорошо?

— Ой-ой, ладно-ладно…

Тир оказался прав. Когда они с Ликом вернулись в поселение, все стояли на ушах. Кама и Филлат собирали охотников на самой большой тренировочной поляне; оттуда доносились ругань, визги, воинственные вой и тявканье. Воины вели себя куда более сдержанно. Они не собирались в отряд, но были наготове. Несколько старших воинов, среди которых были Виран и Мигир, стояли у центрального костра. Тайру Лик увидел позже — она шла от дома, а позади нее держалась испуганная Мита. Отца и Ирмара видно не было.

— Кама сошла с ума, — было первым, что сказал Мигир, едва увидел Лика. — Стоило ей услышать рог, как она, полоумная, своими криками подняла на дыбы всю охоту. Я не знаю, где наш вождь, но кто-то должен ее остановить, пока она не бросилась на деревню.

— Деревня — не главное, — поддержал его Виран. — Нам нужно встать на защиту леса.

От костра послышались возгласы одобрения.

— Пусть воины рассредоточатся по границе леса, — скомандовал Лик. — У равнины соберите больше. Молодняк поставьте второй линией вокруг поселения, оставьте с ними несколько воинов поопытнее. Отца не ждите. Думаю, они с Ирмаром попробуют вступить с людьми в переговоры.

— Ты с нами? — спросил Виран.

— Пока нет. Я поговорю с нянями, пусть уводят детей в глубь ельника, где люди их не достанут. И попробую договориться с Камой.

— Оставь ее, — фыркнула Тайра. — Если ей грызня с людьми важнее жизней ее подопечных и детей…

— Вот поэтому я и должен с ней поговорить, — отрезал Лик.

— У Ирмара это получится лучше, — заметил Виран. — Может, оставишь это ему? Он вряд ли пойдет на переговоры. Люди его не видели, зато твое лицо им знакомо.

— Не лучшая идея, — встрял Тир. — Лик недавно засветился, и воспоминания у жителей остались не лучшие.

— Знакомое лицо с сомнительной репутацией лучше, чем незнакомое, от которого неизвестно, чего ждать.

Ворон открыл рот, но тут же закрыл — крыть такой довод ему оказалось нечем.

— И где этот, из Совета Пяти, когда он так нужен? — проворчал Мигир. — Или вранолюды нам не помогут?

Лик хотел было ответить как есть, но друг его опередил:

— Считай, что пока я за помощь от вранолюдов. Буду следить за происходящим и попробую устроить переговоры. Маар отправился за поддержкой.

Митьяна поймала взгляд Лика и вопросительно подняла бровь. Одними губами он прошептал: «Не сейчас».

— Надеюсь, что он нас не бросил, — фыркнула Тайра.

Лику тоже хотелось в это верить, но свои сомнения он озвучивать не стал — сейчас клану был необходим уверенный предводитель.

Когда воины разошлись с центральной поляны, Лик подошел к Митьяне.

— Я хочу, чтобы ты оставалась здесь, в деревне, — попросил он. — Будет неплохо, если ты присмотришь за детьми вместе с нянями. Не переживай, Дииса тебя не прогонит. Но если получится, держись знахаря. Если, — он старательно подавил желание сказать вместо этого «когда», — дело дойдет до драки, ему не помешает еще одна пара умелых рук.

— Разве он согласится принять от меня помощь? — растерялась Мита.

Лик улыбнулся.

— А разве ты сможешь просто стоять и смотреть на раненых?

В глазах травницы загорелась решимость. Из испуганной девочки она мгновенно превратилась во взрослую девушку, спокойную и рассудительную. Про себя сын главы улыбнулся: к каждому есть подход, просто нужно его найти.

— Сделаю все, что в моих… Нет, сделаю все, что от меня потребуется.

— Отлично.

Когда Мита скрылась на пути к дому знахаря, Лик обернулся и наткнулся на Катара, воинственного и решительного.

— Я тоже помогу! — заявил он.

Лик на мгновение растерялся, с языка едва не сорвалось ругательство.

— Ты очень поможешь, если побудешь с нянями и другими волчатами, — как можно мягче попросил он.

Катар насупился.

— Я серьезно.

— Я тоже. Послушай, сейчас не время для препирательств.

— Я могу быть посыльным! — перебил его малыш. — Или как там это у людей зовется? Гонец?

«Мальчик на побегушках», — чуть не ляпнул волколюд. Но вслух сказал иначе:

— Катар, я ценю твое рвение, но пойми: для клана очень важно, чтобы ты оставался в безопасности.

— Для клана? — тише переспросил он.

Лик едва не выругался вслух, но сумел сдержаться и во второй раз.

— Для меня. — Он посмотрел волчонку в глаза.

Взгляд Катара потеплел.

— Я знаю… Но я хочу, чтобы ты мной гордился. Я хочу помочь. Я быстро бегаю, ты знаешь. Вой будет пугать и раздражать людей, а я смогу передавать сообщения быстро и бесшумно.

— Пусти его, — посоветовал Тир. — Если тебе нужно, чтобы кто-то за ним присмотрел…

— Ты нужен мне, — отрезал волк. Затем обратился к малышу: — Хорошо. Тогда первая твоя задача: найди нашего вождя или Ирмара и передай ему все указания, которые я раздал воинам. Ты же все слышал?

— Все до последнего слова! — похвастался волчонок.

— Отлично. Еще передай Ирмару, что я прошу его поговорить с Камой, а сам с Тиром отправлюсь на равнину и мы попробуем наладить переговоры. — Он задумался. — Знаешь, перед этим наведайся в ясли и передай Диисе, чтобы уводили остальных детей.

Катар насторожился.

— Она меня заберет с собой… я не смогу после этого поговорить с вождем.

— Скажи, что ты выполняешь мои поручения. Если не поверит… — Лик бросил взгляд на ворона. — Тир, слетай в дом и принеси метку вождя.

— Ты с ума сошел? — охнул тот. — Если Рууман узнает…

— Он и так узнает. Но Катар — мой подопечный. Я несу ответственность за него и за его действия. Сейчас мы в особом положении.

— Ты и так уже достаточно дразнил вождя своими выходками, — не согласился ворон.

— Тир, я как друга прошу…

— Ладно, — тут же сдался он. — Но я предупреждал, если что…

Когда Катар, получив на шею маленький клык на шнурке, умчался выполнять поручения, Лик шумно выдохнул и прикрыл глаза.

— Невероятным образом охота срывается уже вторую ночь подряд, — неожиданно усмехнулся он.

— Нашел, о чем волноваться, — фыркнул Тир.

— Я не волнуюсь. Я даже не знаю, хорошо это или плохо. С одной стороны, мы до сих пор должным образом не почтили Всевидящую, а с другой… Мите дали очередную отсрочку.

— И шанс показать себя лекарем, а не охотницей, — заметил ворон. — Хорош уже забивать себе голову всякой ерундой. Лапы в зубы — и вперед!

Лик напоследок обвел взглядом поселение, которое пришло в движение, готовясь к обороне, и задержался на неровных солнечных пятнах, оставленных лучами заходящего солнца. Они уже отдавали рыжиной, и чем ниже опускалось светило, тем ярче они становились, превращаясь в алые и все больше напоминая цвет свежей крови. Волка передернуло; он поспешил выбросить непрошенные мысли из головы отправился следом за другом.

* * *

Лик много слышал о княжеской дружине, но никогда не видел их своими глазами. Этим не мог похвастаться даже отец — за последние несколько десятков лет стычки волколюдов с людьми не выходили за пределы деревни и ее окрестностей. Княжеской дружиной лишь пугали, но выполнять угрозы не торопились: хоть князь и не любил все так или иначе связанное с магией, но первым на соседей не лез. Помимо клана Лииш у жителей Калсанганского удела был куда менее приятный сосед — королевство с узаконенной магией и несговорчивым правителем, так что оставлять границы без защиты князь не желал.

— Уж не знаю, что ему наговорили эти ребятки из Кайсуги… — пробормотал Тир, перетаптываясь на ветке. — Наверное, все же младшую дружину прислал. Едва ли он отправил бы опытных бойцов на такую мелочь, как волколюды.

Лик недовольно покосился на ворона, но промолчал.

Воины клана бесшумно занимали свои позиции, образуя рассредоточенный ряд по границе леса. В наступающем сумраке их шкуры почти сливались с тенями деревьев и кустов. В противоположность им вдоль границы деревни выстраивались воины дружины в сверкающих шлемах и кольчугах, с наточенными мечами, от которых по всей равнине прыгали яркие солнечные блики. Волки молчали и скалились. Люди распевали боевые песни.

— Старосту, видать, так и не послушали, — вздохнул Тир. — Зар-раза!

Со стороны речных порогов на солнце показались охотники во главе с Филлатом. Лик выругался: ему казалось, что ими руководила Кама, но ее с остальными не было. Если Ирмар и удержал ее, то про Филлата не подумал никто.

— Он поведет их на дружину… — процедил Лик.

Взмахом хвоста он подозвал Вирана и двинулся наперерез первому охотнику. Едва завидев его, Филлат показал зубы.

— Будешь мешать мне отстаивать земли, что наши по праву? — поинтересовался он холодно.

— Буду мешать тебе лезть без разрешения вождя, — парировал Лик.

— Люди ждать не будут.

— Вот и поведешь своих тогда, когда дружина подойдет к землям клана вплотную.

Филлат зарычал.

— Равнина — уже наша земля!

— Остынь, — осадил его Виран. — Тебе своих-то ребят не жалко?

— Любой из них готов драться до последней капли крови, защищая родные земли. А вот воины, похоже, сдают позиции. — Оскал первого охотникастал издевательским.

Лик не успел ему ответить — в небе раздался вопль Тира.

— Вот петухи безмозглые! — разошелся он, наворачивая круги над равниной. — Кажется, они и впрямь хотят выжечь лес! Смотрите, факелы тащат и бочки со смолой, лучники строятся!

Волки слаженно зарычали; кто-то в нерешительности переминался на месте, кто-то подался вперед, готовый броситься по первому кличу.

— Всем сохранять спокойствие! — рявкнул Лик.

При виде пламени, пусть и далекого, у него заколотилось сердце: от летней жары подстилка была сухая, и стоит только одной такой стреле попасть в нее, как всепоглощающий огонь уже будет не остановить. Любое неосторожное движение со стороны Лииш заставит дружину действовать. Ошибиться нельзя.

Всевидящая, а Лик надеялся, что на такое люди не пойдут.

— Каждый остается на своих местах! — продолжил он раздавать указания. — Не атаковать! Никакого самоуправства! Ждем команды! В бой вступать только при нападении с их стороны!

— Они не понимают, что делают! — бесновался ворон. — Они же выжгут все! Лишат местных и трав, и добычи и… О-о, Многоликая, что ж делается… Лик, нельзя им этого позволить, нельзя! Огонь пойдет дальше и других зацепит, и на плато уйдет, и никому мало не покажется… А если с ветром не повезет, еще и деревню спалят!..

Лапы Лика будто приросли к земле. Он оглядел лес, равнину, берег реки в надежде увидеть знакомую фигуру отца. Но, как назло, Руумана Острого Клыка здесь не было. Решение целиком ложилось на его плечи, и такой чудовищного груза он не испытывал, даже когда оставался править кланом в отсутствие отца.

— Я попробую договориться, — пообещал Тир и стрелой умчался в сторону дружинников.

Но в ту же секунду со стороны деревни прогудел рог, и сотни огненных стрел взвились в воздух.

Глава 39 Тир

Едва ли я смогу помочь с вашей бедой. Я всего лишь младший воевода и слова в Совете не имею. С этим вам лучше обратиться к старшим или написать прошение сразу княжескому советнику, господину Валлору.

Из письма воеводы младшей дружины старосте Кайсуги

Х514 год, 27 день месяца Зреяния

Когда первые стрелы коснулись земли и сухая трава вспыхнула, волки взвыли и отпрянули к лесу.

Тир взял выше, туда, где стрелы его не достали бы, и оглядел равнину. Волколюды и дружинники теперь казались маленькими фигурками, какими любят забавляться городские мальчишки, играя в войну. Вот только война была уже настоящая.

Клан Лииш распался на две части. Те, кто стояли южнее, тут же оказались отрезаны пламенем. Второй шквал прилетел спустя несколько секунд, и вой дополнили короткие взвизги — кого-то ранили.

Лик застыл на краю равнины и в ужасе глядел на то, как огонь ползет по траве в сторону леса. Вся его решимость, с которой он до этого командовал, испарилась. Тир хотел было спуститься к нему, но очередная лавина стрел заставила его передумать. Забудет об осторожности — и ему прострелят крыло.

У русла реки стая охотников пришла в движение. Филлат, издав грозный клич, повел волколюдов в бой. Со стороны дружины раздался приказ о переходе с огненных стрел на обычные. Первая линия обороны обнажила мечи.

Тир подумал, что если они сейчас схлестнутся, жертв будет уже не избежать. Договариваться было уже поздно.

Лик пришел в себя, но слишком поздно, чтобы остановить отряд Филлата. Вместо этого он дал указания волкам, оставшимся по ту сторону огня, отступать в лес.

«И правильно, пусть скорее уводят всех куда подальше, — подумал Тир. — Иначе все полягут, и спасать уже будет некому и некого».

Пользуясь перерывом между выстрелами, ворон сложил крылья и камнем полетел вниз. Он не имел никакой власти ни среди волколюдов, ни среди дружинников, но своим появлением мог создать замешательство. Только бы не задавили его ненароком… Наверняка что-то похожее чувствовал Маар, когда пытался остановить Карену на плато — страх и мрачную решимость. Вот только у Маара за спиной стоял Совет Пяти, а у Тира не было никого.

Его отвлек женский крик, раздавшийся со стороны деревни. Тир сразу узнал голос — это была Зера. Он мгновенно расправил крылья и вновь поднялся в воздух. Девушка, подобрав подол юбки, бежала к окраине, туда, где выстроилась дружина, и изо всех сил кричала: «Прекратите!»

Ну конечно, она ведь единственная из всей деревни, не считая старосты Дирка и Гидера, знала о том, где сейчас Митьяна.

— Вы зачем лес подожгли? — Зера набросилась на ближайших дружинников, но те схватили ее, как куклу, и легко подняли над землей. — Отпустите! Вы же сказали, что огонь — крайняя мера! От леса ведь ничего не останется, а там все, чем мы живем… Да отпустите вы меня!

Жители деревни наблюдали за происходящим из своих домов, приготовив на всякий случай кадки и корыта с водой; в их глазах плескался испуг. Бросив последний взгляд на Филлата, который уже подобрался к людям вплотную, Тир нацелился на дружинника, уже заламывающего девушке руки.

— Сиди дома, девка, там тебе самое место, — рыкнул тот, хорошо встряхнув ее за плечи.

Зера закричала.

В ту же секунду когти Тира полоснули дружинника по лицу. Мужчина заорал и разжал пальцы. Зера упала и поползла прочь, пока Тир хлопал крыльями, заслоняя мужчине обзор. На шум обернулись стоящие в задних рядах воины.

— Что у вас? — раздались окрики. — Эй!

Тир отпрянул от дружинника и подлетел к Зере. Та размазывала слезы по щекам и с ненавистью смотрела на его блестящий нагрудник с княжеским гербом.

— Это что еще за птица? Ручная што ль? — удивился второй дружинник, подбежавший на шум.

Тир воинственно растопырил крылья.

— Не надо, они ведь тебя прибьют… — прошептала Зера.

Он покачал головой — в обиду не дам. В голове скакали мысли одна безумнее другой. Если сейчас отвлечь их внимание на себя, можно навести небольшой беспорядок в рядах дружины, выиграть время, чтобы дать клану уйти глубже в лес, а там и в горы, где огонь их не достанет. Поселение они уже не спасут.

— Иди домой, девчушка, — предупредил дружинник. — А иначе свяжем тебя и папеньке твоему сдадим, скажем, что семью позоришь…

— Нет у меня отца! — зло выплюнула Зера.

— Так значит, некому было тебя воспитывать… Ничего, в княжьей стряпущей научат, как себя вести. С такими, как ты, там строго…

Зера нащупала на земле камень и стиснула так, что побелели пальцы.

— Оставь ты, — махнул рукой второй. — Чего время тратить на эту дуру деревенскую? Эй, слышь, птичку свою забирай и убирайся домой. Не смыслишь в войне — так и не мешайся.

Очередная безумная мысль пришла вранолюду в голову, и он поднялся в воздух, мгновенно скрывшись из вида. Дружинники даже не попытались его схватить. Он сделал круг, нашел открытое окно в доме старого охотника Казира и шмыгнул внутрь.

— А вот и не уйду! — упрямо заявила Зера. — Кто вообще дал вам право тут хозяйничать?

Мужчины расхохотались.

— Князь калсанганский, кто ж еще? Или ты собственного покровителя не знаешь, недалекая? Следила бы за языком…

— Следил бы за языком и ты, умник.

Тир появился на пороге дома, едва успев натянуть рубашку и штаны. Зера охнула и вскочила на ноги.

— Тир, зачем ты…

— А ты еще кто таков? — скривил губы дружинник. — Хахаль ее, что ли?

— А хоть бы и так. — Уголок его губы дернулся в непрошенную улыбку, стоило ему заметить румянец на лице Зеры. — Но вам это знать не обязательно. Зато неплохо было бы знать, что я посол Совета Пяти.

— Кто-кто?

— Вы не слышали про Совет Пяти? — охнул Тир, напустив на себя оскорбленный вид. — И еще называетесь дружиной князя? Безобразие.

— Ты зубы-то нам не заговаривай, — процедил второй.

На их перепалку уже стали отвлекаться остальные воины, и Тир счел это хорошим знаком. Возможно, трюк не удастся и эти ребята окажутся умнее и решительнее, чем он предполагал. Но время он все равно выиграет.

— А я и не заговариваю. Говорю как есть. И вам бы следовало знать… Но-но, оружие-то попридержи! Если Совет узнает, что вы подняли на меня руку, всем вам несдобровать. Не смотрите на меня так зло, лучше у воеводы вашего спросите, а то наломаете дров, а отдуваться ему…

Дружинники стиснули зубы так, что на щеках заходили желваки. Тир переводил взгляд с одного на другого и грозно щурился. Затем тот, что выкручивал руки Зере, махнул куда-то назад.

— Эй, позови старшого, ну!

Зера потихоньку отходила назад, пока не оказалась за спиной вранолюда.

— Что ты делаешь? — прошептала она.

— Возможно, огромную глупость, — стараясь не шевелить губами, произнес Тир. — А может, жизни спасаю. Как получится.

— Они же убьют тебя, если узнают, что ты их обманываешь! Или если догадаются, что ты вранолюд…

— Значит, моя задача — сделать так, чтобы они не догадались. А ты держись позади, тебе уже и так за твою глупость… прости, за твою смелость досталось.

После обращения в человека обоняние притупилось, хотя запах гари, витающий над равниной, все так же забивал нос. В горле першило. У Тира мигом разболелась голова, но он не подавал виду — молча, с вызовом в глазах ждал, когда перед ним появится воевода, а сам придумывал, что ему сказать. Конечно, княжеская дружина знать не знала о Совете Пяти, про который слышали лишь в Паланском уделе — и то потому что у местного князя были с ним договоренности. Но именно на незнании можно было сыграть.

Секунды превращались в вечность. С каждым мигом огонь продвигался все дальше, страдало все больше волколюдов. Но вот, наконец перед Тиром предстал тот, кто верховодил этим безумием — и ворон с трудом сдержался, чтобы не наброситься на него с кулаками.

— И ради этого тощего оборванца вы притащили меня сюда? — вместо приветствия обругал воевода своих подчиненных.

— Мы не знали, как поступить, — попытались оправдаться те. В сторону Тира полетели гневные взгляды. — Он сказал, что он… как это…

— Посол Совета Пяти, Тиррландан, — представился тот.

Воевода поджал губы.

— Совет Пяти? Знать таких не знаю.

— Очень зря, потому что если вы сейчас же не прекратите наступление, вам придется иметь дело уже не со мной, а с союзом западных земель.

— Не слышал ни о каком союзе. Да и какое западу дело до того, что происходит на калсанганских землях?

— Такое, что Совет Пяти покровительствует клану Лииш, тем самым волколюдам, которых вы сейчас истребляете по приказу князя. И западные земли на их стороне. Хотите войну посерьезнее?

— У меня княжеский приказ, — не отступал воевода. — А словам оборванца веры нет. Плевать я на них хотел, и ни одно дамнарово отродье сегодня не избежит наших огня и меча.

— А вам ли, уважаемый, принимать такие важные решения, не посоветовавшись с князем или верховным воеводой? Вы ведь всего лишь младшая дружина и слова в княжеском совете не имеете. А что будет, если по вашей вине на Калсанганский удел нападут войска с запада?

Судя по тому, как переменилось и побледнело лицо воеводы, Тир попал в точку.

— Остановите наступление на лес Лииш, — потребовал он. — Объявите временное перемирие и переговоры с вождем клана. И отправьте своих людей тушить пожар, пока он не перекинулся на деревья. Вот мои условия.

* * *

— Я не пойму, как тебе это удалось, — пробормотал Лик.

Он спешно натянул одежду, которую ему принес Тир, и теперь затягивал шнуровку на поясе.

— Сам не знаю. Все, что я говорил, было откровенной чушью, в которую я сам с трудом верил. Говоря совсем простым языком, я их нагрел. — Вранолюд не смотрел на друга, чтобы не выдать своего волнения. — Это отсрочка, время, чтобы клан успел уйти глубже в лес. Где Рууман?

— Последний раз, когда я видел его, он собирал клан и отправлял его в поселение. Многие пострадали.

— Ты и сам выглядишь не ахти как, — заметил Тир.

Лик вытер сажу с лица.

— Кому-то досталось больше. Филлат… олень безмозглый! Столько охотников там полегло!

— Он хотел устроить грызню — и добился своего. Как теперь будет отвечать перед вождем — его проблемы.

— Если будет… Ты видел же, как ему бок распороли. Если до знахаря дотянет…

Тир пожал плечами.

— Нам крупно повезло, что сегодня нет ветра. Иначе пламя уже давно перекинулось бы на лес, но пока выжигает равнину с южной стороны. Я потребовал от воеводы потушить его, но он отказался.

— Надо тушить самим…

— Нет времени. Лучше потратить их на переговоры.

— Я понимаю твое рвение, но в переговорах смысла уже нет! — рыкнул сын вождя.

Тир, наконец, поднял взгляд на Лика. Друг был на грани срыва. Чудо, что после случившегося он все еще держал себя в руках.

— Смысл есть, — как можно спокойнее ответил вранолюд. — Выиграть время. Отвлечь людей, чтобы они прекратили нападение и преследование. Если древние боги все еще на нашей стороне, знахарь успеет оказать пострадавшим в битве первую помощь. До того, как пожар пойдет по лесу или же воевода передумает…

Лик покачал головой — он не верил, но возражать не стал.

Тир настоял, чтобы на переговоры с воеводой отправились трое — он, Лик и Рууман. Когда вранолюд встретился с вождем Лииш, в глазах последнего читалась благодарность. Все трое молча направились к деревне, прямиком к дружине.

— А знаешь, — заметил Лик тихо, когда они оказались в нескольких саженях от первого ряда княжеских воинов, — воевода ведь мог согласиться, чтобы быстро избавиться от нас.

— Буду надеяться, что он побоится, — так же тихо ответил Тир.

— Чем ты их запугал?

— Советом Пяти. Никогда бы не подумал, что так поступлю, особенно после заявления Маара.

— Пусть хоть как-то помогут, — фыркнул волколюд. — Не делом, так грозным именем.

Под тяжелым взглядом Руумана оба замолкли.

Дружина расступилась еще до того, как зверолюды подошли к ним вплотную. На лицах, скрытых шлемами, застыл страх вперемешку с уважением, и Тир подивился тому, как Рууман умеет впечатлять людей одним лишь своим видом. В его осанке и упрямо сжатых губах не было ни капли сомнений, страха или волнения. Он держался так, словно говорил: «Я готов сражаться до последнего вздоха, если потребуется». Такими вождями Тир восхищался от всей души — в отличие от его собственных, прогибающихся под Советом Пяти.

Воевода не стал приглашать зверолюдов в деревню, а предпочел поговорить «на пороге». Тир бросил взгляд на затихшие дома, крыши которых алели в лучах закатного солнца. Деревенские так и не решились выйти наружу, зато с того конца по пыльной дороге быстрым шагом шел староста.

— Он тоже имеет право присутствовать, — встрял Тир до того, как воевода возмутился. — В конце концов, вам стоит разобраться, что на самом деле происходило в Альрикане. Старосту ведь обвинили по доносу столяра из Кайсуги, я прав?

— Не ваше дело, в чем он считается повинным, а в чем нет, — нахмурился воевода. — Кажется, вы слишком много себе позволяете, господин посол.

Последние слова он произнес с нескрываемой издевкой, но вранолюд ничуть не смутился.

— Я просто требую справедливости. Разве жители деревни виноваты в том, что у них такие соседи?

Лик едва не фыркнул, оценив выпад друга. Правда, едва ли воевода правильно понял, о каких соседях шла речь.

— Так значит, один из вас — вождь этих волков-перевертышей, — протянул мужчина. Он снял шлем и явил им пшеничные волосы и смуглое лицо со светлой жесткой щетиной. Их с Рууманом взгляды столкнулись, но воевода даже не дрогнул. — Ты, значит.

И выхватил меч из ножен.

Тир даже не успел открыть рот. Лик дернулся вперед, намереваясь заслонить отца.

А затем все вокруг застыло.

Глава 40 Митьяна

Кровь остановит кашица из свежей или сушеной крапивы, тысячелистника, подорожника, а также мазь из тертой ивовой коры. Боль снимет крепкий отвар ромашки.

…

Свежие ожоги следует густо смазать перетертым пататом, лопухом или промыть настоем ноготков. Через пару днейсменить натирки на жир, пчелиный воск, масло ромашки или живицу.

Из травника Саэдгирского монастыря

Х514 год, 27 день месяца Зреяния

Волчьих тел было так много, что от их числа у Митьяны кружилась голова. Запах крови, металлическим привкусом оседающий на языке, мешал мыслить трезво, а от вида рваных ран и ожогов становилось дурно.

«Ты же лекарь! — одернула она себя. — Возьми себя в руки!»

У тесной хижины знахаря было не протолкнуться. Раненых тащили на себе те, кто еще мог стоять на ногах. Мита попыталась отыскать взглядом знакомые лица и морды, но быстро оставила эту затею. Осторожно минуя рычащих и стонущих от боли волколюдов, она пробралась к дому и решительно шагнула внутрь.

Внутри было всего три койки — и каждая оказалась занята. Волколюды, лежавшие там, были в человеческом обличье, и все трое без сознания. Руки, ноги, головы — у каждого на теле имелась хотя бы одна, а то и по нескольку тугих льняных повязок, потемневших от крови.

Бросив последний взгляд на раненых, Митьяна выпрямилась и решительно направилась к подобию стола, составленного из нескольких чурбанов. За ним суетился худощавый парень с собранными в тугой пучок каштановыми волосами, среди которых пробивались тонкие светлые пряди. Его длинные пальцы уверенно бродили среди разложенных и висящих трав, безошибочно доставая нужные; рядом стояли деревянные миски с густыми мазями, кружки с отварами, доски с перетертой на них травой. Мита с удивлением обнаружила на полках над столом стеклянные склянки — правда, немного. Лесным жителям неоткуда было взять изделия, которые делали только городские мастера, а значит, волколюды все-таки торговали с людьми. Или за них это делали вранолюды, которые сходились с теми лучше.

Залюбовавшись точными движениями знахаря, Митьяна не заметила большую берестяную коробку со мхом под ногами и чуть ее не опрокинула. Ненадолго знахарь оторвался от своего дела, смерил холодным взглядом постороннюю и рявкнул:

— А тебе чего здесь надо? Не ранена — так проваливай!

От неожиданности Мита потеряла дар речи.

— Простите… — опомнилась она спустя несколько мгновений. — Может, вам помощь нужна?..

— Кому сказано — проваливай. Мне тут не нужны помощники, — последнее слово он процедил с издевкой.

Но девушка не отступалась.

— Я знахарь в деревне, в травах разбираюсь. Там столько раненых…

— Вот именно! — Он стукнул деревянной миской по столу. — У меня дел по горло, и нет времени следить за человеческой девчонкой. Иди и не мешайся.

Митьяна упрямо поджала губы.

— Вы один. И можете не успеть помочь всем.

— Какое тебе до этого дело? — фыркнул знахарь и вновь принялся толочь что-то в миске, перестав обращать на нее внимания.

Девушка сжала кулаки и набрала в грудь побольше воздуха, чтобы в очередной раз попытаться убедить несговорчивого волколюда, когда в дверь ворвался какой-то воин.

— Альсав! — позвал он, едва не срываясь на крик. Лицо его побелело от испуга. — Там Филлат!..

Знахарь выругался и резко обернулся.

— Что с ним?

— Бок рассекли… мечом… Дружинник…

Выдав фразу на не знакомом Мите языке — наверняка еще более грязную, чем предыдущая, — Альсав метнулся к деревянным плошкам с мазями.

— Чего застыл, хватай мох и повязки! Тащи к нему. Здесь его класть некуда.

Волколюд, принесший тревожную весть, торопливо подхватил берестяную коробку. Попутно он скользнул взглядом по Митьяне, коротко кивнул и выскочил за порог. Следом за ним на улицу выбежал Альсав, сжимая в руках плошку; на этот раз он даже не взглянул на Миту.

Девушка осталась в доме одна, не считая троих раненых без сознания.

Мита оглядела стол и стены, увешанные полками со снадобьями и травами. Это место до боли напоминало ее чердак, где она хранила все свои запасы лекарств. Мази и настойки не были подписаны — по крайней мере, большая их часть, — но вот травы Мита знала назубок и могла назвать каждый пучок.

Прошло несколько минут, прежде чем ее одиночество нарушили. Тот самый воин шагнул через порог, огляделся и застыл напротив Миты.

— А ты что здесь делаешь? — поинтересовался он. В его голосе сквозила усталость.

— Помочь хочу.

Волколюд посмотрел прямо в горящие решимостью глаза Митьяны и вдруг хмыкнул.

— Альсав — упертый баран. Знает же, что сам не справляется. Что, так трудно помощь принять?

— А?

Он прошагал до стола и упал на ближайший чурбан, заменявший здесь, вероятно, табурет. Только тогда Мита заметила след от лезвия, протянувшийся вдоль предплечья. Рана еще кровоточила, пусть и не сильно. Кровь стекала по руке и впитывалась в повязку, намотанную на запястье.

— Давай перевяжу, — предложила девушка, стараясь не глядеть на волколюда.

Заглянувшие в тот момент в хижину сородичи при виде Митьяны скривили лица. Воин бросил на них злой взгляд и процедил:

— А справишься?

— Я знахарь. Это моя работа.

Митьяна схватилась за ближайшие миски и принялась изучать их содержимое. В одной нашлась тертая ивовая кора, уже смешанная с водой. Среди сушеных трав Мита обнаружила крапиву и цветы тысячелистника — и отделила несколько стеблей. Раненый с недоверием смотрел на нее, но в конце концов, когда знахарка повернулась к нему, позволил ей заняться рукой.

Митьяна работала молча. Ее руки умело стирали грязь и кровь, почти не задевая края раны. Волколюд морщился, но терпел. И зашипел, лишь когда девушка принялась смазывать саму рану приготовленной травяной кашицей.

— Будет болеть, — в ее голосе послышались извинения, — но если найду здесь ромашку, смогу сделать отвар. Выпьешь — и станет легче.

Воин сжал зубы и едва заметно кивнул.

Наложив поверх мазь из коры ивы, Мита отыскала чистые повязки и туго перетянула ими руку. Затем связала несколько повязок кольцом и надела больному на шею.

— Не беспокой ее. Тогда она быстро заживет.

Он пошевелил пальцами, поморщился, и, наконец, кивнул.

— Спасибо.

Митьяна стала рыться в травах в поисках ромашки для настоя, а сама попыталась вспомнить, где она слышала его голос. Она точно виделась с ним, будучи в волчьем обличии. Возможно, даже знала его имя. Но вспомнить никак не могла.

— Ты так морщишь лоб, — заметил волколюд, — будто забыла, как готовить отвар.

Прозвучало не зло, но с легкой насмешкой, и Мита отшутилась:

— Думаю, чем бы его подсластить, вдруг тебе горьким покажется и пить не захочешь.

Он даже рассмеялся.

— Я же не ребенок, меня не надо уговаривать.

— Очень на это надеюсь.

Она наконец отыскала ромашку, которой оказалось е так много, как она рассчитывала, и пошла к очагу — нагреть воду.

— На самом деле, — призналась она, — я просто пытаюсь вспомнить, где встречала тебя раньше.

— О, это несложно, — хмыкнул тот. — Около плато, где-то две седьмицы назад. Мигир, старший воин клана.

— А… — Она поджала губы. — Помню. Ты был не рад мне.

— Не стану отрицать.

Мита подула на угли, заставляя их разгореться, и прикрыла котелок с водой крышкой. Затем подошла к столу и стала колдовать над миской с ромашками.

— И почему же? — поинтересовалась она.

— Почему — что?

— Доверился. Сейчас.

Митьяна оставила соцветия и уперлась в стол руками. Мигир не торопился с ответом. Травница чувствовала спиной его тяжелый взгляд и никак не решалась повернуться.

— Ты помогла Лику, — наконец, произнес он. — Если ты помогаешь ему… Нет, если он для тебя что-то значит, то никому из клана ты не навредишь.

Щеки Миты залила краска.

— В смысле?..

— Не притворяйся. Каждая морда здесь уже знает, что ты его волчица. Только слепой не видел, как он выгораживал тебя на охоте и перед котолюдами. А еще весь клан обсуждает, как он взгрел Филлата, когда тот отозвался о тебе… Впрочем, неважно, как он тебя назвал. До сих пор жалею, что не был там и не видел.

— Он — что? — ахнула травница и резко обернулась; коса хлестнула ее по боку.

Мигир растянул губы в усмешке.

— Любит он тебя.

— Это я знаю, — отмахнулась она, но спустя мгновение осознала сказанное. Ей показалось, что она сейчас сгорит со стыда. — В смысле… Ой… Ну…

Мигир расхохотался так, что несколько волколюдов удивленно заглянули внутрь — узнать, что случилось, но увидев растерянную, покрасневшую Миту, почему-то засмущались сами и поспешили спрятать любопытные носы.

— Ты мне не понравилась в нашу первую встречу, — признался Мигир, успокоившись. — Совершенно не похожая на волчицу. Охотница из тебя никудышняя, воительница и подавно. Когда ты забеспокоилась о такой ерундовой ране Лика, я даже рассмеялся. Это выглядело так нелепо… Но в то же время я позавидовал тому, что у тебя есть желание помочь. Тебя волновала мелочь, которой мы все не придали значения, даже Тайра. А значит, случись что серьезнее, ты бы не испугалась.

— Неправда, — тихо обронила Митьяна. Она наконец позволила себе сесть и закрыла лицо руками. — Тогда, в деревне, Лику пришлось меня защищать. Он пострадал из-за моего страха.

— Мы не можем быть храбрыми постоянно, — улыбнулся старший воин. — Главное, что ты помогла ему вернуться. Ты храбрая тогда, когда это нужно. Тогда, когда ему потребовалась помощь. И сейчас, когда помощь потребовалась мне.

— Ты правда так думаешь? — со слабой надеждой спросила та, убрав пальцы с глаз.

Ответить Мигир не успел: на пороге появился Альсав. На мгновение тот застыл, переводя взгляд с воина на девушку. А затем гневно пнул порог и направился к своему столу.

— Ты! — выплюнул знахарь, ткнув пальцем в сторону Миты. Его лицо перекосилось от злости. — Кому было велено убираться? Или ты глухая, дамнарова девка?

Митьяна медленно поднялась с места, не сводя взгляда со знахаря.

— Кто позволил тебе трогать мои снадобья? — продолжал беситься тот. — Совсем страх потеряла?

— А вы — совесть! — неожиданно зло выпалила Мита.

Мигир, который хотел было вмешаться, замер с открытым ртом. В голосе деревенской знахарки зазвенела сталь.

— Подумать только, — продолжала ругаться девушка. — В одиночку лечить весь клан, среди которых много тяжелораненых. Зато сам, без помощи какой-то там человеческой девки! Какая гордость! Да вы взгляните хорошенько! — хрупкие девичьи руки обвели хижину и указали во двор. — Посмотрите! Сколько их! А сколько может умереть, не дождавшись помощи! И вы после этого зовете себя знахарем?

Альсав потрясенно молчал. Его ноздри раздувались, но ответных слов он не находил.

— Даже если вы прикажете мне, — добавила она, — я не уйду. Что бы вы ни говорили, спасать жизни — мой долг. И я перед ним не отступлюсь, даже из-за такого себялюбца, как вы!

— Себялюбца? — тихо уточнил Альсав, нехорошо сузив глаза. — Да как ты смеешь…

— Альсав… — попытался перебить его Мигир и неуклюже поднялся на ноги.

Знахарь, заметив его перевязанную руку, охнул и взвился пуще прежнего.

— Ага, и что она успела натворить⁈

— Перестаньте обращаться со мной в таком тоне! — окончательно разозлилась Мита. — Я тоже могу лечить…

— Кого? — оборвал ее Альсав. — Людей? А ты не думала, что снадобья для людей могут не подойти для волколюдов или вызвать только больше проблем?

— А зачем бы вы хранили у себя снадобья, которые могут принести вред кому-то из клана?

— Дура! Даже яд бывает полезен в малых дозах. Если ты не знаешь элементарного…

— Я уже лечила Лика! — перешла на крик она. — И представьте себе, он остался жив!

— Альсав, — встрял Мигир, — прекрати это. Нам сейчас не до того.

— Пусть она убирается из моего дома, — прорычал тот.

— Она может помочь. Не отмахивайся.

— Еще и ты, сосунок, будешь меня учить знахарству⁈

Мигир помрачнел и открыл было рот, чтобы ответить на грубость, но внезапно замер. Мита проследила за его взглядом и наконец заметила женскую фигуру в дверном проеме. Боги, как долго она там стоит?

— Альсав, — позвала незнакомка знахаря, негромко, но твердо.

Альсав дернулся, как от пощечины, и резко обернулся.

— Дииса? Что ты здесь делаешь?

— Моя рейна… — выдохнул Мигир и склонил голову.

Одна Митьяна не двинулась, внимательно разглядывая женщину в подпоясанной рубахе и темно-зеленой юбке в пол. У гостьи были теплые ореховые глаза, а в уголках губ залегли морщинки. Митьяна не знала, отчего воин и знахарь так всполошились — Дииса не выглядела враждебно.

Скорее, напоминала заботливую маму.

— Сейчас не до распрей, Альсав, — мягко произнесла она, и улыбка тронула ее губы. — Не прогоняй девочку. Она и правда может помочь.

Альсав вновь попытался возразить, но под взглядом Диисы осекся и махнул рукой.

— Я за ней следить не стану, мне некогда. Хочешь добавить себе хлопот — дерзай.

Он схватил со стола пару плошек и снова выскочил за дверь. Митьяна, осознав, что все еще пялится на гостью, потупила взгляд, а затем и вовсе повернулась к столу — ромашковый отвар она так и не закончила.

— Так все-таки, почему вы здесь? — услышала она голос Мигира.

— Дети в безопасности, — ответила Дииса. — И я решила, что Альсаву наверняка понадобится помощь, но, вижу, что помощники нашлись и без меня.

У Митьяны запылали уши. Она поспешила к очагу, резко подняла крышку и тут же отпрянула от горячего пара. Сделав вид, будто не замечает пристальных взглядов, она бросила в котел толченые соцветия.

Ей было стыдно за ссору, которую они с Альсавом устроили. Хоть знахарь клана и первым начал, Мита повелась. А ей нельзя терять спокойствия: руки до сих пор дрожали от возбуждения, что она с такими сделает?

— Ты ни в чем не виновата, девочка, — мягко окликнула ее Дииса. Мита вздрогнула и несмело обернулась. — Каждый упрямец однажды сталкивается с таким же упрямством — так первые боги указывают им на их несовершенство. Тебя зовут Митьяна, верно?

Травница кивнула.

— Меня впечатлила твоя решимость. — Волколюдка подошла к столу и сама принялась толочь ивовую кору. — Видимо, мой волчонок сразу ее разглядел. Не думаю, что кто-то в клане отныне имеет право называть тебя слабой или беспомощной.

Мигир присвистнул.

— Такая похвала дорогого стоит, — пояснил он, поймав вопросительный взгляд Миты.

Расспросить его девушка не успела — в дом вернулся Альсав. Лицо у него было бледным. Он стянул шнурок с волос и позволил темным прядям рассыпаться по плечам.

— Не знаю, долго ли Филлат протянет… — вздохнул он и потер лицо рукой. — Слишком много крови потерял.

Мигир окончательно помрачнел.

— Никаких шансов?

— Не скажу, что их нет совсем… но такие раны требуют покоя. А он нам только снится…

— Покоя… — повторил воин, тупо наблюдая, как Альсав собирает свежие повязки и берет со стола плошку с травяной мазью. — Уходить нам надо…

— Куда? — горько усмехнулся знахарь.

— В глубь леса. Подальше.

— Как ты себе это представляешь? Треть раненых даже встать не может, не говоря уже о том, чтобы куда-то идти. Еще половина двигаются с трудом. Жалкие остатки — те, кто способны идти и нести на себе кого-то. Скажи, далеко ли мы уйдем? Эй, как там тебя, — окликнул он Миту. — В дальней глиняной миске перетертый лопух — сделай еще, в коробе в углу найдешь. И раз уж взялась за отвар из ромашки, так делай, нечего сидеть.

— Скоро будет, — отозвалась она и спешно придвинула миску к краю стола

— Оставаться нельзя, — с нажимом повторил Мигир. — Пожар пока по равнине идет, вдоль берега, где еще влажно. Но стоит ветру перемениться — и огонь кинется на лес. Сухой. Он вспыхнет, как лучина. Мы сгорим заживо.

— Что ты предлагаешь? — рассердился Альсав. — Бросить тут раненых и сбежать? Я не имею права их оставить, а ты как хочешь.

Дииса молча следила за их разговором. Митьяна же слушала вполуха, высыпая сушеный лопух на стол. Руки у нее все еще дрожали, но теперь в голове билась мысль: как там Лик? Что вообще происходит рядом с деревней? Удалось ли Тиру как-то договориться с княжеской дружиной?

«Прекрати! — одернула она себя. — Делай то, что можешь. Волноваться будешь потом».

— Пусть те, кто может двигаться, уходят. Я поведу их, — продолжал настаивать Мигир.

— И куда?

— На запад, к границе с Паланским уделом. Подальше от тракта в Алсен и деревень. Если огонь пойдет по лесу, попробую увести в горы, к няням и волчатам.

Знахарь покачал головой.

— Хотелось бы верить, что нас это спасет, но не могу…

Внезапно ладонь Диисы легла на трясущуюся руку Миты, не позволив ей размолоть очередной лист лопуха.

— Помоги раненым снаружи, — предложила она.

Травница и рада была — от разговоров в доме у нее сжималось горло и нечем было дышать. Она схватилась за приготовленную ей же смесь крапивы и тысячелистника и засеменила к выходу, но стоило ей сделать шаг за порог, как в лицо ударили чьи-то черные крылья. Мита едва не выронила все из рук и отскочила назад.

— Ти… — начала она и осеклась. Это был не Тир, но точно вранолюд, вот только она его не знала.

— Маар? — хором отозвались волколюды за ее спиной. Не без удивления — гостя здесь не ждали.

Огромный ворон захлопал крыльями и сел на изголовье одной из коек. Его глаза-бусины уставились на Митьяну, отчего той стало неуютно.

— Оставьте! — прокаркал он.

— Оставить что? — нахмурился Мигир.

— Спокойно делайте свою р-работу, — пояснил он раздраженно. — Лечите р-раненых. Никуда не спешите.

— Подмога пришла? — обрадовался воин.

Маар распушил перья.

— Пр-ришла, — подтвердил он. — Надеюсь, что теперь этот комшар-р закончится.

— Как интересно… — протянула Дииса.

Митьяна почувствовала, как подгибаются колени, а сама она оседает на пол.

— Закончится… — прошептала она эхом, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. — Точно закончится.

Глава 41 Лик

1164 год, 1 день Цвета, Вешний день.

Подписание соглашения об объединении земель. С этого дня все княжеские уделы, от Пасифского моря до королевства Артейлес, включая его самого, становятся частью одного большого королевства, которое носит название Маэмис.

По соглашению, земли зверолюдов и полуночников, расположенные на территории уделов, остаются независимыми.

(приписка неровным почерком)

Miecst aemist. Все разные, но вместе.

Не верится, что этот день настал! Еще каких-то десять лет назад идею объединить земли с запада на восток поднимали на смех, но Антамису это удалось! Не понимаю, как, но удалось!

Жаль только, он не согласился стать правителем нового королевства. Мне кажется, он подошел бы на эту роль лучше всех.

Из летописей королевского дома Артейлеса

Х514 год, 27 день месяца Зреяния

На какое-то мгновение время, казалось, застыло. Лик был готов ощутить тяжесть металла, пронзившего грудь, и резкую вспышку боли… но ничего так и не случилось. Волколюд моргнул и с удивлением обнаружил перед собой чью-то спину — определенно незнакомую и без доспехов.

Значит, не дружинник.

Рууман за его спиной выдохнул сквозь стиснутые зубы. Тир издал сдавленное сипение. Незнакомец, возникший будто из воздуха, мягко произнес:

— Думаю, вы слегка поторопились, уважаемый воевода Фаний.

Воевода застыл с открытым ртом, и только сейчас Лик заметил, что лезвие его меча остановили голой рукой. Медленно пришло осознание происходящего.

— Опустите оружие. Вы все, — попросил незнакомец.

И все дружинники, как по команде, убрали мечи в ножны.

Староста замер в нескольких шагах и теперь настороженно вглядывался в лицо прибывшего. Тир, наконец, отмер и спросил:

— Прошу прощения… а вы кто?

Их спаситель повернул голову, и Лик наконец смог рассмотреть его глаза — глубокие и синие, как воды озера в тени. С удивлением он отметил, что цвет их начал блекнуть, превращаясь в мышино-серый.

— Мое имя Антамис, — улыбнулся незнакомец и опустил руку, которой ранее остановил меч. — Думаю, предводители ваших кланов уже рассказывали обо мне.

— Антамис? — растерянно переспросил Тир, а потом его лицо побледнело и сразу же залилось краской. — Вы же… тот самый…

— Лес горит, — перебил его Антамис и недовольно покачал головой. — Сначала необходимо его потушить, все разговоры после. Уважаемый, — обратился он к воеводе, который ошарашено хлопал глазами, совершенно не понимая, что происходит, — не могли бы вы помочь нам?

— А… — выдавил он. — Да… конечно… как скажете…

Лик обернулся, чтобы посмотреть на лицо отца, но тот застыл камнем, и не сводил взгляда с Антамиса. Впервые Лик не понимал, что выражали его глаза. Не страх, не негодование… а что-то больше похоже на смятение и даже легкое благоговение.

«Неужели он и есть тот самый чужеземец, который обещал помощь?» — осенило его.

Тем временем дружина рассредоточилась по деревне, хватая ведра, корыта, кадки — все, чем можно было черпать воду. Деревенские, до этого прячущиеся по домам, неуверенно выходили на улицу, чтобы помочь. Тир наблюдал за всем этим с нескрываемым восхищением.

— Как построились-то, а! Смотреть приятно.

— По одному лишь слову? — усомнился Лик.

— Не просто по слову. Ты, поди, такого не видел никогда. Это магия, друг. Ментальная. Только не как у парнишки-столяра, о котором ты рассказывал, а гораздо сильнее.

— Хочешь сказать, он их принудил? — Волколюд осекся, заметив на себе взгляд чужеземца.

Но тот ничего не сказал, лишь вновь мягко улыбнулся.

— Боюсь, что этого не хватит, — мрачно заметил староста, которого наконец подпустили к зверолюдам и чужеземцу. — Огонь растянулся по все равнине и…

— Хватит, — перебил его Антамис. — Наших усилий вполне достаточно.

Лик не сразу понял, кого он имел в виду, говоря «наших». Но мужчина обернулся и уверенным шагом направился к равнине. Рууман проводил его взглядом и вдруг криво усмехнулся.

— Тут и усилий его одного хватит. Можно было и дружину не строить.

— Думаю, он просто не хотел оставлять их без дела. — Тир кивнул на мужчин, усиленно льющих воду на тлеющую траву у берега реки. — Сдерживать их ментально — это дополнительные усилия. А тут достаточно нескольких человек запрячь — и остальные подтянутся.

— Да будь он хоть трижды магом, — пробормотал Лик, — разве кто-то способен избавиться от… этого?

Он обвел рукой равнину, наполовину почерневшую, дымящуюся, по которой змейкой тянулась цепь огня — прямо к лесу, уже поглощая нижние сухие ветви елей и кусты.

— Просто смотри.

Антамис остановился за вырытым дружинниками рвом. С такого расстояния он казался перед лесом Лииш маленьким, как детская кукла. Поначалу, когда он развел руки в стороны, ничего не происходило. Затем серое от дыма небо потемнело: со стороны гор к деревне двигалась огромная туча, поглощая бледные звезды и луну. Далекий грохот прокатился по окрестностям, и люди, суетившиеся у реки, изумленно задрали головы.

Маленькая фигура чужеземца на миг скрылась в дыму. Затем туча накрыла равнину.

И хлынул ливень.

Вода, льющаяся с неба, была ледяная, словно ее вытопили со снежных пиков Кира-Нор. Одежда Лика мгновенно промокла, и он пожалел, что на нем сейчас не было волчьей шкуры с теплым мехом. Тир довольно щурился, ловя лицом крупные капли. Дирк проворчал что-то себе под нос и направился в сторону дома.

— Ой! — раздался позади тонкий девичий голос. Повизгивая, к ним направлялась Зера; ее ноги разъезжались на вмиг размокшей земле. — Откуда это?

— Колдовство, — ухмыльнулся Тир.

Девушка округлила глаза.

— Настоящее?

— Такое не каждый день увидишь.

— Да… — тихо произнес Рууман. — Не каждый маг способен управлять самой природой и менять погоду, как ему вздумается.

— На такое даже петухи из Совета Пяти не способны, — хихикнул Тир.

Огонь затихал, корчась под ледяным дождем, и вскоре от него остался лишь дым и запах гари, смешанный с горной свежестью и влагой.

* * *

Ночное небо прояснилось, и крупные капли, повисшие на листьях и траве, падающие с карнизов деревенских домов, едва заметно блестели в тусклом лунном свете; срываясь, они летели на землю, ударялись о деревянные скамьи и жестяные ведра, отчего в воздухе замирал тихий звон. Лик прислонился спиной к стене дома охотника, где они вместе с Тиром ждали итога переговоров в доме старосты. От участия в них сын вождя отказался сам, сославшись на неважное самочувствие. Что отчасти было правдой: в горле до сих пор першило от гари, голова гудела, а взгляд оставался мутным, будто дым все еще застилал округу. На самом же деле гораздо сильнее он боялся, что натянутые до предела нервы сдадут, а усугублять и без того тяжелую ситуацию не хотелось.

Зера осталась с ними, предварительно сбегав домой и укутавшись в теплый платок. На ногах девушки были огромные сапоги, доходящие до колен, и все это время Лик наблюдал за тем, как она месит ими грязь. Было в ее внешнем виде что-то неуловимо привлекательное, даже немного детское. Может, в сапогах не по ноге, а может, в льняном платье, подол которого она задрала повыше, чтобы не намочить. Неудивительно, что Тир, сидящий на заборе, украдкой поглядывал на нее, пряча улыбку.

Когда ожидание затянулось, Зера предложила зверолюдам выпить горячего чаю на травах, чтобы взбодриться, и отказываться те не стали. Молчание было гнетущим. Лик рассеянно потягивал напиток из глиняной кружки, совершенно не чувствуя пальцами обжигающе горячих стенок. Тир, наоборот, грел об кружку руки и жмурился.

— Как думаете, Мита в порядке? — тихо спросила Зера, поежившись.

Лику и самому хотелось бы это знать. Будь его воля, он бы бросился обратно в лес, только чтобы узнать, в порядке ли травница. Но такого права ему никто не давал, так что приходилось терпеть, изводя себя тревогой.

— Пытался спросить у Маара, — пожал плечами Тир, — но он не был настроен на долгие беседы. Рычал, почти как зверь. Он так «р» раскатывает, только когда нервничает.

— Это он привел чужеземца? — спросил Лик.

Вранолюд кивнул.

— Он заглядывал в поселение, там много раненых. Уйти бы они все равно не успели. Хорошо, что так все сложилось.

— Главное — чтобы не продолжилось, — пробурчал Лик.

— Все будет зависеть от переговоров. И от того, какое решение по итогу примет Рууман.

Больше они не говорили — вплоть до момента, когда на дороге появилась высокая фигура вождя клана. Вороньи крылья возникли из темноты так неожиданно, что Зера, заметив их, едва не подпрыгнула. Маар — а это был он — сел рядом с Тиром и хрипло каркнул.

— Я понял, — скривился Тир. — Хорошо.

Лик не разобрал, что имел в виду ворон, но понял лишь одно — он хотел отправить Тира в клан Кира-Талун, чтобы передать какое-то послание.

Рууман остановился рядом с калиткой, бросил взгляд на Зеру, отчего та сжалась и попыталась плотнее укутаться в платок. А затем прикрыл глаза и вздохнул.

— Возвращаемся в поселение, — кратко приказал он.

Лик кивнул и отошел от стены. И только потом его глаза сумели выхватить в темноте узкоплечую фигуру чужеземца.

— До чего договорились? — спросил он без всякой надежды, что ему ответят.

Но Антамис склонил голову и произнес:

— Дружина вернется к князю. Но есть несколько вещей, которые меня беспокоят. О них я расскажу позднее.

— Вы идете с нами?

Чужеземец кивнул.

— Поторопимся, — прервал их Рууман. Голос отца звучал устало.

Лик уже сделал шаг на дорогу, когда Зера схватила его за запястье. Ее пальцы были холодными и слегка дрожали.

— Передай Мите… — Она запнулась и потупила взгляд. — Ну, в общем, что я буду рада знать, что с ней все хорошо. И хотела бы встретиться с ней… если можно…

Она всучила ему что-то маленькое, на ощупь — деревянное и с каким-то шнурком. Амулет? Браслет?

— Передай ей. Скажи, что подарок от меня. На ее двадцатилетие.

Лик кивнул и направился следом за отцом.

Лишь оказавшись на краю равнины, наполовину сожженой и все еще укрытой тонкой пеленой дыма, он разжал ладонь и рассмотрел подарок Зеры. Все-таки амулет. Деревянный. Каждая шерстинка, каждая складка, нос и оба глаза звериной морды были тщательно выточены — видна работа умелого мастера.

Волчья морда. Удивительно похожая на морду Митьяны в зверином обличье.

* * *

Вокруг дома знахаря было не протолкнуться. Раненых разложили прямо на поляне рядом с хижиной, а те, кто мог передвигаться самостоятельно, помогали таскать воду, лекарства и сменные повязки. Среди помощников оказалась и Тайра: она отпаивала отваром молодого охотника и сдавленно ругалась под нос. У Лика камень с души упал — он боялся, что сестре в этой суматохе тоже досталось, и был рад ошибиться.

— Лик! Хвала Всевидящей!

Тайра бросила на землю практически пустую миску из-под отвара и бросилась к брату.

— Ты как? Не ранен?

— Обошлось. Лучше скажи, где Катар? Видела его?

— Зачем ты поручил ему задание, еще и с меткой вождя? — вместо ответа проворчала Тайра. Но затем все же добавила: — Как только он сделал все, что ты просил, его отправили к остальным волчатам.

Лик едва слышно выдохнул.

— Вот и хорошо.

— Что случилось после того, как ты велел увести всех с равнины? Тут такой ливень был…

— Пожара можно уже не бояться. — Лик оглядел поляну, и от одного вида поперек горла вставал ком. — Нам помогли. Но это еще не все: отец собирается провести совет, на который зовет всех, кто способен двигаться и слушать. И еще… у нас гость.

— Кто? — округлила глаза Тайра.

Но ответить Лик не успел. На пороге дома знахаря появилась Митьяна, и, едва заметив Лика, она выронила берестяную коробку, которую держала в руках, и ланью метнулась к нему.

В следующий миг она уже была в его объятиях и прижималась к груди.

— Боги… я так переживала… — услышал он тихий шепот, от которого по всему телу прошла дрожь.

Лик кожей чувствовал на себе взгляды сородичей, но ему было плевать. Он зарылся лицом в ее волосы, которые пахли костром и травами, среди которых особенно чувствовалась ромашка.

— Хотел бы я сказать, что все закончилось… — выдохнул он.

Мита отстранилась и заглянула ему в лицо.

— Еще нет?

— Нет, но я надеюсь, что скоро.

— Ты точно не ранен? Ожогов нет?

Травница принялась оглядывать и ощупывать тело Лика, но он перехватил ее руки.

— Со мной все в порядке. А ты, я погляжу, таки навязалась Альсаву в уче… в помощницы?

Митьяна помрачнела.

— С боем. Он невыносим.

— Но здесь тебе лучше, чем на охоте?

Она позволила себе улыбнуться.

— И не поспоришь.

Лик поднял взгляд и заметил, как из дома знахаря вышла Дииса. Встретившись с ним взглядом, она тепло улыбнулась, и в душе у него смешалось облегчение, радость и недоумение.

— Мама? Что ты здесь делаешь?

Митьяна, которая все еще была в его объятиях, замерла.

— А ты как думаешь, волчонок?

Лик закатил глаза, но ответить не успел — их прервал Ирмар, появившийся на поляне. Он хмуро оглядел раненых и громко объявил о собрании у общего костра. Его взгляд задержался на Лике с Митой, после чего он сморщил нос и зашагал обратно к дому главы клана. Лик заметил, что советник прихрамывал на левую ногу.

— Идем, — позвал волколюд травницу. — Тебе тоже стоит там быть.

— А раненые? — растерялась Мита.

— С ними останусь я. — Из хижины вышел Альсав, вытирая руки о невзрачную серую тряпку.

— Уверен?

— Что я, не знаю, что там будет? — фыркнул знахарь. — Учитывая, что произошло на равнине, вопрос о нашем соседстве с людьми встанет ребром. Я Руумана как облупленного знаю. — Он вздохнул. — Но какое бы решение он ни принял, я пойду за ним.

Тайра настойчиво дернула брата за рукав, торопя на совет. Лик кивнул и потянул Митьяну за собой.

— Получается, — шепотом спросила Мита, — Дииса — ваша с Тайрой мама? Первая волчица клана?

— Ты не догадалась?

— Только сейчас заметила сходство. Мать Иина, а я к ней без должного уважения… — простонала она. — И что она теперь обо мне подумает?

Вместо слов Лик прижал ее крепче к себе. Кто-кто, а Дииса точно злиться не будет.

* * *

Впервые на памяти Лика Рууман встречал клан не стоя, а сидя перед костром. В ярких сполохах пламени морщины на лбу и у глаз проступали резче, из-за чего он казался старцем. Маар обернулся человеком и стоял позади, сложив руки на груди. Его влажные волосы, стянутые в тугой хвост, блестели на свету. Чужеземец держался в стороне и наблюдал за волколюдами, постепенно собиравшимися вокруг костра.

Когда толпа перестала расти, Рууман встал и заложил руки за спину. И начал говорить.

Слова главы клана доносились до Лика как сквозь шум дождя. Он читал их скорее по губам, но почти не слышал. Митьяна прижималась к его руке, сжимая пальцами рукава рубашки. Рууман говорил о трагедии, которая произошла сегодня, о потерях со стороны клана. Оказалось, что несколько сородичей погибли от рук дружинников, а помимо Филлата есть еще несколько тяжело раненых. Также рассказал он о том, что произошло в деревне. Когда дело дошло до переговоров, Рууман немного помедлил, а после отступил назад и предоставил слово чужеземцу.

— Антамис Калма, — представился он. — Я драялд, наполовину дракон, наполовину человек.

— Тот самый маг, спасший ваши шкуры сегодня, — отозвался из темноты Маар.

Волколюды зашептались, но стоило Антамису заговорить снова, как все умолкли.

— Сегодня переговоры завершились мирно. Дружина возвращается в столицу, и ближайшее время этому лесу ничего не угрожает. Я отправлюсь к калсанганскому князю, чтобы укрепить этот пока хрупкий мир. Именно за этим я здесь.

— Чтобы наладить наши с людьми отношения? — переспросил Мигир.

— Чтобы наладить отношения между людьми, магами и иными расами, населяющими континент.

Удивление в глазах волколюдов сменилось недоверием.

— Это невозможно, — заявила Кама. Лик перевел взгляд на первую охотницу: ее шея и правая рука от плеча до кисти были перевязаны, но в глазах горел упрямый огонь. — Вы не сможете примирить между собой всех.

— Всех? Или тебя с людьми? — не удержался от колкости Мигир.

Кама зарычала, и ее рык подхватили охотники, стоявшие рядом.

— Прекратите! — разозлился Лик. И тут же почувствовал, как Мита испуганно спрятала лицо у него на плече.

Драялд, что удивительно, никак не отреагировал на едва не вспыхнувшую ссору. Он мягко улыбнулся и произнес:

— Время покажет, а его у меня много. Но все зависит не только от меня и моего желания. — Антамис перевел многозначительный взгляд на Руумана. — Тебе придется сделать выбор.

Отец помрачнел, и Лик насторожился. Он догадывался, о каком выборе идет речь, но старательно загонял эту мысль в глубь сознания.

— Лес в безопасности, — наконец, проговорил Рууман. — До поры. Но если клан останется здесь, все повторится. И мы снова потеряем охотников, воинов, подставим под удар наших детей.

Над костром повисла тишина, и было слышно, как трещат в нем ветви. Мысль, которую пытался донести глава клана, казалась простой, но в то же время никак не желала укладываться в головах волколюдов.

— Наш клан покинет лес Лииш, — чуть громче объявил вождь, чтобы его услышали все. — И за каждым из вас я оставляю право выбора: идти следом, глубже в леса на западе, или же выбрать другой путь.

Эпилог

Х514 год, 28 день месяца Зреяния

Утро выдалось на удивление тихим и спокойным. Глядя на залитую солнцем поляну для тренировок, пустовавшую в столь ранний час, можно было подумать, что случившееся вечером и ночью — всего лишь сон, а в лесу Лииш до сих пор царит мир и покой.

Лик все бы отдал, чтобы так оно и было.

Этой ночью он так и не смог уснуть — как и большая часть клана. Взбудораженные заявлением вождя, волколюды бурно обсуждали возможный уход, спорили и едва не передрались. В ушах Лика до сих пор звенели возмущенные и отчаянные крики: «Это наш дом! Как мы может вот так уйти? Просто сдаться и оставить леса людям? Наши леса?»

Какая-то часть Лика кричала с ними, не желая мириться с необходимостью покидать места, где он родился и вырос, где прошла его юность и где только началась его молодость. Но в то же время он прекрасно понимал — иного пути нет. Не после того, что рассказал им Антамис.

«Почти все воины дружины подвержены влиянию извне, — сказал драялд тем немногим, кого Рууман после заявления у костра повел в дом собраний. — Это не просто внушение. Это магическое воздействие на мысли и чувства человека. Магия слабая, но прочно засевшая в головах. Мысли об истреблении магов и магических существ долго и упорно вкладывались туда, наслаиваясь одна на другую. Такую магию не отменить, да и она лишь подталкивает человека в нужную заклинателю сторону, мягко обтачивая его мысли. Чтобы убедить людей в обратном, потребуется время. Есть у меня подозрение, что дело касается приближенных князя, но чтобы проверить это, нужно отправиться в столицу. Наверняка там сидит и творец этих заклинаний — под носом у князя никто не станет его искать».

«Зачем ему строить козни против своих же?» — удивилась тогда Тайра.

«Чтобы отвести глаза от себя, — пояснил Маар недовольно. — Убедить князя искать врагов в отдаленных уголках удела. Не удивлюсь, если этот маг — кто-то из высокопоставленных лиц или даже первых приближенных князя».

«Или, — предположил Антамис, — чтобы стравить людей и магов, вынудив последних в открытую пойти против князя».

Выводы напрашивались невеселые.

Раз людям внушали чуждые им мысли и даже такой сильный маг, как Антамис, не смог разобраться, то дела обстоят серьезнее, чем они предполагали. А значит, история точно повторится — пока не будет уничтожен корень проблемы.

«Почему, кстати? — осмелился спросить Лик уже после ночного совещания. Антамис тогда вопросительно приподнял бровь, и волколюд поспешил пояснить: — Почему у вас не вышло все исправить, раз вы такой сильный маг?»

«Сила накладывает обязательства, — пояснил драялд с улыбкой. — Любая магия — нарушение равновесия. Чем сильнее будет сдвиг, тем тяжелее последствия — как для мира, так и для заклинателя».

Признаться, Лик мало что из этого понял, но спорить не стал. В конце концов, сам он в магии ничего не смыслил. Кто он, чтобы ставить под сомнения слова драялда?

Солнце поднималось сквозь ветви деревьев, и солнечные зайчики на сочной траве скакали, играясь в каплях росы. Спиной Лик почувствовал чужое присутствие, но сразу расслабился: то была Тайра, которой тоже не спалось всю ночь.

— Даже не верится, что через каких-то там пять-шесть дней мы покинем эти места, — пробормотала она, опускаясь на траву рядом с братом.

Лик кивнул.

— Как думаешь, — продолжила первая воительница, — как много наших пойдет за отцом?

— Не знаю. Некоторые давно искали повод отказаться от нынешнего главы и выбрать нового. Сейчас самое время.

— Давай прямо. Кама и Филлат давно хотели разделить клан.

— Думаю, именно это они сейчас и сделают. Надеюсь, им хватит ума не оставаться здесь. Пожарища — не самое благоприятное место. Пусть огонь и не успел перекинуться на лес, но животные разбежались и еще нескоро сюда вернутся. Охотиться будет не на кого, да и люди все так же близко.

— Маар сказал, Карена готова уступить часть земель Кира-Талун, в том числе и плато. Не знаю, как он ее уговорил, учитывая, сколько мы грызлись за Авент.

Лик хмыкнул.

— Скорее всего надавил именем Совета Пяти и Антамиса.

— Да, наверное.

Тайра поковыряла пяткой землю и наконец решилась:

— Я собираюсь уйти вместе с Камой. На плато и в предгорья на северо-западе.

Смысл сказанных сестрой слов дошел до Лика не сразу. А когда он осознал, то растерянно оглянулся на нее.

— С Камой? Но…

— Я знаю, это странно звучит. — Она не поднимала глаз. — Ты не думай, это не бунт против отца. Просто… Ты же знаешь, мы с тобой очень разные. Я люблю тебя, брат, и хочу быть рядом в трудные минуты. Но у нас разные пути. Ты станешь вождем клана. А я… не гожусь я на главную, и отцу от меня лишь хлопоты. Он никогда не воспринимал меня всерьез. Будет лучше, если мы разойдемся.

— Ты уверена? — Лику плохо удавалось скрыть дрожь в голосе. — Кама тебя недолюбливает гораздо сильнее. Вы перегрызетесь.

— Возможно. А может, мне просто надо стать взрослой и не полагаться на тебя или отца. И не бегать всякий раз к матери за советами и утешениями. Тогда и относиться ко мне станут иначе.

— Тайра…

Воительница рассмеялась и обняла Лика, потрепав по макушке.

— Не переживай за меня. Тем более, у тебя теперь есть Митьяна. Я с ней ужиться не смогу. Такая уж я, не могу делить тебя с кем-то, — она подмигнула.

Но в глазах ее Лик все равно прочитал тоску. Пусть выбор Тайра сделала добровольно, но дался он ей нелегко.

— Поступай как считаешь правильным, — наконец, ответил он. — И знай: если передумаешь — мы рады будем тебя видеть. Я точно буду.

Тайра с благодарностью прижалась щекой к его плечу.

— Спасибо…

* * *

Спустя два дня в деревню вернулся Гидер и от вида выжженной равнины потерял дар речи. Староста Дирк вкратце пересказал ему, что случилось, но у охотника не нашлось слов, чтобы ему ответить. Вместо этого он заторопился домой, чтобы поскорее увидеться с Митьяной. Дочь не заставила его долго ждать и нырнула в его объятия с тихим визгом.

— Ты как там? — спросил он, поглаживаяее по распущенным волосам.

— Думала, будет хуже, — призналась она, а потом погрустнела. — Ты наверное не знаешь еще… Клан уходит.

Гидер все понял. И то, почему Рууман принял такое решение, и что это значило для него и дочери.

— Я не могу тебя держать, Мит, — сказал он ей. — Тем более, когда ты нашла среди них того, кого любишь всем сердцем. Если хочешь и готова — отправляйся с кланом.

— А ты?

— Я уж как-нибудь переживу. Вернусь в город, скорее всего. Ближайший месяц мне с таким, — он неуклюже отставил туго перевязанную ногу, — по лесам не побегать. Да и зверье тут поди все разбежалось. Попробую работу найти.

— Один?

— Я справлюсь, Мит. Подумай и о себе уже.

С Зерой Митьяна встретилась в тот же день. Едва завидев подругу, Зера расплакалась и повисла у той на шее.

— Я так переживала, когда все это… ну…

— Видишь, со мной все хорошо. — Мита запустила руку за воротник платья и вытащила деревянный амулет. — Спасибо за подарок. Очень красивый.

Зера шмыгнула носом.

— Давненько, когда дядя Гидер возил меня в город, приметила. Думала тебе на двадцатилетие как раз подарить. Знаешь, ты все по лесам да по лесам ходила, а я подумала, что этот амулет может тебя от встреч с волколюдами уберечь. Ну знаешь, волчья морда… вдруг за свою примут? Глупо, конечно. Но отчего-то хотелось именно волка. А вишь как оно обернулось.

— Он чудесный. — Митьяна чмокнула подругу в щеку. — Спасибо.

— Ты ведь с кланом идешь, на запад? — спросила Зера. Травница даже удивилась — не ожидала от подруги такого спокойствия.

— Скорее всего.

— А мне Тир предложил в город перебраться.

Мита округлила глаза.

— Что?

— Ну… — она замялась. — Он тут вроде как… ухаживает за мной… Сказал, что может нам устроить жилище в городе, с работой поможет. Сам он, говорит, не хочет пока возвращаться в клан. Уж не знаю, что у него там случилось…

«Маар случился», — мрачно подумала Мита.

— Зера, ты уверена? Я все понимаю, но он… зверолюд…

— Ну и что? Все равно он лучше Милена этого… лепешки коровьей!

Мита прыснула.

— От таких словечек в городе тебе придется отказаться.

Зера насупилась.

— Знаю…

Она поковыряла носком землю, а потом добавила:

— Зато Тир всегда сможет слетать к вам и проведать, как у вас дела. И мне будет спокойнее. И, может, видеться чаще выйдет.

— Посмотрим, Зера. Очень хочется, чтобы так оно и было. Буду молиться богам… и Всевидящей, чтобы все, наконец, улеглось, а мы все смогли начать новую жизнь. Без ненависти и вражды.

— И остались подругами, — улыбнулась Зера, схватив подругу за мизинец.

Митьяна улыбнулась в ответ.

— И остались подругами.

Девушки рассмеялись, скрепив обещание клятвой на мизинцах.

* * *

Небольшая телега, запряженная пегой лошадью, бодро вышагивала по дороге, меся пыль копытами. Деревенский охотник сидел на козлах и изредка подстегивал лошадь. Позади него сидела девчушка в длинном льняном платье с ажурной вышивкой и старательно взглядывалась в лес, тянущийся по правую сторону от дороги. Над ними кружил ворон, время от времени издавая хриплое «кар-р».

В тени леса Лииш бесшумной рысью бежали волки.

Девушка положила подбородок на колени и грустно улыбнулась. Впервые она видела подругу такой — большой, со светло-серой шкурой. Рядом с ней тенью держался волк покрупнее. И так здорово они смотрелись вместе, что у нее на глазах невольно выступили слезы.

Дорога уходила левее, прямиком в Алсен. Ворон каркнул напоследок и опустился девушке на колени, позволив ей взъерошить пальцами черные гладкие перья.

А волки еще долго стояли у перекрестка дорог, провожая телегу желтыми глазами.

Волк, волк, воет волк,

Волк, волк, беги…

Волк, веди меня сквозь сон,

Беги до самого восхода,

Беги к свободе…[1]

04.04.2022

* * *

[1] Очень вольный перевод песни Kila — Moll’s Song.

Оглавление

Глава 1 Митьяна

Глава 2 Лик

Глава 3 Митьяна

Глава 4 Митьяна

Глава 5 Лик

Глава 6 Митьяна

Глава 7 Митьяна

Глава 8 Лик

Глава 9 Митьяна

Глава 10 Лик

Глава 11 Лик

Глава 12 Митьяна

Глава 13 Лик

Глава 14 Лик

Глава 15 Дииса

Глава 16 Митьяна

Глава 17 Миьяна

Глава 18 Катар

Глава 19 Лик

Глава 20 Лик

Глава 21 Лик

Глава 22 Митьяна

Глава 23 Гидер

Глава 24 Лик

Глава 25 Митьяна

Глава 26 Лик

Глава 27 Тайра

Глава 28 Тайра

Глава 29 Лик

Глава 30 Митьяна

Глава 31 Лик

Глава 32 Рууман

Глава 33 Митьяна

Глава 34 Митьяна

Глава 35 Митьяна

Глава 36 Лик

Глава 37 Лик

Глава 38 Лик

Глава 39 Тир

Глава 40 Митьяна

Глава 41 Лик

Эпилог