Горой [Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк] (fb2) читать постранично, страница - 2

Тут можно и ногу сломать и голову, а главное -- так навихает в седле, что не скоро разогнешься. Впрочем, это только первая, самая скверная станция, я дальше дорога идет берегом Чусовой и едешь даже с удовольствием.

       Несмотря на хорошую погоду и сравнительно хорошую дорогу, мы в Деменеву приехали часов через пять. Деменева раскидала свои пять избушек на левом высоком берегу Чусовой, и можно только удивляться, что заставляет крещеных людей жить в этой трущобе.

       -- Эй, кто жив человек есть!..-- кричал старик, поочередно подезжая к избушкам и постукивая кнутовищем нагайки в оконца.-- Барина я привез, коней надобно... Эй, живая душа, выходи!..

       Все пять изб точно вымерли, и только в одной мелькнули белыя детския головки и сейчас же спрятались. В самой последней избушке откликнулась какая-то больная старуха.

       -- Никого нету, родимые... и званья никого нет!-- слышался разбитый старческий голос.

       -- Да вымерли, что ли?..

       -- Зачем вымирать... Мужики-то разбрелись по убившим баркам, ну и бабешки с ними и девки. По целковому поденщины платят девчонкам... вот какое дело. В Тесовом броду убившая барка, под Высоким Камнем.

       -- Ну что я теперь буду делать?-- накинулся я на проводника:-- ведь а тебе говорил, что лошадей нет... а?.. ну?..

       -- Вот поди ж ты, как оно тово...

       -- Что же я здесь буду делать?..

       Мой старик, видимо, был сконфужен и долго чесал кнутовищем у себя за ухом. Потом движением головы передвинул свою шляпу с уха на ухо и убежденным голосом проговорил:

       -- Чего-нибудь врет старуха, барин... Какая-нибудь да есть живая душа!..

       Мы спешились. Старик пошел в избу, а потом я видел, как он перелезал через прясло в соседний огород. Через четверть часа послышался разговор и даже смех. Мой проводник перелезал опять через прясло, но теперь в сопровождении какой-то бабы, которая не без кокетства толкала старика в шею.

       -- Вон какую я тебе зверину привел,-- весело заговорил старик, появляясь в ворогах,-- почище другой лошади-то будет. Параха, вот тебе и барин...

       -- Лошади есть?-- спросил я ухмылявшуюся Параху.

       -- Какие у нас кони, барин...

       -- Так как же?

       -- А уж не знаю...

       -- Ты зачем же ее привел в таком случае?-- накинулся я опять на старика.

       -- Может, у суседей у кого кони есть?-- заговорил старик.

       -- И у суседей нет... Семишкина кобыла охромела, у других кони в пасеве. Да и какие у нас кони... Мерин один, да и тот кривой.

       -- Этакое пропащее место!-- выругался старик и даже бросил свою шляпу о-земь.-- Параха, так как же мне с барином быть?..

       -- Увезешь назад в Кын,-- хладнокровно ответила Параха, почесывая одной голой ногой другую.

       Средняго роста, с бойким лицом и высокой грудью, эта Параха была по-деревенски завидная баба. Ветхий, истрепанный сарафанишко из линючаго и гнилого ситца сидел на ней с тем особенным щегольством, как ходят только заводския бабы. Здоровая, загорелая Параха глядела вообще козырем, как все чусовския бабы, побывавшия на сплавах.

       -- Придется, видно, тебе, барин, на душегубке рекой подыматься,-- решил наконец старик:-- вот Параха в лучшем виде предоставит... Предоставишь, Параха?.. Вон и лодки валяются: любую да лучшую выбирай.

       Параха помялась для церемонии, а потом согласилась.

    II.

       Наши сборы были недолгие. Параха сбегала в избу захватить пониток и краюшку хлеба, наказала что-то семилетней босоногой девчонке, потом перемолвилась чрез окошко с больной старухой -- и все тут. Было часов около десяти утра, и в воздухе чувствовался наливавшийся летний зной. Наши лошади стояли, понурив головы, и тяжело отмахивались грязными хвостами от жужжавших слепней. Мы спустились под гору, к реке, где на берегу валялось до десятка лодок-однодеревок, известных под названием душегубок. Название самое подходящее, потему что, когда я поместился в одну из таких скорлуп, а за мной стала Параха с легким шестиком в руках, борта лодки отделялись от воды всего каким-нибудь вершком запаса.

       -- Надо бы с барина на шкалик...-- говорил старик, отталкивая лодку.

       -- За что это шкалик-то?..

       -- Как же... Вот какая баба-то: дерево смолевое, да и солдатка к тому будет.

       -- Будет тебе, мелево!..-- огрызнулась Параха и так двинула шестом, что наша лодка полетела вверх стрелой.

       Нужно сказать, что чусовляне, как мужики, так и бабы, никогда не ездят в своих душегубках сидя, а непременно стоя. Маленькое и короткое веселко лежит в носу лодки только на случай, когда выдается особенно глубокое место, где шестик не достает, или когда приходится переплывать реку. Около берега лодка всегда идет на шестике, т.-е. пловец стоит на носу лодки и упирается шестом в дно. Когда плывут двое, то можно полюбоваться,-- душегубка летит вперед, как щука. С непривычки так и кажется, что в такой верткой и неустойчивой лодке вывернешься на десяти саженях, особенно в