Последний юности аккорд [Артур Болен] (fb2) читать постранично, страница - 40

доверчивости, столько тонкой трагической печали, словно ее душа уже тогда знала всю ее дальнейшую непутевую бурную судьбу, что у меня на глазах навернулись слезы.

– Наташка, Наташка, – вырвалось у меня, – что же ты с собой наделала! Зачем? Какая же ты бестолковая дура!

Я испугался, но она не обиделась.

– Бери на память, – усмехнулась она. – Ужкакая была, такая и есть, Миша. Пожила… не жалуюсь. Не то, что некоторые. Мужики у меня были красивые, деток вырастила… Буду вот теперь клубнику на даче выращивать.

И сказала она это без пафоса, даже без горечи, закрыла альбом, небрежно кинула его в секретер. Я поспешно спрятал фотографию в пиджак, боясь, что она передумает.

Через полчаса я стал решительно откланиваться. Наталья уже была пьяна, бутылка была пустая. Разговор стал бестолковым, с матерком. Я обещал вернуться, чтобы сходить с ней на рыбалку. Перед дверью я набрался смелости и поцеловал ее осторожно в губы, она обхватила мой затылок, привлекла к себе и я почувствовал, как ее язык сладострастно проник в мой рот. Это совершенно не входило в мои планы. Я мягко освободился и открыл дверь.

– До скорого свидания.

Она смотрела на меня, как на ушедшую дичь.

– Ладно. Звони, не забывай.

Я выскочил из парадной, как из парной. Засидевшийся водитель с удовольствием ударил по газам, мы стремительно выскочили на Выборгское шоссе. Я достал фотографию Наташи и еще раз посмотрел. Мне стало жутко. Она внимательно, серьезно смотрела мне в глаза, прямо в душу, прямо из лагеря «Сосново» 1979 года, как будто только дожидаясь сигнала, чтобы протянуть мне руки и мне вдруг стало так жалко и ее, и себя, и ушедшие в никуда годы, так пронзительно тоскливо сжалось мое сердце, так нестерпимо захотелось вернуться в этот чертов лагерь, в 79-й год, хотя бы еще на месяц, на неделю, что я беззвучно заплакал.

Артур увидел фотографию, быстро изучил ее цепким взглядом.

– Михаил Владимирович, это та женщина, которая вас встретила сейчас у парадной?

Я кивнул. Он вздохнул.

– О Матерь Божья, что делает с людьми время…. Я тут ездил домой в прошлом году, встретил одноклассницу, любовь мою по юности… вай-вай! Лучше бы мы не встречались, Михаил Владимирович. Правду говорят, в одну реку…

Он еще что-то бормотал, мой верный Артур, я не слышал, слезы текли по моим щекам, от стыда я отвернулся…

Я не позвонил Наташе ни на следующий день, ни через неделю. Фотография ее хранится у меня на работе, иногда я достаю ее и смотрю подолгу, а потом мне плохо, а я все равно смотрю и не понимаю: что же это такое, вся наша жизнь с ее обманами и мечтами?

Вот и все господа. Я закончил.

Мы как-то непроизвольно остановились и огляделись вокруг. Серые сумерки сгущались. Наступил вечер. Деревья влажно чернели на темно-синем небе, в глубине леса слышно было, как гулко и торопливо долбит дерево дятел.

– Ну а Нина? – тихо спросил Андрей.

– А Нину я не искал. Мы с ней так и не виделись с того дня, когда расстались. Слышал я, что она вроде бы уехала в Америку в девяностые годы вместе с мужем. Интересно, что у меня никогда не было желания ее искать. Странно, правда?

И, знаете, ребята, у меня и иногда возникает странное ощущение, что не было в моей жизни ничего лучшего, чем тот лагерь. Правда. И никогда не будет.

– А вот этого нам не дано знать, – сурово возразил Андрей. – Может быть самое прекрасное еще впереди.

– Верно! – жарко вскричал я и пожал его руку. – Верно! Я тоже в это верю. Без этого невыносимо жить! Хочу! Хочу, что бы все лучшее вернулось!

– Так будет, – сказал Славик и присоединил свою руку к нашим рукам.