Лида Вараксина [Виль Владимирович Липатов] (fb2) читать постранично, страница - 21

без нот, и что при слабом освещении нельзя друг дружке показать наряды…

Выкрикивая отдельно стоящие слова, Лида делала руками городские энергичные жесты, прямой ладонью рассекала воздух, и стояла она так, словно выполняла трудную физическую работу. Потом Лида в последний раз взмахнула обеими руками, проговорила последнюю обличительную фразу, и из ее сильной, широкой груди вырвался облегченный вздох.

– Вот так, товарищи! – обыкновенным голосом сказала Лида. – Нельзя срывать культурно-массовую работу…

Лида внимательно осмотрелась и только сейчас увидела, что происходит вокруг нее. Она заметила, что парни и девушки смущенно прячут глаза в землю, что на добром, умном лице студента Садовского застыла страдальческая гримаса, что девушки-студентки от смущения и неловкости что-то напевают сквозь зубы, что Витька Вдовин, чудом появившийся на берегу, злыми шагами уходит, а учитель Вадим Сергеевич сидит на бревне, ссутулившись. Затем Лида перевела взгляд на Ляльку Ступину и увидела на ее лице торжество, а когда Лида окончательно повернулась к Ляльке, девушка сделала шаг вперед и крикнула:

– Ишь, вырядилась в тюлевы чулки!

Люди стояли по-прежнему тихо, избегали смотреть на Лиду, и Лялькин голос в тишине звучал еще несколько длинных секунд. «Что делать?» – беспомощно подумала Лида, ощутив себя одиноко стоящей на середине лунного пятачка. Не умея выразить это словами, Лида чувствовала несуразность того, что стоит отдельно от всех, что меж нею и людьми блестит полоска утрамбованной земли и светится прозрачный воздух. «Что делать?» – еще раз подумала Лида и невольно посмотрела в сторону студента Садовского.

Студентов на площадке уже не было – их высокие, стройные фигуры скрывались в ельнике, облитые желтой луной, а там, где они только что стояли, осталось пустое пространство, в котором лежал кусок зеленой реки. Увидев это, Лида беспомощно развела руками, затравленно оглянулась и сомкнула озябшие колени. Она по-прежнему не знала, что делать, но ей на помощь неожиданно пришел баяпист Пашка Доможиров.

– Эй ты, узкоглазая! – крикнул он и рванул мехи баяна. – Это разви не музыка! Спляши, узкоглазая!

Глумясь над музыкой, издеваясь над чудесной русской песней, Пашка заиграл «Коробочку» в плясовом темпе. У него были сильные руки, хороший баян, и звуки наполнили площадку, реку, ельник; люди засмеялись, зашумели, шум поднялся над толпой, поплыл над Чулымом. На пятачок утрамбованной земли выскочил слегка подвыпивший шальной парень Мишка Мурзин, бросившись Лиде под ноги, принялся плясать.

– Уй-уй! – вскрикивал Мишка. – Уй, затопчу!

Попятившись от неистового Мишки, Лида боком сдала в сторону, затем, все прибавляя шаг, двинулась в тень молодых елок. Остановившись, она тяжело перевела дыхание, повернулась лицом к реке и замерла. У Лидиных губ прорезались две тоненькие морщинки, плоский нос думающе сморщился, и темные брови одной прямой линией пересекали ее лицо.

С пригорка были видны противоположный берег Чулыма, лес, и река сверху казалась круглой, похожей на огромный витой жгут, окрашенный желтой изменчивой краской. Далеко шел катер, переливались красные огоньки, мягко светили зеленые бакены. Пашкина оголтелая музыка отчего-то не мешала ночной тишине, и она была глубокой, тяжелой, сквозной.

Когда оцепенение прошло, Лида встряхнула плечами, словно выходила из холодной воды, и поправила растрепавшуюся прическу. «Пойду к Вадиму Сергеевичу, – тихо подумала она. – Пойду посижу с ним!» Однако она еще несколько минут стояла на месте, не в силах сделать первый шаг. Потом она вспомнила, что Вадим Сергеевич на бревнышке сидит одиноко, что у него грустные плечи и что он ее робеет. Тогда Лида вышла из укрытия, бесшумно подшагав к Вадиму Сергеевичу, осторожно села на кончик бревна. Взяв руками косынку за уголки, она исподлобья посмотрела на учителя, и он обернулся. Увидев Лиду, Вадим Сергеевич невольно подвинулся, хотя бревно было длинным. В ответ на это Лида улыбнулась и спросила:

– А вы чего не танцуете, Вадим Сергеевич?

Вышитая рубашка славно сидела на широких плечах Вадима Сергеевича, на белой материи четко выделялся его крепкий, выпуклый подбородок. В вышитой рубашке Вадим Сергеевич казался простым, понятным, малопохожим на того учителя, который любил носить черные костюмы. И лунный свет помогал: лицо казалось свежим, запавшие глаза – мягкими, молодыми, а каштановые волосы золотились.

– Надо бы танцевать! – шутливо сказала Лида и потрогала Вадима Сергеевича за рукав вышитой рубахи. – Будете получать физическое развитие.

Лида была здоровой девушкой, у нее были крепкие нервы, думала она незамысловатыми мыслями, и такого пустяка, как доброе молчание Вадима Сергеевича, ей было довольно для того, чтобы прийти в себя. Уже в ту секунду, когда Лида трогала учителя за рукав, у нее было такое чувство, словно она не стояла пятнадцать минут назад перед стыдящимися ее людьми, словно не с ней, а с кем-то другим произошло нелепое на пятачке