Не мыслит зла [Ирина Лапшина] (fb2) читать постранично, страница - 16

материнское подсказало. Вот и забрала она тебя.

В кружку с моим чаем что-то капнуло – я и сама не заметила, как начала плакать.

– Ничего материнское сердце не почувствовало! – по-детски упрямо возразила я деду Михею. – Бабка сама её вызвала. Дня за два до маминого приезда она в районный центр уезжала. Мать потом сказал, та ей телеграмму на работу выслала и велела срочно забрать меня. Мама потом ещё злилась: говорила, что я и бабку довела. Решила, что я опять что-нибудь учудила.

– Эт чё ж получается, – удивился дед Михей, – она сама на себя беду накликала? Ведь наверняка ж знала, что конец ей скоро.

– Нет, дед Михей, не накликала…, – слезы уже густо бежали по моим щекам, – а приняла её и искупила. И грехи свои тоже искупила. Иначе стала бы она меня от себя отсылать?

Я сильнее сжала кружку, не чувствуя её горячих краёв, плакать остановиться уже не могла. Эх, бабуля! Это что же получается? Не отказалась ты от меня, а спасла? Тебя когда-то спасти не смогли, а ты смогла. Видать, и вправду, сила в тебе была неимоверная… Но не та, которая колдовала, а та, что любила. Только она не ищет своего и не мыслит зла. Вот и ты не помыслила в свои последние дни.

Девятнадцать лет я давила в себе любовь, обиду, злость и отчаяние, а сейчас они разом взметнулись из глубины моего нутра и ударили в грудь и в голову. Остановиться плакать я уже не могла. Я плакала как в тот первый день у баб Дуни, вздрагивала и икала, пугая деда этим плачем. Тот молча сидел напротив и хлопал глазами, не зная, что предпринять. И вдруг я почувствовала, что внутри меня что-то зашевелилось, надулось и хлынуло в руки… Кружка в ладонях затанцевала мелкой дрожью, дрожь тут же перешла в частое вибрирование, а вибрирование – в незаметное глазом, но ощутимое руками высокочастотное дребезжание. В ушах раздался пронзительный писк, как у зажатой пальцем гитарной струны и, не успела я убрать руки, как кружка лопнула и брызнула в разные стороны горячим чаем и мелкими осколками.

Мы с дедом одновременно вскочили. Дед Михей перекрестился и попятился назад, опрокинув стул. Я сунула руки в карманы куртки, пытаясь спрятать их то ли от случайного свидетеля, то ли от себя самой, и кинулась прочь из дома, не сказав деду ни слова на прощание. На улице прыгнула в машину и с буксами выскочила на проезжую часть, так и не решив, что делать с домом и участком. Посмотрела в зеркало заднего вида: шиповник махал мне на прощание цветастыми лапами, а из ворот своего дома несмело высовывался дед Михей.

От ожога кисти горели и пульсировали. Я бросила на руки быстрый взгляд и вдруг заметила, что на коже не было ни единого красного пятна, а жар, что покрывал все мои ладони, он шёл не снаружи, как мне казалось ранее, а изнури.