Мёртвое время [Светлана Анатольевна Еремеева] (epub) читать постранично, страница - 3

проблема, так и возможность: реальность происходящего, во-первых, в репрезентации всегда присутствует (вопрос, в какой мере и как до нее добраться), а во-вторых, есть еще и реальность репрезентаций. Можно увидеть, хоть и фрагментарно, сразу оба эти среза реальности. При этом реальность репрезентаций в жизненном мире значит не меньше, а иногда и больше физической реальности, появление этих многочисленных видео свидетельствуют о потребности зафиксировать/высказаться, а количество просмотров подтверждает внутреннюю необходимость аудитории услышать/увидеть/присутствовать. Меня интересуют оба уровня: уровень событий и уровень репрезентаций событий, — но при этом я отдаю себе отчет, что это отдельные измерения и они не отражаются друг в друге зеркально, они сочетаются комплементарным образом и, несмотря на то что связаны друг с другом, имеют не только собственные формы, но и собственное содержание.

Что мы можем углядеть в сохраненных отражениях? Обрывки, случайные детали, общие места? На самом деле мы как минимум можем попытаться войти в жизненный мир, куда уже вошла смерть, реконструировать коммуникативные связи и по ним попытаться понять смыслы, в этом мире присутствующие. Причем здесь можно говорить о двух уровнях коммуникации: один присутствует внутри кадра (в физической реальности, насколько удается ее «захватить»), второй — задается самим кадром. Сопоставляя эти репрезентации между собой и соотнося их с современными им контекстами, можно переходить к попытке понимания.

Анализ визуального и аудиального ландшафтов, пространства и тел в нем, риторика панихиды и интервью, способы проявления горя — все это позволяет заметить, что камера видит больше оператора: она фиксирует не только действие, но и среду, в которой происходит действие, а также спонтанное взаимодействие лиц и среды; не только говорящего, но и (не)слушающих; не только слова в микрофон, но и фоновый плач…

С другой стороны, работая с видео, сложно говорить, чтó в целом происходит в конкретном месте съемки (взгляд слишком выборочен, представление слишком фрагментарно), но в любом случае можно говорить, чтó считают нужным зафиксировать люди с камерой. Нетрудно заметить, что даже при схожести обрядов репрезентации могут отличаться (здесь можно о чем-то умалчивать и по-разному расставлять акценты), т. е. область коммуникации между живыми выходит на первый план и тогда мы получаем материал для разговора о различии жизненных миров. И при этом репрезентация ограничена реальностью: она не может досочинить, показать то, чего не было. Хотя во всех этих случаях мы имеем дело только с репрезентациями похорон, а не с самими похоронами, репрезентация конструируется из деталей реального события, а значит, в какой-то мере оно может быть там обнаружено.

Две континуальности, реальность и репрезентация, — это скорее дискурсы, а не просто высказывания, их законченность часто условна — они переплетаются друг с другом, вливаются друг в друга, их далеко не всегда можно разграничить, разложить на детали. Но можно выделить несколько основных направлений анализа с разной фокусировкой исследовательского интереса: ритуально-церемониальный, пространственно-коммуникативный, аудиальный.

Ритуально-церемониальный уровень поддается историко-семиотическому анализу. Слова «ритуал» и «церемониал» могут быть синонимами, обозначая некое строго регламентированное регулярное воспроизведение действий и смыслов, но в данном случае я подразумеваю под ними определенно разные вещи. Ритуал относится не просто к области жизненного мира, а является одним из инструментов воспроизводства этого самого жизненного мира, однако дать общее описание действия этого инструмента оказывается непросто. Точнее, оно невозможно на языке дефиниций. В свое время Роджер Кизинг пытался уточнить смысл понятия «мана» [10], введенного Марселем Моссом как обозначение некой магической субстанции жизни в некоторых типах обществ, и обнаружил, что для людей соответствующих культур «ману» невозможно (а возможно, даже и не нужно) определить в конкретных словах; ее конституирующее для мира присутствие воспроизводится в ритуалах. Ритуал занимает центральное место в теории традиции, при этом «ритуал относится к числу символических форм поведения. Более того, ритуал — высшая форма и наиболее последовательное воплощение символичности» [11]. Символизация же в этом случае понимается как «средство проявления в человеке его социальной сути и одновременно — средство контроля над биологическими аспектами жизнедеятельности» [12]. Это взгляд исследователя, взгляд извне.

При взгляде «изнутри», с точки зрения участников, «ритуал оказывается единственно возможным способом