Волков. Орден Святого Георгия [Валерий Пылаев] (fb2) читать постранично, страница - 2

крест, Володька! — Дед Федор ткнул себя сложенными пальцами в лоб и потом в грудь, но дальше не продолжил — видимо, от избытка чувств. — Испугался до жути — это да, было такое. Сам понимаешь — не каждый день такое увидишь… Но чтобы стрелять — не стал бы, хоть чего делай… Ты ж мне взаправду заместо внука, Володька — а больше-то и не осталось никого. Один я теперь, как перст.

Дед Федор виновато опустил голову, и мне вдруг стало… нет, не то, чтобы стыдно, но злость разом куда-то улетучилась. А вместе с ней и тревога. За последние дни я успел принять немало сомнительных решений, наворотить тех еще дел, навлечь на себе сиятельный гнев одного из самых высокопоставленных столичных сыскарей и даже отгрызть человеку голову в зверином обличии — и все же друзья от меня не отвернулись.

Петропавловский, Фурсов, его преподобие Дельвиг и дед Федор… все-таки и он тоже. Моя собственная крохотная армия, с которой не страшно схватиться и с каторжанами, и с нечистью из Прорывов, и с зарвавшимся бароном, и с таинственным колдуном.

Даже если промеж товарищей не так много согласия, как хотелось бы.

— Да разве ж ты один? — Я протянул руку и легонько хлопнул деда Федора по локтю. — Мы с господами гимназистами никуда не денемся, да и сибиряка за тебя горой. Вместе уж не пуд соли съели, а десять пудов… И дела теперь в гору пойдут. Без Грозина его братия каторжная вмиг из города разбежится, а кто останется — тех или городовые переловят, или работяги сами прибьют.

— И то верно, Володька. — Дед Федор улыбнулся — но вдруг снова нахмурился и опустил голову, едва не макнув бороду в тарелку с так и не доеденной ухой. — Только какие теперь дела-то без Фомы? Я и читать-писать-то толком не обучен даже, а уж с купчими этими и вовсе ум за разум зайдет… Как разбираться прикажешь?

— А с купчими пусть Соломон Рувимович разбирается — у него голова большая, — рассмеялся я. — Или Петропавловскому бумаги передай. Он парень толковый и шустрый, даром, что балабол… Ничего, справимся как-нибудь, где наша не пропадала. Уж если пуля тебя не взяла, то и торговые дела переживешь.

— Да переживу, куда денусь. — Дед Федор медленно кивнул и откинулся на спинку стула. — Гляди ж ты — налаживают потихоньку. Так завтра и откроемся, если Семен опять не запьет… Голову бы оторвал балбесу с руками вместе — да они у него золотые.

«Медвежий угол» действительно понемногу возвращался к жизни. Мусор и осколки стекла убрали уже давно, вчера оттерли гарь и копоть на потолке, а сейчас рабочие как раз заканчивали устанавливать огромные витрины взамен выбитых взрывом, и внутрь больше не проникали звуки с улицы. В огромном зале стало непривычно тихо — но в этой тишине уже почти не осталось ни страха, ни скорби по погибшим Кудеяровым.

За окном сияло лето, и жизнь не останавливалась: не пройдет и суток, как каменное нутро здания на набережной Екатерининского канала снова наполнится шумом, музыкой и гостями. Заработают печи на кухне, опять побегут туда-сюда суетливые официанты, а ушлые подавальщицы примутся строить глазки лысеющим господам в деловых костюмах. А сейчас «Медвежий угол» просто отдыхал, будто пытался урвать еще хоть несколько часов покоя и незапланированного отпуска.

И готовился служить новому хозяину.

— Ладно, Володька, пойду я. — Дед Федор отодвинул стул и встал. — Дел невпроворот. Да и у тебя, ты говорил, гость как раз подойти должен…

Я молча кивнул. Его сиятельство «динамил» меня с упрямством матерой сердцеедки. Я уже три дня пытался устроить встречу или изловить его во дворце на Фонтанке. Отправлял записки, пытался дозвониться — но тщетно.

В конце концов мне это надоело, и сегодня около полудня я оставил дворецкому сообщение с такими толстыми намеками на тонкие обстоятельства, что упрямый старикашка тут же вышел на связь. Шипел в телефонную трубку, как змея, ругался — и все же обещал явиться лично.

И более того — обещание выполнил, и сейчас как раз выбирался из таксомотора. Я конечно же, сразу узнал высокую тяжеловесную фигуру, хоть его сиятельство, похоже, и мнил себя гением маскировки. Несмотря на жаркий день, на нем была широкополая шляпа, темные очки чуть ли не на половину лица и длинный черный плащ. Который, конечно же, тут же зацепился за ручку на дверце авто.

Я едва удержался от смеха — для полноты картины не хватало только накладных усов.

— Вы сошли с ума! — Вяземский разве что не бегом промчался наискосок через зал и навис надо мной перепуганной и сердитой тенью. — За мной могут следить!

— Мы вполне могли встретиться на Фонтанке, ваше сиятельство. Или дома у Катерины Петровны. — Я пожал плечами. — Или вообще где угодно. Но вы сами пожелали приехать и…

— Потому что вы не оставили мне выбора! — Вяземский едва не сорвался на визг. — И не вздумайте втягивать в это мою дочь, или, клянусь богом…

— Прошу, избавьте меня от пустых угроз, — отмахнулся я. — Мы оба понимаем, что вы сейчас не в том положении, чтобы пытаться запугать хоть кого-то. И особенно