Накануне [Сергей Дмитриевич Мстиславский] (fb2) читать постранично, страница - 83

нас, стало быть?

— Обязательно. Завтра с утра отправитесь на места; здесь, в районном, вам дадут направление. А пока идите по своим делам, куда собирались.

Он усмехнулся.

— У вас, между прочим, я тоже скажу, вид чего-то… жениховский.

Иван посмотрел на Марину. Марина сказала, чтобы выиграть время:

— А вы, товарищ Василий… с нами тоже? Завтра, я хочу сказать. Но до чего страшно все-таки… Вдруг мы завтра товарища Ленина не как следует встретим.

Глава 72 Ленин

Тревога оказалась напрасной. Уже к семи часам на площади перед вокзалом было не протолкаться, и далеко по Нижегородской, — глазом не взять, — сплошная, тесная стояла толпа. Заводы, заводы, полки. Не смолкая, звенели в ночном уже воздухе песни. Без песни столько часов не простоять на ногах: стоят с шести (иные — в передних рядах — и с пяти!), теперь уж одиннадцать, а поезд, слыхать, раньше двенадцати не придет. На то и поезд, чтобы опаздывать. Даже когда он везет Ленина.

С четырех углов били снопами белого, слепящего света прожекторы. И в этом белом, недвижном огне багрели особо алым, особо ярким и живым светом красные, без числа, знамена. У подъезда вокзала коваными башнями грозились ижорские броневики.

Мариша сжала руку Ивану:

— Иван… До чего хорошо!

На платформе народу — гибель, как ни строг пропуск. Делегации от заводов, от полков, партийные комитеты. Стоит в строю отряд рабочей гвардии. Уже по-весеннему, на людях нет полушубков, несуразных ватных куртушек, наверное, потому они кажутся особенно стройными, молодыми и ладными, даже Егоров — старик, дружинник пятого года. Блестят начищенные винтовки. Перед фронтом Никита — бледный, глаза запали глубоко: в такой день — в первый раз командовать. После дела в ночь на шоссе, против самокатной казармы, не приходилось выводить отряд: не было боев — будни были.

Прошел мимо, к выходу, Василий, озабоченный. Озаботиться есть чем: до сих пор нет моряков. Питерским полкам, желавшим выставить почетный караул, отказали, потому что кронштадтцам обещано. Кронштадту по праву принадлежит преимущество, потому что в крепости, по существу, и сейчас уже только одна власть: Совет депутатов. Но если балтийцев не будет — неприятная получится история: питерцы законно обидятся. А матросы могут не прибыть: ребята из Петровского района говорили сегодня: льду по заливу наворочено — никакой ледокол не пройдет.

Но у Мариши и Ивана лица такие, что и Василий заулыбался невольно. Подошел.

— Заждались?

Марина только вздохнула. Полчаса — много ли… А кажется — вечность прошла.

Цветы пронесли: розы. Огромные, шипастые, красные. В цвет знаменам. Иван спросил:

— Кто подносить будет, товарищ Василий?

И перевел глаза с Василия на Марину, очень заметно, чтобы товарищ Василий понял намек. И Василий понял:

— Петроградский городской комитет.

А на площади все поют, поют. Ни на секунду не слышно ночи. И на платформе как днем светло: не от света, от лиц. У всех же такие, как у Мариши, Ивана, Василия.

Из-за вокзала накатом, раскатом донеслось ура. На перрон бегом, полным ходом вбежали матросы. Черные ленточки вьются по воздуху. Патронташи, винтовки со штыками. Бегут, как на штурм. И сразу от разгоряченных, молодых, здоровых, боевой радостью радостных лиц полыхнуло по затихшему ожиданием вокзалу бурей.

Василий, встречая, качает укоризненно головой. Боцман — плечи косая сажень, дудка яркая, на медной цепке через грудь — смеется, пожимая руку.

— Чего? Видишь, не опоздали… Как это может быть, чтобы моряк опоздал.

Никита со своими посторонился, дал место. Моряки построились. Оркестр — серебряные трубы — на фланге. Знамя.

— Идет!

Сразу замерли ряды. Бегом пробежал комитетский, красная повязка на рукаве. Махнул.

— Дальше, дальше, вперед, товарищи! Товарищ Ленин в первом вагоне, в самом переди.

Уже отдувался паром на завороте черный грудастый паровоз. Перед шеренгой матросов — четкая по застылому тихому воздуху прозвучала команда.

— Смиррно! На кра-ул!

И тотчас Никита крикнул своим, по-командирски отступая на шаг, лицом к фронту:

— На кра-ул!

Взметнулись, выравниваясь, винтовки. У матросов — по нитке. И глаза у всех, всяким строевым уставам вопреки, без команды, в сторону, вперед, к одному месту.

С площадки первого вагона в сбившуюся у подножки толпу сходили люди. Быстро.

Толпа колыхнулась, в раздвинувшейся, сразу открывшейся просеке увидела Мариша — и сразу узнала, хотя ни портрета, ни рассказа, какой он, ни разу не слышала… Он, наверно! Лоб высокий, под сдвинутой шляпой широкие, крепкие скулы, лучики тонких морщинок у быстрых пристальных глаз. На секунду только мелькнуло перед глазами. И — на всю жизнь.

Василий подошел. Ленин обнял. Василий же давний: с искровских еще времен. Обнял так хорошо, так просто, что у Мариши выступили слезы.

— Сюда, Владимир Ильич… К почетному караулу. Матросы просили обязательно: хоть несколько слов.

Ленин повернул к гремящим с