Побег от соблазна, или Встретить Его и не узнать! (СИ) [Елена Михайловна Бурунова] (fb2) читать онлайн

Побег от соблазна, или Встретить Его и не узнать!

ГЛАВА 1. Два мира в одном

Наверное, яркое воспоминание — это мама. Её лучезарная улыбка, ве-сёлый смех, тёплые руки, нежные объятия. Это всё наша мама. И я помню её такой.

Матушка родилась на плантации близ Сент-Огастина. Дочь надзирателя и любовница хозяина. Вся её недолгая жизнь прошла в доме господина и в его постели. Когда говорят о возлюбленных, имеют в виду любовь.

Но в рабстве нет святого чувства. Мою мать господин Эдмунд не любил.

Он владел ею, как легкодоступной вещью.

Для мужчин рабство выгодно. Не нужно тратиться на подарки и ухажи-вания. Не надо читать стихи и петь романсы. Достаточно приказать раз-деться собственности, и всё. Для женатых плантаторов рабыни просто на-ходка. Их жёны не воспринимали любовниц — рабынь угрозой семейного счастья. Ревновать к чернокожей женщине ниже их белого достоинства.

Они не устраивали ссор своим любвеобильным мужья. Белые жёны срыва-ли злость на безвольных рабынях.

Хозяйка орёт и хлещет тебя по щекам за то, что ты нерасторопная лен-тяйка. И только ты знаешь причину её недовольства. Её муж вчера в своём кабинете оказывал тебе своё хорошее расположение. Владел тобою.

В чём твоя вина? Ты родилась красивой рабыней, и тебя захотел твой хозяин. А ты должна быть кроткой, услужливой, верной рабой. И даже твои дети, рождённые от хозяина, будут рабами.

Я была не единственным ребёнком своей матери. За годы в постели хозяина мама произвела на свет девять детей, но выжила только я. Она не успевала разродится и схоронить дитя, как хозяин старательно заделы-вал ей очередного. И так до самой её смерти.

Все дети боятся потерять мать. Мы не можем представить себе жизнь без любимого для нас человека. Она необходима нам, ведь без неё наше существование в этом мире было бы невозможным.

Я ужасно боялась нашего с ней расставания.

Ещё будучи совсем маленькой, я стала свидетельницей самой жуткой и жестокой сцены. Из рук чернокожей рабыни вырывали ребёнка. Маленького мальчика. Он был не старше меня. Совсем кроха. Держась за вопя-щую мать, малыш плакал, а один надсмотрщик, схватив за ноги, тянул его к себе. Мать пыталась удержать своё дитя, но пришёл другой надсмотрщик. Он размахнулся и ударил кнутом рабыню. Кожаная бечевка разорвала и так худую ткань на спине женщины. Пройдя, оставила ярко-красную полосу.

Мой детский разум не сразу понял, что это кровь. И только когда мужчина с кнутом повторил, а рабыня, взревев от боли, разжала руки, я закрыла глаза, именно в этот момент я испытала сильнейший страх потерять

3 маму.

До меня донёсся хриплый голос бившего рабыню:

— Расплодились нигеры!

Сына той рабыни бросили в клетку, как животное. Торговец закрыл на замок и двинулся дальше собирать по плантациям свой товар. Рабыня попыталась бежать за повозкой, но кнут догнал её быстрее, чем она успела сделать шаг. Итак, он терзал тело женщины, пока телега не скрылась за поворотом. Она не кричала, как минуту назад. Эта женщина лежала на пыльной дороге и вздрагивала от каждого удара. Её тело походило уже на кровавое месиво, но надсмотрщик не останавливался. Он всё бил и так горем убитую мать.

Они считали, что мы не умеем любить и все наши порывы обычные животные инстинкты. Стоит забрать у нас дитя, и мы тут же, как кошки, за-будем о нём. Родим другого. Потом ещё одного и ещё. Итак, пока будем в состоянии рожать новых рабов для господина.

В тот день я бежала к матери в господский дом. Я так быстро бежала, боясь, вдруг этот торговец вернётся, и заберёт меня. Мне, казалось, что рядом с мамой я в безопасности. Она никогда меня не отпустит, даже если её так же сильно будут бить, как ту рабыню.

Какой наивной я была тогда. Не торговца следовало мне бояться, а то-го, кто продавал. Моего отца.

Я босыми ногами вбежала через чёрный ход на кухню. Хорошо помня, что мама говорила о доме белых господ. Нам нельзя заходить туда без позволения. За ослушание последует наказание. Но я тогда совсем не думала об этом. Я хотела увидеть мать и прижаться к ней. Я хотела укрыться в её руках от преследующего меня страха быть оторванной от мамы.

Она стояла и взбивала тесто для пирога. Скоро обед и наши хозяева соберутся в столовой. Блюда должны быть готовы в срок иначе кто-нибудь обязательно ответит за промедление.

Я бежала по кухне, маневрируя между телами рабынь. Среди серых одинаковых платьев домашней прислуги я быстро отыскала мать.

— Мама! — кричала я, влетая в неё, — Мама не отдавай меня злому дяде!

От неожиданности у матери выпала миска из рук. Звук бьющейся посу-дины заставил всех остановиться на мгновение. Рабыни смотрели на меня, обнимающую материнские ноги.

— Мэг, если любимого пирога масы Эдмунда не будет на столе, ты от-хватишь плетей! Ясно? — зло крикнула рабыня — экономка.

Я не любила тётушку Тару. Она всегда ходила, задрав нос как можно выше, считая своё положение в доме хозяев самым привилегированным.

Тётя Тара говорила, что на ней держится весь дом. Без неё белые и дня не проживут, потому что только она способна всё и всех проконтролировать. И хозяин очень любит её. Тара же была его кормилицей. Но мы-то отлично знали, она для них чуть дороже гончего масы.

4

— С масой Эдмундом я уж как-то сама разберусь, — огрызнулась мама.

Тётя Тара завернула, как обычно, свой нос и устроила нагоняй другим рабыням. С моей матерью она особо не ругалась. Кормилица хозяина знала о связи моей матери с Эдмундом.

— Ну, что случилось? — спросила мама, опускаясь на колени.

— Злой белый дядя забрал ребёнка у тёти, — плакала я.

Она обняла меня. Тёплые руки мамы гладили спину, а губы целовали мокрые от слёз щёки.

— Перестань, милая, — успокаивала она, — тебя никто не заберёт.

— А надсмотрщик бил её, — я расплакалась, представив маму на месте той рабыни.

— Меня бить нельзя, и тебя никто не заберёт, Лили, — руки мамы уже обнимали мои щёки.

Я смотрела в её глаза. Они мне показались такими искрящимися, как капельки утренней росы. Моя мать пыталась сдержаться и не расплакать-ся. Она не хотела меня напугать. Лучше чтобы маленькие дети не знали, что в этом красивом мире, куда они пришли есть боль и горе. Мама старалась, как могла оградить меня от этой жестокой жизни раба.

Когда я узнала о своём рабском положении — мне было шесть лет.

Очень поздно для такой правды. Многие чёрные дети уже к трём знали, что они собственность. А я жила и не знала об этом. Я бегала за бабочка-ми. Я не собирала хлопок на плантации, как другие дети. Я ела вкусные блюда, приносимые матерью из дома. Я ела их и не догадывалась, что это всего лишь объедки с господского стола. Куски поощрения, брошенные нам, как собакам. Я не видела, как хлещут провинившихся рабов кнутом.

Мама не водила меня на расправы. А для всех это зрелище было обяза-тельным. Так сказать, поучающим и в назидание другим. Я не слышала сто-нов рабов в холодных ямах. Не видела беглецов в колодках. По прихоти хозяйки все наказания проводились за домом на конюшнях. Её впечатли-тельная натура не могла выносить жестокости.

Я узнала о рабстве в день, когда у матери забрали дитя. Первые шесть лет своей жизни я была счастливым ребёнком. Почти таким же, как белые дети моего отца. Но в тот день, прижавшись к матери, я услышала самую страшную правду от тёти Тары.

— Когда надоешь масе, пойдёшь собирать хлопок на плантацию и ублажать надсмотрщиков. Они уж точно не будут с тобой так обходительны, как хозяин. И твою девку он тоже продаст. Вон, какая красивая.

За неё много заплатят. Хозяин наш христианин и с ней не возляжет, когда девка распустится, — злобно пробурчала Тара.

Моя мама встала. Выпрямилась во весь рост. Её руки сильнее прижали меня к себе.

— Заткнись, старая ведьма! — прорычала мать.

Её голос напугал меня сильнее, чем слова тёти Тары. В голосе моей матери было столько злости и ненависти, что придавали ему некое звериное

5 звучание. Она, словно загнанная в угол собака, рычала и скалилась на экономку.

— Правду никто не любит, Мэг, — ехидно сказала Тара. — То, что ты снова забрюхатела от масы, особенной тебя не делает. Ты рабыня и девка твоя рабыня. Не забывай это.

Так, я узнала о своём рабстве. Весь день я держала маму за подол платья, боясь потерять. Даже зашедший маса, не заставил меня отпустить край её платья.

Когда он вошёл все замолчали. Я ощутила их страх перед ним. Опустив глаза в пол, рабыни ещё старательней готовили. Мама прятала меня от глаз Эдмунда за пышным подолом платья. Маса не разозлился, увидев меня на кухне. Мой хозяин скупо улыбнулся и потрепал меня, как соба-чонку, по голове. Мне шесть лет и это была моя первая ласка, которую я удостоилась от родного отца. Я и раньше видела его. Он чаще всего проходил мимо, не замечая девочку, прячущуюся за деревьями его сада. Иногда наши глаза встречались. Я резко дёргалась назад и бежала без оглядки.

А он продолжал свой путь. Прибегая в нашу с мамой лачугу, я пряталась.

Меня тянуло к нему, и я ужасно боялась его. Наблюдая, как он возится со своей белой дочерью, я представляла себя на её месте. Какое же это счастье, когда у тебя есть любящий отец. У меня он был. Я видела и слышала его, но ближе чем на этой кухне папа ко мне никогда ещё не был.

Поначалу я приставала к матери с глупыми детским вопросами:

— Почему мы не с папой?

— Почему не мы живём в его доме?

— Почему он не любит нас так, как их?

Мама вздыхала и вместо нужных мне ответов, обнимала меня. Наверное, ей было тяжело говорить об этом. Не знаю, любила ли она его? И вообще, возможно ли искренне любить своего хозяина?

Моя мать была очень красивой. Настолько красивой, что ей завидова-ли. Её ненавидели за эту красоту и проклинали. Никто не хотел общаться с ней. Даже у рабов есть друзья, но мою мать обходили стороной. Считая её любимицей хозяина, а значит, некой предательницей. Будто у неё был выбор. Любить господина или не любить. Единственным близким человеком у неё была я.

Мои бесконечные «почему» прекратились, когда глаза моей матери закрылись навсегда. Её сердце остановили тяжёлые роды. Мой брат не прожил и нескольких минут. Той ночью десятилетняя девочка повзрослела. Я

боялась, быть проданной и потерянной для неё. Боялась никогда не увидеть добрые светящиеся любовью мамины глаза. Страшилась не почув-ствовать её руки на своём теле. Я страшилась злого дядю, забирающего детей. Он приходил ко мне в кошмарах каждую ночь. Я просыпалась в по-ту и слезах. Прижималась к матери, но всё равно не могла уснуть до утра.

Я думала, стоит закрыть глаза и это кошмар снова вернётся. Господи, я боялась не того. Мои детские страхи обрели другую реальность. Не меня за-6 брали у неё, а её у меня забрал очередной ребёнок Эдмунда.

Над могилой матери раб-пастор прочитал молитву. Пропели и ушли.

Тоже мне событие. Ещё одна рабыня ушла в мир иной. Никому до этого не было и дела. Я стояла возле насыпанного холмика, под которым лежала моя мать, и плакала.

Самого утра шёл ливень. Мои слёзы терялись в этом потоке воды.

«Жаль, что я так не умею плакать, как небо», — думала я, сжимая маленький букетик цветов.

Мне только исполнилось десять лет. Совсем ребёнок, но не для рабства. Детство у невольников заканчивалось, как только они начинали ходить и говорить. Уже в четыре года маленькие рабы помогали родителям на плантациях. Выполняли работы в господских домах. Меня не коснулась эта повинность. Пока была жива мама, она оберегала меня. Отдава-ясь по первому же требованию масе, обеспечивала мне лучшую жизнь.

Но, теперь мамы нет. Как со мной поступит человек, которому я обязана рождением? Заберёт в свой красивый дом? Или отправит на плантации под палящее солнце? А может, как сказала Тара, продаст. Но, как бы он ни поступил со мной, так больно мне уже никогда не будет. В этом мире я осталась совсем одна.

ГЛАВА 2. Дом хозяина

Ближе к вечеру прекратился дождь, а серые сумерки медленно покрывали мокрую землю. Я всё ещё стояла у могилы матери. Мои босые ноги увязли по щиколотку в грязь. Платье мокрой тряпкой прилипало к коже. Я

то и дело вздрагивала не то от слёз, не то от холода. Прижимая к груди маленький букетик, я никак не могла решиться возложить его на могилу.

Почему-то ещё в детском сознании был страх, если я положу букет, то стоять тут уже не нет смысла. Мне придётся уйти. Но куда? В старую хижину?

Без мамы она опустела и стала чужой.

Стоя там, я словно чего-то ожидала. Как будто ещё один час возле могилы матери что-то поменяет в моей жизни. Я терпеливо ждала неизвестности, а дождалась роковых перемен.

На моё детское худенькое плечико опустилась тёплая рука. Я не слышала, как он подъехал. Не слышала, как спешившись, подошёл ко мне. Я

витала где-то в прошлом. В днях, когда ещё была жива моя мама. От его неожиданного прикосновения я не вздрогнула. Только повернулась. Подняв голову, посмотрела кто это.

Не знаю, любил ли хозяин мою мать. Но в тот вечер даже сумерки не смогли скрыть боль в глазах масы. Мне хочется думать, что его чувства

7 к рабыне были искренне, иначе быть не могло. Не каждый рабовладелец поступил бы так на его месте.

— Идём, Лили, — спокойно сказал он.

Я ждала, что отец возьмёт за руку. Только он ограничился словами «идём, Лили». Он позвал, и я, положив цветы на могилу, пошла за ним. Пошла за человеком, кому принадлежала моя жизнь с самого моего рождения.Отец вёл лошадь, а я, чуть переставляя замёрзшие ноги, плелась за ним.

Проходя по посёлку рабов, я хорошо ощущала на себе их взгляды.

Они, словно камни, летели вдогонку. Для рабов я была таким же изгоем, как и моя мать. Сначала хозяин присмотрел для себя Мэг и забрал её в свой дом. Теперь этой привилегии удостоилась её дочь. И никто из них не догадывался, как сильно я не хотела идти за ним в этот проклятый дом.

В дом белого господина, где моя мать зачинала каждый год детей, медленно убивавших её.

В господский дом я вошла через парадный вход, оставляя за собой грязные следы. В холле нас встретила Тара. Улыбаясь хозяину, на меня она бросала недобрые взгляды. А увидев грязь от моих ног на полах, натёртых до блеска, зло вытаращила чёрные глазищи.

— Тара, отмой девчонку и одень прилично, — приказывая экономке —

рабыне, отец не глядел в мою сторону. — Она будет компаньонкой для мо-ей дочери Изабель.

Я компаньонка для Изабель, его дочери. Как будто я не его дочь. Эти слова глубоко ранили мою ещё детскую душу.

— Да, хозяин! — присаживаясь в реверансе, сказала Тара.

Её толстые руки тут же потянулись ко мне. Больно сжав плечи, она ута-щила меня из холла. По пути приказывая двум рабыням вымыть пол.

Я не первый раз сидела в лохани. Мама часто купала меня, нежно на-терая кожу мыльной тряпкой. Тара же скребла так, что казалось, после ку-пания я останусь вовсе без кожи.

Она мыла и ворчала.

— Зачем он притащил тебя? Лучше бы продал. Хозяйка недовольна, —

она тяжело вздохнула и, сжав рукою мой подбородок, подняла его кверху. — Красивая. Какая же ты красивая. Не быть тебе счастливой, Лили.

Твоя мать передала тебе своё проклятие. Красоту.

Она цокнула языком, вертя моё лицо.

— А мама сказала, что я буду самой счастливой, — не выдержала я.

Мои первые слова за весь день и в защиту самой себя. Раньше это делала мама.

Глядя на удивлённую Тару, я решила, что никому не позволю унижать меня и говорить мне гадости. Я не буду, склонив голову, молчать. И я не страшусь злую экономку.

— Если для твоей матери было счастьем рожать детей от масы каждый

8 год, то она была самой счастливой рабыней, Лили, — буркнула Тара, выли-вая на меня кувшин с холодной водой.

Я резко встала в лохани, расплескав воду. Самый первый подзатыльник прилетел мне от Тары. Это было неожиданно и очень больно. За десять лет меня ни разу не ударили. Мама никогда не била меня, говоря, что я самая послушная девочка на свете. А тут какая-то злая тётка бьёт меня.

Мои глаза от обиды защипали, но слёзы так и не выступили. Наверное, я выплакала всё на могиле матери. Единственное, что я смогла, это также зло посмотреть на обидчицу.

Тара кинула мне простынь.

— Вытирайся! — рявкнула она.

От её грубого голоса я даже вздрогнула. Вот жестокая женщина. Как ей вообще доверили когда-то смотреть маленького масу Эдмунда. Её близко подпускать к детям нельзя.

Пока я вытиралась, косо смотря на злую Тару, в комнату вошли две рабыни. Они принесли мне одежду. Не успев закрыть за собою двери, рабыни продолжали обсуждать вполголоса хозяина.

— Видно, Мэг и после смерти держит хозяина за яйца, — шептала одна.

— Да, раз он притащил её в дом. Хозяйка уже рвёт и мечет в кабинете, требуя, избавиться от ублюдка, — хохотнула вторая.

Их перешёптывания прекратил грубый голос Тары:

— А ну, заткнитесь! А то плеть покажет, кто кого держит за яйца!

Те притихли, опустив головы. Тару в доме боялись. Через неё хозяева общались с рабами. Она раздавала приказы от господ и зорко следила за их исполнениями. Чернокожая экономка даже контролировала наказания за провинности. Жестокая и железная Тара.

— Дайте мне одежду, — вырывая из их рук, сказала Тара, — Заняться нечем? Почистите столовое серебро!

— Мы вчера его только начистили, — в один голос возмутились девушки.

— Ещё раз начистите или мне на конюшни вас отправить? — пригрози-ла экономка.

После таких угроз рабынь и след простыл.

Тара принялась меня одевать.

Моё первое платье. Это нерабская униформа. Не груботканая юбка.

Это был настоящий шёлк.

Голубого цвета платье, ленточки в тон и мягкие туфельки с бантиками.

Шёлковое платье нежно ласкало тело, а вот с туфлями вышла неприят-ность. Они были узкие, и сильно стискивали мои ступни. А стоило мне встать, как давящая боль расползалась по ногам.

Я простонала, переминаясь с ноги на ногу.

— Привыкай! — сказала Тара, заметив мои страдания. — Здесь, Лили, босыми ногами не ходят.

Взяв за руку, она помогла мне сделать несколько шагов по ванной ком-9 нате. Каждый раз, качая недовольно головою.

— Не знаю, что маса Эдмунд обещал твоей матери, — Тара тяжело вздохнула, — но в его дом ты входишь не рабою. Зря! Ой, зря, он делает это, — сложив руки на своём большом животе, говорила она. — Он пока-зывает тебе мир, от которого потом будет сложно отвыкнуть. Ты не белая, Лили. Ты рабыня и никогда не забывай об этом. Твоя мать забыла и вот результат. Где она? Нельзя любить своего хозяина. Это грех.

Закончив учить своей рабской науке, она взяла меня за руку и повела в кабинет хозяина. Я плелась за ней, не осмеливаясь поднять глаз. Туфли жали, но самое ужасное это тугая причёска. Тара очень сильно собрала мои волосы и перевязала их лентой, что я почувствовала, как натягивается кожа на лбу. Проходя мимо большого зеркала в холле, я мельком посмот-релась в него. В нём был непривычный мне образ Лили. Из зеркальной глади на меня смотрела настоящая белая леди.

Моя кожа имела поразительный контраст с угольной кожей Тары. И ес-ли, честно, я больше походила на белую девочку, чем негритянку. Даже волосы светлее и не так кучерявятся. Неудивительно, что меня считают чужой среди рабов. Теперь я и вовсе буду для них белой.

Когда мы вошли, господин Эдмунд сидел за своим столом, а его жена, расхаживая взад и вперёд, махая руками, кричала. Наше появление нисколько не угомонило её. Она, кинув взгляд в мою сторону, ещё больше заревела:

— Ты разрешил ей надеть одежду нашей дочери?! Ты сошёл сума!

Она же чёрная! Она рабыня! Откуда тебе знать, кто на самом деле её отец!

Они же совокупляются, как животные!

— Заткнись, Джейн! — стальным голосом приказал муж.

Джейн резко обернулась. Весь её вид выражал злобу и негодование.

— Ты оскорбляешь меня, Эдмунд! — прошипела она сквозь зубы. — Я

закрывала глаза на твои шашни с Мэг, но её ублюдка не потерплю в своём доме!

Хозяин Эдмунд резко встал и, упёршись руками в стол, посмотрел на разъярённую супругу.

— Это мой дом. Он принадлежит моей семье уже два столетия, и я буду решать, кто будет жить в моём доме, — его голос был холоден, как и он сам.

Госпожа Джейн и так всегда бледная, а тут её кожа стала белее хлопка на плантациях её мужа. Приложив руку к тяжело дышащей груди, она выбежала из кабинета. Пышная юбка Джейн, как пощечина, пролетела по моей щеке, заставив закрыть глаза. Открыла я их, только когда хозяин сама подошёл ко мне.

Его рука обожгла мне щёку.

— Ты будешь жить в моём доме, Лили, — он говорил, а глаза бегали по моему лицу. — Я не могу признать тебя официально, но прав дочери не лишаю. Ты получишь подобающее воспитание для леди, а когда придёт

10 время, я выберу тебе подходящего мужа.

Не выдержав такого пристального взгляда, я опустила глаза. Я смотрела на его камзол с позолоченными пуговицами, лишь бы не встречаться с голубыми глазами масы.

— Спасибо, хозяин, — прошептала я.

Его горячая ладонь погладила меня по волосам.

— Не хозяин, Лили, а отец, — поправил он меня.

Я сотни раз представляла себе наш разговор на тему отцовства, но в моих мечтах это было не так. Он не был скуп на слова и объятия. Хо-тя, что я знала о своём отце? Ничего. Я знала его, как строго хозяина. И отцом я ещё долго не смогу его называть.

— Ты похожа на свою мать, — всё ещё гладя мои волосы, говорил он, —

очень похожа.

Потом маса Эдмунд вернулся за свой письменный стол, и, шурша бумагами, принялся за работу. Тара увела меня в мою комнату.

Вот и вся аудиенция моего отца мне. Он сообщил мне о правах дочери, коснулся щеки и волос, сравнил с любовницей. Я вошла в его дом, как белая, но мой статус рабыни никто не отменял. Освободительные документы отец подписал в день смерти моей матери. Жаль, что я узнаю о них только в день его смерти, а увижу в день, когда меня продадут.

Жена Эдмунда возненавидела меня сильнее, чем ненавидела мою мать. Её гордость была задета. Муж притащил в дом своего ребёнка нагу-лянного на стороне. И всё бы ничего, только моей матерью была чёрная рабыня. Все соседи смаковали скандал в семействе Дарлингтонов. Госпожа Джейн считала меня виновной, что их временно бойкотировали в обществе плантаторов.

А вот мой отец несколько не скучал по сборищам лоботрясов и зазна-ек. Ему хватало дел на плантациях.

Скандалы имеют особенность будоражить умы, но и также быстро за-бываются. Через несколько месяцев случился новый скандал. Дочь плантатора забеременела от чернокожего раба и все забыли о незаконнорожденной дочери Эдмунда Дарлингтона. Джейн опять возобновила свои поездки на приёмы в Сент-Огастин и на балы к соседям.

Всё меняется, забывается и проходит. Но только не для меня. Моя жизнь в доме отца не была счастливой. За фасадами роскошного дома скрывались самые неприглядные тайны.

11

ГЛАВА 3. Госпожа рабыня

Я вошла в дом своего отца не рабыней, но и не свободной. По крайней мере, я не знала, что уже свободна. Я даже не знала, что такое свобода.

И что с ней делать с этой свободой. Мой мир был ограничен плантацией отца. Смотря за горизонт, когда вставало или садилось солнце, я видела только край земель, принадлежащих ему. Это было его королевство, где он абсолютный монарх. Властелин с правом миловать и казнить.

Я была свободной, и я была его. Его дочерью, которую он признал. Для всех домочадцев я была маленькая мисс Лили. Для гостей и друзей —

компаньонка Изабель или просто Лили. Для леди Джейн — черномазый ублюдок. Но всех их — рабов и белых, объединял один взгляд, который они бросали на меня, презрение. Я чужая для всех. Недостаточно белая и недостаточно чёрная. Я между ними. Я разрушила эту границу, соединив два мира в одном. Во мне…

У чёрных рабынь всегда рождались чёрные дети. Даже от белого. У белых женщин чёрные дети от негров. Позор этот не скрыть. Если белым мужчинам всё сходило с рук. Мужчинам всегда всё сходит с рук. Они же мужчины.

Ну, родила рабыня и что? Мало ли кто отец ребёнка. Ребёнок чёрный и они же, совокупляются, как животные. Белым женщинам чёрные дети не прощались. Чёрный ребёнок, как клеймо. И женщины в отличие от мужчин, переполненные чувством материнства, не могли отказаться от своего ребёнка. Она свободная, а ребёнок нет. Он сын раба! И обретёт свободу, только если хозяин даст её ему. Это так несправедливо, когда твой цвет кожи определяет статус в обществе. Чёрный — раб, белый —

господин, а я посередине.

Я сотни раз думала, почему он признал меня? Почему забрал в свой дом? Почему дал мне всё, что положено дочери белого господина? Он мог отказаться от меня, как другие белые на его месте. Но господин Эдмунд пошёл против принятых норм в обществе рабовладельцев. Он признал меня! И он не стеснялся моего существования! На все вопросы гостей и знакомых: «Кто это?», он спокойно отвечал: «Компаньонка моей дочери

Изабель и моя незаконнорожденная дочь Лилия».

Я не была его позором, но моё происхождение было позором для ме-ня. Дети, рождённые в браке неосвещённом церковью, носили на себе всю жизнь позор своих родителей. За любовь отца и матери мы расплачи-вались порицанием общества, словно это наша вина. Я часто слышала, что ублюдок — это отродье дьявола, у него с рождения чёрная душа. На мне грех моего незаконного рождения и за всю жизнь мне не замолить его. А я была ещё и дочерью чёрной рабыни. Греховно вдвойне!

Свой грех я не замаливала по воскресеньям в церкви, сидя на имен-12 ных скамейках Дарлингтонов. Я молилась, чтобы мама попала в Рай и отец жил долго, ведь я под его защитой. Пока он дышит, я сплю на белых простынях. Мой гардероб полон красивых платьев. Меня одевают по утрам и раздевают по вечерам. Меня купают. Я сижу за хозяйским столом. Я почти госпожа.

О! Этот стол! Когда я впервые села за него, леди Джейн воскликнула, возмущаясь:

— Я не буду есть с чёрной за одним столом!

Маса Эдмунд спокойно сказал, даже не оторвав глаз от тарелки:

— Хорошо, я прикажу подавать тебе в твою спальню.

Леди Джейн из своих покоев не выходила неделю. Но поняв, что никто не скучает по ней, соизволила всё же порадовать своим присутствием нас.

Её появление за обедом маса Эдмунд никак не прокомментировал, словно жена не бойкотировала его. Пришла и пришла. Ничего существенного не произошло.

С леди Джейн мы стали врагами. Она считала меня врагом! Меня — де-сятилетнего ребёнка, врагом! Я до жути её боялась. Боялась оказаться когда-нибудь в её власти.

Однажды она зашла в мою комнату и сказала:

— Не думай, что это твой дом. Эдмунд не всегда будет оберегать тебя.

Придёт время, и я сполна припомню тебе всё. Я припомню тебе и твою мать — шлюху. И то унижение, что я испытываю каждый раз, глядя на тебя.

Сказав это, она ушла, улыбаясь какой-то мерзкой улыбкой.

Леди Джейн мечтала, как расправится с ребёнком за страсть её мужа к чёрной женщине. Не мужа она винила, а меня. Эдмунда леди Джейн боялась как огня. При этом он никогда не поднимал на неё руку. Ему достаточно было просто посмотреть на жену, чтобы она заткнулась и ушла.

Я слышала от рабынь, что хозяин давно не спит с ней. Уже несколько лет. Врачи запретили леди Джейн иметь детей. Беременность и роды уби-вают её. Ценность женщины в середине восемнадцатого века в плодови-тости. Леди Джейн родила мужу сына. Молодому хозяину Кристоферу исполнилось семнадцать лет, и он служит в армии. Отец купил Кристоферу эполеты лейтенанта в кавалерийском полку Его Величества Георга третьего. Его дома не было больше года. После первых родов последовало три выкидыша, пока бог не дал им Изабель. Роды были очень тяжёлые. Леди

Джейн пролежала в родильной горячке несколько дней. Уже готовились к худшему, как больная пошла на поправку.

Между мной и Изабель год разницы. Господин Эдмунд быстро нашёл решение мужской проблемы. Жену ему заменила моя мать. Вот и бесилась леди Джейн, засыпая в одиночестве, пока муж развлекался с рабыней.

Мой отец недолго горевал и по маме. Через месяц молоденькая рабыня, купленная на рынке, уже грела его кровать по ночам. Девушка ничего не понимала на английском языке. Она родилась в Африке, попала к охот-никам за рабами, была продана работорговцам в Конго, пересекла океан

13 на корабле, прежде чем маса увидел её на рынке в Сент-Огастине. Он дорого за неё заплатил. Девушку звали Ия. В день её покупки, Ию крестили и нарекли Марией. Только Ия наотрез отказывалась отзываться на христианское имя. Гордая и непокорная Ия. Она не захотела рожать масе ублюдков и как только разродилась первым, задушила дитя. Рабыни говорили, что у Ии на рынке отобрали младенца. Она родила его на корабле. Хозяин покупал только хорошенькую рабыню, а не ребёнка.

Узнав об удушении своего ублюдка, господин приказал засечь до смерти детоубийцу.

В тот день мы с Изабель были в гостиной. Учитель мистер Кроу, заставлял нас музицировать. Но даже музыка не могла заглушить нечеловече-ские крики Ии, доносившиеся из конюшни.

Я цепенела от ужаса. Мои пальцы не слушались и игра в четыре руки на фортепиано не удавалась. Мистер Кроу больно бил по рукам указкой. Я

вздрагивала, но всё равно не могла играть. Изабель тоже вздрагивала, но продолжала играть. Моя сводная сестра до ужаса боялась матери.

И страх, что леди Джейн будет недовольна её успехами в музыке, был лучшим стимулом играть сосредоточено, не отвлекаясь на постороннее звуки.

Мой отец не мог долго без женщины. Сразу за Ией в доме появилась ещё одна Мария. Только в этот раз она была мулаткой, как и моя мать. Девушка красивая и умная. Понимая, что хочется хозяину, она давала ему это, но детей не рожала. Она прислуживала мне и однажды обмолвилась, что знает, как не пускать ненужных детей на этот свет. Я засмеялась, не ве-ря ей.

— Мисс Лили, главное вырвать из себя первое семя и больше в твоём животе не прорастет ничьё никогда, — серьёзно сказала она.

Жаль, что её знания мне пригодятся в будущем. Мария два года спала с Эдмундом, пока странная болезнь не убила её. Я подозреваю в этом ле-ди Джейн. Хозяйка отравила чёрную любовницу своего мужа.

Эдмунд загрустил. Он уже отправился в Сент-Огастин за чернокожей красавицей, как жена преградила ему путь.

Их крики слышали все домочадцы. Даже, наверное, на плантации.

Леди Джейн орала:

— Хватит выставлять меня на посмешище! Хватит спать с этими чёрны-ми грязными шлюхами! Ты унижаешь меня!

Он кричал ей:

— Я получаю от них то, что ты мне не в состоянии дать! Хвала богу! Он смилостивился надо мною, и твоё бесплодное чрево подарило мне сына и дочь! Всего лишь одного сына и одну дочь! Когда у моих друзей сыновей больше, чем ублюдков! Их жёны исполняют свой долг, рожая детей!

А ты не можешь ни рожать, ни ублажать меня! Бог тебя наказал за грех юности! Если бы я знал, что беру в жёны опозоренную девку, то никогда бы не женился на тебе! Ты совершила наивысший грех! Ты не сохранила невинность, отдавшись до брака рабу! И ты ещё будешь мне говорить

14 об унижении?! Заткнись! И скажи спасибо, что не вернул тебя отцу после брачной ночи! Ни одни богатства твоего приданого не очистят тебя!

Потом раздались надрывные рыдания. Хлопок двери. Леди Джейн осталась плакать в кабинете, а господин Эдмунд уехал в город. Вернулся отец через пять дней. И вернулся не с хорошенькой рабыней, как обычно, а с гувернанткой для меня и Изабель. Сказал, что девочки уже большие и им нужна гувернантка, а леди Джейн плохая мать. Если честно, она и ей не была. Приёмы занимали всё её свободное время. Изабель даже как-то сказала, что если бы её забирали у матери, то она бы и не расстроилась.

А может и не заметила, что дочери больше нет рядом. Да, мне с матерью повезло. Мама меня очень любила.

Нашей гувернанткой стала мисс Луиза. Но, мисс Луиза, больше занималась своим работодателем. Её крики и стоны будили всех по ночам. Она была не гувернанткой, а куртизанкой. Маса платил ей за любовь. Если это вообще можно назвать любовью.

Единственно чему научила нас гувернантка Луиза, это танцам. Танцам, которые не приняты в приличном обществе. Леди Джейн об этом не знала.

Знай, она, чему учит любовница мужа её дочку, пока отдыхает от постели неутомимого Эдмунда, убила бы её.

Луиза была милая. Правда, милая! Она одна смотрела на меня без пре-зрения и даже искренне улыбалась. Ещё наша порочная гувернантка любила песенки. Несколько даже спела нам. Конечно, эти песенки не для ушей маленьких девочек, но мы над ними очень смеялись. С ней было весело. Луиза покинула наш дом, сразу после смерти своего любовника. Она даже пыталась выкупить меня у леди Джейн, но та, ненавидя меня и белую любовницу мужа, не стала слушать. Просто приказала выкинуть наглую куртизанку на улицу. Но и это не сломило и не унизило Луизу. Выкрикивая самые пошлые ругательства о леди Джейн, она гордо ушла по дороге в Сент-Огастин.

Изабель. Моя сводная сестра Изабель. Мы с ней быстро подружились.

Она первая пришла ко мне. Я сидела на кровати и рассматривала комнату, в которой теперь буду жить. Изабель тихо вошла. Мы встретились глазами и она улыбнулась.

— Мама сказала, что ты чёрное исчадие ада и ублюдок отца от рабыни.

Папа сказал, что ты моя сестра, — улыбаясь, говорила она.

Я ничего не ответила и отвела взгляд в сторону. Изабель подошла ко мне. Села на краешек постели. Её руки коснулись моих, сложенных на коленях ладоней. Я чуть вздрогнула. В первый раз ко мне прикоснулась белая девочка и моя сестра.

— Знаешь, мама не права, — тихо шептала она. — Только не говори ей об этом. Она прикажет меня выпороть.

Я снова посмотрела на неё. Это было для меня новостью. Я думала, по-рют только чёрных. Оказалось, что и белым тоже достается.

— Не скажу, — пообещала я.

15

Так мы и стали сёстрами. Всегда вместе. Всегда рядом. Мы обе боялись темноты и каждую ночь, бежали друг к дружке в спальню. Встречаясь посередине коридора, тихо хохоча, шли спать. Изабель подтянула меня по всем дисциплинам и уже через два месяца я свободно читала, писала, считала. А музыка мне давалась с лёгкость. У меня оказался природный врождённый талант к музыке. Я могла без нот подобрать на слух мелодию на фортепьяно. С французским мне было сложнее. Но опять же с моей сестрой я понемногу смогла выучить этот язык. Только в отличие от Изабель, я говорила с акцентом.

С рабами у меня было всё сложно. Они мне прислуживали, но не с таким рвением, как белым хозяевам. А после того как выпороли конюха

Джима, они и вовсе не разговаривали при мне. Игнорируя, молчали, пока я их не спрошу или не прикажу что-нибудь.

Конюх Джим учил Изабель ездить верхом.

Мы осваивали искусство верховой езды на пони по кличке Пятнышко, пока отец не купил нам покладистых кобыл. Джим назвал меня черномазой. Это услышала Изабель, и зло накричала на раба:

— Она дочь твоего хозяина и моя сестра! И черномазый здесь только ты!

На следующее утро Джима выпороли. Изабель пожаловалась отцу, а виновата я.

Мой отец такой противоречивый. Белые считали его человеком чести, но не лишенным некого бунтарского духа. Рабы — жестоким, но справедливым. Жена — прелюбодеем. Кристофер — скупым на деньги и чувства родителем. Для Изабель он был самым лучшим человеком на земле. А я? Я

тоже стала так относиться к отцу, как моя сестра.

С годами я понимаю, почему я росла с мамой в хижине и только после её смерти он забрал меня к себе в дом. Эдмунду была присуща любовь к своим детям, независимо от кого они были рождены. От белой или чёрной женщины. Я думаю, что если бы я родилась не со светлой кожей, он всё равно забрал бы меня к себе. Он просто не хотел расстраивать мою мать, зная, как она любит меня.

Его любовь я почувствовала только в его доме. Мне никогда не дарили подарков. Мама дарила. Я думала, что это её подарки и только повзрослев, я поняла, что их передавал мне отец. У рабов нет денег и нет возможности что-либо купить. Всё что у них есть — это принадлежит хозяину. Так что все ленточки и отрезы материала на платья, дарил мне отец. А когда я поселилась в его доме, мои подарки стали ощутимей и богаче. Платья, ленты, туфли, украшения.

Он исполнял любые желания Изабель, поэтому ей было проще топать ножкой и кричать: «Я хочу!». Я так не могла. Я ничего у него не просила. Я

попрошу только один раз. Один-единственный раз и не для себя. Я буду с ним диковата и застенчива.

Отец возвращается с плантаций, не успевает спешиться, как Изабель

16 летит в его объятья с криком: «Папочка!». Я иду не спеша, опустив голову.

Он обнимает её, а меня тянет к себе в объятья сам.

Отец часто брал нас в Сент-Огастин за покупками. Моя сестра бегает по всем магазинам, требуя всё, на что попадается ей на глаза. Я хожу рядом и молчу. Он покупает мне сам. На своё усмотрение. Лишь однажды я задержалась на миг у витрины с очень дорогой фарфоровой куклой. Она была такая красивая, что невозможно было оторвать от неё глаз.

Рука отца легла мне на плечо, как когда-то на похоронах матери.

— Она тебе нравится, Лили? — спросил он.

— Да, — тихо ответила я.

Отец ничего не говорит. Он просто заходит в магазин и покупает её для меня.

Эдмунд был самым лучшим отцом для дочерей, но не для сына. К сыну

Кристоферу он относился очень строго и требовательно. Всё что сходило дочкам с рук, сыну он не позволял. Маса считал: только девочки имеют право быть легкомысленными и глупыми, у мальчиков такого права нет.

Они будущие отцы семейства. От них будет зависеть семья и её благополучие.Узнав о карточных долгах сына, он отказался их оплачивать.

— Я не для этого купил ему эполеты, чтобы он проматывал мои деньги, играя с такими же дурнями, как он! — кричал Эдмунд, комкая письмо сына.

Кристоферу пришлось продать породистого скакуна. Леди Джейн тоже раскошелилась, чтобы помочь любимому сыночку. Она тайком от мужа за-ложила свои драгоценности. Когда Эдмунд узнал об этом, был страшный скандал.

— Ты тратишь деньги на Изабель и своего ублюдка Лили, в то время как наш сын должен влачить жалкое существование в нищете! — кричала леди Джейн.

— Пусть отправляется служить в военный форт на севере! Там довольствие за счёт королевской казны, заодно и уму наберётся, воюя с дикарями. Я выкупил твои украшения, но ты их не получишь. Я разделю их между

Изабель и Лилией, как приданое, — спокойно сказал Эдмунд.

Леди Джейн рвала и метала, но уже в своей комнате. Сорвалась на нескольких рабынях, отхлестав их по лицу. Разбила все статуэтки и разорвала скатерть на столике для чаепития. Муж на привычные выход-ки жены опять не обратил внимания. Он развлекался с нашей гувернанткой.Чем больше я жила в его доме, тем сильнее привязывалась к нему. Он был рабовладельцем. Жестоким и справедливым. Он был типичным представителем высшего общества в колониях Америки. Твёрдо уверенным, что мир должен быть устроен так и не иначе. Мир, где существует две про-слойки населения: хозяева и рабы. Благородные господа и простолюдины.

У каждого своё место под солнцем. Его место — это земля, которую полу-17 чил его прадед за верную службу Его Величеству Карлу второму, в колониях Англии в Новом Свете. Он гордился своими английским родовитыми предками и родственниками. Но, не смотря, на все его достоинства, быть его рабой я бы не хотела. Меня ждала бы участь всех его красивых рабынь. Постель.

Слава богу! Мне повезло родиться его дочерью. Даже незаконнорожденной, я была его родной кровью и плотью, которой он не стыдился. Никогда.

ГЛАВА 4. Лука

На мой шестнадцатый день рождения отец взял меня собой в Сент-Огастин. Мы выехали с рассветом, чтобы добраться до города к полудню.

Я спрашивала:

— Почему еду только я? Почему не берём Изабель?

Он улыбался отвечая:

— Так надо. Изабель соня и рано встать не сможет.

Я была так горда, что отец взял только меня. Прижавшись к нему в экипаже, я закрыла глаза от счастья. Мой отец. За эти шесть лет я очень сильно полюбила его. И мне, казалось, что я всегда жила с ним в его доме. Ма-му я вспоминала, конечно. Часто ходила к ней с цветами. От того холмика, под которым лежала моя мать, не осталось ничего. Только высокое дерево напоминало мне, где искать её.

В дороге меня растрясло, и отец прикрикнул на раба-кучера, чтобы он не гнал лошадей. В Сент-Огастин мы приехали не к полудню, а к обеду.

Отец помог мне спуститься с экипажа. Я взяла его под руку и он, похлопывая по моей ладошке, гордо вздёрнув подбородок, вышагивал со мной по улицам города.

Мужчины здоровались с ним и цеплялись за меня любопытствующими взглядами. Женщины улыбались отцу. Он был очень красивый и видный мужчина. Неудивительно, что каждая мимо проходящая красотка томно вздыхала. В толпе знакомых и простых зевак мы были интересны. Улыбки и восхищённые возгласы в лицо, за спиною сменялись шипением.

— Это его дочь от рабыни?

— А она хороша!

— Зато он глупец, что признал её!

— Нет, ну что вы! В ней чувствуется английская порода.

— Её мать точно чёрная?

И всё в таком духе. Я пропускала мимо ушей их слова. Главное, что отец мной гордился. Я уже пять лет называла его «папой» и так же, как

18

Изабель, бежала ему навстречу.

Не только я пропускала всё это мимо ушей. Отец тоже делал вид, что не слышит. Если честно, он был очень богат. Это богатство позволяло ему делать всё, что он пожелает. Его никто не мог прилюдно осудить или задеть. Боялись. Они только и могли, что шушукаться по углам, как крысы.

Я шла рядом с ним и улыбалась. Улыбалась не просто так. Мой отец приготовил мне сюрприз. Об этом он сообщил, когда мы въезжали в город.

Я хлопала в ладоши, как маленькая девочка, услышав об этом. Любой его подарок для меня был особенным, потому что подарен им.

Прогулявшись по бульвару и подразнив местную высшую знать, мы зашли к модистке мисс Ричмонд. Она была самой лучшей портнихой в Сент-Огастине. Её платья и шляпки шились по последним веяниям Парижской моды. Услуги мисс Ричмонд не все плантаторы могли себе позволить. Мой отец мог. Он одевался только у неё.

Мы зашли в магазинчик и колокольчик на дверях звякнул. Мисс Ричмонд появилась, словно ниоткуда.

«Она фея», — подумала я. Нигде нет дверей. Только ярко-голубые дра-пированные стены и шторы на огромных окнах. Их так много, но открыты только два, а лёгкий ветерок чуть покачивал небесного цвета ткань.

— Ах! Мистер Дарлингтон! — всплеснула она в ладоши, ослепив бело-снежными зубами. — Как я рада вас видеть вновь!

— Я тоже рад, моя дорогая мисс Ричмонд! — так же улыбнулся ей отец, уже поднося к своим губам её пухлуюручку.

— А это наша красавица, Лилия? — она пробежалась по мне своими голубыми глазами. — А вы были точны, когда говорили мне её размеры.

Мой отец снова улыбнулся, но в этот раз его глаза хитро блеснули, смотря на мисс Ричмонд.

Я засмущалась. Похоже, отца и портниху связывали не только заказы платьев.

— Идём, родная! — она потащила меня за руку. — Твоё бальное платье уже готово.

Я растерянно посмотрела на отца. Он кивнул в знак одобрения, мол, иди. Я пошла за портнихой. Голубые шторы разлетелись по сторонам и, за ними открылась комната для примерок, где две чёрные рабыни уже расправляли платье для меня.

Боже, как же оно было восхитительно моё первое бальное платье. Да-же лучше, чем у Изабель в прошлом году.

Когда моей сестре исполнилось шестнадцать, она дебютировала на ба-лу в Сент-Огастине, а я была дома. Я даже не мечтала, что буду иметь такую возможность. Леди Джейн говорила, зло ехидничая: «Черномазым ублюдкам там не место! Даже не мечтай, появиться в приличном обществе!». И вот мне сегодня шестнадцать, а завтра бал. Его даёт полковник

Фюргенсон в своём особняке.

Неужели и я буду на нём?! Не веря своим глазам, я обошла платье. Ра-19 быня подняла руки кверху, чтобы я лучше рассмотрела его. Другая рабыня отошла в сторону, не мешая мне ходить вокруг моего подарка.

— Оно моё? — не скрывая восхищения, спросила я.

— Конечно, милая! — довольно сказала знакомая отца. — Эдмунд заказал его у меня ещё три месяца назад. Ох, сколько было мороки! — она опять всплеснула руками. — Шёлка такого изумрудного оттенка на складе не было. Пришлось заказывать из Чарльстона. Мой кузен сам привёз его.

А эти кружева! Их я чуть дождалась! Они прибыли из Парижа два дня назад, — она подошла ко мне и обняла за плечи. — Эта вся суматоха стоила того. Такого шедевра я ещё не создавала.

— Оно словно из сказки. Такое нереальное, — чуть не вздыхая, говорила я.— Примеряй немедленно! Моё платье лишь оправа для такого брилли-анта, как ты, Лилия, — она наклонилась ближе и поцеловала меня в щёку.

Никогда ко мне так не относилась чужая женщина. Мисс Ричмонд была очень добра. И рабыни у неё не смотрели со страхом в пол, а хихикали, помогая мне одеться. Папа очень раскошелился у своей любовницы, собирая меня на мой первый выход в свет. Помимо платья, он заказал сорочку, корсет, нижнее бельё, чулки, подвязки для чулок с такими же изумрудны-ми лентами. Когда моё перевоплощение закончилось, я не узнала себя в зеркале. На меня смотрела настоящая белая леди. Изумрудный цвет, подчёркивал мою смуглую кожу, придавая ей некие нотки лёгкого загара.

Конечно, в моде были мраморные белые девицы. Но, я не хотела пудрить свое лицо белилами, придавая ему болезненную бледность.

— Это я? — замотала я головой.

— Ты, Лилия! — она повязала мне на волосы изумрудную ленту. —

Как же ты красива в моём платье. После этого бала клиентов у меня при-бавятся, — портниха опять потянула меня за собой. — Идём, покажем твоему отцу, как выгодно он вложил свои деньги. У тебя после бала отбоя не будет от женихов.

— Правда? — неуверенно спросила я, уже шагая за ней.

Я всё ещё боялась, что на мне не женятся из-за моего происхождения.

Леди Джейн тоже постаралась, вбивая мне в голову, как я непривлекатель-на для добропорядочных господ. Ни один отец не даст согласия на брак сына с незаконнорожденной черномазой девкой, даже если у неё отец богат, как Крез. И пожилые почтенные вдовцы не запятнают свою честь, свя-завшись со мной.

— Конечно, правда! — воскликнула мисс Ричмонд. — Мужчинам свойственно сходить сума от красоты. А твоя красота ещё и в такой дорогой оправе. Так что, милая, выбирать будешь ты, а не тебя.

Её слова меня немного воодушевили. Я гордо вскинула подбородок, как учила нас мисс Луиза, и вышла к отцу.

— Боже! — прошептал отец, поднимаясь с дивана. — Селин, ты превзо-шла саму себя.

20

Вот мой отец и выдал их близкие отношения, забыв о приличиях, когда увидел красоту. Мисс Ричмонд права. Мужчины теряют голову от красивых женщин. В этом я убедилась на примере собственного отца в тот день.

После мисс Ричмонд, мы посетили обувщика и забрали мои новые бальные туфельки. Зашли и к ювелиру. У него отец купил мне диадему, колье серёжки и браслет. Пообедали в дорогом ресторанчике. Папа не сводил с меня глаз, и, подмигивая, шептал: «Родная, если бы не моё общество, эти кавалеры уже кружились возле тебя, как пчёлы у самого благоухающего цветка».

Уходя с ресторана, он поцеловал меня в лоб и обнял.

— Как же вы быстро растёте девочки мои. Смотря на вас, я чувствую себя стариком, — прижимая сильнее к себе, говорил отец.

Мой самый счастливый день. Жаль, что его немного омрачил наш последний визит. Отцу надо были новые рабы. Сильные и выносливые мужчины для работы на плантации. Сезонная лихорадка унесла много жизней чернокожих рабов.

Что такое рынок рабов?

Нет! Лучше, каким я увидела рынок рабов.

Моя мать была рабыней, и я родилась в рабстве. Пока был жив отец, это не касалось меня. Сотни раз спрашиваю себя, если бы отец не умер, как сложилась моя жизнь? Наверное, так как он и планировал. Моя свадьба. Мой муж. Мои дети и его внуки. И счастливая я. Мне почему-то это так виделось.

Моя жизнь всегда принадлежала отцу, как, впрочем, и Изабель. Глава семейства в патриархальном обществе решал судьбы всех домочадцев.

Его собственностью были не только рабы, но и жена с детьми.

Моя судьба полностью зависела от папы. Он любил меня. Поэтому выбрал бы мне хорошего и заботливого мужа, с его точки зрения. Моё мнение при этом не учитывалось бы. Как и в последующем. У жены чуть больше прав, чем у рабов, но от этого она не испытывает удовлетворе-ния. Наше женское счастье в понимании мужчин, дом и дети. Я бы радовалась этим крохам счастья, ничем не отличаясь от других белых жён.

Когда мы приехали на рынок, я ничего особенного не заметила. Рынок как рынок, но с одной оговоркой, на нём продают не продукты, а чужие жизни. Торги ещё не начались и дворик внутри дома, похожего на тюрьму, был пуст. Мой отец, как я писала выше, был очень богат. Он не горел желанием стоять среди покупателей и торговаться за чёрный товар из Африки.

Мистер Дарлингтон пожелал сразу посмотреть новоприбывших рабов.

В мой день рождения в порт вошёл корабль с живым грузом. Поверьте, те, кто остался жив в трюме корабля, стоили того, чтобы их купили. Для работорговцев это был показатель выносливости. В условиях, в которых пе-ревозили рабов, выжить было крайне сложно. Нередко людей выкидывали при малейших проявлениях болезни за борт. Или избавлялись от всего груза ради страховки. За утрату живого груза страховые компании много

21 платили, а дорога не близкая. Целый океан надо пересечь. Мало что по пути может случиться. Эпидемия. Бунт. Пираты.

Женщинам в этих трюмах приходилось сложнее всего. Их насиловали матросы. Возраст роли в выборе жертвы не играл. Насилию подвергались все, кто привлекал своею красотой. Так что в порт уже прибывали женщины с приплодом. Покупаешь одного раба, а получается, что двоих. Выгод-ное вложение денег. Мало того, что она выжила, так и понесла. Сильная и плодовитая. А что ещё надо рабовладельцу? Будет работать, и рожать рабов.

Как это мерзко и цинично! И мой отец был среди господ жизни.

Хозяин рынка принял нас радушно. Крутился возле нас, нахваливая се-годняшний товар.

— Мистер Дарлингтон, это сильные мужчины. Все молоды. Есть буйные.

С ними были проблемы на корабле. Но думаю, плети и колодки без еды и питья на несколько дней остудят их пыл. Научат подчиняться.

— Я посмотрю всех, мистер Питерсон — сухо сказал мой отец.

— А женщин? Есть красавицы. Капитан даже парочку отобрал. Они девственницы. Дороже, но какие! — продолжал мистер Питерсон.

Отец посмотрел на меня. Я плелась позади него, глазея по сторонам на клетки с людьми. На некоторых мужчинах были даже железные на-мордники. Женщины и дети, чуть прикрытые лоскутами каких-то тряпок.

И мужчины! Боже, я стыдливо отвернулась, увидев то, на что очень неприлично смотреть. Об этом рассказывала мисс Луиза. Только слышать об этом, не совсем то, когда видишь.

Пряча глаза и свой пылающий румянец, я боялась посмотреть на отца.

Он заметил моё смущение и сказал мистеру Питерсону:

— Нет, не сегодня. Мне нужны рабы. Сильны. И прикройте их чем-нибудь. Я с дочерью.

— Конечно, конечно, — засуетился торговец людьми.

Через минуту во двор выгнали мужчин и построили в шеренгу. Я отошла в сторону, скрывшись от палящего солнца в тени. На рабов продолжала кидать смущённые взгляды. Некоторые из них, не совсем ещё сломленные, гордо смотрели перед собой. Некоторые даже осмелились с интересом рассматривать меня. Я ловила эти взгляды и отворачивалась.

Не из-за стыда. Просто это неприлично, так смотреть на леди. И леди не должна позволять себе поощрять такой нездоровый интерес со стороны невоспитанных мужчин.

Отец одобрительно кивал, рассматривая придирчиво каждого раба.

Торговец приказывал рабу повернуться, присесть, показать зубы. Их выби-рали, словно скот. Этот бык подойдёт, а вот этот нет.

Пока отец не дошёл до конца шеренги, я просто ковырялась носком туфельки в песке, изредка поглядывала в их сторону. Долго. Как же долго он выбирал. Мой взгляд пал на последнего в строю. Он ещё не мужчина.

Юноша. На нём не набедренная повязка, а в штаны и рубаха. Цвет кожи

22 светлее. Глаза в пол. Он родился рабом. И, похоже, его матерью тоже была рабыня, а отец белый. Юношу по ошибке поставили с сильными рабами.

Так сказал и мой отец, едва глянув на него.

— Мистер Дарлингтон, это хороший и воспитанный мальчик. Он отлично ухаживает за лошадьми и объезжает их, несмотря на свой юный возраст. Завтра его заберут сразу же. Из уважения к вам и нашей дружбе, я приказ показать его, — хвалил раба мистер Питерсон. — Лука, выйди.

Лука. Его зовут Лука. Он вышел по приказу, не поднимая глаз. Я всё хотела рассмотреть его получше. Он понравился мне, а я даже не видела его глаз. Не слышала его голоса, но что-то меня потянуло к нему. Моё сердце чуть увеличило ритм. Дыхание стало частым. Я словно не могла надышаться. Мне хотелось глубоко вдохнуть, только терпкий запах мужского пота и грязной соломы не давал мне сделать это. Странно, до этого мгновения я не придавала значения вони вокруг меня.

— Вот смотрите, он здоров, — мистер Питерсон, обхватив пальцами подбородок, поднял его кверху, — зубы все на месте и белые. Нет черноты. Дёсны не кровоточат, — другой рукой он копался во рту юноши, —

а мышцы нарастут. Вы больше заставляйте работать его, — советовал торговец жизнями.

В этот мгновение наши глаза встретились. Я сумела поймать его взгляд.

Какой же он красивый. Карие глаза посмотрели на меня из густоты длинных ресниц.

Я влюбилась! С первого взгляда я влюбилась. Влюбилась в раба. Так влюбилась, что боялась признаться сама себе в этом. Боже! Это настоящее преступление. Полюбить раба. За шесть лет моего пребывания в до-ме отца, мне прививали манеры господ. Их привычки. Их высокомерие.

Их цинизм и веру в исключительность белой кожи. Кожи, которой меня наградила природа. Так много времени потрачено на моё воспитание.

Мне прививали всё это, но так и не привили то, чтобы я смотрела на чёрных, как на нелюдей. Для меня они никогда не были и не будут животными. Моя мать чёрная, а я по какой-то случайности белая.

Мой отец видел в Луке рабочую силу, а я красивого юношу.

— Хорошо, я забираю и этого.

Услышав согласие отца купить Луку, я улыбнулась. Новая собственность отца поймала эту, адресованную ему, улыбку, но не осмелилась улыбнуться в ответ дочери плантатора и своего хозяина. Он не знал, что я такая же собственность, как и он. Между нами нет различий. Мы оба зависим от обстоятельств окружающих нас, но эти обстоятельства не зависят от нас. Как и наша любовь. Мы не могли уже бороться с нахлынувшими на нас чувствами. Один взгляд изменил нас. Он дал нам смелость, которой у нас не было до нашей встречи.

Мы ехали в открытом экипаже. Отец сидел напротив меня. Я щурилась от ярких лучей солнца, тайно бросая взгляды на идущих за экипажем рабов.

23

Люди, работавшие на мистера Питерсона, гарцевали верхом на лошадях. Их плётки со свистом подгоняли отстающих рабов. Я вздрагивала от каждого удара и стона. Отец, заметив это, приказал не бить рабов по-чём зря.

Домой мы приехали ближе к ночи. Новых рабов отец сразу отдал в ру-ки главного надсмотрщика мистера Льюиса.

Когда Луку уводили, он бросил на меня неосторожный взгляд. Мистер

Льюис ударил его кнутом.

— Кто позволил тебе нигер, смотреть на мисс?! — прорычал надсмотрщик.Отец проигнорировал это. Рабы теперь были не его заботой. Мистер

Льюис умеет укрощать строптивых.

Не знаю, наказали ли Луку за своеволие. Я не видела нового конюха.

Готовилась к балу.

Перед самым балом леди Джейн закатила очередной скандал. Она кричала, что не поедет в экипаже с черномазой девкой разодетой, как по-пугай. Не хватало ещё ей опуститься до такого! Прийти в общество при-личных людей в компании ублюдка неверного супруга. Она и так посмешище!

Отец ответил ей в свойственной ему манере:

— Хорошо. Оставайся дома.

— Что?! — ещё громче завопила она. — Я не хочу ехать с ней! Ты даже не спросил меня: согласна ли я на такое унижение?! Моё мнение, ты не учитывал, когда решал это!

— Твоё мнение, Джейн, никого не волнует, — спокойно сказал отец и, улыбнулся нам. — Девочки, времени совсем мало осталось, а вы ещё не готовы.

Мы выскочили из-за стола, обнимать отца. Пищали, от радости, когда он целовал наши щёки по очереди. Обнявшись, мы втроём ушли. Леди

Джейн осталась в столовой бить посуду.

Несмотря на своё плохое настроение и приступ мигрени, она всё-таки поехала на бал. Такие события жена отца никогда не пропускала. Сев рядом с Изабель, всю дорогу сверлила меня убийственным взглядом. Я же просто отвернулась. Виды в окошке мне были больше по душе, чем кислая физиономия моей мачехи. Но стоило нам подъехать к особняку полковника Фюргенсона, леди Джейн забыла о моём существовании. Она забыла и о дочери с мужем, растворившись среди гостей.

Моё появление в обществе не было скандалом, как предсказывала мачеха. Я уже была не так популярна, как новое пополнение красивых молодых офицеров из Англии, прибывших на днях в Сент-Огастин. Девушки визжали от восторга, рассматривая младших сынов сэров и лордов. Юно-шам предстоял нелёгкий выбор в их жизни. Либо в священники в приход на землях отца, либо армия. Эти, что пересекли океан, предпочли эполеты псалтырю.

24

Изабель не стала исключением. Кокетливо помахивая веером, моя сестра бросала взгляды на молодого лейтенанта Коллинза. Он тоже сразу заприметил белокурую красотку, и поспешил предъявить на неё права.

Весь вечер лейтенант Коллинз танцевал с Изабель, не отходя от неё ни на шаг.

Думаю, лощеный англичанин сразу осведомился о богатых невестах плантаторов и среди них подбирал себе кандидатуру. Быть супругом жены с приданым намного лучше, чем служить на окраинах колоний и отбивать набеги дикарей. До богатств и званий вряд ли дослужишься, а вот жизни можно лишиться, не дотянув и до двадцати пяти лет. Никто не застрахован от стрел и болезней на службе Его Величества.

Со мной тоже танцевали. И сыновья плантаторов. И сами плантаторы.

И молодые лейтенанты. И даже сам полковник Фюргенсон. Кстати, вдовец.

Танцевали не больше одного раза. Потанцуют, нагладят комплиментом и отведут к отцу. Два и более считается в обществе, как интерес и скорое предложение.

Леди Джейн оказалась права. Я не их круга. Я красивая. Они смотрели на меня, как на сочное яблоко. На большее никто не мог отважиться. Может, кто-то из новоприбывших в колонии и отважился бы жениться на мне при условии, что единственная наследница отца. Только мне такой брак не нужен. Я хотела любви. Любви настоящей, а не за большое приданое.

Отец чувствовал мою подавленность. Я так мечтала о бале! А мои мечты разбились о жестокую реальность высшего общества. Общества, где происхождение имеет большое значение. Меня это происхождение под-качало.

Отец обнял меня, после очередного моего танца с новым кавалером, и поцеловал в щёку.

— Ты звезда этого бала, девочка моя, — прошептал он, улыбаясь мне, — и твой жених уже мчится сюда.

Я думала, мой отец просто подбадривает меня и, прижавшись ещё ближе к нему, поблагодарила за поддержку:

— Спасибо, папа.

— Ты моя дочь и это мой долг устроить тебя в этой жизни, родная.

Мы уехали с бала, когда первые лучи солнца озарили небо. Леди

Джейн храпела, как хрюшка. Утомилась бедняжка танцевать и хохотать с кавалерами.

Моя мачеха была очень красивая женщина и пользовалась успехом у всех мужчин. Она делала всё, чтобы супруг испытывал муки ревности.

Только Эдмунд не испытывал к жене никаких чувств, кроме равнодушия.

Мачеха злилась, проклиная его и брак, принёсший ей одни несчастья. Потом успокаивалась, переключаясь на ленивых рабынь. Вот так они и жили.

Жена страдала от холодности мужа, а муж убегал от сварливой жены в объятья любовниц. Мой отец был довольно пылким мужчиной, но с другими женщинами. Наверное, когда-то моя мачеха любила его за эту пыл-25 кость, поэтому сейчас она так страдала, не получая её. Изводила себя рев-ностью. Иногда мне было её жаль.

Изабель всю дорогу прожужжала мне правое ухо, перечисляя достоинства душки Гарри Коллинза. Тот лейтенант, что не отходил от Изабель на балу.

Один отец смотрел на плантации, пробегавшие в окне экипажа, и сетовал, что в этом году хлопка будет мало. Потом усмехался, говоря: «а табака больше, чем в прошлом году». У отца было ещё и две плантации табака.

Когда хлопок падал в цене или случались непредвиденные обстоятельства, всегда выручал табак. Его не только нюхали и курили, но и использо-вали в медицине. Он умел выгодно вложить деньги, покупая дома в Сент-Огастине и сдавая их под большие проценты. В Банке у него тоже были вложения. Имел проценты и в Ост-Индийской торговой компании. Так что мой родитель никогда не прогорал! Всегда на плаву. Получив в наследство одну плантацию, он превратил её в империю, а себя в императора. Поэтому мой отец мог спокойно плевать на общественное мнение. Тем более что это мнение он мог купить, если очень надо будет.

Нас у парадного входа встречал новый конюх. Он помог хозяевам выйти из экипажа. Подавая мне руку, Лука опустил глаза, а я почувствовала, как мои щёки горят. Испугавшись, что кто-то заметит это, я подхватила юб-ки и бросилась к ступенькам.

Изабель крикнула мне вдогонку, выходя из экипажа:

— Подожди!

— Догоняй! — не оборачиваясь, сказала я, уже скрываясь в доме.

И только, когда двери моей спальни закрылись за спиною, я смогла выдохнуть и вдоволь надышаться этим пьянящим воздухом любви.

До чего же он красив. Мне не нужны были лейтенанты, сынки плантаторов, богатые вдовцы. Я хотела просто жить, наслаждаясь каждой мину-той рядом с Лукой. И никак не могла понять, почему отец, такой всесиль-ный и богатый, не может дать мне этого счастья. Дать свободу Луке и маленькую хижину, где мы будем жить, как простые люди. Я так мечтала об этом. Тайком мечтала, боясь сказать кому-то о своей любви к чер-нокожему рабу.

Через два дня я осмелилась зайти на конюшни. Лука встретил меня в воротах. Поклонился, но не смотрел вниз, как положено рабам. Рабы моего отца болтливы. Моё происхождение уже было известно ему.

Он смотрит на меня, а я на него и теряюсь. Не знаю, что ему сказать. Я

даже забыла, зачем пришла, стоило мне только переступить порог конюшни и увидеть молодого конюха. Стою, бледнею и краснею одновременно.

Не растерялся Лука.

— Мисс Лили, вы хотите сделать конную прогулку?

Он уже знает моё имя. Моя догадка верна. Рабы сплетничают за моей спиной. Впрочем, как и всегда. Годы ничего не изменили.

— Да, — я пытаюсь смотреть на него, — мне нужна лошадь. Запряги

26

Эмму.

— Вас сопровождать?

Он спокоен, а моё сердце барабанами стучит в груди. И этот нежный бархатистый голос Луки, словно накрывает мне с ног до головы.

— Да, — отвечаю я, отводя взгляд.

Ну, что за глупая гусыня? Чего бояться? Он раб и намного смелее меня.

Я выросла в доме белого отца. Воспитывалась, как госпожа, и так нереши-тельна с ним.

Лука запряг мою лошадь. Помог забраться в седло. Взяв под уздцы Эм-му, спросил:

— Куда вы хотите прокатиться?

— Просто хочу… — я осеклась.

А куда я хочу? Никуда. Я пришла поглазеть на тебя. И мне стыдно за это неподобающее поведение для леди.

— Я хочу проехать верхом, вот и всё, — придумала на ходу я, стараясь скрыть своё смятение.

— Вы знаете, мисс Лили, я недавно здесь, но видел одно красивое место у речки. Хотите туда?

Он ещё спрашивает! Конечно, хочу!

Но ему я ответила не так восторженно, как подумала.

— Да.

С этого дня начались наши отношения. Нет, они не выходили за рамки разумного, но и не походили на «госпожа и раб». Мы были друзьями. При посторонних он обращался ко мне, как подобает: «мисс Лили». Наедине.

На нашем тайном месте у речки, Лука называл меня «Лили». Как же мне это нравилось. Слышать своё имя из его уст.

Мы были ещё детьми. Наивными и невинными детьми. Бегали друг за другом по поляне. Он собирал цветы, а я плела венки, которые мы пускали по реке. Он всегда что-то шептал, бросая венок в тихое течение.

— Что ты говоришь? — спросила однажды я, вслушиваясь в это бормо-тание.

— Прошу, речных фей исполнить мою мечту, — вполне серьёзно сказал он.

— Фей? — я засмеялась. — Тара говорит, что фей не существует.

Лука улыбнулся.

— Существуют. Моя мама, рассказывала мне сказки, о речной фее, которая исполняет желания. Когда меня забирали, она сказала, что я не должен бояться, ведь меня любят феи.

Лука просил у феи, увидеть свою мать. Его продали в семь лет, вырвав из рук матери. Он даже не помнил её лицо. Только образ. Чистый светлый нежный образ матери. Больше десяти лет он был собственностью господина Беркли. Два года подряд у плантатора случались неурожаи хлопка, а последний год пожаром была уничтожена вся плантация. Господин Беркли влез в долги. Отдать вовремя не смог и попал в долговую яму. Всё иму-27 щество распродали. Так Луку продали ещё раз.

Наши встречи вошли у меня в привычку. Каждое утро после завтрака, я убегала на конюшни под любым предлогом. Мои частые отлучки почти никто не замечал. Всё внимание было переключено на мою сестру. Молодой лейтенант Коллинз попросил у отца разрешения ухаживать за Изабель. Его просьба была удовлетворена. К концу лета душка Гарри стал по-стоянным гостем в нашем доме. Моя сестрица увлеклась новым другом, как и я своим. Пока лейтенант Коллинз и Изабель прогуливались в тени от-цовских садов под присмотром мисс Луизы, я каталась верхом вдали от посторонних глаз с Лукой.

Я была счастлива рядом с ним. Мне, казалось, что этому никогда не будет конца. Мы будем вечно гулять под ярким солнцем. Собирать цветы. Бегать босиком по берегу реки. Валяться в высокой траве, смотря на лениво плывущие облака. Но, счастье скоротечно. Особенно когда ты тайком ис-пытываешь его, боясь разоблачения. Мы не делали ничего плохого. Ничего! Но, наши отношения были уже преступлением для рабовладельческого общества.

В день, когда он меня поцеловал, стал последним днём нашей дружбы.

Мы лежали на берегу речки. Моя лошадь ела траву, закрывая своей те-нью от слепящих лучей солнца. Вокруг била ключом жизнь. Поющие птицы. Бабочки. Пчёлы. Рыба, плескающаяся в реке.

Сначала мы смотрели на небо и спорили на что похоже облако над на-ми. Мне оно казалось прыгающим зайцем. Лука видел в нём морду соба-ки. Мы заспорили, и это произошло само собой. Его губы чуть коснулись моих губ. Я застыла на мгновение от нахлынувших ещё новых и необыч-ных для меня чувств. Моё сердце билось в груди с замиранием. Я закрыла глаза и потянулась ему навстречу. Наши губы сомкнулись. Лука обнял меня за талию, чуть прижав себе.

Мгновение. Самое короткое и счастливое мгновение длился поцелуй, пока его не прервал страшный крик мистера Льюиса.

— Ах, ты черномазый ублюдок!

Мы не сразу поняли, что происходит. Мистер Льюис оттащил от меня

Луку, как щенка за шиворот, и отбросил. Другой надсмотрщик стал хле-стать моего любимого кнутом. Я бросилась к нему, но руки отцовского ра-ботника задержали меня.

Я кричала и просила прекратить избиение. Я умоляла их не издеваться над Лукой. Плакала, что это я во всём виновата. Только мои мольбы никто не слушал. Луку погнали к дому, как животное. Следы от кнута оставляли ярко-красные полосы на его теле. Он несколько раз падал по дороге и тогда надсмотрщик, подгоняющий его, сильнее бил. Бил так, что кнут свистел, опускаясь на кожу раба.

Меня мистер Льюис усадил на круп своей лошади и сильно удерживал.

Потом на моих руках и теле от его объятий останутся чёрные синяки.

Но в те минуты, я не чувствовала боли, что причиняли мне жилистые паль-28 цы надсмотрщика.

Леди Джейн на суматоху выскочила из дома. Получив объяснения мистера Льюиса, почему я плачу на его лошади, она со злостью отхлестала меня по щекам.

— Ты такая же шлюха, как и твоя мать! Ты позоришь дом, в котором живёшь, неблагодарная девчонка! — кричала она, давая мне пощечины.

Я плакала, но не от боли, а от страха. Я боялась за Луку. Любовь ко мне может стоить ему жизни.

Отца не было дома. Он ещё с утра уехал объезжать свои плантации.

И пока его нет в доме полноправная хозяйка леди Джейн. Она никогда не упускала возможности поиздеваться надо мной. Поняв по моим слезам, что Лука мне дорог, она приказала высечь конюха. Пятьдесят плетей и ес-ли выживет, облить его спину солёной водой. Услышав это, я взвыла. Бросилась к ней, умоляя чуть не на коленях пощадить Луку. Один невинный поцелуй, цена которому — жизнь. Это несправедливо!

Мачеха не стала меня слушать. Она приказала мистеру Льюису зата-щить меня дом и закрыть в своей комнате.

Когда в дверях провернулся ключ, я заголосила. Но мои стенания ничто, перед криками, долетавшими из конюшни. Я закрыла уши ладонями, чтобы не слышать этих ужасов. Когда всё стихло, меня охватила паника.

Они убили Луку. Мистер Льюис умело обращался с кнутом. Лучший палач мог позавидовать ему. Он одним ударом сдирал кожу до костей со спины или бил так, что она просто покраснеет, но останется целой. Моего любимого ждала другая участь. Леди Джейн дала ясно понять, что жизнь этого юного конюха неважна для них.

Обхватив колени, я просидела у дверей спальни целые сутки. Я ждала отца. Он не появился ни вечером, ни на следующее утро. Тара, принесшая мне завтрак, сказала, что маса Эдмунд очень зол на меня. Я не испугалась на это заявление рабыни. Отец очень любил меня, чтобы за один проступок разлюбить и наказать своей холодностью, как леди Джейн. Я надеялась увидеть его к концу дня, но он не пришёл. Вместо него в мою спальню, на цыпочках прошмыгнула Изабель. Она обняла меня, присев рядом на кровать.

— Мама запретила мне с тобой разговаривать, — сказала она, целуя меня в щёку, — но меня уже всё равно. Гарри сделал мне предложение, и я согласилась. На днях будет просить моей руки у папы.

— Я рада за тебя, — пряча слёзы горечи, сказала я.

Она счастливица. Отец даст согласие на этот брак. Лейтенант Коллинз белый и с хорошей родословной. Неважно, что он младший сын. Приданого Изабель им хватит на безбедное существование. Лука — раб. Моему от-цу больше ничего знать не надо. Он не пара мне, его незаконнорожденной дочери от рабыни. Не справедливо и больно от этой лицемерной правды рабовладельческого общества.

— Это правда, что говорит мистер Льюис? Ты делала с этим рабом то, 29 что делает мисс Луизы с отцом? — немного отстранившись от меня, тихо спросила Изабель.

— Что?! — воскликнула я, вскочив с кровати.

— Это говорит мистер Льюис, — моя сестра опустила глаза.

— Нет! Это наглая ложь! — закричала я возмущаясь. — Это неправда.

Мы ничего подобного не делали.

— Тогда тебе надо поговорить с отцом. Он очень расстроен, Лили, —

советовала сестра, — и сказал, что отправит тебя в монастырь.

От услышанного мои ноги подкосились. Я чуть не упала на пол, благо успела ухватиться за столик рядом с кроватью. Так вот почему отец не хочет говорить со мной. Он думает, что я опозорила себя и его, как леди

Джейн когда-то.

— Где папа? — спросила я.

— Он уехал на плантацию. Мама ещё с прошлого вечера не вернулась от наших соседей Маклеодов. Стоит поговорить и с тем рабом. Намекнуть, чтобы не выдумывал глупостей, а то будет хуже, — в голосе сестры слышалась озабоченность.

Она переживала за меня. Спасибо ей огромное, но услышав, что Лука выжил после экзекуции, я бросилась к нему. Сестра за мной. На лестнице она схватила меня за локоть. Резко развернула к себе лицом.

— Он в колодках. Его стережёт новый надсмотрщик отца. Не стоит бежать к нему. Ты ещё больше скомпрометируешь себя. Пойдут ненужные сплетни. Хочешь помочь ему? Оставь всё как есть. Так отец поверит в твою невинность, Лили, — тихо, но уверенно говорила Изабель. — Я могу поговорить с ним.

— Нет, не надо, — помотала я головой.

Как ни больно было признавать, но она была права. Отказавшись от Луки, я спасала ему жизнь. Мои любовные порывы только бы усугубили наше положение сейчас. За прикосновение к дочери господина рабу могли отсечь руку или ещё что похуже. На что хватило бы извращённой фантазии хозяина. Собравшись с силами, я всё же последовала совету сестры.

Вернулась в спальню и принялась караулить отца, глядя на дорогу из окна.

Отец вернулся с плантаций поздно. Я знала, что прежде, чем пойти ужинать, он просидит около часа в кабинете.

Леди Джейн не вернулась и этим вечером. Потом я узнала, что они снова поругались. В этот раз из-за Луки. Мой отец приехал вовремя. Мистер Льюис успел только двадцать раз ударить раба, когда хозяин остановил его. Выслушав надсмотрщика и жену, он всё же не одобрил продолжение избиения. Пока хозяин и его жена выясняли отношения, Лука потерял сознание. Тогда отец приказал заковать осмелевшего раба в колодки на три дня без еды и питья. Такое наказание для раба, опозорившего своего господина, мачеха сочла слишком мягким. Топнув ножкой, уехала к подруге, плакаться на свою несчастную жизнь. Её отъезд, как всегда, все домочадцы восприняли, как небесную благодать. Уже два дня в доме царила

30 тишина. Никто не срывался на рабынях и не вопил по пустякам с утра до ночи.

Её отъезд порадовал и меня. В кабинет отца леди Джейн не ворвётся, пытаясь унизить меня в очередной раз. Мы сможем спокойно поговорить с отцом наедине. И я надеялась, что моя правда сможет остудить его пыл.

Я тихонько открыла дверь и вошла в кабинет. Отец сидел за столом и перекладывал бумаги. В руке дымила трубка. Он курил её, только когда что-то сильно выбивало его из привычной колеи. В последний раз это бы-ло, когда Кристофер проигрался на круглую сумму. Мой невинный поцелуй, конечно, не в счёт с огромными долгами сына, но для отца честь дочери не имеет цены. Даже будучи незаконнорожденной я ценилась пока была невинна. Так хотя бы можно было рассчитывать на кое-какой брак с небогатым, но добропорядочным мужчиной.

— Отец, — позвала я, закрывая за собою двери.

Он поднял глаза на меня и от этого взгляда полного разочарования, мне захотелось провалиться сквозь землю.

— Я думал, что твоя советь не позволит прийти ко мне, — его голос холоден, но неравнодушен.

Уже лучше. Я не совсем потеряла своего отца.

— Мне нечем стыдится, отец, — делая шаг к нему, сказала я, — ничего плохого я не сдала. Мистер Льюис говорит неправду. Я не … — мои щёки зарделись оттого, что я хотела сказать отцу. — Мы не делали того в чём нас обвиняют. Я не опозорила тебя, папа.

— А в чём вас обвиняют?! — голос отца уже оглушает меня.

Я вздрагиваю от непривычки. Отец никогда на меня не кричал.

— Изабель сказала, что мистер Льюис якобы видел нас и мы… — я осеклась, опустив голову.

— Он целовал тебя! — вскочив с кресла, воскликнул отец. — Он — раб!

Он — животное и прикасался к моей дочери! Я прикажу отрубить ему ру-ки! Нет! — отец подскочил ко мне. — Нет! Я прикажу его оскопить, чтобы впредь даже и думать не мог о таком!

Он кричал на меня, а я плакала. Картины таких издевательств над живым человеком меня пугали сильнее, чем крик отца.

Не выдержав такого давления, я упала на колени и, закрыв лицо руками, взмолилась:

— Папа, прошу не надо. Я умоляю тебя, не наказывай так его. Он ни в чём не виноват. Мы просто друзья. Не более.

— Друзья?! Он — животное! Раб! Моя дочь дружит с рабом?! — тон голоса стал немного тише, но не утратил свою жёсткость. — Хорошо, я не ис-калечу его. Я его просто убью. Прикажу повесить.

И тут я похолодела от ужаса. Он мог так поступить. За последние шесть лет Мистер Льюис вешал четверых рабов. Троих за воровство и одного за драку с надсмотрщиком. Моего отца слезами не вымолить пощады для

Луки. Он решил его судьбу. Молодой человек умрёт за поцелуй и это будет

31 в назидание другим рабам, чтобы даже не смели думать о таком кощун-стве, как любовь к госпоже. Только мой папа забыл, наверное, кто я и кем была моя мать. Я не госпожа. Я рабыня, а значит, раб поцеловал рабыню.

Это не преступление. Мы же оба животные. И в нас говорят животные инстинкты.

Я подняла глаза на масу Эдмунда. В эти мгновения он действительно казался мне больше хозяином, чем отцом. Высокомерный. Жестокий. Холодный. Циничный. Мой отец и господин в одном лице.

— Моя мать была для вас тоже животным? Даже когда вы совокупля-лись с нею, вы видели в ней животное? Тогда и я животное для вас! По-весьте и меня рядом с ним, господин Эдмунд, — не сводя глаз с отца, говорила я, а по щекам текли слёзы, не дававшие рассмотреть его лицо.

Я думала после таких слов, отец ударит меня. Он долго молчал. Потом опустился на колени рядом со мною и обнял. Я не ожидала такого от него.

Несколько минут назад он разъяренно орал на меня, угрожая повесить Лу-ку. Теперь вот молчит, и по-отцовски обнимает.

— Ты так похожа на неё, Лили. И ты моя дочь и всегда помни об этом.

Моя любимая дочь, — шепчет он. — Иди. Скоро ужин, радость моя.

Он помог мне подняться. Поцеловал в щёку, ещё раз прижав к себе.

Моё наказание было отменено в тот же вечер. Моя свобода больше не ограничивалась спальней, но за пределы дома, я выходила строго с мисс Луизой. Хотя в этом уже не было необходимости. Луку отец не повесил. Он продал его наследующий день после ссоры в кабинете. Я ещё долго плакала по нему, вспоминая наш невинный и роковой поцелуй, который чуть не загубил жизнь Луки и показал, насколько сильна любовь отца ко мне. Я всегда сомневалась в его любви к моей матери, но после этого случая во мне больше не осталось сомнений. Благородный Эдмунд

Дарлингтон любил простую рабыню Мэг. Любил так сильно, что эта любовь спасла жизнь рабу, осмелившемуся поцеловать его дочь.

ГЛАВА 5. Предательство

Сватовство душки Гарри пришлось ждать долго. Мою сестру извели его бесконечные обещания, но сам он не решался просить её руки у нашего отца. Оттягивал этот счастливый для Изабель момент.

Она уже ревела по ночам, рассказывая мне, как сильно его любит. Готова прожить с ним всю жизнь. Их брак обязательно будет счастливый, а не такой, как у папы с мамой.

Вспоминая всё это, я думаю, как же мы наивны в своих мечтах о вечной любви и семейной идиллии. В реальности нет ничего этого. Счастли-32 вых семей почти не существует.

Мы разочаровываемся в своих мужьях ещё раньше, чем появится первое дитя. Так устроен мир вокруг женщин. Нас с детства учат любить мужчину, ставшего нам супругом. Требуют повиновения и смирения. Наше предназначение — это произвести на свет супругу здоровых сыновей и тем самым продлить его род. И мы рожаем. А если не можем, как леди

Джейн, то обречены на позор. Наш благоверный найдёт другую женщину, способную исполнить данный долг.

«Ты бесплодна, как пустыня», — говорил отец мачехе. И в эти мгновения мне было её жаль. Леди Джейн же родила благоверному двоих детей и не заслужила такого обращения. Её безумие и сварливость лишь следствие неоправданных надежд юности. Ведь когда-то она, как и Изабель, любила своего жениха. И также верила в семейное счастье. Как больно ей было, понимая, что эти мечты разбились о жестокость нравов. А, может, о мужской эгоизм?

Я слышала, как Тара, рассказывала о первой ночи Эдмунда и Джейн.

Муж выгнал Джейн из спальни, как только понял, что она утратила невинность до свадьбы. Молодая супруга плакала в одной строчке у дверей, умоляя простить её. Обманутый супруг пригрозил разводом, но отец опозоренной невесты предложил ещё одно приданое в качестве компенса-ции. Мужчины договорились. А вот жене пришлось несладко жить под одной крышей с мужем, презирающим её.

Странно, почему мужчины говорят нам «люблю», но стоит их разочаро-вать, и прощения нам не видать. Мой отец женился на мачехе по любви, как говорит Тара. И куда далась эта любовь? Неужели одна ночь убила самые святые чувства в человеке?

Я смотрела на душевные терзания моей сестры и гадала, как долго продлиться их любовь. Мне стыдно за эти мысли. Я не желала ей ничего плохого. Я хотела, чтобы её любовь продлилась дольше, чем моя.

Полгода, как Луку продал отец. Это целая вечность для любящего юного сердца и мгновение для человека. Как относительно время. У счастливых людей оно летит, а у несчастливых ползёт.

В конце декабря Гарри всё же попросил руки Изабель.

Под самое Рождество он приехал в своём новом мундире. Отец пригласил его в кабинет и целых три часа они там находились. Пока Гарри говорил с будущим тестем, я успокаивала сестру. Она дрожала всем телом, словно в лихорадке. Так боялась, что отец не даст согласия на брак с Гарри.

Глупая гусыня! Как он мог отказать?! У лейтенанта Коллинза прекрасная родословная. И главное — он белый. Не раб, как Лука.

Я держала её за руку и подбадривала, заранее зная, чем закончится это сватовство. Свадьбой.

Отец вышел, широко улыбаясь и, тут же приказал принести вина по случаю помолвки.

33

Изабель, услышав это, завизжала так, что оглушила меня. Бросившись отцу на шею, расплакалась.

— Спасибо, папочка! Спасибо! Я так счастлива! — твердила она всхли-пывая.

Он гладит её по спине, а в глазах блестели слёзы. Только не радости, а печали. Изабель выросла. Она уже не его маленькая девочка. Скоро она станет женою и матерью его внуков.

В этот день все радовались за Изабель.

Я, стоя в стороне, вытирала чуть выступившие слёзы. Рабыни, подгля-дывающие в приоткрытые двери коридора. Сам жених, скромно краснел, рассматривая картины на стенах.

Мы радовались, но нашу радость не разделяла леди Джейн. Я заметила её на лестнице. Тонкие пальцы мачехи впились в деревянные перила с такой силой, что побелели. Она глубоко дышала. Казалась, ещё секунду и мачеха закричит: «Нет!».

В эти мгновения её увидела, обернувшись Изабель. Она вырвалась из рук отца и бросилась к матери.

— Мама! Я выхожу замуж за Гарри!

Лицо матери исказила гримаса боли. Она отступила по лестнице и буркнула ослеплённой радостью дочери:

— Прекрасно.

Изабель не успела заключить её в объятья. Леди Джейн быстро ушла.

Такое поведение жены и матери списали на нежелание Джейн отпускать дочь. Всё-таки хоть леди Джейн и была холодна к дочери, но материнские чувства иногда были не чуждые ей.

И я так думала, пока перед самой свадьбой не стала свидетельницей омерзительной сцены.

Предсвадебная суета. Осталась всего неделя до дня венчания Изабель и Гарри. Отец раскошелился. Заказал всё самое лучшее для любимой дочери. Рабы работали не покладая рук днём и ночью.

Отец уехал вместе с невестой ещё засветло в Сент-Огастин. Свадебное платье Изабель было готово.

Я не поехала с ними. Осталась дома составлять списки гостей, что приняли приглашение на свадьбу. Это должна была делать мачеха, но с утра у неё опять была привычная всем мигрень. Я читала ответы гостей и никак не могла разобраться по поводу родственников из Вирджинии. От них бы-ло сразу два письма. Одно, что они приедут. И второе с отказом, в связи с болезнью дяди Ричарда. Я запуталась. Ни на одном из писем не было указано даты, когда они отправлялись.

Собрав злополучные письма, я пошла к леди Джейн. Мне ужасно не хотелось её беспокоить. И если бы не срочность, я отложила бы этот визит. Отец хотел, чтобы на столах были приборы одного цвета и мистер

Льюис уже ждал точное число гостей, чтобы передать хозяину фарфоровой лавки. От него прибыл человек.

34

Боже, я даже не успела постучать, как до меня донеслась ссора леди

Джейн и Душки Гарри. Они думали, что в доме, кроме рабов на кухне, никого нет. Я должна была уехать с отцом и сестрой, но в самый последний момент передумала. Тихо сидела в отцовском кабинете и перебирала письма. Незаметная серая мышь.

Когда приехал жених Изабель, я не знаю. Он стал частью нашей семьи и его присутствие или отсутствие уже так не бросались в глаза, как раньше. Не было официальности его визитов. Мисс Луиза все больше пускала на самотёк встречи подопечной и её жениха, итак скоро свадьба.

— Зачем такая придирчивая строгость? — шепнула она мне, когда я встретила её, уходящей в свои покои.

Гувернантки не было уже пять дней. Под предлогом навестить подругу, она уехала в Сент-Огастин.

Зная, что они одни, мачеха была смела. Она громко кричала на буду-щего зятя:

— Я не просила тебя жениться на ней! Ты говорил, это не зайдет так далеко! Я ненавижу тебя, Гарри! Ненавижу! Ты использовал меня, чтобы подобраться к деньгам моего мужа! Богатства захотелось, жалкий прохо-димец?! Ты никто! Забыл, что это я просила полковника подтвердить твоё родство с лордами Коллинзами! Ты нищий мальчишка! Сын кухарки и священника! Я купила тебе эполеты! Я! Не забывай об этом!

Он отвечал так же, но перекрикивая её.

— Я помню, что обязан тебе! Но, Джейн, разве этот брак помешает нам? Мы будем, как и раньше любить друг друга. И главное, об этом никто не догадается? Подумаешь, мамочка зачастила в гости к доченьке. Скучает. Я сделаю ей ребёнка, и всё! Я буду полностью твой, как и раньше, милая.Из приоткрытых дверей послышались уже шорохи и сопение. Я подошла чуть ближе. От ужаса, что испытала я, моё сердце чуть не выпрыгнуть из груди. Я придала ладонь ко рту, чтобы не закричать.

Гарри. Жених моей сестры повалил леди Джейн на кровать и, подняв ворох юбок, вконвульсиях экстаза дёргался над ней. Я была невинной девушкой, чтобы понять, что с ними происходит. Хоть я не раз слышала от мисс Луизы пошлые рассказы, но то, что я увидела, меня испугало.

Невольно вскрикнув, я убежала прочь, оставляя дорожку из писем позади себя. Мне вдогонку летели слова мачехи:

— Стой, маленькая дрянь!

И оглушающий бас Душки Гарри:

— Лили, подожди! Стой!

Я бежала пока не стала задыхаться от сжимающего грудь корсета.

Оглядевшись вокруг, поняла, что мои ноги привели меня к могиле матери.

Опустившись на колени, я прорыдала над ней до позднего вечера. Как же мне было жаль Изабель. Её мать так коварно и подло предала. Нет ничего ужасней такого поступка. По сути своей, мать защищает своих детей це-35 ною собственной жизни. Отдаёт все лучшее своему чаду. Безгранично любит и жалеет. А тут получатся, мама Изабель украла у собственной дочери счастье. Ту единственную радость, которая нам позволена в этом мире.

Я вернулась в дом в разгар ужина. Вся семья была за столом. Изабель бросилась ко мне, спрашивая: где я пропадала. Она же так долго меня искала и не нашла. И у неё подарок для меня. Моя сестра потянула меня на второй этаж. Я с болью в сердце поднималась по ступенькам. А когда проходила мимо спальни мачехи, меня чуть не вырвало. Настолько мне была противна увиденная днём картина.

Подарок Изабель шляпка, которую я хотела. Шляпка в тон моему сире-невому платью. А какой я могла подарить ей подарок? Жестокую правду о матери и жениха? Нет, я не смогла так поступить с ней. В тот день не смогла. Сдерживая слёзы, я отложила этот разговор на более подходящий момент. Но, когда он наступит, я не знала.

До свадьбы сестры оставалась неделя. Я думала, что успею открыть ей глаза на подлую любовь Душки Гарри.

Прелюбодеи вели себя, как обычно. Но, вот любовник мачехи, стал просматривать на меня как-то странно. Раньше он так на меня не смотрел.

Теперь в его взгляде появился интерес и похоть. Я избегала встреч с ним.

А вот с леди Джейн такой неприятной встречи я не избежала. Она подло-вила меня в коридоре за день до свадьбы.

Нагло смотря на меня, стала угрожать:

— Если ты кому-нибудь скажешь, что видела, я убью тебя. Нет, я сделаю так, что ты пожалеешь, что родилась на свет! Я продам тебя в бордель. Да так продам, что твой папочка и не узнает. Он никогда не найдёт тебя, а если и найдёт, то ты станешь ему противна.

Не знаю, откуда во мне проснулась смелость. Всегда тихо сносившая оскорбления мачехи, я ответила ей достойно:

— Вы самая низменная и порочная женщина на земле. Такой грех вам даже господь бог не простит. И вам стоит бояться не гнева обманутого супруга со слезами дочери, а за свою душу.

Я гордо выпрямилась и пошла дальше, оставив удивленную леди

Джейн, стоять в коридоре. Она не смогла найти мне в ответ подходящих слов. Похоже, грехов у неё было очень много, и замолить все не хватит даже ещё одной жизни.

Моя сестра выходила замуж в самом красивом платье. Отец гордо вёл её под венец. По его щекам текли слёзы гордости. Он вырастил такую красавицу.

Жених притворно улыбался идущей к нему невесте. И только бросая робкие короткие взгляды на леди Джейн, в нем пробивалась искренность.

Я так и не смогла сказать Изабель правду. Не смогла. Видит бог, я несколько раз пыталась. Но представляя, насколько сильным будет её го-ре, не осмелилась разрушить иллюзию этого счастья.

Осталось надеяться, что после свадьбы молодые покинут плантацию

36 отца и отношения леди Джейн и Гарри станут невозможны из-за расстоя-ния.

ГЛАВА 6. Мой брат

После отъезда сестры стало скучно. Изабель хотела поскорее насладиться новым статусом молодой жены и хозяйки. Отец отдал ей в приданое плантацию хлопка и большой дом в дне пути от основного семейного гнездышка. Раньше эти земли принадлежали нашим соседям Фиджираль-дам. Глава семейства проигрался. Отец выплатил его долг на условиях покупки владений.

Приданое моей сестры было нескромное. Оно огромное и очень до-ходное. Голодать или зависеть от мужа сестра не должна была никогда.

Отец, будучи дальновидным человеком, заставил жениха подписать брачный контракт. По этим бумагам Гарри является не полноправным хозяином плантации, а всего лишь представителем своей жены. Итак будет, пока Изабель не родит наследника мужского пола. После чего всё имущество переходит их общему сыну.

Гарри долго не решался подписать договор. Он хотел получить полные права над приданым жены, как все мужья. Перспектива пожизненного управляющего такого амбициозного проходимца не радовала. Но тут либо эти крохи, либо ничего. Он сломался. Поставил подпись под контрактом в присутствии Изабель со словами:

— Вот доказательства моей любви.

Лицемер и лжец. Им двигала не любовь, а корысть. Изабель была слишком влюблена, чтобы увидеть его недостатки. И как надеялся Гарри, влюбленная жена наивно доверяла супругу, а тот её обворовывал. Хуже того! Он обворовывал своего ещё не рождённого ребёнка.

Сестра понесла после первой брачной ночи. Свои обещания леди

Джейн Гарри сдержал. Приделал её дочери дитя, а та частенько наведывалась к ним погостить.

Мерзко! Господи, как это мерзко! И я ненавидела себя за то, что ещё до свадьбы не раскрыла эту порочную связь тёщи и зятя. Теперь было поздно. Изабель ждала дитя, и врачи запретили ей всякие волнения. Я

только молила бога, чтобы он смилостивился над моей сестрой и дал ей возможность благополучно разрешиться от бремени. А ещё просила его наказать гнусных прелюбодеев.

Жизнь после свадьбы так и не пришла в обычное рутинное русло. При-ехавший на торжественное событие в семье, Кристофер остался погостить.

Его присутствие держало в напряжении всех домочадцев. В особенности

37 отца.Сводный брат часто ездил в Сент-Огастин и возвращался очень пьяным до одури пропахшим дешёвым табаком. Такое поведение наследника злило папу. А узнав о новых карточных долгах, и вовсе привело его в бешенство.Он кричал на Кристофера, а тот, как мать, так же истерично отвечал ему.

Мой брат винил в своих неудачах отца. Словно это он виноват, что ему приходиться играть в карты в надежде улучшить своё материальное состояние. Скупой родитель не даёт отпрыску ни пени на более достойное существование. И будучи наследником самого богатого плантатора Флори-ды, Кристофер живёт, как нищий.

Такие обвинения отец отвергал. В ответ он запретил ему ездить в Сент — Огастин, а если ослушается, то его отпуск тут же закончится, как и право на наследство. Эдмунд Дарлингтон пригрозил в очередном скан-дале вычеркнуть Кристофера из завещания.

В ссору вмешалась любящая мамочка. Она встала на защиту единственного сына, но отец закрыл рот и ей.

Вскочив, он бросил вилку на стол и громко заявил:

— А тебя, Джейн, я давно вычеркнул из завещания! После моей смерти, ты можешь надеяться только на содержание своих детей! Так что молчи, а то останетесь оба без средства к существованию! С голой задницей!

Таким злым я не видела отца никогда. Он даже позволил себе такие сквернословия, как «голая задница». Ужасно то, что вся эта ссора происхо-дила за обеденным столом. Так не вовремя вернувшийся с очередной по-пойки Кристофер, осмелился требовать у отца деньги на погашение долгов.Отец быстро вышел из столовой, оставив нерадивое семейство в полном молчании. Я тоже последовала его примеру. Аппетит был испорчен скандалом.

Набравшись смелости, я вошла в кабинет. В клубах дыма моего милого папу почти не было видно. Чихнув пару раз, от едкого запаха, я сделала несколько шагов к нему. Отец сразу затушил презентованную на днях новую дорогую трубку.

— Я не помешала тебя, папа? — робко спросила я.

Он устало улыбнулся, а в глазах загорелись огни.

— Как мне может помешать, моё любимое дитя? Свет очей моих. Моя

Лили, — отец раскрыл свои объятья для меня.

Я поспешила в них. Обнимая папу, мне было жаль его. Кристофер не заслуживает такого отца, как Эдмунд Дарлингтон. Он так много делает для благополучия семьи, а непутевый сын и неверная жена изводят его.

— Ты и Изабель мои маленькие птички, — он вздохнул и с грустью в голосе сказал. — Как же вы быстро выросли. Вот одна уже упорхнула от ме-ня. Скоро придёт и твой черёд.

38

Я не передавала значения его словам и потерлась носом о гладковы-бритую щёку отца. Я не люблю дым табака, но аромат, исходивший от одежды отца, навсегда запомнился мне, как самый любимый.

— Я не скоро упорхну отец, — шептала я ему. — Я останусь с тобой.

— Нет, девочка моя, совсем скоро и ты полетишь к своему счастью, —

он усмехнулся, поцеловав меня в нос. — Скорее твоё счастье летит к тебе на всех парусах.

Я засмеялась, представив огромный корабль с белыми парусами, рассекающий синие воды океана. Но с этой фантазией в мои мысли ворвались полные трюмы рабов. Смеяться больше не хотелось.

Лишённый возможности посещать злачные места города, Кристофер срывался на рабах. В этом они похожи с матерью.

Избил кнутом раба-конюха за нерасторопность. Чуть не наехал на маленького ребёнка. Мать успела за доли секунды убрать дитя с дороги ска-чущего сына масы. Но самый сумасбродный его поступок — это насилие над пятнадцатилетней девушкой. Он схватил её прямо на плантации. Пе-рекинув поперёк крупа своей лошади, увёз умоляющую рабыню отпустить её. Никто из надсмотрщиков не остановил Кристофера. Он наследник господина Эдмунда и рано или поздно это всё будет принадлежать ему.

Об этом насилии я услышала от сестры несчастной рабыни. Та приби-ралась в моей спальне и плакала. Я спросила что случилось. Она рассказала, давясь слезами.

— Мисс Лили, моя сестра сегодня утопилась от горя, — плакала девушка, — Она не смогла пережить надругательства господина Кристофера.

Бедняжка встала с кровати и тут же пошла на реку и утопилась.

Больше рабыня ничего не могла сказать. Рыдания не давали вдохнуть, сдавливая её грудь.

Рабы боялись моего сводного брата до ужаса. Старались лишний раз не показываться ему на глаза. А если всё же имели неосторожность встретиться с ним, то пряча глаза, готовы были нагибаться до самой земли, дабы молодой маса не рассмотрел неуважение к своей персоне. Рабы молча, сносили жестокость Кристофера. Боялись пожаловаться хозяину, чтобы не вызвать его гнев. А ещё больше они боялись скорой расправы от наследника хозяина.

Я слышала, как Таре говорила одна из рабынь, что день, когда господин Кристофер займёт место в большом кресле кабинета, станет самым страшным в жизни рабов. Маса Эдмунд жесток, но справедлив. А маса

Кристофер будет беспощаден и ненасытен до крови рабов.

Слушая уже тихие всхлипы рабыни, я решила всё рассказать отцу. Его я нашла, как всегда, в кабинете. Он ещё не уехал на плантации и подсчитывал количество собранного хлопка за последнюю неделю. Моё появление в кабинете не оторвало отца от цифр.

— Да, милая, — сказал он, не поднимая глаз.

— Папа, рабы твоя собственность? — начала я издалека.

39

— Да, — он оторвался от бумаг и посмотрел на меня. — Ты хочешь мне что-то сказать? Кто-то из рабов обидел тебя?

Последние слова были сказаны очень жёстко, а глаза прищурились.

— Нет, — теребила я нервно рюши на платье, — скорее обижают их, а они бояться попросить у тебя защиты.

— Что опять натворил Кристофер? Избил ещё кого-то?

Отец не знал об утопленнице. Мистер Льюис не сообщил о смерти молодой рабыни.

— Он надругался над рабыней, — тихо сказала я, сама пряча глаза. Её участь страшила меня, как любую невинную девушку. — Она утопилась сегодня в реке.

Если бы эта рабыня собрала мало хлопка или провинилась, сделав что-то плохое, отец приказал бы высечь её. Смерть под плетями надсмотрщика не разозлили бы его. Он не обратил бы внимания, если бы один из надсмотрщиков изнасиловал рабыню, но при условии, что она выйдет на плантацию и это не сказалось на её работоспособности. Такие случаи были не редкостью. Но самоубийство рабыни разозлило отца. Он даже не успел распорядиться позвать мистера Льюиса, как тот сам вошёл дать отчёт, сколько рабов вышло на работы.

— Ну, чем порадуешь меня? — спрашивал отец главного надсмотрщика.

Мистер Льюис немного оторопел от грозного тона хозяина. Он посмотрел на меня. Пытался понять я ли причина недовольства или всё же он.

Наверное, по мне он ничего не понял, раз сразу принялся лгать своему работодателю.

— Сегодня не произошло ничего существенного. Все рабы здоровы и работают. Сбежавших и провинившихся нет, — докладывал он.

— А утопленница? Она тоже вышла на работу? — перебил надсмотрщика отец.

— Простите, хозяин, но об этом я хотел доложить позже, — попытался оправдаться мистер Льюис.

— Мой сын причастен?

— Да, — сжимая поля шляпы, сказал он.

— Ко мне этого паршивца! Не будет идти, приволочёшь! — закричал отец.Надсмотрщик выскочил из кабинета, как будто увидел призрака. Так сильно он побледнел. Все знали, что господин Эдмунд в гневе страшен.

Я вжалась в стену от испуга, боясь посмотреть на взбешённого отца.

Он подошёл ко мне и, обняв, успокоил:

— Милая, прости, что так напугал тебя. Мне следовало сдержаться, радость моя.

Я только и смогла, что помотать головой ему в ответ.

— Иди, милая, — выпроваживал меня папа из кабинета. — Разговор, который состоится сейчас с твоим братом не для ушек юной леди.

Выходя из кабинета, я столкнулась с заспанным Кристофером. От него

40 несло алкоголем и табаком. Увидев меня, он мерзко улыбнулся. Я быстро отвернулась и прибавила шаг.

Разговор не для ушей леди слышали все. Ссора отца и сына заставила всех замереть и чуть дыша вслушиваться в каждое слово. Впервые господин встал на защиту рабов.

Отец кричал на Кристофера:

— Как ты посмел испортить мою собственность?!

— Она и моя собственность! Что хочу, то и делаю! — пищал в ответ сын.

— Твоего тут ничего пока нет! Пока я жив всё принадлежит мне, и ты заплатишь за порчу собственности по рыночной цене!

Голос Кристофера походил уже на писк:

— Ты не посмеешь! Она же простая черномазая девка! У тебя их десятки!

И уверенный властный голос отца перекрывал писк блудливого сына.

— Молодая здоровая девственница стоит около пятидесяти фунтов.

Сколько унций хлопка она собирала в день, мистер Льюис?

— На половину унции больше нормы, сэр! — быстро ответил надсмотрщик.— Я потерял приличную сумму из-за тебя! — кричал отец. — Кто мне возместить эти убытки?!

— Отец!

— Молчи, негодник! Ты мой позор! Ты уничтожишь всё, что моя семья, и я годами создавали! Ты пошёл в свою ничтожную мать!

Упрёки сыпались на сына один за другим. Кристофер не успевал ответить, как его рот тут же затыкался новыми упреками. Отец вспомнил все прегрешения родного чада и его матери. В самом конце нравоучения он заявил:

— Я отправлю письмо майору Грегори и уведомлю его, что отныне твоё жалование будет удерживаться, пока ты не выплатишь мне все расходы за порчу имущества, убыток и покупку новой рабыни.

— Нет! — нечеловеческим голосом завопил Кристофер. — На что я бу-ду жить?! Ты обрекаешь меня на голод!

— Нет, сынок! Я буду снисходителен и предоставляю тебе кредит. Будешь возвращать частями свой долг мне! А теперь вон! Пошёл вон, чтоб глаза мои тебя не видели! — прогнал он расстроенного до безумия сына.

Их ссора на этом не закончилась. Кристофер подорвал здоровье отца, когда пытался совершить настоящее кощунство.

Наказание отца не подействовало на сына. Он продолжал дебоширить.

В большинстве случаев виною его несдержанности было пьянство. Кристофер напивался до беспамятства. В такие минуты он был способен на самые отвратительные поступки.

Я чуть не стала жертвой его сумасбродства и порочности.

Отец и мачеха загостились у Маклеодов. С приходом сумерек их каре-41 та так и не появилась вдалеке. Я не дождалась отца и легла спать.

Не успели мои глаза сомкнуться в полудрёме, как дверь резко отворилась, и в мою спальню ворвался брат. Он с размаху бросил бутылку в стену. Она разлетелась на мелкие осколки.

Я, испугавшись, подскочила в постели. Натянув одеяло до подбородка, закричала:

— Уходи, Кристофер! Ты пьян!

Он довольно ухмыльнулся и направился ко мне. Каждый раз, делая навстречу шаг, он стаскивал с себя что-то из одежды.

Я стала звать на помощь, но никто не спешил. Рабыни боялись, разбе-жавшись по углам и каморкам, пережидать бурю. Мисс Луиза приняла на-стойку опиума перед сном. Теперь будет крепко спать до утра.

Понимая свою ничтожность перед пьяным Кристофером, я стала молить его о пощаде, взывая к родственным чувствам.

— Кристофер, ты мой брат. Пожалуйста, опомнись. Прошу не надо.

Это было бесполезно. Его глаза помутнели от похоти. Он не видел ничего перед собой, только жгучее желание утолить жажду тела. Не слышал моих просьб. А мои всхлипы ещё больше распыляли его. И когда он навис надо мной, я закричала во всё горло так, что оглушила саму себя.

Мне на помощь пришёл отец. Он одним рывком сбросил покусившего-ся на мою честь брата. Кристофер слетел с меня, как лёгкая шаль. Ударив-шись спиною о стену, он взвыл от боли, сползая на пол. Всего минуту назад именно об эту стену Кристофер разбил бутылку. Сползая, он обрезал себе руки и бёдра. Кровь яркими пятнами выступила на его белоснежной коже.

Взбешённый отец занёс хлыст и ударил несостоявшегося насильника со всей силой. Тот взревел ещё громче. Закрывая лицо руками, просил прекратить, но папа не останавливался, нанося новые удары по сыну, который чуть не опозорил весь род Дарлингтонов, возлежа со своей сестрой.

Пусть не единоутробной сестрой, но родной по отцу.

— Мерзкий выродок! — кричал отец, вкладывая в удары всю злость. —

Ты посмел прикоснуться к своей сестре?! Ты, мой позор! Ты недостоин такой благородной фамилии, как Дарлингтон! Убирайся из моего дома! Я от-казываюсь признавать в тебе сына! В нашей семье таких преступников не было!

— Отец? — скулил у его ног скрюченный и окровавленный сын.

— Вон! — взревел отец.

И Кристофер плача, выполз из моей спальни.

Отец весь трясся от злости. Подбежав ко мне, стал обнимать и целовать.— Девочка моя, прости, что чуть не уберег от надругательства в собственном доме. Прости, своего отца, — плакал он, прижимая крепко к своей груди.

Я не смогла вымолвить ни слова. Так сильно было моё потрясение из-42 за произошедшего события.

Через минуту прибежали и рабыни. Странно только, что леди Джейн не прискакала вступаться за истерзанного плетью любимчика. Она осталась в гостях. Домой примчался только один отец. Он почувствовал, жгучее желание поехать домой. Отец загнал жеребца, спеша мне на помощь.

Настолько тесно были связаны мы, какой-то невидимой, но прочной нитью.Кристофер уехал, не рискнув дожидаться рассвета. Он вскочил на лошадь и умчался в сторону Сент — Огастина.

Леди Джей, узнав о случившемся, во всём обвинила меня. Мол, я сама спровоцировала её невинного сыночка. Но когда отец пригрозил, что ещё слово и она последует за её никчемным порождением, мачеха прикусила язык. Впервые она не стала пререкаться с мужем, защищая Кристофера.

Меня такое смирение насторожило. Что-то нехорошее должно было вот-вот произойти. Меня заполняло чувство страха изнутри, заставляя вздрагивать от тишины в доме.

Нервный стресс стал причиной болезни отца. Больше недели он не вставал с постели. Мачеха больше обрадовалась, чем расстроилась болезнью мужа. Она даже быстренько написала сыну о самочувствии скупо-го отца.

Изабель была беременна. Мисс Луиза в сиделки никак не годилась. Я

ухаживала за отцом. На радость мне и рабам, он пошёл на поправку, но крепким здоровьем, как раньше, уже не мог похвастаться.

Моё чувство тревоги так и не прошло с выздоровлением отца. Наоборот, оно сильнее стало ощущаться.

ГЛАВА 7. Боль

Вы знаете, что такое боль? Думаю, да. Каждый человек ощущал её.

Боль делится: физическую и душевную. Какая, по-вашему, самая мучительная боль? Физическая. О, нет! Тело быстро оправляется от боли. Стоит ис-ключить силовое воздействие или излечиться, как боль проходит и забывается. Самая долгая и мучительная боль — это душевная. От неё ничего не залечит. Даже время. Его ход лишь притупляет боль, делает её не такой острой.

Почему о боли мои воспоминания? А как иначе? Я пережила боль утраты не единожды. Мама и отец. Если со смертью матери моя жизнь изменилась в некотором смысле к лучшему, то когда сердце отца остановилось, мой привычный мир разлетелся на мелкие осколочки. Собрать вместе их я уже не смогла.

43

После болезни отец очень сдал. Из сильного и здорового мужчины он превратился в тень. Руки дрожали и не как раньше с уверенностью держали кнут. Мисс Луиза переехала в соседнюю спальню. Восторженные вопли больше не будили домочадцев по ночам. Он, конечно, мог отослать её обратно в Сент — Огастин, но в силу привязанности оставил при себе.

Куртизанка хвасталась мне, сидя на зеленной траве в тени деревьев и украшая мои волосы цветами:

— Мужчинам нужна не только постель, Лили. Иногда им достаточно и сочувствия с пониманием. Твой отец, говорит, что я наполняю его скуч-ную жизнь светом.

В эти мгновения я ревновала отца к мисс Луизе. Ведь светом, я считала себя. Наивная маленькая глупышка. Я ещё не ведала разницу между любовью к дочери и женщине. Мы обе были его светом. Только я свет в сердце, а любовница свет в опротивевшем браке.

Цепляясь за наш свет, отец поднялся с постели. Сразу через неделю после выздоровления он захотел увидеть Изабель. Весть о её беременности радовала его. Леди Джейн не поехала с нами к дочери. И так бывала у неё часто. Но мне кажется, она боялась выдать себя и свои чувства к мо-лодому любовнику. Папа хоть и не ревновал мачеху, но мог заметить перемены в ней рядом с Душкой Гарри. Так что к миссис Коллинз мы поеха-ли вдвоём.

За несколько месяцев, что я не видела сестры, она изменилась.

Не только раздалась в талии, но и стала напоминать манерами свою мать.

Капризничала, срываясь на рабынях. Отец отметил, что причина в ребёнке. Все женщины так нервозны, когда беременны.

Изабель заплакала:

— Эта жара меня убивает! А ещё этот ребёнок, без конца изводит меня!

Отец не стал слушать жалобы. Подойдя к дочери, поцеловал её и, сославшись на некую безотлагательную беседу с Гарри, ушёл. Я осталась с сестрой.

Она, развалившись на диванчике, вытирала слёзы платком.

— Да маши ты быстрее! — рявкнула она на мальчика раба с опахалом возле дивана.

Мальчик замахал резче и чаще. Но и этого ей оказалось мало. Бросив подушкой в него, она заорала:

— Вон, лентяй! Я приказу тебя высечь!

Мальчик, испугавшись, выбежал. До меня донесся его тихий плач.

— Что с тобой, Изабель? Он же ещё ребёнок! И ты будущая мать, а так жестока, — не выдержав, сказала я ей.

Сестра скривилась, словно съела кислый лимон. Тяжело встав с дивана, подошла к окну.

— Ты думаешь, я этого хотела? — упираясь руками в прогнутую поясни-цу, говорила Изабель. — Я не так представляла счастливую семью. Первая брачная ночь — это мерзко! — расплакалась она ещё больше. — Он… он…

44 такое сотворил, — она зажала ладонью рот и зарыдала.

Я подскочила к Изабель. Обняв её за плечи, стала успокаивать.

— Помнишь, что говорил отец. Это наш долг, удовлетворять желания мужа, — шептала я этот бред, сама не веря в его правдивость.

Изабель утирала слёзы и продолжала жаловаться.

— А теперь я толстая, неповоротливая и мне всегда плохо. Все болит и ноет. Самое страшное, Лили, меня ждёт впереди. Я боюсь, что умру, рожая этого ребёнка! Он разорвёт меня! А если я выживу, мне придётся исполнять супружеский долг и рожать детей! Всегда! Это ли счастье? — спрашивала она, глядя на меня.

Я не нашла никаких подходящих слов, что могли успокоить её. Прижав сильнее к себе свою сестру, я только зашептала:

— Всё будет хорошо. Я молюсь за тебя и малыша…

Но Изабель оттолкнула меня, не дав договорить.

— Что хорошо?! Он животное! Это противно! Тебе не понять меня. Когда выйдешь замуж, ты поймёшь, как мне сейчас! Все мужчины животные!

Даже папа! Он изводил мать, требуя наследников, а потом, когда она их не смогла родить, стал изводить её изменами! Я боюсь, что родится девочка! Ведь Гарри сказал, пока я не рожу мальчика он не остановится!

Я прижала ладонь ко рту, ужасаясь откровению сёстры о своём браке.

И Гарри был уже не душкой, а животным. Нет! Наш отец не животное!

С этим я была несогласна. Похоже, частые визиты матери сказывались на психике беременной Изабель.

Я уезжала от сестры в подавленном состоянии. Страх за неё нарастал во мне со скоростью ураганного ветра. И отец это тоже почувствовал. Сидя в экипаже, он с тревогой в голосе сказал:

— С Изабель что-то не так. Даже её мать была счастлива, нося детей под сердцем.

— Мне тоже так показалось, отец.

Это всё что я сказала ему. Папа ещё не полностью оправился от болезни, и я не хотела его волновать. Ко всему прочему, он узнал, что Кристофер гостил у них несколько дней. Проигрался в Сент — Огастине и просил взаймы у Гарри. Папа нервно постукивал по своей трости, возмущаясь су-масбродством сына.

— Вычеркну его из завещания. Всё оставлю тебе, как приданое. Твой муж, не такой идиот, как Гарри. И не безмозглый транжира, как Кристофер, — задумчиво, но решительно говорил папа.

Приехав домой, нас ждал очередной скандал. Леди Джейн неудачно попросила денег и именно эту сумму, что задолжал Гарри. Папа догадался и поставил жену в известность, что она и её сын больше не будут упоми-наться в завещании. На днях он лично отправится к нотариусу в город за-верить новое завещание. Мачеха упала в обморок от такой новости. Её приводили в себя рабыни. Отец же просто ушёл в кабинет, переписывать завещание.

45

По новому завещанию я становилась его наследницей, и всё имущество значилось, как моё приданое. О таком не могла мечтать ни одна незаконнорожденная дочь. Но, кто посмеет перечить самому богатому плантатору. Никто! И не посмели бы. Приняли, молча, очередную прихоть мистера Дарлингтона. Но мой отец не доехал до нотариуса. Его принесли вечером рабы. Они увидели своего хозяина, лежащим на дороге. Лошадь стояла рядом.

Подпруги кто-то надрезал, и седло слетело с коня вместе с наездни-ком. Мой отец на полном скаку, упал с лошади и сломал позвоночник.

Папа был без сознания, когда его принесли. И только в постели, он пришёл в себя и застонал. Я бросилась к нему. Целуя руку, плакала.

Мисс Луиза тоже упала на колени перед любовником, взяв в свои ладони его вторую руку, но слез у неё на щеках я не видела. Хотя в глазах было сострадание. Она его так не любила, как я. Женщины её профессии редко позволяют себе любить. Похоже, мисс Луиза обожглась, и её сердце было глухо к таким чувствам, как любовь.

Одна леди Джейн стояла неподвижно. После визита врача она ушла и больше не заходила в спальню умирающего супруга. Хозяйка вершила скорый и ужасный суд. Виновным в смерти господина был признан старый раб-конюх. Якобы он из ненависти к масе надрезал подпруги. Мистер

Льюис засек до смерти несчастного старика.

Я вступилась за него, назвав обвинения абсурдными. Этот раб знал па-пу ещё младенцем. Он любил своего господина и племянника. Конюх при-ходился сыном деду Эдмунда.

Но мачеха, как полноправная хозяйка, уже распоряжалась на плантации. Вещи отца, в которых он был, она лично обыскала. Все бумаги забрала, послав за Кристофером. Тот приехал быстро. Развалившись в гостиной в любимом отцовском кресле и попивая дорогое вино из подвала, ждал, когда станет полноправным хозяином. Он даже не потрудился зайти к от-цу и попросить у него прощение за недостойное поведение.

Приехали Гарри с Изабель. Её к отцу не пустили, сказав, что надо побе-речь себя ради ребёнка. Она, сев у дверей спальни, тихо плакала.

Только я была с ним. Я ухаживала за отцом, стараясь облегчить его боль, давала, оставленные доктором опиумные капли. Их не хватило, и мисс Луиза дала свои.

Эдмунд Дарлингтон бредил, зовя мою мать. Он-то истошно кричал:

«Мэг», то жалобно плакал, повторяя: «За что, Мэг?». Он мучился пять дней, больше на целые три дня, что предрекал доктор. На пятый день он пришёл в себя и у него был на редкость ясный разум, после опиумных капель и полубреда.

Мы были одни в спальне. Отца уже похоронили. Они только ждали, когда смогут официально поместить его в семейный склеп. Лишь мисс Луиза забегала, чтобы дать мне возможность умыться и выпить воды. В тот вечер она не пришла. Я узнала причину задержки. Мой брат заплатил ей за лю-46 бовь из денег отца, которые он нашёл в шкатулке в кабинете. Я не могу её винить или осуждать. Мой отец уже не мог ей платить, и в его доме куртизанку больше не потерпят. Ей придётся вернуться в Сент-Огастин. Где, скорее всего, она снова будет продавать себя.

В любом случае мне повезло проститься с отцом наедине без посторонних лиц.

Папа тихо позвал меня. Он ощущал в полумраке спальни моё присутствие. Я поднялась с кресла и подошла ближе к нему.

— Папа, — присаживаясь на край постели, сказала я, — милый мой, па-па. Я здесь. Рядом с тобой.

Шептала я, целуя его уже холодеющую руку. Он сжал мои пальцы и посмотрел с печалью в глазах.

— Девочка моя, Лили. Дитя моё. Моя радость. Ты дитя любви, чтобы не говорили все эти лицемеры и стервятники, запомни. Я любил твою мать. Любил так сильно, что дал ей свободу.

Это было неожиданной новостью для меня. Я долгое время считала се-бя дочерью рабыни, а моя мать, оказывается, была свободной.

— Ты похожа на неё. Те же глаза, смотрящие на мир с интересом. Когда я впервые увидел её на плантации, то уже не смог не думать о ней, — он замолчал, пытаясь перевести дух. Слова давались отцу с трудом. — Два го-да назад я признал тебя, Лили. По всем бумагам ты моя дочь. В качестве приданого я оставил тебе плантацию табака под Сент — Огастином.

— Папа, я прошу, побереги силы, — плакала я, видя, как он, превозмогая боль и усталость, пытается говорить. Он тяжело вздохнул. Глаза заблестели от слез в тусклых огоньках свечи на прикроватном столике.

— Мне уже не силы беречь надо, милая, а успеть, всё сказать тебе, —

шептал отец, не сводя с меня глаз. — Все бумаги в моём столе, перевязанные красной лентой. Завещание старое. По нему мой сын получит всё, но не твоё приданое. Я предвидел это и отправил оригиналы бумаг твоему жениху в Лондон.

Жених? Отец точно не бредит? Я узнала о женихе в самый ужасный момент в моей жизни, когда прощалась с отцом.

Мой таинственный жених в Лондоне и у него все бумаги, подтверждающие мою свободу и происхождение. Я обручена?! Но когда отец успел сговориться о моём браке? И кто он, человек, осмелившийся дать своё имя мулатке. Я дочь белого господина и чёрной женщины, и он принял условия брачного контракта, составленного моим отцом. То, что брачный контракт существует, сомнений не было. Отца знали как человека дально-видного и в чём-то циничного. Особенно всего, что касалось семьи. Кому, как не ему, знать о мужском непостоянстве. Многие женятся только ради приданого невесты. Папа так же поступил с леди Джейн. И теперь, когда у него появились дочери, он надеялся защитить своих птичек от охотников за приданым.

— Кто он? — затаив дыхание, спросила я.

47

— Достойный человек, Лили. С ним ты будешь в безопасности, девочка моя, — папа заплакал. — Жаль, что тебя я не смогу подвести к алтарю. Я

хотел выдать своих птичек за мужчин, которые будут любить вас. Брак

Изабель меня отвратил от этой мысли. Сердце отца не слепо, Лили, — он вздохнул, сглотнув слюну в пересохшем горле. — Пять месяцев назад я напомнил своему хорошему знакомому о долге. С предложением простить его, отправил брачный контракт, все бумаги и твой миниатюрный портрет.

Месяц назад пришёл ответ. Он согласен, — отец замолчал, хватая воздух ртом, простонал.

Боль исказила лицо Эдмунда Дартингтона. Я схватилась за кружку и поднесла к его губам. Папа сделал лишь один глоток. Это всё на что у него хватило сил.

— Бу..ма..гиии.. Вооозммиии…. — последние слова отца, вылетели из его уст вместе с последним выдохом.

Он умер, а я истошно закричала, понимая, что потеряла самого близкого мне человека. Моего папу. Упав ему на бездыханную грудь, я ревела, умоляя не покидать меня. Но в моём рассудке уже смутно летала мысль, что те бумаги в кабинете отца, его последний бесценный дар мне, который я должна забрать иначе потеряю и свободу. Леди Джейн отомстит мне за все свои бессонные ночи и унижение со стороны неверного мужа. Будь я такая же стерва, как мачеха, то уже бежала в кабинет. Но я не могла отойти от ещё не остывшего тела отца. Я обнимала его, словно мои объятья и слёзы способны воскресить папу. Стоило ему только уйти в мир иной, как всю мою сущность заполнила невыносимая боль. Она чёрной кошкой царапалась внутри меня, разрывая моё сердце на маленькие кусочки.

Во второй раз в жизни я осталась сиротой. И в этот раз защиты мне ждать неоткуда. Мой таинственный жених, имя которого я так и не узнала в роковую для меня ночь, вряд ли успеет примчаться раньше, чем мачеха насладится своей мелочной местью.

ГЛАВА 8. Месть

Когда не стало отца, всё изменилось в одночасье. Затихший в ожидании дом резко оживился. Леди Джейн прибежала на мой крик, не веря в своё везение, даже подошла ближе к почившему супругу и наклонилась. Прислушавшись к дыханию, улыбнулась. Тишина. Её лицо исказила довольная ухмылка. В глазах загорелась злоба, когда она посмотрела на меня.

— Пошла вон! — крикнула мачеха мне. — Вон!

В комнату ворвались Кристофер, Гарри, Изабель. Мой брат был изряд-48 но пьян, что даже радостная новость не отрезвила его. Опираясь на плечо

Гарри, он воскликнул противным голосом:

— Аллилуйя! Наконец-то свершилось! Я богат!

Гарри тоже ухмыльнулся.

Единственным несчастным человеком в этом семействе была Изабель.

Она, закрыв рот руками, согнулась пополам. Я видела, как её плечики вздрагивали, каждый раз, когда она пыталась вздохнуть. Будь её муж более внимательным, то уже вывел бы жену из комнаты. Но любовник тёщи чуть не прыгал от радости!

В тот момент я не могла пристыдить их за неуважение к отцу. Я сама пребывала в шоке. Даже крики мачехи не вывели меня из этого состояния.

Меня и Изабель из комнаты выпроводила мисс Луиза. Я не помню, как она появилась. Её голос звучал откуда-то из темноты. Она чуть прикоснулась ко мне и подтолкнула к выходу, по пути взяв Изабель за руку, потащила за нами.

Я пришла в себя уже в коридоре. Мы, обнявшись с сестрой, плакали.

— Что теперь будет? Как мы будем без, папы, — всхлипывала Изабель. — Я приготовила ему подарок на день рождение. Новую трубку.

Слова сестры напомнили мне про последний дар нашего отца мне. Бумаги о моём освобождении и подтверждении его отцовства. Их нужно бы-ло забрать, но леди Джейн и её сынок невылазно сидели в кабинете. И, скорее всего, приказали запереть двери на ключ. Я не смогла и близко подойти к кабинету, а Изабель это под силу.

— Изабель, сестрица, помоги мне, пожалуйста, — взмолилась я, утирая её и свои слёзы платком. — Папа оставил мне бумаги, где указывается, что я свободна и его дочь. А ещё бумаги о моём приданом. Они в его кабинете, в ящике письменного стола, перевязанные красной лентой. Принеси мне их, умоляю тебя.

— Так возьми их сама, — не понимая, почему я прошу её об этом, сказала Изабель.

— Не могу. Ключ у Тары и твоей матери. Тара не откроет мне, а леди

Джейн и подавно. Но тебе рабыня не откажет, — объясняла я, почему прошу о помощи.

Долго уговаривать сестру не пришлось. Пока мачеха с сыном и любовником не могла насладиться своим преступным счастьем, Изабель забрала ключ у Тары.

Я ждала её у дверей. Рабыня не спускала с меня глаз, ведь хозяйка яс-но дала понять, что ублюдку Эдмунда нечего делать в кабинете и других хозяйских комната.

Моя сестра вышла из кабинета и развела руками.

— Нет. Там ничего нет, Лили, — шептала Изабель, растерянно бегая по мне взглядом. — Нет никаких бумаг с красной лентой.

Мои ноги подкосились. Я начала медленно сползать на пол от этой страшной новости. Если с освобождением я могла себя защитить, то без

49 него я никто. Я рабыня.

— Господи, — взмолилась я, — только не это. За что ты караешь меня сегодня дважды?!

То, что это сделала леди Джейн, у меня не было сомнений. Только она способна на такую подлость, как выкрасть бумаги. Ей настолько сильно овладело чувство ненависти, что она не видела ничего перед собой. Жила одной местью. Мне было даже страшно представить, на что она способна.

У неё жестокой от природы, была безграничная фантазия. Иногда мачеха, смакуя каждое слово, рассказывала, как поступит со мною, окажись я в её власти. И вот теперь я принадлежу ей.

— Не бойся, Лили, — послышался из-за спины голос мисс Луизы. — Я

выкуплю тебя. Деньги есть. Скопила.

Наша гувернантка всё это время была рядом. Её в кабинет тоже не пустили, хоть она нагло рвалась туда часом ранее. Требовала вернуть ей деньги за последние несколько дней, когда работала сиделкой. Господин

Эдмунд расплачивался с нею каждый месяц.

Мисс Луиза не выкупила меня. Мачеха даже не стала слушать бывшую содержанку мужа. Она приказала мистеру Льюису выкинуть куртизанку на улицу. Когда надсмотрщик выводил любовницу отца, она, прижав собранные пожитки, шепнула мне на крыльце:

— Если эта тварь тебя продаст, попроси Кларка послать мне весть. Я

найду тебя.

Кларк — это мистер Льюис. Похоже, их отношения в последние месяцы стали более тёплыми. Я заметила, что он не вышвыривал её, как приказала леди Джейн, а нежно вёл под локоть. Я думаю, недолго она шла пешком по дороге, выкрикивая ругательства в адрес супруги почившего любовника. Такие женщины, как мисс Луиза, нигде и никогда не пропадут.

Отца ещё не успели отпеть в часовне и поместить в семейный склеп, а моя мачеха уже требовала выплат по долгам. Сначала она хотела высечь меня, но отбросила эту идею. По совету сыночка, меня лучше продать в бордель, а там за изувеченных много не возьмут. Будучи ещё и жадной, леди Джейн призадумалась. Пока она решала мою судьбу, я сидела в подвале.

Мне было всё равно, что со мною будет. Настолько сильно я была убита горем от потери отца. Ещё меня терзала мысль, что я так и не прости-лась с ним перед тем, как его навсегда замуровали в холодном склепе.

На похороны отца меня не пустили.

Моё заточение закончилось через неделю после смерти отца. Моя сестра Изабель упросила мать пощадить меня и продать ей в качестве экономки. Леди Джейн и Кристофер были категорически против, но слёзы и приступы дурноты у Изабель убедили их пойти на сделку. Мачеха продала меня моей сестре по рыночной цене. Пятьдесят фунтов стоила моя жизнь.

Выходя из подвала на свет, я зажмурилась. Яркое солнце слепило от-50 выкшие от света глаза. Прикрывая их ладонями, я рассмотрела Изабель.

Она шла мне навстречу, раскрыв свои объятья. Я бросилась в них, не веря, что для меня всё благополучно закончилось.

— Я купила тебя, Лили, — шептала сестра, обнимая меня. — Слышишь, теперь ты в безопасности.

— Ты дашь мне свободу? — спросила я.

Сидя в грязном сыром подвале, я поняла, что быть свободной — это быть независимой. Будь я свободной, то меня бы просто выкинули за двери, как собаку. Но я была рабыней, моя жизнь зависела от сумасбродной мачехи. Такое положение меня больше не устраивало.

— Да, Лили, конечно! — обнадёжила меня сестра, уводя к своему экипажу.

ГЛАВА 9. Тайны

Уже месяц, как я жила у сестры. Я спала в отдельной комнате, а не с рабами. Мой шкаф был полон платьев. Правда, не моих, а Изабель.

Мои мачеха забрала себе. Я ела за одним столом с сестрой и её мужем.

И я всё ещё была рабыней.

Изабель не спешила дать мне так долгожданную свободу. Каждый раз, находя поводы, чтобы продлить мою зависимость от неё.

Я спрашивала её:

— Когда ты подпишешь освободительные бумаги?

А она, округляя глаза, отвечала:

— Лили, я сама не могу. Гарри должен подписать от моего имени.

— Сестра моя, тебе так плохо у нас?

— Милая, подожди, когда я рожу. Мне страшно и я нуждаюсь в тебе.

Я ждала, чувствуя, как свобода становится недосягаемой мечтой для меня. Моя сестра была полностью зависима от Гарри. А он не собирался давать мне свободу. Желая сам получить меня в качестве любовницы.

Как только я переступила порог их дома, Душка Гарри возжелал сестру своей жены. Ему было мало леди Джейн и рабынь. Мне и вовсе не было спасения от похотливого супруга Изабель.

Гарри несколько раз подлавливал меня в коридоре. Прижимая к стене, пытался поцеловать. Я вырывалась из его цепких лап, требуя отпустить немедленно, иначе закричу. Ему приходилось отступать от своих замыслов из-за страха, что Изабель, и так плохо переносившая беременность, может скинуть. Ехидно улыбаясь, Гарри отпускал меня.

— Когда твоя сестра родит мне наследника, ты уже не сможешь избегать моего общества, — злобно бросал он мне вдогонку.

51

Общество! Он называл свои низменные желания таким благородным словом, как общество. О, нет! Общения с ним я избегала, как могла. Это чудовище, заключённое в тело красивого мужчины, вызывало во мне только отвращение. Что могло привлечь Изабель в этом ничтожестве?

Душка Гарри! Всего год назад она так называла его. А теперь? Теперь моя сестра прозрела, но было слишком поздно. Изабель знала только о его забавах с рабынями. Узнай она ещё и матери, чтобы с ней стало, страшно даже подумать.

Я инстинктивно чувствовала, мне жизненно необходимо быть подле сестры. Только её близость спасала меня от посягательств Гарри. Я старалась не отходить от Изабель. По ночам закрывала на ключ двери в спальню. Долго не могла уснуть. Ворочаясь с бока на бок, прислушивалась к шорохам за дверями. Я молилась, чтобы муж Изабель не вломился в мою спальню, как когда-то Кристофер.

Перед самыми родами сестры леди Джейн совсем перестала приез-жать. До меня дошли слухи, что мачеха неважно чувствует себя в последний месяц. А кое-кто поговаривал, что она беременна. Мол, супруг перед смертью успел обрюхатить. Но, это была наглая ложь! Папа не делил с женой постель уже несколько лет. Новая беременность опасна для её жизни, но любовнику на это было плевать, как изголодавшейся по ласке леди

Джейн. Их порочная связь дала плоды. Моя мачеха медленно чахла от ребёнка, растущего в ней.

Не могусказать, что мне было жаль её. Я искренне ненавидела жену своего отца. И на это у меня были весомые причины, чем просто обида за унижения.

В доме Изабель я стала свидетельницей ещё одной неприятной и мерзкой сцены. Будь у меня очевидцы из благородных и свободных белых людей, то мачеха и её любовник предстали бы перед судом. Ещё и Кристофер, как покрывавший страшный грех преступной парочки.

Гарри подрезал подпруги на седле своего тестя, а мачеха отвлекала мужа, пока он это делал. Вот поэтому им надо было засечь до смерти старика раба, чтобы скрыть более страшное преступление.

Их разговор я услышала, когда вошла в дом за тёплым пледом для сестры. Они не заметили меня и продолжали спорить. Гарри боялся разоблачения. Ему с некоторых пор стал угрожать Кристофер, требуя прекратить отношения с матерью. Леди Джейн была, конечно, против таких заявлений любимого сына. Вот они и решали, как будут уговаривать единственного свидетеля их преступления молчать. Мачеха предлагала отдать меня Кристоферу. Мой брат, оказывается, бредил мною. Гарри был против этого. Сам же возжелал меня. Леди Джейн поняла, что скрывается за нежеланием любовника отдать меня новому хозяину плантаций и вспылила.

— Ты пожалеешь! Я сама уничтожу тебя, предатель!

Гарри усмехнулся:

52

— Джейн, если меня арестуют, я расскажу констеблю, кто мне помог избавиться от Эдмунда. И про Кристофера я тоже не забуду.

Муж жены чувствовал своё превосходство над любовницей и её сыном. Гарри был неглуп, угрожая моей мачехе. Он отлично знал её натуру.

Леди Джейн вспыльчивая, необузданная, но трусливая. Страх перед каменными стенами тюремных темниц сразу остудили её пыл.

— Хорошо, — уже спокойнее сказала она, — я поговорю с сыном и объ-ясню, что нам надо держаться вместе иначе мы пропали.

— Вот-вот поговори, милая, — довольно сказал Гарри.

Больше я ничего не слышала. Мне хватило и этого ужаса. Прижав ладонь ко рту, я пятилась назад от полуоткрытых дверей гостиной. Бежать я не смогла. Ноги не слушались, и нельзя было. Если бы они узнали, что я слышала их разговор, то жизнь моя оборвалась в тот же миг. Мне оставалось делать вид, что ничего не изменилось.

Но, о боже! Как всё изменилось. Если раньше леди Джейн была для меня прелюбодейка и истеричка, то теперь жестокая убийца собственного мужа. А Гарри и Кристофер вызывали уже не обычное презрение. Их я лю-то ненавидела. Я знаю, что истинно верующему христианину следует прощать своих врагов. Но, я не простила. Я каждую ночь возносила молитвы богу, чтобы он их жестоко покарал.

Мои мольбы были бессильны. Гарри прекрасно себя чувствовал. Кристофер тоже не внушал опасений за свою жизнь у окружающих его домочадцев. Одна леди Джейн увядала. Прости, господи, что молила тебя о таком деянии, как суд твой над мачехой. Ведь дитя её невинно, но смиренно принимать жестокую правду о смерти дорого отца, я не могла.

ГЛАВА 10. Ночь

Последние дни беременности Изабель измотали. Она срывалась на всех. Даже несколько раз позволила себе накричать на меня, припом-нив мне мою маму-рабыню. Но заметив, что я обиделась, сразу слезно из-винялась.

Говорила, утирая слёзы платком:

— Потерпи, пожалуйста, ещё Лили. Я рожу и всё встанет на свои места.

Просто эта беременность изводит меня. И Гарри опять пропадал всю ночь, — сказав это, сестра заплакала навзрыд.

Я кинулась её успокаивать. Прижавшись ко мне, Изабель тихо всхлипывала на моём плече.

Да Гарри совсем охладел к жене. Я, если честно, не понимала сестры.

То она жаловалась на чрезмерное его внимание и требование исполнения

53 так ненавистного ей супружеского долга, то лила слёзы в три ручья, что муж нашёл ей замену. Мне было не понять терзаний сестры. Как и мета-ний Гарри. Мачеха, конечно, красавица, но для молодого мужчины стара, заносчива, властна. Она крутила любовником, как хотела.

Несколько раз к нам приезжал Кристофер. Оставался на ужин. Весь вечер поедал не зажаренную индейку, а меня глазами. Отчего мне становилось не по себе. Никогда так не ждала окончания трапезы, как тем вечером. На моё счастье, Изабель замутило, и я помогла ей удалиться в свои покои. Я осталась голодной, но это стоит того. Похотливые глаза моего брата больше не сверлили меня. Ночью я, как всегда, спала, заперев дверь. А утром узнала, что Гарри и Кристофер сразу после ужина уехали в Сент — Огастин. Нетрудно догадаться куда. Мой брат тратил деньги на продажных девиц и играл в карты. Первые тащили у него всё, что лежало в кошельке. Вторые, соседи за игральным столом, акры земли, что с таким трудом собирал наш отец.

Пока муж два дня развлекался в кругу куртизанок, у Изабель начались схватки.

Поздно ночью меня разбудил истошный крик сестры. Я выскочила из постели и в одной строчке бросилась к ней. Моя Изабель стояла посреди комнаты, держась за живот, кричала:

— Нет! Я не хочу!

Я сначала оторопела, не понимая причину её истерики, и только увидев на полу лужу, поняла, что время пришло.

Уложив Изабель в постель, я позвала Сару.

— За кем посылать, мисс Лили? — спокойно спросила она, едва войдя в спальню.

— За доктором в Сент — Огастин, — меняя мокрую сорочку сестре, говорила я.

Она громко цокнула языком:

— Доктор не успеет, мисс Лили. Надо звать старую Мэй.

Старая Мэй — повитуха и знахарка. Все невольники лечились у неё.

Но моя сестра не чёрная рабыня. Она белая леди. А что если она не согласится, чтобы старая чёрная ведьма прикасалась к ней.

Пока мы решали за кем посылать, моя сестра, сгибаясь пополам, вопила, проклиная Гарри и его дитя.

— Я ненавижу его! — кричала она. — Этот ребёнок разрывает меня! Он убивает меня! Ненавижу!

Её схватки были уже невыносимы. Я не знала, что делать и как помочь ей. В такие мгновения ты вряд ли будешь думать о приличиях и происхождении. рабыня-повитуха была ближе, чем доктор. Я, повернувшись к Саре, сохраняя последние остатки самообладания, приказала:

— Зови Мэй!

Мэй пришла быстро. Она тихо поздоровалась и, не теряя времени, подошла к своей орущей хозяйке.

54

— Мне надо вас осмотреть, — сказала она.

Изабель вцепилась мне в руку и закричала:

— Она ведьма! Ты позвала ведьму!

— Нет, Изабель, она поможет тебе, — переубеждала я, трясущуюся всем телом роженицу. — Позволь ей помочь, милая.

Новая схватка исказила её лицо. Сильнее сжав мою руку, сестра закричала, но уже от боли. Рабыня, не дожидаясь ответа, подошла к нам ближе.

Задрав мокрую от пота и крови сорочку, полезла смотреть.

Как только руки Мэй прикоснулись к моей сестре, та, уткнувшись мне в плечо, простонала:

— Я умру. Он убивает меня.

— Что ты, Изабель! — стирая пот со лба сестры, успокаивала я. — Так у всех бывает.

Но по лицу рабыни я поняла, что не у всех. Она покачала головой.

— Ребёнок идёт ножками. Вот и крови много.

— Нет! — опять заплакала сестра. — Я проклинаю это отродье Гарри!

Ненавижу его!

Уже не выдержала я. Встряхнув сестру, прикрикнула на неё:

— Не смей, так говорить! Он твоё дитя! Побойся бога!

Изабель заскулила, как побитая собачонка.

— Я помогу появиться малышу на свет, но вы должны слушать меня, хозяйка, и делать всё, что я скажу, — говорила повитуха.

Изабель кивнула. Потом Старая Мэй перечислил всё, что ей понадобится для родов. Я распорядилась принести и началась самая тяжёлая ночь в моей жизни.

Изабель эта ночь, конечно, далась ещё тяжелее. Роды были сложные.

Хвала богу, мой племянник появился на свет живой и здоровый, а вот сестра, потерявшая много крови, находилась между смертью и жизнью.

Старая Мэй сделала всё, что могла. Остальное зависело от организма Изабель и воли господа.

Несколько дней Изабель пролежала в родильной горячке. Отпаивая её отварами Мэй, я день и ночь дежурила у постели больной. Боялась потерять ещё одного родного мне человека.

Гарри, вернувшись, обрадовался сыну. Забежав на минутку к жене, спросил:

— Как она?

— Плохо, — ответила я, посмотрев на него.

То, что я увидела на его лице, заставило меня брезгливо отвернуться.

Глаза Гарри светились радостью, когда он смотрел на изможденную тяжёлыми родами жену. Он надеялся на другой исход. Жизнь Изабель ему бы-ла не нужна. Оставшись вдовцом, Гарри получал всё имущество жены.

— Мерзавец! — прошипела я, уходящему любовнику мачехи и убийце отца.— Тебе тоже следует молиться о скором избавлении Изабель от мук, —

55 остановившись в дверях, сказал он. — Ты хочешь свободы, Лили? Я дам её тебе, но прежде получу тебя. И поверь, ты должна будешь постараться убедить меня в твоём желании стать свободной.

Он говорил это всё с таким ехидством, что от каждого его слова по мне бежали мурашки. Как земля носит таких людей?! Смысл их жизни соб-ственное благополучие и набивание своих карманов.

Сжав ладонь своей сестры, я пообещала, что не позволю ей умереть. Я

буду ухаживать за ней, кормить с ложечки, не спать ночами, только бы она жила.

ГЛАВА 11. В тени акаций

Изабель шла на поправку медленно. Она бредила, просыпаясь среди ночи в поту, стонала и звала отца. Словно его присутствие могло как-то облегчить её боль. Я успокаивала сестру, смачивая тряпку в холодной воде, прикладывала ко лбу. Самыми страшными были ночи. Именно с наступлением сумерек сестре становилось хуже. Если днём она приходила нена-долго в себя, то ночью, мечась по кровати, чуть не горела от лихорадки.

А ещё малыш заходился плачем в соседней комнате. Рабыня — кормилица не могла успокоить маленького Эдмунда (новорождённого крестили на следующий день в семейной часовне). Мне приходилось бежать и к племяннику. Взяв его на руки, я пела колыбельную. Когда Эдмунд засыпал, отдавала его обратно рабыне и бежала к сестре.

За несколько дней я превратилась в исхудавшую осунувшуюся старуху.

Синяки под глазами от недосыпания, украшали некогда моё цветущее здоровьем лицо. От недостатка солнца и свежего воздуха моя кожа побледнела. От этого я стала ещё больше походить на белую.

Единственный в этом доме, на ком никак не отражалась болезнь Изабель, был её муж. Он ездил на плантацию. Посещал свою любовницу — тё-щу. Играл в карты с Кристофером. Даже рождение сына не повлияло на Гарри. Он видел своего наследника только два раза. Один раз на следующее утро после рождения и второй раз на крестинах. Больше «счастливый» отец никак не выражал свою заинтересованность отпрыском.

Мачеха на крестины не приехала. Она плохо себя чувствовала. Кристофер явился в не подобающем виде. Даже получил нагоняй от святого отца.

Он держал младенца, качаясь из стороны в сторону, дыша на него перега-ром. Я боялась, что он уронит племянника. Стоя рядом, была начеку, на случай если придётся ловить малыша. Мой мерзкий брат такую вынуж-денную близость расценивал, как мою симпатию к нему. Господи! Как о таком грехе можно думать?! Но мой брат не только думал. Он бредил

56 мною.

На обеде по случаю крещения я не была. Сразу после часовни, поспешила к сестре.

В день, когда Изабель стало чуть лучше, в её спальню вошёл мистер

Холефилд — главный надсмотрщик. Он работал ещё на отца, но со свадьбы сестры занял должность на этой плантации.

— Мисс Лили, — позвал надсмотрщик, тихо входя в комнату, — простите, что не постучал. Я боялся разбудить миссис Коллинз.

— Ничего, — посмотрев на него, ответила я. — Вы что-то хотели?

Мистер Холефилд мял края шляпы, виновато смотря в пол.

— Да. Простите, что приходится спрашивать совета у вас, но мистера

Коллинза нет, а его жена больна.

— Ближе к делу, — вздохнула я, понимая, что сейчас мне придётся решать чью-то судьбу.

— Сегодня рабыня родила на плантации, и поэтому не смогла собрать минимальную меру хлопка. Хозяин приказал всех рабов без исключения наказывать десятью ударами плетей, если не будет хватать хотя бы половины унции до нормы в день. И я, — поднимая глаза на меня с пола, осекся он.

— И вы не знаете, как поступить в этой ситуации? — закончила я его слова.

— Да, мисс Лили, — замотал он головой, — рабыня не виновата.

И у неё родился мулат. Но, клянусь богом, ни один мой парень к чёрным не прикасается.

Можно было не говорить об этом. То, что это ребёнок Гарри и так понятно. Он не упускал возможности позабавиться с хорошенькими рабынями. Мой отец брал чёрных женщин не с полей. Он покупал их специально для этого. А вот его зять задирал юбки всем приглянувшимся рабыням.

И в отличие от папы, Гарри не испытывал чувства ответственности перед такими детьми.

— Мистер Холефилд, о чём вы говорите?! — возмущалась я. — Бить только что родившую женщину! Я не ослышалась?

Моему негодованию не было предела. Я даже встала с кресла. Голова закружилась. Уже полдень, а я не ела со вчерашнего дня. Ухватившись за спинку кресла, я чуть опёрлась об неё. Мистер Холефилд это заметил.

Рванулся с места, чтобы поддержать меня.

— Нет, — выставив ладонь ему навстречу, запротестовала я.

— Но, вам нехорошо, мисс Лили, — настаивал бывший работник отца.

— Уверяю вас, мне намного лучше, чем той рабыни, которую вы собрались наказать, — брезгливо сказала я, посмотрев на надсмотрщика.

Тон моего голоса, видимо, заставил его испытать христианское сострадание к рабыне.

Опустив глаза, мистер Холефилд сказал:

— Будь я бессердечным человеком, то беспрекословно исполнил бы

57 приказ мистера Коллинза. Я работал на вашего отца, мисс Лили. Он был суровым хозяином, но справедливым. Телесные наказания за недобор унций хлопка получали рабы, старше четырнадцати лет. Женщин он и вовсе приказывал не трогать, если они носили детей. А вот уже мистер Коллинз требует давать плетей всем. Даже детям. Вчера мне пришлось бить шести-летнего ребёнка! — его глаза заслезились. — Я бы не наказывал его, но на взвешивание неожиданно приехал хозяин.

— Что? — шёпотом спросила я, не веря в такую зверскую жестокость.

— Это правда, мисс Лили, — убеждал меня надсмотрщик. — Я не палач.

Закончится сезон сбора хлопка, и я попрошу расчёт.

— Но, Гарри сегодня нет, — чувствуя, как холодок бежит по моей спине от правды, я поспешила сесть обратно в кресло. — Можно не упоминать этого.

— Я хотел бы, но хозяин потребовал давать ему письменный отчёт кто сколько собрал. И угрожал мне, если я намеренно скрою недобор, он уво-лит меня.

Муж сестры не только убийца, он чудовище.

— А что если кто-то из рабов, кто собрал больше нормы, поделятся с той рабыней. Вы можете поговорить с ними. Время переписать отчёт ещё есть, — предложила я, с надеждой глядя на мистера Холефилда.

— Я поговорю с ними, — покачал он головой.

Когда надсмотрщик ушёл, я мысленно поблагодарила бога, что мне посчастливилось родиться дочерью своего отца. Будь я простой рабыней, то сейчас бы носила под сердцем ребёнка блудливого хозяина и получа-ла бы плетей за недобор унций хлопка на плантации. А посмотрев на больную сестру, ещё и вознесла хвалебную речь создателю, что лишил меня такой радости, как брак с охотником за приданым.

В тот день сестра крепко спала не бредя. Со слов надсмотрщика, моего «родственника» не было дома. Так что я без страха вышла на улицу. Лег-кий тёплый ветер ласкал моё лицо, отчего захотелось не просто подышать на крыльце, расхаживая взад и вперёд, а прогуляться по саду. Когда ещё представится такая возможность. В присутствии Гарри дома я не отхожу от сестры, опасаясь за свою честь. Он хищным зверем следит за мной, словно ждёт подходящего момента наброситься на меня.

Я не спеша шла между кустами акаций в саду. Вдыхая их аромат, наслаждалась минутами уединения и тишины. Я не заметила, как отошла на приличное расстояние от дома. Нет, его крыша была видна вдалеке, но чтобы вернуться мне понадобится больше времени, чем я планировала на прогулку. Вдруг Изабель проснулась, а меня нет рядом. Подумав об этом, я решила срезать путь, и пошла вдоль изгороди. Конечно, непро-топтанная тропинка, как в саду, но так намного быстрее.

Что позади меня скачет конь, я расслышала сразу. Изгородь разделяла дорогу к дому и земли теперь уже мистера Коллинза. Прибавив шаг, я без оглядки шла. Мысленно молилась, чтобы догоняющая меня лошадь

58 не принадлежала Гарри.

— Надо же какой сегодня удачный день! — донеслось до меня.

Душа упала в пятки. Это мой брат.

— Постой, Лили! — звал он.

Я, не оборачиваясь, уже чуть не бежала от него. Что-то подсказывало мне, только добравшись до дома, я буду в безопасности. Там он не посмеет меня тронуть. Слишком много свидетелей. И на мой крик сбегутся не только рабы. Мистер Холефилд тоже.

Брат пришпорил коня. Вставшая на дыбы лошадь, легко взяла преграду в виде низкой изгороди. От неожиданности я упала в траву, под самые копыта коня.

— Стоять, Гром! — держа за поводья, приказывал Кристофер.

Конь отступал, несколько слушая хозяина, сколько от боли. Железо впивалось ему в рот и рвало губы.

— Ты напугал меня, — стараясь быть спокойной, сказала я.

— Не думал, что похож на разбойника, — смеялся брат, слезая с коня.

— Похож, — прошептала я, пытаясь подняться.

Кристофер подал мне руку. Я отказалась, но он сам схватил меня за за-пястье и потянул на себя.

— Ну, что попалась, моя чёрная сестрица? — прижимая сильно к себе, ухмыляясь, сказал брат.

Моё сердце замерло от ужаса. В глазах Кристофера я увидела его желания. И, поверьте мне, он не помочь хотел подняться сестре. Он желал свою сестру.

Упёршись ему в грудь руками, я попыталась вырваться. Тогда Кристофер повалил меня на землю, а его губы искали мои. Он жаждал поцеловать меня. Это было омерзительно! Я хотела кричать, но он не давал и вздохнуть. Стоило открыть рот, как язык брата вползал в него.

Господи, тогда ночью он был пьян. Но в тот день, Кристофер не пил. Им двигали какие-то животные инстинкты. Набросившись на меня, брат задирал подол платья. Отбиваться от него сил у меня не было. Я, истощённая уходом за сестрой, даже не могла умолять его прекратить это надругатель-ство. Единственное на что хватило моих сил, это плакать.

Какой позор быть изнасилованной собственным братом. Он ещё не закончил своё грязное дело, а я уже оплакивала свою незавидную участь.

Если раньше я могла надеяться на брак с незнакомым мне женихом, который должен, вот-вот, по словам отца, приехать за мной, то после этого я не могу надеяться ни на что. Кристофер забрал не только мою честь, он унизил меня. Растоптал мою гордость. Сломал меня, лишив веры в счастливое будущее. После него я чувствовала себя такой грязной, что мне в жизнь не отмыться от этого.

Мой брат спокойно встал и, заправляясь, сказал:

— Я думал, будет повеселее, а ты даже не сопротивлялась.

— Ненавижу, — прошептала я, прикрывая платьем ноги.

59

Он наклонился. Поднял мой подбородок вверх, пальцами. На его лице красовалась довольная улыбка, а глаза горели демоническим блеском.

— Скажи ещё «ненавижу», мне это нравится. Я куплю тебя у Гарри, сестрица, и буду делать с тобой, что захочу.

Он говорил, а я цепенела от страха и ужаса, представляя, как то, что произошло минуту назад в тени акаций, будет повторяться вновь и вновь, если я стану его собственностью.

— Лучше убей меня, — взмолилась я.

Он сильно сжал моё лицо, своими пальцами.

— Нет, милая, я не убью тебя. Я буду любить тебя, — его голос стал про-тивней, чем он сам мне.

Набравшись смелости, я всё-таки сказала Кристоферу:

— Я пока ещё не твоя.

— И то верно, — опять улыбнулся он.

Грубо толкнув меня, сын моего отца подошёл к коню.

— Пока ты не моя, Лили, — говорил он, вскакивая в седло, — но, это пока. Скоро, станешь моей.

Он уехал, оставив меня лежать на траве в кустах акаций, а я вспоминала ту рабыню, которая утопилась. Самоубийство самый непростительный грех для христианина, но как жить, когда тебя смешали с грязью. Если бы не страх за сестру, я бы тоже отправилась вслед за грешницей в ад.

ГЛАВА 12. Старая Мэй

То, что произошло у нас с Кристофером, я оставила втайне. Разве такое можно кому-то рассказывать?

Через неделю Изабель встала с постели. Сначала она держалась за ме-ня, передвигаясь по дому и когда гуляла по саду, но уже совсем скоро смогла свободно ходить.

Гарри расстроился, поняв, что полноправным хозяином плантации ему не быть. А я вот не знала границ своего счастья. Теперь сопровождая сестру на прогулки, я без страха могла дышать воздухом. Жаль, что несвобо-дой. Изабель так и не дала мне освободительную бумагу. На этот раз, объ-ясняя своё нежелание, волнением за меня.

— Лили, ну куда ты пойдёшь? Ты и так свободна. Ты моя сестра и под моей опекой. Я очень сильно люблю тебя, чтобы отпустить.

— Я тоже люблю тебя, Изабель, — вздыхала я, понимая, куда она кло-нит, — но, что если ещё одна беременность станет последней для тебя?

Я стала не так наивна, как была до Кристофера.

Мои слова задели Изабель. Сбросив плед с ног, она резко вскочила.

60

— Я больше не позволю Гарри прикоснуться ко мне! — закричала она.

Как глупо это звучало. Жена откажет мужу в его праве.

Уже через несколько дней после нашего разговора, я проснулась от криков. Моя сестра и её муж ругались так, что разбудили даже маленького Эдмунда. К племяннику я не побежала, как обычно. Испугалась.

И в ссору супругов тоже не стала встревать. Сев на кровати, я терпеливо ждала, когда всё закончится.

Тишина наступила, только когда двери господской спальни громко ляп-нули. Тяжёлые шаги по коридору остановились возле моей комнаты, а дверная ручка провернулась. Слава господу, я закрывалась всегда на замок по ночам, опасаясь именно таких визитов Гарри. Подёргав ручку, он ушёл. Но, уснуть в ту ночь я так и не смогла. К утру в мою дверь уже стуча-ла заплаканная сестра. Ей я открыла.

Изабель вошла. Сорочка на ней была изорвана. Гарри получил, что хотел. Оставшиеся часы до рассвета, моя сестра плакала у меня на плече, жалуясь на животное, которым стал её некогда Душка Гарри. Бедняжка

Изабель. Я почему-то рассмотрела в молодом лейтенанте Коллинзе при-творство, раньше, чем она. Может потому что не была влюблена в него.

Изабель посчастливилось не понести в ту ночь. Чего я не могу сказать о себе. Последствия случайной встречи с братом дали о себе знать к концу месяца. Женские дела не пришли в срок, а по утрам я просыпалась с чувством тошноты. Меня мутило при виде еды.

Понимая, что с этим надо что-то делать, я решила пойти к Старой Мэй.

Подобрав для этого вынужденного визита подходящий вечер. Изабель и Гарри были приглашены на приём к губернатору Сент-Огастина. Уехав рано утром, обещали вернуться через два дня. Они ещё собирались за-ехать в гости к леди Джейн, которая в последние месяцы не вставала с постели.

Другого такого дня у меня больше не будет. Два дня полной свободы.

И на что я собралась её потратить? На убийство.

Хижина Старой Мэй находилась на самом краю посёлка рабов. Днём в посёлке никого почти нет, и моё появление осталось незамеченным.

Входя в ветхую хижину, служившую домом местной знахарки, я нисколько не усомнилась в своём решении избавиться от ненужного мне плода. Материнские инстинкты во мне не проснулись. Я понимала, что полюбить это дитя не смогу. Тем более что оно являлось грехом кровосмешения.Как только я переступила через порог, голос старухи прилетел откуда-то из темноты. Я вздрогнула. Было очень жутко. Именно так я представляла себе жильё ведьмы. Пучки сухой травы, зловонное варево бурлит на огне в центре хижины, и полумрак, к которому мои глаза привыкли не сразу.

— Дочь белого господина пожаловала ко мне, — хрипела Старая Мэй, выходя из той же темноты, откуда слышался её голос.

61

— Пришла, — морщась, я пыталась рассмотреть её.

— Вижу, что по нужде, — уже подходя ближе, сказал рабыня.

Её рука потянулась к моему животу. Я не шелохнулась, когда горячая ладонь Мэй обожгла своим прикосновением. Она громко цокнула языком, убрав руку.

— Убивать пришла, — твёрдо сказала ведьма.

Откуда она узнала о моём положении и решении, я не знаю. Срок был маленький. Да, я не говорила, зачем пришла. Но Мэй уже знала. В её глазах мелькнуло осуждение.

— Это не мой грех, — попыталась оправдаться я, делая шаг вперёд.

Она покачала головой, сложив руки на груди.

— А будет твой, Лили, — прошептала ведьма.

— Пусть мой, но я не желаю этого ребёнка, — уже злобно шипела я, боясь, что ведьма откажет. — Он…

— Я знаю чей, — перебила меня Мэй. — От любимого ты бы не пришла убивать.

Любимого? А будет ли у меня когда-нибудь любимый? Я рабыня.

И пусть сестра говорит, что я под её опекой, но это не так. Моя жизнь принадлежит Изабель и Гарри. Я неуверена в своём будущем, а тут она говорит, будь это плод любви, я бы его сохранила. Зачем? Чтобы когда-нибудь моё дитя забрали и продали? Нет! Я так не хочу. Я хочу прожить свою жизнь, не боясь потерь близких мне людей. Я слишком многих потеряла, чтобы потерять ещё и любимого ребёнка. Любимого, но не этого ребёнка.

Этого я уже начинала ненавидеть. Господи прости, но я понимаю свою сестру, когда она кричала о ненависти к своему ещё не рождённому дитя.

— Избавь меня от него! — приказывала я, срываясь на рыдание. — Я

не хочу его! Он грех!

Старуха тяжело вздохнула.

— Успокойся, — подходя ко мне, сказала она, — я избавлю тебя от тя-гости в теле, но вот от камня на душе, я избавить не в силах, Лили. Ты рис-куешь, дочь белого господина. Сегодня ты можешь потерять не только способность быть женщиной, но и жизнь.

Её слова не испугали меня. Я знала, что последует потом. Когда-то рабыня отца рассказывала мне, как избавилась от плода и больше никогда не смогла понести от мужчины. Меня это устраивало. В хижине ведьмы я заключала договор с самим дьяволом. Мне жизнь без боли и материнских мук, а ему саму сущность женщины. Я никогда не смогу, стать матерью, да-же если захочу.

— Я согласна, — не сводя глаз с ведьмы, сказала я.

Она опять вздохнула, словно ожидала другого ответа.

Старая Мэй напоила меня на вкус мерзким и горьким отваром, пояс-нив, что после этого я хоть и буду всё чувствовать, но не смогу и шелохнуться. Чтобы вырвать плод из меня и не покалечить, я должна лежать неподвижно. Любое неправильное и неосторожное движение во мне же-62 лезным крючком, может убить. Я просто истеку кровью.

Но даже это не остановило меня. Я выпила всю кружку. А когда увидела в руках старухи инструменты, меня начал бить озноб.

— Может, одумаешься? — последний раз спросила она, укладывая ме-ня на стол в хижине.

Мои ноги уже не подчинялись меня, но язык ещё шевелился.

— Не-е-ет-т-т, — простонала я.

— Ой, глупая, ты, — донеслось до меня прежде, чем адская боль завла-дела мной.

Я чувствовала всё, как и предупреждала старуха, но моё тело словно сковало невидимыми тисками. Я даже не могла закричать. Лишь слабые стоны вырывались из моих уст, пока тьма не поглотила мой разум.

ГЛАВА 13. Когда родные предают

Надо мною никто не сидел. Три дня я провалялась в лихорадке. Как дошла до дома я не помню. Всё было словно в тумане. Единственное воспоминание, это рассвет, пение птиц и ухабистая дорога под моими ногами. Потом спальня и темнота.

Один раз зашла Изабель. Её голос привёл меня в чувства, возвратив в реальность.

— Что с ней? — спрашивала сестра у рабыни.

— Лихорадка, хозяйка, — отвечала всё знающая рабыня.

Она сама бегала к Старой Мэй, чтобы избавиться от ублюдков Гарри.

От неё я и узнала, что ведьма помимо помощи в родах, оказывает и другие услуги. Чёрной горничной я не сказала, от кого было дитя. Но зная о похотливости хозяина, рабыня приписала мою беременность ему. Хвала богу, язык у моей сиделки не был длинным. Для четы Коллинз у меня была обычная сезонная лихорадка.

Больше сестра ко мне не заходила, опасаясь заразиться. Когда я пришла в себя, рабыня обрадовалась.

— Мисс Лили, я знала, что вы переживете это. Вы сильная ведь в вас есть и наша кровь, — подходя ко мне, говорила чернокожая.

Наверно, эта кровь рабов и дала мне силы жить дальше. Будь я чисто-кровной белой, то, боюсь, умерла бы ещё на столе в хижине ведьмы.

Проходили дни, недели, месяцы, а моё положение в доме сестры не менялось. Я прислуживала Изабель, и только часто вырывающиеся слово «сестра» из её уст, напоминало мне, что у нас общий отец, а так ни рабыня, ни сестра. Приживалка — бедная родственница, выполняющая обязанности экономики. Весь её дом был на мне. Дом, ещё, куда ни шло, 63 но и похотливый хозяин не давал проходу. Всё пытался подловить меня одну.

Однажды в роковой для меня день ему это удалось. Я не успела закрыть на замок дверь спальни. Забежала захватить томик Данте. Сестра, сидя на веранде, захотела послушать сонеты. Схватив книгу, я уже подходила к дверям, как они отворились, и в спальню зашёл Гарри.

— Лили, — ухмылялся он, закрывая за собою двери, — я уж думал, что не поймаю тебя.

Пятясь назад к распахнутым окнам, я прижала к груди маленькую книгу, словно она спасёт меня от посягательств чужого мужа.

— Что вам надо? — и так зная ответ, спрашивала я.

Он принялся развязывать шелковый шарф на шее, подходя ближе ко мне.

— Ты, Лили.

— Нет! — громко сказала я.

Правда, кричать и звать на помощь я не осмелилась. Опасалась, что меня не так поймут домочадцы и Изабель. Я с её мужем тет-а-тет закрылась в спальне. Мне осталось только умолять Гарри отступиться от того, что он задумал. Но, разве такой мерзавец, мог отказать себе в удовольствии получить лакомый кусочек, о котором давно грезил? Нет.

И вот я в ловушке. Бежать мне некуда и кричать я не могу.

— Гарри, пожалуйста, отпусти меня, — просила я, отступая к стене.

— Нет. Ты моя рабыня и я хочу, чтобы ты разделась, — облизываясь, как кот, говорил он. — Раздевайся, Лили!

Уже приказывал родственник.

— Нет! — твёрдо заявила я, вжавшись в стену.

Отступать больше некуда. С правого боку стена. С левого распахнутое окно. Впереди возбуждённый муж сестры, уже расстёгивал пуговицы на бриджах. Я закрыла глаза в ожидании неизбежного.

Руки Гарри впились в мои плечи. Он толкнул меня на кровать и сам улегся сверху, пытаясь засунуть одну ладонь в лиф, другою задирал мне платье. Его слюнявые губы тыкались в мою шею. Это было так омерзительно, что меня передергивало от отвращения. Вертя головой из стороны в сторону, я пыталась избежать его поцелуев. А когда почувствовала ладонь Гарри на своём бедре, во мне откуда-то взялись силы сопротивляться. Освободив руку с томиком Шекспира, я занесла её над головой насильника. Сигналом к действию мне стал язык Гарри на моих губах. Собрав всю силу, что у меня была, я обрушилась её на голову мерзавца. Уголок книги, переплёт которой был частично из вставок железа, врезался в самый затылок.

Гарри взвыл, как зверь, и вскочил. Прикладывая руку к затылку, закричал на меня:

— Черномазая тварь! Я это тебе припомню! Ты ударила своего господина!

64

В эту самую минуту в спальню вбежала Изабель. Она растерянно смотрела на меня и мужа, не понимая, что происходит. Почему я лежу на постели растрёпанная с задранным до колен платьем? Почему её муж кричит, прикладывая к голове уже окровавленную руку? Не знаю, что могла подумать другая на её месте, но точно не обвинять меня в соблазнении благоверного супруга.

Изабель нашла объяснения быстро этому инциденту.

— Как ты, посмела?! — закричала она на меня. — Ты совратила моего супруга!

Это стало потрясением для меня. Неужели не видно кто в этой ситуации жертва совращения? Я на постели, а её муж вопит с разбитым за-тылком. Кто из нас кого добивался, а кто отбивался от посягательств? Но, сестра не переставала обвинять меня в грехе прелюбодейства со своим благоверным супругом.

Поднимаясь с кровати, я спускала подол юбки и попыталась оправдаться:

— Изабель, он хотел изнасиловать меня.

Сестра замолчала на мгновение. Переведя свой взгляд полный укориз-ны на супруга, задала ему вопрос:

— Она говорит правду?

Гарри даже не стал тратить время на оправдания. Держась одной рукой за затылок, другой поддерживая спущенные бриджи, спокойно сказал жене:

— Да хотел. А что я мужчина, и Лили соблазняет меня. Она сама была не прочь поразвлечься, — нагло врал её муж.

Я уже чувствовала, как бледнею от каждого слова из его лживого рта.

Ужасно то, что моя сестра, зная о похотливости своего мужа, верила ему.

— Дрянь! — закричала Изабель на меня. — Ты такая же, как и твоя мать! Ты черномазая шлюха!

Не веря своим ушам и глазам, я бросилась к сестре. Но она меня оттолкнула. Я, запутавшись в ворохе юбок, упала на пол. Подняв глаза на Изабель, заплакала:

— Ты же, знаешь, что он лжёт! Почему веришь ему? Разве я способна на такую подлость?

Гарри не дождался ответа жены. Он обошёл меня с Изабель и вышел из спальни, кинув напоследок нам в дверях:

— Я хозяин здесь, и будет так, как я сказал. Раз ты, Лили, сама хотела, значит, так и было. А ты, Изабель, будешь верить всему, что я скажу тебе.

И вышел.

Мы остались с сестрой наедине. Впервые в её глазах я увидела ненависть ко мне. Изабель часто жаловалась на неверного супруга. Плакалась, как противно ей спать с ним. Но, стоило Гарри покуситься на меня, как сте-пень виновности Изабель распределила, руководствуясь отнюдь не сест-ринскими чувствами.

65

— Я тебя ненавижу, — прошипела сестра, и выскочила из моей спальни.

Я сидела на полу, закрыв ладонями лицо, и плакала. Что я сделала такого плохого? Я же не отдалась её мужу. Я отчаянно сопротивлялась ему.

Или нужно было уступить, как она? Реветь, кричать, проклинать, но уступить. Только Гарри был настолько противен, что представить его рядом я не могла без содрогания. Он, как и Кристофер, внушал, кроме жгучей неприязни, ещё и брезгливость. Смазливый, холёный, жеманный, словно женщина, но не мужчина.

Эти курчавые русые волосы, собранные в пушистый хвостик черной шёлковой ленточкой. Влажные голубые глаза, густые длинные ресницы и пухлые губы. Лицо Генри лишено угловатой мужской строгости, сплош-ные плавные линии. Даже привычный атрибут мужской зрелости, такой как щетина, у него вовсе отсутствовал. Мягкий светлый пушок на круглых щеках. Своей красотой Гарри мог привлечь только юных глупых девиц. На-стоящие женщины лишь мило улыбались ему и отворачивались повзды-хать об офицерах в чинах повыше.

Изабель, как и её мать, не была особо умной. Её любимым заняти-ем была музыка с танцами, а не грамота с математикой. Среди толпы танцующих на приёмах и балах моя сестра чувствовала себя, как рыба в воде. Семейный очаг и обязанности её угнетали. Прожив в доме сестры почти год, я с разочарованием замечала в ней сходства с леди Джейн.

Нет ничего удивительного в том, что им приглянулся Гарри. Только моя мачеха в меру возраста была опытна и с лёгкостью обставила пока ещё наивную дочь.

Инцидент с мужем Изабель не исчерпал себя одним «ненавижу». Гарри уехал после обеда к любовнице, которая хоть и не могла его удовлетворить, но требовала постоянного присутствия. Для Изабель он играл с Кристофером в карты за бутылочкой вина. Я в столовую не вышла. Посчитала, что не стоит лишний раз напоминать обозлённой сестре о то, что было утром. Какая я всё-таки была глупая? Моя сестра и не забывала. Она терпеливо, как и леди Джейн, ждала, когда муж уедет. Догадывалась, что так со мною в присутствии вожделеющего Гарри она не сможет поступить. По-ка тот не получит меня, никуда не отпустит.

В мою спальню Изабель вошла не спеша. В руках её был свиток, пере-вязанный красной лентой. На лице сестры красовалась довольная улыбка, словно она решилась на какой-то очень хороший поступок и пришла похвастаться. В моей голове мелькнула мысль: «она даёт мне свободу».

Но нет, не свободу пришла мне она дать. Изабель пришла мстить за неверность и похотливость своего мужа мне. Такого от сестры я не ожидала. От леди Джейн, от Гарри, от Кристофера, от кого угодно, но не от неё. От той, с кем я выросла. С кем делилась самыми сокровенны-ми мечтами. За кем ухаживала, не закрывая ни на минуту глаз. Кого кор-мила с ложечки. Удерживала за руку, помогая сделать первые шаги после тяжёлых родов. Я так много для неё сделала и вот чем она мне отплатила.

66

— Знаешь, что это? — спросила Изабель, вертят в руках свиток.

— Нет.

— Эта те письма, что ты просила забрать в кабинете отца, — призналась мне сестра.

От этой правды у меня подкосились ноги. Я села на край кровати.

Оставленные мне папой бумаги были всё это время у Изабель. Она врала мне столько месяцев. Я не рабыня и могла давно уйти.

— Изабель, — лишь смогла я прошептать, глядя на свою свободу в её руках.

— Я ненавижу тебя, Лили. Мать права, ты такая же шлюха, как и та чёрная девка, что родила тебя. Ты забираешь у меня Гарри. Я не хочу, жить так, как мои родители. Папа изменял маме, а та срывалась на всех. Даже на мне, — она говорила всё это, а по её щекам текли слёзы.

Изабель была на грани нервного срыва. Тяжело дыша, она источала одну злобу. Ещё в те мгновения я жалела её. Бедная, как брак с этим про-ходимцем уничтожил всё хорошие в моей сестре. Нет больше улыбчивой всегда смеющейся девушки. Она медленно превращалась в озлобленную женщину. Изабель отчаянно искала вину в окружающих её людях, но только не в себе. Если брак с Гарри так невыносим, то зачем пытаться сохранять иллюзию этого счастья.

— Ты же, знаешь, что это он покусился на меня, — говорила я ей, —

а не я, Изабель.

— Знаю, и если ты останешься, он завершит начатое сегодня, — вытирая слёзы, шептала она.

— Отдай мне мои документы, сестра. Я уйду навсегда, — попросила я, вставая с постели.

Сестра замотала головой и отступила к дверям.

— Нет, он найдёт тебя и снимет тебе домик, как поступал наш отец со шлюхами. Я так не хочу.

Я никак не могла понять, что пытается мне сказать Изабель. Документы у неё в руках. Я свободна и могу идти куда глаза глядят. Никто не может стать у меня на пути. И какие шлюхи? При чём тут Гарри и отец? И только когда руки сестры потянули за края свитка, а бумага зашелестела, я бросилась к ней.

— Нет! Остановись! Что ты делаешь!

В двери ворвались два надсмотрщика. Я успела только выхватить кусочек листочка из рук сестры, как была остановлена сильными руками мужчин. Они держали меня за руки, оттаскивая от Изабель, рвущей на куски мою свободу. Она кромсала листья и тут же кидала их пол себе под ноги.

— Вот тебе! Вот! Свободы хочешь?! Никогда ты её не получишь! — кричала она демоническим голосом. — Когда Гарри вернётся, тебя уже продадут! Неблагодарная тварь! Продайте её!

Надсмотрщики потянули меня по полу. Я вырывалась и голосила, не веря, что всё это реальность, а не страшный сон. Меня продаёт родная

67 сестра. Она выбирает своего неверного мужа, бросая меня в зависимость от сумасбродства чужих людей.

На улице уже ждал торговец рабами.

Меня бросили в клетку с другими несчастными, и замок защёлкнулся, заставив меня замолчать. Бессмысленно взывать к разуму Изабель. Она решила мою судьбу ещё несколько месяцев назад, когда соврала мне, что никаких бумаг с красной лентой в кабинете нет. Моё самое страшное разочарование в жизни связано с родной сестрой. Я любила её, а она продала меня за пару серебряников.

ГЛАВА 14. Ожидание неизвестности хуже самой неизвестности

Когда-то по этой дороге я ехала в карете с отцом. Даже года ещё не прошло с того счастливого дня. Теперь я ехала в клетке в Сент — Огастин.Благо женщины, сидевшие рядом со мной, не задавали мне вопросов.

Кто-то плакал. Кто-то отрешённо смотрел на меняющийся пейзаж. На ком-то были кандалы. Не знаю, зачем женщинам цепи. Они слабые и убежать от надсмотрщиков не смогут. Да и куда им бежать? Повсюду чёрный цвет кожи, как кричащее клеймо рабства. Я среди них была белой вороной.

Один надсмотрщик, что ехал рядом верхом, не сводил с меня уже знакомого мне вожделенного взгляда. Он, словно раздевал меня, глазами.

Облизывался и, поймав мой взгляд, нагло чмокал губами. Я отворачивалась от него. Хотелось плакать от такой безысходности моего теперешнего положения.

Я рабыня! До этого я так остро не ощущала этого позорного статуса.

В доме отца, мне напоминала о рабстве только мачеха. После смерти отца я смутно представляла весь этот ужас. Скорее я была, как бедная родственница на попечении сестры. А теперь сижу в клетке с другими рабами и не знаю, что ждёт меня впереди.

Господи! Я даже не смогла передать весточку мисс Луизе. Чтобы она попыталась меня выкупить. Я уже согласна на работу в бордели. Не куртизанкой, конечно. Ну хотя бы горничной.

Ох, тяжело вздыхала я, вспоминая и мистера Холефильда. Он точно бы не позволил такого обращения со мной. Старший надсмотрщик Гарри уво-лился, как только сезон подошёл к концу. Забрал расчёт и уехал. О моём ужасном положении не знал никто. А значит, помощи мне ждать было неоткуда.

Закрыв ладонями лицо, я всё же тихонько заплакала.

68

Пока собирали по всем плантациям свой товар, пришлось несколько раз останавливаться. Одни наши соседи опознали меня в клетке.

Миссис Леонела всплеснула руками, заметив меня:

— Господи, Лили! — воскликнула она. — Как так?

Я немного оживилась. Подскочив к прутьям клетки, потянулась к доброй старушке.

— Миссис Леонела, помогите мне, прошу, — молила я. — Изабель порвала мои документы и продала меня им.

Старушка покачала головой.

— Милая, я попытаюсь воззвать к её христианской добродетели, — пообещала она. — Продавать сводную сестру, пусть и от рабыни, это преступно.

Вся её помощь. Когда повозка с клеткой уезжала с плантации миссис

Леонелы, я уже прекрасно понимала, что мои просьбы и мольбы дальше этих полей не улетят. Старая лицемерка лишь пошепчется со своими по-дружками плантаторшами о плохой миссис Коллинз и черномазой дочери покойного Эдмунда Дарлингтона. Помогать мне она и не собиралась.

Могла, конечно, помочь. Не взывая к моей сестре, а тут же выкупить меня у торговцев. Но, нет же, миссис Леонела поохала и поахала над мо-им незавидным положением. Да и зачем меня выкупать? Единственный великовозрастный сынок плантаторши ещё позарится на незаконнорож-денную дочь соседа. И что, потом? Женить их? Нет! Слишком благородная кровь течёт в жилах Маккензи. Смешать с чёрной африканской, пусть и разбавленной английской кровью, она не позволит.

Милосердная христианка продала в тот день торговцам три маленьких ребёнка. То, что я видела, сидя в клетке, напомнило мне день, когда я впервыевбежала в господский дом. Я так боялась потерять мать. Боже, кто мог подумать, что через несколько лет, я буду продана.

Глядя на орущих малышей и их рыдающих матерей, я с облегчением вздохнула. Меня такая судьба не ждёт. Моих детей не вырвут из моих рук. Не отдадут чужим дядькам. Я никогда не испытаю боль такой силь-нейшей утраты, потому что детей у меня не будет. Чтобы не ждало меня впереди, мне не так страшно, как этим женщинам, у которых отняли ча-стичку жизни.

Всю дорогу малыши сидели, сбившись вместе в углу клетки, как маленькие щенки. Они, жмурясь в темноте, рассматривали дорогу и женщин рядом. Одна молодая рабыня, подползла к ним ближе. Обняв, что-то зашептала. Что именно я не расслышала. Колёса повозки стучали о засох-шую дорогу. Наверное, пыталась успокоить детей.

Можно подумать, её доброта и сказки, были им на пользу. Нет. Дети ещё ближе жались друг другу, а один самый маленький ещё и заплакал. Я

некаменная. Мне тоже было жаль этих крошек, но моя ласка ничего не изменит. По разговору надсмотрщиков, я поняла, что детей купят ещё на подъезде к городу. Их труд будут использовать в шахтах, по добыче зо-69 лота. Пока они маленькие пролезут везде.

Господи, и эти малютки в таких нечеловеческих условиях не проживут и года. Они обречены. Старая карга знала, куда и кому их продаёт. Дети стоят дороже взрослых. Явно не библию читая, она приняла такое решения, лицемерная святоша.

Так и произошло. Чуть город показался вдалеке, как повозка остановилась. Детей за шиворот вытащили из клетки, чтобы посадить в другую клетку. Среди десятка таких же малюток, они потерялись.

В город торговцы рабами въехали с наступлением сумерек. На неволь-ничий рынок повозка въехала уже ночью. В свете факелов этот оплот ужаса выглядел ещё мрачнее. Открыв засовы, нам приказали вылезать и строиться.

Мистера Питерсона я узнала сразу. Отбивая рукояткой плети по высоким голенищам сапог, он принялся рассматривать предлагаемый ему товар. Две девушки у скупщиков рабов он наотрез отказался покупать.

«Больные девки», — сказал он.

Зубы ему не понравились, а ещё у одной не было уха.

— Такую не купят, — сказал он, отходя от изувеченной.

— А что нам теперь делать? — спрашивали прогадавшие торговцы.

— А что хотите! — пожал он плечами и направился в сторону, где стояла я.— Мистер Питерсон! — закричала я, рванувшись к нему.

Надсмотрщик, больно схватив за плечо, вернул меня на место.

— Стой, дрянь! — ещё сказал мне.

Знакомый отца, сузив глаза, подошёл и тут же ахнул от удивления.

— Дочь мистера Дарлингтона? — как-то неуверенно переспросил он.

— Да, я Лилия! Мистер Эдмунд Дарлингтон мой отец, — надежда на спасение немного оживила меня.

Отец и торговец рабами были знакомы. Ещё в нашу первую встречу я поняла, что мистер Питерсон чуть ли не пресмыкается перед влиятельным знакомым. Так, почему ему не оказать честь почившему другу, освободив меня.

— Что вы здесь делаете, среди рабов? — спросил он, окидывая меня придирчивым взглядом.

— Моя сестра совершила преступление. Она разорвала мои документы на свободу и продала меня, — рассказывала я работорговцу, наивно ожидая от него сострадания.

— Кто может доказать, что вы свободны? — спросил мистер Питерсон.

Я на мгновение задумалась. Никто. Только я и мой отец. Отца больше нет. И… о боже, я совсем забыла о женихе. У него находились оригиналы уничтоженных сестрой бумаг. Но, где он и когда объявит права на меня? Я

этого не могла знать.

— Мисс Лили, я жду!

Слова работорговца вырвали меня из раздумий.

70

— Я могу и мой жених. Отец говорил, что у него все бумаги, но я никогда не видела его, — нерешительно прошептала я, опуская глаза.

Тяжёлый вздох отцовского знакомого, как ветер, качнул пряди моих волос на голове.

— Где ваш жених? — уже спрашивает он.

— Не знаю, — честно призналась я.

Поняв, что защитников у меня нет, работорговец приободрился. Даже его взгляд стал ощутимей на моей коже. Если минуту назад он сочувстви-ем смотрел, думая, что произошла ошибка, то теперь его глаза оценивали, сколько можно получить за белую рабыню.

— Твоя мать была рабыней, ты незаконнорожденная дочь плантатора, жениха нет, документов на свободу нет, — перечислял мистер Питерсон обстоятельства, определяющие мой статус в рабовладельческом обществе.

И уже обращался ко мне на «ты»! Мою судьбу он решил за считаные мгновения.

— Ты рабыня, Лили, — сказал он, ухмыляясь, — и я счастлив, что могу обогатиться, продав тебя на закрытых торгах.

На закрытых торгах богатые мужчины покупали самых красивых рабынь. Для чего, я думаю, вы знаете. Отец часто участвовал в таких меро-приятиях. Именно на них он и купил Ию и Марию.

Знал бы мой родитель, что судьба сыграет злую шутку с его дочерью, он стал посещать бы этот вертеп порока?

— Вы мерзавец, мистер Питерсон, — подняв гордо подбородок, сказала я.Работорговец покраснел от злости. На висках выступили пульсирую-щие вены, а рука с хлыстом сама взлетела вверх. Я не опустила глаз, глядя на это ничтожество, собирающееся ударить меня. Занеся руку, он так и не осмелился приложиться к дочери покойного мистера Дарлингтона.

Сдерживаясь от этого, всё ещё бушующего в нём, соблазна, громко крикнул:— Джим, убери её в камеру!

Здоровый мальчишка моего возраста, подбежав, сразу потащил меня в камеру. Этот Джим бесцеремонно приволок меня в мой новый дом и швырнул со всей силой на пол.

— Эх, жалко, что тебя мистер Питерсон продать на закрытых торгах хочет, а то я бы чуть подпортил твой товар, — и зычно засмеялся, закрывая дверь.

Засовы лязгнули, а я вздрогнула. С рабами в открытых клетках меня не посадили. Мне, как самой дорогой вещи, выделили целую каменную камеру в торговом здании. Второй раз в жизни я была в темнице. Тогда я, правда, ждала смерти и, убитая горем отца, готова была спокойно принять её. Но, теперь я боялась неизвестности. Кто меня купит? И как я могу дальше жить, когда потеряю не только свободу, но и человеческое достоинство. Рабство умеет ломать самых сильных мужчин. А я всего лишь слабая

71 женщина, попавшая в цепи безысходности. Моя судьба в руках мерзавца работорговца и того, кто больше заплатит за желание удовлетворить свою похоть.

Пять дней я просидела в этом каменном мешке. В духоте и сырости одновременно. За день стены нагревались так, что ночью я задыхалась от, казалось бы, раскаленного воздуха. Невольничий рынок находился у самого порта, и моё маленькое окошко выходило сразу на море. Подойти и посмотреть на скудный пейзаж я не могла, потому что стену покрывала густая плесень. Она чёрной жижей тянулась вверх. Но даже если бы и не было этой преграды, я всё равно не смогла бы подойти к окну. Доно-сившаяся вонь протухшей рыбы перебивала собою резкий запах отхожего ведра у самой двери. Это не все мои неудобства. Даже живя с матерью в хижине, я спала на мягкой постели с простынями, а тут моей кроватью стала копна сена в углу. Хвала богу, что в этом убожестве не было клопов и вшей. Правда, не имея возможности умыться, я уже через два дня чеса-лась от грязи.

С этими условиями я ещё как-то мирилась. Забившись в угол, поджав ноги под себя, плакала. Но, когда мой тюремщик принёс грязную глиня-ную миску и сказал:

— Жри!

Меня несколько раз выворачивало наизнанку от этой мутновато-серой похлёбки. Кружку с водой я тоже не стала брать. Она была несвежей и дурно пахла.

Три дня я не ела и не пила. Сама морила себя голодом, думая, что это избавит меня от ужаса быть проданной. Голова начала кружиться, отчего я пребывала в полуобморочном состоянии.

На исходе третьего дня ко мне пришёл сам мистер Питерсон. Увидев моё плачевное состояние, начал кричать на Джима:

— Ты, что сума сошёл! В кого ты её превратил?! Что я получу за эти кости? Она сейчас похожа на чёрствую корку, чем на аппетитный кусочек!

— Мистер Питерсон, она отказывается есть. Хочет уморить себя голодом, тварь! — оправдывался прислужник торгаша.

— Заливай ей в рот! Но, через два дня она должна быть розовощёкой красоткой, ясно?!

Услышав это, я из последних сил засмеялась. Два дня не вернут мне то, что я потеряла за несколько месяцев. Мой смех заставил мистера Питерсона подойти ближе. Не церемонясь, пнув меня ногой, он сказал:

— Смеёшься, значит, живая ещё. Раз так, то мне надо знать, ты девственница?

После всего, что произошло со мной в доме сестры, я всё ещё могла возмущаться таким интимным и неподобающим вопросам.

— Как вы смеете спрашивать у меня о таком?! — цепляясь за стенку, я попыталась встать, чтобы посмотреть в глаза этому мерзавцу.

Мистер Питерсон жутко усмехнулся, отчего его губы обнажили неров-72 ные и жёлтые зубы. Я ближе прижалась к стене. Его вид не только пугал, но и вызывал физическое отвращение. Не знаю, отчего меня снова замутило. То ли от его ухмылки, то ли от голода. Я закрыла ладонью свой рот и задышала тяжело.

— Или ты мне сама скажешь, или я приглашу доктора, — нагло говорил он.

— Мистер Питерсон, зачем доктора? Я сам могу проверить, — загоготал

Джим.

Я почувствовала, как начинаю терять сознание от картин, рисовавших-ся в моей голове.

— Заткнись, похотливый жеребец! После тебя она точно девственницей не останется, — прикрикнул работорговец.

Джим, глядя на меня, облизывался, а глаза уже горели, как два факела.

Именно в это мгновение мне пришла мысль: моя девственность сдержива-ет это животное. Порченый товар покупать не будут, и цена очень сильно упадёт. Пока я для них невинная девица, я неприкасаемая.

— Девственница, — прошептала я, пряча глаза, чтобы мистер Питерсон не мог поймать меня на лжи.

Как-то отец сказал, что я не умею лгать, как моя сестра. Поэтому я боялась разоблачения. Только мистер Питерсон не отличался особой внима-тельностью и не заметил, как краснели мои бледные щёки, а глаза бегали из стороны в сторону. Его поспешность и невнимательность спасла меня от унизительной процедуры.

— Хорошо, — веселее сказал он, — через два дня будут закрытые торги. Желающих купить белую рабыню хоть отбавляй. Я заработаю на тебе огромные деньги.

Он снова засмеялся. Подошёл ещё ближе и хрипло прошептал мне на ухо:

— А, знаешь, Лили, твой брат изъявил желание поучаствовать в торгах.

Я даже больше скажу, — его зловонное дыхание, стало душить меня, не давая вздохнуть, — Он требовал вернуть тебя ему, как сестру. Кричал, что у меня нет прав продавать тебя.

Холодок пробежал по моей спине от этой правды. Нет, пусть лучше продадут, чем мой брат снова прикоснётся ко мне.

— Он сказал, что добьётся справедливости у губернатора, — мистер

Питерсон напирал на меня, чуть не прижимая к стене. — Жаль Эдмунда, оставил после себя такое глупое ничтожество, как Кристофер. Твой брат, выкрикивая мне угрозы, не знал, что губернатора сморила лихорадка, и он ничем не поможет.

Вот теперь я, всё же превозмогая рвотный позыв, вздохнула с облегчением. Есть надежда, что Кристоферу я не достанусь. Торги закрытые, и на них будут самые богатые плантаторы. Мой брат за несколько месяцев успел спустить большую часть своего наследства.

Подумать только, отец всю жизнь создавал целую империю хлопка

73 и табака, а сын проиграл в карты почти всё.

Бывший знакомый Эдмунда Дарлингтона вышел из камеры, как только сообщил мне эту новость. Его работник тоже последовал за ним и, прежде чем закрыть дверь, бросил:

— Завидую я тому богатею, что купит тебя.

Я брезгливо отвернулась.

Осталось два дня. Время в камере до этой новости тянулось, а теперь стало лететь, как чайка над водою. Скоро я предстану перед толпой мужчин. Они будут вожделенными глазами раздевать меня. Торговаться, пока один из них не назовёт последнюю цену. Цену на моё тело и мою жизнь.

Кто станет моим хозяином?

Я начала молиться, чтобы он не был так противен мне, как брат, Гарри, мистер Питерсон. А пока молитвы летели к небесам обетованным, мне оставалось только ждать и мучиться от неизвестности, надеясь на любой исход торгов, кроме тех, что вернут меня в мою семью.

ГЛАВА 15. Торги

Торги были во дворе невольничьего рынка. На открытые приходили все желающие и беспрепятственно могли попасть во внутренний дворик.

А вот закрытые только для особых гостей, кто мог много заплатить. Ворота закрывались за последним посетителем, и становился человек, зорко сле-дящий, чтобы никто из посторонних не проник на таинство элитных торгов.Передо мною продали четыре юные чернокожие девушки. Три мулатки от тринадцати до шестнадцати лет и маленькую девочку десяти лет. Она, не переставая, плакала, а когда её вывели на подиум для торгов и вовсе зарыдала. Мне было жаль её. Совсем дитя. Её забрали из родного дома на чёрном континенте, и привезли в мир цивилизованной жестокости. Как цинично звучит слово «цивилизация» из уст таких вот жадных до денег торгашей, как мистер Питерсон.

Настала моя очередь взойти на эшафот. Да эшафот, на котором убива-ют свободу и человеческое достоинство.

Джим вывел меня и поставил в самый центр. Ещё мистер Питерсон не сказал ни слова, а в толпе прокатились одобрительные возгласы.

— Она стоит того, чтобы раскошелиться!

— Дочь Дарлингтона лакомый кусочек!

— Я танцевал с ней на приёме у полковника!

И среди таких же криков я расслышала голос моего брата.

— Заткнитесь, она моя сестра! — кричал Кристофер.

74

Рядом стоящие с ним мужчины засмеялись.

— Тогда почему она там, а не дома? — выкрикнул один из них.

Я закрыла глаза от стыда. Мой брат играл роль спасителя, и его род-ственные чувства не позволяли оставить меня в таком опасном положении. Дочь его отца не будет рабой. По смеху и шуткам, отпускаемым в толпе, я поняла, что в благородство Кристофера мало кто верил.

И вот мистер Питерсон объявил меня:

— Джентльмены, на кону сегодня мулатка с белой кожей и редкой красотой! Девственница! — последнее слово ещё больше оживило покупателей. — Первоначальная цена пятьдесят фунтов! Кто даст больше?

— Семьдесят! — выкрикнул пожилой мужчина.

— Восемьдесят! — тут же перебил Кристофер, ухмыляясь и смотря на меня.

— Господа, у неё воспитание леди. Она умеет танцевать, играет на пианино, читает и пишет, — перечислял мои достоинства торгаш.

В толпе мужчин кто-то презрительно фыркнул:

— Я её не за грамотность пришёл купить! Мне она нужна для другого!

И тут же мой брат вмешался, подскочив к наглецу.

— Мистер, думайте, что говорите о невинной девушке и моей сестре! — зло говорил Кристофер, держа рукой эфес шпаги.

Слова о моей невинности из уст насильника звучали довольно странно.

Я не могла понять, что задумал сын моего отца. Зачем готов защищать мою утраченную честь ценой своей жизни? Среди вереницы недостатков

Кристофера, не было трусости. Ещё на службе он участвовал в дуэлях и выходил победителем. Его оппонентам не везло. Шпага брата не щади-ла, забирая жизни.

И вот сейчас мой брат нарывается на выяснения отношений по-муж-ски. Собравшиеся плантаторы знали об этом достоинстве Кристофера Дарлингтона и притихли, как и наглец. Больше участвовать в торгах он не стал. Нервно просматривая то на моего брата, то на меня не осмелился поднимать ставки.

И тут до меня дошло. Кристофер дал понять собравшимся плантаторам, что победителя вызовет на дуэль. Что им двигало? Неужели порочные желания так сильно овладели его разумом, лишив чувства самосохране-ния? Со всеми в спор не вступишь. Но пробежав взглядом по собравшейся толпе, я сделала неприятное для себя открытие. Молодых и сильных нет.

Один мой брат и лейтенант рядом с ним. По званию понятно, что не старше Кристофера. Он стоял спиной ко мне и о чём-то оживлённо разговаривал с моим братом. Судя по тому как менялось лицо Кристофера, это —

не разговор друзей, а спор. Они не могли прийти к золотой середине.

Дольше наблюдать за родственником и его другом я не смогла. Руки торгаша резко разодрали моё декольте, оголив грудь перед десятками чужих мужчин. От такого унижения, я дёрнулась назад. Попыталась при-крыться руками, но Джим ещё сильнее прижал мои локти к себе.

75

— А у тебя есть на что посмотреть, — прохрипел он мне на ухо.

По толпе пролетело «ах» и ставки поползли вверх. Смотря на обнажённую меня, их желания накалились до предела, что страх перед вызовом на дуэль уже не сдерживал.

Сто, сто пятьдесят…, пятьсот!

Пять фунтов — моя цена! Я не видела, кто кричал эту цену. Зажмурив глаза, просила господа остановить этот ужас. Он меня услышал.

Когда осталось сказать «продана», во двор выехали два всадника.

Подкованные копыта лошадей звонко цокали, заглушая крики толпы.

И уже через мгновение во дворе наступила тишина.

Я смотрела, как один из военных, слез с лошади и направился к нам.

Покупатели расступались, пропуская его вперёд. Поднявшись на подиум для торгов, солдат вручил свиток с печатью мистеру Питерсону. Раскрыв его, работорговец округлил глаза. Трясущимися руками скрутил обратно и громко заявил:

— Господа, она продана!

— Что?! — одним возгласом сотряслась толпа.

— Господа, такую цену мне не предложит никто из вас!

Мистер Питерсон посмотрел на Джима и сказал:

— Отпусти её.

Джим с неохотой, отпустил. Я сразу же прикрыла наготу руками. Уставившись в пол от смущения перед незнакомым мне мужчиной. Тот, пристально не рассматривая меня, как другие мужчины, снял свой красный китель и укрыл им мои плечи.

— Идёмте, — прошептал мой спаситель, подавая мне руку.

Я позволила ему помочь мне спуститься по ступенькам. Все эти ошело-мительные мгновения для меня, я чувствовала злой взгляд своего брата.

И стоило нам войти в толпу, как Кристофер кинулся наперерез.

— Кто купил её?! — кричал он, не давая пройти. — Я её брат! Я должен знать, что за старикашка купил мою сестру!

Второй солдат молниеносно вытянул шпагу из ножен и приставил острие к горлу дебошира. Кристофер оторопел от неожиданности. Отступив на шаг назад, подняв руки вверх.

— Я только прошу сказать имя её покупателя, — прошептал, задыхаясь, брат.Солдат, не убирая шпагу обратно, холодным тоном сказал:

— Не твоё дело, щенок.

Это привело молодого плантатора в бешенство. Глаза налились кровью, а нос раздувался, как у быка. Отступив ещё на шаг, уже Кристофер достал шпагу и скрестил её со шпагой оппонента. Их поединок длился секунды. Моего брата оттащил незнакомый мне друг Кристофера. А команд-ный голос солдата, стоящего возле меня, заставил опустить оружие обоих соперников. Исход маленькой дуэли на невольничьем рынке был бы не на стороне наглеца брата. Даже если он победил бы, то тут же оказал-76 ся бы в темнице за убийство солдата Его Величества.

Немного поостыв, Кристофер убрал шпагу в ножны. Его друг что-то шептал ему на ухо, отчего брат хитро сощурил глаза и улыбнулся, глядя на меня.

— Я бы на твоём месте не рисковал и так никчёмной жизнью, малец, —

таким же холодным тоном посоветовал уже мой спаситель.

— Оставьте свои советы при себе! — нервно ответил Кристофер.

Солдат ничего не ответил. Повернувшись ко мне, рукой указал на ворота. Моё пребывание во внутреннем дворике невольничьего рынка окон-чено. Я развернулась и пошла навстречу ждущей меня неизвестности, как под конвоем. Два военных сопровождали меня, обступив по обеим сторонам. Когда я вышла за ворота, до меня долетел крик Кристофера:

— Лили, я найду тебя! Слышишь, сестрёнка, я выкуплю тебя, чего бы мне это ни стоило!

Зачем ему этот фарс любящего брата и несчастной сестры, попавшей в рабство из-за козней другой сестры? После торгов все стали свидетеля-ми его настоящей братской любви, но зачем ему было это нужно? И кто тот таинственный друг, которого я видела только со спины. Но сейчас это не главное. Меня продали, и мой хозяин уже ждёт свою покупку.

У ворот рынка стояла чёрная карета. Солдат открыл мне дверцу и помог залезть в неё.

Сев на мягкие, оббитые кожей сидения, я сильнее укуталась в китель солдата. В карете было непривычно темно. Из занавешенных окошек свет тонкими лучиками пробивался, но не освещал всю карету.

Я закрыла глаза в надежде, что когда открою их через мгновение, то смогу рассмотреть человека, сидящего напротив. То, что это мужчина, я поняла сразу. Женщины так тяжело не дышат. И когда я усаживалась, подол моего платья зацепился за шпагу.

— А красное тебе к лицу, — голос из полумрака, заставил меня открыть глаза.

ГЛАВА 16. В темноте

Когда мои глаза привыкли к полумраку кареты, я попыталась рассмотреть человека купившего меня.

Он сидел, сложив руки на эфесе шпаги. Треуголка лежала рядом, пока-чиваясь на каждом ухабе. Высокие чёрные сапоги, начищенные до блеска.

Красный мундир полковника не прибавлял ему лет. Даже белый парик скорее молодил, но придавал солидности. До него я встречала военных такого высокого звания. Всем им было за шестьдесят лет. Седовласые

77 сморщенные старцы. Моему хозяину примерно под сорок, если не меньше. Судя по экипажу и эскорту, он очень богат, раз позволил себе купить чин. Или у него есть протекция какого-нибудь покровителя. Мой отец часто помогал сыновьям своих работников продвинуться по службе, купив эполеты капралов, лейтенантов. Леди Джейн потратила свои сбереже-ния на любовника. Так что нет ничего удивительного, что в сорок можно быть полковником. Главное, иметь нужные связи или богатых родственников.Я сразу отметила, что офицер интересный. В нём, правда, не было смазливой и томной красоты Гарри. Лицо настоящего мужчины. Квадрат-ный подбородок чуть выпирал вперёд. Прямой нос. Глубоко посаженные серые холодные глаза. Густые чёрные брови, придавали взору выразитель-ность. Сейчас он смотрел на меня, не скрывая своего интереса. Блуждая взглядом по изорванному платью, останавливаясь в области декольте.

От этого мне становилось неудобно, и я стянула края камзола, чтобы лучше скрыть обнажённую грудь. Заметив мою неловкость, его тонкие губы тронула лёгкая усмешка, отчего на щеках появились ямочки. Я хотела улыбнуться в ответ, но вспомнив своё плачевное положение его рабыни, передумала. Не до любезности.

Я отвернулась, не выдержав такого взгляда. Уставившись на качающие-ся бархатные занавески, делала вид, что пейзаж из окна меня больше привлекает.

Первым нарушил молчание незнакомец.

— И так было заявлено, что ты обучена грамоте, танцам, музыке и у те-бя воспитание леди. Это так? — в голосе моего хозяина звучали нотки высокомерия, чего не скажешь по добродушной улыбке.

Я перевела взгляд на него.

— Да, — тихо ответила, не пряча глаз.

Он одобрительно кивнул.

— Но, главное, твоё достоинство, красота и белая кожа, хоть мать была чёрной рабыней, — не вопрос, а констатация факта.

Его, как и всех мужчин, привлекало во мне не душевное богатство, а телесная красота.

— Вы хорошо осведомлены обо мне и при этом не присутствовали на торгах, — стараясь держаться, как положено леди, говорила я.

— Не люблю эти сборища, — быстро ответил незнакомец. — А знаю, потому что повезло оказаться в нужное время в нужном месте. Вот и всё.

Он запутал меня ещё больше. Мы уже несколько минут ехали в одной карете, и я даже не знаю, кто он и что им двигало, покупая меня. Мы не встречались никогда, и при этом полковник предложил такую сумму мистеру Питерсону, что он закрыл торги. Как можно купить товар, не посмотрев на него. А вдруг я была бы стара или крива? Да, и мало ли что?!

Вот так выбросить огромные деньги не глядя, способен или глупец, или…

Господи, наверное, это мой жених? Вдруг осенило меня. Я пристальнее

78 посмотрела на мужчину. Загара нет. Акцент отличается от местного. Так говорили молодые лейтенанты на балу, прибывшие из Англии.

Пока я строила предположения кто он, незнакомец уже задавал мне вопросы:

— Мистер Дарлингтон ваш брат?

Разочарование. Он не мой жених. Будь он им, то знал бы эту фамилию.

— Да, — ответила я с неохотой.

Незнакомец усмехнулся.

— Я столкнулся с ним в приёмной, когда выходил. Он рвался к губернатору, требуя аудиенции. Кричал, что его сестру продают, как рабыню, — он замолчал, но прищурив глаза, сказал. — Мне показалось, что он не сестре хочет помочь, а…

Мурашки пробежали по моей спине. Я не любовница брата.

— Что вы имеете в виду, сэр? — нервно сглотнув, спросила я, опустив глаза.

Не стыд заставил меня это сделать, а боязнь, что моя ложь будет раскрыта раньше, чем он заявит свои права.

— О, я не представился! — воскликнул незнакомец, сам закрыв неприятную мне тему. — Полковник Ричард Монтгомери. Прибыл в Новый Свет не по своему желанию. В Сент — Огастине проездом с поручением к губернатору Лесли, потом вынужден буду уехать на место службы в форт

Ред-Ривер. А твоё имя я уже знаю, Лилия, — он произнёс протяжно моё имя.

— Если вы уезжаете в Ред-Ривер, то зачем вам рабыня?

Это самый северный форт в Виржинии.

Я вспомнила, как Кристофер готов был выслушивать нравоучения отца лишь бы не ехать служить на север. Он кричал, что там нет ничего цивилизованного. Одни деревенщины и дикари. Собачий холод, что даже рабы не живут. И зачем там рабы, когда хлопок не растёт в таких условиях?

— Видишь ли, милая, — откинувшись на спинку сидения, сказал полковник, — я был вынужден принять должность коменданта форта на год.

В Лондоне со мной случилась неприятная история и чтобы о ней забыли в некоторых кругах, я должен был исчезнуть. А теперь зачем мне ты?

Я вздохнула. Мне начинал нравиться Монтгомери. Его вид не вызывал неприязни, какая у меня была к Генри или Кристоферу. Он был не только красив, но и умел располагать к себе. Уже несколько минут мы вдвоём, а мой хозяин даже не притронулся ко мне. Хотя в его глазах, я видела желание. Как же похожи мужчины, когда в них бушуют страсти.

— Думаю, мы друг другу можем быть полезны, — неожиданно сказал

Ричард.

Я не понимала, как рабыня может быть полезна такому богатому гос-подину. Да, и он ей, кстати, тоже. Я хотела свободы. И для меня это было неосуществимой мечтой. А вот в его выигрышном положении он мог получить от меня всё что пожелает. Я бесправная рабыня. Его собственность.

79

Но всё же я спросила:

— Как полезны?

Он снова улыбнулся, но уже обнажив белоснежные зубы.

— С твоим образованием леди, тебе нужна свобода, — холодные глаза полковника загорелись. — А мои дела обстоят так, что долго без женщины я не могу. Собственно из-за этого меня и сослали на год в колонию.

Я тяжело вздохнула, но не разочаровалась. Всем мужчинам нужна близость с женщиной. Я это и так знала. Мой отец не мог долго обходиться без женщин. Гарри и Кристофер тоже. Но, тон, в котором Ричард говорил мне это, был слишком откровенным. Я бы даже сказала фривольный.

— Вы заявляете, что я получила воспитание леди, но разрешаете себе разговаривать со мною не как с леди, — я позволила себе возмутиться.

Мистер Монтгомери засмеялся.

— Лилия, ты не леди, а я не такой уж джентльмен и всё же дозволь я договорю, — ни сколько не разозлившись, сказал хозяин.

— Хорошо, — согласилась я.

— В форте не только военные, но и их семьи. Жёны, дочери, сёстры.

Не пройдёт и месяца, как я приударю за одной из красавиц. И дуэли не миновать. Поединок ещё, куда не шла, но вот репутация. Вряд ли меня, как коменданта будут уважать, после этого. Как видишь, у меня нет выбора. Ни один плантатор свою дочь на год в аренду не сдаст. Потребует жениться, а я не могу.

— Почему?

Сама не знаю, зачем спросила. Может просто любопытство. Только

Ричард не заставил ждать с ответом.

— Не могу, женат, — удивил меня хозяин.

— Тогда почему жена не поехала с вами? — округлив глаза, я снова задала вопрос.

— Кто по своей воле покинет Лондон? Моя жена никогда не променяет приёмы и балы на захудалую провинциальную колонию, — я не услышала в его голосе печали.

Видно, их брак ничем не отличался от брака моего отца и леди Джейн.

Каждый жил своей жизнью. Муж развлекался на стороне. Жена заполняла пустоту в душе на многочисленных приёмах.

— Поэтому вы купили белую рабыню, потратив огромную сумму на каприз? — спросила я, не скрывая сарказма.

Пятьсот футов не низкая цена, но то, что работорговец остановил торги, заявив о сумме, которую никто не уплатит, говорит о многом. Я обошлась мистеру Монтгомери в небольшое состояние.

Его смех оглушил меня в карете.

— Лилия, я руководствовался исключительно расчетливым цинизмом.

Поверь, покупая тебя, я сэкономил. Куртизанка на год обошлась бы мне ещё дороже. Пришлось заключить с ней договор через агента. В него бы уместились такие пункты, помимо самой суммы, как уплата счетов, покуп-80 ки нарядов, питание и даже выплата морального ущерба, если я не испол-ню один из вышеуказанных пунктов.

Он посвящал меня в нюансы содержания дам полусвета, со знанием дела. Видно, такой опыт имелся. Конечно, исходя из этого, я намного дешевле обошлась ему. Мне не нужны платья, украшения, подарки, экипажи, деньги. Я рабыня!

— Местные шлюхи не внушают доверия, — бесцеремонно заявил хозяин. — Не хватало ещё быть липовым рогоносцем и посмешищем в глазах подчинённых.

— И вы купили меня, чтобы я удовлетворяла ваши желания, — догово-рила я за него и так уже очевидное. — Но никак не пойму, какую выгоду я получаю от этого унизительного положения.

— Тебе нужна свобода и я её дам, но через год, даю слово джентльмена, — сказал хозяин.

Эти слова вызвали у меня усмешку. Мистер Монтгомери противоречил сам себе.

— Вы только что сказали, что не джентльмен, — напомнила я.

Он насупил брови и прищурил глаза, но улыбаться, не перестал. Видно, мои слова вызывали у него только веселье. Я должна была, как подобает рабыне, молчать. Но вместо этого вступаю с ним в диалог и указываю на неточности в нашем разговоре.

— Поймала на слове! — воскликнул он, чуть не подпрыгнув на месте. —

Тогда слово офицера!

Я снова недоверчиво посмотрела на него. В честности этого слова я то-же успела усомниться. Заметив моё недоверие, хозяин предложил другое решение возникшей проблемы недопонимания.

— Вижу, что и это тебя не устраивает, — снова откинувшись на спинку сидения. — Тогда вот что! Для всех в форте будешь моей женой. Через год, я дам тебе все освободительные бумаги, но напишу их сегодня, а вот под-пишу в день, когда мы покинем Ред — Ривер. Но, ты будешь выполнять все обязанности жены.

Я не знала радоваться мне или плакать. Последнее условие меня смущало. Даже не смущало! Оно меня возмущало! Но немного поразмыслив над сложившейся ситуацией, я всё-таки решила, что мне повезло. Исполнять год роль жены, а потом свобода. Так долгожданная и вожделенная мною свобода. Правда, с ответом я не спешила.

Мистер Монтгомери, по-видимому, не привык долго ждать.

— Я снова вижу сомнения в твоих глазах, Лилия, — ворвался он в мои мысли. — Понимаю, ты мне не доверяешь. То, что я предлагаю, скорее, походит на злую шутку. Но, мы оба будем заложниками этой шутки.

— Скорее я заложница вашей шутки или жертва жестокой игры, — поправила я своего хозяина.

Как он станет заложникам лживого брака, я никак не могла себе представить. Он свободен и мой хозяин с сегодняшнего дня. Это я скована це-81 пями рабства и единственное, что я могу: это надеяться на призрачное обещание свободы через год. Похожее обещание я уже слышала. И мне давал его родной человек, а не незнакомец, да ещё утверждающий, что он не джентльмен.

— Нет, Лилия, если я заявлю, что ты мне не жена, то стану посмешищем в глазах всего форта, а потом и Англии. Слух, что полковник Монтгомери притащил в форт рабыню и выдаёт её за жену, быстро распространится, поэтому моя выгода в том, чтобы это оставалось втайне.

Вот это уже убеждало меня намного больше, чем слово джентльмена или офицера. Раз для всех жителей форта я буду его супругой, значит, и обращаться он будет со мною, как положено. Никаких плетей, унижений, грубостей.

Господи, совсем забыла о супружеском долге. Тяжело вздохнув, я вспомнила слова сестры об этой интимной стороне отношений мужа и же-ны. И то, что произошло между мной и Кристофером внушило мне одно отвращение. Но, думаю, свобода стоит того, чтобы пойти на такие жертвы.

— Я согласна играть роль вашей жены, но если вы не исполните своё обещание дать мне свободу, то я буду вынуждена объявить, кто я для вас. Терять мне больше нечего, разве, что жизнь, которой я теперь не так дорожу.

Мои угрозы лишь насмешили «супруга» на год.

— Я не прогадал, купив тебя! Мне нравятся такие смелые женщины!

Придирчиво окинув меня ещё раз взором, уже не таким веселым тоном сказал:

— Моя жена должна выглядеть соответствующе. В этом городе есть приличные портные?

— Да, мисс Ричмонд, — только пришло мне на ум.

— Тогда к ней, миссис Монтгомери! — и глаза моего «мужа» озорно сверкнули в темноте.

ГЛАВА 17. Мисс Ричмонд

Мисс Ричмонд вышла, как и в прошлую нашу встречу, стоило только колокольчику на дверях звякнуть. Её взгляд сразу упал на меня.

Всплеснув руками добрая знакомая отца, затараторила:

— Господи! Дитя моё, Лилия, что случилось? Что за вид? Кто этот господин? Мне жаль твоего отца! Он был достойным человеком!

Этот бесконечный поток слов, вскружил мне голову. Я не могла определиться на какой вопрос отвечать первым. Мне на помощь пришёл полковник Монтгомери.

82

— Я её муж! — чётко сказал Ричард.

Удивлённо хлопая ресницами, мисс Ричмонд наконец-то замолчала.

Эта новость повергла её в шок.

— Вы лучшая портниха в Сент-Огастине, как мне стало известно? —

спросил Ричард.

— Да, мистер, — всё ещё прибывая в удивленном состоянии, отвечала мисс Ричмонд.

Её глаза бегали то на меня, то на моего «мужа».

— Отлично, тогда моей любимой супруге нужны несколько платьев, комплектов белья и желательно потеплее, мы отправляемся в Виржинию, — сказав это, Ричард обнял меня.

Отстраниться от вынужденных объятий я была не в силах. Слишком крепко он прижал меня к себе. Прикрывая разорванное декольте, красным камзолом, я смущённо опустила глаза. Мисс Ричмонд улыбнулась, заметив это.

— Догадываюсь, о чем вы подумали, — ещё сильнее прижимая меня, сказал он, — О, вы правы, Лилия, редкая красавица! А я некаменный!

Любовница мужа брызнула смехом. Ричард довольно улыбался, наслаждаясь собственной ложью, которая в скором времени станет правдой. А я растерянно бегала глазами по драпировкам стен, как будто их цветовую гамму вижу впервые.

— Ох, — приложив ладонь к сердцу, сдерживая смех, вздыхала мисс

Ричмонд. — Несколько готовых платьев на фигурку вашей жены у меня есть. Остальное я пришлю на днях, куда пожелаете.

— Не на днях, мисс Ричмонд, — не отпуская меня, говорил Ричард, —

а завтра в гостиницу на цветочной улице, полковнику Монтгомери.

Портниха сдвинута брови к переносице, определяя объём работ и скорость для их завершения.

— Думаю, успеем, — пообещала она, — и ещё вопрос, полковник.

На какую сумму мне рассчитывать?

— Я не экономлю на своей жене.

Не экономит?! Правда? А меня купил исходя из циничного подсчета.

Рабыня дешевле куртизанки.

— Поняла, — повеселела портниха, — а теперь позвольте, украсть у вас ваше сокровище на примерку?

— Позволяю! — разжав объятья, сказал полковник.

Мисс Ричмонд, взяв меня за руку, протянула за собой. Стоило только тяжелым шторам сомкнуться за спиной, по моим щекам ручьями полились слёзы. Любовница отца, увидев эти потоки, обняла меня и сказала:

— Он не твой муж, милая.

— Да, — сдерживая рыдания, ответила я.

Она привела меня в примерочную комнату. Усадив в кресло, участливо спросила:

— Что произошло после смерти Эдмунда?

83

Вытирая слёзы платком мисс Ричмонд, я рассказала ей всё. Давно я так не изливала душу. Без стыда я поведала этой доброй женщине все самые страшные тайны своей порочной семьи. Убийство отца, рабское положение после его смерти, насилие, беременность, от которой я избавилась и не жалела. Предательство сестры и унизительные торги. Предложение полковника Монтгомери и мои сомнения в его честности. Она слушала, вытирая слезившиеся глаза лоскутом попавшего под руку материала.

— Дитя моё, что же пришлось тебе испытать, — сказала она после того, как я закончила свою несчастную историю нескольких месяцев жизни.

— Это ужасно, мисс Ричмонд, — прошептала я, сжимая мокрый платок в кулаке, — но хуже то, что я не знаю чего ждать от моего хозяина.

Она вздохнула и улыбнулась.

— Лили, я достаточно прожила на этом свете, чтобы хорошо разбираться в мужчинах, — её ладони накрыли мои, отчего по телу пробежала волна теплоты. — Твой полковник неплохой человек и, думаю, он сдержит своё слово. Будь он мерзавцем, то сразу бы не ко мне тебя повёз, а в номер гостиницы.

От этих слов я вздрогнула, представив, что меня ещё ждёт впереди.

Эти отношения пугали и были мне противны. Слёзы снова выступили наружу.

— О, нет, Лили, только не плачь! — воскликнула мисс Ричмонд.

— А что мне остаётся делать?! Это положение унизительно для меня. Я

рабыня и ещё любовница! Что может быть хуже? — уже всхлипывала я.

Моя утешительница покачала головой.

— Не так всё плохо, — сказала она, подавая мне уже не платок, а лоскут материла, благо их было много. — Полковник сказал, что не экономит на своей жене.

Я быстро вытирала слёзы, не понимая, что она имеет в виду, говоря всё это. Чем мне эта не экономия поможет.

— И что? — спросила я, откладывая в сторону мокрый лоскут, служив-ший мне платок.

— А вот что! — довольно сказала мисс Ричмонд. — Я посчитаю все покупки по завышенной цене. Он оплатит, а разницу я положу в банк. Через год, когда он подпишет освободительную бумагу, у тебя будут средства на первое время. И, милая, ты всегда можешь прийти ко мне и остаться.

Годы не молодят меня. Детей нет. Не хочу встречать старость в одиночестве.Её слова грели мне душу и давали надежду, что не всё потерянно. Но, вспомнив о цене слова офицеров и джентльменов, мной снова овладело сомнение. Я смогу прожить год рабой-женой, но только вера на свободу мне будет давать силы мириться с таким положением вещей. А что будет потом, когда год пройдёт, а свобода так и останется мечтой? Я сломаюсь!

Сама наложу на себя руки, потому что не смогу жить, завися от капризов и желаний хозяина.

84

— А если он не даст мне свободу? — спросила я.

Мисс Ричмонд хитро улыбнулась.

— А кто сказал, что мы будем ждать? Я знакома с женою губернатора

Лесли. Она заказывает у меня наряды уже несколько лет. Их дочь выходила замуж в моём свадебном платье. Сам губернатор меня поблагодарил.

Через сэра Лесли я повлияю на полковника, чтобы он подписал освободительные документы.

— Губернатор при смерти, — я снова впадала в панику.

Подумать только жизнь человека, от которого зависит моя свобода, висит на волоске. Шанс, что этот план по спасению увенчается успехом, очень мал.

— Губернатор сильный мужчина. Лихорадка не сможет одолеть его. Да-же если это произойдёт, то пост губернатора на время займёт мистер Шепард. Тогда это ещё проще. С его женой и сестрой я пью чай по воскресеньям.

— Но, пока вы занимаетесь моим спасением, мне придётся уехать с полковником в Виржинию.

— Придётся, милая, — подтвердила она. — Когда сделка законна, рас-торгнуть её крайне сложно. Надо будет очень постараться. И твоя сестра вряд ли подтвердит, что порвала освободительные бумаги. Признай она это, и её могут привлечь к ответственности. В случае Изабель к штрафу и общественному порицанию, — мисс Ричмонд глубоко вздохнула. — Судя по тому, что я знаю о её матери, твоя сестра не лучше Джейн в юности.

Наблюдательность мисс Ричмонд поражала меня. Изабель действительно стала очень походить на свою мать как поступками, так и характе-ром. Общественное мнение для неё ценнее жизни. Она никогда не пойдёт на публичное признание в содеянном преступлении. Скорее пойдёт до конца, утверждая обратное.

Моя родная сестра стала мне настоящим врагом. Отец не пережил бы такого. Он верил, что мы будем дружны с Изабель всегда. Мы будем опо-рой и защитой друг другу. И вот как всё вышло. Его маленькие птички раз-ругались из-за недостойного и подлого мужчины.

Я ждала защиты от близкого мне человека, а меня предали. Пересту-пая через порог мисс Ричмонд, я не надеялась на её участие и помощь в моей судьбе. Она одна из любовниц моего отца. Женщина, которая могла просто оставить всё как есть. Выполнить заказ полковника и забыть о моём существовании, но, вместо этого, мисс Ричмонд будет добиваться свободы для дочери мужчины, с которым у неё когда-то были близкие отношения.

От избытка чувства благодарности, я обняла её и прошептала:

— Спасибо.

Её руки сомкнулись за моей спиной.

— Ох, милая, не за что, — вздыхала снова она. — Если бы я знала, в каком ужасном положении находится дочь Эдмунда, то прибежала бы

85 на помощь. Я даже не думала, что смерть моего любимого, так плачевно отразилась на тебе. Он говорил, что признал тебя и все бумаги заверил у нотариуса. Как так произошло, не понимаю. Он всегда всё предвидел, а свою смерть от рук любовника Джейн не смог предугадать. Но я верю в справедливость на этом свете.

Слова о справедливости из уст доброй женщины звучали очень уверенно. Она не собиралась оставлять безнаказанными виновных в смерти её возлюбленного. Когда мы встретимся с мисс Ричмонд снова, я узнаю грустную историю любви Селин и Эдмунда, в которой роковую роль сыграла леди Джейн. Мисс Ричмонд простила сопернице, когда она первый раз украла у неё любимого, но во второй раз прощать не собиралась. Тем более что Джейн забрала уже не наивные девичьи надежды, а жизнь доро-гого ей человека.

— Ну, что родная сидим и плачем, пора показать кто господин?! — по-дорвавшись с места, вскликнула портниха. — Мужчины любят глазами, Лилия. Так давай заставим его сойти сума от любви!

Сказав это, она позвонила в колокольчик. Две чернокожие девушки, вбежали в примерочную комнату, и началось моё преображение. Мисс

Ричмонд умела сделать из дурнушки красавицу, ну а из красавицы роковую соблазнительницу. Своё отражение я не узнала в зеркалах.

«Никаких девичьих пастельных тонов, — требовала Селин у рабынь, одевающих меня, — она уже не девица, а женщина!».

Ярко-красное платье с низким декольте, расшитое золотой нитью, вер-нуло мне румянец и живость глазам. Мисс Ричмонд ещё инакрасила красной помадой мне губы, придав им пухлость и соблазнительный вид. При-брала в высокую причёску волосы, украсив лентой в тон платью.

Смотря на своё отражение, я затаив дыхание, любовалась им. Хоть это и грех, но именно в те мгновения мне пришла в голову мысль: «Я красива.

Красивее своей бледной сестры. Наверное, поэтому она ненавидит ме-ня?».Прежде чем вывести меня к моему «мужу» умудрённая опытом мисс

Ричмонд прошептала меня на ухо:

— Не бойся того, что будет. Бойся того, что было. Ведь прошлое нельзя исправить, а вот будущее сегодня в твоих руках, милая.

Её слова предали мне уверенности, развеяв мой страх перед будущим.

Выходя к полковнику Монтгомери, я уже гордо смотрела на него, ловя его восхищённые взгляды. На мгновение мой «муж» даже потерял дар речи, но стоило мисс Ричмонд напомнить о деньгах, он сказал:

— Я же говорил, что красное тебя к лицу, — и, не сводя глаз с глубокого декольте, ответил портнихе, стоящей позади меня. — Я заплатил бы и больше за такую красоту. Вы продешевили, мисс Ричмонд. В Лондоне за это платье потребовали в два раза больше.

Сняв кисет с ремня, полковник высыпал на стол монеты.

— Оставшийся заказ, пришлёте в гостиницу, — сказал «муж», подавая

86 мне руку.

— Конечно, — пообещала портниха, провожая нас глазами.

ГЛАВА 18. Первая «брачная ночь»…

До этого дня я ни разу не была в гостинице. И никогда не думала, что буду среди постояльцев гостиницы «Пилигрим». В Сент-Огастине она счи-талась самой лучшей и дорогой. В её номерах останавливались богатые плантаторы, представители торговых компаний, высшие военные чины.

Обычному человеку изысканные номера были не по карману.

Карета полковника с эскортом остановилась возле «Пилигрима». Сначала солдат, открыв дверцы, помог выйти моему «мужу». Потом сам

Ричард, подав мне руку, помог спуститься со ступенек кареты.

Наклонившись, полковник прошептал мне:

— Стоит нам только войти, как все взоры тут же устремятся на тебя, Лилия.Это польстило мне, напомнив слова отца. Он часто говорил, что не будь его рядом и мужчины слетелись бы на меня, как пчёлы на цветок.

Я улыбнулась. Впервые за несколько месяцев, эта была настоящая улыбка, вызванная радостью.

Может, я поступила тогда нечестно, согласившись на авантюру с разницей по оплате за мои платья, но мою душу грели пару сотен фунтов.

В мисс Ричмонд я не сомневалась. Мне она не внушала опасений. Всего два часа назад у меня ничего не было, а теперь деньги и надежды на лучшую жизнь. Только надо немного подождать и всё будет.

Я входила в холл гостиницы, гордо подняв подбородок вверх, стараясь не смотреть по сторонам. Мне и не нужно было осматриваться. Любопыт-ствующие взоры я и так чувствовала всем своим существом. Шёпот постояльцев и обслуги, словно шипение змей, летел отовсюду.

— Кто это?

— Она красива!

— Она с полковником из Англии.

Они притихли как только к нам подбежал хозяин гостиницы. Кланяясь чуть ли не до самого пола, он говорил:

— Господин полковник, все ваши вещи уже доставили. Я распорядился отнести их в ваш номер.

— А теперь распорядитесь отнести и покупки моей жены в номер. Завтра доставят ещё несколько покупок от мисс Ричмонд, — голос моего «му-жа» источал сплошное высокомерие, словно перед ним стоял не свободный человек, а бесправная прислуга.

87

Я мысленно поблагодарила проведение, что полковник Монтгомери нуждается во мне, а то удостоил бы меня таким вот высокомерным взглядом и парой приказов, как владельца «Пилигрима». Похоже, у моего хозяина не только благородное происхождение, но и настоящее английское воспитание. Даже мой отец позволял себе добродушие в общении с рабами. Ричард Монтгомери не считал равными себе людей, не имеющих хо-тя бы отдалённого родства с дворянскими фамилиями Европы.

Почему с таким отношением к окружающим, он выбрал себе в «жёны»

мулатку, в тот день для меня стало загадкой.

— Что-нибудь ещё, господин полковник? — глядя щенячьими глазами, спрашивал хозяин гостиницы.

— Да, ванну и обед в номер подайте, — уже поднимаясь по лестнице наверх, даже не обернувшись, сказал Монтгомери, — и поспешите.

Апартаменты полковник занял самые роскошные. Целые три комнаты!

Но их красотой я не восхищалась. Выросшая в доме отца, ценившего роскошь не меньше порядка, позолоченная лепнина, канделябры, дорогая мебель и бархатные драпировки на стенах, меня не удивили. Я спокойно вошла в номер и остановилась посреди просторной гостиной. Куда идти теперь я не знала. Пара дверей, одна из которых в спальню. Куда я очень-очень не хотела.

— Хозяин этой ночлежки, — проходя мимо меня и развязывая белоснежный шарф на шеи, сказал Ричард, — очень услужлив. Думаю, через полчаса в соседней комнате будет уже стоять ванная с горячей водой.

А пока ты помоешься, и обед не заставит себя ждать.

Говоря всё это мой «муж», не обращая внимания на меня, раздевался.

Бросая вещи на спинку кресла. Я опустила глаза, чтобы не увидеть, когда последняя деталь его военного гардероба не займёт место на этом кресле.

Я понимала, что рано или поздно между нами будут интимные отношения, но не так же стремительно. Я только переступила порог гостиничного номера!

— Лилия, — донеслось до меня.

— Да, — тихо сказала я, продолжая пялиться в пол.

— Если тебе нужна горничная, я распоряжусь, чтобы её прислали? —

спрашивал Ричард.

Его голос приближался. Я закрыла глаза, чувствуя, как румянец покры-вает мои щёки. Ричард так близко подошёл ко мне, что тепло его тела обжигало. Его пальцы чуть коснулись моего подбородка и медленно подняли его кверху. Глаза мне пришлось открыть, чтобы посмотреть на моего «му-жа». Полковник улыбался, а его серые глаза, словно проникали в мою ду-шу. Отчего мне становилось не по себе. В моей голове мелькнула мысль:

«вот сейчас всё и произойдёт». И уже когда его губы потянулись к моим губам, в дверь оглушительно постучали.

Я вздрогнула, а Ричард тяжело вздохнул. Переведя взгляд с меня на дверь, громко спросил:

88

— Кто?!

Оттуда послышался звонкий голосок:

— Горничная! Вы хотели принять ванну!

— Да, входите! — дал своё разрешение постоялец.

Дверь отворилась со скрипом и вошла миниатюрная белая девушка, а следом за ней два чернокожих раба несли всё необходимое для водных процедур. Они прошли мимо в соседнюю комнату, а мы разошлись в разные стороны, словно нас поймали на чём-то запретном.

Пока готовилась моя ванна, я рассматривала Ричарда, стараясь скрывать свой интерес. Каждый раз, отводя глаза, если вдруг он поворачивался ко мне.

На моём месте хотела бы оказаться любая девушка. Получить в мужья такого красавца мечта всех дочерей плантаторов. Думаю, и вошедшая горничная это отметила. Господи, если бы он был в действительности мой муж, я была бы рада. Только это неправда. Мы не супруги. Он мой хозяин, а я его рабыня. Но, даже это обстоятельство не повлияло на впечатление, которое я испытала, глядя на Ричарда.

Мой муж расхаживал по комнате без камзола, в одной батистовой рубашке, выпущенной из бриджей и высоких сапогах. Для меня это было очень волнующе. Парик, придававший полковнику солидности, лежал на столе. Чёрные коротко стриженные волосы возвращали ему визуально румянец и придавали лицу некую мягкость, а жёсткое высокомерие, когда его голову украшал этот парик. В глазах моего «мужа» то и дело вспыхивали огоньки озорства, стоило ему только посмотреть на меня.

Следует признать, что Ричард нисколько не смущался, находясь рядом с незнакомой ему девушкой. Он вёл себя так, как будто мы и вправду давно женаты. Я вот никак не могла привыкнуть к навязанному мне об-ществу чужого мужчины. Стоя на одном месте уже больше получаса, не решалась и шелохнуться. Иногда затаив дыхание, следила за каждым шагом Ричарда, и молилась, чтобы он не подходил ко мне так близко, как несколько минут назад. Эта близость не была мне противна. Я опаса-лась саму себя и чувств, что он начал внушать мне. И это не страх.

Не отвращение. Это что-то другое, ещё неизвестное мне. Или известное, но забытое чувство.

Когда ванная была готова, чернокожие рабы ушли, низко кланяясь, а горничная вышла к нам. Присев в реверансе, спросила:

— Вы будете принимать ванну или ваша жена?

Ричард улыбнулся девушке, ожидавшей ответа.

— Моя жена и помоги ей. Всё плаванье мою супругу мучила морская болезнь, и она ещё не оправилась от неё, — спокойно лгал полковник.

Горничная попалась на редкость говорливая. Её рот ни на минуту не закрывался. Фани, так её завали, пока помогла мне раздеваться, рассказала половину сплетен Сент-Огастина. А когда мыла меня вторую половину сплетен.

89

Сплетни закончились и Фани, совсем обнаглев, задала мне вопрос:

— Так вы, миссис Монтгомери, всё это время были на корабле?

Я утвердительно кивнула, и сказала первое, что пришло в голову:

— Судовой врач запретил, мне покидать постель пока не станет лучше.

Наверное, ложь всё-таки заразна. Один день с Ричардом и я так быстро научилась лгать. Раньше ложь мне давалась с трудом.

— У вас такой заботливый муж, — поливая мою спину водой, говорила

Фани. — Каждый вечер он уезжал к вам на корабль. Ведь в гостинице мистер Монтгомери не ночевал ни разу.

Да, мой «муж», по-видимому, очень заботлив и щедр, но не только со мной. Где ночуют мужчины, я знала. Меня он купил сегодня, значит, все эти ночи проводил в обществе местных куртизанок. Это меня немного расстроило, но чего я хотела от мужчины. Верности? Целомудрия? Это, к сожалению, не их добродетели.

Потом, сидя за обеденным столом, Ричард начал разговор важный для нас обоих.

— Итак, мы послезавтра отбываем на место моей службы, — отрезая кусочек бифштекса ножиком, сказал Ричард, — и нам надо придумать историю нашей счастливой семьи.

Я была так голодна, что меньше всего мне хотелось сейчас обсуждать такие щепетильные вопросы. Если бы не моё правильное воспитание, я бы пренебрегла этикетом. Не ковырялась в тарелке ножом и вилкой, отрезая малюсенькие кусочки мяса. Я схватила бы рукою целиком кури-ную грудку и запихнула себе в рот. Жадно чмокая и пропихивая пальцами куски, с наслаждением ела. Когда ты несколько дней ничего не ела, то главное правило: «Леди кушает, как птичка», — не действует. И полковник сказал, что я не леди. Как жаль, что моё воспитание не позволяло забыть правила поведения за столом. Я сдерживала голодные порывы, дразня свой желудок маленькими крошками.

— Не хочешь задать мне какие-нибудь вопросы? — спросил мой «муж».

Глубоко вдохнув, я попыталась унять резкий болезненный спазм в животе. Со стороны это выглядело как безразличие или не интерес к собе-седнику. Заметив эту перемену, с лица полковника слетела улыбка. Поджав губы, он прищурился, пытаясь понять, что в его словах так отвратило меня от беседы.

Я не стала мучить его разум догадками.

— Маса, — обратилась к нему, как должна обращаться к хозяину рабыня, — я уже знаю о вас достаточно. Вы заботливый муж, который каждую ночь ночевал не в стенах гостиницы, а на корабле рядом с больной женой.

После моих слов в комнате повисла тишина, которая через мгновение зазвенела его смехом. Я развеселила полковника, но чем? Правдой?

— Да, Лилия, тебе в этом плане повезло, но не называй меня больше «маса», — сказал он.

90

Я вскинула бровь в удивлении.

— А как мне назвать вас?

— По имени, — отвечал Ричард, потянувшись за графином с водой, —

или муж мой. Мы женаты, ты не забыла?

Как такое забудешь? Ни свадебного платья, ни церкви со священни-ком, ни клятв верности в вечной любви, ничего этого не предшествовало нашему «браку». Вместо этого торги, бумаги с моей ценой и его слово, как обручальные кольца, связали нас на год. И вот я счастливая жена.

— Хорошо, Ричард, — согласилась я, — я буду называть вас по имени.

Мой «муж» усмехнулся, наливая воду в стакан.

— Мне нравится, как ты произносишь моё имя, — признался он, и от-пил глоток воды. — А не хочешь узнать на правах жены, где я проводил ночи?

Этот вопрос застал меня врасплох. А какое мне дело, где он ночевал?

Наш фиктивный брак длится всего несколько часов и где «муж» был до этого, меня не интересовало. Тем более что я была уверена где. В бордели!

Ему ответила, сохраняя спокойствие и равнодушие:

— Не думаю, что жёны, горят желанием знать о любовницах своих мужей.— О-о-о-о! Похвально! — воскликнул он. — Мне попалась не только красивая жена, но и мудрая. Но, признаюсь, в Сент-Огастине любовниц я пока не завёл, — и его глаза хищно прищурились, пробегая по мне.

От такого взгляда меня накрыло волною жара, а сердце ёкнуло. Я понимала, что скоро наш обед придёт к логическому завершению. Раз мы муж и жена теперь, то и брак должен быть консумирован.

Обед прошёл, а я не наелась!

Поднимаясь со стула, я бросила жадный взгляд на жареного цыплёнка.

Боже, ну почему я леди?! Почему моё воспитание не позволяет мне сесть обратно и доесть всё, обглодав даже косточки. Но, мой «муж» вышел из-за стола и я, как подобает «жене», последовала его примеру.

Не знаю, то ли я встала резко, то ли моё тело протестовало, не желая уходить голодным. Моя голова закружилась. Перед глазами залетали раз-ноцветные мушки. И через мгновение я провалилась в темноту.

Я пришла в себя, уже лёжа на постели. «Муж» ловко расшнуровывал корсаж моего платья. Пытаясь протестовать, я принялась отползать назад к изголовью кровати, но он одним рывком вернул меня обратно.

— Что за глупая мода и вы, женщины?! — злился Ричард, освобождая мою грудь. — Зачем так зажимать себя в тиски? Не вдохнуть и не выдохнуть не могут!

Когда корсаж был расшнурован, мне, и вправду, стало легче дышать.

Быстро приходя в себя, я заметила в глазах Ричарда знакомое мне вожде-ление. Усевшись на кровати, я натянула край покрывала на себя. Этот взгляд меня пугал сильнее, чем мой непотребный вид сейчас. Укутываясь

91 в покрывало, чуть ли не до самой головы, я чувствовала, как озноб начинает бить моё тело.

— Вы хотите… вы будете… я должна…, — зуб на зуб не попадал от страха.

Как жалко я выглядела в его глазах, наверное. Сижу и трясусь, как маленькая девочка. Боюсь того, что уже испытывала. В тот момент я ожидала от Ричарда чего угодно, но не этого, что последовало за моими бессвязны-ми словами.

— Лилия, скажи, неужели, я похож на мужчину, который способен требовать от усталой и истощённой девушки близость?

Я не знала, что ответить ему. Мне только исполнилось семнадцать. Господи, вчера у меня был день рождения, и я об этом забыла. За эти семнадцать лет мне попадались не лучшие представители мужской половины человечества, за исключением отца. Конечно, для других женщин он был причиной обид и слёз. О чём я должна была думать, находясь с мужчиной в одной комнате? Полковник смотрел на меня так же, как Кристофер тогда, в саду акаций, и Гарри, ворвавшись в мою спальню.

Не дождавшись ответа, Ричард сам дал мне его.

— Я не святой, и не буду скрывать, что хочу тебя, но не сегодня.

— А когда? — прошептала я, сглотнув слюну. В горле от волнения пере-сохло. — Когда?

Придвигаясь ко мне ближе, он навис надо мною всем телом. В его серых глазах, я увидела своё испуганное отражение. Я походила на загнан-ную в угол мышку. Боюсь его. Бежать некуда. И жду ответа — приговора.

— Когда? — переспросил Ричард, и улыбка чуть тронула уголки его губ. — Тогда, когда тебе будет лучше.

— А если мне не станет лучше? — глупый вопрос наивной девочки, но не женщины.

Ричард поднялся с постели.

— Я вылечу тебя, — подмигнул мне он, отступая к дверям спальни. —

А сейчас поспи. Ты выглядишь очень усталой.

И ушёл, оставив меня наедине с моими страхами. Долго раздумывать над словами «мужа» я не стала. Стоило опустить голову на подушки и закрыть глаза, как мой разум улетел в страну грёз. Как странно, став рабыней полковника, я впервые за несколько месяцев безмятежно спала.

Первая «брачная» ночь, а я наслаждалась покоем и сладким сном одна.

92

ГЛАВА 19. Не всё так просто…

Я проспала почти сутки. Проснулась в полдень от яркого слепящего глаза солнца. Моего «мужа» в номере не оказалось. О чем мне сообщила довольная Фани. Видите ли, Ричард ещё рано утром уехал. А почему она довольная я узнала, когда завтракала. Вернее в моём случае обедала.

Фани прислуживала мне, наливая чай в чашку, неожиданно спросила:

— Миссис Монтгомери, а вы действительно хотите, чтобы я была вашей личной горничной?

Булочка выпала из моих рук на стол. К такому повороту событий я бы-ла не готова. Не думала, что Ричард наймет рабыне ещё и горничную.

— Что, прости, я не расслышала, наверное? — переспросила я, глядя на уже сконфуженную девушку моей реакцией на эту новость.

— Мистер Монтгомери, сегодня утром предложил мне прислуживать вам и сопровождать вас до Ред-Ривер. Сказал, что вы будете рады, —

словно оправдывалась Фани.

Ну, что же, горничная мне нужна. Правда, ещё вчера я заметила одну не самую лучшую черту её характера. Слишком она болтливая, а это в профессии горничной, да ещё и личной, скорее отталкивает, чем привлекает.

Ричарду желательно нанимать на работу горничных, умеющих держать язык за зубами, а то наша маленькая ложь станет достоянием обществен-ности.

Пристально рассмотрев ещё раз свою горничную, я со вздохом отметила, что мой «муж» за ней не приударит. Маленький рост, плоская фигурка, лицо с мышиным длинным носиком и серая униформа с белым передни-ком — делали её незаметной для мужчин. Единственными достоинствами

Фани были харизма и живые голубые глаза. Да, для меня она неопасна.

Ричард… и тут же мысленно отругала себя за такие мысли. Ричард не мой муж, а я уже стараюсь, как жена, ограничить его общение с противополож-ным полом. Боже! Я ищу в женщинах соперниц, чего раньше не делала.

— Вы не против, миссис Монтгомери? — оторвал меня от размышлений, голос Фани.

— Нет, — односложно ответила я, беря пальцами за ручку чашки.

Фани повеселела ещё больше, а я приуныла.

— Миссис Монтгомери, после завтрака вы примете визитёра? — опять застал врасплох меня новый вопрос горничной.

Я почему-то испугалась, услышав слово «визитёр», и ко мне. Никто не знает, где я. Неужели мой брат нашёл меня и решился нагло прийти.

Вот его я видеть никак не желала. А когда поняла, что может последовать за нашей встречей и вовсе побледнела. Кристофер сорвёт наши маски раньше времени, заявив, кто я для полковника.

— Ой, миссис Монтгомери, вы побледнели! Вам нехорошо? — защебе-93 тала горничная, бегая вокруг меня. — Тогда я скажу мисс Ричмонд, что вам нездоровится, и вы не можете её принять!

Мисс Ричмонд? Мисс Ричмонд! Это она визитёр! Я подскочил с места, и закричала на оторопевшую Фани:

— Почему ты заставила ждать, мисс Ричмонд так долго?! Почему не сказала мне сразу, что она пришла?

Фани хлопала ресницам и нервно теребила передник.

— Ваш муж сказал, чтобы к вам никого не пускали, пока вы спите. Сказал вам надо много отдыхать после лихорадки, — чуть не плача начала оправдываться горничная.

Первый день в услужении и она так провинилась. Немного успокоившись, я сказала ей:

— Фани, ты моя горничная, а не моего мужа, поэтому впредь всё, что касается меня, докладывай мне, ясно!

— Да, — опустив голову, прошептала служанка.

— Вот и прекрасно! — усаживаясь обратно, сказала я. — А теперь зови мисс Ричмонд и подай ещё один прибор для чаепития.

Пробубнив что-то вроде «да», она выскочила из комнаты.

Я не была с ней строга, как может показаться. В отношениях госпожи и горничной должны существовать некоторые четко поставленные границы. Это я усвоила в доме отца. Всё-таки меня воспитывали, как будущую жену и хозяйку. Я не должна позволять горничной решать за меня, когда и с кем общаться. Этот урок Фани запомнила навсегда, и больше нарека-ний по этому поводу не было.

Мисс Ричмонд решила сама проконтролировать доставку моих покупок. Пока её работник приносил коробки и упаковки с вещами, мы пили чай, болтая о погоде и о моде. Но стоило нам остаться наедине, как мисс

Ричмонд поставила чашку и сказала:

— Ох, милая не всё так просто с нашим вопросом.

От этих слов моя душа, словно упала в пятки. Рука, держащая чашку, затряслась, и чай пролился на белоснежную скатерть.

— Ой, — прошептала я, видя, как грязное пятно расползается по ска-терти.

— Это не самое страшное. Всего лишь пятно, — сказала моя подруга. —

А вот снятие с должности губернатора Лесли — эта проблема, которая плохо отразится на нашем деле.

То, что губернатора Лесли сняли с должности, меня огорчило. Бедный старик не успел оправиться от болезни и такая новость. Он управлял

Сент — Огастином и его пригородами на протяжении двадцати лет. Казалось, так будет всегда, пока смерть не снимет с него этот венец власти.

— Почему его сместили? — всё ещё не веря очевидным фактам, спрашивала я.

Насколько мне было известно, такой властью снять или назначить на должность в колониях обладал только король. Он в Лондоне, через оке-94 ан от Сент-Огастина. Быстро такой вопрос не решается. Минимум полгода или год. И в чем провинился Лесли? Я не припомню скандалов, связанных с его именем. Может, потому, что мало бывала в свете.

Мисс Ричмонд поспешила просветить моё незнание сплетен и скандалов в высшем колониальном обществе.

— Дитя моё, это следовало ожидать, но не так скоро и так не вовремя для нас. Губернатор был замешан в афере со страховыми компаниями. Капитан корабля «Мэриленд» выкинул за борт весь груз. Якобы была эпиде-мия, и им пришлось избавиться от рабов. Придя в порт, капитан затребовал выплат по страховке. Представители компании в Сент — Огастине платить отказались, сославшись на свидетельства члена команды, что рабы были здоровы, и обвинили капитана в мошенничестве. Начался суд. Капитан проигрывал дело и предложил губернатору часть страховки, если тот всту-пится и дело будет выиграно. Лесли повлиял на судью, но страховщики не остановились и отправили прошение в Лондонский суд. И вот я полагаю, выиграли дело. Репутация губернатора подмочена, а это плохо отражается на королевской власти. Его не только сместили, но и требуют вернуться в Лондон, чтобы лично отчитаться перед парламентом и королём. Налоги от продаж с рабов идут в казну, а выплаты страховок на государственные средства не влияют, — сокрушалась мисс Ричмонд, рассказывая мне о во-пиющем цинизме работорговцев и короны.

Слушая её, я ужасалась, что судебное разбирательство было назначено из-за потери денежных средств, а не убийства сотен человек. Рабов называли грузом и подсчитывали, сколько потеряли денег. Господи, где справедливость? Капитан выбросил живых людей в открытое море и заявил, что они болели. А страховщики затеяли тяжбу, не желая выплачивать за потерю груза. И никто не задумался, как погибали мужчины, женщины и дети в воде. Для белых господ, они никто. Тюк хлопка и то не выбросят за борт, а человека можно. Ведь его жизнь стоит дешевле смерти. Самые неприглядные стороны рабства. Извращенное понимание цивилизованно-сти! Думая о несчастных, я забыла о собственном не таком уж плачевном положении, какое выпало на их долю.

— И мистер Шепард нам не помощник, — с грустью сказала она. —

На место временно исполняющего обязанности губернатора назначен полковник Фюргенсон. Военные Его Величеству внушают большее доверие, чем чиновники.

Назначение полковника Фюргенсона меня расстроило, как никогда. Он родственник мачехи и дядя Кристофера. В моём вопросе точно мне не помощник. Скорее он может ухудшить моё теперешнее положение, как-то повлияв на Ричарда. Понимая это, я почувствовала, как моё сердце замерло. К теперь уж «любящей» семье я возвращаться не хотела ни в коем случае. Лучше утопиться!

— Мы пропали, — чуть не плача, прошептала я.

Мисс Ричмонд снова обнадёжила:

95

— О нет, милая! Мы не пропали! Просто времени на твоё освобождение уйдёт больше, чем планировали. К тому же думаю несложно догадаться, кто доставил все бумаги по отстранению Лесли и назначению Фюргенсона.

Я не понимала, о чём она говорит. Хлопала растерянно ресницами, стараясь собраться с мыслями от таких перестановок в управлении городом.

— Полковник Монтгомери был почтовым голубем, милая. А это значит, что в Англии он не последний человек, раз такие поручения доверяют ему.

Меня это немного утешило. К брату я не вернусь. Но, вот надежды на скорое освобождение не придало.

Я прощалась с мисс Ричмонд, надеясь, что ей всё-таки удастся повлиять на нового губернатора. Его прибытие в Сент-Огастин ожидалось в течение полугода.

Она успокаивала меня говоря:

— Время быстро пролетит, и не заметишь, милая. К тому же судя по то-му, что ты рассказала мне о полковнике, он не такой уж плохой. Думаю, мистер Монтгомери будет хорошим мужем.

Она успокаивала меня говоря:

— Время быстро пролетит, и не заметишь, милая. К тому же судя по то-му, что ты рассказала мне о полковнике, он не такой уж плохой. Думаю, мистер Монтгомери будет хорошим мужем.

В последней фразе она специально сделала акцент на слове «муж» и, хохоча, ущипнула меня за бок. Спорить с женщиной, умудрённой жизнен-ным опытом я не стала. Возможно и будет, но точно не мужем.

Провожая глазами мисс Ричмонд, глядя в окно, я почему-то задумалась, что моё положение не так уж плачевно. Будь Ричард, хоть наполовину, таким как Кристофер или Гарри, он не позволил бы мне отдохнуть, а тут же предъявил права хозяина. Может, он моя награда за боль и страдания, которую мне послал господь? И я должна не искать путей освобождения, а воздать хвалу создателю за такой подарок судьбы?

Но подумать намного проще, чем сделать. Не правда ли?

ГЛАВА 20. Попутный ветер

Ричард вернулся очень поздно и сообщил мне ещё одну неприятную новость. Мы отправимся в путь рано утром на корабле «Анна-Мария».

Я никогда не путешествовала морем. Да, что там морем! Я не покидала окрестности Сент-Огастина с самого рождения. А тут мне предстоит около месяца находиться на борту корабля. Благо то, что маршрут «Анны-Марии»

проходит параллельно береговой линии. Хоть земля не будет видна

96 за бортом, но она будет достаточно близко. Пираты в северные широты не заплывали, предпочитая охотиться на торговые суда в южных морях.

Наш корабль особого интереса для морских разбойников не представлял.

Тем более что это военный фрегат. Пираты любили риск, но не до такой же степени, чтобы по собственной воле лезть на рожон.

Всё это я выслушала за ужином. Ричард полагал, что моё плохое настроение связано со страхом путешествия по морю, а я всего лишь думала: как далеко увозит меня судьба. Сначала по морю в Джеймстаун. Потом по суши до самого северного форта на западе Виржинии. Там нет ничего и никого. Если в самой колонии ещё были города и поселения, то к её окраинам западнее или севернее уже сплошной непокорённый край непроходимых лесов, кишащий зверями и индейцами. Письма туда прихо-дят редко, только с путниками. А кто сам по доброй воле захочет проде-лать такой опасный путь? Разве что мой «муж» и то, его вынудили обстоятельства.

Сидя за столом, я испугалась, что долгожданная свобода в радостном письме для меня, так и не дойдёт до адресата. Затеряется на бескрайних просторах Виржинии и мне придётся жить с полковником целый год, а может и больше. А что если он умрёт от стрелы дикаря или лихорадки? Как быть потом? Снова торги?! Или вынужденная ложь, как защита от рабства.

После ужина Фани было дано распоряжение собрать вещи. Последнюю ночь в гостинице мы провели по отдельности. И в этот раз полковник не настоял на близости, уснув на кушетке.

Я не смогла сомкнуть глаз, прислушиваясь к его сопению. Смотрела на полную луну в небе. И даже когда первые лучи солнца коснулись стен спальни, меня не сморил сон. Всё-таки сушей было бы дольше и лучше для меня. Гонец от мисс Ричмонд смог бы нас догнать ещё на подступах к Виржинии, а так, что быстрее корабля? Только другой корабль.

«Анна-Мария» — большой и красивый фрегат. Поднимаясь по трапу я, вертела головой по сторонам. На палубе нас встретил капитан.

Сняв шляпу, представился:

— Капитан Рэндл к вашим услугам, миссис Монтгомери, — и после кивнул моему «мужу» в знак приветствия. — Полковник, вы не говорили, что у вас такая красивая жена. Глаза способные сразить наповал, точнее пули!

Сразу видны испанские корни! — одобрительно воскликнул он. — Моя Эс-меральда из Веракруса, но вот её предки испанские идальго, осевшие в Мексике.

Я смущённо опустила глаза. Всё-таки капитан не скрывал своего восхищения. Я бы даже сказала, откровенно рассматривал меня. Ричарда такой интерес моряка нисколько не задевал, а, наоборот, заставил гордо вы-пятить грудь.

— Я распорядился выделить вам и вашей красавице жене большую каюту. Рядом с ней маленькая коморка с кроватью. Думаю, вполне подойдёт для служанки, — говоря это капитан, бросил равнодушный взгляд на Фани

97 позади меня. — И с нами до Джеймстауна поплывёт ещё одна семейная пара. Мистер и миссис Джонс. Знаю, что по договору корабль только в вашем полном распоряжении, но отказать им я не смог.

Полковник сильнее прижал меня к себе, изображая заботливость. Ветер был северный и чуть прохладный с утра.

— Думаю, Лилия не будет против компании, и наше плавание пролетит быстрее с новыми знакомыми, — весело говорил Ричард, как будто моё слово что-то могло решить.

— Миссис Монтгомери, я не слишком вас расстроил? — улыбаясь, осве-домлялся капитан фрегата.

Попутчики на корабле меня не смущали. Меня насторожило, что знакомство может быть опасно для нашего маскарада с полковником. Любые простые вопросы, такие как: «А сколько вы женаты?», «Откуда вы родом?»,

«В какой церкви венчались?», могут стать фатальными для меня и Ричарда. Мы ведь так и не придумали историю нашей семьи. Полковника почти не было дома, а когда он появлялся, я старалась избегать оставаться с ним наедине. Боялась, что Ричард решит, предъявить права на большее, чем сон на кушетке.

— Нет, я не против попутчиков, — натянуто улыбаясь, ответила я.

— Тогда жду вас в кают-компании к обеду. Путь неблизкий. Будем зна-комиться.

Капитан поцеловал мою руку и, отвесив поклон, отошёл.

Наша каюта действительно была просторной по меркам корабля и находилась на одной палубе с каютой капитана.

Корабль только поднял паруса и начал отшвартовываться, а горничной уже немоглось, и я отпустила её передохнуть. Шатаясь из стороны в сторону девушка, то беднела, то зеленела от приступов тошноты. Я почему-то чувствовала себя довольно хорошо, хоть никогда не путешествовала морем. Но, для всех присутствующих на «Анне-Марии», жена полковника

Монтгомери пересекла с ним вместе Атлантический океан.

Усаживаясь на узкую кроватку, я с горечью отметила, что больше спальных мест в каюте нет. Как, кстати, и кушеток с креслами. Стол, ножки которого прибиты к полу, чтобы во время шторма не катался по каюте.

Сундук для вещей, пара стульев, тумба с тазом и графином — весь скудный интерьер просторной каюты. Наши поставленные друг на друга сунду-ки и коробки с вещами, немного сужали пространство, делая его более или менее обжитым. Обжитым, но скучным и серым. Даже синий пейзаж в маленьком окошке не разбавлял эту унылость. Смотря на блики солнца на воде, я вспомнила, что это лучшая каюта. Лучшая каюта, потому что находится на первой палубе. Вот остальным пассажирам и команде корабля так не повезло. Их спальные места располагались под нами, и окошек там не было. Насладиться чистым воздухом и лучами солнца они смогут, только выйдя на палубу.

— Я не была никогда в Англии и не умею лгать, — всё ещё глядя

98 в окошко, задумчиво сказала я.

— Зато мне это даётся легко, — подходя ко мне, сказал Ричард. — Ко-ролевский двор самая лучшая школа в постижении искусства лжи, Лили.

О, мой «муж» был придворным. Баловень судьбы. Неудивительно, что у полковника такие манеры, словно весь мир и люди вертятся вокруг него.

Что же такое он натворил, раз пришлось отказаться от беззаботной жизни, полной приёмов и балов? Какой проступок совершил, что вынужден год отсиживаться у чёрта на куличках? Не королеву ли соблазнил, мой «муж»?

Подумав об этом, я сама не заметила, как мои губы растянулись в улыбке.

Лишиться всего из-за вожделения, не глупо ли? Как слабы мужчины перед собственными желаниями. Родись я в Лондоне, то уже бы усвоила этот урок и без труда манипулировала сильной половиной человечества. Но, я родилась на плантации близ Сент-Огастина. Отец дал нам с Изабель христианское воспитание, внушив догмы повиновения и подчинения. Папа сам, часто говорил: «У женщины есть только одно право, быть послушной и честной женой». В тот момент я готова была рассмеяться над словами «послушной» и «честной». Я собиралась послушаться своего «мужа»

и честно лгать о нашем браке.

— Я сказал что-то смешное? — голос Ричарда совсем рядом, оторвал меня от размышлений над превратностями судьбы.

— Нет, — посмотрев на него, ответила я, — это не вы сказали смешное.

Это вся эта ситуация смешна.

— Раз тебе так смешно, то будет лучше, если я буду отвечать на вопросы, а ты будешь скромно молчать и запоминать, — советовал мой «муж».

Я снова улыбнулась. В голове никак не замолкал голос отца о послуш-ных жёнах. Раз так будет лучше, подчинюсь. Буду молчать и запоминать.

Обед. Я ожидала, что он пройдёт как-то натянуто для меня и Ричарда.

Всё ждала, когда чета Джонс начнёт задавать каверзные вопросы. Но хо-хотушка миссис Джонс (просившая, кстати, всех называть её по имени

Элиза), и слова не давала никому сказать. Она без конца рассказывала только ей смешные истории из своей же жизни. Пила вино из личных за-пасов капитана, который растерянно чуть ли не считал количество выпитых ею бокалов. Наверное, откупоривая третью бутылку Тавель, и наливая её розовый нектар в бокал нагловатой миссис, капитан тысячу раз пожалел о своём добром сердце. Не позволь Джонсам подняться на палубу

«Анны-Марии», бутылки с дорогим вином были бы целы.

Муж Элизы, как положено в таких семьях, отличался ангельским терпением. Он, словно монах давший обет молчания, не произнёс за весь обед ни слова. Мистер Джонс тихо сидел и ел, тщательно пережёвывая пищу.

Забегу вперёд. За всё наше плаванье я так и не услышала голоса мистера

Джонса. Зато Элиза утомила меня. Под конец я скрывалась от неё, прося

Фани говорить надоедливой особе, что у госпожи жуткая мигрень.

Миссис Джонс так увлечённо беседовала сама с собой, что не замечала недовольства других участников обеда. И когда капитан, вставая с крес-99 ла, сказал:

— Дамы, джентльмены, я очень рад, что на моём корабле собралась такая хорошая компания. За разговором обед пролетел незаметно и если вы не возражаете, я вынужден приступить к своим прямым обязанностям.

Меня ждут дела на палубе.

Это был прямой намёк, пора расходиться. Терпение капитана Рэндала иссякло. Мой «муж» тоже поддержал инициативу хозяина кают-компании.

Поднимаясь, подал мне руку со словами:

— Милая, не хочешь прогуляться по палубе. После обеда неплохо подышать свежим морским воздухом.

Впервые за наше знакомство, я с радостью приняла его предложение.

Отдохнуть от неугомонной Элизы звучало заманчиво. Но не тут-то было.

Миссис Джонс подскочила со стула и, всплеснув в ладоши, громко сказала:

— О, я составлю вам компанию!

В лице поменялся не только Ричард, но и все присутствующие. Один мистер Джонс привыкшей за двадцать лет совместной жизни к такому по-ведению жены, не повёл и ухом. Он продолжал спокойно сидеть за столом и уплетать кусочек мясного пирога.

Странная парочка. Муж, словно глухонемой, и жена, не имеющая пред-ставления о воспитанности.

Слава богу, первый помощник капитана мистер Бишоп, заметив наше замешательство с ответом наглой миссис, пришёл нам на помощь.

— Элиза, — исполнив её просьбу обращаться к ней по имени, сказал он, — а не составите мне компанию? Я большую часть времени провожу в море, и женское общество нечасто радует меня.

Элиза чуть ли не запрыгала от счастья. Сама, подхватив под руку нового кавалера, поспешила с ним удалиться. Мистер Джонс опять не возмутился. Мы все переглянулись, не понимая жалеть нам его или злорадство-вать над чрезмерным равнодушием к собственной жене.

Ричард точно позлорадствовал. На его лице появилась ухмылка. А вот капитан Рэндл, покачал головою и тяжело вздохнул. Как потом мне стало известно, не просто так вздыхал капитан. Его помощник обожал замужних женщин, такой комплекции, как у миссис Джонс. Концу плаванья только ленивый не надсмехался над ветвистостью рог мистера Джонса. Что он, кстати, с присущей ему невозмутимостью пропускал мимо ушей.

Прогуливаясь по палубе под руку с Ричардом, я заметила, что не только моряки пожирали меня глазами. К ним присоединились и солдаты.

Праздно шатаясь по кораблю, они косились на меня. Правда, стоило

Ричарду бросить в их сторону злобный взгляд, как те виновато опускали глаза или вовсе отворачивались. Солдаты подчинялись полковнику и вместе с ним должны были составить пополнение личного состава в Рэд-Ривер.Я старалась удержать подол платья. Ветер поменялся. Хоть и был тёплым, но его сильные порывы поднимали юбки, неприлично выставляя на-100 показ мои лодыжки и кружева панталон. Вот эти моменты и пытались уловить солдаты с матросами.

Погода была чудесная. Голубое небо, яркое солнце и свежий воздух.

Гулять и гулять по палубе, наслаждаясь этой красотой. Но, вожделеющие взгляды мужчин, меня смущали. Настроение от этого портилось. Ещё и громкий хохот миссис Джонс, заставлял всё время вздрагивать.

Не от страха, а скорее от неприятного чувства, что вызывал её глупый смех. Смех не леди, а непотребной девки. Иногда так смеялась мисс Луиза, когда пела какую-нибудь пошлую песенку.

Удерживая подлетающий подол платья, я спросила Ричарда:

— Солдаты на корабле прибыли с вами из Англии?

Почему меня интересовал этот вопрос? В моём положении он был вполне приемлемым. Если солдаты плыли с полковником через атланти-ческий океан, то знали, что их командир путешествует без супруги. Поэтому их жадные взгляды объяснимы. Они могли предположить, что я не жена полковника, а любовница. По сути, это было правдой. Только в нашем случае, чем меньше людей знали правду, тем лучше. И мне не хотелось носить на себе клеймо падшей женщины. Будь у меня выбор между бесчестием любовницы и монастырём, я бы выбрала второе.

Опять же, монастырь рабов не принимал в качестве сестёр во Христе.

— Нет, — последовал ответ, — солдаты, плывшие со мной, остались в Сент-Огастине. Здесь вынужденные добровольцы.

— Вынужденные добровольцы? — переспросила я, не понимая смысла этого словосочетания.

— Это те, кому грозили выговоры, разжалование, наказание, но приняв предложение о службе на границе колонии, их проступки списываются, —

пояснил полковник.

Ясно, нас сопровождают преступники. Не лучшая компания для такого опасного путешествия. Вряд ли на таких солдат можно с уверенностью по-ложиться в трудную минуту. А вспомнив, что говорил о себе сам полковник, я совсем разволновалась. Его назначение тоже следствие какого-то серьёзного проступка. Меня и Фани всю дорогу будут окружать военные, которых сослали исправляться в земли индейцев. Даже не знаешь, кто окажется кровожаднее цивилизованные мужчины или дикари.

Мы поднялись по ступенькам на капитанский мостик. Мистер Рэндл смотрел в подзорную трубу и довольно улыбался.

— Чем же вызвана ваша улыбка, капитан? — спросил мой «муж», — Уж не миссис Джонс вы увидели за бортом?

Они оба засмеялись. Меня такая злая шутка не развеселила. Элиза то-же вызывала во мне неприязнь, но вот видеть её барахтающеюся в открытом море, мне бы не хотелось.

— К сожалению, нет полковник, — опуская подзорную трубу, ответил капитан. — Моё хорошее настроение связано со скорым расставанием с этой особой. Ветер попутный и если не поменяется, то наше плаванье со-101 кратиться на несколько дней, — образовал и нас мистер Рэндл.

— И ваши винные запасы пусть наполовину, но останутся, — смеясь, подметил Ричард.

— О, да! — воскликнул капитан. — Единственный, кто будет огорчён это мистер Бишоп.

Мужчины дружно обернулись, чтобы посмотреть на воркующую у грот-мачты чужую жену с помощником капитана. Я тоже невольно бросила в их сторону взгляд. Миссис Джонс не скрывала своего хорошего расположе-ния к новому знакомому.

— Сегодня ещё предстоит ужин в её обществе, — уже вздыхая, сказал капитан. — Жаль, что не все женщины так скромны, как ваша жена, полковник.

Я улыбнулась, но не расценила это как комплемент. Чего не скажешь о моём «муже». Ричард чуть ли не сиял от гордости, как будто я в действительности его жена.

Ужин прошёл, как и обед. Правда, к Элизе присоединился мистер Бишоп. Пока эта парочка весело хохотала и пила, остальные присутствующие скрипя зубами, тихо ели, кроме мистера Джонса. Удивительно спокойный муж остался в каюте. Ему почему-то нездоровилось. Элиза сказала, что у него обычное несварение желудка. Жену недуг мужа нисколько не рас-страивал. Капитана, кстати тоже. Весь вид мистера Рэндла выражал такое же пожелание неумолкаемой любительнице бесплатного вина. Позже провожая взглядом своего помощника и пассажирку, капитан буркнет нам:

— Муж обжора, а жена бездонная бочка! Жаль, что ей не становится плохо от выпитых бокалов, как её мужу от съеденных блюд.

До Джеймстауна действительно подобралась компания, с которой не заскучаешь. Если бы не моё беспокойство о приближающейся ночи, мне бы тоже было весело, как капитану и полковнику.

Солнце коснулось горизонта, а это значило: скоро нам предстоит раз-делить одну узенькую постель на двоих. По взгляду Ричарда, я понимала, что время пришло. Я не леди. Он не джентльмен и ждать больше не будет.

Как только мы вошли, Фани подскочила со стула. Присев в реверансе, спросила: нужна ли мне её помощь. Ответить горничной я не успела. Мой «муж» опередил меня. Отправил служанку спать, сказав, что сегодня раз-денет госпожу сам. Фани смущённо улыбнулась и быстренько вышла из каюты.

Мне было не до улыбок. От слов Ричарда моё сердце то замирало, то колотилось в груди, пытаясь выпрыгнуть наружу. Сама не знаю, почему я так боялась. Дляменя уже не было секретом, что происходит между мужчиной и женщиной. Благо сестра, мисс Луиза и Кристофер успели просветить с разных сторон невинную девушку. Изабель ныла, как всё противно и ужасно. Мисс Луиза хохотала, рассказывая, чем можно привлечь мужчину. Ну, а брат преподал практический урок, о котором я вряд ли когда-нибудь забуду. Все эти дни в качестве «жены» Ричарда, я мысленно готовила

102 себя к неизбежным интимным отношениям. Внушала себе, что нужно всего лишь потерпеть пару минуток, и всё.

И вот я стою спиной к своему хозяину. Тусклая лампа еле освещает каюту, скрывая моё побледневшее лицо. Господи, думать об интимных отношениях намного проще, чем стоять и ждать, когда всё это случиться.

Ричард подходит и с каждым его шагом, я ощущаю тепло мужского те-ла. Оно намного горячее, чем женское. Если бы не мой страх ожидания, мне была бы приятна эта теплота.

Пальцы моего хозяина коснулись шеи, и я вздрогнула, затаив дыхание.

А когда они неторопливо поползли к плечу, я уже была не в состоянии сдерживать дыхание, и глубоко вдохнула. Ричард бережно спустил сначала с одного плеча ткань, затем с другого. Я чувствовала, как его пальцы чертят линии по моей спине к шнуркам платья. Ещё в гостинице я поняла, что опыт по раздеванию женщин у моего «мужа» огромный. Мгновение и моё платье сползло на пол. Всё это время я была к нему спиной, но стоило и корсету освободить тело, как Ричард развернул меня к себе.

Я избегала смотреть ему в глаза. Отворачивалась.

— Ты боишься, меня? — его голос звучал по-другому, появилась чуть уловимая хрипотца, и дыхание стало глубоким, учащённым.

Да, я боялась. Только вместо ответа, замотала головой и прикрыла глаза. Язык сковало, отчего я не могла произнести ни слова. Будь у меня возможность или выбор, я бы сбежала. В те минуты я думала, почему так несправедлив мир? Почему я должна подчиняться ему? И неважно рабыня или жена, я родилась женщиной! Это моё проклятие! Жить, чтобы удовлетворять желания мужчин.

— Я буду нежен, — шепчет он и стягивает уже мою сорочку.

Нежен? А что такое нежность? Нежной была мама, когда обнимала ме-ня. Нежным был отец, целуя в щёку. А то, что произойдёт сейчас это нежность?

Раздев меня, Ричард обнял. Я попыталась отстраниться, упёршись руками в широкую грудь «мужа». Правда, это было так глупо. Он даже не заметил моего сопротивления, когда его губы сомкнулись на моих губах.

Не нежен он был, а требователен. Я задыхалась от поцелуя полковника.

Стараясь освободиться и сделать хотя бы глоток воздуха, мне пришлось открыть рот и позволить ему проникнуть глубже. Сама не замечая, как подчинившись желанию Ричарда, мне стало легче дышать. Вынуждена признать, бежать от своего хозяина я больше не хотела. Внутри меня про-сыпалось что-то неподконтрольное моему разуму. Мои руки сами обвили его шею. Я отвечала ласкам Ричарда вопреки рассудку, чьи нравоучения растворились в желаниях тела.

Чего я ждала от Ричарда? Нежности, как он сказал. Полковник был со мной нежен. Подняв на руки, донёс до постели. Осторожно опустил на узкую кровать. Я сразу стала искать, чем укрыться. Найдя в полумраке рукою край простыни, потянула на себя.

103

— Не стоит, Лили, — сказал Ричард, стоя надо мной, — не замёрзнешь.

Я не от холода укрывалась. Я пыталась скрыть наготу от его глаз. Они не хуже рук ласкали меня, пробегая по телу голодным взглядом.

Одежда «мужа» падала на пол рядом с кроватью. Когда в этом ворохе материала оказалась сорочка с бриджами, я не осмелилась поднять глаза выше. Мои щёки пылали от румянца. Желание посмотреть на Ричарда бу-доражило мою фантазию. В мундире он был статен и красив, а какой без него? Но, видно, чтобы переступить через границы воспитания, одного этого желания мало.

Ричард продолжил целовать меня, когда улёгся рядом. Только теперь его губы медленно прокладывали дорожку от шеи к плечу, от плеча к груди, где язык обрисовал контур моего соска. А когда губы сомкнулись на нём, я невольно простонала от удовольствия. Ладони блуждали по телу, прижимая всё ближе и ближе меня к Ричарду. Это было волнующе.

Каждый поцелуй моего хозяина отдавался спазмом внизу живота. Каждое прикосновение вспыхивало пожаром на коже. Мне, и вправду, было очень жарко, рядом с ним. Я забыла страхи и сомнения, полностью позво-лив телу управлять собою. Прижимаясь к «мужу», сама не заметила, как умоляюще прошептала:

— Не мучайте, меня…

Ведь вся эта нежная ласка, словно мука, в ожидании чего-то неиз-вестного и ещё непознанного мной. Моё сердце безумно стучало в груди. Дыхание сбивалось. Обхватив руками шею Ричарда, я, поддавшись инстинктам, выгнулась ему навстречу. Он резко вошёл в меня и замер на мгновение. Преграды, что должна была встретиться на его пути, не было. В темноте я не видела разочарования на лице «мужа», но ощутила его в дыхании. Выдохнув, он продолжил не в силах остановиться.

Ведь уже был во мне. Только теперь нежности и осторожности в движе-ниях полковника не было. Я чувствовала, как злость нарастает в нём с каждым толчком. Но почему-то в эти самые мгновения мне было всё равно. Я уже не контролировала себя, как, впрочем, и Ричард тоже. Мы брали друг у друга то удовольствие, что хотели получить с одной только разницей. Со мной это было впервые. Я испытала настоящий экстаз, от-даваясь своему хозяину. Изабель неправа! Это не противно и гадко. То, что происходило между нами, было прекрасно.

Какая же я была наивная дурочка. Лёжа под Ричардом и обнимая его, мечтала, чтобы это сладострастное мгновение никогда не кончалось. Но, что я услышала потом, не описать словами, не передать всех чувств и эмоций, слившихся в одну обиду.

Мисс Луиза говорила, что все мужчины разные, но их объединяет од-но — желание. Кристофер — грубый, жестокий, алчный. Ричард — высокомерный, гордый, нежный. Они разные, но оба желали получить моё тело.

Добившись своего, каждый унизил по-своему. Я думала, что нет большего унижения, которому подверг меня брат. Кристофер опозорил и причинил

104 физическую боль. С позором я смирилась, а боль прошла. Но то, что сделал Ричард, не сравниться ни с чем. Развеяв мои страхи и подарив мне неземное удовольствие, потом он плюнул в мою душу.

Ричард брезгливо убрал мои руки с себя и, поднявшись с постели, быстро оделся. Не говоря ни слова, он ушёл, напоследок громко хлопнув дверь.

Скрутившись калачиком, я тихо заплакала. Причину такого поведения

Ричарда я знала. На торгах было заявлено, что рабыня девственна, а на деле оказалось обратное.

Полковник Монтгомери вернулся в каюту на рассвете и был пьян. Он не разбудил меня, входя, настежь открыв скрипучую дверь. Я и так не смогла сомкнуть глаз, думая, что будет дальше. Чем обернётся мне моя вынужденная ложь? И вот обманутый хозяин стоит посреди каюты. Гневно смотрит на меня холодными серыми глазами.

Подняться с постели я не соизволила и, гордо смотря на «мужа», я ждала своего приговора.

— Похоже, меня обманули, — тон его голоса был глумливым. — Только кто? Работорговец или ты? Было заявлено, что рабыня белая и девственница. Я переплатил!

Ричард повысил голос. Отчего я вздрогнула.

Безмолвная тишина повисла в каюте. Даже, казалось, шум бьющихся волн о борт корабля затих и доносившиеся с палубы голоса матросов растворились в этой натянутой тишине.

— Я жду ответа! Кто меня обманул? — ещё громче повторил Ричард.

После вчерашней ночи страх перед ним исчез. Вряд ли мистер Монтгомери прикажет высечь меня на палубе или сбросить за борт. Для объяснения таких поступков уже мало сказать: «моя рабыня, что хочу, то и делаю».

Тогда полковника обвиняли бы во лжи, чего баловень судьбы и любимец королевского двора не может допустить. Ко всему прочему, его подымят на смех. Купить рабыню и выдавать её за жену, недостойный поступок офицера английской армии. Так что мне нечего было бояться. Наш маскарад зашёл слишком далеко. Ричард сам загнал себя в угол, преподнося ложь как правду. Мой «муж» это понимал не хуже меня, поэтому требовал объяснений, а расплаты.

Учитывая все эти обстоятельства, я встала с постели и без тени раболе-пия взглянула на Ричарда. Расправив хрупкие плечики, осмелилась защищать себя, как свободная женщина.

— Чего вы ожидали, покупая рабыню, масса? — я специально сделала акцент на последнем слове, чтобы напомнить ему, кто я для него, и эти обвинения смешны. — Моя жизнь и моё тело не принадлежат мне после смерти отца. Я солгала работорговцу, но только чтобы оградить себя от по-хотливых посягательств его работников. Ведь пока я была девственницей, я была недоступна. И я не понимаю, ваших претензий по поводу переплатил и невинности. Купив куртизанку на год, вы сами говорили, что разори-105 лись бы. И она, прошедшая через множество мужчин, вас не смущает?!

Что касается невинности, то я не леди и вам не жена.

Говоря всё это, я ощущала уверенность в себе. Пусть я рабыня, но обвинять меня в том, где нет моей вины, не позволю.

Закончив свою речь, я смерила безразличным взглядом Ричарда. Как много эмоций я увидела на его лице. Сплошной круговорот рассеянности, злобы, упоения, вожделения.

Ещё несколько минут полковник не мог найти слова, чтобы достойно ответить. Мне, кажется, он их так и не нашёл. Сказал первое, что пришло в его затуманенную гневом голову.

— Ваше счастье, что вы мне не жена, — впервые он обращался ко мне на «вы». Видимо, мои слова его очень задали. — Будь вы моей женой, то после этой ночи, я потребовал бы развод. И поверьте, церковь бы одобри-ла мои требования. Ещё потребовал огромную сумму за моральный ущерб у ваших родственников. А так, Лилия, вы правы. На что я надеялся, покупая рабыню. Но, чёрт возьми! — опять закричал Ричард. — Почему, вы играли со мной, изображая невинную деву, заставляя так долго ждать?!

Ах, вот оно, что?! Он терпел, думая, что я девственница. Целых три дня потерял, подбирая удобный момент. Кто из нас двоих разочаровался больше, так это я!

— Я не играла вами! — уже кричала я. — У меня не было выбора! Будь он у меня, я бы лучше утопилась, чем стала любовницей незнакомого мне мужчины!

— Так в чём же дело?! — перебил он меня. — На ваше счастье, воды вокруг полно!

Сейчас я походила на свою мачеху. Она так же кричала, ругаясь с отцом. Вспомнив об этом, я несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успоко-иться. Раньше мне это помогало прийти в себя, но почему-то сейчас было сложно. Меня ужасно трясло от злости и негодования.

«Может, и вправду, утопиться, — промелькнуло в голове, — и всё закончится».

Продолжая глубоко дышать, я сказала Ричарду:

— Будь я вашей женой, это, конечно же, решило проблему с нашим неудачным браком, — я старалась быть рассудительной. — Но, я не ваша жена, а ваша рабыня. Дайте мне свободную и после прибытия в Джеймстаун, вы больше меня не увидите.

— Ха! — усмехнулся язвительно Ричард. — Нет, уж, милая! По уговору вы год будете играть роль моей жены, а потом, даю слово, отпущу вас на все четыре стороны.

— Я могу быть в этом уверена? — позволила я себе усомниться, а почему бы и нет, после сегодняшней сцены, устроенной Ричардом.

— Да, можете! Свою честь я не потерял, — в укоризну мне напомнил «муж».

Исходя из слов Ричарда, честь женщины — это не душевное состояние, 106 а физиологическое. Эта честь принадлежит её мужу или хозяину. Всё зависит от положения женщины в обществе. Не абсурд ли это утверждение?

Ведь тогда любой мужчина может забрать честь при большом желании, даже не спросив у самой женщины. А про рабынь и говорить нечего. Ведь нас не спрашивают, нами владеют.

Мне хотелось возразить хозяину, что честь мужчины и женщины не имеют моральных различий, но он снова меня опередил.

— И хотелось бы знать, какие тайны ещё скрываете вы?

Какие тайны? Осталась всего одна, и мне не стыдно было её открыть.

Мук совести я не испытывала.

— Год в качестве вашей жены, пройдёт без последствий для вас и ме-ня, маса, — спокойно призналась я.

Как говорили Мэри и мисс Луиза, бездетность любовниц радует мужчин. Они не очень горят желанием обеспечивать своих ублюдков, как их делать. Мой отец был исключением, конечно же. Своих незаконнорождён-ных детей он обеспечил бы всех, но у него была только я одна. И отец дал мне хорошее образование и окружил настоящей родительской любовью.

Я ожидала увидеть на лице Ричарда некое подобие радости.

Минуту назад злился, чуть ли не метая молнии из глаз, но стоило сказать, что я бесплодная и эти же глаза смотрят с нескрываемой жалостью. Я

не жалела, что обрекла саму себя на бездетность. Хуже того, я не проклинала себя за совершённый грех детоубийства. А он, мужчина, смотрел на мой живот, и в его взгляде была боль.

Мне не больно теперь и не будет больно потом. Уйти от «мужа» через год одной, не обременённой ребёнком, мне будет намного легче.

— Через год вы будете свободны, и делайте с этой свободой, что хотите, — уже спокойно сказал мой хозяин.

Ричард ушёл. Я сидела на кровати до тех пор, пока не пришла Фани, помочь мне одеться.

Наша первая «семейная» ссора закончилась. Мы расставили точки над i. Никто ни от кого ничего больше не ждал. Мы продолжали на публику играть счастливую семейную пару, а за дверями каюты превращались в рав-нодушных соседей, спящих в одной постели и иногда любящих друг друга.

Позволю себе сарказм. Нельзя играть в любовь, потому что она уже играет игроками.

107

ГЛАВА 21. Дорога на север

Мы лучше узнаём людей, когда находимся с ними рядом. Наше общение с Ричардом я не могу назвать принуждённым. Мы просыпались в одной простели. Он говорил мне: «доброе утро!». Я отвечала с такой же любезностью. Мы завтракали, обедали и ужинали в обществе капитана и других пассажиров в кают–компании. Шутили, смеялись и улыбались. Я

прогуливалась с Ричардом по палубе, держа его под руку. Нам вслед летел восхищённый и одобрительный шёпот моряков и солдат:

— Красивая пара!

— Счастливчики!

— Полковнику можно позавидовать!

Эта одна сторона наших отношений. Счастливая семейная идиллия —

роль, которую мы играли на публику. Но с наступлением ночи, темнота и стены каюты скрывали от любопытствующих глаз семейные тайны четы

Монтгомери. Мы спали на одной кровати, только Ричард не прикасался ко мне. Я ощущала его желание своим телом. Сама так же хотела Ричарда.

Мужчина, бывший рядом со мной, обладал железной силой воли и умел контролировать свои желания. Отворачиваясь, мой «муж» старался ровно дышать и притворялся спящим. Я вяла себя не лучшим образом.

Господи, как же это всё глупо. Никогда не думала, что буду мечтать о ласке мужчины. Избегая сильных мира сего, я молилась, чтобы участь жён меня не коснулась. И вот став рабыней-любовницей, я с трудом за-ставляла уснуть себя, лёжа бок обок с Ричардом.

Любовь ли это? Нет вряд ли.

Я испытывала мучительное желание тела. То, что у богобоязненных христиан называется — похоть. Пусть так! Но мне не стыдно. Я рождена во грехе и моё существование сплошной грех. Я падшая женщина! Нет ничего удивительного в том, что меня терзали не духовные, а телесные желания.Всё плаванье пришлось скрывать за маской равнодушия бушующие страсти во мне. Продлись наше морское путешествие, ещё хотя бы несколько дней, и я сама б набросилась на Ричарда. Хвала всевышнему, капитан Рэндел оказался прав. Попутный ветер сократил плаванье на целую неделю. «Анна-Мария» вошла в порт Джеймстауна, и я вздохнула с облегчением. Это долгое мучительное путешествие для меня закончено.

Элиза прощалась и просила не забывать её. Только я, сдержанно улыбаясь миссис Джонс, точно знала, что эта женщина никогда не промельк-нёт в моей жизни больше.

Ночь в гостинице прошла без изменений. Ричард спал на диванчике в гостиной, а я, ворочаясь с боку на бок, мечтала до самого утра о поцелу-ях «мужа».

108

В Джеймстауне мы пробыли около недели. Полковник закупал прови-зию, следил за разгрузкой оружия с корабля на телеги, муштровал своих солдат, а я была вынуждена скучать в обществе Фани, слушая устаревшие сплетни Сент-Огастина.

Ричард словно нарочно приходил за полночь и уходил с первыми лучами солнца. Говорил: «всё требует контроля». Я делала вид, что понимаю.

На самом деле, он просто избегал меня. На корабле это было сложно. Нас сковывало ограниченное пространство «Анны-Марии» и вода вокруг.

На земле избегать неугодного общества легче, чем мой «муж» и пользовался. И это угнетало меня. Хотелось снова обсудить наши отношения, но вспоминая претензии Ричарда, я гнала эти мысли подальше. Воротя нос от полковника, я вела себя с ним так же холодно, как и он со мной.

Не имея возможности и желания разговаривать с Ричардом, я открывала своего хозяина для себя, наблюдая со стороны.

Как я уже говорила с нами прибыли солдаты. О численности их я не подозревала. Но в день отъезда из города удивилась нашему эскорту в красных мундирах. Я насчитала двести сорок три человека. Из них пятнадцать лейтенантов, двадцать два капрала и пятнадцать сержантов.

Очень много для защиты форта в мирное время. Или уже немирное?

Отец считал, что женщины не должны интересоваться политикой. Когда к нему в гости приезжали друзья, папа выставлял нас за двери из гостиной, как — только мы споём или сыграем в две руки. Мачеха тоже долго не задерживалась в мужской компании. Поэтому я ничего не знала о Семилетней войне Англии и Франции. Она обошла стороной моё детство. Я

не слышала о восстании вождя племён аттава Понтиака. И положение колонистов на землях индейцев мне были неизвестны. Меня, как всегда, ограждали от жестокости мира любящие люди. Сначала мать, потом отец.

Я была счастливым ребёнком и неготовым к испытаниям судьбы.

Как бывает в долгих переходах, офицеры ехали верхом, солдаты про-делывали путь пешими, а женщины в телегах вместе с провизией, оружием и обмундированием. Телега не карета. Путешествуя в ней, ты не испы-тываешь тех удобств. Но, бескрайнее дикие земли Нового Света не для тонких колёс изящных карет.

Увидев, в чём мне предстоит ехать, я сразу запротестовала. Запротестовала? Что это значит в моём шатком положении рабыни-любовницы?

А то, что Ричард вёл себя со мной, не как хозяин. Я подсознательно чувствовала эту слабину и охотно пользовалась привилегиями, дарованными мне вынужденной ложью. Полковник был суров к своим подчинённым. Ко мне же относился снисходительно. Он даже не спорил со мной на людях.

И в этот раз была так же.

— Милая, — улыбаясь натянуто, произнёс полковник, — дамских сёдел нет. Вам придётся ехать в мужском седле, а путь не близкий, — наклонившись ко мне ближе, прошептал на ухо. — Потом не жалуйтесь на боль.

Его дыхание вскользь опалило мою шею, от чего по коже пробежала

109 приятная дрожь. Я глубоко вздохнула прежде, чем ответить так тихо только для него.

— Не дождётесь, сэр, — назвав Ричарда, так же, как к нему обращались солдаты.

Они-то уж точно никогда не жаловались, зная бесполезность такого порыва. Их командир нытьё от мужчин не принимал или жёстко пресекал.

На корабле солдаты регулярно отхватывали плетей, пока не усвоили, что приказы полковника Монтгомери должны исполняться без промедления.

Ричард приказал привести мне лошадь и ехидно улыбаясь, смотрел, как хрупкая женщина будет в платье без посторонней помощи садиться в седло. Торжествовать я ему долго не позволила. Я вставила одну ногу в стремя, а вторую с лёгкость закинула на лошадь. Сидеть в мужском седле оказалось намного удобнее. Чувствуешь себя более уверенно, даже когда переходишь с шага на галоп. До первого привала мой «муж» не услышал от меня ни стона. А ждал! Каждый раз, оборачиваясь, смотрел на меня.

Ныла в телеге Фани. Укрывшись одеялом, она жаловалась на ветер и холод. В Виржинию мы прибыли в сентябре. Осень не раскрасила в жёл-то-красные цвета листья и траву, но дни и ночь уже напоминали, что тепло уходит.

Вечером пошёл дождь, и Ричард настоятельно рекомендовал мне пе-ребраться в крытую телегу. Я отказывалась поначалу, но когда увидела в его глазах злость, уступила. Всё-таки своим неповиновением я подры-ваю его авторитет, как военного. Если он со своей «женой» не может упра-виться, то, как будет командовать больше сотней мужчин.

Холодный дождь лили всю неделю. Верхом я больше не ехала. Ричард твёрдо сказал своё «Нет!». Сам при этом ехал верхом, слезая с коня только на очередном привале.

Мой «муж» напоминал мне отца. Такая же противоречивая личность.

В нём словно было два человека — хороший и плохой. Как полковник, Ричард был суровый и даже жестокий. Любое неповиновение или оплош-ность солдата, карались тут же. В английской армии телесные наказания были нормой. Стимул к сражению за родину предавал не патриотизм, а страх быть до смерти забитым плетью, или повешенным.

Когда я буду в Ред-Ривер, то пойму разницу между воинами Англии и туземных племён. Ирокезы, гуроны, чероки и все индейцы, сражались ради славы и своей земли. Их не пугали смерть и пытки. Там, где бежал английский солдат, индеец ликовал, стремясь к своим предкам.

Я немного отступила от личности Ричарда, но думаю, это не страшно.

Итак полковник Монтгомери был скор на расправу. Терпеть не мог трусость, предательство, нытьё. Он, как и мой отец, принимал слабости в женщинах, а не в мужчинах. По дороге до форта в бега подались трое солдат.

Дезертиров нашли и повесили. Ричард сетовал, что пришлось потратить верёвку для таких трусливых ничтожеств.

Со мной Ричард был добр, снисходителен. Ещё на корабле я поняла, 110 что руку на меня он никогда не поднимет. Но его высокомерный холодный взгляд бьёт сильнее, чем рука. Стоит рассердить полковника и от серых пронизывающих до глубины души глаз, хочется спрятаться. Они, как кнут, рвущий не тело, а душу. Равнодушие, которым меня истязал желанный мужчина, следствие не обмана, а его обиды. Я сказала Монтгомери, что будь у меня выбор, то не стала бы его любовницей. Это зацепило бравого офицера. До меня ещё никто не отказывал сыну лорда. Я задела его само-любие. Ричард Монтгомери — любимец женщин, а я не хотела его любви.

Он готов был принять меня опозоренную, но не терпел игры в невинность.

Может, в этом и моя вина. Но, как я могла сказать чужому мужчине, что стала жертвой похоти собственного брата. Я боялась Ричарда, не зная, какой он на самом деле нежный, ласковый, терпеливый, добрый.

Дождь лили всю неделю. И эти холодные потоки с небес смыли обиды, дав нам возможность начать всё заново.

В поставленной наспех палатке, я раздевала Ричарда. Мокрая одежда липла к его телу. Полковник протестовал, говоря, что справится, и он не замёрз. А вот зуб на зуб не попадал, говоря всё это. Я не слушала и рас-стёгивала пуговицы на его камзоле. Когда сорочка оказалась в моих руках, полковник сам поцеловал меня.

Мой «муж» мёрз днём под дождём, а ночью я грела его своим теплом.

Я была счастлива как — никогда, наслаждаясь «супружеским долгом». То, что с нами происходило можно назвать долгом? Сомневаюсь. Долг к чему-то обязывает. Обязательства тяготят. Меня, ни в коем случае, не тяготила близость с Ричардом. Я желала его! И это запутывало меня. Сама не знала, чего я так сильно хочу свободы или его. Ричарда Монтгомери.

Проделав большую часть пути на север, мы встретили несколько поселенцев. А точнее, семьи отставных солдат, которые решились построить дома в этом диком крае. Ни одного хозяина мы не потревожили. Наш обоз проходил мимо. Только в последнем поселении близ Ред-Ривер нам пришлось остановиться.

В лесу навстречу вылетел всадник на взмыленной лошади. Весь окровавленный, трясущийся от ужаса совсем ещё мальчишка, не мог несколько минут объяснить, что произошло. Когда его напоили водой, он поведал нам отчего так бежал.

Мальчика звали Натан. Он сын бывшего солдата и женщины из племени гуронов. На их дом напали ирокезы. Вся его семья убита. Отца замучили, а матери с сёстрами досталась участь всех женщин на войне. Изнасиловали, а после убили. Натан каким-то чудом смог вырваться, вскочить на коня и сбежать. На вопрос, почему он не скачет в форт, мальчишка ответил:

— Ред — Ривер осаждён.

Язык своей матери он хорошо знал. У ирокезов и гуронов похо-жая речь. Воины, напавшие на них, говорили, что большой дом бледнолицых скоро падёт.

111

Полковник Монтгомери велел двум ротам выдвинуться к поселению.

Он сам решил возглавить этот отряд мести. Мальчика тоже взяли с собой.

Лейтенант Одли усадил Натан на круп своей лошади. Мне это распоряжение «мужа» не пришлось по душе, и я выразила своё недовольство.

— Он ещё ребёнок, а вы хотите взять его в тот ад, — говорила я, держа за поводья коня Ричарда.

— Здесь взрослеют рано, как и везде, милая, — ответил мне он.

Я отпустила поводья, и конь рванулся вперёд. Полковника я тоже не хотела отпускать от себя. Боялась, что стрела индейца убьёт или ранят его. Ещё больше меня страшила моя судьба, если Ричарду суждено погиб-нуть в этом жестоком крае.

Обоз двигался медленнее лошадей передового отряда, поскакавшего усмирить дикарей. Когда мы подъехали к окраине леса, до нас долетели выстрелы ружей и в воздухе был запах гари.

Фани заплакала в телеге. Я попыталась её успокоить. Подсев ближе, обняла.

— С нами ничего не случиться, Фани, — говорила я. — Солдаты не до-пустят.

Она тяжело вздохнула. Этим обещаниям моя горничная верила с трудом. Постояльцы гостиницы рассказывали о дикарях, обитавших в доли-нах рек Северной Каролины, Виржинии и Новой Франции. Чтобы поразить доверчивую девушку своей храбростью, красочно описывали сражения с индейцами. Вот Фани сомневалась в своей безопасности даже среди сотен вооружённых солдат.

— Миссис Монтгомери, они могут пробраться в лагерь тёмной ночью и украсть девушку, — шептала горничная. — Они, как демоны, невидимы и жестоки. А, знаете, что за пытки они устраивают?

Это стало последней каплей моего терпения, и я цыкнула на впадаю-щую в панику горничную.

— Хватит, Фани! Это всё выдумки. Они такие же люди, как и мы.

Но, уже через час, я усомнилась в собственных словах. Такое изувер-ство человек не может сотворить. О войне я не знала ровным счётом ничего. Телесные наказания на плантациях отца, которые я когда-то считала жестокостью, померкли в сравнении с пытками ирокезов.

Солдаты смогли усмирить дикарей. Не без потерь, конечно. Пять человек убито, а у троих тяжёлые ранения. Утешало то, что никто из индейцев не сбежал. Одного даже удалось взять в плен.

Хижина догорала, чёрный дым от неё возносился столбом ввысь и рас-сеивался где-то за низко плывущими облаками. Всюду царила разруха.

Фани не хотела отпускать меня. Вцепившись в платье, держала. Она боялась посмотреть, что творилось снаружи. Мне же почему-то было мало медленно мелькающих картинок за качающимися занавесями. Когда телега остановилась, я поспешила вылезти.

В пятидесяти шагах от меня Ричард и его солдаты допрашивали плен-112 ного. Мальчишка яростно рвался вцепиться в воина, обрёкшего его на си-ротство. Сержант держал Натана за шиворот, не девая приблизиться к стоящему на коленях индейцу.

Мой взгляд с мужа плавно перешёл на догорающую хижину, и я тут же прижала ко рту руку, чтобы не закричать во все горло от ужаса. К столбам на деревянной веранде был привязан человек, и его лицо было невозможно рассмотреть. Он напоминал сплошной кровоточащий кусок мяса, в который натыкали острых тросточек. Как позднее я узнала, хозяина непросто убили. Ему сняли скальп, а затем стреляли из лука до тех пор, пока с его губ не слетел последний стон. Не самая жуткая смерть для тех, кто угодил в руки ирокезов. Возле жилища также лежали тела жены и трёх дочерей. Одежды на них совсем не было. Самой младшей из них было че-тырнадцать. Натешившись, воины сняли и у них скальпы, а потом перере-зали глотки.

Я слышала крики мальчика. В его голосе было столько ненависти, что хватило бы убить тысячи, если б это можно было убивать одним лишь словом. Он видел эту расправу своими глазами и всё рвался вцепиться в убийцу своей семьи. Ричарду это надоело, и он дал орущему ребёнку подзатыльник. Натан втянул шею в плечи и смолк.

— Мне необходимо с ним поговорить, а твои вопли бесполезны, мальчишка! — в голосе «мужа» звучал металл. — Я задаю вопросы, а ты пере-водишь, понятно?

Мальчик покачал головой в знак согласия.

— И если я ещё раз услышу твои крики, то порки тебе не избежать.

— Да, сэр! — ответил, несколько не усомнившись в обещаниях полковника Натан.

— Спроси его, как много дикарей осаждает форт и как они вооруже-ны, — сказал Ричард.

Мальчик, утирая мокрое от слёз лицо, перевёл. В ответ молчание.

«Муж» кивнул рядом стоящему бойцу. Тот замахнулся и ударил индейца прикладом. Упасть на землю дикарю не дали солдаты, крепко держащие его за руки. Кровь хлынула потоком из сломленного носа и разбитой гу-бы. Индеец сплюнул под ноги своему врагу и презрительно посмотрел на него. Ричард снова дал знак. Солдат ещё сильнее приложился по лицу ирокеза. Это повторялось по несколько раз, но избитый харкающий кровью пленный молчал. Даже стон не вырывался из его рта. Я видела, как от ударов вылетали белые зубы. Меня саму коробило от жестокости этого допроса, но вступиться я не рискнула. Солдаты громогласно обсужда-ли, что любое наказание чересчур мягкое для таких варваров, как этот индеец.

В допрос вмешался, подошедший сержант Виллоу.

— Сэр, позвольте высказаться? — справился он у моего «мужа».

— Да, сержант, — голос Ричарда был на удивление спокоен, словно это не по его приказу пытают человека.

113

— Сэр, вы можете его жечь калёным железом. Он всё равно не произ-несёт ни звука. Этот ирокез с радостью примет смерть, чем выдаст своих.

— Откуда тебе знать, Виллоу? — спросил другой сержант.

— Я воевал с ними против лягушатников. Они терпели всё, а вот фран-цузские солдаты и минуты в их руках не держали язык за зубами, — ответил ветеран Семилетний войны.

Я слышала разговор солдат, допрашивавших пленного, и своего хозяина. Но не видела их лиц. Они стояли ко мне спинами. Наверное, я бы даже не обратила внимания на них. Мой взгляд был намертво прикован к индейцу. До него я не встречала исконных обитателей этой земли. Ирокез вселял одновременно и страх и уважение. Даже стоя на коленях перед своими врагами, он выглядел несломленным. Лицо скрывала боевая рас-краска, смешавшаяся с кровью. Но, думаю, он был довольно симпатичный и среди женщин своего племени пользовался успехом. Ведь тело полыха-ло не только молодостью. Каждая мышца могучего стана играла под кожей, заставляя девичьи глаза невольно цепляться за эту мужскую неотра-зимость. Голова гладко выбрита, за исключением пряди волос на затылке, и украшена серыми перьями. Мы мёрзли, кутаясь в тёплые одежды, а индеец был одет не по сезону. Набедренная повязка и что-то наподобие штанов, которые заканчивались чуть выше середины бедра, оставляя часть ног голой. Вот и вся его одежда в дождливый осенний день.

Дикарь стоял на коленях с широко расставленными ногами, и сама не знаю почему, мой взгляд остановился именно на его голых бёдрах. Я

подумала, а есть ли там под лоскутом этой тряпки ещё что-то или он бегает так. Дальше фантазиям не дало буйствовать моё правильное воспитание. Я ощутила, как румянец ползёт по щекам и отвернулась. Чувство ви-ны стало мучить мою душу. Вокруг ещё неостывшие труппы, а я любуюсь убийцей, взволнованная низменными порывами.

Я старалась больше не смотреть в так искушающую меня сторону. Хотя, признаюсь, взгляд сам ненароком бросался на дикаря. И когда мои глаза встретились с глазами Ричарда, в душе что-то оборвалось. Хозяин, смотрел на меня, сдвинув недовольно к переносице брови. Приказав солдату, бившему пленного, остановиться, полковник устремился ко мне.

С каждым его шагом расстояние между нами сокращалось. Я ожидала от него упрёков, за свой слишком заметный интерес к дикарю. Мы только нашли общий язык, как я всё испортила. Я прелюбодейка! Но, полковник, подойдя, обнял меня. Прижимая сильнее к себе, спросил:

— Зачем ты вылезла с телеги, Лили?

— Я не могу там сидеть, — я говорила первое, что приходило мне в голову. — Фани плачет без конца.

Ричард тяжело вздохнул.

— Мне меньше всего хотелось, чтобы ты видела всё это, — в его голосе уже нет жёсткости, которая была, когда он отдавал приказ бить пленного.

— Не хотели, но знали, что это несолнечный Сент-Огастин и даже

114 не Лондон, — не в упрёк ему сказала я. — Вы привезли сюда не жену, а меня.

— Прости, — уже извинялся мой хозяин.

Это мне нужно было извиняться за вольные мысли в моей голове. Но, с другой стороны, а кто больше виноват: я или он? Я всего лишь подумала о дикаре. Полковник Монтгомери, зная о жестокости здешних племён, привёз юную девушку, чтобы она развлекать его. Жена Ричарда отказалась следовать за супругом на край света и подвергать свою жизнь опасности.

Мне же такого выбора не дали. И теперь мой хозяин говорит мне «прости». Простить за что? За то, что я увидела вокруг изувеченные труппы?

Или, может, простить за то, что моя жизнь в опасности пока я буду здесь жить? А, может, хозяин понял по моему взгляду, какое впечатление на ме-ня произвёл дикарь? За что бы ни извинялся «муж», теперь я осознала, одного слова недостаточно. Моя жизнь с ним будет нелёгкой. Мне придётся выживать в суровой земле дикарей.

Допрашивать пленника после слов сержанта Виллоу больше не стали.

Полковник Монтгомери приказал связать его и бросить в телегу. Прежде чем покинуть разорённую хижину, солдаты похоронили убитых. Индейцев тоже, но с неохотой.

ГЛАВА 22. В западне

В обсуждение помощи форту я не участвовала. После недолгого сове-щания полковника с офицерами обоз снова разделили. Вперёд выслали разведчиков в числе пяти человек. Остальные солдаты, вооружившись до зубов, отправились следом. Телеги двигались медленно и поэтому охранять обоз оставили десять человек.

Мальчика, как знавшего язык ирокезов, забрали и пленного тоже взва-лив на круп лошади поперёк седла. Полковник собирался решить проблему осады Ред-Ривер если получится переговорами, а не силой. Ирокезы были союзниками англичан в Семилетней войне с Францией и поэтому мой «муж» не терял надежды договориться.

Когда Ричард уже собирался вскочить в седло, я подошла к нему. Мою душу терзал настоящий страх перед расставанием. Увиденные картины расправы над поселенцами в тот день, способны напугать даже храбрых воинов. Фани до сих пор тряслась всем телом, укрывшись с головой. Только мне не хотелось сидеть. Я ходила вдоль обоза, рассматривая землю, что станет моим домом. Живописный край, но негостеприимный.

Ричард притянул меня ближе к себе и поцеловал в макушку.

— Всё будет хорошо, — успокаивал он, видя мою растерянность. — Они

115 всего лишь дикари. Дисциплины у них нет, как и организованности.

— Дикари, умеющие убивать, — уткнувшись лицом в красный мундир «мужа», прошептала я.

— Да, не спорю, стрела убивает, но ружья и пушки, это не деревянные заточенные ножиком веточки, — уже проведя тёплой ладонью по моим волосам, говорил Ричард.

У индейцев, попавшихся нам на пути, были и ружья. Может быть, они глупые кровожадные дикари, но судя по тому, что говорил о них сержант

Виллоу, таких воинов невозможно сломить. Как-то отец, беседуя с другом, обмолвился, что нельзя недооценивать противника. Эти слова мне запом-нились навсегда. Их я и сказала Ричарду, прежде чем разомкнулись наши объятья. Он усмехнулся, но всё же подозвал сержанта Виллоу.

— Остаёшься с обозом! — приказал мой «муж», и, посмотрев в глаза подчинённому, жёстко добавил. — За жену отвечаешь головой.

— Есть, сэр! — воскликнул сержант Виллоу.

Мой «муж» поцеловал меня. Вскочил в седло и помахал рукою. Я провожала его взглядом полным тревоги. Страх потерять Ричарда с новой силой овладевал не только душою, но и телом. Меня била дрожь и это было не от холода. Я успела убедиться, на что способны ирокезы. Казалось, они рождались с одной целью — убивать.

Я залезла в телегу, только когда последний красный мундир скрылся в зелени деревьев. Мысленно, попросив нашего господа бога, смилости-виться надо мной и сохранить Ричарду жизнь.

Обоз двигался слишком медленно, потому что дорога в лесу развезла от дождя. Эта серая жижа из воды, грязи и листьев тормозила наше про-движение. Две телеги увязли колёсами, у одной сломалась ось. Пришлось остановиться. Сломанные оси в таких условиях не починить и сержант

Виллоу приказал весь груз разложить по другим телегам. С застрявшими телегами было проще. Их принялись выталкивать из грязевых луж.

Пока солдаты вытаскивали телеги, я решила поразмять замлевшие но-ги. Тряска по ухабистой дороге-тропе, отбила все бока. Фани наотрез отказалась последовать за мной. Плакала, что если я прикажу, всё рано не выйдет. Ей страшно. Будучи впечатлительной натурой, горничной, по-всюду мерещились индейцы. Я не ощущала опасности. Чего бояться когда тебя защищает десяток вооружённых солдат.

Спрыгнув с телеги, я огляделась. Высокие деревья и непролазный бурелом. Дорога, по которой мы ехали, годится для пешего или всадника, но не для колёс нагруженных доверху телег. Бедные лошади арденской породы, несмотря на свою силу и мощь, с трудом тянули повозки по лесной жиже. Грязь грязью, а торчащие корни деревьев и гнилые коряги, ещё составляли ещё больше препятствие на пути тяжеловесов.

По разговору солдат, толкающих телегу, я поняла, что сразу за лесом форт. А это, значит, где-то ещё миль пять, если не больше, пробираться по чёртовой дороге.

116

Не скажу, что хотела быстрее попасть в осаждённый Ред-Ривет. Я надеялась, к нашему приезду Ричард и его солдаты решат проблему с ирокезами. Если не миром, то хотя бы войной. Полковник надеялся на внезап-ность атаки. Дикари не ждали нападения с тыла. Как только будут сделаны первые выстрелы им в спины, ирокезы разбегутся.

Немного отойдя от телеги, я глубоко вдохнула свежий воздух. Его аромат отличался от того, к которому я привыкла. На плантации воздух был сухой, а ветер доносил запах хлопка. На корабле солёный. Даже на губах чувствовалась соль, если облизать их. В этом сплошь зелёном лесу пахло сыростью вперемежку с деревьями. Не слишком приятный аромат, но и не отталкивающий. Я стояла и дышала, так глубоко, как позволял корсет. Мои платья не успевали сохнуть. Осталось последнее из красного шёл-ка с декольте. Его я и надела. Чтобы хоть как-то согреться, накинула на плечи шерстяную накидку, отделанную по краям мехом лисы. Зимой в таком наряде не пройдёшься по улице здесь, но вот сейчас, ранней осенью, вполне тепло.

— Миссис Монтгомери, — подал голос взволнованный сержант Виллоу, — не отходите от телеги. И я бы на вашем месте залез обратно.

Совет, конечно, к месту, но я не послушала его. Думала, нет необходимости прятаться. Все дикари осаждают Ред-Ривер, и здесь их точно нет.

— Когда тронемся дальше, я вернусь в телегу…, — я не успела договорить, как звук, похожий на рассекающий воздух кнут, заставил вздрогнуть.

Солдат, стоявший рядом с сержантом, схватился за шею и тут же упал сражённый стрелой. Виллоу среагировал мгновенно.

— Занять круговую оборону! — кричал он. — Миссис Монтгомери! В телегу, миссис Монтгомери!

Его голос доносился до меня, как во сне, и я стояла, не двигаясь, в ужасе наблюдая за нападением. Град из стрел, обрушившийся на солдат, встретил грохот из ружей. Фани пронзительно завизжала. И всё это смешалось в один страшный гул. В эти мгновение я поняла, что обратно залезть в безопасную телегу не смогу. Укрыться от стрелы, стоя посреди дороги тоже невозможно. Единственным верным решением для меня показалось тогда, искать укрытия в лесу. Куда я и кинулась, подобрав длинные юбки.

Я бежала, что есть сил. Задыхалась. Корсет не давал дышать. Обернувшись, я заметила, как позади меня мелькают тени. И это были не красные мундиры солдат. Преследующие меня мужчины были похожи на пленённого дикаря. Бежать быстрее их мне не давала одежда. На-крахмаленные нижние юбки сковывали каждое моё движение. Догнать женщину в лесу им не составило труда, и уже через мгновение я была окружена с двух сторон. Делаю шаг вправо и индеец тоже. Шаг влево, а его сородич на моём пути. Они играли со мной, как два кота с мышкой, загнанной в угол. Мне некуда было бежать. Я в западне. Отступая, упёр-лась спиною в дерево.

117

«Всё попалась!», — промелькнуло в голове.

Два дикаря наступали. В их глазах не было ненависти, скорее озор-ство. Я раздразнила их, отчаянно пытаясь убежать от незавидной участи женщины на войне. Один, вытянув руку с томагавком, и коснулся моей накидки. Откинув в сторону меховой край, хищно улыбнулся. Его взгляд пробежался по мне и остановился на часто вздымающейся груди. Другой дикарь что-то сказал на своём языке. Первый одобрительно кивнул и сделал ещё один шаг ко мне. Уже не холодный томагавк пробегал по линии декольте, а тёплая рука индейца. Я ещё сильнее вжалась в дерево и машинально сбросила наглую руку. На что тот ответил жёстко. Его руки вцепились в мою шею, а жилистые пальцы сдавили горло. Я не чувствовала боли. Мне просто стало не хватать воздуха. Я пыталась вырваться, вертясь и царапая ногтями его руки. Сородич моего мучителя шутил. Я поняла это по интонации его голоса. Он даже засмеялся. Этот жуткий смех прервал уже знакомый мне звук, рассекающий воздух. Индеец, душивший меня, обернулся. Одним рывком бросил меня на землю, а сам приготовился встречать незваного гостя.

Из-за деревьев вышел третий дикарь. Он немного отличался от тех, кто напал на поселенцев и наш обоз. Волосы несильно выбриты, и спада-ют длинными лощёными прядями на плечи. Лицо не скрывала боевая рас-краска. И я отметила, что он красив. Этакая дикая необузданная мужская красота.

В руках пришедшего мне на помощь мужчины был нож и томагавк. Он бесстрашно смотрел на своего противника. Тот, что-то сказал, указав на убитого индейца. В ответ послышалась спокойная речь. И они сцепи-лись.Яникогда не видела, как бьются мужчины. Этот поединок меня и напугал и впечатлил одновременно. Два сильные, ловкие и воинственные дикаря не уступали ни в чём друг другу. Но удача или опыт или ещё что-то там оказалось на стороне моего заступника. Он раскроил череп индейцу, покусившемуся на меня. Тот осел на колени и упал лицом в землю, а побе-дитель вытащил оружие из головы побеждённого. Кровь ещё капала с то-магавка, когда дикарь пошёл в мою сторону.

Я не двигалась с места весь их поединок и смотрела, как заворожён-ная, на этот танец смерти, не испытываястраха. Ведь в глубине души я знала, кто победит. За мгновение до их битвы наши глаза встретились, и я поняла, такие мужчины, как мой незнакомый спаситель, не проигрывают никогда.

Он подходил ко мне медленно, словно крадущийся кот к птичке.

Один неверный шаг и она улетит. Его сбившееся дыхание заглушало шелест листьев на деревьях. Бархатно — карие глаза дикаря смотрели на меня с интересом. Наверное, сравнивал меня с девушками своего племени, ища отличия. Или не ища, а видя их. Моя кожа белая, как у от-ца. Вьющиеся волосы достались от матери. Светло-карие глаза. Чуть

118 вздёрнутый маленький нос. Ярко-красные пухлые губы. Сама мисс Луиза, говорила мне, что мужчины теряли бы не только кошельки, но и головы будь я куртизанкой. И вот в лесной чаще во взгляде дикаря уже бушевал огонь желания. Но в отличие, от всех попадавшихся мне цивилизованных мужчин, этот полураздетый индеец умел сдерживать себя. Даже Ричард сдавался!

Когда между нами осталось расстояние в полшага, он остановился. Так близко я ещё не была с незнакомцем. Его ладонь потянулась к моему ли-цу. Тёплые пальцы коснулись щеки. Я не отстранилась от них. Не попыталась убрать его руку. Я не ощущала опасности от спасшего меня индейца.

Мной овладевали другие чувства. Одно из них это интерес. Мы стояли на мучительно близком расстоянии и молча, рассматривали друг друга.

По его глазам, я поняла, что нравлюсь индейцу. Чёрные зрачки пульсиро-вали в такт биения моего сердца. Всматриваясь в их бездонную черноту, я на мгновение забыла, где нахожусь. Я не видела трупов возле себя.

Не слышала криков и выстрелов, разносившихся по лесу. Я стояла и смотрела на мужчину из чужого жестокого мне мира. И он мне нравился.

Сама не знаю, что заставило меня в этой сложно и опасной ситуации улыбнуться дикарю. То ли его пронзительный взгляд меня так развеселил.

То ли я просто хотела выразить свою благодарность индейцу за спасение.

Я улыбнулась, а он в ответ одарил меня такой же искренней улыбкой.

И в это самое мгновение, зов сержанта Виллоу заставил вернуться на землю с облаков. Мой спаситель, оглянувшись, принялся отходить назад, пока не растворился в густой зелени леса. Его я больше не видела, как не пыталась, напрягая зрение, рассмотреть среди кустов дикаря. Его не видела, а вот взгляд ощущала кожей. Спаситель следил за мной.

— Миссис Монтгомери! — приближался встревоженный зов сержанта.

Я не сразу ответила на него. Бедный солдат знал, что полковник убьёт его за жену. Он должен был глаз с меня не спускать, а сам потерял в лесу полном враждебных индейцев. Сержант Виллоу закричал ещё громче, что содрогнулся весь лес.

Я отозвалась.

— Я здесь!

И уже через несколько минут в зелени замелькали красные мундиры английских солдат. Сержант Виллоу первым подбежал ко мне. Охая и ахая, как наседка, рассматривал всё ли со мной хорошо. Не ранена или есть другой ущерб. Ущерб лично полковнику. Убедившись, что платье не разо-рвано и я вполне здорова, он бросил взгляд на убитых индейцев. Конечно, же он понял — это не моих рук дело. Я хрупкая женщина не могла вступить в схватку с двумя могучими мужчинами и победить их. Заметив в одном трупе торчащую в спине шее стрелу, он вытянул её.

— Кто здесь был? — спросил сержант, рассматривая наконечник и перья стрелы.

— Он появился из ниоткуда и спас меня… Я даже не знаю, его имени…

119 не знаю, кто он…, — старалась говорить спокойно, но язык не слушался и я заикалась.

К сержанту подошёл солдат. Пристально посмотрев на стрелу, поделил-ся своими догадками, кто может быть моим спасителем.

— Гурон. Это земли гуронов, сэр, — и кинув быстрый взгляд на убитых, добавил. — Если форт осаждён, значит, гуроны вступили в союз с ирокезами или воюют с ними. Но, думаю, что скорее второе. Эти два племени ненавидят друг друга.

— Или просто не вмешиваются в наши распри, — задумчиво сказал сержант. — Тогда бы миссис Монтгомери лежала здесь, а не они, — и кивнул в сторону мертвецов.

Я побледнела, представив себя на месте убитых ирокезов. Но моя участь была бы позорнее их. Меня бы непросто убили. Меня бы сначала изнасиловали, как жену и дочерей колониста.

Подчинённый «мужа» дал мне руку.

— Идёмте, миссис Монтгомери, — сказал он, — нам надо поспешить.

Очень может быть, что лес кишит ирокезами. На открытом месте легче обороняться, чем здесь.

Я, недолго думая, подала ему свою ладонь.

Всю дорогу до обоза, оглядывалась по сторонам, чтобы хоть на мгновение увидеть своего спасителя гурона. Глазами не видела, но сердцем ощущала его присутствие. Оно замирало от каждого шелеста листьев, от каждого дуновения ветра, от каждого щебета лестных птиц. Он был рядом. Совсем близко. И он смотрел на меня. Я это знаю.

Глава 23. Ред-Ривер

Неожиданное нападение индейцев в лесу стоило нам пятерых солдат и один тяжело раненным. Убитых погрузили на телегу с порохом. Ранен-ного к нам с Фани. Оставаться на лесной дороге было очень опасно. Ещё одну атаку солдаты не смогут отразить. Если груз с обоза достанется индейцам, то форт не переживёт зиму. Помимо оружия, там было и продо-вольствие с запасами зерна для посевов на весну.

Сержант Виллоу принял единственное правильное решение в сложив-шееся ситуации: ехать к осаждённому Ред-Ривер и побыстрее. Там, по крайней мере, больше сотни солдат в тылу врага. Как сказал сержант:

«Ирокезам придётся туго. Они не готовы к открытому сражению с воору-жёнными до зубов солдатами Его Величества. Это не окружить форт и ждать на безопасном расстоянии вне недосягаемости пушек, когда жителей начнёт мучить голод».

120

И обоз двинулся дальше. Всю оставшуюся дорогу, солдаты глядели в оба, держа наготове ружья.

Когда мы выехали из леса, я вздохнула с облегчением. Страх нового нападения и чувство, что за мной наблюдают, остались среди густой зелени деревьев. Вдали показались деревянные стены форта, а под ними красные мундиры солдат и мелькающие дикари в этом кровавом зареве.

Мы остановились, наблюдать за этой бойней с высокого холма.

Со стен форта сначала стреляли, потом ворота открылись и выбежали ещё люди. Не все были в военных мундирах. После сражения я узнала, что в форте от кровожадных дикарей искали защиты не только колонисты, но и местные жители. Кто успел добежать до Ред-Ривер, укрылся за высоким частоколом. Остальные ушли далеко вглубь леса.

В этой каше из тел невозможно было ничего разглядеть. Я с замиранием сердца пыталась из последних сил держать себя в руках и не впадать в панику. Но мысль, что Ричард, может, уже погиб, оглушительным звоном сотрясала мой разум. Если так, то моя свобода останется мечтою.

Я думаю, сержант Виллоу заметил на моём лице печаль, поэтому подошёл. К тому же он чувствовал свою ответственность за меня. Полковник вручил в его руки жизнь своей жены, это честь для такого опытного солдата, как Виллоу. Может случиться так, что в благодарность командир присвоит ему звание повыше.

— Миссис Монтгомери, — его голос заставил обернуться, — ваш муж не впервой в такой передряге. С ним всё будет хорошо.

— Он уже сражался? — спросила я, не веря сержанту.

— Да, — подтвердил свои слова Виллоу.

— Пять лет назад битва на озере Джордж. Я тоже был там. И могу сказать, он хороший солдат. Тогда он, правда, был в звании капитана.

Слова сержанта Виллоу немного успокоили меня. Как мало я знала о человеке, с которым меня связала судьба. Надо же, Ричард, нехоленый придворный офицеришка, купивший звание. Он успел пролить чью-то кровь и знал о войне не понаслышке. Это радовало меня и огорчало одновременно. Радовало, что может, есть шанс, и он останется жив. Ни одна пу-ля и стрела не остановят биение его сердца. Огорчало потому, что с каждым днём я привязывалась к нему и уже начинала жалеть о браке. Мне хотелось не играть роли жены, а быть ею. Такой мужчина, но уже женат.

Не справедливо! Но, как я уже успела убедиться, жизнь вообще неспра-ведлива. Недостойные получают обычно все блага мира. А вот достойным не попробовать и крупицы этого.

Приблизительно через час, после нашего приезда, я заметила, как индейцы стали отступать к реке. Кто-то успевал добежать до каноэ и спа-стись от ружей, преследующих их солдат. Большинству так не везло. Они падали замертво на песчаном берегу.

— Победа! — в голосе сержанта слышался восторг.

Его радость от триумфа разделяла и я, стоя на холме. Холодный ветер

121 не только трепал мои волосы, но и каждый порыв пробегал дрожью по те-лу. Сильнее укутавшись в шерстяную накидку, я улыбнулась. Никогда не думала, что буду смотреть на поле, усыпанное трупами, и испытывать радость. А почему бы не радоваться победе? Если другой исход этого сражения обернулся бы кошмаром не только для меня, но и для большинства белых колонистов. Зверства ирокезов я уже успела лицезреть. Такой участи не пожелаешь даже злейшему врагу.

Победа не далась легко. В этом суровом крае, лишённом всякой цивилизации, ничего не давалось легко. Из двухсот солдат отправившихся с полковником в Ред-Ривер, за стены форта зашли сто пятьдесят. Потери ощутимые. Особенно когда находишься в состоянии войны.

Истинной причиной приезда полковника Монтгомери в этот отдалён-ный уголок колонии было не только его назначение комендантом форта.

Всё довольно сложно, с одной стороны, и очень мерзко с другой.

Помните, я говорила о деле страховых компаний и капитана корабля.

Как избавились от чернокожих рабов в открытом море, и что за этим последовало. Корона и страховщика понесли убытки. Так вот, здесь тоже за-мешаны деньги. Вернее, их недостача.

Комендант форта торговал с племенами индейцев. Менял стекляшки на дорогие меха, которые добывали охотники племени. Мало того, не пускал на свою подконтрольную территорию торговцев, чтобы не создавать самому себе конкуренцию. До местных племён дошли слухи, что торговые компании покупают меха за золото или обменивают их на оружие и порох.

Поняв, что комендант Барнз их обманывает и с ним торговать невыгодно, перестали приносить шкурки животных в форт. Тогда комендант собрал во-енную экспедицию, которая нарушила мирный договор с местными племенами. Нападая и грабя поселения индейцев, Барнз ненамного обогатился.

Недобрая слава распространялась со скоростью ветра, и племена дикарей ушли вглубь лесов. Тогда жадный комендант отправил грабительскую экспедицию в земли ирокезов. Разорив несколько поселений и забрав всё ценное, солдаты Барнза вернулись.

Недолго наживался нечестный на руку военный. Жалобы на него уже писали торговые компании. Из-за грабительских набегов на индейцев, они лишись прибыли. Мех стоил очень дорого. Каждая купленная у индейцев шкурка продавалась втридорога. Налоги шли в казну и все были довольны. Но вмешался майор Барнз и торговая компания терпела убытки. Торговые агенты в колонии составили прошение от пострадавших племён в парламент и королю. Торговцы выступали на стороне индейцев, приводя жестокость коменданта Ред-Ривер, как пример нарушения всех соглаше-ний с местными племенами и усложнений отношений с ними. А ещё без помощи индейцев колонисты не смогут выжить в Северной Америке.

Англии не было дела до жизни дикарей. Её волновало, сколько недо-получила казна. Поэтому прошение было удовлетворено. В форт Ред-Ривер отправили моего «мужа» и должен был арестовать майора Бранза.

122

Под конвоем выслать его в Джеймстаун, а оттуда уже губернатор предо-ставит сопровождение и корабль до Лондона. Где алчного военного спро-сят по всей строгости английского правосудия. В том, что майор получит по заслугам, я не сомневалась. Но мерзко то, что под благородным лозун-гом скрывалась обычная жадность. Комендант Ред-Ривер якобы выставил короля и Англию не в лучшем свете, занимаясь грабежом поселений гуронов, могавков, ирокезов, а на самом деле он покусился на пушное золото, которое предназначалось казне. Ведь торговые компании платили налоги с каждой шкурки.

Коменданта посланник английской Фемиды застал тяжелораненым.

Два дня назад в форт пробрался лазутчик. Он снял скальп с Бранза, но за-кончить начатое не успел. На крики в комнату коменданта ворвались солдаты и убили индейца. Правда, это не спасло майора. Он лишился не только волос с черепа, но и потерял много крови. Ко всему прочему рана на голове загноилась, и хозяин форта лежал в бреду.

Защиту Ред-Ривер взял на себя капитан Литтл. Он-то и сообщил нам, когда полковник спросил, где комендант.

В форте майора недолюбливали. Считали его человеком, лишённым не только чести, но и благородства. Это по его вине ирокезы напали на Ред-Ривер. Местные племена настолько ненавидели английского офицера, что позволили пройти через свои земли заклятым врагам. Мало того, гуроны дали слово не вмешиваться в распри ирокезов и англичан. Соседям Ред-Ривер тоже досаждал майор. Только в отличие от ирокезов, они не пошли на открытый конфликт. Опасались, что англичане припомнят гуронам, чью сторону в Семилетней войне с Францией они поддержали. Гуроны ушли далеко в лес, чтобы люди майора их не нашли.

Ирокезы же, будучи союзниками Англии, не смогли простить разоре-ние четырёх своих поселений. Расценив этот совсем недружественный жест, как нарушение всех договорённостей о мире и торговле. Выкопали топор войны, и пришли к форту. Алчный майор заварил такую кашу, а рас-хлёбывать пришлось Ричарду.

Ирокезы не приняли поражение и решили наведаться потом, когда форт будет уязвлён. А уязвлён он будет ранней весной, когда запасы про-довольствия закончатся и холода заберут жизни многих солдат, не при-выкших к таким суровым зимам.

***

Ред-Ривер встретил меня гарью, кровью и дождём. Стоило мне вылезти снова с телеги и ступить на главную площадь форта, как снова пошёл дождь. Казалось, что слёзы небес здесь никогда не высыхают, а всё льются и льются на дикую землю гуронов.

Ричард уже вёл себя по-хозяйски. Раздавал приказы. Первым его при-казом было помочь мне и Фани, устроиться в доме коменданта. Самого

Барнза переселили в лазарет.

В конце форта стоял длинный барак, куда отправлялись отлёживаться

123 больные и раненные. Толку от него было мало. Как оказалось, врач сам за-лечил себя до смерти ещё полтора года назад. Другого не прислали. Хотя комендант очень требовал медика, без конца посылая в Джеймстаун гон-ца с письмами. Так что пока врач не прибыл, облегчали страдания больных жена капитана Литл миссис Анна и её три дочери: Джорджиана, Джил, Ирэна. С ними я познакомлюсь лично, но потом. В день снятия осады у семейства Литл было много работы.

Форт не очень походил на пристанище военных. Здесь помимо солдат-ских казарм и конюшен, были и дома семейных офицеров, трактир, лавка с товарами, продовольственный склад, кузня, маленькая часовня, личные огородики и сады. Этакий островок цивилизации в диком крае, а не военный форт.

Я представляла Ред-Ривер не таким обжитым. Думала, что будничная серость будет густо разбавлена красными мундирами военных. Но, нет!

Цветы в горшках на деревянных верандах придавали домашний уют каждому зданию.

Запах гари витал в воздухе, когда я со своей горничной шла за капитаном Литл. Этот резкий аромат горевшего дерева не смог смыть сильный ливень.

Вокруг собралась толпа и с интересом рассматривала новых жителей форта. До меня доносился шёпот людей. Не все радовались приезду полковника. Большая часть поселенцев и солдат считали, что и этот комендант будет наживаться на Ред-Ривер, а не помогать им в неспокойные времена.

В их глазах я отчётливо видела недоверие. Даже то, что вовремя подо-спевшие солдаты нового коменданта спасли форт, и десятки жизней не повлияло на их отношение. Полковник и все прибывшие с ним принесли жителям Ред-Ривер перемены. А мы знаем, что перемены никто не любит.Что изменится в Ред-Ривер? Законы? Повышение или понижение в должности? Уклад всем привычной жизни? Что? Если новый комендант уже показал себя, как человек жёсткий и требовательный. Попустительства при полковнике Монтгомери не будет, это они уже поняли.

Двухэтажный дом коменданта меня не особо порадовал. Я привыкла к светлым тонам в интерьере и изысканной мебели, теплу и свету. А меня ждали две комнаты на втором этаже, кабинет, небольшая гостиная и кухня на первом. Всего два камина. Зимой здесь будет холодно.

Переступив через порог своего нового жилища, я чуть не заплакала.

Ещё и сыро. Давно не топилось. Капитан приставил к нам с Фани солдата для поручений и сбежал. Полагаю, чтобы не видеть женских слёз. Ему их хватало и у себя дома.

Я безвольной куклой села на огромное кресло возле потухшего камина, не в силах даже отдавать распоряжения, что делать. Мне казалось, здесь и за год ничего не исправить. Всё скупо, серо и сыро. Фани заметив мою растерянность, взяла на себя обязанности хозяйки, и уже через мину-124 ту солдат бегал по дому с поручениями. К вечеру вещи были разобраны, камины горели, ванна в спальне готова и ужин стоял на столе. Всё-таки моя горничная хоть и трусиха, но работу свою знает.

Ричард быстрее осваивался в форте, чем я. Наверное, потому что был постоянно занят. После осады стенам Ред-Ривер требовался ремонт. Ещё надо было похоронить мёртвых и бывшего коменданта. Он умер на следующий день после снятия осады. По нему никто не плакал. Но почившего удостоили последнего уважения, отпели в часовне и похоронили во дворе дома господнего. Я на этом мероприятии не присутствовала. Никогда не страдала мигренью, но первые дни в форте меня она замучила. Ричард говорил, что это из-за разницы в погоде. На моей родине тепло и смена сезонов не так ощущаются.

Фани была занята домом, не скучала по солнечному Сент-Огастину.

Некогда было. Одна я придавалась хандре. Сначала бродя по пустому дому, и заглядывая в маленькие окна. Пейзаж за ними день ото дня не менялся. Дождь, грязь улиц, красные мундиры солдат, тусклая одежда местных женщин и мужчин, иногда разбавлялись индейскими мотивами.

Солнце осенью выглядывало из-за туч, но не так часто, как на юге. И этот холод! Когда я, укутавшись в одеяло и стоя у окна, замечала на улице бегущего солдата в расстёгнутом нараспашку камзоле или женщину в одном платье меня ещё больше бил озноб.

«Неужели они не мёрзнут?», — Спрашивала я себя каждый раз, наблюдая за однообразной жизнью Ред-Ривер.

Впервые я вышла на улицу через две недели. Куда идти в маленьком форте? Здесь не было больших магазинов и лавок, не было хороших портних, обувщиков, ресторанов. Я просто шла по главной улице и не заметила, как на моём пути выросла деревянная стена Ред-Ривер. Поднявшись по ступенькам на стену, я окинула взглядом этот дикий край. Осень, но так много зелени. Сплошные леса! Даже река грязновато-зелёного цвета, и го-лубое небо не отражается в ней, как в реке на плантациях моего отца.

Поёжившись от пронизывающего насквозь ветра, я стояла на стене, размышляя над названием форта, и не заметила, как подошёл Ричард. Он обнял меня, и его тепло приятной негой пробежало по моему телу. Мне больше не было так холодно.

— О чём задумалась, моя жёнушка? — после приезда в форт, он начал часто звать так меня.

— Ред-Ривер, — со вздохом произнесла я, — здесь нет ничего красного.

Разве что английские мундиры.

Он засмеялся, уткнувшись лицом мне в волосы.

— Есть, — прошептал Ричард, — но не сейчас.

Вечером мой «муж» оторвал меня от ужина и привёл на стену.

— Смотри, — сказал он, указывая на запад, — красная река.

Это была самая удивительная и волшебная картина. Садившееся солнце, словно тонуло в реке, окрашивая её в кроваво-красный цвет. Такое

125 чувство, что река горит! Глядя на эту нерукотворную красоту, я испытывала настоящий восторг.

— Ты был здесь раньше? — спросила я, не сводя глаз с заката.

— Нет, Лилия, — ответил полковник, — здесь не был, но слышал об этом чуде от своего знакомого, который был среди первых, кто построил Ред-Ривер.

Его губы потянусь к моим губам, и мы поцеловались. Сам уходящий день благословлял нас на этот поцелуй. Той ночью, впервые за две недели в форте, мы любили друг друга в тёплой постели нашего дома. А с лучами утреннего солнца моя хандра исчезла. Больше я не видела в Ред-Ривер грязь и серость. Он стал для меня началом новой жизни. Я каждый вечер ходила полюбоваться на красную реку. Ведь такого сказочного заката я никогда и нигде больше не увижу.

Глава 24. Знакомства

Среди жителей Ред-Ривер в основном были солдаты и поселенцы.

Из благородных только мой «муж» и капитан Литл с женою. Я себя к благородным не причисляю. Моя мать была чернокожей рабыней. Правда, я получила превосходное образование и воспитывалась, как настоящая ле-ди. Дочери четы Литл таким воспитанием похвастаться не могли. Учителей и гувернанток на краю английской колонии нет. Даже за хорошее возна-граждение сюда из цивилизованного города не рискнёт поехать никто.

Я сама не заметила, как быстро научилась ориентироваться в форте.

Это не Сет-Огастин, и не плантации моего отца. Ред-Ривер небольшое поселение и, как вы уже поняли, жителей в нём не так много.

Жена трактирщика Анет. Она испекла пирог с капустой и пришла, при-хватив собою двоих сорванцов. Близнецов Чарльза и Генри. Мальчикам по десять лет. Они почти одного возраста с Натаном. К тому же были знакомы и, встретившись вновь, сразу убежали играть на улицу. Их мать осталась развлекать меня на два часа.

Анет женщина средних лет в теле. Не скажу, что красавица, но довольно милая. Её главное достоинство чувство такта. Несмотря на наши душевные посиделки никогда не засиживалась в гостях. Приходила два раза в неделю по утрам и уходила до обеда, ссылаясь на занятость. Мол, Майк-лу, её мужу, нужна помощь в трактире. Ближе к вечеру посетителей у них очень много. Солдаты заходят выпить и поесть.

Общество Анет мне очень нравилось. Провожая её, я просила загляды-вать в гости чаще. Она довольно улыбалась, говоря, что обязательно придёт. И приходила не чаще, а как положено два раза в неделю.

126

Ещё я познакомилась с тремя жёнами офицеров: миссис Бимс, миссис

Брюс, миссис Кавендиш. Тоже милые особы. Весёлые хохотушки. Сначала заходили ко мне в гости на чай. Потом уже я приходила к миссис Брюс по выходным на совместное вышивание.

У миссис Брюс была красивая дочь моего возраста — Элоиза. Она собиралась замуж за сержанта Флинстоуна.

Счастливого жениха мне тоже представили. Довольно симпатичный молодой человек. Он не мог надышаться на свою ненаглядную невесту.

Вместе они казались такой чудесной парой. Всегда уединившись на диване у окна, тихо о чём-то шептались, вокруг никого не замечая. На них нельзя было смотреть без улыбки, наполненной умилением. Хоть день свадьбы уже был назначен и до долгожданного события оставались каких-то два месяца, влюблённые всё равно томно вздыхали, глядя друг на друга. Настоящая любовь в жестоком крае!

Ещё один приятный житель форта — падре Фишер. Мужчина пятидесяти лет. Живой блеск в глазах падре очаровал меня сразу же. Хоть я редко посещала богослужения в часовне форта, но, встречаясь на улице с падре

Фишером, не могла пройти мимо. Он умел найти общий язык со всеми, да-же индейцы уважали его, как честного и доброго человека. Падре выступал за мир с дикарями и взаимопомощь. Говорил, что все люди дети бога, но верят в него по-разному. У индейцев в Америке не было возможности учиться, поэтому они не знают слова господне, а наш долг, как образован-ных людей, донести до них смысл учения Христа. Донести не оружием, а словом. Поверьте, падре Фишеру это удавалось. В лоно истинной веры многие индейцы пришли сами. По воскресеньям ворота форта открыва-лись именно для новоприбывших верующих.

Я всю жизнь была изгоем. Наверное, поэтому изгои тянутся ко мне.

Чувствуют родную душу. Жена кузница Сара была из местных и избегала близких отношений в форте. Она посвящала себя домашним делам и че-тырём маленьким детям. Четыре ребёнка в двадцать два года. Три мальчика и одна красивая трёхлетняя девочка. Сара звала её Галчонок. От матери ей достались чёрные волосы, смуглая кожа, а от отца большие синие глаза.

Она соединила в себе два мира, как и я. Самое лучшее взяла от родителей.

Причиной моего знакомства с затворницей Сарой была Галчонок. Она убежала от мамы и спряталась под верандой нашего дома. Эту маленькую проказницу я заметила сразу, стоя у окна и попивая чай. Бедная мать бегает по улице, заглядывая в каждый закоулок, а Галчонок и не думает выби-раться из своего убежища. Мне стало жалко жену кузница. Поставив чашку на стол, я вышла на веранду.

— Миссис Дане, — позвала я её, указывая под веранду, — я, кажется, знаю, кого вы потеряли.

Она, вздохнув с облегчением, подошла ближе. Нагнувшись, посмотрела под веранду.

— Галчонок вылезь оттуда, — строго, но с улыбкой сказала мать.

127

— Нет! — послышалось в ответ. — Я не хочу, есть бобы! И я хочу к бабушке с дедушкой!

Разогнув спину, Сара посмотрела уже на меня.

— Вся в отца, — развела руками она, — всегда добивается своего.

Я засмеялась. Да, милая девочка, а характер совсем не девичьей.

— А у меня есть вкусное печенье, — громко сказала я, всё так же улыбаясь, — но вот досада, я съесть так много не смогу. Кто бы мне помог?

— Я! — Галчонок громко закричала.

— Тогда вылезай!

Малышка мигом выползла из своего укрытия. Хлопая длинными рес-ничками, протянула пухлую ручонку.

— Дай! — она потребовала.

— Но к печенью нужен чай, — подмигнула я упрямой девочке. — При-глашаю вас в гости, маленькая мисс Дане.

Мы быстро нашли общий язык с Галчонком, а Сара стала мне лучшей подругой.

Сара хрупкая девушка, а на фоне своего мужа Саймона она казалась ещё миниатюрной, словно куколка. Когда я увидела чету Дане, то удивилась. Настолько сильно они не подходили друг другу. Сара выглядела нелепо в английском платье. Ей больше шла индейская одежда, чем сдав-ливающие тонкое тело корсажи и длинные юбки. Тусклые цвета платьев придавали некую серость дочери гуронов. А вот когда она облачалась в одежду из тонко выделанной кожи оленя, мокасины, заплетала волосы в две тугие косы, украшая их различными перьями, то тут же преобража-лась. Увидев её в такой одежде, я рассмеялась:

— Теперь я понимаю, почему Саймон выбрал тебя в жёны, — сказала я подруге.

Она улыбнулась.

— Это не он, а я выбрала его, — гордо ответила Сара.

Выбирала сама?! Кузнец был на двадцать лет старше жены. Огромный мужчина с лысой головой и рыжей косматой бородой. Единственное, что могло привлечь внимание в нём это выразительные синие глаза. И больше ничего! Как девушка могла сама захотеть выйти замуж за такого уже немолодого не красавца? Да к тому же молчуна! Комплементами он не способен удивить. Оказывается, юная дочь пришла в форт с отцом на ярмарку. Раз в год осенью в Ред-Ривер устраивают ярмарку, где жители форта и индейцы обмениваются товарами или торгуют. Отцу Сары понравился нож, но шкурок и денег за него не хватало. Тогда вмешалась дочь, спросив у кузнеца, а она стоит этого ножа. Саймон смущённо ответил, стоит намного больше, ведь это всего лишь железо, а она живая и чудесная девушка. С тех пор Сара живёт с Саймоном. Их венчали в часовне, но перед этим её окрестили, дав христианское имя.

Счастливее семейной пары я не видела. Кузнец пылинки сдувал со своей любимой супруги. Он переносил через грязевые лужи свою Сару, 128 чтобы она не вымочила ноги и не заболела. Мне даже довелось услышать историю, как он обрадовался, когда узнал что будет отцом. Его счастливый крик слышали за пределами форта. Такого заботливого, любящего, чуткого мужа и отца больше нигде не найдёшь. Никогда не думала, что в огром-ном и свирепом на вид мужчине, может быть так много нежности. Их брак был способен вызывать зависть у людей, лишённых этого счастья. Поэтому у них было мало друзей. Будь Саймон не кузнецом, а кем-то другим, то в форте они бы не жили. А так без кузнеца жителям Ред-Ривер будет очень тяжело. Кто будет ковать ножи, кастрюли, чинить сломанное оружие?

Наша дружба с Сарой не нравилась жителям форта. Особенно, сетовала миссис Литл. О, эта вредная и склочная женщина! Думаю надо о ней рассказать подробнее и о нашей ссоре тоже.

Моё знакомство началось с визита миссис Литл и её дочерей. Они од-ни из первых пришли в гости к жене нового коменданта.

За маской любезности и доброжелательности скрывалась склочница и сплетница. Довольно неприятная женщина. Её дочери, кроме старшей

Джил, пошли в мать характерами.

Джил было двадцать семь лет, и она до сих пор была не замужем. Старая дева, как за глаза её звали в форте. Внешними данными она похвастаться не могла. Худощавая, высокая, пепельно-русые волосы и бледная кожа, усыпанная следами оспинок. Старшая дочь хоть и была не красавица, но не отталкивает от себя людей. С ней хотелось общаться. Особенно когда встречаешься взглядом с умными небесно-голубыми глазами. Она много читала, поэтому предпочитала избегать общества своих родственников.

Как-то Джил обмолвилась мне, что иногда ей бывает стыдно за маму и сестёр. Их настойчивость и бестактность оскорбляет многих в Ред-Ривер и к самой Джил потом так же относится, считая её пустышкой. Какое же бы-ло моё удивление, когда я узнала, что к старшей дочери миссис Литл сва-тался довольно приличный жених. Хозяин лавки в форте. Она отказала, и он женился на средней сестре Ирэне. Семейное счастье для Джил это вза-имоуважение и любовь, а в браке с мистером Бэнксом этих двух составляю-щих не будет. Правоту старшей сестры подтвердили слёзы Ирэн после свадьбы. Муж грубиян и слишком набожен, не упускал возможности лишний раз напомнить жене её бесправное положение в семье.

Жаль своим обществом Джил меня редко радовала, а с ней было о чём поговорить. Зато миссис Литл не упускала возможности зайти в гости. Приходя, она не только вела себя нагло, но и бесцеремонно задавала вопросы на личные темы. Я старалась оставлять эти каверзные вопросы без ответов. Но наглая женщина не отчаивалась и, перефразировав их, снова задавала. Её очень интересовал полковник Монтгомери. Я сразу поняла почему. Младшая дочь миссис Литл Джорджиана не замужем и в самом расцвете красоты. Она на год младше меня. Пора выдавать замуж, а достойных женихов нет. Одни безродные солдатики и нищие лейтенанты. Джорджиана любимица в семье Литл. Ей нужно подыскать хо-129 рошего жениха. Тем более что она пошла красотой не в отца, как две старшие дочери, а в мать. Премиленькая блондинка с курносым носом и голубыми глазами. С умом, правда, не повезло. Слишком глупая. Но, этот изъян не является препятствием на пути к удачному браку. Ум для женщины не главное. Главное плодовитость.

Мисс Литл пришла ко мне, как всегда, посплетничать, и без приглашения. Я как раз собиралась выпить чаю. Ричард был занят, подсчитывал припасы на складах, и домой раньше вечера не собирался появляться.

Приходу названного гостя я была не рада, но отказать в гостеприимности не смогла и пригласила к столу. Я заранее знала, что наш разговор за чаш-кой чая будет неприятен мне. Я не терплю сплетни, но не скроешься от миссис Литл. Особенно в маленьком форте, где весь мир ограничивает-ся высоким забором. И она элита местного общества.

Мы пьём чай с печеньем, и миссис Литл задаёт мне вопрос:

— А сколько вы женаты с Ричардом?

Я вскинула вверх бровь от удивления. Такая наглость! Но, тут же ответила, чтобы не вызвать новых каверзных и нетактичных вопросов:

— Уже год, — говорю я, и ставлю чашку на стол.

Лицо миссис Литл меняется. Маска сочувствия очень ярко разбавлена радостью. Глаза хитро блестят.

— О, мне вас жаль, милочка, — говорит она и откусывает печенье.

— Жаль? — перепрашиваю я, не понимая причин её жалости.

— Да, жаль, — отвечает миссис Литл, — вы замужем уже год и не пода-рили полковнику сына, и судя по платью не беременны.

— И что? — снова спросила я, чувствуя, как закипаю от негодования и злости.

— Ну, как что? — просвещает меня миссис Литл. — Муж может расторг-нуть брак с бесплодной женой, или найти себе на стороне женщину, которая подарит ему детей.

Это была последняя капля моего терпения. Я с трудом сдерживала се-бя, чтобы не вылить в лицо наглой гостье свой чай. Глубоко дыша, я процедила сквозь зубы:

— А в жёны или в любовницы вы предложите моему мужу свою дочь

Джорджиану?

Она не ожидала такого ответа от всегда тихой и скромной жены коменданта. Наверное, думала, что я буду плакать или проглочу молча обиду. Но, нет, я больше не собиралась терпеть обиды и безропотно сносить оскорбления.

— Ах, вы не понял меня, милочка, — засветилась миссис Литл, ставя чашку на стол. — Я только хотела сказать…

— Я прекрасно поняла, что вы хотели сказать, — перебила я горстью. —

И я вам не милочка!

— Миссис Монтгомери, — попыталась успокоить меня заботливая мать незамужней дочери.

130

— Пошли вон! — воскликнула я, вскочив с места.

— Что? — неверия своим ушам, переспросила она.

Видно, так с миссис Литл никто не разговаривал до меня.

— Вон отсюда! — ещё громче крикнула я.

И наглая миссис Литл, побледнев, вскочила со стула и убежала из гостиной.

Вечером пришёл Ричард и спросил, что случилось у меня с женою капитана Литл. Успела пожаловаться бедняжка.

Я ответила, улаживаясь с постель:

— Пока я играю роль твоей жены, я не позволю оскорблять меня и сва-тать своих дочерей.

Ричарду мой ответ очень понравился. Притянув меня поближе к себе, он прошептал, целуя мою шею:

— А ты ревнивица, Лилия, — стаскивая с моего плеча сорочку, добавил. — Её дочь меня не привлекает. Так, что будь спокойна.

А я и была спокойна. В форте соперниц у меня не было. Чего не скажешь о Ричарде. Соперников у моего «мужа» было очень много. Взять хо-тя бы того индейца, спасшего меня. Я часто вспоминала его. Особенно, мысли о спасителе стали посещать меня после визита в форт родственников Натана.

За мальчиком приехал дедушка с бабушкой, и сопровождал их мой незнакомец. Пока решался вопрос опеки с комендантом, индеец смотрел на меня, не отводя ни на миг своего взгляда. Я такой вольности себе позволить не могла.

Натан смышлёный мальчик. И если честно, мы привязались к нему, а он к нам. Родителей мы не смогли заменить, но окружили сироту заботой и любовью. Расставаться с Натаном не хотелось.

Мальчик обрадовался приезду дедушки и бабушки, но категорически отказался уезжать с ними в племя. Натан считал себя больше англичани-ном, чем гуроном, и поэтому заявил, что останется с народом отца.

Племя матери Натана жило недалеко от форта. Когда ирокезы пришли на землю гуронов, к отцу мальчика приехал тесть. Старик упрашивал зятя пойти с ним в лес. Там было безопасно. Но отставной солдат не прислу-шался к отцу жены. Сказал, что не видит необходимости прятаться. Ирокезы пришли осаждать форт и дальше не двинуться.

Старик рассказывал это всё новому коменданту Ред — Ривер, а в глазах блестела печаль утраты. Он потерял единственную дочь и любимых внучек. А теперь вот теряет внука.

— Я не могу заставить Натана поехать с вами, Быстрый Лось, — говорил мой «муж» дедушке мальчика. — Но и вашим встречам не буду препятствовать, если он захочет увидеть вас.

— Вы хороший человек, — сказал старик, через внука.

Натан переводил разговор всё это время, и мне никак не удавалось спросить, кто этот мужчина, пришедший с его родственниками. По разгово-131 ру я поняла, что у стариков больше нет детей и внуков. Тогда зачем он пришёл с ними. В качестве провожатого для пожилых членов племени, или здесь что-то другое. Свой вопрос я смогла задать, только когда смотрела вслед уходящему спасителю из окна второго этажа. Натан стоял рядом и так же провожал бабушку с дедушкой. Старики часто оборачивались, глядя на силуэт внука в окне. Мой же дикарь ни разу не обернулся уходя. Он гордо шёл по главной улице форта. Все мужчины с ненавистью глядели на него, а женщины томно вздыхали. Слишком красив и мужествен был индеец. И я туда же! Затаив дыхание, смотрела ему вслед, думая: «ну, почему он дикарь? А не один из мужчин форта».

— Кто он? — наконец, осмелилась я спросить у Натана.

Мальчик ответил, уткнувшись лбом в стекло:

— Сын вождя и бывший жених моей матери.

— Как его имя? — наглела я, забыв об осторожности.

Всё-таки Натан близок с моим «мужем» и может невзначай обмолвить-ся об этом разговоре.

— Я сразу перевела, а то его имя на языке гуронов сложно звучит, —

сказал наш подопечных. — Железное Перо.

Железное Перо… я знала о своём спасителе уже чуть больше. Сын вождя, бывший жених и мужчина, который занял мои мысли.

Ту ночь в нашей супружеской постели Ричард любил меня до самого утра. Я отвечала ему с таким же неистовым желанием, наслаждаясь лаской своего «мужа». Только заснуть я так и не смогла, хоть и была уставшая.

Мыслями я улетела в прошедший день, вспоминая своего спасителя. Наверное, это недопустимо для леди, но я представляла на месте Ричарда

Железное Перо.

Как же мы смелы в своих мечтах. Жаль, что в реальности этой смелости нет. Мы никогда не позволим себе ту свободу, что обязательно осудит общество. А я не настолько храбрая, чтобы бросить вызов устоявшимся ве-ками нормам морали. Мне остаётся только мечтать о дикарей, который без стрелы ранил моё сердце.

ГЛАВА 25. Зима

Яркое солнце ослепляет. Я прищуриваю глава, чтобы вдалеке рассмотреть приближающегося всадника. От копыт скачущей лошади, поднимает-ся облако пыли. Ветер доносил до меня не только ржание лошади и свист кнута, но и аромат плантаций хлопка. Белый пух нежных цветков летает на улице, щекочет мне лицо. Я счастлива. А этот всадник мой отец, спеша-щий домой к обеду.

132

Подскакав вплотную к крыльцу, лошадь встаёт на дыбы. Отец падает и зовёт меня:

— Лили!

Резко дёрнувшись, я проснулась. Отец мне никогда не снился. И тут спустя год, пришёл в мой сон, но зачем? Предупредить меня или напомнить о себе. Я давно его не вспоминала. Боль от его потери немного угас-ла. Мне стало легче.

Отдышавшись от сна, я провела рукою по постели. Ричарда не было рядом. Он встал рано и ушёл. Скоро зима и форт надо подготовить.

Укутавшись в одеяло, я встала и подошла к окну. Привычный серый пейзаж сменил белоснежный. Ночью выпал первый снег. Первый и для меня. Я никогда не видела ничего подобного. Словно белым покрывалом, он скрыл под собою чёрную грязь улиц, а высокие сугробы приводили в восторг детвору. Детишки гурьбой бегали, падали и визжали на улице.

Среди них я заметила и Натана. Наш воспитанник бросался снегом и смеялся.Дети так радовались первому снегу. Жаль, взрослые такого веселья не испытывали, глядя на рано пришедшую зиму. Снег выпал в середине ноября и единственную дорогу замело, отрезав форт от цивилизации на несколько месяцев. Реку тоже может сковать льдом. Старожилы Ред-Ривер говорили, такое бывает, но нечасто. Если будут сильные морозы, звери уйдут далеко и тогда всем жителям форта придётся туго. Запасов складов может не хватить. И самое страшное. Болезни. Зима забирала с собой сла-бых.— Миссис Монтгомери, — голос Фани ворвался в мои мысли.

— Да, — не оборачиваясь, сказала я.

— Вы будете завтракать или тоже пойдёте любоваться первым снегом? — спросила горничная.

— Фани, — уже хотела я приказать накрыть на стол, но обернувшись, улыбнулась.

Моя служанка стояла в приёме дверей вся взъерошенная и розовощё-кая. Глаза горели радостью. Я и забыла, что Фани, как и я, дитя юга. Снега у нас зимой нет.

— Ну, и как на улице? — спросила я.

— Чудесно! — чуть не прыгая, воскликнула она. — Снег такой холодный и мягкий! И лепится! Натан соорудил целый маленький форт за домом.— Даже форт?! — уже и у меня поднималось настроение. — Тогда я то-же пойду на улицу.

Снег и вправду, оказался волшебным. Каждый мой шаг, оставался на белом покрывале. А стоило мне сжать в ладони пушистый комок, как он начинал медленно таять. Хлопок и снег так похожи. Оба белые, лёгкие, пу-шистые. Но хлопок, впитавший в себя солнечные лучи юга, тёплый, а снег холодный. И всё равно, я испытывала настоящую радость, играя с детьми

133 на улице. К нам присоединилась Сара со своими малышами, и мы устрои-ли целое побоища. Даже не помню, когда мне было так весело, как в тот день.

Большинство жителей смотрели на жену коменданта форта с осужде-нием в глазах. Замужняя женщина и как девочка, валяется в сугробах, хохоча без устали. Но, им не понять, что испытывает человек, никогда не видевший такого чуда природы. Чистое небо, яркое солнце, искря-щийся сказочный снег и лёгкий морозец — это всё для меня стало от-крытием. Я полюбила зиму, так же сильно, как бескрайнее плантации отцовского хлопка.

Даже постигшее меня несчастье не отвратило от красоты зимы.

Через две недели после моих игр на улице заболел Ричард. Сначала его болезнь была обычным насморком. Потом сдавило горло, и начался озноб. Я уложила «мужа» в постель. Приказала Фани приготовить бульон и растопить камин. Лучше Ричарду не стало. Жар усиливался. Мои холодные примочки ко лбу не спасали. А ещё эта наглая миссис Литл пришла.

Закудахтала, что надо закрыть ставни окон, и сделать кровопускание. Я

была категорически против. Помнила, как после кровопусканий отцу и Изабель становилось ещё хуже. Миссис Литл настаивала, и я снова выгнала её из дома. Не прошло и часа, как к нам пришёл падре Фишер. Говорил, надо уповать на бога, так как мы все в его власти, но кровопускание надо сделать. Я разозлилась ещё больше и выставила служителя церкви за дверь.

Ричарду становилось всё хуже. Несколько дней без сна и на меня влияли не лучшим образом. В темноте мне мерещился отец. Испугавшись, что он пришёл за Ричардом, я словно в бреду, умоляла оставить нас в покое.

В таком состоянии меня нашла Сара.

— Лили, он не умрёт, — шептала она, успокаивая меня. — Моя мать нам поможет.

— Как? — вытирая слёзы, я уже цеплялась за призрачную надежду в спасении «мужа».

— Она шаман племени. И Ричард ещё не ушёл далеко.

Услышав это, моё сердце забилось быстрее в груди. Я не позволю ему умереть. Пусть уже далеко за полуднем, я всё равно пойду за помощью.

Одеваясь, я приказала Фани не подпускать к хозяину никого. Даже священника! Натана отправила на поиски сержанта Виллоу. Он встретил нас с Сарой на веранде. Услышав, куда я собралась, начал отговаривать:

— Миссис Монтгомери, это безумие, — говорил он. — Через два ча-са начнёт темнеть, а вы в лес собрались. Да ещё и по такому снегу!

— Я иду не одна, а с вами и Сарой, — возмущаласья.

Времени и так мало, а мы его тратим на пустую болтовню.

— Сержант Виллоу, вашему командиру очень плохо. Если есть надежда спасти его жизнь, то я готова бежать за помощью даже на край света.

А вы?

134

Он должен был жить. За эти месяцы Ричард стал мне ближе, чем были мои родные. Я узнавала полковника, и он мне уже не казался таким высокомерным, как в нашу первую встречу. Я хотела его спасти не потому, что от его жизни зависела моя свобода. Это было уже что-то другое. Наверное, я полюбила Ричарда намного раньше, чем сама это поняла. Он был для меня загадкой, которую я не пыталась разгадать. Мой «муж» сам открывался мне.

— Я пойду с вами, — наконец-то согласился сержант.

Опустив виновато глаза, добавил:

— А если с вами что-то случиться, как я посмотрю в глаза вашему му-жу?— Если мы не поспешим, то его глаза закроются навеки, — сказала я, бросившись догонять Сару.

Идти пешком по глубокому снегу и вправду было равносильно безу-мию. Подбирая юбки, ставшими тяжёлыми от налипшего на них снега, я чуть шла за Сарой. Моя подруга, одетая в одежду своего племени, двигалась с лёгкостью кошки. Даже перепрыгивала через невысокие препят-ствия в виде коряг и пней в лесу. Сержант Виллоу, как положено военному, спокойно и без жалоб шёл позади нас. Иногда наш охранник останавливался и прислушивался к шорохам зимнего леса. Сара улыбалась, говоря, это пока звери, её народ встретит нас дальше. Она оказалась права. Когда сумерки окутали собой лес, на нашем пути из ниоткуда появились три воина-гурона. Направив на названных гостей луки, один из них подошёл ближе. Я узнала в нём своего спасителя. Опуская лук, он спросил у Сары, что нам нужно. Пока моя подруга объясняла причину нашего визита, я, от-бросив всякий стыд, рассматривала Железное Перо. Как же он красив.

А это голос! Гортанный и с хрипотцой, действовал на меня завораживаю-ще. Он разговаривал с Сарой и бросал острые взгляды в мою сторону.

Сержант Виллоу нервничал, крепко сжимая ружьё.

— Мне не нравится, как этот дикарь смотрит на вас, миссис Монтгомери, — тихо сказал верный солдат.

— Сейчас это не имеет значения, сержант. Главное, здоровье моего му-жа, — успокоила я его, а сама улыбнулась индейцу.

Глаза Железного Пера загорелись, а вот лицо так и осталось бесстраст-ным.— Они проводят, — сказала Сара, после разговора с сыном вождя. —

Мой народ мне не очень рад. Ещё больше разозлиться, когда увидит вас в поселении.

Историю, как приняли родители выбор дочери, я знала. Отец и мать

Сары долго не могли смириться, что она ушла к бледнолицему из форта.

Племя её принимало, когда Сара наведывалась с детьми, но вот чужа-ков нет.

— Я буду говорить с вождём, — сказала я Саре.

Без согласия вождя, мать Сары не пойдёт помогать врагу. И пусть то-135 пор войны гуроны и англичане закопали несколько лет назад, но всё равно недоверие и натянутость чувствовались в отношениях. Ещё и бывший комендант подлил масла в огонь ненависти. Не спасали и браки между нашими народами. Зачастую такие семьи были вынуждены жить обособ-ленно и своими силами.

Всю оставшуюся дорогу мы прошли молча. Железное Перо шёл впереди и недоглядывался. Я заметила, он никогда не оглядывается назад. Лес был его домом. Он знал здесь всё. Каждое дерево, овраг, яму, ручей и, наверное, каждого зверя. И только присутствие чужих нарушало симфонию тишины в родном лесу Железного Пера. Это он способен был расслышать за десятки миль. Сейчас незваные гости шли рядом и наши шаги уже были ему знакомы.

Перед самым поселением я споткнулась. Железное Перо, подхватив меня под руку, не дал упасть. Наши глаза снова встретились. Как и тогда в лесу, мой спаситель на целое мгновение завладел моим сознанием. Время словно остановилось для нас и если бы не голос сержанта Виллоу, я б ни вернулась из страны грёз так быстро.

— Миссис Монтгомери, с вами всё в порядке? — подбегая к нам, громко спрашивал солдат.

Я пришла в себя, и, переведя взгляд на сержанта, заверила его, что не стоит беспокоиться. Индеец с неохотой передал меня в руки заботливого военного. Глубоко вздохнув, я пошла под руку с Виллоу до самого поселения.

Сара оказалась права. Нас приняли нерадушно. Столпившись гуроны, придирчиво рассматривали гостей. Кто-то из толпы даже грубо что-то сказал Саре. По интонации, я поняла, что это упрёк. Ладно, сама приходит с детьми, так ещё и жену коменданта привела с солдатом. Подруга также ответила. Потом оказалось, претензию высказала мать бывшего жениха.

И Сара особо не переживала над словами женщины.

Железное Перо сказал Саре идти за ним в дом совета племени. Там с нами встретится вождь. Признаться, я ожидала увидеть в поселении вет-хие хижины, а не длинные массивные бревенчатые дома, разделённые широкими улицами. Их жилища походили на цилиндр. Такой необычной формой деревянные строения обязаны крыше и изогнутым балкам. Дома были очень большие. И как я поняла, в них жили сразу несколько семей.

Если честно, то наш форт по обороне уступал селению гуронов. Деревянные стены свыше десяти метров с башнями защищали индейцев от врагов.

Не так уж они примитивны, как мне говорили. Чтобы построить такой го-родок надо быть не только сплочёнными, но и иметь простейшие представление о строительстве.

Дом советов, куда нас привёл сын вождя, был ещё больше чем обычные постройки. Указав жестом нам обождать, Железное Перо вошёл внутрь. Сержант Виллоу снова занервничал. Быть одному в логове врагов, да ещё с двумя беззащитными женщинами, тут не только не занервнича-136 ешь, сума сойдёшь. Когда мой дикарь вышел и шепнул что-то Саре, солдат ринулся вперёд. Встав между мной и входом в дом, сказал:

— Я не пущу вас одну туда, миссис Монтгомери.

— Всё хорошо, я сама пришла к ним за помощью. Не думаю, что у гуронов нет законов гостеприимства, — успокоилась я сержанта.

Сара взяла меня за руку и повела за собою в темноту. Солдата не пустил Железное Перо, встав у дверей.

Мои глаза не сразу привыкли к полумраку внутри. Очаг в центр дома не освещал и почти не согревал. Запахи дерева, выделанных шкур животных, трав и гари сливались воедино, отчего было с непривычки трудно дышать. Оглядевшись вокруг, я заметила, что дом разделен на несколько комнат и в каждой горит такой же очаг. Люди там были, но они так тихо сидели и смотрели на меня, что мурашки пробежали по моему телу. Эту почти мёртвую тишину, разрезал хриплый голос в темноте.

— Сама Чёрная Лилия пришла, — выходя из мрака к огню, говорил вождь.

Он знал английский. Переводить Саре не пришлось.

Чёрная Лилия, странно звучит из уст старика. Я была белой и моё происхождение держалось в тайне для всех жителей Ред — Ривер. Почему он так меня назвал? Неужели дикари способны видеть то, что скрыто для белых.— Чёрная Лилия? — переспросила я, посмотрев на вождя.

Весь седой. Лицо в глубоких морщинах. Выцветшие карие глаза, в которых была видна вся мудрость прожитых лет. Старик, но стоит прямо. Да-же тяжёлые шкуры не тянули его к земле. Он гордо взирал на меня. Я также старалась смотреть на него. Без страха.

Когда мы шли сюда, Сара дала совет: «будь смелой, трусость мы осуж-даем и в женщинах». И я запретила себе бояться, ради Ричарда. От моего разговора с вождём зависела жизнь полковника и моя свобода.

— Ты красивая, как водяная лилия, но цветёшь не в чистой воде, а среди чёрной грязи форта, — сказал он и опустился к очагу. — Садись.

Я села напротив его и нас разделили языки огня, освещая всполохами лица. Сара тоже опустилась на шкуру возле очага.

— Красный Лис болен, — озвучил вождь сам причину моего визита, —

и ты пришла просить помощи.

— Да, — подтвердила я. — Он умрёт, если ваш шаман не поможет.

Вождь показал головой.

— Красный Лис убил много моих людей, — он говорил без ненависти, — а ты просишь помочь. Нет, пусть умрёт.

Моё сердце сжалось от слов вождя. Я знала, что Ричард участвовал в войне с Францией. Белые считали его героем, а враги дьяволом. Но никто ни разу не упомянул о подлости полковника Монтгомери. Его уважали.

Я тоже прониклась уважением к своему «мужу».

— Мой муж хороший воин, честный человек и никогда не нарушал

137 данное им слово, даже врагу, — индейцы ценили честь и благородство превыше жизни и в противниках тоже.

— Это так, Чёрная Лилия, он достойный соперник, — согласился вождь.

— Так поступите и вы достойно, — сказала я, не сводя глаз с лица ста-рого вождя, — не дайте ему умереть. Пусть умрёт, если на то будет воля господа на поле брани, сражаясь с врагом, но не в постели. Он воин.

Вождь молчал. Из темноты послышался женский голос. После чего Са-ра потянула меня на улицу. Я сначала упиралась. Не хотела уходить без шаманки.

Уже была ночь, и деревья потрескивали от усиливающегося мороза.

Сержант Виллоу переминался с ноги на ногу, потирая руки. Замёрз солдат, ожидая нас. Сын вождя, казалось, совсем не ощущал холода. Укутавшись в накидку из шкур, стоял, выпрямившись во весь рост.

— Я не уйду! — громко заявила я. — Буду ждать до тех пор, пока он не согласится помочь Ричарду.

Сара улыбнулась.

— Моя мать поговорит с ним, — сказала она. — Он никогда не прини-мает решения, не посовестившись с женой.

С женой?! Шаманка племени — мать Сары и жена вождя?! Значит, она дочь вождя и сестра Железного Пера. Это стало настоящим потрясением для меня. Теперь, я понимала почему племя так относится к Саре. Она предала свой народ, выйдя замуж за бледнолицего врага. Если бы Сара была дочерью простых гуронов, а не вождя племени и шаманки, то её брак не повлиял на отношения сородичей.

— Ты, его дочь? — всё же спросила я, чтобы развеять сомнения. Всё-та-ки и у дикарей бывают повторные браки, а ещё и многоженство.

— Да, — ответила она, глядя на своего красавца брата. — Мой отец хотел, видеть меня женой воина из нашего племени, чтобы было кому оставить наш народ. Железное Перо единственный оставшийся в живых сын, а время беспокойное, сама понимаешь, — уже переведя взгляд на меня, говорила подруга. — Я предпочла чужака и ушла к нему.

Она достойна восхищения или осуждения? Поставить свои чувства вы-ше благ своего народа, надо очень сильно любить избранника.

Пока мы ждали ответ на улице, Сара рассказала мне историю своей семьи. Её отец — Волчьи Лапы, сильный и мудрый вождь. У него было пять сыновей, но война забрала четверых, оставив лишь младшего. Ещё дочь ушла к врагам. И по нелепой случайности на их землю приехал тот, от чьей руки погибли сыновья Волчьих Лап. Оказывается, мой «муж» ко-мандовал сражением под Квебеком, где сыновья вождя выступали на стороне французов. Слушая всё это, я впадала в панику. Они не помо-гут убийце своих сыновей. Стараясь глубже дышать, пыталась привести свои мысли в порядок. Сара знала, что полковника и её семью связывают такие роковые события в прошлом, но всё равно привела меня в племя. Зачем? Это вопрос я задала и ей.

138

— Моя мать видела Красного Лиса в своих видениях, — ответила Са-ра. — Его время ещё не пришло.

Звучало обнадеживающе. Значит, если бы его время пришло, то она меня бы не повела в лес зимой. Поёжившись от колкого мороза, я посмотрела на брата Сары. Для него я жена врага и убийцы его братьев. Наверное, он жалеет, что спас меня тогда. Железное Перо не смотрел в мою сторону. Старался не смотреть. Только почему-то дыхание моего дикаря было частым, а руки сжались в кулаки. Это злость бушевала в нём или что-то другое?

Из дома вышла женщина, и мы оба вздрогнули обернувшись. Сара подбежала к ней и заключила её в свои объятья. Та сдержанно ответила на нежные порывы дочери. Прижимая к себе Сару, женщина — шаман смотрела на меня и Железное Перо. Что она видела в нас, я не знаю. На её каменном лице вдруг промелькнула печаль с болью, и она прошептала что-то на ухо дочери. Та освободилась из рук матери.

— Она пойдёт с нами к Красному Лису, — обрадовала меня подруга, —

но больше помогать не будет.

— Спасибо, — сказала я.

Шаманка кивнула, словно поняла английскую речь. И мы выдвинулись обратно в форт.

Ночью в лесу кромешная темнота. Даже свет луны еле пробивается сквозь высокие деревья. Можно заблудиться. Поэтому впереди шёл Железное Перо, а за ним и мы. До Ред-Ривер мы добрались ближе к рассвету.

Подходя к воротам, я молилась, чтобы Ричард был ещё жив. Мой страх развеялся, как только перед нами открылись засовы форта. Сержант Виллоу дал нагоняй ленивым солдатам, спящим на посту. Нас заметили не сразу, а, значит, в лунную ночь часовые смотрели не на просторы под стенами форта, а спали. Эти бедолаги поведали мне, что коменданта час назад рвались навестить миссис Литл и падре. Услышав такую новость, я побежала домой. И оказалось, успела вовремя.

Фани давала от ворот поворот наглой посетительнице и святому отцу в гостиной. Увидев меня входящую с индейцами, миссис Литл закричала:

— Вы привели в форт этих дикарей?! Полковнику нужно кровопускание, а не этот колдовской шабаш! Падре, скажите ей!

Святой отец хотел было открыть рот, но я зло процедила сквозь зубы:

— Я без вас знаю, что делать, миссис Литл. Он мой муж, а не ваш.

— О, если он был моим родственником, я не применено обратилась бы к медицине, а не к дикарям. Опыта ухода за больными у меня предоста-точно, — отвечала она.

— Не удивительно, что в вашем лазарете больные мрут, как мухи! —

уже наступая на миссис Литл, говорила я.

— Что? Как вы смеете?! — вопила она, понимая, что я не позволю ей распоряжаться жизнью моего Ричарда и моей.

— Пошли вон! — и повернувшись к Фишеру. — И вы, падре тоже. В ва-139 ших услугах здесь не нуждаются. Мой муж будет жить!

Мистер Фишер, подхватив свою скандальную спутницу под руку, покинул дом коменданта. Никогда не чувствовала в себе столько силы и уверенности. Для жителей Ред-Ривер я была женой коменданта, а не рабыней. И я защищала не только жизнь полковника Монтгомери, но и своё будущее. Обещание свободны придавало мне смелости.

В спальне больного шаманка позволила остаться мне, Железному Перу и Саре. Остальных выгнала. Началось таинство смысл, которого я не понимала. Зажигая пучки трав, мать подруги приказала раздеть Ричарда. Я стянула с обессиленного лихорадкой тела всю одежду. Потом окуривая едким дымом, она запела на своём языке песню, похожую на колыбельную, за-вывая протяжно, как волчица. Сара подпевала матери, ударяя в бубен.

Счёт времени я потеряла, впадая от песни шаманки в некое забытье.

Голос моей подруги привёл меня в чувства:

— Лили, позови его, — говорила она. — Он уйдёт, если ты не позовёшь.

И я звала Ричарда, нагнувшись над его телом. Шептала касаясь его уха губами.

— Ричард, вернись ко мне. Иди на мой голос, милый. Вернись, Ричард.

— Громче! — твёрдо сказала Сара.

— Вернись! — уже чуть не кричала я.

Я звала «мужа» вернуться, а смотрела на Железное Перо. Почему-то перед моими глазами стояли они оба, словно судьба связала их вместе и только я могла разорвать эту невидимую нить.

Я не верю в чудеса. Никогда не верила, но с каждым моим словом дыхание «мужа» становилось частым и глубоким. Шаманка уже пела, закатив глаза. Как потом скажет Сара, мать указывала полковнику верный путь на той стороне. И для этого ей пришлось уйти в мир духов.

После обряда шаманка, влила в глотку Ричарда настой из каких-то трав. Он закашлял, но не пришёл в себя.

— Красный Лис будет жить, — через Сару сказала мне её мать. — Он уже не в мире духов. Он в своём теле.

Я вздохнула с облегчением, услышав это. Моя рука сама протянулась к руке полковника Монтгомери. Какое же счастье я испытала, ощутив тепло его пальцев. Они больше не были холодные. Жизнь по тихонько воз-вращалась к нему. — Что хочет твоя мать за спасение Ричарда? — спросила я подругу.

Сара перевела, но шаманка что-то пробурчала и ушла. Это было адре-сованное мне. Подруга не спешила переводить.

— Что она сказала, Сара? — с нетерпением спросила я.

— Она сказала, что в твоих глазах отражаются два мужчины, — ответила мне дочь шаманки.

Два? Как это? Я возмутились, и уже хотела возразить, как в комнату вошёл Железное Перо. Мои глаза застыли на нём, и я поняла смысл сказан-ного матерью Сары. Мне небезразличны полковник и дикарь.

140

Железное Перо попрощался с сестрой. Меня же удостоил только взглядом уходя. Что нас связывает? Всё наше общение — это одни взгляды и ни единого слова. Мы не ищем встреч, сама судьба толкает нас друг к другу.

На следующий день Ричард пришёл в себя. Его тихий зов разбудил ме-ня в кресле. Вскочив, я подбежала к постели.

— Ричард, я так счастлива, — усаживаясь рядом с ним, говорила я. —

Не пугай меня больше.

Он ели улыбнулся.

— Мне снился странный сон, Лилия. Я стоял на берегу реки и уже хотел сесть в лодку, чтобы уплыть, но твой голос заставил меня обернуться. Я пошёл на него. Мне так тяжело было идти, но я шёл и шёл. Твой голос предавал мне сил. Я искал тебя.

— И нашёл, — слёзы радости застелили мне глаза.

В тот день Ричард нашёл меня, а я себя потеряла.

ГЛАВА 26. Злые языки

Как же люди бывают злы и завистливы. Думаю, каждый столкнулся хотя бы раз в своей жизни с клеветой и сплетнями. Меня оклеветали дважды. Первый раз муж сестры. Он заявил, что в его влечении ко мне виновата я. Второй раз я стала жертвой длинного языка миссис Литл.

Она рассказывала всем жителям о моей связи с индейцами. Жаловалась, что я выгнала сочувствующую женщину и падре Фишера. Её слова пере-расти в гнусные сплетни и уже к концу недели моё имя было у всех на слуху. Меня обвинили в колдовстве. Якобы я вместе с дикарями заключила договор с самим дьяволом, чтобы он вернул мне Ричарда. Миссис Литл нагло утверждала, что комендант был при смерти и его скорое выздоровление чистое колдовство. Обвинение в колдовстве тяжкое преступление. Нередко, ведьм вешали или проводили испытание в невинов-ности. Самые распространённые из них огнём и водой. Конечно же, потом обвинение снимали. Ведь связанной и брошенной в воду никто не выплывал. Значит, обвинение не подтвердилось, а бог прибрал женщину к себе. Как вы понимаете, из огня тоже не выходили живыми. Всё это я считаю предрассудками. Но жители форта, большая часть которых и читать не умела, верили в колдовство.

Слова миссис Литл не остались не услышанными. Меня обходили стороной или шептались за спиной, с неприязнью провожая взглядами. Ес-ли бы я не была женою коменданта Ред — Ривер, меня бы утопили, как ведьму. А так статус неприкосновенной делал меня выше самосуда неве-жественной толпы.

141

Признаться, я не испытывала неудобств от бойкота жителей форта.

У меня была Сара. Самая преданная моя подруга. Вместе нам было легко переносить травлю. Мы всюду появлялись, держась за руки и смотря вперёд перед собой, а не по сторонам. Мы старались не замечать ненависти в глазах людей. Нас поддерживали. Сару её муж и дети. Меня Ричард.

Не нужно иметь сотню друзей. Достаточно одного, но самого верного. Такой для меня была Сара. Дочь вождя гуронов и сестра Железного Пера.

Как мы не были близки с полковником, но «муж» дал ещё один повод полоскать моим именем рот толпы. В первый день после выздоровления, он нашёл меня на стене форта. Я пришла посмотреть на закат. Пусть всё укрыто белым покрывалом, даже воды реки, но солнце, садясь за горизонт каждый вечер, окрашивало маленькую долину в красный цвет. Когда у ме-ня появлялась возможность, я приходила на стену полюбоваться этой красотой. И тот вечер не стал исключением.

Я смотрела на закат, когда Ричард подошёл ко мне и нежно обнял.

Прижимая ближе к себе, глубоко вдохнул.

— Я знал, что ты здесь, Лилия, — выдыхая пар, сказал «муж»

— Я давно здесь не была, — прошептала я, не сводя глаз с горизонта.

— Ты спасала меня, — поцеловал он мою щёку. — Миссис Литл не будет больше распускать сплетни. Я поговорил с её мужем.

Обрадовал меня полковник. Только её слова никак не задевали меня. Я

научилась не обращать внимания на неприятных мне людей. Зачем пере-живать над словами невежд, всем мил не будешь.

— Мне всё равно, что она говорит, — спокойно ответила я.

— А мне не всё равно. Никому не позволю, обвинять в колдовстве, свою жену, — говорил Ричард, пропихивая ладонь под мою меховую накидку.

Жену? Может, и не позволит, но я не жена. Я рабыня. Почему-то от этих слов полковника внутри меня всё сжалось. Миссис Литл не задевала меня так, как тогда задел Ричард. Он был мне не муж. И я спасала его, думая прежде всего о своей свободе, и только после этого о его жизни.

Мы оба лицемеры. Стоим и лжём друг другу. Только мне в тот чудесный вечер не хотелось больше врать. А, может, я просто хотела задеть Ричарда или испугалась чувств к нему. Ведь я не могу рассчитывать на брак с полковником. У него есть жена. И это её честь он защищает от голословных обвинений. Её образ, но не меня. Бесправную рабыню.

— Я спасала свою свободу, — сказала я хозяину.

Рука «мужа» быстро выползла из-под накидки. Он резко развернул ме-ня к себе лицом. В глазах спасённого мной мужчины горела злость и они нервно бегами по моему лицу.

— Тебе только свобода нужна? Ради неё ты готова идти в лес ночью к дикарям? Ради неё ты продашь душу дьяволу? Ради неё ты ….

— Да! — перебита я бесконечное «ради…».

— Почему? Неужели свобода стоит такой жертвы, как жизнь и душа? Я

142 думал, что наши отношения уже непросто договор? — в тоне его голоса я слышала боль и разочарование, но я грезила свободой, чтобы испытывать муки совести за сказанные слова.

— Свобода стоит большего, чем просто жизнь, — прошептала я, пытаясь поймать его бегающие глаза. — Я дочь богатого плантатора и чёрной рабыни. У меня никогда не было свободы, только маленький её осколо-чек! Иллюзия свободы, что внушил мне отец. И я ощутила цену этой свободы, когда он внезапно умер. Тебе не понять, как это зависеть от чьей-то прихоти. Как жить, нет не жить, а существовать в страхе. Изо дня в день трястись, зная, что может быть этот день последний! Я умирала десятки раз, и столько же возрождалась, когда в душе появлялась надежда обрести свободу, — разошлась я не на шутку. Так много накипело за два года.

— Тебе плохо со мной? — вдруг спросил он, а в глазах мелькнула надежда услышать нужный ему ответ.

— Дело не в этом, — пыталась уйти я от ответа.

— А в чём? Скажи в чём дело?! Неужели жизнь со мной так тяготит те-бя?! Я не отношусь к тебе, как к рабыне. Ты для меня здесь жена.

Только в Ред-Ривер я была его женой. Но настоящая правда наших отношений повергла бы в ужас богобоязненных христиан. Я рабыня — любовница. Бесправная вещь во власти хозяина. И как бы он ни был добр ко мне, это не меняет наших отношений. Я вынуждена подчиняться его желаниям. Выбора у меня нет.

— Жена? — в моих словах звучал сарказм. — Рабыня, но не жена.

Невольница, играющая роль жены для жителей форта. У жены есть право выбирать. Твоя жена сделала свой выбор и не поплыла на край света.

У меня такого выбора не было. Ведь будь у меня свобода, то было бы право выбирать. И я бы никогда не опустилась до любовницы женатого мужчины.

Глаза Ричарда зло прищурились. Тяжёлое глубокое дыхание, казалось, сейчас разорвёт его грудь. Сжав пальцы на моих плечах, он почти как зверь, прорычал в обиду мне:

— Любовницей?! Это говорит мне женщина, не сохранившая чести?!

Уже не больно слышать эти слова. Я опустилась взгляд на его позоло-ченные пуговицы мундира и прошептала:

— Будь у меня свобода, была бы и честь.

Хватка Ричарда ослабла, и я, скинув его руки с себя, быстрым шагом ушла со стены.

Я шла, не оборачиваясь и не смотря по сторонам. Полковник Монтгомери меня не преследовал. Снег хрустел только под моими ногами.

На улице было так тихо, что я даже слышала, как бьётся моё сердце. Всю дорогу до дома я шла спокойно. Но стоило дверям спальни закрыться, как слёзы начали душить меня. Сползая на пол по стене, я закрыла рот руками и зарыдала. Он припомнил мне то, что обещал никогда не вспоминать.

Той ночью мой «муж» не пришёл домой. Я узнала, где он был от людей

143 на улице. Их довольный шёпот резал мне уши. Миссис Литл на славу постаралась выставить меня в дурном свете. Благо ведьмой меня уже не считали. Разве продавшая дьяволу душу, не может удержать мужа? А приво-ротные зелья зачем?

Полковник Монтгомери весь вечер провёл в гостях у семейства Литл.

Танцевал с Джорджианой. Все гости разошлись, а он остался у них ноче-вать. Не обещание ли это руки и сердца их младшей дочери? Жена бесплодна, их Джорджиана родит много крепких сыновей полковнику.

Ричард не пришёл домой и на следующую ночь. Пил с офицерами в таверне. Теперь уже слухи о нашем разводе смаковали на каждом углу форта. Миссис Литл довольная подливала масла в огонь общественного мнения, уничтожая мою репутацию. Я была уже не только сварливая бесплодная ведьма, но и клеймо бесстыжей прелюбодейки выжег на мне язык сплетницы. Поводом для этого послужили невинные игры в снегу за стеною Ред-Ривер.

Прошло три дня после нашей ссоры с полковником. Он не появлялся дома, ночевал то в казармах для офицеров, то у новых друзей. Я тоже не искала применения, считая причиной ссоры не мои слова. Я всего лишь сказала правду и то, что это не понравилось Ричарду не делает его жертвой. К тому же чего он хотел от женщины, чьё положение так шатко в его жизни. Всего год и мы разойдёмся. Если, конечно, он сдержит данное мне слово офицера.

Вооружённая этими убеждениями, я ждала, когда Ричард сам придёт домой. Он не спешил. Но чтобы мы снова смогли поговорить, нужна была резкая причина. И она не заставила себя ждать.

Я искала Натана. Воспитанник с самого утра куда-то запропастился.

Солнце уже касалось горизонта, а его нет. Собравшись, я пошла искать Натана. В форте со мной не разговаривали и на мои вопросы отворачивали носы в другую сторону. Одна только жена трактирщика сообщила, что видела мальчика с детьми Сары за стенами Ред-Ривер. И я пошла туда. Зайдя за ворота, я вдалеке рассмотрела фигуры Сары, Железного Пера и детей.

Они, весело крича, играли в снегу.

Сара стояла на горе и, хлопая в ладоши, смеялась. Дети бегали за её братом. Тот в шутку отбивался от племянников и Натана. Падал в снег, де-ти на него. И такой кучей катились по снегу. Никогда не думала, что суровый индеец способен так непринуждённо веселиться, бросаться снежками, громко смеяться.

Моё приближение никто не заметил. Я тихо подошла сзади к Саре и поздоровалась. Она обернулась, прижав руку к груди.

— Ой! — воскликнула подруга. — Из-за этого шума я не услышала твоих шагов.

Я улыбнулась, переведя взгляд на копошащийся в снегу детей и индейца.

— Они тоже.

144

— О, нет! Мой брат тебя давно заметил. Я видела, как он смотрел в мою сторону, но не на меня. Я подумала, он просто смотрит на стены форта. За нами часто наблюдают солдаты. Мой брат воин и для англичан враг.Натан подбежал ко мне. Схватив за руки, потянул за собой.

— Идёмте, миссис Монтгомери! — радостно кричал он. — Мы будем играть в снежки! Я с вами!

Возможности отказаться мне не представилось. Не успела я открыть рот, как мне в лицо прилетел ком снега. Ох, и холодно же было! Стряхивая руками снег, я уже знала, что не оставлю это без ответных действий.

— Ну, кто это сделал?! — весело спрашивала я, собирая снег в комок.

Все указали на Железное Перо. А он стоял, пожимая плечами. Конечно не он. В такой суматохе сложно усмотреть, кто куда бросает. Но, мой спаситель принял весь гнев на себя. Размахнувшись, я бросила в него сне-жок. Брат Сары пригнулся, и мой снаряд из снега пролетел мимо. Глаза индейца хитро сверкнули, что дало мне понять, пора спасаться бегством. Теперь его очередь. Подхватив юбки, я побежала. Меня преследовал не только индеец, но и комки снега. Дети бежали за нами следом, громко смеясь. Нам было весело. А ещё веселее стало, когда я споткнулась и упала в снег. Железное Перо споткнулся об меня и мы, обнявшись, кубарем покатились с горы.

Мы остановились у самой речки. Дети бегут к нам, падая в сугробах и поднимаясь. Я лежу на спине под Железным Пером, смотрю в его карие глаза и слышу, как наши сердца безумно стучат в груди. Наши дыхания со-прикасаются и обжигают друг друга. Голоса извне затихают. Кажется, что время остановилось. Мы одни в этом плену снега и одежд. Я ощущаю, как руки индейца сильнее сжимают моё тело. Мне было так приятно. Какая я бесстыжая! Что только не рисовало моё воображение в те горячие мгновения. Мне хотелось самой поцеловать Железное Перо. Я протянулась к нему, и тут на нас навалились дети.

Момент был упущен. Разочарование сдавило грудь так, что вдохнуть стало тяжело. А может просто сбилось дыхание от избытка чувств. Мы бы-ли так близко, чтобы нарушить все возможные запреты.

Тот вечер мы до самых сумерек игрались в снегу, а наутро по форту ползли слухи о моей неверности полковнику. Миссис Литл выставила всё так пикантно, словно сама стояла у ложа прелюбодеев. Ричарда жалели, считая обманутым и преданным собственной женой. Видите ли, миссис

Монтгомери, наплевав на все приличия, якшается с дикарями, изменяет мужу с сыном вождя гуронов. Об этом я узнала за завтраком от Фани. Она, как и в Сент-Огастине, была в курсе всего, что творилось в форте. Слушая неприятные новости, я боролась с желанием пойти к миссис Литл и наде-вать ей тумаков за длинный язык.

Не успела. В двери постучали. Пришла вторая жертва сплетен — Железное Перо. Я приняла его в гостиной.

145

— Я ухожу сегодня, — сказал он.

Сын вождя хорошо говорил на английском. Это я узнала, кувыркаясь с ним в снегу.

— Ты уже слышал, — сказала я, понимая, в чём причина такой спешки.

— Если я останусь, будет ещё хуже, — говорил мой дикарь, а в глазах пылал огонь, от которого мне становилось невыносимо жарко. — Я не хо-чу, чтобы ты пострадала.

— От нас это уже не зависит, — прошептала я. — И мы ничего не сделали, в чём нас обвиняют.

— Пока не сделали, Чёрная Лилия, — с уверенностью сказал он.

Ведь индеец прав. Если он останется, то над нами устроят самосуд. Ме-ня могут побояться тронуть, но вот всю злобу и ненависть выместят на нём. Уже будет всё равно, что послужило причиной самосуда. На первое место выйдет только ненависть между нашими народами, а не домыс-лы о связи жены коменданта с индейцем. Железное Перо единственный сын и наследник вождя. Его убийство откапает топор войны и победите-лей не будет.

Железное Перо прав. Ему лучше покинуть форт и не появляться здесь.

Потому что мы скорее превратим фантазии миссис Литл в реальность, чем нам воздастся по заслугам.

В гостиную неожиданно ворвался Ричард. Ему сообщили, что соперник вошёл в его дом. Весь взъерошенный, красный от мороза и гнева, он стоял в дверях и убивал нас своим взглядом. Как будто застал жену и её любовника в самый разгар событий. А мы-то просто стояли друг напротив друга.

Нас разделяли метра три и круглый стол.

Глаза полковника бегали как маятник, то на меня, то на Железное Пе-ро. Пальцы на его руках с такой силой сжимали рукоять шпаги, что ко-стяшки побелели, а вены набухли. Мне показалось, что сейчас любое неверное слово или жест, спровоцирует драку. Такой воинственный был образ Ричарда.

А вот индеец спокоен. Ни один мускул в нем не напряжён. Лицо без эмоций, словно камень. Глаза только горят ненавистью, когда смотрят на соперника.

— Лили, выйди, — чуть не сипит, мой «муж».

— Ричард, — пытаюсь успокоить я его.

— Выйди, я сказал! — заорал «муж».

Я вздрогнула. Таким его не видела никогда. Что ревность делает с мужчинами? Она лишает их разума.

Мне пришлось подчиниться. Потому что, если бы полковник ещё раз крикнул на меня, то Железное Перо заступился бы. Это я поняла по тому, как сжалась его челюсть, и мышцы нервно заиграли на лице.

Я вышла из гостиной, но поднявшись на две ступеньки по лестнице, замерла. Меня нельзя было увидеть, а вот я могла слышать всё, что происходило в гостиной. Я понимаю, что поступила неприлично. Ни одна

146 уважающая себя леди, не будет стоять под дверями и подслушивать. Но, мне пришлось забыть о приличиях и воспитании ради них же самих. Ес-ли разговор перейдёт в схватку, то моё появление должно было их остановить.

— Она моя жена! — голос Ричарда был холоден, как лёд. — Она принадлежит мне! И только мне! Я не позволю отнять её у меня!

Молчание соперника длилось недолго.

— Тебе, Красный Лис, принадлежит всё, — спокойно отвечал сын вождя, — но не она.

— Я убью тебя, если ты хоть ещё раз посмотришь в сторону моей же-ны, — угрожал Ричард.

— Или я тебя, — последовала угроза на угрозу.

— Ты мне не соперник, щенок, — шипел мой «муж».

— Тогда почему в твоих словах сомнения? — сказал гурон и вышел из гостиной.

Наши взгляды снова встретились на мгновение, прежде чем двери дома закрылись за ним. От стыда меня бросило в краску. Мой спаситель понял, что я подслушивала. Хотела стать между ними стеной, чтобы предотвратить войну если что, а получилось так глупо и неловко. Недостойно леди.

Следом вышел Ричард, бросив на меня злобный взгляд тоже ушёл. Я

снова осталась одна. Сама с собой и своими муками совести. Если бы не моё фривольное поведение за стенами Ред-Ривер, то этого разговора бы не было. Так я думала, сидя в спальне возле зеркала. Меня даже начали терзать сомнения, а что, если полковник в отместку, через год продаст меня. Он не захочет давать свободу. Нет, зачем ждать так долго? Я

опозорила его имя и он, как муж, имеет полное право отправить неверную жену домой в Лондон. Это правда для всех жителей форта. Настоящая правда окажется куда ужасней. Новые торги, где я в качестве лучшего товара. Мной снова овладел страх. Я зависима от прихотей хозяина. Моя жизнь ничтожна в мире господ и рабов.

Среди ночи в спальню ворвался Ричард. Он был пьян. В руке бутылка от вина. Бросив её в стену, направился ко мне. Это мне напомнило, как когда-то мой брат так же заявился ко мне в спальню. Только тогда мне на помощь пришёл отец, а здесь мне ждать помощи не от кого. Вскочив с постели, я отбежала в конец комнаты и прижалась к стене. Быть изнасилованной снова не самая лучшая доля для женщины. А быть изнасило-ваний мужем, ещё хуже. В памяти всплывали картины из прошлого и я цепенела от страха и ужаса, что сейчас должно произойти. Зажмурив глаза, заплакала:

— Кристофер, нет, пожалуйста, не надо, — у меня почему-то перед глазами отчётливо стоял образ пьяного брата, а не Ричарда. Может потому, что до этого момента полковник никогда не представал в таком виде передо мной. Он был добрый, обходительный, вежливый, иногда высокомер-147 ный и холодный, но не жестокий.

Слёзы беззащитной девушки не остановили моего брата, чего не скажешь о полковнике. Ричард остановился. Тяжело дыша, огляделся по сторонам. В глазах уже растерянность, а не злоба. Он протянул ладонь ко мне, а я ещё сильнее вжалась в стену, дрожа всем телом.

Поняв, что чуть не совершил самый гнусный и непоправимый поступок, полковник Монтгомери опустился на колени передо мной.

— Прости, — зашептал он, склоняя голову, — прости, пожалуйста, меня.

Я чудовище, Лилия. Самое страшное чудовище. Ты и он… я только представляю вас вместе, и ярость клокочет в груди.

Он стал медленно подползать ко мне на коленях.

— Прости меня…, — уткнувшись мне в живот головой, сказал мой «муж». — Ты свободна. Свободна давно. Бумаги в кабинете. Можешь забрать их, если хочешь. Я не буду препятствовать. Только прошу, останься со мной. Не покидай меня, пожалуйста. Один год, будь моей. Только моей, Лилия.

Его слова были настоящим откровением и шоком для меня. Мой хозяин подписал освободительную для меня ещё в день покупки. Я свободна!

Я могу иди куда хочу и делать, что хочу. Я зарыдала от счастья. Ноги об-мякли, и я сползла по стене на пол. Ричард осторожно обнял меня. Его гу-бы покрывали моё лицо поцелуями. Он снова стал нежным, и того монстра я больше не видела никогда.

— Ты останешься? — в его голосе надежда.

Он исполнил свою часть договора раньше чем через год. Теперь и мне следовало исполнить свои обещания, и ответила:

— Да, я останусь, но только на год. Не проси о большем.

— Клянусь, что не попрошу, только если ты сама не захочешь, Лилия, —

дал новую клятву мне Ричард.

Что и эта клятва будет исполнена, я уже не сомневалась. Полковник

Монтгомери человек чести, и его поступки доказывают это.

Новый день принёс новые сплетни. Увидев нас, идущих вместе и улы-бающихся друг другу, миссис Литл почесала снова язык.

— Миссис Монтгомери ведьма и в этом сомнений нет. Так держать мужчину возле своей юбки, под силу только ведьмам. Она бесплодная, гу-лящая девка, а наш комендант сходит сума по ней, — сетовала разочаро-ванная сплетница.

— Ну, да, конечно, — соглашались другие жены, — и рога направила мужу, а он всё равно бежит за ней.

И только солдаты Ред-Ривер, смеясь, говорили:

— Это не магия. Это жена полковника, знает за что надо держать мужи-ка, чтобы обратно возвращался.

Но, я ничего не делала, чтобы удержать Ричарда. Я сама хотела сбежать от него, особенно после нашего примирения.

Мы лежали в постели. На улице мороз и в спальне было холодновато.

148

Прижавшись к Ричарду, я грелась его теплом. Его ладонь нежно, чуть касаясь моей кожи, гладила спину.

— Я совсем ничего не знаю о тебе, — вдруг задумчиво сказал мой «муж».

— И я, о тебе ничего не знаю, Ричард.

Его рука остановилась.

— Ну, моя жизнь скучна. Я младший сын Роберта Монтгомери, седьмо-го графа Шеффилда. Отец купил мне эполеты лейтенанта и отправил в колонии. Сражался с Францией. Был даже ранен. Потом вернулся в Англию и женился, — рассказывал о своей жизни полковник.

— Ты её любишь? — спросила я, сама не знаю почему.

— И даже не любил, — быстро ответил чужой муж. — Это брак по рас-чёту. Её отец был влиятельный и очень богатый человек. Она единственная дочь в семье и я женился на Марджери, чтобы получить звание и придан-ное.— Жестоко, — пожалела я свою соперницу.

Быть женой такого мужчины, но не удостоиться его любви это слишком жестока для женщины. А ещё знать, что только деньги семьи купили тебе мужа. Меня бы тоже ждала такая участь, если бы мой жених приехал раньше, чем случилось несчастье с отцом. Деньги папы купили мне мужа, но не любовь. Любовь нельзя купить.

— Не думаю, что это так уж жестоко, — не согласился Ричард. — Марджери прекрасно живёт. Брак со мной никак не повлиял на её привычки.

Она фрейлина королевы и балы с приёмами никуда не делись. Разве, что когда она носила наших детей.

— У тебя есть дети?! — чуть не воскликнула я, поднимаясь на локтях.

— К сожалению, нет. Несколько неудачных попыток. Когда я уезжал, жена сообщила мне, что снова беременна. Надеюсь, на этот раз она сможет доносить и родить, — с грустью признался Ричард.

Я тоже загрустила, но по другому поводу. Год. Вот почему я с ним только год. Потом он вернётся к жене и долгожданному наследнику.

Почему жизнь играет нами, словно куклами? Сталкивая нас и разводя, когда ей угодно.

— А ты? Расскажи о себе. Я знаю, что ты дочь плантатора Дарлингтона.

У тебя есть сводные сестра и брат, — он осекся на мгновение — Это ведь он? Твоего брата зовут Кристофер. После смерти отца он был твоим хозяином?Я поняла, о чём спрашивает полковник. Его так волновал вопрос, кто был у меня до него. И сейчас смотря на меня, Ричард искал ответ в моих глазах и нашёл его, когда увидел слёзы.

— Мерзавец, — процедил сквозь зубы полковник и обнял.

Наша беседа о прошлом на этом и закончилась. Ричард утешал меня, пока я не уснула от усталости в его нежных руках.

Назло миссис Литл мы больше не ссорились. Не было причин для вы-149 яснения отношений и ревности. Железное Перо не появлялся в Ред-Ривер и я скучала по нему. Но, что-то внутри меня говорило, мы ещё увидимся.

Мы не властны над своей судьбой. Невозможно изменить то, что предна-чертано.

ГЛАВА 27. С первыми лучами солнца…

Последний день зимы, а метель разыгралась не на шутку. Дальше своего носа ничего нельзя было разглядеть в её холодном белом танце.

Ричард спал, а мне никак не удавалось уснуть. В душе, словно кошки скреблись. Меня куда-то тянуло. Хотелось выбежать на улицу и бежать на беззвучный зов. Ворочаясь с боку на бок, я всё-таки поднялась с постели и подошла к окну. Прислонившись к стеклу лбом, смотрела на метель, как будто в её танце мне откроется правда, почему я не сплю в эту ночь.

Обычно прижавшись к горячему телу Ричарда, я быстро засыпала, но не сегодня. Сегодня моё сердце колотилось в груди, а в голове звучало имя Железноего Пера. Его образ отчётливо возникал в воображении, зовя за собой. Закрыв глаза, я видела, как лечу сквозь метель над полем, вры-ваюсь в лес. Всё пролетает вокруг меня, пока мне не встречается ОН, и время останавливается. Всё замирает, но не мы. Мы заключаемы друг друга в объятья и, неистово срывая одежды, падаем на белый снег. Наши тела горят от страсти. Души сливаются воедино.

Я так отчётливо это вижу… Я слышу каждый наш вдох и выдох… и его голос зовёт меня:

— Чёрная Лилия…. Чёрная Лилия… иди ко мне.

— Иду… — шепчу я, растворяясь в собственном видении.

— Лили, милая, — голос Ричарда и видение резко исчезает в танце ме-тели.— Да, — отвечаю я оборачиваясь.

Мой «муж» приоткрывает одеяло.

— Иди ко мне, — зовёт, улыбаясь мне.

Той ночью я занималась любовью с Ричардом, но видела другого мужчину. Мне не хватало моего дикаря. Я так мало знала его, но так сильно рвалась к нему. Меня тянуло в лес, и я была уверенна, что сделай хотя бы шаг в чёрную чащу, он тут же объявился бы на моём пути. Ещё сильнее я чувствовала взгляд Железного Пера, когда стоя на стене форта, любовалась закатом. Он смотрел на меня, следил за мной, ждал меня. И мне хотелось уйти к нему, но обещания полковнику держали, словно кандалы, мои ноги. Ричард был добр со мной, и я должна была отплатить добром за добро. Моя вольная уже лежала у меня в вещах. Я была свободна, 150 и вправе выбирать свою судьбу.

С первыми весенними лучами солнца вдалеке показались красные мундиры английских солдат. Они, словно пятна крови на белых простынях, бросались в глаза со стен Ред-Ривер. Жители столпились у ворот, глядя на приближающееся пополнение. Обычно в такое время солдат не присы-лают и это настораживало.

Полковник Монтгомери встречал солдат, нервно поступившая указа-тельным пальцем по эфесу шпаги. Также и сержант Виллоу был не рад мо-лодняку, хоть и зима забрала собой много из личного состава форта. А тут по подсчётам около полусотни солдат верхом на лошадях и с провиантомна телегах. Либо корона укрепляет границы, либо началась война, о которой мы не знали.

— Не нравится мне всё это, — сказал сержант.

— Не думаю, что есть повод для беспокойства, — ответил спокойно полковник и выступил вперёд встречать гостей.

Солдаты въехали в форт. С коня спрыгнул офицер в звании лейтенанта.

Отдав честь, представился:

— Лейтенант Филипп Аркетт, прибыл вместе с вверенным мне отрядом в форт Ред — Ривер для службы, полковник Монтгомери! — и вытащив из-за пазухи необходимые бумаги, вручил моему «мужу».

— Что-нибудь ещё, лейтенант? — спросил комендант, беря бумаги из рук офицера.

— Да, там личное письмо для вас из Лондона и ещё два письма от губернатора Джеймстауна, — сообщил лейтенант, а глаза его цеплялись за меня.

Ричард это заметил. Придвинув меня к себе ближе, сказал покусившемуся на его права мужа:

— Лейтенант Аркетт, ваших солдат разместят в казармах. А вас мы с женой ждём на ужин сегодня в шесть.

Молодой офицер загадочно улыбнулся, пробежав по нам взглядом, и ответил:

— Буду счастлив, принять ваше предложение полковник.

Расквартировкой пополнения занялись сержант Виллоу и капитан

Литл. Мы с Ричардом покинули главную улицу форта.

Полковник до самого дома шёл, обняв меня за талию. Тем самым давая понять новенькому, что я принадлежу ему и больше никому. Мужчины, кто их поймёт?! Зачем приглашать на ужин того, кто уже взглядом готов забрать.

— Так, у нас сегодня гости? — спросила я, входя в дом.

— Да, милая, — закрывая двери, подтвердил полковник. — Приглашу ещё и Литлов, сержанта Виллоу. Хоть не из благородных, но чести в нём больше, чем во всём дворянстве Англии.

Новость о приглашении Литлов меня не обрадовала. Вот кого-кого, но их, за исключением Джил, мне видеть не хотелось. Ричард это понял, 151 стоило ему только посмотреть на меня.

— Ну же не злись, Лили, — чмокнул он меня в лоб. — Я, может, это делаю ради нас. Миссис Литл бросит весь энтузиазм по сватовству на поко-рение лейтенанта Аркетта.

Ах, вот оно что?! Какой коварный мой «супруг». Решил избавиться от возможного соперника, подбросив его кандидатуру миссис Литл. А что новоприбывший офицер красив и по манерам из благородных. Ещё я заметила, что его мундир сшит из дорогой ткани, поэтому такой яркий и бросается в глаза. Младший сын, ограниченный в средствах, не сможет себе позволить хороший материал для формы. Будем надеяться, что он не женат.

Пока я помогала Фани готовить званый ужин, мой «муж» заперся в кабинете и читал письма. Меня очень волновало содержимое личного письма из Лондона. Это наверняка от жены, и в нём, несомненно, сообщается, что полковник Монтгомери стал отцом.

Моя горничная напевала, возясь с кастрюлями на кухне, а мне вот бы-ло не до веселья. Мои мечты разлетались на мелкие осколочки. В моей жизни были два мужчины, к которым я не безразлична. Я свободна, но не могу выбрать. Ричард женат. Железное Перо — дикарь. Призадумав-шись, я поняла, что не смогу жить в лесу.

Взбивая тесто для пирога, я начала строить планы на будущее. И, знаете, в моём воображении не было ни Ричарда, ни Железного Пера. Я

видела себя рядом с мисс Ричмонд. Женщиной независимой от мужчины и такой несчастной. Мне, как и ей, придётся отказаться от любви. Ведь на горизонте не было ни одного достойного жениха, кто бы предложил мне руку и сердце.

Весь ужин я чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег. Я задыхалась от наглости миссис Литл и чрезмерного внимания лейтенанта Аркетта. Снова, сама того не желая, я перешла дорогу жене капитана. Потен-циальный и перспективный жених для Джорджианы весь вечер не сводил с меня глаз. Даже старшая сестра ненужной невесты шепнула мне за столом:— Похоже, лейтенанта больше интересуете вы, чем моя глупая сестра.

— Видит бог, Джил, я этого не хотела, — ответила я ей.

— Вы не хотели, но вот он, уже нарушает все возможные приличия, так открыто смотря на замужнюю женщину, — сказала мисс Литл. — Будьте осторожны. Не поощряйте его порывы, иначе окажитесь между молотом и наковальней.

Её совет я поняла буквально. Даже мой невинный флирт будет иметь серьёзные последствия. Молот — Ричард и наковальня — миссис Литл незамедлительно примут меры. «Муж» из ревности. Всё-таки лейтенант красив и, похоже, богат. У Ричарда есть основания сходить сума. Меня рядом с ним ничего не держит, кроме моего слова. Миссис Литл бредит желанием выдать младшую дочь замуж. А тут такое везение! Жених достой-152 ный и не женат! Это наглая жена капитана выяснила сразу, как села за стол. Теперь за счастье Джорджианы мать готова биться до последнего всеми возможными способами. Я ощутила на своей шкуре только малую их часть.

Господи, сам лейтенант Аркетт мне был неинтересен. На первый взгляд, он был идеален со всех сторон. Так не бывает. Почему-то новоприбывший офицер напомнил мне Душку Гарри, а Джорджиана мою сестру.

Она также сильно увлеклась лейтенантом, но вот он хищным зверем следил за другой. Ему нравилась жена коменданта форта, а не девушка хохо-чущая без причины.

Пока сидели за столом, я ещё пыталась непринуждённо улыбаться, но стоило Джорджиане вскочить и воскликнуть:

— Я сегодня в голосе и хочу петь! Лейтенант Аркетт, вы умеете играть на пианино?

— Да, — с неохотой оторвал он свой взгляд от меня и перевёл его на девушку.

— Тогда прошу, — она указала на пианино.

Мне и раньше приходилось слышать пение младшей дочери миссис

Литл. К сожалению, господь обделил её не только умом, но и голосом.

В дуэте Аркетт и Литл выгодно звучало пианино. Офицер играл превосходно. Ужасное писклявое пение Джорджианы, можно было отбросить и полностью сосредоточиться на музыке.

Под конец уже не выдержал мой муж, захлопав громко в ладоши.

За ним последовали и все присутствующие. Больше всего хлопала сестра

Джорджианы.

— Она отвратила от себя лейтенанта окончательно своим пением, —

позлорадствовала Джил.

Танцы, правда, чуть привнесли в скучный ужин живости. Молодой офицер не упускал возможности потанцевать со мной. Ричард злился, но давал позволение Аркетту приглашать жену. Миссис Литл и Джорджиана зеленели от злости на глазах, считая меня виновной в их неудачах.

В отместку наутро из их ртов летели старые сплетни на новый лад. Благо

Ричард, не обращал на них внимания, зная истинную причину возмуще-ний наглой миссис Литл.

Сплетни сплетнями, но в каждой сплетни есть доля правды. Лейтенант

Аркетт настойчиво искал встреч со мной после ужина. Он, словно призрак, появлялся из ниоткуда, стоило мне выйти на улицу. Присутствие рядом

Ричарда избавляло меня от навязчивого и неприятного общения с лейтенантом. К сожалению, мой «муж» редко сопровождал меня. После наших случайных встреч на глазах у жителей Ред-Ривер, я давала себе слово больше не выходить за двери дома без полковника. Но наступал новый день, за ним другой, третий и я забывала о лейтенанте Филиппе Аркетте.

Тем более что Ричард никак не напоминал мне о нём. Лишь однажды он спросил, стоит ли ему волноваться, ведь молодой офицер бестактен и на-153 порист в отношении меня. Я, пожав плечами, ответила:

— Ричард, лейтенант Аркетт обречён на поражение.

— Тогда я спокоен, Лили, — поцеловал меня «муж». — Знаешь, я думал, если в форте у меня будет жена, то служба пройдёт относительно спокойно. Я не буду волочиться за дочками и жёнами подчинённых. Избегу сплетен и выяснений отношений.

— А в итоге, — перебита я его, улыбаясь, — получил головную боль и кучу проблем.

— И я счастлив, — он сильнее прижал меня к себе, — ты делаешь меня счастливым, хоть я и схожу сума от ревности. Ты самая красивая женщина в Ред-Ривер и моя. Ты принадлежишь только мне.

— Принадлежат вещи, Ричард, — отстраняясь от полковника, сказала я, — и рабы. Я не рабыня. Я свободна.

Он глубоко вздохнул, словно мои слова ранили его.

— Да, ты свободна, — подтвердил он, — и я жалею, что дал тебе свободу.

— Жалеешь?

— Я боюсь тебя потерять. И знаю, что не дай тебе свободу, я потерял бы тебя навсегда. А так у меня хотя бы теплится надежда, что ты пере-думаешь уходить.

Ричард был прав. Его подпись под освободительной бумагой заставила посмотреть на полковника другими глазами. Может, поэтому я осталась с ним. Он человек чести и если история об этом фарсе выйдет наружу, то его репутации конец. Как, впрочем, и моей. Мы стали оба заложниками собственной лжи. Пока в Ред-Ривер никто даже не подозревал, какую правду скрывали наши отношения. Я была в этом уверена до того злопо-лучного дня.

Как всегда по привычке я провожала уходящий день, стоя на стене и любуясь закатом. Весна не торопилась в этот суровый край. Снег ещё кое-где лежал сугробами. Правда, было уже чуть теплее, чем неделю назад. Я не ожидала, что увижу на стене ещё кого-то. Ричард уехал рано утром в гости к отставному солдату, прибывшему вместе с нами в прошлом году. Шаги за моей спиной заставили обернуться. Я знала, что это не мой «муж». Со стены открывался прекрасный обзор дороги и возвращающего-ся коменданта с экспортом я не видела.

По деревянным ступенькам поднимался мой надоедливый поклонник.

Сняв треуголку, он поздоровался.

— Вы так часто сюда приходите, миссис Монтгомери, — улыбаясь, говорил лейтенант. — Неужели вам так нравится встречать ночь на стене?

Отступив на шаг в сторону от напирающего ухажёра, я ответила:

— Я не ночь встречаю, а любуюсь закатом, лейтенант Аркетт.

Он поджал губы, будто мой ответ ему пришёл не по нраву. Филипп словно ожидал другой. Но, какой? Он, наверное, думал, что я скажу «ждала вас».

154

— Соглашусь. Закат, и вправду, красив, — придвигаясь ближе, подтвердил Филипп.

Я снова отступила, но уже не молчаливо.

— Лейтенант Аркетт, вы компрометируете меня своими действиями.

В Ред-Ривер и так слишком часто моё имя на слуху. Я прошу вас, будьте джентльменом и перестаньте преследовать меня.

Мои слова нисколько его не затронули. Поклонник сделал ещё один шаг ко мне. Сердце ёкнуло в груди. Уж больно его действия напоминали мне, моего брата. Тот тоже не признавал отказов. В голубых глазах Филиппа мелькнуло что-то хищное и я, впервые за всё моё пребывание в форте, пожалела, что пришла на стену одна.

— Я замужняя женщина и моя репутация мне важна. К тому же в Ред-Ривер есть и более достойные кандидатуры на ваше внимание, — говорила я, а по телу уже бежал холодок.

Лейтенант Аркетт громко засмеялся.

— Вы о Джорджиане? — спросил он, прежде чем сказать. — Увы, такие пустышки, как она, меня не привлекают.

— Вас привлекают замужние женщины? — я начинала нервничать, и голос предательски звенел.

— Вы не замужем, мисс Лилия Дарлингтон, — наклонившись, он прошептал мне на ухо.

Эти слова обожгли мой слух. Теперь я не холодела от страха. Я горела от ужаса и стыда. Откуда лейтенант Аркетт знает наш секрет? Кто он?

Мы никогда не встречались, но он знает меня и моё имя. Господи, если

Филипп расскажет обо мне ещё кому-нибудь, то я пропала. Из жены коменданта форта, я превращусь в шлюху. В куртизанку! Мне не будет оправдания. Никогда не будет волновать, что я продавала себя не за звонкую монету, а за надежду быть свободной.

Отступая, моя нога соскользнула с края стены. Я бы упала, но рука лейтенанта схватила меня и резко вернула на стену. Мы стояли так близко, что его дыхание шумело в моих ушах. Филипп прижал к себе и коснулся моих губ своими. Это быстро привело меня в чувства. Упёршись одной рукой в грудь мужчины, другой я ударила его по лицу. От неожиданности лейтенант Аркетт разжал свои руки, и я вырвалась.

— Как вы смеете! Да кто вы такой! — возмущалась я уже не от страха, а от гнева.

Он потёр покрасневшую щёку, поджимая губы от злости.

— У меня больше прав на вас мисс Лилия, чем у полковника. Вы не его жена, вы моя невеста, — прошипел долгожданный, но уже забытый жених.

Будь я такой впечатлительной, как моя сестра, то упала бы в обморок от неожиданной новости. Но, я испытала только удивление, хоть не была готова к такому повороту событий в моей жизни. Я не ожидала, что мой наречённый найдёт меня в этих диких землях. В голове молнией пронес-лось: «ложь».

155

Лейтенант Аркетт мне резко стал противен. Если до этого момента, я относилась к нему с равнодушием, то после его признания мне хотелось бежать от него. Я ещё раз окинула взглядом с ног до головы жениха.

Неужели этого человека отец считал достойным мужем для своей дочери?

Папа перед смертью говорил, что доверяет своему другу и собирался от-писать всё своё имущество в качестве моего приданого, чтобы он распо-ряжался им. А кого я видела перед собой? Филипп Аркетт больше напоминал мне брата, чем моего жениха. Этот образ далёк от того образа, что внушили мне слова отца. Благороден — да! Но, недостоин. И чести в нём не было. Или я просто не хотела видеть рядом собою никого другой, кроме Ричарда?

— Вижу, что ввёл вас в замешательство своими словами, мисс Дарлингтон, — он нарочно, сделал акцент на моей фамилии, чтобы напомнить мне ещё раз кто я. — Мы долго переписывались с вашим отцом об этом браке.

Признаться, я был рад, узнав о такой красивой и богатой невесте.

Его слова меня задевали за живое. Моему жениху я была интересна только, как дорогая красивая вещь. Отец редко ошибался в людях и меня это настораживало.

— Раз вы были близки с отцом, то должны знать о моём происхождении. Вас это не пугает? — набравшись храбрости, спросила я.

С таким отношением к невестам, как у лейтенанта Аркетта, на мне мог жениться и сын плантатора. Но, отец не видел в них достойных. Он хотел мне счастья. А какое счастье подарит охотник за приданым? Никакого.

Пример уже был перед глазами отца. Брак Изабель.

— Нет, не смущает, — быстро ответил мой жених. — Мистер Дарлингтон признал вас.

Мистер Дарлингтон. Добрые друзья так друг друга не называют. Насколько я помнила, папа говорил, что они знакомы очень давно, значит, они были ровесники. Лейтенанту Аркетту чуть больше двадцати. Ко всему прочему, мой брак результат долга. Не игорного долга, а чего-то очень личного. Эта правда известна только настоящему жениху, как и вся переписка.

Я решила развеять свои сомнения, и задала этот интригующий меня вопрос:

— Лейтенант Аркетт, почему мой отец выбрал именно вас мне в жени-хи? Я не самая завидная невеста, чтобы из-за меня пересекать океан и полконтинента. Вы из очень благородной семьи. Зачем вам невеста с таким происхождением, да ещё и с ужасной репутацией?

Друг отца снова поджал губы. Я заметила, он так делал каждый раз, когда злился или испытывал растерянность.

— Я младший сын в семье, мисс Лилия, — не спеша отвечал он, —

а ваш отец предложил мне выгодный брак. Вот и всё. Я мог бы, конечно, отказаться от вас узнав, что вы стали любовницей полковника, но обстоятельства из-за которых вы попали в такое положение обязывают меня, как

156 джентльмена, не оставить леди в беде.

Жаль, что в глазах Филиппа я не увидела искренности и сочувствия.

Будь в них хотя бы частица этих человеческих чувств, я бы поверила ему.

Меня отвратили и слова лейтенанта. Слишком много пафоса. Складыва-лось впечатление, что он пытается быть тем, кем не является. А именно человеком чести. Нельзя хорошо сыграть роль благородного джентльмена, если изначально в тебе нет и крупицы этого благородства. Я говорю не о происхождении, а о состоянии души. В Ричарде чувствовалось благородство, и в Железном Пере тоже. Хоть они родились и воспитывались в разных культурах, но у обоих было представление, что такое честь и си-ла данного слова. У моего объявившегося жениха не было ни того, ни другого. Он, как Джорджиана, красивая пустышка с высоким самомнением.

Сплошная показуха и ничего настоящего.

Мой отец презирал игроков в карты, считая их ненадёжными и поверх-ностными людьми. Карточного лоботряса он вряд ли мне прочил в мужья.

Глядя на лейтенанта, я вспомнила, как сержант Виллоу говорил Фани, что

Аркетт не только красавчик, но и чертовски везуч в картах. С некоторых пор моя горничная и сержант были довольно близки.

— Так вы меня спасать приехали? — спросила я, не скрывая сарказма.

— Да, мисс Лилия. И я готов на вас жениться, — заверил в своих се-рьёзных намерениях жених. — Полковник Монтгомери не имеет права удерживать вас.

— Он мой хозяин, — соврала я Филиппу, чтобы услышать, как он намерен меня спасти.

Отец отправил оригиналы бумаг своему другу в Лондон, оставив лишь копии для меня. Если к великому моему разочарованию это мой долгожданный жених, то бумаги у него.

Лейтенант хитро улыбнулся прежде, чем посвятить меня в план моего спасения.

— Сбежим на днях.

О! Я чуть не засмеялась от радости. Он не мой суженный. Но тогда кто он, раз знает тайны моей семьи? Эти тайны могут быть опасны, если поле-тят из уст такого бесчестного проходимца. Лейтенант Аркетт может погу-бить не только мою репутацию. Под удар попадёт и Ричард.

— Вы предлагаете мне бежать от хозяина? — снова спросила я.

— Не думаю, что он отправит солдат вас разыскивать, как рабыню.

Ведь для всех вы его жена, — говорил Филипп.

— Но, он может искать меня, как опозорившую его жену, — предполо-жила я.

Мой жених быстро нашёл решение этой проблемы. Не самое честное, но действенное, на его взгляд.

— Мы потребуем его дать вам свободу, в противном случае расскажем всем, что он выдавал рабыню за жену, чем запятнал честь офицера.

Честь офицера?! Как смешно это звучало из уст Филиппа Аркетта. Вот

157 кто бы молчал, так это он. Этот человек стоит передо мной и подробно рассказывает, как будет шантажировать полковника, чтобы добиться своих целей. Лейтенанту нужна была моя свобода, больше, чем мне. Ведь тогда он женится на мне и всё моё приданое перейдёт ему. Он даже не допуска-ет мысли выкупить меня. Филипп размышляет, как вор. Ему плевать на мою репутацию! Он легко готов ею пожертвовать, заявив, что девушка, на которой он намерен жениться, принадлежала другому мужчине на правах любовницы — рабыни. Кто он после этого? И кем я должна быть, чтобы принять его предложение? Нет, нам с красавцем Филиппом не по пути.

Я не моя легкомысленная сестра Изабель. К счастью, от отца я унаследовала умение разбираться в людях и видеть их насквозь.

Прямо отказаться от руки и помощи жениха самозванца, я не могла.

По речам лейтенанта поняла, что это будет чревато последствиям. Он опасен для нас с Ричардом. К тому же я ещё не знала кто он. Соединив все факты, я решила потянуть время и поговорить с полковником.

— Я подумаю, лейтенант Аркетт, над вашими словами, — сказала я. —

А сейчас извините, мне нужно домой.

— О чём тут думать?! — возмутился он. — Я предлагаю вам своё имя и свободу!

— И всё же я подумаю, — я старалась держать себя в руках, но так хотелось влепить наглецу пощёчину.

Мы разошлись в тот вечер в разные стороны. Я не желала видеть его в провожатых. Да и общество Аркетта меня бесило. Я боялась, что выска-жу ему всё и тем самым открою перед игроком все козыри. Мои козыри —

это моя свобода и доверие Ричарда. Я с полковником Монтгомери была по своей воле. Я могла в любое время просто уйти от него. Лейтенант Аркетт этого не знал.

Уже дома мерея шагами спальню, я догадалась, откуда Филипп знает тайны семьи Дарлингтон. В день торгов рядом с моим братом был офицер в звании лейтенанта. Лица я не видела, но он меня прекрасно рассмотрел.

Неужели жажда получить приданое рабыни столь велико, что он пошёл на такую мерзость, как выдавать себя за жениха. Откуда ему известно о женихе? После смерти отца вся его переписка досталась Кристоферу.

И тут меня осенило! Мой брат тоже причастен к этому. В завещании я есть среди наследников, но после Кристофера и Изабель. И там указана моя доля приданого, если я выйду замуж. Похоже, брат промотал всё, но прав на моё приданое он не имеет.

Мой отец три раза переписывал завещание. Первый раз, когда из него исключил свою жену и вписал меня. Второй раз, когда прописал пункты, на что может рассчитывать муж Изабель в случаи, если останутся наслед-никами только внуки Эдмунда. И третий раз, когда исключал всех, оставляя только меня. Последнее завещание не было заверено нотариально и не имеет силы. Но второе делает меня полноправной наследницей части отцовского имущества. Вот и ответ, почему Филипп так хочет жениться

158 на мне.

Наверное, с испытаниями мы начинаем мыслить здраво. Я так была поглощена своими горестями, что не видела дальше своего носа. Мне не нужны были никакие бумажки. Мой отец дал мне всё и обеспечил моё будущее. Он включил меня в завещание. Я читала его. Читала, не видя, что там я указана, так: «моя вольноотпущенная и признанная мной дочь — Лилия Магдалена Дарлингтон». Мой отец хотел, чтобы я первая добралась до бумаг, предназначенных мне, не потому, что их уничтожение сделает меня рабыней, а потому, что мачеха и Кристофер могли шантажом добиться моего отказа от наследства. Но, жена отца и его сын были слишком глупы, а я наивна. Они не имели никакого права торговать мной! Я была свободна и богата! Богата и сейчас!

Теперь я видела всё так ясно. Была бы леди Джейн властная над моей жизнью, она бы забила меня до смерти. Но, нет! Это убийство свободной женщины. Моя сестра не давала мне свободу, потому, что я была свободна. Она просто держала меня рядом по просьбе Кристофера или матери.

Но, не выдержав, продала и нарушила закон. Мой брат так рвался выкупить меня, чтобы выдать замуж за своего друга и тем, самым получить часть земель нашего отца. После смерти папы мне подло лгали. И самое обидное, мне лгала Изабель. Моя сестра изначально знала о заговоре против меня и ничего не сказала. Я верила ей, как никому другому и ближе её у меня никого не было.

Я смеялась, как сумасшедшая. Надо же моя семья достала меня и в суровом крае дикарей. На что только не пойдут такие мелочные и жадные люди, чтобы получить тринадцать серебряников.

Той же ночью я рассказала всё Ричарду. Он молчал, слушая историю моей жизни. Но, когда дело дошло до лейтенанта Аркетта и его роли в афере с моим приданым, полковник сжал кулаки так сильно, что костяш-ки на его пальцах побелели.

— Он пожалеет, что посмел даже думать о такой подлости, — прошипел мой «муж».

— Ричард, наши репутации на кону. Лейтенант Аркетт способен уни-чтожить нас, — предостерегла я его.

— Может, Лили, — его губы исказила злорадная ухмылка, — но этот мальчишка не жил при дворе, а там главное уметь использовать знание недруга о тебе во благо себе же.

Я была не настолько сведуща в интригах королевского двора. Если честно, то моя наивность и вера в людей притупились только после выпав-ших на мою долю испытаний. Не случись этого со мной, то я бы так и осталась игрушкой в руках жестоких кукловодов.

Лейтенант Аркетт думал использовать мои мечты о свободе в ковар-ных планах моего брата. Но, мы с полковником переиграли его. Для самозванца было разыграно целое представление. Даже подключили сержанта

Виллоу. Изначально я была против, чтобы вмешивать кого-то чужого в на-159 ши тайны, но Ричард заверил, что доверяет сержанту, как самому себе.

Солдат не раз прикрывал ему спину. К тому же Виллоу лишён всяких ам-биций и равнодушен к золоту, что большая редкость в наши дни. Полковник Монтгомери предлагал сержанту звания, но тот отказывался говоря:

— Чем выше чин, тем больше проблем с ним и ответственности.

По мне, лучше служить, а не выслуживаться.

Такой человек достоин уважения. И я его уважала. В нём действительно благородства больше, чем во всех вместе взятых лордах, герцогах и графах.

На следующее утро сержант Виллоу разыскал самозванца. Это не составило труда. Форт не город. Мой жених заночевал у солдатской вдовы.

Лейтенант Аркетт приободрился, услышав, что полковник Монтгомери требует его к себе. О причине вызова Филипп догадался сразу.

В кабинет лейтенант Аркетт входил с видом победителя, гордо подняв подбородок. Он остановился посередине комнаты, и широко расставив ноги, уверенно сжимал пальцами рукоять шпаги.

Я сидела на кресле рядом с письменным столом Ричарда, а он, как подобает возмущённому мужу, стоял, сложив руки на груди, и ждал объяснений от наглеца.

— Я бы поздоровался с вами, лейтенант Аркетт, но в сложившийся ситуации здоровья вам не желаю, — начал разговор мой «муж».

— Понимаю, сэр, — таким же тоном ответил и самозванец, — на вашем месте, я бы тоже был не рад.

— Это хорошо, что вы понимаете, лейтенант. Значит, принесёте извинения мне и моей жене по собственной воле и без принуждения, — роль оскорблённого мужа Ричарду давалась превосходно.

Я надеялась, что когда придёт время мне вмешаться, мои актёрские способности тоже будут на высоте.

— Вы, видно, не понимаете, сэр Монтгомери, что извинятся должны вы, а не я, — голос Филиппа был все ещё спокоен, но уже чувствовалось его замешательство в происходящем. — Это вы украли у меня невесту и выдаёте её за свою жену.

Ричард заиграл желваками. Глаза прищурились. Казалось, что ещё мгновение или неосторожное слово из уст лейтенанта и полковник схва-тится за шпагу.

— Сколько вам заплатил Кристофер Дарлингтон за эту ложь, лейтенант?! — спросил теряющий терпение Ричард.

— Это не ложь, полковник! — продолжал настаивать самозванец. — Я

жених Лилии Магдалены Дарлингтон!

— Вы лжёте, лейтенант Аркетт! — встав с кресла, вмешалась я. — Мой отец говорил, что отправил оригиналы бумаг, подтверждающие моё право на приданое и наследство моему жениху в Лондон, но у вас их нет.

Глаза самозванца округлились. Теперь он был к этому не готов. Мы застали его врасплох своими обвинениями.

160

— Бумаги есть, но они в надёжном месте в Сент-Огастине. Не мог же я взять собою такие ценные документы, как брачный контракт и ваши освободительные бумаги, Лили, — уже не так уверенно говорил он.

— К моей жене, требую обращаться — миссис Монтгомери! — стальным голосом сказал Ричард.

От неожиданности лейтенант Аркетт чуть качнулся назад и, как мне показалось, побледнел. Думаю, именно в эти мгновения он понял, что проиграл. И я поставила последнюю точку в его крахе.

— Я помню вас, лейтенант Аркетт. Будь у вас бумаги, вы прекратили бы торги, но стояли с моим братом и наблюдали, как повышают ставки. Вы не тот за кого себя выдаёте.

Это было моё предположение и довольно опасное. Я до конца не была уверена, что тот офицер и есть лейтенант Аркетт. Мои слова могли разрушить весь наш план по устранению самозванца. И когда увидела рассеян-ность в глазах «жениха», чуть не закричала от радости. Это он! Он стоял с Кристофером.

Я думала, моё сердце выпрыгнет из груди. Так сильно оно колотилось.

— Вы знали кто я, с самого начала, мисс Лилия, и так коварно играли со мной, — опуская глаза, сквозь зубы процедил офицер.

— Я уже сказал, как обращаться к моей жене, — повторил свои слова

Ричард.

— Она вам такая жена, как мне невеста, — усмехнулся самозванец.

— Ошибаетесь, лейтенант, — подходя ко мне, сказал «муж». — Лилия моя жена. Я дал ей свободу и нас поженили на корабле. Капитан корабля — мистер Рэндел, совершил обряд. Запись есть в судовом журнале.

Пришло время выйти на сцену сержанту Виллоу, что он и сделал.

— Я подтверждаю слова полковника Монтгомери. Я был свидетелем.

Лейтенант Аркетт и вовсе поник. Поймали на лжи! Нас же уличить в этом невозможно. Ричард продумал всё до мелочей. Даже запись в судовом журнале недоступна, если у Аркетта и моего брата возникнет желание проверить правдивость наших слов. «Анна-Мария» сейчас где-то в водах

Тихого океана и держит курс в Австралию.

— Итак, я повторяю свой вопрос, лейтенант Аркетт, — в голосе полковника отчётливо слышались нотки брезгливости. — Сколько вам заплатил брат моей жены?

Филипп опустил глаза в пол. Думаю, он тоже расслышал в интонации полковника презрение к себе. Ну, что же заслужил.

— Мы служили с Кристофером в одном полку. Несколько месяцев назад он обратился ко мне за помощью, — начал свою исповедь несостояв-шийся шантажист и аферист. — У него возникли некоторые затруднения с наследством.

Наверно, это неправильно, но услышав про затруднения своего брата, я ехидно усмехнулась. У него всегда были затруднения, касающиеся денежных средств. Единственным днём, когда их не было, это день смерти

161 нашего общего отца. Но, перебивать друга Кристофера не стала.

— Весной этого года Кристофер проигрался по-крупному. Требовали вернуть долг. Он заложил плантацию. Деньги получил в банке, но вовремя отдать не смог. Плантацию собирались забрать в уплату долга и продать с молотка. Я не знаю, как он добился отсрочки выплаты, но ему дали полгода. Кристофер хотел продать часть наследства, оказалось, что самая прибыльная плантация ему не принадлежит. Она записана, как ваше приданое, миссис Монтгомери, — лейтенант Аркетт посмотрел на меня. — Он пытался подделать завещание. Ничего не вышло. Ваш отец не хранил до-ма оригиналы ценных бумаг.

Это правда Эдмунд Дарлингтон доверял только своему адвокату мистеру Фримену, и другу в Лондоне.

— Вот тогда Кристоферу пришла идея выдать вас замуж за человека, который отпишет ему всё, как новый хозяин плантации.

Говоря всё это, лейтенант напоминал мне побитую и скулящую собаку.

Глаза виновато бегали то на меня, то на полковника. Он боялся. И ему бы-ло чего и кого опасаться.

— Он не успел, — пробубнил Филипп. — Ваша сестра продала вас.

— Почему он не остановил торги, ведь это было незаконно? — перебил его Ричард.

— Незаконно было всё, сэр, — вздохнул лейтенант. — Прекрати он торги, и его сестра оказалась бы в тюрьме, а он лишился бы жизни за махина-ции с банком и подделкой подписи своего отца.

Похоже, мой брат погряз в долгах и отчаянно пытается удержаться на плаву. А что он хотел? Получить наследство и играть в карты, соря день-гами и землями, которые с таким трудом зарабатывал наш отец. Мало быть богатым, надо ещё и удержать это богатство в руках. Чего Кристофер не умел. Сын Эдмунда Дарлингтона не обладал талантами отца, зато с лихвой унаследовал от леди Джейн страсть к транжирству.

Мне не было жаль его. Напротив, услышав о банкротстве Кристофера, я испытала эйфорию. Неужели бог услышал мои молитвы?! Но моё чувство радости тут же улетучилось, стоило Филиппу сказать о моей мачехе. Да, я её ненавидела! В припадке гнева я желала ей смерти в родильной горячке. Но, её малыша — невинную кроху, я не проклинала. Эйфория прошла, и захотелось заплакать.

Резко отвернувшись, я отошла к окну. С некоторых пор дети вызывали во мне доселе неизвестные чувства. Иногда я начинала жалеть, что лишила себя этой радости в жизни каждой женщины.

Моя мачеха умерла вскоре после того, как меня продала Изабель. Её смерть была ужасна. Несколько дней она не могла разводиться и так отдала богу душу с ребёнком внутри себя.

Ещё одной страшной новостью из дома стало помешательство сестры.

Душка Гарри определил её в дом для душевнобольных и сам управляет плантаций принадлежавшей жене.

162

Почему страшной новостью? Я хотела ненавидеть сестру, но у меня ничего не получалось. А услышав, где она теперь, я и вовсе расстроилась.

Представляя хрупкую Изабель в смирительной рубашке и в лохани с ледяной водой, меня начало потряхивать.

Это господь их так наказал или мои молитвы были услышаны дьяволом? Ведь бог милосердный, он не мог так жестоко поступить со своими детьми. Он должен был покарать меня за ненависть и злобу.

— Миссис Монтгомери, — голос лейтенанта Аркетта был уже не так настойчив и уверен, как вначале нашего разговора, — простите меня. Поверьте, если бы я женился на вас по указке вашего брата, я не отдал бы ему ваше приданое. Я сделал бы всё возможное, чтобы вы были счастливы со мной.

Это была уже наглость. Говорить такое при супруге. На что полковник

Монтгомери тут же и ответил:

— Вы рискуете своей жизнью лейтенант! Ещё одно такое слово и дуэли между нами не миновать, — угрожал Ричард.

— Приношу свои извинения вам и вашей жене, сэр, — поспешил исправить ошибку офицер.

Дуэль лейтенанта с полковником могла поставить крест на дальнейшей карьере в армии чина помельче независимо от её исхода. В любом случае

Аркетт лишился бы или звания, или жизни.

— Ваши извинения, мы с женой не принимаем, — мой «муж» говорил, как судья, выносящий приговор. — Ваш поступок недостоин офицера. Сегодня же вы должны покинуть Ред-Ривер. Если меня когда-нибудь попро-сят написать вам рекомендации, то я напишу правду. Поэтому настоятельно советую вам, лейтенант Аркетт, подать в отставку. А сейчас пошли вон!

Опозоривший свою офицерскую честь лейтенант Аркетт, не успел выйти из кабинета, когда я, обернувшись, бросила ему на прощание:

— Филипп Аркетт, вы не меня бы делали счастливой в нашем вынуж-денном браке, а себя.

Он ничего не ответил. Лишь на мгновение задержался в дверях прежде, чем уйти из моей жизни навсегда. Больше я Филиппа Аркетта не видела. Ходили слухи, что он ушёл из армии и подался в пираты. Ну, что же там ему и самое место.

ГЛАВА 28. Ястреб Парящий в Небе

После разговора с лейтенантом Аркеттом наша жизнь изменилась.

Ричард и я стали ещё ближе, чем были. Я могла уйти от него, узнав, что богата, но не смогла. Полковник Монтгомери пообещал помочь с моим на-163 следством, как только мы приедем в Сент-Огастин. Беспокоиться за его неприкосновенность мне не стоило. Раз Кристофер не запустил свои руки в моё приданое до сих пор, значит, не по зубам братцу. Наш отец всё предусмотрел. Эдмунд Дарлингтон хорошо знал своего сына, поэтому теперь я спокойно спала по ночам, не думая, какие подлости мне готовит брат. Кристофер бессилен перед законом. С копиями он не сможет ничего изменить. Прислать за мной своего друга, было похоже на отчаянный шаг исправить своё разорённое положение. А мне этот просчёт в плане брата, придал уверенности в себе.

В конце осени мы возвращались в Сент-Огастин и к этому времени я буду готова к мести. Первым моим действием после изгнания самозваного жениха было написать письмо мисс Ричмонд, где я подробно изложила всё, что узнала о махинациях брата и его банкротстве. Я надеялась, к моему приезду, возлюбленная моего отца успеет подготовить почву для суда над Кристофером и Гарри. Я твёрдо решила отстаивать свои права в суде и выдвинуть обвинения в убийстве своего отца. К тому же полковник

Монтгомери убедил меня, что мои слова будут услышаны английской Фе-мидой правосудия. Я — была, есть и остаюсь свободной! Я не рабыня! Вы представить себе не можете, какое это счастье быть хозяйкой своей жизнь. Кто был рабом, тот меня поймёт.

Отъезд завидного жениха Аркетта вызвал новую волну сплетен. Миссис Литл снова обвиняла во всём меня. Будто это ревность полковника

Монтгомери сыграла роковую роль в его отправке из форта. Я бесстыдно поощряла интерес лейтенанта к моей персоне, вот комендант Ред-Ривер и избавился от молодого соперника. Об этом мне рассказал сам Ричард за ужином на следующий же день, как мы помахали аферисту ручками.

Быстрая, однако, миссис Литл! Мы вместе посмеялась над ней и пошли спать в нашу уютную постель. Полковник ревновал меня, но ревновал когда был повод. А повод я давала лишь однажды, смотря на Железное Перо глазами полными нескрываемого восхищения. Мой спаситель не появлялся в форте несколько месяцев, и Ричард был спокоен. Я только чувствовала некую недосказанность и пустоту в нём. И это было связано с письмом, полученным из дома. Несколько раз я пыталась завести разговор с Ричардом на эту тему, но он, улыбаясь, говорил:

— Всё хорошо, Лилия.

Всё хорошо, но глаза печально гуляли по комнате, не задерживаясь да-же на мне. Словно он боялся, что посмотрев в них, я найду ответ сама. И я догадалась о причине грусти моего «мужа». Он овдовел. Это знание аукнулось мне тупой давящей болью на сердце.

Мы хорошие друзья. Мы нежные любовники. Мы близки, как никогда.

Но, Ричард больше не просил меня остаться с ним. Он обещал помочь с наследством и уплыть потом обратно в Англию. При этом его страсть и чувства ко мне не изменились, только какая-то сила держала полковника. Сначала я думала, это правда обо мне так повлияла на Ричарда. Потом

164 меня начали терзать мысли о жене и наследнике, которого он так ждал.

Но поразмыслив, я поняла: брак не мешал Ричарду иметь любовниц.

И только один-единственный взгляд моего «мужа» открыл мне глаза на правду. Ричард оценивающе посмотрел на Джорджиану. Он смотрел на неё, как мужчина смотрит на женщину детородного возраста. В то мгновение я почувствовала жгучую ненависть. Я возненавидела дочь миссис Литл за её способность рожать. Она глупа, как винная пробка, но обе-щает быть плодовитой. Сама мамочка хвалилась, что в их роду женщины рожают без устали. Если бы они с капитаном Литл жили не в Ред-Ривер, то у них было бы много детей. Здесь в холодном и суровом крае это невозможно.

Ненависть не самое хорошее чувство в человеке, но мне не стыдно.

Как любовница, я устраивала Ричарда, а вот как жена, нет. Мы жили с полковником почти год и беременность не наступала. Признаться, мой «муж»

очень усердно исполнял свой «супружеский» долг. Будь на моем месте

Джорджиана, то Ричарда осчастливила и одна попытка. Её сестра, не успев родить, опять ждала ещё одного ребёнка. А я не могла! Но, ведь когда-то я мечтала не испытывать мук материнства, боясь потерять родную кроху. Это было раньше, до встречи с Ричардом Монтгомери.

Чем чаще я думала о своей несостоятельности, как женщины, тем больше я ненавидела Джорджиану. Почему? Я с болью понимала, что после меня у Ричарда появится новая жена. Настоящая жена! Женщина, которая даст ему то, чего он так желает. А желает пока ещё мой «муж» продлить свой род. Я не в состоянии это сделать, так зачем предлагать мне своё имя. Моё отношение к статусу любовницы, я тоже высказала. Это неприемлемо для дочери Эдмунда Дарлингтона. Наши отношения обречены на разлуку, несмотря на то, что нам так хорошо вместе. Мы понимали друг друга с полуслова. Чувствовали настроение друг друга. Но этого недостаточно, чтобы пожениться. Брак — это, прежде всего, дети. Их у нас не будет.

Засыпая в его объятьях, я молилась, чтобы место рядом с ним заняла любая другая девушка, но не Джорджиана. Этого я бы не вынесла. Душевная боль делала меня одинокой. Даже Сара не могла заполнить это одиночество. Это под силу только другому мужчине. Тому, кто найдёт нужные слова для успокоения души и сердца. Но, кто знал, чтобы избавиться от пустоты надо потерять.

Весна пролетела незамедлительно. Вся маленькая долина пестрила сотнями луговых цветов. Я, не таясь, выходила за стены форта. Часами бродила по траве, собирая букеты для дома. Аромат цветов заставлял ме-ня забывать о ревности к Джорджиане. Полковник Монтгомери всё чаще наведывался к семейству Литл. Звал собою, но я отказывалась, ссылаясь на усталость. Приходя из гостей, мой «муж» любил меня так неистово, словно в последний раз. Время шло, и неумолимо приближалась наша разлука.

165

В середине июля я, как обычно, гуляла по лугу за стенами форта. Меня окликнул Натан. Наш воспитанник бежал ко мне.

— Миссис Монтгомери, можно я с миссис… и Галчонком пойду к дедушке и бабушке в племя? — спросил он подбежав.

Ну, как я могла запретить? Конечно, разрешила. Натан запрыгал на месте от радости. У ворот показалась Сара с дочерью. Она, наряженная в одежду своего народа, махала мне рукой.

— Лили, идём с нами! — звала она.

И я подумала: почему бы и не пойти. Ричард будет занят до вечера, а потом по привычке зайдёт в гости к Литлам. Если честно, я хотела разве-яться и надеялась увидеть Железное Перо.

— Иду! — согласилась я, взяв за руку Натана, побежала с ним к Саре.

Мы уже отошли от ворот, как голос сержанта Виллоу остановил нас.

— Миссис Монтгомери, вы куда? — спрашивал солдат на вышке.

— К индейцам! Вернусь вечером! — отозвалась я.

— Полковник Монтгомери будет недоволен! — его слова летели мне вслед.

Но, я ничего не ответила. Лишь махнула рукой на прощание. Пусть будет недоволен. Может, мне этого и надо, чтобы он вспомнил, как дорога я была ему.

Сара давно стала замечать охлаждение между мной и Ричардом. Спрашивала пару раз все ли у нас хорошо. Я отвечала: да и натягивала улыбку на своё лицо. Правда, эта улыбка давалась с таким трудом. Улыбаюсь, а глаза на мокром месте. Вот и в тот день она снова задала вопрос, который на этот раз нашёл ответ.

— Лили, у вас что-то случилось? — обнимая, сказала подруга.

— Да, Сара, — и слёзы сами побежали по щекам, словно потоки талой воды с гор весною. — Мы расстанемся с Ричардом скоро. Нас ничего не связывает.

Хоть Сара и была моей подругой, но я не всё ей рассказывала. Мои отношения с Ричардом были тайной. Для неё я миссис Монтгомери, а не мисс Дарлингтон. И она восприняла охлаждение полковника ко мне, следствием бездетности. Да и в Ред-Ривер эти сплетни усердно распуска-ла миссис Литл.

— Лили, — сильнее прижала меня к себе Сара, — у тебя буду дети.

— Нет, — мотала я головой, плача у неё на плече, — не будет. Я знаю это, Сара.

— Моя мать может видеть то, что скрыто от других людей. Хочешь, я поговорю с ней, и она спросит у духов, будут ли у тебя дети?

С нашей зимней встречи прошло много времени. Помнится, шаманка, сказала, что больше помощи мне ждать от неё не стоит. Но, так хотелось узнать испытаю ли я когда-нибудь счастье материнства.

— Она мне не будет помогать, — утирая слёзы, говорила я. — Сама так сказала.

166

— Лили, она не будет помогать Красному Лису, а тебе поможет, — дала мне надежду дочь шаманки.

Обнявшись, мы пошли дальше. По дороге к поселению гуронов я больше не плакала. Некогда было. Натан и Галчонок баловались, бегая друг за другом, а мы не сводили глаз с них.

Подруга шла медленно, и очень осторожно ступая по тропе. Это на неё не похоже. Обычно она вёрткая и быстрая, как Галчонок. А тут идёт и всё руку к животу тянет. Я заволновалась. Может, у неё что болит или не здороваться.

— Сара, тебе плохо? — спросила я, пробегая взглядом по ней.

Вроде не бледная. Румянец и глаза блестят. На болезнь не похоже.

— Мне? — переспросила она улыбаясь. — Мне очень хорошо, Лили, и моему малышу тоже.

Я опустила взгляд на живот подруги. Она беременная! Вот счастье! Я

радовалась так, словно это я жду ребёнка, а не она. За Сару я радовалась искренне. Она заслуживала счастья, как никто другой в этом форте. И, видно, бог еёлюбил, раз даровал младенца за младенцем.

— Я поздравляю тебя! Сколько уже? А так даже не видно! Кого вы хотите? — чуть не крича, тараторила я.

— Мало ещё, вот не видно, — смущённо отвечала Сара, — и всё равно кто. Главное, что мы его уже любим и ждём.

Детей должны любить и ждать. Я своего не хотела. Он был моим напо-минанием о грехопадении в тени акаций. И вряд ли я смогла бы его полюбить. Не смогла бы заставить не видеть в дитя своего сводного брата. Я бы так же ненавидела его, как Кристофера. Наверное, это правда, что у неза-коннорождённых детей чёрные души. Ведь во мне было слишком много ненависти. А в не рождённом плоде греха с родным братом была бы душа чернее вдвойне. Или я неправа? И во мне говорит та же ненависть, что и к сыну моего отца.

В прошлый раз нас встретили воины племени. И я всё ждала, когда на пути появится Железное Перо. Но мы подошли к самым стенам, а никто так и не преградил нам дорогу.

— Может, что-то случилось? — встревожено спросила я Сару.

— Нет, Лили, — засмеялась она, — нас давно уже заметили, и даже провожали.

Оглядываясь по сторонам, я пыталась рассмотреть наших провожатых среди деревьев. Никого не увидела. Лес их дом, так что в этом нет ничего удивительного. Войдя в поселение, я ещё и расстроилась. Железное Перо и воины ушли на охоту. А я так надеялась его увидеть.

В этот раз нас в племени встретили более дружелюбно, чем зимою.

Красный Лис, как называли полковника, сделал много для мира между нашими народами. В форте поощрялась торговля с индейцами на взаимовы-годных условиях. И стало заметно меньше стычек между дикарями и солдатами. Новый комендант не собирался делить с гуронами их землю. Он

167 старался сохранять хрупкий мир. Нередко ему для этого приходилось наказывать белых за преступления в отношении индейцев. Это не нравилось колонистам. Многие осуждали полковника Монтгомери за излишнюю мягкость. А вот сами индейцы прониклись уважением к Красному Лису. Теперь для них он бы не только смелый и сильный воин, но и хороший союзник. Под покровительством коменданта Ред-Ривер племя гуронов могло не опасаться нападения ирокезов. Давние и жестокие враги затаились, не решаясь отомстить за предательство, как они считали. Соседи форта не пришли на помощь ирокезами вовремя его осады, а они ушли вглубь леса. Ко всему прочему сын вождя ирокезов погиб от стрелы, а не от пули.

Вождь поклялся отомстить, но пока его месть была только на словах.

В поселении Сара потянула меня к своей матери. Шаманка не очень мне обрадовалась. Она смотрела на меня и качала головой, будто вся моя жизнь была ей ведома и во взгляде одно осуждение. Указав на очаг в центре дома, как когда-то её муж мне, мать Сары села возле него. Я приняла приглашение и опустилась рядом.

— Моя дочь сказала, что ты хочешь, знать дадут ли тебе духи снова ди-тя? — спросила она через Сару.

Моя подруга переводила и сама удивлялась словам своей матери. Она задавала другой вопрос. Ведь Сара не знала о беременности, от которой я избавилась.

— Да хочу, — ответила я, умоляющими глазами глядя на подругу.

Меньше всего мне хотелось видеть такое же осуждение в глазах Сары.

Дело в не недоверии, а в моём нежелании открывать тайны, которые тер-зают мою душу.

— Посмотри мне в глаза, Чёрная Лилия, — приказала шаманка.

Я подчинилась. В её тёмно-карих глазах танцевали всполохи огня.

Но стоило мне всмотреться, как чёрные зрачки шаманки резко расшири-лись и меня сковал страх. Настоящий страх перед неизвестностью. Ведь в её глазах я не видела ничего, кроме черноты и пустоты.

— Я ничего не вижу, — прошептала я, отшатнулись в сторону от очага.

В мои глаза, словно насыпали песка. Они заслезились и защипали.

Моргая ими, я пыталась рассмотреть старуху, но её уже не было рядом.

Шаманка стояла позади меня. Я ощущала жену вождя своей спиной. От её тела было так же жарко, как от огня. Как быстро она двигается и с бесшум-ностью кошки в немолодом возрасте.

— Ты всё увидела, Чёрная Лилия, — наклонившись, зашипела она, как змея, мне на ухо.

— Нет, — не согласилась я, — в твоих глазах только чернота и пустота.

Шаманка жутко засмеялась.

— Так ты душу свою увидела, — снова шептала она мне на ухо. — Пока ты не отпустишь свой гнев, духи не позволят тебе стать матерью.

«Отпусти гнев… отпусти…», — эхом разнеслось по дому.

Я открыла глаза. Шаманка на своём месте. Сара рядом, держит меня

168 за руку. До сих пор не понимаю — это было видение или явь. Но страх холодком бежит по спине, стоит вспомнить тот день. Я словно слышала голос, который давно забыла. Шаманка говорила со мной голосом моей матери. Её присутствие я ощущала, как прикосновение летнего тёплого ветерка на своём лице.

— Мама…, — прошептала я, всматриваясь в полумрак дома шаманки.

Сквозняком качнулись пучки трав и бубен на стене. Тишина. Её больше здесь нет. Мама ушла. Мне захотелось закричать от боли, что сдавила грудь и не давала свободно дышать. Я приложила руку к сердцу, пытаясь глубоко вздохнуть.

— Тебе не больно, — через дочь сказала шаманка, — это гнев так тер-зает тебя.

— А если я не хочу его отпускать, — задыхаясь, сказала я, — что тогда?

На каменном лице вечно угрюмой старухи появилась улыбка. Улыбка, заставившая меня вздрогнуть, потому что похожа была скорее на оскал волчицы, чем на дружелюбную эмоцию.

— Ты пришла за ответом, Чёрная Лилия. Духи дали его тебе.

— Это не ответ. Это новая загадка, — негодуя, сказала я.

— Значит, ты не готова услышать ответы на свои вопросы, — шипела старуха.

— Я хочу…

— Шшшш, — перебив меня, она приложила палец к своим губам. —

Поздно.

Шаманка перевела взгляд с меня на свою дочь. Впервые я заметила в её глазах боль. Так смотрела моя мама на меня в день, когда последний ребёнок Эдмунда попросился на свет. Она, словно прощалась со мной, зная заранее, что больше не увидит. Взгляд шаманки медленно сполз с ли-ца Сары на её живот, и она что-то сказала на своём языке. Дочь поняла.

— Что происходит, Сара? — спросила я, услышав шум на улице.

— Они пришли, — засуетилась подруга и шаманка вместе с нею.

Они подорвались с места и выскочили из дома. Я за ними. Вокруг уже была настоящая резня. Большая часть воинов ушли на охоту. Поселение без защиты, чем и воспользовались враги.

Женщины бегали, ища своих детей, и истошно орали. Детский плач.

Стрелы свистели так, что заглушали стоны раненых. Ирокезы не брали в плен. Они убивали. Осознав это, я испугалась, что сейчас где-то среди этой бойни Натан и Галчонок. Они играли с местными детьми. Оглядываясь по сторонам, я начала звать:

— Натан! Галчонок! Где вы?!

Я кричала, опираясь рукою об бревенчатую стену дома советов. Среди бегающих людей я нашла Сару. Она тоже звала детей, но её голос, как и мой заглушала страшная песня бойни. Я уже отчаялась увидеть Натана и Галчонка живыми, как откуда-то долетел до меня зов воспитанника.

Вслушиваясь в крики, я всё же смогла определить, откуда он меня звал.

169

Натан держал на руках Галчонка и бежал сквозь сражавшихся людей ко мне. Малышка прижалась к нему, обхватив обеими ручонками ещё тон-кую шею мальчика. Я бросилась к нему навстречу. Мне наперерез из ниоткуда выскочил индеец. Замахнуться он не успел. Подруга всадила ему нож прямо в горло. Фонтан из крови обрызгал меня, но я была так ошеломлена происходящим, что не придала этому никого значения. Не останавливаясь не на мгновение, я бежала к воспитаннику и дочери Сары. Встретившись на средине улицы, я, прикрыв спину мальчика собой, тянула Натана и его ношу обратно к дому советов. Почему-то мне казалось, что там спасение.

Подбежавшая Сара подхватила Галчонка на руки, и крикнула:

— За мной!

Моё предчувствие о безопасности в доме оправдалось наполовину.

Сара бросилась с Галчонком в дальний угол дома и принялась копо-шиться в темноте.

— Что ты делаешь? — справилась я, не понимая, зачем эти метания.

Надо искать выход из дома или хотя бы укрытие, а не раскидывать шкуры. В любой момент сюда может ворваться разъярённый враг и нам несдобровать.

— Помоги! — крикнула, не оборачиваясь, она. — Скорее, Лили!

Я подбежала к ней. Под ворохом шкур лежало бревно. Сара пыталась его сдвинуть. Одной никак не получалось. Зачем ворочать эту деревяшку я поняла присмотревшись. Под ней было углубление. Лаз. Упёршись руками в бревно, мы стали двигать его. Оно было слишком тяжёлое и, казалось, вросло в землю. Даже подбежавший Натан не смог существенно помочь нам сдвинуть его. Образовалась узкая щель, через которую взрослому человеку не протиснутся, но ребёнку можно.

Крики с улицы не так уже слышны. Бойня подходила к концу. Победителем вышло не племя моей подруги. Прижав к себе дочь, Сара поцеловала её в последний раз. Галчонок не хотела отпускать мать. Маленькая девочка понимала, что мама не пойдёт за ней. Она останется здесь в доме, куда вот-вот ворвутся напавшие ирокезы.

— Всё, милая, — шептала Сара, опуская дочь на землю, — лезь.

— Нет, мамочка, — плакала дочка, вцепившись в неё, — я не полезу без тебя. Там темно. Там страшно.

— Натан полезет с тобой, — она уже пихала Галчонка сама под бревно. — Давай милая, и скажи папе, я его люблю. Хорошо?

Девочка мотала головой и упиралась.

— Лезь! — крикнула в отчаянии Сара, времени совсем не оставалось, чтобы спасти жизни детей.

Заревев, Галчонок всё-таки полезла. Настала очередь Натана. Он тоже запротестовал.

— Я останусь! Я буду сражаться, как отец и дед! Я мужчина! — кричал он.

Уговаривать его, как Сара дочь, я не стала. Я обняла его и сказала: 170

— Ты мужчина, Натан и сейчас нужен ей, — кивнула в сторону Галчонка, — без тебя она не дойдёт. Придёте в форте, расскажешь обо всём

Ричарду. Ясно?

— А вы? Что будет с вами?! Они убьют вас, как маму и сестёр? — его глаза заблестели.

В те минуты о своей участи в руках дикарей я не думала. Мне было важно спасти детей. Обнимая воспитанника, я поцеловала его в щёку.

— Иди, мой мальчик, — шептала я ему на ухо. — Они не тронут нас. Я

жена Красного Лиса. Они не посмеют.

Больше убеждала я себе, чем мальчика. В это мне хотелось верить.

Ирокезы брали пленных и охотно шли на обмен.

Натан всхлипнул пару раз у меня на плече и полез в щель за Галчонком. Как только мальчик скрылся, в дом вбежал дикарь. Сара накинулась на него, с ножом. Я, пользуясь суматохой и темнотой в доме, набросила на бревно шкуру, чтобы скрыть лаз.

Громкий вопль раздался за моей спиной. Это кричала Сара. Я обернулась и застыла от ужаса. Индеец откинул мою подругу, как тряпку в сторону. Она, замахнувшись ножом, снова попыталась ударить врага. Тот увер-нулся и ответил, полоснув нападавшую на него женщину томагавком по животу.

Всё так быстро происходило, что я не успела сразу осознать трагедию, разыгравшуюся на моих глазах. Сара, защищая детей, отвлекала врага от лаза. Он был поглощён схваткой с хрупкой, но отчаянно смелой женщиной, что не заметил меня в углу дома. И только мой истошный крик заставил его поднять глаза с умирающей и посмотреть в темноту.

Я сама выбежала на тусклый свет, сочившийся из разорванных шкур, служивших дверями в доме советов. В доли секунды я оказалась возле Са-ры. Прижимая ладони к животу, она открывала рот и ничего не могла произнести. Мгновения смерти забрали её голос, оставив только боль и слёзы в глазах. Она умирала, как и дитя внутри её. Последний вздох подруги долетел до меня и её веки закрылись.

Сары больше нет.

Мой отец умер на моих руках, но я была к этому готова. Врач был неоптимистичен в своих прогнозах. Смерть подруги стала настоящим потрясением. Такая внезапная и жестокая смерть. Обнимая её ещё тёплое те-ло, я кричала так сильно, что заложило уши. Вцепившись в Сару, я умоляла её не покидать меня. Это было похоже на безумие. Умом я понимала, что для моей лучшей подруги всё кончено. Она больше никогда не улыбнётся мне, а её звонкий смех не позовёт за собою. Я снова потеря и моя утрата в этот раз была больнее и мучительнее, чем предыдущие. Если бы мне сказали: «что ты готова отдать, чтобы она жила?», я бы ответила, не задумываясь: «то, что мне дороже жизни». Я отдала бы свою свободу за неё и её дитя.

Сильные пальцы впились мне в плечо, так что привели в чувства. Убий-171 ца моей подруги одним резким движением поднял меня с земли и развернул к себе лицом.

Дьявол воплоти. Вот кто предстал передо мной. Полностью выбритый череп, и только на макушке волосы заплетены в тугую длинную косу. Чёрная полоса боевой раскраски, как маска скрывала его лицо. И на этой чёрной ленте, углями горели карие глаза. Его взгляд заставил моё сердце замереть от страха. Но, вспомнив о подруге, я сжала кулак и ударила его по щеке. Господи, я уже приготовилась последовать за Сарой, когда увидела в его глазах мелькнувшую злость. Вместо того чтобы убить меня, он сильнее вдавил свои пальцы мне в плечи, и оскалился.

Наверное, другая на моем месте упала бы в обморок или зарыдала. Я

не сделала ни того, ни другого. Я плюнула своему страху в лицо. Гордо задрав подбородок, посмотрела на индейца. Пусть убивает. Дети уже далеко. Мы спасти их. Теперь наши жизни не имеют значения.

— Ты идёшь со мной, Чёрная Лилия, — прохрипел дикарь.

Он знал, как меня звали люди из племени Сары.

— Скажи своё имя, чтобы я могла проклинать тебя в своих молитвах, —

гнев просто разрывал меня на куски, когда я это ему говорила.

Пальцы, впивающиеся в мою кожу, разжались, и его ладонь медленно поползла по плечу к шее. Добравшись до неё, они сомкнулись уже на горле. Сожми он его, так же сильно как плечо, то задушил бы мгновенно.

Но его пальцы осторожно подтянули меня к нему ближе. Нагнувшись, убийца прошептал, не сводя горящих злобой глаз:

— Моё имя на вашем языке звучит, как Ястреб Парящий в Небе, и твой бог мне нестрашен. Духи моих предков меня защищают.

Сказав это, Ястреб Парящий в Небе поводок меня на улицу

ГЛАВА 29. Роса — это слёзы цветов

Поселение полностью разорили нападавшие. Люди разбежались, ища спасения в лесу. Ирокезы их не преследовали. Воинов не интересовали пленные. Они пришли за мной. Это я поняла, когда Ястреб Парящий в Небе вытащил меня наружу и, громко крикнув, махнул рукою с томагавком в сторону реки. Его люди сразу перестали убивать и бросились отступать.Несколько домов горели, и дым взмывал вверх. Этот чёрный столб можно было рассмотреть со стен Ред-Ривер, поэтому отыскав меня, они поспешили покинуть поселение. Воины гуронов должны были вернуться с охоты. Конечно, их было немного, но задержать врагов до прибытия вооружённых отрядов солдат они могли. Да и нападавших я насчитала чело-172 век пятнадцать не больше.

Ястреб Парящий в Небе привёл в земли гуронов отряд воинов не для войны, а чтобы выкрасть жену Красного Лиса и поквитаться с племенем

Железного Пера за убийство его сына.

В поселении они пленили только меня и двоих сильных мужчин. Гуронам скрутили руки и тянули за верёвки, как за поводки. Мне руки не связали. Вождь ирокезов набросил на мою шею петлю. Мне приходилось не отставать от него, потому что если я мешкала, то петля стягивалась и перекрывала дыхание. Просунув пальцы под верёвку, я пыталась не давать ей затягиваться. Несколько раз я упала. Мой похититель вместо того, чтобы помочь подняться или как-то сбавить темп, резко дёргал за верёвку.

Я подымалась сама и снова бежала за Ястребом Парящим в Небе.

Это бегство по лесу было равносильно каторге. Скользкий мох, грязь после вчерашнего дождя, камни, коряги, кусты под ногами делали каждый мой шаг нестерпимым. Слава господу, в Ред-Ривер я перестала носить кор-сеты. Если бы в тот день на мне был этот удушающий атрибут женского белья, то он быстрее меня удавил, чем петля на шеи.

Лес резко оборвался берегом реки, и я снова споткнулась, сбегая по песчаному оврагу. Петля сдавила мне горло и я стала задыхаться, а в глазах темнело. Я пыталась ослабить верёвку, но пальцы вновь не про-лазили. Ловя ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, я лежала у ног похитителя.

Даже будучи на волоске от смерти у меня не было и мысли в голове просить пощады. Он дёрнул за верёвку пару раз, чтобы заставить меня подняться. Отчего мне стало ещё хуже. Уже теряя сознание, я заметила, как лезвие ножа блеснуло на солнце прямо перед моим лицом. Отпустив конец верёвки, Ястреб Парящий в Небе одним движением перерезал её. Я

закашлялась, вдохнув полной грудью. Надышаться вдоволь я не успела. Он подхватил меня под локоть и потянул дальше к реке. Его люди уже бы-ли там.

На берегу лежали четыре каноэ. Ирокезы быстро разделили пленных и посадили в каноэ. В одной сидел ещё пленник. Не гурон. Дезертировав-ший две недели назад солдат. В форте думали, что он бежал, оставив пост.

Как оказалось, солдата похитили. Ирокезов интересовала я, и бедняга рассказал им всё, что они хотели узнать.

Уже несколько недель бывшие союзники следили за нами. Они, как хищники, затаились в выживании подходящего момента для нападения и похищения жены полковника Монтгомери.

Я гуляла по лугу и даже не подозревала, что за мной ведётся охота.

Отойди я чуть дальше от стены и тут же попалась бы им в лапы.

Рассекая по водной глади их лодки, выдолбленные из брёвен, словно летели по течению. Я провожала глазами столб дыма, поднимающийся над лесом, как мой взгляд зацепился за людей на берегу. Охотники опоздали.

Они бежали вдоль реки, размахивая луками и ружьями. Кто-то даже вы-173 стрелил по ирокезам, но Железное Перо вовремя успел поднять ружьё стрелявшего, и пуля пролетела со свистом прямо над моей головой. Ястреб

Парящий в Небе отбросил весло. Подорвавшись с места, накрыл меня своим телом. Я была нужна ему живой, нежели мёртвой. Гуроны отстали, когда река разделилась на две. Даже плывя против течения, их каноэ были очень быстроходными. Нас никто бы не догнал. Стрелять с берега по напа-давшим рискованно. Шальная пуля убила бы кого-то из пленных.

Ричард бы тоже на такое не осмелился. Меня увозили в неизвестность. Ху-же всего я сама не знала, что ожидать от дикарей. Купи меня кто-то другой, а не полковник, то мне пришлось бы исполнять все желания своего господина. А желания у цивилизованных мужчин одни: владеть женским телом и делать с ним, что душе их угодно. Но вот оказавшись во власти дикаря, я была в растерянности. Что ему надо от жены Красного Лиса? Зачем так далеко он увозит меня?

Гонка по реке сбавила темп только к вечеру. Мои похитители направи-ли каноэ к маленькому острову посреди воды.

Ноги затекли до боли. Выбраться на берег мне помог Ястреб Парящий в Небе. Он не протянул руку в знак помощи, а ухватившись за мою талию, поднял над водою и поставил на землю. С остальными пленными так обходительны не были. Их вытолкали из лодок и потом привязали к дереву.

Вождь жестом указал мне сидеть рядом с пленными, что я и сделала.

Не было смысла протестовать, его кровожадный вид лучше всех угроз.

Спасибо и на том, что ни руки, ни мою шею верёвки не украшали. Видно, ирокезы даже не допускали мысли о моём бегстве. Я слабая английская женщина в неудобной одежде, а вокруг вода и до берега несколько десятков метров. Расстояние немаленькое и мне его не преодолеть. Даже скинув одежду, я не доплыву и до середины.

Сумерки сгущались, делая ночь темнее и холоднее. Ещё белый туман медленно стелился по реке, отчего становилось жутко. С берега стал доно-ситься протяжный вой волка. Это было так страшно. Скукожившись, я сидела, прижавшись спиною к дереву.

Мои похитители ничего не боялись на этом клочке земли посреди ре-ки. Даже дозорных не выставили, так были уверены, что на них не напа-дут. Они оживлённо разговаривали между собой, и только вождь сидел в полном молчании, не сводя своих острых как нож глаз с меня.

— Он спрашивал только о вас, миссис Монтгомери, — раздался голос из темноты.

Я совсем забыла о пленных рядом со мной. Они сидели на расстоянии вытянутой руки и солдат ближе всех.

— Что ему нужно? — спросила я, поглядев в сторону дерева с моими соседями.

Глаза быстро привыкли к темноте после тусклого света костра. Солдат ели улыбнулся, прежде чем ответить мне.

— Он долго вас ждал. Словно волк караулил добычу, наблюдая издале-174 ка, — тихо говорил солдат, — но зачем вы ему, я не знаю. Со своими воинами Глэйдэйнохче ни разу не упомянул ваше имя.

— Кто, простите? — я не расслышала, что он сказал.

Такое длинное и непонятное слово.

— Ястреб Парящий в Небе, а его имя на их языке звучит так Глэйдэйнохче, — по буквам произнёс солдат.

— Вы знаете язык ирокезов? — изумилась я, и подсела ближе.

— Я понимаю их речь, — голос английского пленника повеселел. —

С войны отец привёз женщину из племени мохоки, чтобы она помогала по хозяйству ему. Мать умерла за год до этого и мы с братом и сестрой бы-ли предоставлены сами себе. Сова Полуночи заменила отцу жену, а нам мать. Правда, не знала на нашем языке ни слова, зато болтала без умолку на своём. Вот и пришлось выучить.

— А о чём они сейчас говорят? — вслушиваясь в гортанную грубую речь, спросила я.

Солдат на минутку замолчал, напрягая слух. Потом усмехнулся.

— Хвастаются друг перед другом, сколько скальпов сняли сегодня.

Скальпы! Боже, я так была поглощена своими мыслями и страхами, что не обратила внимания на окровавленные пучки, закреплённые на их бо-ках. Они убивали и снимали кожу с головы своих жертв. Тогда почему не убили двух гуронов и английского солдата? Их скальпы ценность для воина, ведь были бы сняты в бою с противника.

— Зачем им пленные? Хотят обменять? — снова задала я вопрос солдату.Я надеялась, что он тоже попаду под обмен, как жена уважаемого бледнолицего вождя.

— Нет, — ещё тише сказал мой собеседник, посматривая на поднимаю-щегося Ястреба Парящего в Небе, — их судьбы решат на совете, как и мою.

Солдат замолчал, когда подошёл вождь ирокезов.

Остановившись возле меня, он протянул руку и сказал:

— Идём костру, Чёрная Лилия.

В его голосе не было просьбы. Это был приказ победителя побеждён-ному.

Злобно посмотрев на убийцу своей подруги, я резко отвернулась. Лучше сидеть и мёрзнуть вместе с пленными мужчинами, чем греться у костра, который развели ирокезы.

— Ночи ещё холодные, — не отступал индеец, держа ладонь раскрытой перед самым моим носом, — идём.

Я прижалась к дереву спиной, показывая, тем самым моё нежелание присоединятся к компании дикарей. Я пленница и буду сидеть с пленни-ками.

— Игривая куница была твоим, — он осекся, будто вспоминая как на английском «друг».

175

Сара никогда не называла мне своего имени до крещения, но я поняла, что Ястреб Парящий в Небе говорит о ней. Посмотрев на его руку, я чуть снова не заплакала. Он знал, кто перед ним, когда убивал мою подругу. Знал, что девушка, вступившая с ним в неравную схватку дочь вождя гуронов, но всё равно убил её. Месть? Ястреб Парящий в Небе забрал жизнь дочери врага, как плату за смерть своего сына. Ох, и какую цену заплатил Волчьи Лапы за нежелание воевать со своим бледнолицым сосе-дом.— Она была мне дороже жизни, — процедила я сквозь зубы, — и ты забрал её у меня. Знай, Ястреб Парящий в Небе, ты убил не одну дорогую мне жизнь сегодня, а две. Я проклинаю тебя!

Он присел на корточки рядом со мной. Ухватившись рукою за лицо, сжал пальцы на моих щеках. Его ладонь закрыла мой рот и нос. Я попыталась вырваться, попятившись назад, но дерево спиною хрупкая девушка не сдвинет с места. Даже головой не могла вертеть, так крепко он держал меня.

— Твои проклятья мне не страшны, — приближаясь ко мне, говорил дикарь.И вот уже его горячее дыхание обжигало мне кожу, словно костёр.

Страх должен был сковать меня по рукам и ногам. Наверное, я устала бояться за свою жизнь. Подняв руку, замахнулась ударить дикаря. Он пере-хватил её и тряханул меня так, что чуть душу не вытряс. Я зажмурилась, ожидая других действий от него. Думала, ударит. Не ударил или не успел.

Солдат на их языке что-то громко сказал, и мой мучитель убрал ладонь.

Они говорили на языке, который я не понимала. Даже прислушиваясь к словам и ловя эмоции на их лицах, я всё равно не могла ничего разобрать. Вождь злился, а пленный солдат боялся, но не показывал свой страх. Их разговор прекратился после того, как Ястреб Парящий в Небе уже на английском сказал нам обоим:

— Вы живы только потому, что я так хочу, — и резко поднявшись, отошёл от нас.

— О чём вы говорили? — не терпелось узнать мне.

— Он сказал, что вы, миссис Монтгомери, принадлежите теперь ему и полковник никогда не найдёт вас, — ответил пленник.

Это кара небесная мне за мою ненависть? Почему все мужчины хотят сделать меня их собственностью. То купить, то жениться на мне и только тот, кого я хочу, избегает встреч со мной.

Той ночью я почти не спала. Прижавшись к незнакомому мне солдату, имя его я так и не спросила, полусидя, смотрела на небо и размышляла.

Полковник Монтгомери, может, и не бросится меня искать. Для Ричарда всё сложилось более, чем удачно. В глазах жителей форта он несчастный муж, чью жену похитили, а лучше убили, во время нападения. Боль от его утраты кинется заглушать красотка Джорджиана и через год у них родится наследник. Рано или поздно брат узнает о моём похищении и, конечно же, 176 настоит на объявлении меня погибшей, чтобы присвоить долю наследства.

Я лишняя для всех. Как много людей сразу станет счастливее, потеряйся я в этих лесах. От таких мрачных мыслей я чуть сама не завыла на луну, как тот волк за рекою.

То ли спала, то ли не спала, но глаза открыла, когда услышала шёпот солдата.

— Мать говорила, что роса — это слёзы цветов, — его пальцы, чуть касалась травы.

Руки были связанны и сам привязан к дереву. Единственное, что солдат-романтик мог, это дотянуться кончиками пальцев до капелек росы на зеленной траве.

— А если роса на траве? — усаживаясь поудобней, спросила я.

Он пожал плечами.

— Значит, слёзы травы, — ухмыльнувшись, ответил он.

Никогда не видела более приятной улыбки, как у этого молодого мужчины. Она была такая широкая, что от белоснежных зубов играли солнечные зайчики на моем лице, заставляя щуриться. Большая редкость, чтобы у солдата были все зубы. Обычно к двадцати годам простые военные ходили щербатые. Я не смогла сдержаться и улыбнулась в ответ. Подумать только, мы в плену, наши жизни в опасности, но улыбаемся друг другу. Его улыбка придала мне уверенности, что всё будет хорошо. Индейцы нас не убили, следовательно, наши жизни им нужны.

Оставшейся путь до полудня мы плыли по реке, а после полудня шли по лесу. Я часто спотыкалась, падала, но тут же Ястреб Парящий в Небе помогал мне подняться. Просто ему надоело подбегать ко мне каждый раз, когда зацепившись за корягу, я чуть ли не летела кубарем по ухаби-стым лесным тропам, он подхватил меня под локоть и так вёл до следующего привала.

Вторую ночь мы скоротали не под открытым небом, а в какой-то пещере. Там было намного теплее, чем на улице. Мой похититель пихал мне кусок мяса, приготовленного на костре. Я гордо воротила нос, хоть и была ужасно голодна. Это путешествие вытянуло все силы из меня. Так долго и далеко я ещё не ходила. Мои ноги болели, колени были содраны, руки, шею и лицо украшали ссадины от острых веток кустов, и как только я опустилась на землю возле костра, мне захотелось умереть, но больше не ид-ти дальше. Видя моё плачевное состояние, вождь ирокезов сказал:

— Бледнолицые женщины слабы. Без еды ты не дойдёшь завтра до моего племени.

Кусок плохо прожаренного мяса дикарь уже не пихал мне в лицо. Ястреб Парящий в Небе положил мне его в ладонь.

— Ешь! — приказал он.

— Нет! — зло ответила я и посмотрела ему в глаза.

— Если не будешь есть, я запихаю тебе его в глотку, — стал угрожать похититель.

177

Тон, с которым он это говорил, был очень убедительным и я, не сводя своих глаз с него, откусила от мяса кусочек. Я была так голодна, но при-вкус крови, чуть не вызывал во мне рвоту. Глубоко дыша, я жевала мясо и молила бога, чтобы мой живот не запротестовал от такой ужасной пищи.

На моё счастье, едва прожаренное мясо мне не аукнулось ни ночью, ни на следующий день. Не скажу, что сил прибавилось. Я так же плелась, спо-тыкаясь и падая, пока за деревьями не показалось поселение моего похитителя.

— Мы пришли, — сказал Ястреб Парящий в Небе, и прибавил ходу.

Я тоже обрадовалась такой новости, хотя, наверное, должна была пре-бывать в растерянности, гадая, что с нами будет там. Моя радость заклю-чалась в том, что этот долгий и трудный путь закончился.

Возвращающихся воинов встречали восторженными криками. Сбежа-лось всё племя. Их отряд мести пришёл не с пустыми руками, а привёл с собою пленников. Тех, кто повинен в поражении под стенами форта Ред-Ривер и смерти сына вождя. Пока мы шли по главной улице, над пленни-ками отыгрались сполна. В нас кидали землю, камни, грязь и всё, что по-падало под руку. Женщины подбегали и, вцепившись в волосы, рвали их клочьями. Некоторые даже, подскочив, резали ножами, оставляя неглубо-кие, но довольно ощутимые раны.

Меня не коснулась эта расправа. В мою сторону прилетел только один камень и то, от него меня укрыл провожатый. Он что-то сказал разгневан-ным людям, и вся их ненависть перекинулась на пленников-мужчин.

Поселение Ястреба Парящего в Небе не особо отличалось от селения

Железного Пера. Такие же дома. Прожив почти год в форте, я стала немного разбираться в местных племенах. Ирокезы — это не одно племя, а груп-па племён, объединённая в один союз. За жестокость и кровожадность их называли «ироку», что означало «гадюка», но сами себя они именовали «люди длинных домов». И это правда, дома у них были очень длинные.

Почти такие же, как у гуронов. Поселение отличалось только тем, что здесь жило не пара десятков людей, а несколько сотен. Довольно многочислен-ное племя.

Вернувшихся воинов вышел встречать и старейшина племени, а вместе с ним седовласая сухая старуха. Она держалась за руку мужчины. Её белые невидящие глаза смотрели сквозь толпу, куда-то вдаль, словно за собравшимся народом что-то есть.

Как только мы подошли ближе, она противным хрипящим голосом за-говорила. Мой похититель слушал, но по бегающим глазам было видно, что он недоволен её нравоучениями.

— Что она говорит? — шёпотом спросила я у стоящего рядом солдата.

Избитый он чуть держался на ногах, шатаясь из стороны в сторону.

— Она злится, — тяжело дыша, сказал солдат, — на Ястреба Парящего в Небе. Они позволили ему отомстить гуронам, но не позволяли украсть жену Красного Лиса.

178

Значит, вождь пошёл против совета старейшин и проявил инициативу, которую никто не одобрил. Тусклый луч надежды засиял на моём небо-склоне. Я им не нужна, и ссориться с полковником Монтгомери они не хотят. Ястреба Парящего в Небе, скорее всего, обяжут вернуть меня «мужу».

Я даже воспаряла духом. Правда, всего на несколько мгновений, пока не открыл рот мой похититель.

Он говорил спокойно, но жёстко. В толпе повисла гробовая тишина.

Все слушали вождя. Даже некоторые старейшины кивали ему, поддерживая тем самым каждое его слово. Одна сухая старуха недовольно фыркала и причмокивала, качая головой.

— Он не отдаст вас, миссис Монтгомери, — тихо зашептал солдат. —

Похоже, вы ему дороже жизни.

— Что? — спросила я, не понимая о чём он.

— Он сказал: «Красный Лис забрал у меня сестру, а я забрал у него же-ну!», — перевёл мне слова вождя английский пленник.

И тут толпа взревела, поддерживая не совет старейшин, а своевольно-го вождя. Старуха подняла руки вверх и все сразу замолчали. Пришла её очередь говорить и что-то подсказывало мне, что эти слова будут послед-ними и решающими в моей судьбе.

— Нет! — заорал солдат и попятился назад.

Я не понимала, что происходит. Всё вокруг оживилось и завертелось.

Кричащего нечеловеческим голосом англичанина схватили и куда-то пота-щили. Меня к себе прижал Ястреб Парящий в Небе и повёл в противопо-ложную сторону.

Пленных гуронов тоже куда-то увели. Правда, те не сопротивлялись.

Они шли гордо, словно их отпускают на свободу.

Утром я узнала: двух собратьев Сары замучили до смерти, истязая же-стокими пытками, а потом съели. Ирокезы верили, что, поедая тело своего врага, они перенимают частицу его силы и храбрости. Мне, как цивилизованной христианке, этого не понять и не принять.

Участь молодого улыбчивого солдата и то ужасней. Его крик я слышала недолго. Запах горелого мяса и треск сучьев заглушил последние стоны, заживо ссаженного мужчины. Для ирокезов он ответил за нападение и ра-зорение их поселений при майоре Бранзе.

Меня Ястреб Парящий в Небе оставил для себя. Его цели были куда коварнее и дальновиднее, чем у старейшин племени.

179

ГЛАВА 30. Убегая, не оглядывайся

Целый день и ночь я была одна.

Ястреб Парящий в Небе привёл меня в свой дом и ушёл. У входа стра-жей не было. Да, и зачем они, когда бежать некуда. Стоит мне выйти из дома, как все пристально будут следить за чужой в их поселении. Дальше изгороди я всё равно не уйду. Я, как слепой котёнок, буду тыкаться в лесу, и заблужусь окончательно. Буду потом молиться господу, чтобы те же самые ирокезы меня нашли в непроходимой чаще. Так что мысли бежать я отбросила сразу.

Сидела, поджав ноги, на шкуре и ждала, когда мой похититель сам притопает и расскажет, зачем привёл меня сюда. И он пожаловал на рассвете нового дня. Вождь входил медленно. С каждым его шагом в мою сторону, мне хотелось подорваться с места и убежать. Но, несмотря на просторный дом, я была в западне. Мне не скрыться от его холодного взора в этом полумраке.

Бежать я хотела не из страха перед своим похитителем. Здесь другая причина. Ястреб Парящий в Небе ясно дал понять, что теперь я принадлежу ему. А я не понаслышке знала, что значит кому-то принадлежать.

Поднимаясь со шкуры, я посмотрела вождю прямо в глаза.

— Зачем ты похитил меня? — громко задала я вопрос.

Я старалась не показывать своей растерянности перед ним. Я жена

Красного Лиса и ко мне следовало относиться с уважением, что он и делал.— Твой муж нанёс оскорбление моему роду, — зло отвечал Ястреб Парящий в Небе, не сводя с меня глаз.

— И ты решил, отомстить не ему, а его жене? Это недостойно воина, —

уверено подметила я.

Мстить женщинам считалось бесчестие даже у дикарей. Но моё заме-чание нисколько не задело вождя. Он только ещё ближе подошёл ко мне, заставив отступить на пару шагов назад. Вот когда в глазах Ястреба Парящего в Небе мелькнул огонёк, мне стало не по себе. Неужели он изнасилу-ет меня? Желания у мужчин одинаковы независимо от их происхождения.

— Нет, Чёрная Лилия, взяв тебя — я отомщу Красному Лису, — сказал вождь, и потянул ко мне руку.

Я отходила, пока спиною не прижалась к стене. Всё, отступать больше было некуда. Но и сдаваться ему я не хотела.

— Я буду сопротивляться, — дрожащим голосом угрожала я. — Я буду кусаться, царапаться и кричать.

На его суровом лице появилась ухмылка.

— Я не возьму женщину силой, Чёрная Лилия

От сердца отлегло.

180

— Тогда зачем я здесь?

— Ты станешь моей женой, — спокойно ответил новый жених.

Сама не ожидала от себя такого, я сорвалась на смех. Несколько лет женихов днём с огнём не сыскать было для меня, а за последние месяцы отбою нет. Ястреб Парящий в Небе смотрел на меня, как на сумасшедшую.

Мне плакать нужно, а я радуюсь. Чему?! Знал бы он про мою жизнь то-же составил мне компанию.

— Почему ты смеёшься? — недоумевая, спросил он.

Я приложила ладонь к груди, сердце стучало так, словно вот-вот выпрыгнет. Почему я смеялась? Может, я смеялась, что хорошо осознава-ла всю нелепость сложившийся ситуации. Он хочет сделать меня своей женой только потому, что я жена полковника Монтгомери. Большей ценности я не представляю для него. Тут непросто засмеёшься, а задохнёшься от историчного гогота.

— Я уже замужем!

Восклицая это, я понимала, что лучше не утверждать обратное.

— А для моего народа ты будешь моей женой, — спокойно сказал вождь. — Ты женщина, которую я получил в бою. Ты моя добыча.

Аргументы, конечно, веские в обществе дикарей. На мгновение, представив себя в племени ирокезов, я помотала головой, чтобы прогнать эту страшную картину. В Сент-Огастине меня ждёт состояние и независимость, а здесь жалкое существование в длинном доме Ястреба Парящего в Небе.

Пока я думала, как исправить своё положение, мой новый жених поведал, почему так одержим желанием насолить коменданту форта.

Оказывается, Ричард и здесь отличился.

Во время войны с Францией Ястреб Парящие в Небе выступал на стороне англичан. Его отряд ирокезов разведчиков подчинялся капитану

Монтгомери. Вождь и английский офицер даже были очень дружны. Эта дружба была настолько сильна, что когда Ричарда серьёзно ранили Ястреб

Парящий в Небе послал за своей младшей сестрой. Девушка, несмотря на юный возраст, обладала даром исцелять. Духи выбрали её, как до этого их мать. Быстроногая Лань вернула к жизни английского друга брата. Потом ещё долго ухаживала за ним. Их отношения развивались стремительно. Капитан Монтгомери и Быстроногая Лань не расставались целых четыре года.

Девушка сопровождала его в походах, стирала, готовила, ухаживала. Она жила ради него и для него, ничего не требуя взамен. Ястреб Парящий в Небе не одобрял союз сестры и чужака, но не мог уже повлиять на их отношения. Единственное, на что надеялся вождь, чтобы английский офицер поступил с Быстроногой Ланью по совести. Сделал её своей женой по зако-нам бледнолицых. Для его народа она уже была женщиной Красного Лиса.

Война закончилась, и Ричард оставил свою любовницу, сказав, что в Англии его ждёт невеста. Быстроногая Лань не вынесла предательства возлюбленного. Бедняжка умерла от горя, успев, правда, родить сына.

Новость, что у Ричарда есть сын: меня шокировала. А когда услышала

181 о смерти юноши, то испытала ужас. Это он с другом преследовал меня в лесу, и первый упал, сражённый стрелой Железного Пера. Для всего племени Ястреб Парящий в Небе считался отцом племянника. Он усыновил его и любил, как родного, ведь своих детей у вождя не было. Красный Лис отнял сестру и сына, а он заберёт у него жену.

Ричард. Господи, мой Ричард так жестоко поступил с девушкой, любив-шей его. Бросил беременной. Почему? Ведь он так хотел наследников.

И тут меня осенило. Полковник Монтгомери признает детей только от женщины достойной его. Ублюдки родовитого дворянина не интересу-ют. Жестокая правда цивилизованного общества. Это мой отец признавал своих детей, независимо кто их матери. Другие так не делали.

Разочарование поглотило меня всю. Опустив глаза, я тяжело вздохнула. Наверное, следует возблагодарить господа или дьявола, что меня участь Быстроногой Лани не коснётся. Меня благородный офицер не обрюхатит. Но и к Ястребу Парящему в Небе почему-то я не испытывала жалости. Он мстит не мужчине, оскорбившему его сестру, а слабой женщине. И чтобы упиться местью вождь ирокезов, убил десятки ни в чём не повинных людей.

Мужчины… мы в вашей жизни, как куклы. Наигравшись вдоволь, вы бросаете нас и ищете новые. Но, я больше не могла позволить себе быть чьей-то игрушкой или размерной монетой. Узнав, что я свободна, в моей душе проснулось желание использовать эту свободу в полной мере.

— Ты, проиграл и эту битву, Ястреб Парящий в Небе, — поднимая глаза на него, сказала я.

С его лица слетела маска торжества, стоило мне заткнуться о проигран-ных битвах. Он был беспощадным воином, и битвы никогда не проигрывал, за исключением тех, в которые вмешался Красный Лис.

— Нет, ты ошибаешься женщина, — в голосе холод, а вот в его глазах уже неуверенность, — я победил. Я забрал тебя у Красного Лиса. Ты ро-дишь мне много сильных, как я сыновей, и хитрых, как все бледнолицые.

Наши дети будут лучшими воинами. Они убьют всех англичан на нашей земле. Если Красный Лис придёт за тобою, то погибнет, но перед смертью узнает, что я был с его женой.

Это если придёт. Но полковнику Монтгомери нет смысла идти за любовницей. Он жестоко поступил с беременной девушкой. Как же поступит с бывшей рабыней? Никак. Сделает вид, что оплакивает смерть жены и потом женится на Джорджиане.

Мы коварнее дикарей. Наша жизнь сплошная борьба за положение в обществе лжецов и лицемеров. Нас с пелёнок учат скрывать свою сущность за толстым слоем манер и добродушных улыбок. Даже я это впитала с молоком матери хоть она и была рабыней, но умела скрывать свои чувства за маской повиновения.

— Ты проиграл полковнику, потому что я для него не дороже твоей сестры, — грустно прошептала я. — Ричард Монтгомери мне не муж, а лю-182 бовник.

Глаза вождя сузились до щёлочек. Он не мог поверить своим ушам.

Слишком жестока была для него эта правда. Похитить любовницу вместо жены Ястреб Парящий в Небе никак не планировал. Особенность таких отношений между мужчиной и женщиной он понимал. Давно знал бледнолицых и их культуру. Любовницы не так ценны, как жёны.

— Вы, англичане, лживые и хитрые люди. Скажите всё что угодно лишь бы спасти свою жизнь, — зло просипел вождь, смотря на меня.

— Мне нет смысла лгать тебе, — говорила я, забыв о самосохранении.

Может, стоило и промолчать, что меня с полковником не связывают узы брака. Ведь пока мой похититель так думал, я была в безопасности.

Теперь вот моя жизнь висела на волоске. Но, молчать я больше не хотела желанием. Ричард и мной воспользовался, как его сестрой. Я надеялась, что сказав ему правду, он отпустит меня. Должна же быть у Ястреба Парящего в Небе хоть капля сострадания и благоразумия. Мстить мне причин у него не было. Тайна смерти усыновлённого племянника вождю неведо-ма. Об этом знали только я и Железное Перо.

Я рассказала ирокезу свою историю встречи с полковником Монтгомери.

— Я дочь плантатора от рабыни. После смерти отца, моя сестра продала меня торговцам рабами. Ричард Монтгомери купил и заключил со мной сделку. Я живу с ним, как жена, а он даёт мне свободу через год. Ястреб

Парящий в Небе, английские офицеры его ранга не привозят сюда своих жён. Их женщины ждут возвращения мужей дома в Англии. А здесь их сопровождают куртизанки или шлюхи. И тебе не стоит ждать, что комендант

Ред-Ривер придёт за своей любовницей. Ему это не нужно. Ричард купит ещё девиц, если захочет.

Вождь внимательно слушал меня. И когда я замолчала, он ещё мгновение был в замешательстве. Такие коварные и далеко идущие планы разбились водночасье о нравы бледнолицых недругов.

— Для моего народа ты жена Красного Лиса, — разбивал теперь он мои надежды на спасение. — Я привёл солдата из форта, чтобы тот ответил за деяния бледнолицых. Твоя жизнь теперь принадлежит мне, и ты станешь моей женой. Наши сыновья поквитаются с Красным Лисом.

Вождь не собирался меня отпускать. Для его людей я орудие мести

Ястреба Парящего в Небе своему врагу. Другого варианта выхода в сложившейся ситуации просто нет. Похоже, совет старейшин племени дал яс-но понять моему похитителю, что позволяет ему взять в жёны белую женщину, но только на правах отмщения врагу. Красный Лис опозорил род

Ястреба Парящего в Небе и настал черёд ответить за это. Полковник Монтгомери не смог защитить свою жену, и теперь она принадлежит другому.

Вот что мне пытался объяснить вождь. Пока я жена Красного Лиса и трофей Ястреба Парящего в Небе я буду в полной безопасности. Но стоит племени узнать обратное, моя жизнь будет в опасности.

183

Господи! Чуть не закричала я в отчаяньи. Жить среди дикарей! Пусть лучше убьют!

— Ты и здесь проиграл, Ястреб Парящий в Небе, — прицелился сквозь зубы я. — У нас не будет сыновей, как и дочерей! Я бесплодна!

Мои слова пронзили вождя в самое сердце, лучше, чем острая сталь.

Глубоко вздохнув, он задержал дыхание и подскочил ко мне. Уже припи-рая моё тело к стене, дикарь зарычал, как раненый зверь.

— Я не позволю ни тебе, не своему народу сменяться надо мной! Я

привёл в своё племя не шлюху, а жену Красного Лиса. Это твой бог не дал тебе детей, а мои духи будут не так жестоки.

— Похоже, мы не так уж отличаемся, — шептала я, ловя ртом воздух. —

Ты готов лгать ради выгоды своим людям, не хуже бледнолицых.

Ладонь вождя разжалась, и он отошёл на пару шагов от меня.

— Чёрная Лилия, ты всё равно станешь моей женой. В следующий раз, когда я приду домой, то возьму тебя.

Сказав это, вождь ушёл. А я, опустившись на землю, хотела зарыдать, но слёз почему-то не было. Высохли или я выплакала все, что были в моих глазах. Слишком часто я лила слезы в последние годы.

Следующего раза Ястребу Парящему в Небе не представилось. В ночь проведения каких-то языческих обрядов в мою деревянную темницу прошмыгнул Железное Перо. Он неотступно преследовал ирокезов, напавших на его племя и, затаившись, следил за ними.

От радости, я чуть не завизжала, увидев в полумраке знакомое и любимое лицо. Бросившись ему на шею, расцеловала. Он смущённо потупил взгляд.

— Тебе надо переодеться, Чёрная Лилия, — сказал Железное Перо, не разжимая своих объятий. — Твоя одежда выдаст нас.

Я не успела спросить во что, как он протянул мне замшевое платье-рубаху. Наряд не отличался от одежд местных женщин. Пробираясь ко мне, гурон прихватил у какой-то модницы этого поселения её платье.

Спорить с Железным Пером я не стала. Единственное, что смущало: это передаваться мне придётся перед ним. Но желание быстрее покинуть дом жениха было настолько сильным, что я непросто снимала свою одежду, я стаскивала её со своего тела. Даже попросила брата Сары помочь, когда тесьма никак не расходилась. Он резко рванул её, и платье упало к моим ногам. Туфли я тоже сняла. Английская женская обувь жутко неудобная. Идя за Ястребом Парящим в Небе, я натёрла кровавые мо-золи. Мокасины, принесённые гуроном, мне подошли. Я почти не ощущала их на ногах. Волосы пришлось расплести. Раскидав их по плечам, я надеялась скрыть своё лицо под ними, как под маской. И у меня это получилось.

Мы незаметно ушли из поселения врага.

Чуть отдалившись от стены, мы побежали, что есть силы. Я старалась не отставать от дикаря. Тем более что это дикарь мой спаситель во второй

184 раз. Бежать ночью по непроходимому лесу в полной темноте настоящее испытание. Мы убегали как можно дальше от ирокезов. Пока моё исчезно-вение не стало известным, у нас было несколько часов форы. Ястреб Парящий в Небе сразу поймёт, что я не сама сбежала. Изнеженная женщина дальше пятидесяти метров от поселения не отойдёт, заблудится. Он отправится преследовать беглянку с рассветом. Днём следы лучше видны, чем ночью.

Железное Перо крепко держал меня за руку, и я полностью доверилась ему. Я бежала, не видя ничего перед собой, только спину моего дикаря.

Не знаю, сколько миль мы пробежали по лесному бурелому. Когда первые лучи солнца озарили небосвод, мы были уже у самой реки. На берегу, за-кидав ветками, он спрятал каноэ, на котором приплыл. Усевшись в каноэ, я смогла отдышаться от ночной пробежки. Железному Перу такая возможность передохнуть не представилась. Он грёб одним веслом, быстро пере-кидывая его из стороны в сторону. Благо мы плыли по течению и вода са-ма подгоняла каноэ, задавая темп.

Уже к вечеру, я вздохнула с облегчением. Железное Перо причалил к берегу на ночлег. Спрятав каноэ, повёл меня выше по течению. Там, сказал он, под водопадом есть пещера, где мы сможем отдохнуть, но недолго.

Ирокезы не отстанут до тех пор, пока мы не ступим на землю гуронов.

А до спасительной черты ещё несколько десятков миль. Мне почему-то, казалось, что нас никто не преследовал. Но, страшен тот враг, который идёт за тобой по пятам, и ты об этом даже не знаешь. Он, словно волк, вы-шедший на охоту, и чувствует твой запах. Твой страх приводит его в кровожадный восторг. И чем ближе он к тебе, тем неистовее и злее он становится.

Железное Перо перешёл вождю ирокезов дорогу. Дважды. В первый раз — убив сына. И во второй — украв его трофей. Теперь Ястреб Парящий в Небе просто обязан доказать своим людям, что такое оскорбление не оставит без ответа.

Пещера и вправду, оказалась за водопадом. Небольшая, но вполне безопасная для сна. Пещера с двумя входами. Если заходить со стороны водопада, то надо пройти через водяную стену и только потом попасть внутрь. Второй вход мог служить спасительным выходом, если наше убе-жище будет раскрыто преследователями. Он узким лазом проходил под каменными глыбами водопада и выводил сразу в лес. Я даже обрадовалась, когда всё это мне рассказывал Железное Перо.

— Здесь можно поспать час-другой, а пересидеть облаву, — сказала довольно я.

Но мой спаситель не был так позитивно настроен. Усаживаясь рядом со мной, разбил надежду на хороший сон.

— Эта пещера ни для кого не тайна. Ястреб Парящий в Небе может знать о ней.

Я разочарованно вздохнула. Два часа отдыха после такого трудного

185 пути ничто. Я была на грани обморока. Несколько дней толком не ела и не пила, так ещё и прошла столько миль.

— Если я сейчас закрою глаза, то больше не проснусь никогда, — пыталась шутить я.

— Воины ирокезов могут идти долгое время без отдыха. Даже этот час приближает их к нам на несколько миль, — говорил Железное Перо.

О неутомимости людей Ястреба Парящего в Небе я уже знала не понаслышке. Пробежка по лесу для них, что прогулка по парку. А вспомнив слова нового жениха о моей участи в его планах, я и вовсе расхотела спать.

— Тогда что мы сидим? Надо идти дальше! — засуетилась я, бегая глазами по спокойному лицу индейца.

— Тебе надо отдохнуть, Чёрная Лилия, — ответил тот. — Воины моего племени встретят нас.

— Ты пришёл за мной не один?

— Один, но они обещали идти следом.

— Полковник Монтгомери тоже придёт? — задала я интересующий ме-ня вопрос.

Всё-таки хотелось узнать насколько, моя жизнь небезразлична Ричарду.

— Не знаю, — с неохотой отвечал Железное Перо, — я пошёл за ирокезами, когда увидел тебя среди пленных. Остальные вернулись в селение.

Бедный, даже не знает, что Сара мертва и, может быть, её участь разделили его родители. Меня стало терзать чувство вины перед Железным

Пером. Ведь если бы не я, то его близкие были бы живы.

Передо мной встал выбор. Сказать моему спасителю, что случилось в день нападения врагов или промолчать. Я решила, что сейчас не могу это сделать. Страх, увидеть в его глазах боль, сдержал меня от столь по-спешного решения. Нам нужно спасти свои жизни, а потом оплакивать убитых.

Прижимаясь спиной к каменной глыбе, я попыталась хоть немного по-дремать. Никак не получалось. Шум падающей воды и холод в пещере не то, что поспать, даже думать не давал.

Поёжившись, обхватила колени руками, чтобы хоть как-то согреться.

Мой спаситель увидел это и подсел ближе. Вот от него то, как от огня, тянуло жаром. И я сама, того не замечая, прильнула к нему. Он обнял, а я, положив голову ему на плечо, довольно закрыла глаза. Тепло его тела медленно расползалось по мне.

Я знаю, что мой поступок недопустим и не позволителен для леди.

Вряд ли отец одобрил такое поведение, но поверьте, в тот момент мне бы-ло всё равно. Если честно, плевала я на мораль и нравственность! В отношении меня эти определения христианского общества никогда не действовали. Моей беззащитностью воспользовались несколько раз, и совесть моих господ не терзала.

Даже Ричард хорош. Он хоть и был терпелив, но принудил меня к люб-186 ви с ним. Не слишком благородный поступок, согласитесь? Я же ни у кого ничего не забирала и никого не предавала! Я никому ничего не должна! Я

должна только самой себе. Мой долг себе — это любовь! Чувства, которые я испытывала к Железному Перу. Он достоин их больше всех моих женихов! Во второй раз гурон спасал мою жизнь, рискуя своей. Чем я могла отплатить ему за такую заботу? Он мог просить всё, чего его душе угодно, но мой спаситель ни на что не претендовал. Железное Перо сидел рядом, обнимая меня, и всё.

Я слышала, как бьётся его сердце. Я ощущала, как напряжены его мышцы. Как затаив дыхание, он борется с желаниями плоти. Из всех цивилизованных мужчин, повстречавшихся мне, этот дикарь был самым благородным.Благородным и терпеливым был он, но не я дитя прелюбодейства. Я

сама потянулась к нему. Обхватив его шею руками, осторожно коснулась тёплых губ индейца. Железное Перо немного поддался назад и посмотрел на меня. В глазах столько эмоций, но одно я уловила безошибочно. Это интерес. Дикари не целуются, как мы. В их культуре существуют другие поступки, проявления чувств. И поэтому Железное Перо ждал, моей следую-щей попытки поцеловать его. Я прижалась ближе к его широкой груди и настойчивее поцеловала. Смею заметить, что мой спаситель быстро учился. Через несколько секунд отвечал на мой поцелуй с такой же неистовой страстью, как я целовала его. Дальше намекать на свои желания мне не пришлось. Любовь тела у всех народов одинакова, но с ним я испытывала настоящее удовольствие, потому что сама хотела этого. Впервые я делала то, что хотела! Я любила мужчину! Я отдавалась ему без остатка и жаждала продолжение этого безграничное количество раз. Наша одежда стала самым лучшим ложем для нас. Шум водопада растворялся в наших восторженных стонах. Подумать только, в те мгновения, я забыла кто я, забыла о ненависти, забыла о мести, забыла о наследстве… Это всё вы-теснили чувства, которые я испытывала в нежных руках моего дикаря.

Железное Перо шептал мне на ухо, целуя шею:

— Я знал, что встречу тебя. Я видел тебя, Чёрная Лилия, в своих снах и ждал. Ты останешься со мной?

Лаская его, я словно сумасшедшая отвечала:

— Да. Останусь.

Пропади оно пропадом всё это наследство! Моя сестра и мой брат, Ричард со своими бесчестными тайнами тоже! Я хочу быть счастливой рядом с этим дикарём. Хочу любить его и быть любимой им.

И я верила в свои слова, что говорила ему. Никогда я не была столь ре-шительна в своих намерениях, как в ту ночь. Может, нашему счастью суждено было сбыться, если бы мы не остались ещё на часок в пещере, а про-должили свой путь. Но мы измождённые бегством и уставшие от любви, прижимались друг к другу, изливая свои души.

Ещё бабушка Железного Пера предсказала, что он встретит женщину

187 из двух миров. Мой дикарь видел меня в своих видениях. Он рассказывал, как мой образ среди белых пушистых цветов улыбался ему и звал в край солнца. Каждый раз Железное Перо хотел сделать шаг навстречу незна-комке в этих снах, но просыпался и тоска, голодным зверем, съедала его изнутри, требуя бежать и искать девушку из видений.

Эта красивая незнакомка была его наваждением, пока осенью он не увидел меня в лесу. Больше мой спаситель не мог жить без девушки, которую ждал все эти годы. Он приходил к Ред-Ривер в надежде увидеть меня хотя бы на мгновение. Зимними долгими ночами Железное Перо звал меня, ни на минуту не сомневаясь, что этот немой зов долетает до девушки, которую он спас.

Оказывается, нам снились одни сны зимой. Наша любовь на снегу не только моё видение.

Чем больше мы говорили, тем яснее я понимала, что мы созданы друг для друга. Я дитя двух миров: господ и рабов. Он сын свободолюбивых дикарей. Каждый из нас прошёл долгий путь, чтобы встретиться со своей судьбой. Но для чего?

Мы покинули нашу маленькую пещеру за водопадом не ночью, а с рассветом. Дальше пришлось идти пешком по лесу.

Идя с ним рядом, я думала, что не вернусь в Ред-Ривер к Ричарду. Но, как мы наивны в своих мечтах. Наша жизнь полна неожиданностей. Самое ужасное, что плохих неожиданностей больше, чем хороших.

Мой любимый резко остановился и замер. Он, как зверь, прислушивался к тишине, пытаясь уловить хоть какой-то звук. Но, даже птицы не щебе-тали. Затишье перед бурей.

— Они рядом, — тихо сказал Железное Перо.

— Я ничего не слышу, — не веря, замотала я головой.

Я готова была поверить во что угодно, но не такую скорость Ястреба Парящего в Небе.

— Может, хищник вышел на охоту, вот и зверьё затаилось, — занервни-чала я, оглядываясь по сторонам.

Даже ветер не качал листья на деревьях.

— Нет, — настаивал мой дикарь. — Они уже близко, — и обнял меня, —

совсем рядом, Чёрная Лилия. Я уведу их за собой, а ты беги. Там, — кивнул он вперёд, — будет ручей. Перейдёшь его и снова беги до тех пор, пока на твоём пути не появится огромный поросший мхом камень. Под ним есть яма. Спрячешься.

— Нет! Не оставляй меня! — чуть не плача просила я.

— Я найду тебя, — успокаивал он, глядя в мои глаза. — Вместе нам не скрыться от них. Чёрная Лилия, беги! Беги не оглядываясь! Только вперёд, поняла?!

Я мотала головой, не желая подчиняться. Только мой дикарь оттолкнул меня от себя и уже строго приказал:

— Я сказал, беги!

188

И я побежала. Побежала, что было сил, как он сказал не оглядываясь.

Моё сердце выпрыгивало из груди. Перед глазами плыло от слёз, но я всё равно бежала. Пока земля не ушла из-под моих ног. Упав, я покатилась с оврага к ручью. На моём пути, словно из неоткуда выросла преграда.

Подняв голову, я чуть не закричала от ужаса. Надо мной стоял Ястреб Парящий в Небе, а в его глазах горела ярость. Я, как рак, попятилась назад от него, помогая себе онемевшими ногами, он медленно следовал за мной.

— Ты не убежишь от меня, Чёрная Лилия, — прохрипел он. — Я передумал на тебе жениться. Я убью тебя.

Он наклонился и схватил меня за волосы. Откинув мою голову, представил нож к горлу. Холодное острое лезвие обожгло кожу. В то мгновение я меньше всего хотела умирать. Познав настоящую любовь с моим дикарём, я словно родилась заново для этого мира. Во мне не было больше ненависти и злости. Даже вождя ирокезов я не ненавидела, я просто боялась, что моя смерть сведёт сума так полюбившего меня Железное Перо.

— Отпусти её! — раздалось за моей спиной.

Мой спаситель! Спаситель в третий раз!

Только отверженный жених и не думал подчиняться. Он резко поднял меня, и прижав к себе спиной, ещё сильнее надавил на рукоять ножа.

Я почувствовала боль и как тёплая струйка крови уже стекала по моей коже.

— Она принадлежит мне! — прорычал вождь.

— У тебя нет прав на Чёрную Лилию, — сказал Железное Перо, и сильнее сжал нож в руке.

С оврага спускались ещё несколько индейцев. Мы были окружены, и Ястреб Парящий в Небе это понимал. Я в его стальных объятьях. Железное Перо не сможет сражаться одновременно против десятерых неприя-телей. Я взглянула на своего любимого, мысленно прощаясь с ним. Но вот он никак не собирался так легко сдаваться.

Когда его окружили, он что-то сказал на местном языке. Воины одобрительно кивнули, и отошли. Ястреб Парящий в Небе со всей силой швырнул меня ближе стоящему ирокезу. Тот поймал, и его пальцы впились больно в мои плечи. Он держал такой же мёртвой хваткой, как и его вождь.

— Я убью тебя, а потом убью её! — чуть не брызгая слюною, как беше-ный волк, рычал Ястреб Парящий в Небе. — Ты ответишь за моего сына!

И тут до меня дошло. Железное Перо сказал нашему преследователю, что убил его сына и он, как отец, может сразиться с ним, если не трус. Ли-бо отомстить, либо отправится вслед за мальчишкой. Месть за близких у дикарей личное дело, поэтому воины ирокезов отошли, позволяя двум врагам выяснить: кто останется жив.

— А если я убью тебя, то они нас отпустят, — спокойно говорил мой спаситель.

189

— Нет, сын Волчьих Лап, ты сегодня умрёшь! — пророчил вождь врагов. — Умрёшь за бледнолицую девку! Она даже не жена Красного Лиса!

Она его вещь!

Ястреб Парящий в Небе говорил всё это на языке англичан, чтобы, как я поняла, его воины не узнали о его просчёте. Слова полные злобы нисколько не повлияли на чувства моего любимого ко мне. Он только кинул в мою сторону взгляд полный обожания и сказал:

— Она была моей задолго до Красного Лиса и всегда будет только моей.

Вождь ирокезов не понял, о чём говорит его противник. По его иска-жённому ненавистью лицу пробежало чуть уловимое сострадание.

— Я знал, что белые женщины способны свести сума, — сказав это, он сделал выпад, первым атаковав моего любимого.

Железное Перо отскочил, а я чуть не вскликнула от страха за него. Потом снова выпад, ещё и ещё один. Вождь ирокезов атаковал быстро, резко и решительно не давая возможности гурону ответить. Мой спаситель только отступал или отбивал размашистые и колющие удары ножа противника.

Наблюдая за этим поединком, меня начинал бить озноб. Брат Сары уступал вождю, казалось, во всём. Но это поначалу. Мой дикарь изучал Ястреба Парящего в Небе, чтобы улучить момент и нанести удар. Когда вождь уже торжествовал, чувствуя скорую победу над молодым гуроном, сталь ножа сверкнула на солнце и легко прошла по его правому плечу. Отскочив от неожиданности, Ястреб Парящий в Небе посмотрел на выступившую кровь. Думаю, именно тогда он понял, что перед ним непросто скачущий мальчишка с ножом, а такой же умелый воин, как и он. Больше вождь ирокезов не подставлялся. Он начал играть с Железным Пером, как кот с мы-шью, ожидая, когда противник сам сделает роковую ошибку. Я надеялась, что такого не произойдёт. Помнила, как Железное Перо победил воина в лесу, спасая меня. Жаль, что наши надежды не всегда оправдываются.

Ястребу Парящему в Небе надоело играть в ножечки. Он, бросив быстрый взгляд на ирокеза, держащего меня, чуть кивнул. Тот понял буквально своего вождя. Через мгновение в моё горло вновь впилась сталь. Я простонала от боли. Мой любимый отвлёкся, а Ястреб Парящий в Небе всадил нож ему под рёбра и быстро вынул.

Мой дикарь медленно оседал и смотрел на меня. В его глазах было сожаление, что не смог спасти нас обоих. Я неистово кричала и рвалась к нему. Мне было уже всё равно, что моя жизнь тоже висит на волоске.

Единственным моим желанием было обнять его. Прикоснуться в последний раз к ещё тёплому телу любимого. Посмотреть в глаза, которые ещё не застыли, как стекло.

Мои крики заглушили только выстрелы ружей. На ирокезов обрушился настоящий шквал огня. Держащий меня дикарь был убит, и я бросилась к Железному Перу, не думая, что сама могу поймать пулю. Солдаты хоть и стреляли прицельно, но риск всё равно был большой, я же бежала.

190

Упав рядом с любимым, я запричитала от горя. Не успела! Господи, я не успела попрощаться с ним. Всего каких-то мгновений мне не хватило, чтобы сказать ему: «Я тебя люблю».

Стрельба прекратилась. Все похитившие меня ирокезы были мертвы, кроме Ястреба Парящего в Небе. Он, прижимая окровавленную ладонь к животу, пытался встать.

— Ты говорила, Красный Лис не придёт за тобой, — теперь он шипел, как змея, смотря за мою спину.

Приближающиеся шаги полковника Монтгомери были беззвучны. Я поняла, что он рядом, только когда его тень закрыла меня от солнца.

— Здравствуй, Ястреб Парящий в Небе, — в голосе Ричарда было раздражение. — Не думал, что мы станем врагами.

Вождь что-то ответил на своём языке и усмехнулся. Полковнику ответ не понравился. Он навёл пистолет на раненого индейца и нажал на курок.

Не скажу, что смерть убийцы Железного Пера меня расстроила, но хладно-кровие, с которым Ричард его добил, потрясло. Я думала, что узнала своего «мужа» за этот год. Оказалось, у полковника Монтгомери тайн больше, чем звёзд на небе. Я знала, только ту его сторону, которую он мне позволял о себе знать. В нём было два человека. Один — добрый, отзывчивый, терпеливый, благородный, нежный. Другой — хитры, жестокий, властный беспощадный. На берегу ручья я лицезрела Ричарда — воина. Его не самую лучшую сторону.

Склонившись, полковник Монтгомери, протянул мне руку:

— Идём, Лили.

— Нет, — прошептала я, — только не с тобой.

— А с кем? — уже нервничал он. — Ты убиваешься по нему, словно по мужу.

Последние слова он прошептал мне на ухо, чтобы никто не расслышал.

— Или я чего-то не знаю? — спросил Ричард, схватив меня за руку и подняв с песка. — Ну же ответь?!

Его глаза бегали по моему лицу, а зрачки расширялись в ожидании ответа.— Он спас меня, — лишь смогла я сказать, чувствуя, как силы покидают меня.

— И я спас, Лили.

Моё имя я уже слышала, как в полубреду. Чёрная мгла застелила глаза, и я провалилась во тьму.

Последние несколько дней выдались настоящим испытанием для ме-ня несколько физическим, как душевным. Я потеряла самых близких мне людей. Подругу и любимого мужчину. Смерть Железного Пера стала самым страшным потрясением. Мы знали друг друга всего год, из этого го-да виделись несколько раз и провели вместе самую лучшую ночь в нашей жизни.

Иногда мне кажется, что каждое событие в моей жизни только сокра-191 щало расстояние между нами. Нам суждено было встретиться ради одной этой ночи в маленькой пещере за водопадом.

ГЛАВА 31. У тайн нет надёжных замков

Нелегко было прийти в себя после случившегося. Около недели я провалялась в горячке, а когда мне стало чуть лучше, отбивалась от назойли-вых кумушек Ред-Ривер, жаждущих увидеть меня после освобождения из плена. Я запретила Фани пускать их даже на порог нашего дома, в особенности миссис Литл. Наглая сплетница три раза штурмовала гостиную!

Хвала господу, Ричард так вовремя возвращался домой и отправлял непрошеную гостью домой вместе с её глупой дочерью Джорджианой.

Но как я не пыталась спрятаться от окружающих меня людей, это у ме-ня не получилось.

Немного оправившись, я стояла у окна, наблюдая за жизнью форта.

Ничего особенного не происходило. Жители Ред-Ривер жили своими обычными хлопотами. Глядя на суматоху узких улочек, я вспоминала любимого. Боль от его потери терзала моё сердце, разрывая его в клочья. Я

уже готова была волчицею выть от тоски по Железному Перу, как, тихо по-стучавшись, вошла Фани.

— Миссис Монтгомери, к вам пришла мисс Джилл Литл, — доложила горничная.

— Скажи, что мне не здороваться, — не оборачиваясь, сказала я.

— Поздно, Лили, я уже здесь! — голос подруги раздался за спиной, а после и хлопок двери.

Она выпроводила горничную из спальни.

— Тебе не говорили, что врать нехорошо? — задиристо хохотнула она, подходя ко мне.

Меньше всего мне хотелось разговаривать о роли лжи в нашей жизни, но всё же я повернулась к ней лицом. Растянув губы в подобии улыбки, тяжело вздохнула. Вот наглость и настойчивость Джилл унаследовала от своей вздорной мамаши. Ворваться в дом без приглашения, да ещё и обличать хозяйку во лжи, вопиющая наглость! Хотелось высказаться по этому поводу, но сил на выяснения отношений не было и я промолчала.

— Джилл, сейчас я даже говорить не хочу, — отходя к креслу, сказала я.

Подруга следом. Усевшись на кровать, напротив меня, Джилл вскинул брови вверх, изображая удивление.

— Лили, а ты слишком бледна! — всплеснула ладошами она. — Срочно на солнце и дышать воздухом!

О, нет! Только не это! Хотелось уже кричать. Идти на улицу в это оси-192 ное гнездо я не хотела. Правда, уже было поздно сопротивляться. Подруга подскочила, ухватила за мою руку и потянула за собой.

Выбравшись на улицу, я перестала упираться, чтобы мимо проходящие люди не подумали, что Джилл пинками вытолкала меня из дома. Собственно так оно и было! Стоя посередине пыльной дороги, я хотела вцепиться руками в её довольное лицо.

— Погода прекрасная, а ты сидишь в четырёх стенах, Лили, — говорила, чуть ли не торжествуя Джилл. — Идём, прогуляемся!

Подхватив меня под локоть, теперь подруга тащила вперёд. С неохотой передвигая ноги, я шла рядом с ней, стараясь не смотреть по сторонам на людей вокруг нас. Со мной здоровались — я здоровалась, но при этом, не поднимая глаз с земли. Мне почему-то казалось, что жители Ред-Ривер злорадствовали, глядя на меня. Для них моё пленение стало настоящим событием и их языки без устали плясали, рассказывая в подробностях, как дикие ирокезы позабавились с женой полковника. За несколько дней до этого мне довелось услышать разговор Фани со своим ухажёром —

сержантом Виллоу. Он хвастался, как заткнул пару таких грязных ртов.

Прогулка закончилась у кузни. Голос Галчонка заставил меня оживиться и вспомнить, что кому-то сейчас намного хуже, чем мне. Маленькая девочка бежала к нам и плакала:

— Мисс Джилл, а папа опять не отходит от своей наковальни.

Когда мистер Дане узнал о гибели жены, он кричал так громко и рвался убить всех индейцев без разбора, что его чуть скрутили пятеро солдат.

Несколько дней он пил, а потом принялся ковать оружие. Детей совсем за-бросил, пропадая днями в кузне. Джилл вызвалась сама смотреть за сиротами, пока их отец справляется с горем, обрушившимся на него.

Подруга подняла малышку на руки.

— Идём к нему, милая, — сказала она Галчонку.

В кузни нечем было дышать. На улице жара, а там от плавильной печи и вовсе пекло. Весь мокрый от пота, муж Сары молотил молотом по раска-лённому докрасна железу.

— Мистер Дане! — громко позвала Джилл.

Он и ухом не повёл. Продолжал молотить.

— Мистер Дане! — звала она без результата.

Я подошла ближе к кузнецу.

— Саймон, — позвал я его по имени.

Кузнец вздрогнул и замер на мгновение. Со смертью жены его так никто не называл.

Медленно опустив молот, он повернулся к нам.

Вот кто был достоин настоящей любви. Многие годы Саймон Дане жил один и только встретив свою маленькую Сару, познал нежность и заботу.

Он дарил нерастраченные чувства единственной женщине — своей жене.

Никогда не изменял ей. Оберегал её. Радовался каждому их ребёнку.

И за что ему такая несправедливость?

193

Мне было жалко мистера Дане.

— Мистер Дане, вы опять ничего не ели. Не выходите из своей кузни, — журила его Джилл. — Ладно, о себе не думаете, но о детях своих по-думайте. Вы потеряли жену, а они мать. Неужели вы хотите, чтобы они стали круглыми сиротами? Ведь так изматывая себя работой, вы отправитесь вслед за Сарой.

Дочь миссис Литл была строга с убитым горем вдовцом. Он опустился на скамью рядом с наковальней и закрыл лицо руками. Нет, мистер Дане не заплакал. Он просто сидел и шумно сопел.

Смотреть на мужа Сары было невыносимо больно. Я подошла к нему и положила руку на его плечо в утешение.

— Она была мне подругой, Саймон, — сама с трудом сдерживая слёзы, говорила я. — Если бы я могла вернуть её, то, не задумываясь, отдала за это всё. Даже свою жизнь. Я знаю, как вам больно. Я тоже потеряла любимого мне человека. И чтобы не говорили, эта боль со временем не утих-нет. Она станет частью вас и вашей жизни. Вы просто научитесь жить с этой болью.

Огромная ладонь кузнеца накрыла мою ладонь на его плече.

— Спасибо, миссис Монтгомери, — тяжело вздохнув, сказал он.

— Но вы счастливее меня, — прошептала я, утирая слёзы. — У вас осталась частица Сары. Она в ваших детях. Берегите их, Саймон.

Широкие плечи вдовца задёргались. Он заплакал, а вместе с ним и мы.

От мистера Дане мы ушли ближе к вечеру. Он провожал нас, держа на руках Галчонка.

Не знаю, может, мои слова вернули Саймона к жизни или чуткое участие мисс Джилл, но он больше так не убивался. А через несколько дней уже гулял со своими детьми за стенами форта. Я снова слышала радост-ный детский смех, который возвращал меня в прошлое, где осталась моя лучшая подруга Сара.

С уходом близких мне людей жизнь не остановилась. Она продолжа-лась и во мне.

В конце месяца мои лунные дни не начались, как обычно. До этого за-держка была лишь однажды. Последствие, которой мне пришлось испытать в хижине Старой Мэй. Только в этот раз я не стала искать способы избавиться от беременности. Я испытала неподдельную радость, что частица

Железного Пера растёт во мне. То, что это ребёнок моего любимого я не сомневалась. Хотя по срокам подходил и Ричард. За день до моего похищения я была с полковником. Правда, наши отношения плоды не давали уже почти год. А стоило провести одну ночь с братом Сары, как я тут же понесла.

Прижимая руку к животу, я вспомнила слова шаманки. Духи даруют мне дитя, когда в моей душе не будет ненависти. Обнимая моего дикаря, я забыла о своей ненависти и желании отомстить брату с Гарри. Рядом с любимым мне было важно только то, что я чувствовала к нему. Всё остальное

194 стало ненужным и лишённым всякого смысла. Я поняла, что в нашей жизни ничего не имеет значения, кроме любви. И во мне рос плод нашей любви с Железным Пером. Разве большего счастья я могла себе желать после всего, что со мной произошло? Нет. Я о большем и не просила. Я

была безмерно и безумно счастлива!

У тайн нет надёжных замков. Особенно если эта тайна двоих и более человек. Так говорила ворчливая Тара, когда отчитывала горничных-рабынь. Её слова мне врезались в память, и стоило появиться первым при-знакам беременности, как правдивость нравоучения рабыни подтверди-лась.После моего возвращения Ричард не подходил к нашей спальне и на шаг, предпочитая спасть в кабинете на маленьком диване. Отношения мы не выясняли. Просто обменялись молчаливыми упрёками, поглядев с укоризной друг на друга. Я злилась на полковника, что он стал причиной стольких смертей. Ричард считал себя обманутым «мужем» и к тому же ещё спасённая «жена» не оценила его благородных и самоотверженных порывов. Он снова обвинил меня во всех смертных грехах, при этом оправдав себя. Моё недомогание ещё сыграло не последнюю роль в охла-ждении между нами. Нам бы выяснить отношения сразу и расставить точки над i, но время было упущено. Мы не ругались, но и не разговаривали, как раньше.

Всё-таки полковник Монтгомери очень тяжёлый человек. Ему легче оградиться от возникших проблем в семье, чем решать их. Думаю, его жене Марджери было сложно с ним. Немало она пролила слёз, пытаясь проглотить обиду и равнодушие со стороны супруга. Только я не леди и не его жена. Молчать долго мне не хотелось и, когда представился шанс, я высказала всё, что наболело в моей израненной потерями душе.

Я стояла над фарфоровым тазиком для умывания, мой завтрак попросился наружу. Чуть успев добежать до спальни, я оставила дверь открытой.

Мне было так плохо, что идущего за мной Ричарда я не заметила. Муж напомнил о себе, закрыв за собою дверь.

Глухой щелчок заставил меня вздрогнуть и обернуться.

— Ты изменилась, Лили, — говорил полковник, бегая по мне взглядом. — Я бы хотел знать, кто или что причина таких перемен.

— Ричард, — прошептала я, новый приступ рвоты не дал мне договорить.Меня выворачивало наизнанку, а он стоял и терпеливо ждал, когда я смогу ответить на вопрос. В те минуты мне меньше всего хотелось обсуждать перемены во мне. Когда стало лучше, я снова посмотрела на полковника. Он сложил руки на груди, сдвинув брови, глубоко дышал. Весь его вид кричал, что без ответов на свои вопросы он не сдвинется с места.

Я давно уже решила какую правду скажу Ричарду. Мою тайну знал только один человек и, к сожалению, его уже не было в живых.

— Да, Ричард, я изменилась, — я пыталась восстановить сбившееся ды-195 хание. — А как не измениться, когда на моих глазах, убили лучшую подругу? Меня похитили дикари и, как животное, на верёвке тащили через весь лес. Я слышала крики сжигаемого заживо английского солдата, стоны пы-таемых воинов гуронов и дикое ликование толпы, участвующей в этих изуверствах. Я тряслась от страха, ожидая такой же участи, как и те несчастные. Только появление Железного Пера избавило меня от судьбы, что уготовил мне Ястреб Парящий в Небе. И после всего этого ты говоришь мне: «Ты изменилась!».

Лучшая защита — это нападение. Я должна была отвлечь полковника от главной причины моих перемен, а сделать это можно было, только при-помнив, ему его же грехи.

— Но ты не спрашиваешь: «Кто виноват в этом?»

Мой «муж» не выглядел уже таким уверенным, как мгновение назад.

Прищурившись, он смотрел на меня. Видно, пытался понять, что я имею в виду, говоря всё это.

В первый день моего освобождения он сам сказал мне, что вина на случившемся полностью лежит на мне. Ведь если бы я осталась в форте, то и похищения бы не было. Проще говоря, я сама нашла себе проблемы на свою голову. Он — герой! Собрал добровольцев для вылазки на территорию врага, чтобы освободить нерадивую жену. Я же неблагодарная, убивалась на глазах у всех по какому-то индейцу, вместо того, чтобы пры-гать от счастья и осыпать словами любви своего спасителя и мужа. Я выставила его дураком, что послужило причиной новых сплетен в форте.

Мои слёзы подтвердили преступную связь с дикарём.

— И кто же виноват?! — ухмыльнулся полковник, разведя руки в стороны.

— Ты, Ричард, — ответила я, — вернее, твои поступки в прошлом.

С его лица тут же слетела маска высокомерия. Полковник понял, о чём пойдёт речь. Пришло время мне обвинять Его Благородство.

— Ты прекрасно знал Ястреба Парящего в Небе, — покачала я головой, наблюдая, как прищуренные глаза «мужа» округляются. — Вы даже были друзьями, пока ты не оскорбил его сестру. Ястреб Парящий в Небе пришёл отомстить тебе. Он похитил меня, думая, что я твоя жена. Ты забрал у него сестру, а он решил забрать у тебя жену, ради которой ты бросил Быстроно-гую Лань. Ричард, ты бросил беременную девушку и уехал в Англию.

Мои слова стали для него шоком. Полковник Монтгомери бледнел на глазах.

— Что? — переспросил он, не веря своим ушам. — Этого не может быть. Я не знал. Она не говорила. О, Господи! Где она? А ребёнок? Что с ним?

Сыпались на меня его вопросы.

Значит, Быстроногая Лань не сказала ему о своей беременности.

Немудрено. Любящие женщины не хотят привязывать к себе мужчин только детьми. Они надеются, что их избранники останутся с ними по зову

196 сердца, а не долга. Ричард не любил сестру вождя, раз оставил её, как только представилась возможность. Бедная девушка, что она испытала, поняв, как мало значила для своего любимого. Но, время всё расставило по своим местам. Ричарду проведение отплатило сполна. Он хотел наследников и не получил их. Может, слёзы, оставленной им любовницы, увидел наш бог. Жаль только, что расплата полковника Монтгомери коснулась и не в чём неповинных людей.

— Быстроногая Лань умерла сразу после родов, а твой сын, — я не успела договорить, как он подскочил ко мне.

— У меня сын?! — чуть не крича, говорил Ричард, схватив меня за плечи. — Ему сейчас где-то около семнадцати лет.

— Было, — отведя глаза в сторону, сказала я. — Он недавно погиб в войне племён. Он был воином, как и ты.

Я не стала говорить Ричарду всей правды о смерти его сына, опасаясь непредсказуемой реакции на эту страшную новость. Всё-таки это было бы жестоко с моей стороны и даже глупо. Жестоко потому что, обретя сына, он тут же узнал бы об обстоятельствах смерти отпрыска. Сын погиб от стрелы Железного Пера, участвуя в набеге на форт и пытаясь изнасиловать любовницу настоящего отца. Глупо потому, что после моего признания Ричард мог в порыве гнева придушить меня. Или не мог? Я была неуверена в силе его самоконтроля. Так что мне моё чувство самосохране-ния настоятельно рекомендовало опустить некоторые подробности.

— Воином, — по-волчьи протяжно провыл Ричард, прежде чем отпустить меня. — Он был ещё мальчишка. Семнадцать лет.

— Здесь взрослеют рано, — напомнила я ему его же слова, сказанные мне на дороге к Ред-Ривер.

— Да, — согласился Ричард отходя.

Он грузно упал в кресло возле нашей кровати. Закрыв лицо руками, глубоко вздохнул, словно пытался сдержать подкатившие к горлу слёзы.

Сегодня у полковника Монтгомери был тяжёлый день и предстоит ещё тяжелее.

— Ты, наверное, считаешь меня чудовищем? — спросил он, не открывая лица. — Может, так оно и есть, Лили. Нам не всегда удаётся поступать по совести. Я любил её, но недостаточно сильно, чтобы пойти против желания от-ца, — начал Ричард свою исповедь мне. — Как я уже говорил, Лили, я младший сын в семье. Отец купил мне эполеты и сказал: твоя жизнь в твоих руках.

Так оно и было, пока мой старший брат не погиб от рук грабителей на Сэвен

Дайелз. Одному богу известно, что он там делал. Не лучшая улица Лондона, кишащая шлюхами, воришками, убийцами и всяким отрепьем. Энтони не оставил наследника. У них с Вивьен за семь лет брака три дочери и не одного мальчика. Отец тоже отличился. Вложился в торговлю восточными спе-циями, но торговые корабли из Индии попали в шторм. Груз испортился, а отец обанкротился. Кредиторы требовали погашения долгов. Папа не нашёл ничего лучше, как женить меня на выгодных условиях. Я не мог отка-197 заться, иначе бы наша семья потеряла землю и родовой замок в Уэльсе в графстве Глостершир, особняк в Лондоне. Но самое ужасное, мы потеряли бы честное имя графов Шеффилд, — он наконец-то отнял руки от своего лица и поднял глаза на меня. — Как видишь, выбора у меня не было. Я предлагал ей поехать со мной. Быстроногая Лань ничего не сказала мне, а утром проснувшись, я не нашёл её рядом. Она ушла. Если бы я знал, что она носит моего ребёнка, я бы отказался от всего на свете ради неё и своего сына.

Слушая другую версию уже знакомой мне истории, я ещё больше посо-чувствовала Быстроногой Лани. Она сделала сложный выбор в своей жизни. Любящая женщина оставила Ричарда, чтобы он потом не пожалел о своём поспешном решении остаться с ней. А сам полковник такой жалости во мне не вызвал. Он предложил сестре Ястреба Парящего в Небе статус любовницы, а не жены. То же, что и предлагал мне. Такие женщины, как мы, недостойные носить благородный титул графов Шеффилд. Мы можем надеяться только на место в его постели. Как же это мерзко! Что я и высказала ему.

— Ты оскорбил её чувства, Ричард, как сейчас, оскорбляешь мои.

Он усмехнулся.

— Твои-то как я оскорбляю? — в его голосе звучали отчётливо нотки сарказма.

— Мои? — таким же тоном сказала я. — Ты смеешь упрекать меня в своих гнусных подозрениях. Для жителей форта я твоя законная жена, а ты флиртуешь с Джорджианой. И при этом выходишь из себя, стоит ко-му-то вспомнить Железное Перо. Он спас меня, Ричард. Если бы не он, то я не знаю, что со мной было бы в руках твоего давнего друга.

Смех полковника оглушил меня. Я ожидала другой реакции на свои слова, но не срывающегося смеха.

— И поэтому ты ему отдалась?! Сгорая от чувства благодарности, позволила дикарю наставить мне рога?! Да? — уже гневно смотря на меня, говорил Ричард.

Мужчины всегда склонны всё преувеличивать, когда дело касается их соперников и жён. То, что эти обвинения основаны лишь на домыслах, я была твёрдо уверенна. Тайна ночи в пещере известна только нам с Железным Пером. И открывать её я не собиралась не только на исповеди, но и на предсмертном причастии. Так что, гордо выпрямившись, я поставила обнаглевшего любовника на место.

— Рога наставляют мужьям, а ты мне не муж.

— Для жителей форта я твой муж! — повторил он мои ранее сказанные слова.

— И, Лили, я не только рогоносец, но и дурак! Ведь мою жену обрюха-тили дикари! Об этом уже судачат в каждом доме Ред-Ривер. Миссис

Монтгомери заметно поправилась, побывав в гостях у индейцев, — пере-дразнивать он сплетниц. — У Миссис Монтгомери нет аппетита по утрам, видно, индейцы напихали в неё столько горячих закусок, что хватило

198 с лихвой. Миссис Монтгомери теряет сознание, потому что она…

— Хватит! — остановила я, тираду лживых сплетен.

И Ричард замолчал. Его глаза убивали меня злобой сильнее, чем по-вторение слов миссис Литл. То, что эти её языка дело, я не сомневалась.

Только у неё хватает фантазии так гадко описывать детали прелюбодея-ния, словно сама там присутствовала.

Один обморок на улице, стал поводом для сплетен, в которых впервые была доля правды. Я действительно беременна, но моя беременность не заслуга всех индейцев.

Оправдываться, я не собиралась. Но и отрицать очевидное тоже. Я

просто решила не говорить, кто отец ребёнка. Он мой и это главное. Всё остальное не имеет значения.

— Когда-нибудь у миссис Литл отсохнет язык, — стараясь держать себя в руках, сказала я. — Да я беременна, Ричард, и если бы ты был более внимательным, то заметил это намного раньше, чем она. Думаю, и Быстроногая Лань уже носила твоего ребёнка, когда уходила от тебя.

— Он мой? — в его голосе была надежда. — Если мой, я женюсь на тебе.

Какая радость! Он женится на мне. Только теперь мне этого было не нужно. Вынужденный брак сомнительное счастье для женщины в моём положении. После того как я получу своё наследство, я смогу сама позаботиться о своём ребёнке. А что репутация будет разбита в пух и прах, так это и так уже произошло. Чего бояться?

— Если… — улыбнувшись, повторила я. — Вот видишь, ты уже сомнева-ешься. И твои сомнения не развеются даже утверждай я обратное. Ричард, ты поверил сплетнице миссис Литл и мои слова уже ничего не изменят.

Ростки сомнения и недоверия уже глубоко въелись в твоё сердце, так что я даже не хочу пытаться переубедить тебя. Не хочу оправдываться в том, че-го не совершала.

— Лили, только скажи он мой? — сделав шаг навстречу мне, умолял полковник.

Я отступила, чтобы не соприкоснуться ненароком с ним. Не хотела ощутить его дыхание на своём лице. Ведь если бы Ричард подошёл ещё ближе, то наш бы разговор закончился в его объятьях. Такого применения я меньше всего желала. Только не в тот день.

— Мне не нужен муж, Ричард, — обходя его, говорилая, — Мне нужен мужчина, любящий меня.

Я ушла из спальни, оставив полковника наедине со своими сомнениями. Какое бы решение он ни принял: оставить меня или остаться со мной, я была готова к любому.

Этой же ночью Ричард пришёл ко мне. Раздевшись, лёг рядом. Обнял и прошептал:

— Я не могу отпустить тебя. Теперь не могу.

Утром прибыл гонец из Джеймстауна с письмом. Читая его, я чуть

199 не лишилась чувств, когда увидела свою фамилию. Новый губернатор требовал незамедлительно прибыть полковнику Монтгомери и мисс Дарлингтон в Сент-Огастин.

Воистину у тайн нет надёжных замков. Всё тайное рано или поздно становиться явным.

Глава 32. И воздастся вам по заслугам вашим…

Собираться в обратную дорогу нам пришлось быстро. Правда, вещей на этот раз было намного меньше, как и солдат, сопровождающих полковника. Сержант Виллоу захотел остаться в форте. Он присмотрел себе небольшой кусок земли на берегу реки и неподалёку от Ред-Ривер. Солдат, отдавший армии Его Величества Георга третьего более двадцати лет своей жизни, наконец-то решил остепениться и жениться. Такое решение преданного ему человека Ричарда, конечно, огорчило. Он грустно похло-пал по плечу сержанта Виллоу, прощаясь с ним.

— Надеюсь, когда-нибудь свидимся, сержант, — сказал полковник.

— Если богу будет угодно, сэр, — выпрямившись в постройке смирно, ответил солдат.

Ричард прощался с Виллоу, а я со своей горничной. Фани тоже решила остаться. Они с сержантом собирались пожениться, и я была за них рада.

Он, конечно, был старше Фани на двадцать лет, но это нисколько не повлияло на их отношения и чувства друг к другу. Они прекрасно смотрелись вместе.

Никогда бы не подумала, что трусиха Фани останется в этом диком крае. Всего несколько месяцев назад она визжала в телеге от страха быть убитой дикарями, а теперь не представляет своей жизни вдали от этих красивейших мест. Всего за день до нашего отъезда, горничная говорила, что мечтает о маленьком домике и куче детишек, похожих на её любимого.

Обнимая Фани на прощание, я прошептала ей на ушко:

— С детишками не затягивайте.

Горничная засмущалась, пряча глаза.

— Уже, — тихо сказала она, теребя по привычке край своего перед-ника.

— Рада за вас, — поцеловала я её в щёку и пожелала, — и счастья вам.

— Спасибо, миссис Монтгомери, — поблагодарила она. — Вам тоже счастья.

В тот день проводить коменданта вышли все жители Ред-Ривер. Даже

200 миссис Литл пришла, сияя, как натёртое столовое серебро от радости. Её мужа Ричард оставил исполнять обязанности коменданта, пока не при-шлют другого. Форт самый дальний и северный оплот английской власти на этих землях и желающих занять такую должность мало. Может случиться так, что временное назначение останется неизменным. Быть капитану

Литл комендантом Ред-Ривер много-много лет.

Не все разделяли радость миссис Литл. Хоть её муж и честный человек, но ужасный подкаблучник. Фактически управлять фортом будет жена капитана, а не он.

Мне было жаль жителей Ред-Ривер и живущих рядом индейцев. Благо, что деспотическое правление миссис Литл длилось недолго. Через пять лет в форт прибыл новый комендант. Человек уже не молодой, но прошедший хорошую школу жизни в армии начиная с низов. Он быстро навёл порядок в царящем хаосе, посеянном сварливой женщиной. Правда, беднягу угораздило запутаться в паутине сплетен, и он был вынужден жениться на Джорджиане. Глупая красавица родила своему стареющему супругу троих детей. Овдовев на восьмом году замужества, уехала из Ред-Ривер.

Насколько мне известно из писем Джилл, её младшая сестра вышла замуж во второй раз в Джеймстауне за представителя Ост-Индийской компании и сейчас счастливо живёт где-то в Англии.

Миссис Литл пережила супруга на три года и изрядно подпортила жизнь своим дочерям. Джилл писала, что им с Саймоном даже пришлось построить дом вниз по течению реки, чтобы мать не имела возможности наведываться в гости. О, да! Джилл Литл и Саймон Дане поженились и у них большая счастливая семья. Вторая жена родила кузнецу ещё троих сыновей.

Моя подруга сообщала мне в письмах, что семья Виллоу построила дом и тоже счастливы. У них пятеро детей. А когда начнётся война за независимость колоний от Англии, сержант Виллоу откажется выбирать сторону, сказав своим подросшим сыновьям: «вы родились на этой земле, и вам решать — будет она ваша или чужая». Трое его сыновей выбрали сторону и были среди тех, кто положил начало новому государству.

Я покидала форт Ред-Ривер с тоской, провожая взглядом медленно плывущие воды Красной реки. Как много здесь произошло всего лишь за один год. Именно в этом суровом крае я смогла познать саму себя. Я

навсегда избавилась от страха в своей душе. После всего, что я испытала здесь, меня уже ничего не повергнет в ужас. Этот год закалил слабую девушку, сделав её сильнее.

Каждая новая миля давала мне уже не надежду, а уверенность, что в моей жизни всё хорошее только начинается.

Дорога до Джеймстауна нисколько не утомила меня. На этот раз я не ехала в телеге, а восседала на лошади. Конечно, Ричард был против, но спорить со мной не стал. Он лишь просил быть осторожной. И когда его не было рядом, за мной приглядывал Натан. После нападения Ястреба Па-201 рящего в Небе мальчик остался круглым сиротой. Его дедушка и бабушка не пережили расправу. Мы не могли оставить его в форте. Очень привязались к мальчику. Поэтому ни у Ричарда ни у меня не возникло сомнений стоит ли уезжать Натану с нами из Ред-Ривер. Этот мальчишка стал частью нашей иллюзии. Семьи, которой нет и никогда не было. Больше всего я переживала, с кем останется Натан, когда придёт время выбирать между мной и полковником. Ричард хоть и был со мной нежен, внимателен, заботлив, но он всё ещё не озвучил своего решения. Своё я ему высказала: мне хотелось видеть рядом того, кто будет любить меня, несмотря ни на что. На меньшее я была несогласна. Полковник Монтгомери, терзаемый сомнениями по поводу отцовства, не хотел оставлять меня, но и жениться на мне тоже не горел желанием. А я была слишком гордая, чтобы оставить всё как есть и ничего не менять. Наверное, после всех испытаний, что вы-пали мне, внутри меня всё ещё жила наивная чистая девочка. Я надеялась, что Ричард останется со мной, как муж. Настоящий муж. Ведь женщинам всегда хочется чувствовать защищённость и мужскую поддержку, как бы независимы мы ни были.

И эта чёртова дорога нас снова сближала. Каждая остановка, каждый привал, каждая ночь, проведённая в одной палатке, возвращала меня ему.

Я не забыла Железное Перо. Такую любовь нельзя забыть! Несколько взглядов и одно мгновение остались во мне навсегда. Но чувства к Ричарду нечто иное. Я просто хотела быть рядом с ним. Чувствовать его руки, обнимающие меня. Слышать его дыхание, просыпаясь по утрам. Видеть улыбку, чуть коснувшеюся его губ. Тонуть в серых глазах по ночам. Я любила Ричарда. И мне была невыносима мысль, что он женится на мне только если я ношу его ребёнка. Уж лучше я отпущу полковника, чем буду видеть упрёк в его серых глазах из-за дня в день. Повторить судьбу своей мачехи я не хотела. Леди Джейн год за годом уничтожала себя, мучаясь от своей ревности и холодности собственного мужа. На корабле мне даже приснился страшный сон. Будто я это она. Я бью посуду и срываюсь на маленькой девочке, обвинения её во всех грехах. Я ору и понимаю, что та девочка — это я сама. Резко вскочив с постели, я ещё долго не могла прийти в себя после этого кошмара.

Ричард успокаивал меня шепча:

— Это сон, Лили. Всего лишь сон. Ты проснулась, и его больше нет.

Но это был непросто сон. Это были мои страхи, которые обретали реальность, когда я смотрела на полковника. Я заплакала, отстраняясь от него. Больше молчать я не могла. Я не леди Джейн! Я никогда не стану такой, как она.

— Ричард, — вытирала я потоками льющиеся слёзы, — это не твой ребёнок. Прости, меня. Пожалуйста, прости, но держать тебя я больше не мо-гу. Нас ничего не связывает.

В каюте было очень темно, но даже темнота не смогла скрыть его бледнеющего лица. В глазах была не злость, а растерянность. Где-то в глу-202 бине души Ричард надеялся на своё отцовство. Я никогда не была жестокой, но именно в то мгновение я почувствовала себя именно такой. Я раз-била своей правдой его мечты. Тогда я думала, что лучше сейчас сказать её, чем потом он сам поймёт и будет презирать меня за ложь.

— Кто отец? — тихо спросил Ричард.

— Железное Перо, — прошептала я.

Он выдохнул так, словно камень упал с его души.

— Он соврал мне, — глубоко дыша, говорил полковник. — Ястреб Парящий в Небе соврал мне. Он сказал, что был с тобою. И то, что ты никогда не будешь принадлежать только мне одному.

Теперь понятно, почему Ричард так холоднокровно убил человека, бывшего ему когда-то другом.

— Ричард, — попыталась прикоснуться я к его щеке ладонью.

— Нет, — отдёрнулся он. — Ястреб Парящий в Небе прав.

Встав с постели, полковник Монтгомери ушёл. Я потеряла его, сказав правду. Всю ночь я проплакала, коря себя за свою слабость. Мне так не хотелось его отпускать.

На рассвете наш корабль вошёл в порт Сент-Огастина. Я вернулась домой одна и в то же время не в полном одиночестве. Со мной был мой ребёнок. Вот о нём я должна была думать в первую очередь. Потерять ещё и его я не могла себе позволить. Он моя связь с мужчиной, который любил меня, несмотря ни на что.

Не успели мы сойти на пристань, как к нам подошёл офицер с двумя солдатами.

— Полковник Монтгомери? — чётко спросил капитан.

— Да, — ответил Ричард.

— У меня приказ арестовать вас. Прошу сдать вашу шпагу и проследо-вать за мной, — уже приказывал офицер.

Ричард отдал ему свою шпагу. Бросил на меня взгляд, полный сочувствия, и ничего не говоря, пошёл за капитаном. Ко мне же подошёл мужчина в чёрном костюме. До этого я его не замечала. Он выгодно терялся среди красных мундиров.

— Мисс Дарлингтон, прошу проехать со мной к губернатору, — сказал он, указывая рукою в сторону кареты.

Я запротестовала, мотая головой.

— Нет! Я вас не знаю! Что происходит? Куда увели Ричарда? — чуть не срываясь на крик, говорила я.

— Мисс Дарлингтон, мои имя Жером Касл, — представился незнакомец. — Я личный секретарь лорда Франклина Даниэля Солсбери. Губернатора Луизианы!

По трапу сбежал Натан. Увидев, что полковника Монтгомери уводят, он бросился к нему.

— Дядя Ричард! — кричал он, пытаясь отпихнуть ставших стеною солдат. — Дядя Ричард, что происходит?! Куда вас ведут?

203

— Натан! — окликнула я его.

Мальчик словно не слышал и продолжал пробиваться к своему опеку-ну. Поняв, что от него не отбиться без применения силы, солдаты рассту-пились. Обнимая Ричарда, Натан чуть не плача, просил объяснить, что происходит и почему его опекуна арестовали. Полковник, погладив мальчика по голове, наклонился и что-то ему прошептал на ухо. После чего Натан всё-таки разжал свои объятья и отошёл на шаг назад.

Ричарда увели, а личный секретарь губернатора проводил нас до кареты. Помог сесть в неё и залез сам.

— Мистер Касл, я всё ещё жду ваших объяснений, — напомнила я незнакомому мне мужчине, когда карета тронулась.

Он вскинул брови, словно мои слова его застали врасплох.

— Мисс Дарлингтон, — он растянул губы в подобии улыбки, — я всего лишь секретарь и единственное, что могу вам объяснить, это повторить слова губернатора. Лорд Солсбери приказал арестовать полковника Монтгомери и привезти вас. Остальное вы сами у него узнаете, когда он вернётся.

— Так губернатора нет дома? — растерянно спросила я, чувствуя свою беспомощность перед сложившимися обстоятельствами.

— Лорд Солсбери будет только через три дня. Ему срочно пришлось уехать по делам на плантацию Фиджиральдов.

Знакомая фамилия. Эйдан Фиджиральд занимал пост судьи до скан-дала со страховыми компаниями и чёрным грузом. Человек, для которого закон и справедливость неразделимы. Суровый и принципиальный служитель Фемиды. Но для него только свободный человек имел право требовать защиты у английского правосудия. Если ты раб, то и не име-ешь даже слово сказать в своё оправдание.

С именем судьи Фиджиральда связана одна история. Брат продал сводного брата. Вполне обычное происшествие, если не считать, что тот, кого продали, был свободным хоть и чернокожим. Судья обязал нарушив-шего закон выплатить пострадавшему огромную компенсацию. Ко всему прочему репутация плантатора пострадала. Многие плантаторы хоть и бы-ли не лучше самого нечистого на руку брата, но игнорировали его, оправ-дывая своё нежелание общаться тем, что так богобоязненные христиане не поступают. Зачем губернатору понадобился судья Фиджиральд, я могла только догадываться.

В доме губернатора нас уже ждали. Мне предоставили не только комнату, но и горничную.

Натана поселили в соседнюю комнату. Она хоть и была поскромнее, но довольно уютная. Мальчик сразу закрылся в ней и, отказывался выходить, пока его опекуна не отпустят. За год, проведённый с нами, Натан привязался к Ричарду, сильнее, чем ко мне. И сам полковник тоже испытывал к мальчику почти отцовские чувства. Ричард учил Натана всему, что мог дать ему отец, оставшись он в живых. Так что арест его опекуна силь-204 но повлиял на сироту. Мои уговоры, спустится хотя бы поесть, на него не действовали. Дверь не открывалась почти сутки. Наутро следующего дня, я попросила Натана пожалеть меня и съесть хотя бы кусочек хлеба с сыром. Видно, голод уже стал мучить мальчика. Он открыл дверь, взял из моих рук поднос и заперся снова.

Три дня в доме губернатора тянулись медленнее, чем год в Ред-Ривер.

Я уже изнывала от одиночества. Но ещё больший дискомфорт в мою душу вносило волнение за Ричарда. Где он? Что с ним? Эти вопросы преследовали меня днём и ночью. И когда на четвёртый день моего пленения, по-другому я это заточение назвать не могу, горничная сообщила мне, что лорд Солсбери ждёт меня в кабинете, я, не мешкая, пошла за ней.

Губернатор стоял у окна и, улыбаясь, радушно приветствовал вошед-шую меня. На вид ему было за пятьдесят. Седины на висках я не рассмотрела из-за пышного белого парика. Его отличительной чертой были янтар-ные глаза. Правда, от них скорее веяло холодом, чем теплом. А, может, лорд Солсбери просто устал и на окружающих его людей смотрел с равнодушием. Я ещё подумала, глядя на контраст лёгкой улыбки и холодного взгляда: «Рядом с ним чувствуешь, свою никчёмность».

— Мисс Дарлингтон, — голос губернатора гипнотизировал своим спо-койствием, — рад лицезреть вас воочию, а не на портрете, что выслал мне

Эдмунд.

Эдмунд?! Он назвал моего отца по имени! Неужели это он?! Мой долгожданный жених. Комок тошноты подкатился к горлу. Прижав ладонь к груди, я часто задышала, чтобы справиться с нахлынувшей на меня пани-кой. Как не вовремя он объявился. Только не сейчас!

— Мисс Дарлингтон, вам нехорошо? — участливо спросил лорд Солсбери, направляясь ко мне.

— Да. Могу я присесть?

Мой жених подал мне свою ладонь и помог сесть на диванчик. Была ли я счастлива, увидев своего наречённого? Нет. В моей жизни произошло столько событий, что радоваться ещё одному претенденту на мою руку я была не в силах. Наверное, и он, узнав о моих злоключениях, сто раз пожалел о своём согласии жениться на дочери друга. Но, лорд Солсбери ес-ли так и думал, то превосходно скрывал свои мысли по этому поводу. Он продолжал мне улыбаться, а глаза заставляли меня ёжиться от их холода.

— Вы долго ехали, милорд, — я обратилась к нему, как подобает обращаться к человеку его высокого положения в обществе.

— О-о-о-о-о, — протяжно простонал губернатор, — вы можете на правах моей невесты называть меня по имени — Франклин. Я буду только рад.

— Спасибо, — поблагодарила я лорда Солсбери.

— Признаюсь, я задержался в Лондоне, а когда прибыл, то не поверил своим ушам и глазам, мисс Дарлингтон, — он присел рядом, и его ладонь тут же накрыла мои сложенные на коленях руки.

205

Не скажу, что это было мне приятно. Лорд Солсбери хоть и старался вести себя вежливо, но некая напряжённость между нами всё равно ощу-щалась. Чтобы не испытывать её ещё больше, я вытянула свои руки из-под тёплой ладони жениха. Мои действия смутили его. Это было видно по на-супившимся густым бровям. Они почти скрыли глаза губернатора.

— Я знаю, что на вашу долю выпало много неприятностей, и вы вправе мне не доверять, но поверьте, я сделаю всё, чтобы вы были счастливы. Эдмунд хотел видеть вас счастливой, и я поклялся ему в этом.

Если папа хотел видеть меня счастливой, то почему сосватал меня за мужчину вдвое старше меня? Почему отдал меня своему другу? Ведь мог на тех же условиях выдать замуж за молодого плантатора, и я не узнала бы об этих предательствах. Я бы не разочаровалась в родных мне людях. Я жила так же, как и все жены белых господ. Не хуже и не лучше их.

Почему он ждал ответа своего давнего друга так долго?

— Вы хотите сделать меня счастливой? — переспросила я и, не дожидаясь ответа, сказала губернатору. — А вы уверены, что я хочу именно такого счастья? Вы уверены, что я смогу осчастливить вас так же?

— Я не понимаю вас, мисс Дарлингтон, — поднимаясь с дивана, сказал друг отца. — Я богат и влиятелен…

— Вы считаете этого достаточно, для счастья? — перебила я его. —

А как же любовь? И я замужем за полковником Монтгомери.

Моя вынужденная ложь была быстро раскрыта.

— «Анна-Мария» попала в шторм у берегов Африки и была вынуждена вернуться. Она стоит пришвартованная в порту. Никаких записей в судовом журнале о вашем венчании нет.

Это повергло меня в ужас. Я думала, что сойду сума от мыслей, как он всё узнал о нас с Ричардом. Кто оказался таким болтливым? Но я недолго гадала.

— Ваш брат Кристофер и Генри Коллинз арестованы. Вот от вашего брата я узнал, что он пытался спасти вас, купив на торгах. Потом хотел выкупить вас через посредника у полковника и узнал, что вы свободны и замужем. Но возвращение «Анны-Марии» говорило об обратном.

Арест брата и Душки Гарри меня обрадовал. Их заключили в тюрьму по подозрению в убийстве Эдмунда Дарлингтона и махинациях с ценными бумагами. Я, как единственный свидетель по этому делу, должна была дать показания в суде. Для этого меня и вызвали. О том, что я слышала разговор леди Джейн и Гарри, губернатор узнал от мисс Ричмонд. Это по её прошению новому губернатору началось рассмотрение дела о внезапной и трагической кончине богатого плантатора. Лорд Солсбери только начал дёргать за ниточки, как размотал целый клубок семейного заговора.

Моё возвращение должно было положить конец алчным планам Генри Коллинза. Он хотел получить всё богатство моего отца. Ему так мало оставалось до осуществления своей мечты. Жена в психушке. Он туда её заключил. Леди Джейн умерла при родах. Ещё одним свидетелем меньше.

206

Кристофер в долгах, как в шелках. И самое интересное, если он не выплатит свой долг, то земли переходят Коллинзу, как основному кредитору.

Об этом тоже узнали, когда констебль, нанятый лордом Солсбери, разо-брал бумаги в кабинете у Гарри. Оставалась только я. Вернее, бумаги о мо-ём приданом, которые нельзя подделать, так как они находились у самого губернатора. Вот здесь и нашла коса на камень. Земли, причитающиеся мне, обширны и плодородны. Это именно плантации табака так возвысили моего отца над другими плантаторами. Без них у мистера Коллинза не будет такой власти, какая была у Эдмунда Дарлингтона.

Лорд Солсбери и мисс Ричмонд объединились, чтобы воздать по заслугам всем причастным к смерти их друга.

Я слушала своего жениха и не знала, что ответить. Мне так не хотелось за него замуж. Отец был прав. Лорд Солсбери человек благородный и честный, но моё сердце билось ровно рядом с ним. И только вспоминая

Железное Перо или Ричарда, оно колотилось в груди без устали, пытаясь выпрыгнуть наружу.

Моя роль в возмездии мисс Ричмонд и лорда Солсбери понятна. Я

должна выступить в суде, а вот роль Ричарда нет. Зачем его арестовали, если он непричастен ни к чему. Он просто купил меня. Купил и предложил свободу в обмен на ложь. Мошенничество? Какое?! Так поступают сотни офицеров в Англии. Покупают рабынь, содержат куртизанок, изменяют жёнам. Это не преступление в нашем пропитанном цинизмом мире. Может, он виноват, но только перед своей совестью. Заключения в тюрьму полковник Монтгомери не заслужил.

— Милорд, я свободная женщина, — не сводя глаз с лорда Солсбери, сказала я. — Полковник Монтгомери освободил меня сразу, как только купил. Я осталась с ним по собственной воле. Без принуждения.

Я опустила наш договор с условиями моего освобождения. В тот момент я понимала, что от моих слов зависит судьба Ричарда. Конечно, он многое натворил в своей жизни, но со мной полковник был добр и честен.

Я не хотела ему навредить.

— Мисс Дарлингтон, я очень хорошо понимаю, что вас может связы-вать с таким бесчестным человеком, как полковник Монтгомери. Он в самом расцвете сил, красив, умён и состоятелен, но недостоин вас. Поверьте мне, — слова губернатора походили больше на отцовскую заботу, чем на недовольство жениха. — Я хорошо наслышан о похождениях полковника в Лондоне. Вам известна причина его ссылки в колонии?

Я помотала головой в знак неведения. После всего, что я узнала о Ричарде, меня вряд ли может что-то удивить. К тому же я понимала, что потеряла его навсегда. Моё признание на корабле отвратило от меня английского офицера. Быть отцом чужому ребёнку он не желал. Но от этого я не переставала желать ему только добра. Как бы ни сложились наши судьбы вдали друг от друга, я испытывала бы только радость, зная, что у Ричарда всё хорошо.

207

— У полковника была интрижка с фавориткой короля. За это его и сослали подальше от двора, — поведал ещё один грешок моего «мужа» губернатор.

Пожав плечами, я спокойно констатировала:

— Это уже не имеет значения, милорд.

Он довольно улыбнулся.

— Я рад, что в нашей жизни не возникнет призрак полковника.

— Вы отпустите его? — с надеждой спросила я.

— Сегодня утром я уже дал распоряжение освободить полковника

Монтгомери.

Слова жениха меня огорчили. Утром. Ричард на свободе несколько часов и даже не предпринял попытки увидеться со мной или хотя бы с Натаном. Неужели мы ему так безразличны.

Погрустнев, я опустила глаза начинающие щипать. Слёзы вот-вот должны были выступить. Моё разочарование заметил губернатор и подсел обратно ко мне на диван. Его руки по-отечески обняли меня и прижали к бархатному камзолу.

— Я дал слово вашему отцу позаботиться о вас и выполню своё обещание, мисс Дарлингтон, — говорил губернатор, похлопывая ладонью по спине.

— Скажите, ваше слово будет иметь силу, если вы узнаете, что девушка на которой, вы собрались жениться дочь чёрной рабыни, была изнасило-вана собственным братом, жила год с мужчиной в грехе и ждёт ребёнка от индейца?

Я сама отстранилась от нежно обнимающего меня жениха и посмотрела в его глаза. Что в них я увидела? Презрение? Разочарование? Злобу?

Нет. В них было сочувствие. Он жалел меня. Так же смотрел и мой отец, когда обнимал меня. Лорд Солсбери будет хорошим мужем, но Господи, почему мне было так больно, понимая это?

— Бедное моё дитя, — прошептал он, протягивая ладонь к моей щеке, и коснулся её, — что тебе пришлось пережить, но теперь твои несчастья позади. Я позабочусь о тебе и ребёнке. Обещаю.

Он, как отец. Но, не как муж. И разрыдавшись, я упала ему на грудь.

Друг папы прижал меня сильнее к себе, дав возможность наплакаться вдоволь в его объятьях.

Утирая последние слёзы, я задала ему вопрос, который мучил бы любую девушку в моём положении. Не каждый мужчина готов дать своё имя опозоренной невесте, да ещё и носящей под сердцем дитя от другого мужчины.

— Скажите, неужели ваша дружба с папой была так крепка, что вы готовы жениться на мне. Я самая неподходящая партия для такого жениха, как вы.

Его губы растянулись в самой добродушной улыбке, какую только мне доводилось видеть в своей жизни. Взгляд губернатора уже наполнен-208 ный теплотой, пробежался по мне. Лорд Солсбери не хотел меня, как мужчина женщину. Я внушала ему не плотские желания, а желание защитить от жестокого мира.

— Лилия. Я могу вас так называть?

Я, качнув головой, дала своё согласие. Ведь лорд Солсбери собирается на мне жениться, и мы давно помолвлены.

— У меня долг перед Эдмундом. И этот долг дороже жизни, Лили. Много лет назад, — начал он свою историю, — ваш отец спас мою жизнь це-ною собственной чести и доброго имени. Моя сестра была опозорена одним джентльменом. Жениться на ней он сам не собирался, но и заставить его я не мог. Мало того, призвать к ответу наглеца тоже. Он был в родстве с герцогом Депширо. Очень влиятельным человеком в Англии. Понимая, что дуэль равносильна смертельному приговору независимо от исхода, я напал на наглеца под покровом ночи, когда тот, возвращался из борделя.

Хоть свидетелей не было, но меня арестовали на следующее утро. Больше месяца я провёл в лондонской тюрьме и когда уже приготовился к позор-ной казни, на суде Эдмунд поклялся на библии, что мы пили всю ночь, и я никуда не уходил. К тому же он обличил в убийстве должника совратителя моей сестры. Меня отпустили, а невиновного человека повесили. Слова

Эдмунда, сказанные под присягой на суде, стали решающими в вынесении приговора. Так что, Лили, — он печально улыбнулся, — жертва твоего отца намного больше, чем моя. Он поступился своей честью и совестью ради дружбы, а я всего лишь женюсь на красивой девушке.

Я была ошеломлена рассказом губернатора. Отец пошёл на ложь ради друга. Помня, как Эдмунд Дарлингтон относился к своему честному имени, я с трудом верила в слова лорда Солсбери. Будучи очень религиозным, мой отец осознано пошёл на это, ведь он знал, что ждёт тех, кто лжёт, при-крываясь именем господа. Дорого же заплатил папа за счастье своей дочери. Он променял райские кущи, на огонь в аду.

— Жениться на вас, Лилия, это меньшее, чем я могу отплатить вашему отцу за его бессмертную душу, — с сожалением сказал губернатор.

Не о нашей свадьбе он сожалел, а о жертве своего единственного и самого преданного друга.

— Я стану для вас лучшим супругом, — и поднеся мою руку к своим губам, поцеловал её. — Вы будете счастливы со мной.

— А если нет? Если моё счастье не зависит от вас, милорд? — сомневалась я в уверенных обещаниях жениха.

— Полковник Монтгомери не сможет оправдать ваших надежд на счастливую семейную жизнь, — словно прочитав мои мысли, сказал губернатор.

Спорить с ним я не стала, понимая, что он прав. Если бы я была нужна

Ричарду, то он уже штурмовал гостиную особняка губернатора. Но, видно, не судьба нам быть вместе. Смиренно опустив глаза, я сослалась на резко ухудшившиеся самочувствие, и ушла к себе в спальню. Там зарывшись ли-209 цом в подушки, дала волю слезам.

— Не быть мне счастливой по любви, — лёжа на кровати, тихо причитала я.

Хуже переносил разлуку с Ричардом наш воспитанник. За год полковник Монтгомери стал для сироты настоящим героем и эталоном для под-ражания. И вот больше недели добрый дядя Ричард не появлялся. Мне пришлось соврать мальчику, что полковник сейчас очень занят. Но когда освободиться, то обязательно придёт за ним. Натан верил и ждал своего воспитателя часами стоя у окна. Время шло, а Ричард не появлялся на горизонте.

Я, вздыхая, успокаивала Натана, гладя по густым волосам.

— Он придёт, — шептала я, внушая мальчику ложные надежды.

И однажды Натан сам сказал, скидывая мою ладонь с себя:

— Не придёт! Вы обидели его, тётя Лили! Вы виноваты, что он бросил нас!

Натан убежал, оставив меня наедине с собой. Как легко дети находят виновных в своих несчастьях. Я винила леди Джейн в своих страхах. Отца в смерти матери. И только повзрослев, я поняла: жизнь наших близких, как и наша, не зависит от степени вины окружающих нас людей. Когда я перестала бояться леди Джейн, то стала испытывать к ней жалость. Ни-чтожная, зависимая и малодушная женщина. Она сама жила в постоянном страхе остаться без пени в кармане. Отношения моей матери и отца осно-вывались на любви. Он сам говорил мне об этом. И глаза мамы загора-лись, когда она смотрела в сторону своего хозяина. Она рожала детей по своему желанию, а могла, как и я, избавится от плода и ублажать масу без последствий. Её выбор. Её решение. И вины отца в смерти мамы нет. Всё это я стала понимать, только пережив невзгоды, выпавшие мне.

Есть обстоятельства, заставляющие взрослых принимать решения, которые даются тяжело, но другого выхода у них нет.

За день до суда в мою спальню вошла горничная и сообщила:

— Мисс Дарлингтон, к вам посетитель и…

Она не успела договорить, как я выбежала в коридор. Посетитель!

Ричард! Больше некому. Он всё-таки пришёл.

Я бежала по коридору сломя голову и только перед лестницей остановилась перевести дух. Восстановив сбившиеся дыхание, я спустилась в гостиную.

В свете полуденных лучей на меня смотрела мисс Ричмонд. Она улыбнулась и раскрыла передо мной свои объятья. Я бросилась в них и чуть не зарыдала от разочарования, нахлынувшего на меня. Конечно, я была рада мисс Ричмонд, но Ричарду я бы обрадовалась намного больше.

— Дитя моё, — шептала она, обнимая меня, — всё позади. Всё горести и страхи. Теперь тебя ждёт только счастье, милая моя. Лорд Солсбери очень хороший человек. Как много он сделал, чтобы справедливость вос-торжествовала. Завтра все виновные понесут заслуженное наказание.

210

Она говорила так, словно приговор Гарри и Кристоферу уже вынесли независимо от решения суда, а завтра просто объявят его.

Отстранившись, я посмотрела на некогда возлюбленную моего отца.

В её добрых глазах мелькали огоньки торжества. Судебное заседание принесёт мисс Ричмонд завтра уйму удовольствия. Она с наслаждением будет слушать вынесение приговора. Жаль, во мне больше не было той жажды мести, как у моей подруги. Я просто выступлю свидетелем, и удовольствия не испытаю. Может, я должна была радоваться оттого, что убийца отца и мой насильник на скамье подсудимых, но почему-то чувство опустошён-ности терзало меня изнутри.

Освободившись из её рук, я отошла к окну. Уже привычный вид главной улицы Сент-Огастина тоже угнетал. Я была свободна, и я была скована цепями одиночества. Хотелось убежать из этой клетки. Но как? Как убежишь от самой себя? После суда должна была состояться свадьба. День назначен. И мне казалось, что это замужество равносильно пожизненному заключению в тюрьме собственных воспоминаний. Выйдя замуж, я буду жить прошлым, где была счастливой. Брак без любви, как медленная мучительная смерть. Пусть лорд Солсбери хороший человек, но я его не люблю и никогда не смогу полюбить.

— Лили, с тобой всё в порядке? — взволнованно спросила мисс Ричмонд.

— Нет, — отрешённо отозвалась я, рассматривая прохожих на улице. —

Я не хочу замуж за него и в то же время понимаю, что другого выбора у меня нет. Я беременна, мисс Ричмонд.

Подруга подошла ближе и обняла меня за плечи, прося рассказать, что со мной произошло в Ред-Ривер. Впервые после возвращения, я смогла без слёз поведать о своих приключениях в форте. Она внимательно слушала и под конец сама разрыдалась.

— О! — воскликнула мисс Ричмонд, всплеснув руками. — Как я тебя понимаю, Лили. Когда-то и мне довелось пережить потерю любимого. Но, мой любимый не умер и не бросил меня. Он женился на другой.

Мисс Ричмонд была дочерью бедного портного, но её красота с лихвой восполняла недостаток денег отца. Женихов было много. Всем гордая красавица давала от ворот поворот, пока на ярмарке не встретилась глазами с сыном плантатора. Их чувства были взаимны. Любовь накрыла с головою молодых людей. Эдмунд обещал жениться, и Селин верила ему, отда-ваясь без остатка. Их счастью выпало испытание разлукой. Отец жениха отправил его учиться в Англию. Несколько лет Селин ждала любимого.

И вот дождалась! Эдмунд вернулся, но её радость была недолгой. На его любимого положила глаз леди Джейн. Она плыла с Эдмундом на одном корабле и решила заполучить себе в мужья сына плантатора. Дочь бедного портного не имела возможности посещать приёмы у богатых плантаторов в отличие от дочери английского лорда и крупного землевладельца

Луизианы. Коварная и наглая леди Джейн пошла на подлость, рискнув

211 своей и так подмоченной репутацией. Улучив момент, осталась наедине с Эдмундом. Набросилась на него с поцелуями и в этот мгновение в комнату вошёл её отец с гостями. Невинная девушка скомпрометирована!

Скандал! Эдмунду Дарлингтону пришлось жениться на леди Джейн.

И только в первую брачную ночь он понял, как коварно его обманули.

А дальше историю жизни своего отца я знала. Бесконечные ссоры с нелю-бимой женой и несчастливый брак. Но больше всего меня тронуло то, что

Селин не простила предательство Эдмунду. Она не опустилась до любовницы женатого мужчины хоть и сильно любила его. Проведя чёткие границы между ними, мисс Ричмонд предпочла сохранить дружбу с бывшим женихом, но не любовь. Ещё неизвестно, что было бы, если бы мисс Ричмонд простила Эдмунда и раскрыла для него свои объятья. Может, и меня бы не было.

Слушая возлюбленную моего отца, я задумалась о превратностях судьбы. Как же один опрометчивый поступок или поспешное решение может повлиять на нашу жизнь.

— Иногда, Лили, гордость не лучший советчик, — прошептала она, смахнув скупую слезу. — Одно могу сказать, милая, если полковник Монтгомери не явился до сих пор, то он обречён на одиночество и твоей вины в этом нет.

Не скажу, что от этих слов мне стало легче. Мы распрощались с мисс

Ричмонд и увиделись снова только в суде. Я выступала после неё и была самая последняя и самая важная свидетельница.

Мне никогда не забыть тишину в зале заседаний городского суда. Ши-пящая и давящая тишина. Хоть слушание было открытым, но присутствующие люди, раззявив рты, не верили своим ушам. Тайны самой богатой и добропорядочной семьи колонии открывалась перед жителями Сент-Огастина.

В этой тишине судья Фиджиральд оглушал молотком, когда возмущён-ный Генри Коллинз пытался опровергнуть каждое сказанное мной слово. Я

вздрагивала, и продолжала свою исповедь. Да это была настоящая исповедь. Я рассказала всё. Ничего не утаила от суда и всего лицемерного общества родного города. Несколько раз мне становилось дурно. Но я, переведя дух и немного успокоившись, продолжала обличать Душку Гарри и своего брата. В те мгновения мне очень не хватало поддержки Ричарда.

Особенно когда муж сестры вырвался из цепких рук солдат и почти подбежал ко мне. Прежде чем его остановили, он зло процедил сквозь зубы:

— Ты тварь! Клянусь, ты подохнешь раньше, чем я! Ты сама подписала себе приговор!

Солдат ударил по лицу Коллинза и оттащил от меня.

— Продолжайте, мисс Дарлингтон, — голос судьи вывел меня из сту-пора.

Отдышавшись, я продолжила рассказывать о порочной связи леди

Джейн со своим зятем. Душка Гарри беспомощно сопел, сверля меня пол-212 ными ненависти глазами. Когда мой рассказ дошёл до надругательства на-до мной братом, по залу прокатилось недовольство. Кристофер не опустил голову, как Генри, а грустно улыбнулся. Он уже знал, чем закончится суд.

Приговор будет не в их пользу.

Моя репутация была погублена навсегда. Добиваясь наказания для убийцы отца, я положила на весы Фемиды свою честь. Как когда-то Эдмунд Дарлингтон заплатил честью за жизнь друга, так и его дочь пожерт-вовала своей ради справедливости.

Мы не такие уж разные папа. Из всех твоих детей, я больше походила на тебя.

Когда слушание подошло к концу, я попросила у присяжных и судьи о снисхождении к моему брату. Пусть он изнасиловал меня, совершив грех кровосмешения, но я простила его. К тому же он сын моего отца и моё сердце разрывалось от боли, что мои слова могли стать решающими в вынесении приговора. По залу прокатился восторг. Я даже отчётливо расслышала, как некоторые присутствующие в суде люди поддержали меня.

— Правильно, пусть бог его судит.

— Настоящая христианка.

— Он недостоин такой сестры.

Присяжные совещались долго и огласили свой вердикт ближе к вечеру.

Оставалось только судье Фиджиральду определить наказание преступни-кам. Генри Коллинзу и Кристоферу дали последнее слово.

Душка Генри молил о пощаде, умываясь слезам, как ребёнок. Клялся, что это всё клевета и он невиновен. Такое поведение вызывало больше отвращение, чем жалость.

А вот мой брат ничего не просил. Он гордо выпрямился и во всеуслы-шание громко заявил:

— Да, я виноват во всех грехах! Я вёл разгульный образ жизни, непо-добающий истинному христианину. Играл в карты, любил женщин, промотал состояние отца, вызывал на дуэль и убивал своих недругов. Да, я грешник! Я не жалею ни о чём! Но, единственное что не даёт мне покоя, это любовь к моей сестре. Лили, я люблю тебя! — закричал Кристофер, ища меня глазами в толпе. — Ты стала моим наваждением и моим прокля-тием! Я мечтал о тебе! Жаждал тебя! Такую женщину, как она, только слепой не захочет! И мне плевать, что любовь к сестре самый тяжёлый грех.

Гореть мне в аду, но за этот грех я не раскаюсь.

Зал взорвался негодованием. На Кристофера посыпались проклятия.

Кто-то даже кинул в него гнилым овощем. Солдаты с трудом сдерживали толпу, рвущуюся устроить самосуд, над не раскаявшимся грешником. Кристофер гордился своей противоестественной любовью к сестре.

Его Честь до одурения стучал молотком, призывая к порядку в зале су-да. И только когда один из офицеров выстрелил в воздух, все угомони-лись, а судья зачитал свой приговор.

213

Генри Коллинза приговорили к виселице. Услышав, какая участь его ждёт, Душка Гарри разрыдался. Его выводили из зала суда, истошно крича-щего одно только слова «Нет! Нет! Нет!».

Мою просьбу учли, и Кристофера ждала каторга. Двадцать лет в Ав-стралийских новых колониях. Говорили, что там, как в самом аду. Лучше отдать богу душу на эшафоте, чем год прожить в том пекле.

Мой брат спокойно выслушал приговор. Он уходил из зала суда под конвоем, но гордо расправив плечи. Встретившись со мной глазами, Кристофер снова улыбнулся. На этот раз меня не начал бить озноб от страха или отвращения. Я так же улыбнулась брату, проводив его прощальным взглядом. Хоть он и был мерзавцем, но к смерти собственного отца не имел отношения. Во время судебного разбирательства, мне стало известно, что Кристофер не рискнул сдать Генри констеблям. Ведь сделав это, он бы подписался под смертным приговором матери. Кристофер только шантажировал любовника леди Джейн, а после её смерти открыто попытался выступить, но полковник Фюргенсон заткнул рот нерадивому вну-чатому племяннику. Дядя моей мачехи ревностно старался скрыть тайны семьи Дарлингтон. В суде добрый родственник сваливал всю вину на бывшего лейтенанта Коллинза. Мол, это он совратил его милую племянницу и повинен в её смерти тоже. Хотя все, кто был знаком с леди Джейн, в это верили с трудом. Кто-кто, а жена Эдмунда Дарлингтона была способна со-вратить своими прелестями и святого. Очень коварной и циничной она была.

Суд над Коллинзом и Дарлингтоном ещё долго смаковали во всех подробностях в каждой подворотне, в каждом трактире, в каждом доме. Я

закрылась в своей спальне и никого не желала видеть. Единственным человеком кого я ещё принимала, была мисс Ричмонд. Она приходила на примерки свадебного платья. Одевая, новый шедевр портнихи, я чуть не заливалась слезами. Не так я представляла себе свою свадьбу.

Мисс Ричмонд меня успокаивала говоря:

— Милая, поверь, потом ты будешь счастлива, когда поймёшь, что брак — это уважение, а не любовь.

Я соглашалась. Вытирала слёзы и уже начинала молить господа побыстрее со всем этим покончить. После свадьбы, я с Натаном уезжала на плантацию, завещанную мне отцом. Лорд Солсбери обещал наведываться, как только будет появляться возможность. Ещё он обещал не ограничивать мою свободу и не вмешиваться в воспитание детей. Детей, как же это смешно. У нас с губернатором не могло быть наших об-щих детей. Он был не так охоч до женщин, как мой отец. И в глазах

Франклина я не улавливала ни единого намёка на хоть какие-нибудь плотские желания. Я была для него, как дочь. Мой жених готов был признать моего ребёнка своим, но не делить ложе. Не смог бы позволить се-бе этого, как, впрочем, и я.

Наконец, удача улыбнулась мне. Так почему я не испытывала радости?

214

Умом я понимала, что это мечта каждой девушки, оказавшейся в моём положении. Только вот сердце отказывалось мириться с этим везением. Оно без устали требовало бежать, без оглядки от тихого семейного счастья с лордом Солсбери.

Накануне свадьбы в доме губернатора начался настоящий переполох.

Крики и ругань разорвали, чуть ли не гробовую тишину дома. Среди голо-сов я смогла уловить родной мне голос Ричарда. Пока я спускалась по лестнице к кабинету губернатора, моё сердце то замирало, то выпрыгивало из груди. Неужели он пришёл? Но зачем? Проститься? Мисс Ричмонд говорила, что на днях видела полковника Монтгомери в порте. И я решила, что он собирается покинуть Сент-Огастин. Ведь здесь его ничего не держало. Медленно подойдя к дверям, я не спешила их открывать, вслушавшись в спор мужчин.

— Вы не имеете права запрещать мне увидеться с Лили! — громко воз-мущался Ричард.

— Полковник Монтгомери, я имею все права на это! — решительно настаивал мой жених. — Завтра она станет моей женой. Мисс Дарлингтон дала своё согласие. А вас я попрошу больше не докучать мне своими тре-бованиями. Тем более что они безосновательны.

— Вашей женой она не будет! — в голосе Ричарда уже слышались рев-ностные нотки. — Мисс Дарлингтон носит моего ребёнка! Это вы не имеете права на неё!

От этих слов моя голова закружилась. Его ребёнка? Что он делает?

На что надеяться? Это же ложь. Я с трудом сдержала себя, чтобы не зарыдать. Ну что ему надо? Ричард прекрасно дал понять на корабле, что эта беременность разделила нас навсегда. Своего ребёнка он бы признал, а вот чужого никогда. Мало того, чужого, так ещё и от дикаря.

— Сэр, это не ваш ребёнок, — опровергнул слова Ричарда губернатор. — Я знаю правду и женюсь на мисс Дарлингтон, как обещал её отцу.

— Ошибаетесь, милорд, — не унимался полковник, — я люблю Лилию и это мой ребёнок. Вы совершаете грех, лишая дитя его отца.

— Пойдите прочь! — повысил голос губернатор.

Я не выдержала и, распахнув двустворчатую дверь, вошла в кабинет.

Они замолчали на мгновение,перевели свои глаза на меня. Ричард не растерялся. Бросившись ко мне, припал на одно колено. Обнимая мои ноги в пышных юбках, поднял глаза и, не теряя времени, сказал:

— Я глупец! И буду ещё большим глупцом, если позволю другому мужчине жениться на женщине, которую люблю. Новый Свет дал мне второй шанс быть счастливым, и клянусь богом, я его не упущу. Прости меня, пожалуйста, — зарываясь лицом в атлас подола, просил он. — Прости, умоляю. Я думал, что смогу уйти и забыть, но каждый день без тебя походил на агонию. Я закрываю глаза и вижу тебя, Лили. Я слышу твой голос в тишине. Я схожу сума без тебя, любимая. Я никогда и никого так не любил, как тебя.

215

Он сильнее прижал меня к себе и шёпотом спросил:

— Ты выйдешь за меня замуж?

Что я должна была ответить после такого признания? Положив ладони на голову Ричарда, я нерешительно посмотреть на лорда Солсбери. Я испытала настоящую радость, но она была бы неполная, если бы в глазах друга моего отца я не увидела одобрение. Губернатор довольно кивал, глядя на нас.

— Лилия, думаю я не смогу исполнить желание Эдмунда, — говорил лорд. — Хоть я и невысокого мнения о полковнике Монтгомери, но, похоже, только ему под силу сделать вас счастливой. Сэр, — теперь он обращался к стоящему на коленях Ричарду, — если вы не оправдаете ожи-даний дочери моего друга, то я буду вынужден спросить с вас по всей строгости. И поверьте, я буду беспощаден.

— Я скорее умру, чем позволю себе расстроить Лили, — пробурчал

Ричарда, не оборачиваясь к губернатору.

Он стоял, припав на одно колено, до тех пор, пока губернатор не оставил нас наедине.

— Ты не ответила, Лили, — с надеждой в глазах, говорил мой желанный жених.

— Ричард, ты знаешь мой ответ, — опускаясь к нему на пол, сказала я.

— Скажи, — шептал он, покрывая моё лицо поцелуями, — скажи.

— Да, — успела я ответить прежде, чем губы Ричарда нежно сомкнулись на моих губах.

Волна счастья накрыла меня с ног до головы. Как много горестей и потерь выпало на мою долю, но я смогла всё пережить. Может, я эгоистка или недобропорядочная христианка, но, Господи, я заслужила это счастье.

Я была достойна такой любви. Любви, разрушающей не только железные оковы, но и оковы в наших сердцах. Ричард смог принять меня, зная, что дитя, которое я ношу под сердцем не его. А я смогла найти в себе силы забыть его тихие упрёки и обиды.

Мы совершаем много ошибок, ведь слова, брошенные в порыве гнева, ранят больнее, чем холодное лезвие шпаги.

Эпилог

Каменные стены мрачных коридоров лишь слегка приглушали стенания пациентов сумасшедшего дома. Я шла за супругом и доктором Броуди, вздрагивая от каждого шороха в темноте. Лучи света почти не проникали в эти камеры-склепы. А зловонный смрад нечистот и затхлости вызывал приступы тошноты.

216

Ричард был, конечно, против моего решения поехать навестить сестру, но спорить и категорично высказываться не рискнул. Последний месяц беременности мне давался тяжело. Я не располнела, как большинство женщин в моём положении. Меня мучили резкие смены настроения. Я могла часами плакать, считая себя слишком неповоротливой или жалуясь на из-нуряющую жару. Поэтому, когда я сказала супругу, что хочу увидеть Изабель, он только тяжело вздохнул.

И вот несколько часов тряски по ухабистой дороге и мы в пристанище умалишённых, а мерзкий доктор ведёт нас к своей не самой лучшей паци-ентке, у которой прогрессирует истерия, несмотря на самые радикальные методы лечения. Слушая этого эскулапа, больше подходящего на шарлатана, чем на светило науки, мне хотелось вцепиться ему в лицо и закричать:

«Лжец!».

Тяжёлая железная дверь отворилась, и доктор пригласил нас войти внутрь камеры. Мои глаза уже привыкшие к темноте, всё же с трудом раз-глядели грязный, лохматый, скрюченный комок в дальнем углу камеры.

Сначала я не поверила глазам. Моя красавица сестра за год пребывания в этой богадельне из цветущей женщины превратилась в настоящее животное. Она спала на соломе и испражнялась прямо на пол. В этих четырёх стенах я не наблюдала не то что отхожего ведра, но и ни единого ат-рибута мебели.

Изабель, дёрнувшись, подняла голову и посмотрела на доктора. Её ли-цо исказилось гримасой неподдельного ужаса. Вскочив, она отползала, словно собака, в другой угол и заскулила:

— Я хорошая девочка. Я плохо себя не вела. Мама не должна злиться.

Моё сердце сжалось. Я стала медленно походить к сестре. Расправив руки, хотела её обнять, но доктор Броуди громко сказал:

— Я бы не делал этого на вашем месте, миссис Монтгомери, она очень буйная.

Я не выдержала такой наглости и, развернувшись, резко подскочила к врачу. Замахнувшись, ударила его по лицу со всей силы.

— Это вы её сделали такой! Ваше лечение превратило мою сестру в это! — кричала я, лупя уже по толстому брюху шарлатана.

— Мистер Монтгомери, ваша жена тоже больна истерией, — вопил он отступая. — По-видимому, это наследственное.

Ричард схватил за горло доктора и вдавил его в стену. Наклонившись к нему, грозно прорычал:

— Ещё слово, мистер Броуди, и вы сами заболеете истерией.

Тот, ловя ртом воздух, покорно опустил глаза.

Я подошла к углу, где спрятавшись от шума съёжившись, сидела Изабель. Протянув ей руку, прошептала:

— Сестричка, идём домой.

Она осторожно взяла меня за руку и по-детски засмеялась.

— Я тебя искала, Лили. Зачем ты прячешься от меня? Папа был недово-217 лен, мной. Он сказал, что я плохо себя вела и обидела тебя. Вот ты и спряталась.

Я в недоумении слушала сестру, бросая взгляды на доктора Броуди. Он не стал дожидаться моих вопросов и прохрипел:

— Ваша сестра была привезена сюда её мужем. У неё начиналась тяжёлая форма истерии. Она скандалила, не подчинялась мужу, плакала и всегда испытывала раздражение. После лечения ледяной водой приступы истерии пошли на спад, но её мозг уже был повреждён болезнью, что и привело к маразму. Изабель ничего не помнит. Она думает, что ей десять лет.

Не истерия была причиной сумасшествия Изабель, а то, как её лечили, и в каких условиях она прибывала. Эта богадельня хуже тюрьмы. Любой недовольный муж мог отправить сюда сварливую жену. Диагноз истерии был только предлогом, чтобы избавиться от неугодной и надоевшей супруги. Годы в таких каменных склепах вкупе с варварским лечением ломали самых сильных женщин. И уже через несколько лет они либо перегрызали себе вены, либо превращались в тени самих себя.

В тот же день я забрала Изабель домой. Приставила к ней её старую няньку — рабыню. Думала, со временем она пойдёт на поправку и начнёт всё вспоминать. Но годы шли, а разум Изабель продолжал блуждать в вы-думанном мире её фантазий. В её иллюзиях был жив отец, леди Джейн и мы маленькие девочки. Сестра не признавала своего сына. Она играла с ним, как ребёнок с ребёнком. Смеялась, бегала, кувыркалась. Изабель даже жаловалась мне, когда её дразнили дети. Искренне обижалась и плакала. Каждое Рождество просила новую куклу. А ещё пряталась в чулане, когда воровала из кухни сладкие пирожки. Если её находили, то слёзно умоляла не выдавать её леди Джейн. Моя мачеха запрещала нам сладкое, говоря, что леди должны быть худышками, а не рохлями. Я не ругала Изабель за воровство сладостей. Иногда сама присоединялась к ней и уплета-ла булочки с пирожками.

Признаюсь, первые месяцы мне было тяжело смотреть на сестру, но потом я свыклась с мыслью, что она никогда не станет прежней. Её разум выбрал самый лёгких путь преодолеть боль, связанную с потрясения-ми в жизни. Он вернул Изабель в детство, где она по-настоящему была счастлива. Где Душка Гарри ещё не предал её. Где леди Джейн хоть стро-гая, но всё ещё её мать, а не любовница мужа. Где она ещё не продала лю-бимую сестру. И где ещё жив наш папа. Он защищает своих маленьких птичек от любых невзгод в жестоком мире.

Ох, папа, папочка. Наш любимый отец, ты так оберегал своих птичек от всякой несправедливости и разочарования в жизни, что не заметил, как сам нам навредил. Ведь когда тебя не стало, мы были не готовы жить в ми-ре алчных лжецов.

В отличие от Изабель, я смогла противостоять всем невзгодам и не сломаться. Я твёрдо стояла на земле и без страха смотрела в буду-218 щее, зная, что рядом с Ричардом мне ничего не грозит.

Мой муж продал всё имущество и земли в Англии, сказав мне:

— Как много жизней уплачено за серые холодные камни родового замка графов Шеффилд. Там никто не был счастлив и мне не жалко оставить прошлое в прошлом, Лили. Я начну свою жизнь заново с женщиной, которую я люблю.

Мы живём с полковником Монтгомери в счастливом браке уже более тридцати лет. Ричард души не чает в нашем первенце Артуре, считая его своим сыном. Действительно, у Артура есть похожие черты с Ричардом, но они скорее в характере. Ведь полковник много времени уделял воспи-танию единственного наследника. Я же, смотря на своего мальчика, видела в его карих глазах Железное Перо.

Время летит очень быстро, когда ты счастлив. Наш сын вырос и решил, что армия его призвание. Ушёл следом за Натаном. Сражался на войне за независимость колоний от Англии. Долго не мог определиться с выбо-ром невесты. Наш мальчик уж очень, как и Ричард, любил женщин. И какое же было наше счастье, когда он привёз домой дочь мексиканского торговца и заявил, что она его жена. Мы с мужем вздохнули с облегчением. Наконец-то остепенился! Вслед за женитьбой Артур ушёл со службы и занялся плантациями, сняв с плеч Ричарда ношу уже не под силу. Всё-та-ки мы не молодеем.

Глядя на сына, я думала, что смогла объединить в нём одном несколько миров. В Артуре есть кровь чёрных рабов, белых господ, свободных индейцев, а тот, кто всю жизнь сражался с дикарями, воспитал его, как собственного сына. И, о Господи, что за взрывной красавец получился у нас!

Мне искреннее жаль женщин, которые любили и любят моего сына. Такие, как Артур, дарят своё сердце только самой достойной и непокорной красавице. Хуана, моя невестка, оказалась именно такой.

Через год после Артура, я родила близняшек — Анну и Марию. Наши маленькие птички. Как же мы их берегли и баловали. Особенно их папа.

Ричард так же, как и мой отец, ограждал дочек от всего жестокого. Оберегал их, как мог. Судьбы Анны и Марии сложились счастливее, чем моя и Изабель. Мои дочки удачно вышли замуж и по любви за достойных молодых людей. Ричард долго не давал согласия на брак своих маленьких птичек, и женихам пришлось делом доказывать, что они действительно любят девушек. Юноши отказались от приданого и сами готовы были заплатить несговорчивому папе за невест. В брачные переговоры вмешалась я, приложив немало усилий, чтобы Ричард позволил Анне и Марии выйти замуж. Брачные контракты, подписанные женихами, были очень суровые, но они, не думая, поставили свои имена под всеми пунктами и условиями.

Натан. Наш воспитанник связал свою жизнь с армией. Он, не колеб-лясь, выбрал на чьей стороне сражаться. Его жизнь не менее интересна, чем моя. В самый разгар войны с Англией, Натан встретил, как вы думаете кого? Галчонка! Их любовь прошла все круги ада прежде, чем они смогли

219 пожениться и быть счастливы. Даже Ричарду пришлось вмешаться, чтобы помочь влюблённым.

Мой племянник Эдмунд унаследовал имущество своей матери. Он хороший и добропорядочный христианин. Его уважают не только плантаторы, но и рабы. Эдмунд напоминает мне моего отца. Женился на дочери соседа плантатора. Овдовел на десятом году брака и начал искать утешения в объятьях рабынь. Они, в свою очередь, одаривали моего племянника детьми, которых он признавал и давал свободу.

Мисс Ричмонд и лорд Солсбери поженились. Когда началась война в колониях, уплыли в Англию. Несколько лет спустя от Селин мне пришло письмо, что она счастлива с Франклином. Хоть бог им и не дал своих детей, но они взяли на воспитание осиротевших племянников лорда.

Генри Коллинза повесили, через три дня после суда. На казни я не бы-ла, но говорят, что его тащили на виселицу. Душка Гарри плакал и вырывался. Даже идущий рядом вор, потребовал повесить его первым, чтобы не видеть больше этого позора. Мужчина, а ведёт себя так недостойно!

Кристофер не доплыл до Австралии. Где-то у берегов Ямайки на корабль с каторжниками напали пираты. По счастливой случайности среди напавших морских разбойников оказался Филипп Аркетт. А через год по всему Карибскому морю и Атлантическому океану гремела слава

Счастливчика Криса. Мой брат нашёл себе призвание по своим талантам.

Грабил все корабли без разбора. Лет пятнадцать он плавал с Филиппом.

Потом, не поделив жены испанского идальго, разбежались. Об Аркетте ничего неизвестно. Его слава закатилась быстро. А вот мой брат ещё напоминал о себе несколько лет. Даже его смерть стала событием, которое отпраздновали торговцы и моряки. При всех недостатках Кристофера

Дарлингтона самым гнусным было пристрастие к картам. Он проигрался, но отдавать сразу карточный долг не пожелал. Ночью в какой-то подворотне портового городка на Кристофера напали. Говорят, прежде чем получить смертельный удар ножом, мой брат убил троих. Он был не лучшим человеком, но никогда не был трусом. Узнав о смерти брата, я не опечалилась. Правда, одна скупая слеза почему-то скатилась по щеке.

Может, если бы не чрезмерная опека и потакание леди Джейн, то Кристофер стал бы достойным членом общества. Жаль, я не узнаю этого никогда. Ведь нам даётся только одна попытка прожить эту жизнь.

***

Горизонт в ярко-красное цвет окрашивало медленно садящееся солнце. Лёгкий ветерок приносил с бескрайних полей хлопка, чуть уловимый аромат нежных цветков. На открытой веранде в креслах качалках среди бархатных подушек сидела пожилая супружеская пара. Отставной полковник, строго насупив седые брови и махая тросточкой, отчитывал бегающих внуков. Его жена лишь улыбнулась, подняв глаза с увесистой стопки листов бумаги на детей. Тяжело вздохнула и отложила труды нескольких недель на маленький столик рядом.

220

— Лили, что ты там всё пишешь? — перестав давать нагоняй внукам, спросил муж.

Старушка, протянув ладонь к его щеке и смотря глазами полными любви, ответила:

— Нашу историю, Ричард.

— Историю? — переспросил полковник, потёршись аккуратно стрижен-ной бородой о раскрытую ладонь супруги. — Разве мы уже история, любимая?— Мы нет, но для них, — она кивнула в сторону шумно играющих внуков, — наша жизнь уже история и я хочу, чтобы они её знали.

Отставной полковник Монтгомери поближе придвинулся к своей ми-лой Лили. Обнял нежно и поцеловал в смуглую от прожитых лет щёку.

Конец.

Оглавление

Побег от соблазна, или Встретить Его и не узнать!