Старгородские Тайны [Нил Аду] (fb2) читать постранично, страница - 2

после. Сейчас важно, что после моего наговора мяч один раз за игру полетит так, как мне надобно будет.

И вот теперь этот решающий миг настал. Подавать противник поручил, конечно же, Сысою. Уж этот так мяч подкинет, что мало не покажется, выше терема княжеского. Но я-то не сильно волновался. Стоит мне пару слов прошептать, мяч сам мне на биту упадёт и отлетит, куда мне захочется. Я успокаивающе подмигнул Некрасу и даже позволил себе оглянуться вокруг.

Ох, зря я это сделал! Как раз в это мгновенье мимо игрового поля в сторону торжища неспешно следовал мой злейший враг – Любомудр Звениславич Синица. Известный в городе волхв, за своё искусство непонятным, но почётным званием "профессор" отмеченный. Это он, змей лютый, меня в волховское училище (по-иноземному – Академию) не принял. Идёт себе, в дорогой, гномьего покроя кафтан наряженный, и шёлковым платочком свой прибор, зрение улучшающий, протирает. Во всём городе такая диковинка, "пенсне" именуемая, у одного Синицы имеется. Залепить бы ему со всей силы мячом по затылку, так чтобы пенсне это из рук его выскочило, да и в грязь упало. А ещё лучше – чтобы вовсе разбилось.

И только я об этом подумал, как Сысой мне мяч бросил. И не в высоту, как обычно, а прямо передо мной. Заметил, наверное, что я на профессора загляделся. Едва успел я неуклюже битой отмахнуться. Но по мячу всё ж попал. И тот с неожиданной скоростью низко над землёй в сторону Любомудра Звениславича полетел.

Я даже не сразу понял, в чём дело. Хотя, чего уж тут гадать-то?! Да и поздно уже. Услыхал мяч моё желание и выполнил его в лучшем виде. Растянулся профессор, ударом в затылок с ног сбитый, во весь рост в луже. Кафтан нарядный в грязи измазал и прибор иноземный поломал. Последнее очень даже кстати пришлось, поскольку обидчиков своих Любомудр без пенсне разглядеть не смог. А значит, и наказать их волховским способом у него никак не получится. Мы же благополучно за сараем спрятались и долго ещё там от смеха корчились.

Однако вслед за тем пришлось мне и огорчиться. Мяч-то, за немалые деньги у купцов гоблинских купленный и столь метко мной пущенный, у профессора остался. И назад его вернуть никак не получится. Мало того, вредный Сысой заявил, что над игровым полем мяч после моего удара не пролетел, и засчитывать его наотрез отказался. Некрас с большой неохотой с его доводами в итоге согласился. И всё состязание мы, стало быть, проиграли. И теперь парни из Кривого переулка будут после трудов праведных лакомиться пряниками и запивать их квасом. А нам остаётся только смотреть на них, да слюнки глотать. Другого приработка на лето нам уже не найти, все доходные места давно уже заняты.

А всё из-за моей оплошности. Вернее сказать – из-за профессора злополучного. Опять он, словно кошка чёрная, дорогу мне перебежал.

Уже два месяца миновало, а тот злопамятный день до сих пор у меня перед глазами. Стоит профессор Синица у окна, пенсне по обыкновению платочком протирает и сладким голосом мне говорит:

– Так-с, юноша, а не мог бы ты, например, транспонировать, сиречь – преобразовать, для меня тензорную матрицу, по-иному – столбец цифирный, сигма-гиперонного пси-поля в полярную систему координат при заданных дискретных значениях переменной "тэта" с учётом нелинейности затухания переходного процесса?

К концу речи своей мудрёной он объяснять слова иноземные языком человеческим перестал. Догадался, видимо, что мне от того легче ничуть не становится.

Признайтесь честно, вы поняли хоть слово из этой белиберды? Нет? Вот и я, откровенно говоря, тоже. Хотя, наверное, должен был что-то понимать. Ибо услышал я сии откровения всего-навсего на вступительных экзаменах в Лукоморскую, попечением Великого Князя процветающую Академию Волхования и Чародейства. А знаменитый чародей – кавалер эльфийского Ордена Звезды, действительный член Гномландского Королевского Общества Развития Белой Магии, Высшего Совета Мудрейших Джиннов Гоблинского Султаната и Внутреннего Круга Великих Шаманов Троллистанского Ханства, а заодно уж и профессор нашей Академии – терпеливо ожидал от меня сочувствия к непростым тем вопросам, его, очевидно, изрядно волнующим. И в его добрых близоруких глазах легко угадывалась светлая печаль от предчувствия близкой и неизбежной разлуки со мной.

А я ничем страданий его облегчить не мог. Что поделаешь, большинство слов, профессором произнесённых, я впервые в жизни слышал. Не уверен даже, что точно их запомнил и в правильном порядке перечислил. Сперва я подумал было, что почтенный Любомудр Звениславич таким образом изволил выругаться или, к примеру, подшутить надо мной. Но сидевший на соседней скамье Севка Скороспелов (насколько я успел понять за три дня знакомства, неплохой, в общем-то, парень) получив не менее заумное задание, низко голову свою рыжую над листом бересты склонил и быстро-быстро писалом заработал.

Я глядел на выводимые им загадочные значки и с завистью думал: "Ведь есть же на белом свете люди, для которых все эти "тензоры" и "гипероны" не