Холст [Олег Николаевич Ермаков] (fb2) читать постранично, страница - 83

надо же какое-никакое послабление уму. А вы дышите глубже, оно расслабляет, очищает. Правильное дыхание, практика такая. Да кода махаешь, так надышисся, чё… Вот если бы хотя бы опять же женщину. Но эти карабинеры бьют без промашки в спичечную головку, попробуй сунься. А за этим ты на турбазу. За тремя перьями, Пашк? Один друг на Тракте споймал, так лечился, как тетка… А у ней чё?.. Чё?! Ах ты сука!.. Э! э! ребята! Хлопцы! ну! Тш! А он сам сказал. Я? Ты! Да перестаньте, ну. Вы как эти, пауки, попадаетесь в собственную паутину. Богдан, это, извините, несообразность. Это афоризм, а не несообразность, Ильюша, и ему больше двух тысяч лет. А, вы имеете в виду… Вот Лгун! забодал всех своей наукой. Сколько талдычит? да? Голова как в тумане, а он все… да, Витюш! Пошел ты!.. Э-э, не обижайся. Сейчас вон Митрич нам гривен ссудит. А, Богдан Дмитриевич? Ну, вы смешно выглядите. Кто? мы? Вы, вы. Как те хлопцы, что на берегу соленого океана утоляли жажду. Жажда жаждой не утоляется. Ну, хах, вон у нас озеро, полный ковш пресной воды. Мы о другом. Так и я о другом. Об чем? О ложных наполнителях сознания. А это суть: неведение, эгоизм, влечение, враждебность, жажда. Одним словом, аффекты. А их бы прокалить на огне. Семя после огня не даст всходов. Стойте, Богдан! Так это что, и есть ваш идеал? Уф! Витек… у меня свист в ушах. Слушай, а так чё? Мм? Ну, опередить вертолетчиков? вызнать у Сонникова где, подпоить. А думаешь, деляну другие не пасут? монголы с берданками? Я вообще уверенный атеист, но все же мне симпатичнее другой афоризм, из Достоевского… или это у Толстого? Про что? Про зерно. Короче, ясно, не видать нам гривен, эх, тоска существования! Зерно разлагается и дает росток. А у вас… Огонь – это метафора знания, вот и все, ничего такого страшного. А, это в смысле – если все узнаешь, то и не захочешь дальше?.. Просто прекратится искажающая подпитка. Митрич, а мне сейчас в голову пришло, у вас там высокогорная партячейка, в натуре. Но разве знание освобождает от жизни? Да кончайте вы эту бодягу!.. Ты нас, Митрич, избавишь или как? говори прямо!.. нет уже сил. Не кричите, люди спят. А мы? сарлыки? Витек, ты похож, чуб, харя чумазая – вылитый як. Истребитель? Сарлык. Якши вы, хлопцы, то бишь злые духи… Ну, ты… не ругайся. А толком объясни свою доктрину, доктор. Куда стремишься ты таким путем? какого состояния достигнуть хочешь? презревши счастие царя? столь верное тебе? дающее так много наслаждений?

– Хорошо, хорошо. Ну, во-первых, длинна ночь для бодрствующего.

– Это уж так!

– Во-вторых, многие с червоточиной.

– Отсюда все остальное?

– Все дрожат.

– Человек, срывающий цветы, похищает смерть.

– На куче мусора может вырасти лотос.

– А тело подобно пене.

– Еще: приятны леса.

– Лебеди путешествуют тропой солнца.

– Ибо ты сам себе господин.

– Человек с просвечивающими венами.

Наблюдая пасмурным утром за вертолетами – один стрекотал в небе, другой беззвучно полз, как паук, по воде, Богдан заметил, что летательные аппараты, рыгающие огнем, описаны уже в “Махабхарате”.

Они поднялись на террасу, где среди травы опускался вертолет. Ветер пластал травы, раздувал гриву Богдана.

Вдвоем они таскали мешки с луком, сахаром, мукой, крупами, бидон с подсолнечным маслом, ящики галет, два новеньких, пахнущих кожей седла, мешки с цементом, ящики гвоздей, моток проволоки, что-то еще – в вертолет.

Потом ждали. Вертолетчик прошел мимо с мешком, за ним повис крепкий шлейф аромата копченой рыбы.

Устроились среди мешков и ящиков на небольших сидушках у иллюминаторов.

Но не взлетали.

Наконец на поле показался человек. Он бежал, придерживая шляпу, полы плаща метались за спиной.

– О боги, ученая обезьяна с нами, – сказал Богдан с улыбкой. – Политагитатор. Лектор! – объяснил он и добавил: – А вы думали, забрались в глушь и свободны?

Лектор просунул в салон туго набитый портфель, затем влез сам. Вертолетчик втянул трап, закрыл борт.

– Он сказал: поехали? – спросил он у агитатора.

– Ага, ага, поехали! – крикнул тот в ответ, и его и без того узкие черные глазки с нависающими веками утонули в смуглой улыбке.

Машина с ревом начала приподниматься и вдруг косо пошла вверх вдоль склонов. Лектор обмахивался шляпой, простодушно разглядывая спутников.

Некоторое время видно было озеро. Затем нагорье: россыпи камней, красноватые марсианские скалы, заросли кустарников; правда, вскоре появились озера, но небольшие, как лужи, с унылыми голыми берегами.

Напоминает лунную карту. Моря и океаны бурь, кризисов, туманов, радуг, озеро снов. Но стаи птиц иногда вздымались с озер, а не сны.

Попытайся вообразить тишину этой страны. И железный клубок грохочущий, быстро перебирающий лапами нить воздуха.

Глухая боль не отпускает, тянет книзу.

Этот Илюша Васильев занятный хлопец, только ушиблен знаниями… Запах рыбы. Одна дивчина постилась, лобызнула священнику лапу и чуть сознания не лишилась, селедкой так и пахнуло… У трупоедов и священники смердят. Но – оставь все это. Это пестрая колесница, не более.

Шаманы