«Восстать, или смириться, или…» [Владимир Аренев] (fb2) читать постранично, страница - 2

взглянул на посох, а Гиир, неожиданно для самой себя, сорвалась на крик: «Нет! Нет! Положи на место и НИКОГДА не трогай!» Куугец расплакался и убежал — и опять посох на некоторое время ушел из ее жизни.

А три дня назад снова появился.

«Откуда это?» — спросила она вечером у Ставиена, как только тот вошел в дом.

«Что?» — не понял Ставиен.

«Посох. Еще утром не было, а сейчас…» — и вместо слов указала в угол, у двери.

Ставиен пожал плечами: «Не знаю. Наверное, Кууги вытащил. Да пускай стоит, не мешает ведь. И шляпу вешать можно» — и в подтверждение снял да и нахлобучил широкую соломенную нигу на посох.

Почему Гиир тогда не возразила? Наверное, потому что Ставиен отнесся к появлению посоха с абсолютным безразличием. Решила, мол, вылетела блажь из головушки — да и пора, давно пора: четвертый десяток лет разменивает. Не до странствий, тут вон с хозяйством бы управиться (лето сухое, нехорошее), да и четвертый рот в семье (Шайдин родилась два месяца назад) — не шутка.

А вот теперь посоха нет. Сейчас, задумавшись, Гиир вспоминала и странное поведение мужа в эти последние три дня: он был с ней особенно ласков, — и то, как Ставиен смотрел на детей. «Как будто прощался».

Она тихонько уложила доченьку в колыбель и, одевшись, вышла во двор. Солнце уже выдвинулось из-за горизонта, покрыв легкой позолотой листья деревьев, стены домика, лицо Гиир.

«Где же, где же искать?!..» Она открыла калитку, выбежала на пустынную улицу и лихорадочно огляделась. «Ну же, куда он пошел, думай, думай!» Хотела вернуть во что бы то ни стало, просто не представляла себя без него, дом — без него, детей — без… От одной лишь мысли стало тесно и больно в груди, закружилась голова. Гиир жила с этим человеком почти всю жизнь, а вот теперь какой-то посох…

Посох! Вот эти ямки в пыли, они наверняка остались именно от посоха. И — да, да! — начинаются от их дома.

Побежала за ямками. След тянулся вдоль улицы, в сторону леса. Гиир мчалась, неубранные волосы растрепались, волочились по ветру рваным знаменем. «Найду, найду, куда бы не пошел! Найду!» Лес, кажется, пробежала на одном дыхании. А потом — дорога вывела к тракту. Широкий, как высохшее русло некогда полноводной реки, он раскинул руки и, похоже, намеревался обнять весь Ильсвур, от края к краю. Здесь ямки пропали. И не удивительно — как им пропечататься, на твердой-то земле?

Гиир лихорадочно огляделась, но ни души не было вокруг, только в придорожных зарослях пожухлой травы заходились-стрекотали кобылки да в лесу стукнул о дерево дятел, словно подводя итог. Или — забивая последний гвоздь в крест-накрест заколоченные двери.

* * *

Чуть дальше по тракту, на еще холодном от ночного воздуха валуне сидел человек. Он был широк в плечах, круглолиц и смуглокож, с широкой темной бородой и мелкими блестящими глазами-пуговицами. Одежда сидевшего мало соответствовала тому, где он находился. Право слово, путешествовать в парчовом, богато расшитом халате — это уже слишком. Но человек не путешествовал, человек ожидал.

На горизонте появилась серая точка и стала медленно увеличиваться. В этот ранний час пешеход на тракте был почти так же неуместен, как и сидевший на валуне бородач. Вскоре странник заметил поджидающего, но шагов не ускорил — шел размеренно, как и прежде, стучал посохом о землю, смотрел себе под ноги… или не под ноги: не понять, ибо глаза скрывала тень от шляпы-ниги.

Поравнялся с бородачем, остановился. Встретился взглядом с блестящими пуговицами на лице сидевшего. Тот первым отвел глаза:

— Прости.

— Ничего, — сказал странник, и голос его казался высыпающимся из старого мешка песком. Старым песком. — Значит, так надо. Против Богов не попрешь… — осекся, кашлянул. — А против себя — тем более.

— Но ты ведь именно об этом мечтал всю жизнь, — бородач недоуменно развел руками. — С самого первого дня, как ушел странствовать, оставив ее, оставив дом, мать, отца — с того самого дня ты жалел об этом и мечтал вернуться, чтобы зажить нормальной жизнью. «Как все живут» — твои ведь слова?

— Мои, — согласился пешеход. — А я от них и не отказываюсь. Все так и было: ушел, едва исполнилось восемнадцать — взял да и сбежал вместе с факирами! Сколько раз потом пытался осесть на одном месте, зажить нормально… — а больше недели-двух не выдерживал. Брал посох, нигу — и в путь. Наверное, так устроен. Бывают жрецы и правители, танцовщицы и мясники. А я — странник. Я мертв без дороги.

— Но ты ведь мечтал… — казалось, бородач никак не может смириться с собственным поражением.

— Мечтал. Но пойми: человек без мечты — все одно что фламинго без крыльев. И чем недостижимее мечта, тем краше. И тем меньше шансов, что она пропадет. …Ты лучше скажи, Гиир… как с ней?

Бородач недовольно заворчал, запыхтел, стал разглядывать узоры на халате.

— Я спрашиваю!..

— Да слышу, слышу! «Как с Гиир»! А раньше чем ты думал? Я, между прочим, хоть и Бог, а и мне столько в нее воспоминаний напихать — в нее, в детей, в родственников —