Статьи [Николай Семенович Лесков] (fb2) читать постранично, страница - 3

столь тесно связанном с их собственным благосостоянием; равнодушие и небрежность их в настоящем случае могут отразиться на них же самыми неблагоприятными последствиями”.

Настоящее дело тем важнее для городских обывателей, что от успешного разрешения этой задачи будет зависеть также изменение в бюджетном хозяйстве городов. Таким образом, реформа в общественном устройстве, разумно выполненная, кроме удовлетворения современным потребностям, будет заключать в себе элементы к широкому развитию в будущем общей автономии городских корпораций.

ДВА МНЕНИЯ ПО ВОПРОСУ О БРАКАХ

Люди “древнего благочестия”, именуемые на общеразговорном языке “раскольниками”, всею силою своей узкой логики вооружаются против брачных связей “людей древнего благочестия” с православными и вообще “еретиками”. Разрешение православным браков с католиками и лютеранами “люди древнего благочестия” ставят в непростительную вину церкви православной и порицают ее за это содействие осквернению истинного христианства. Разговор об этом идет с давних пор и давно уже обогатился различными хитрыми доводами с той и с другой стороны.

Стремясь убедить, что Творец оскорбляется счастьем католика, соединенного с лютеранкою, или евангелички, сопряженной с православным, законники “древнего благочестия” приводят правила вселенских соборов: 14-е четвертого и 72-е шестого, также 10-е и 31-е правило собора Лаодикийского и сочинения Матвея Властаря, Никона игумена, Токтикона и многих других. Наши православные законоучители смотрят на это гораздо толерантнее и приводят с своей стороны разные места из духовных писателей, пользующихся церковным авторитетом, доказывая, что брачное соединение людей разных исповеданий не противно духу христианства или по крайней мере может быть терпимо. Вопрос этот долгое время был предметом жарких прений, в которых “люди древнего благочестия” нападали на “вводимый в христианство разврат”, а православное духовенство более или менее искусно отстаивало позволительность браков православных с христианами неправославными. Потом вопрос этот замолк: “люди древнего благочестия” остались при своем мнении, а православное духовенство при своем. Все время частою минувшего уже стеснения раскольничьей пропаганды об этом вслух почти не спорили, потому что и спорить-то было нельзя: шансы у спорящих были слишком неравны. Нынче, как известно, “людям древнего благочестия” повольготнело, они свободно заявили свои сочувствия к современным политическим событиям и, заявясь таким образом сами, стали снова поспаривать друг с другом: поморяне-беспоповцы с федосиянами, королевцы с поморянами и т. д. Словом, улегшиеся под запретом глаголания междоусобные раскольничьи распри готовы, кажется, снова проявиться в горячей полемике, которая лучше всего докажет недогадливым людям, что наши “люди древнего благочестия” очень узкие религиозные фанатики и никакие политики. Устные и письменные прения законоучителей разных толков необыкновенно любопытны и при всей своей узости и несовременности достойны большего внимания, Но пока эти прения идут только устно или письменно, они, к сожалению, совершенно недоступны критическому взгляду общества и прессы, способной отнестись к этим спорам с тем беспристрастием, которого они в самом деле заслуживают. Знаменитый вопрос “об изучении раскола” сам подошел к воротам и, постукивая клюкою, тянет свое скитовое: “Господи Исусе Христе сыне Божий! помилуй нас”. Ему стоит ответить из-за ворот условное: “аминь” — и откроется великая тайна, разоблачатся великие загадки раскола, с которыми великие современные публицисты носились как с писаной торбой. Этот “аминь” будет произнесен в тот день, когда раскольники перейдут от устных и письменных прений к открытой печатной полемике, хотя бы только друг с другом. Очевидно, кто может произнесть этот магический “аминь”. Это — правительство, которое имело полную возможность удостовериться, что “нынешний раскол вовсе не политическая оппозиция правительству и что правительство смело может дать “людям древнего благочестия” полнейшее равноправие со всеми гражданами царства и свободу совести”. Теперь, когда горячее желание наше частию уже удовлетворено правительством и правительство не имеет никакого основания сожалеть о том, что им сделано для “людей древнего благочестия”, мы ступим в этом вопросе один шаг далее: мы пробуем заявить еще одно желание. Нам остается желать, чтобы для низведения раскола с его пьедестала, задернутого завесой таинственности, ему была дозволена открытая литературная полемика одному толку с другим и даже с православным духовенством. Желание это некоторым людям может показаться несколько смелым, пожалуй даже дерзким, а пожалуй, чего доброго, и опасным. “У всякого барона своя фантазия”. Но, по нашей фантазии, желание наше выходит не только вполне законным и весьма умеренным и безопасным, но даже крайне полезным в