Коммодор [Сесил Скотт Форестер] (fb2) читать постранично, страница - 121


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

и, по-видимому, терзался сомнениями: будить своего хозяина или нет. Некоторое время Хорнблауэр точно также мучился выбором: дать понять Брауну, что он уже проснулся или нет, пока вдруг не ощутил себя настолько голодным, что решил пойти на все, лишь бы этот поднос, распространяющий вокруг столь аппетитные ароматы, не исчез из виду. Он попытался приподняться и сесть в кровати, пока Браун устанавливал поднос рядом, на столике. Затем твердая рука Брауна поддержала Хорнблауэра за спину, в то время, как другая поднесла к его губам ложку с чем-то чрезвычайно вкусным. Хорнблауэр жадно выпил ее содержимое, потянулся за добавкой и, неудовлетворенный слишком медленным движением ложки, сам схватил чашку. Браун осторожно поддержал ее у самых его губ и живительная влага согрела Хорнблауэра изнутри. Однако прежде чем оглядеться вокруг и заговорить, коммодор постарался придать себе самый беспечный вид:

— Полагаю, это — дворец? — собственный голос прозвучал для него непривычно, как-то по-детски.

— Да, сэр, — ответил Браун, — дворец Его Величества короля Пруссии.

— А где мы?

— В Кенигсберге, сэр.

Полученные новости давали обильную пищу для размышлений. Если бы он попал в плен, то вряд ли бы его разместили в такой роскошной спальне, а значит… Значит король Пруссии последовал за своей армией, покинул Наполеона и перешел на сторону союзников. Инстинкт морского офицера заставил его задать следующий вопрос:

— Бухта замерзла?

— Не совсем, сэр. Пока только шуга, сэр.

Конечно же — Кенигсбергская бухта должна замерзать гораздо позже Рижской, которая расположена значительно севернее. Все это вызвало следующий вопрос:

— А где эскадра?

— Ушла в Англию, сэр, под командой капитана Буша, после того, как вы были признаны слишком больным, чтобы возглавить ее. Но как раз прибыл «Клэм» с депешами, сэр.

— Неужели? Слава Богу!

Все ощущение расслабленности и комфорта исчезло; беспокойный дух Хорнблауэр вновь ожил. Он попытался откинуть одеяло и выкарабкаться из кровати.

— Полегче, полегче, сэр, — запротестовал Браун, поправляя одеяло. Похоже, лучше было послушаться его и вновь погрузиться в перины. Но зато он снова мог отдавать приказы.

— Мои наилучшие пожелания командиру «Клэма» и я хотел бы видеть его как только ему будет это удобно.

— Есть, сэр! И я скажу доктору, чтобы он зашел к вам.

— Будешь делать то, что тебе сказано.

— Есть, сэр!

Все еще не торопясь исполнить приказ, Браун взял гребень и маленькое зеркальце; последнее он передал Хорнблауэру, пока приводил в порядок его прическу. Хорнблауэр взглянул в зеркало и вскрикнул от удивления:

— Боже милосердный, — вырвалось у него несмотря на многолетнюю привычку сдерживать свои эмоции.

Из зеркала на него смотрело одичавшее, посеревшее лицо, заросшее щетиной до самых глаз. Волосы, на щеках и подбородке, длиной почти в целый дюйм, беспорядочно торчали во все стороны, как у обезьяны-бабуина. Это невольное сравнение заставило его вглядеться в свое отражение внимательнее. Среди каштановых волос все гуще пробивалась седина, что, по мнению Хорнблауэра, делало его внешность еще ужаснее, чем обычно. Этот эффект еще более усиливали глубокие залысины.

— Как давно все это тянется? — поинтересовался Хорнблауэр.

— Почти четыре недели, сэр.

— Побыстрее пришли мне парикмахера, прежде чем прибудет мистер Фримен.

— Есть, сэр! Мистер Фримен, парикмахер и доктор, сэр.

Спорить с Брауном было бесполезно. Первым, кто посетил Хорнблауэра, все же был врач. Треуголка и шпага указывали на его официальный придворный статус. Он заговорил с Хорнблауэром на варварском французском, руками c полукружьями черных от грязи ногтей распахнул на нем ночную рубашку и прижал ухо к груди пациента. Поверх смятых простыней Хорнблауэр бросил взгляд на свое распростертое тело: торчащие ребра, глубоко провалившийся живот, и ноги, худые как палки.

— Что со мной случилось, — спросил он.

— Тиф, — коротко бросил врач.

Тиф. Тюремная лихорадка. Настоящий бич армий и флотов.

— К счастью, вы выжили, — проговорил доктор, — а другие умирают. Тысячи. Десятки тысяч.

От врача-немца Хорнблауэр узнал кое-что о страшном марше истощенных войск — от Москвы через разоренную Польшу, про то как голод, холод и болезни уничтожили Великую Армию, а также большую часть русской. К настоящему времени лишь нескольким тысячам из полумиллиона французов, которые начинали поход, удалось добраться до Германии. Вся Восточная Пруссия и каждый уголок Германии, в котором не стоит французский гарнизон, охвачены лихорадкой восстания.

— Значит, мне здесь больше делать нечего, — подытожил Хорнблауэр, — я должен вернуться в Англию.

— Возможно, месяца через два, — нерешительно начал врач.

— Завтра же, — оборвал его Хорнблауэр.

Парикмахер по совместительству был еще и аптекарем, а в деле своем разбирался получше доктора. Он подстриг Хорнбалуэра, а затем побрил его. Было