Времена просвещенной монархии [Евгений Ануфриевич Дрозд] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

яркие на фоне глубокой синевы неба наводили на мысль о мудрости древних Афин и располагали к размышлениям на возвышенные темы.

Президент не спеша затягивался сигарой, так же неторопливо отпивал маленькими глоточками кофе и развлекал изобретателя глубокими и остроумными беседами, касающимися литературы, философии, политики. Он наизусть цитировал Гая Саллюстия Криспа, Мольтке, Спенсера и Сантаяну. Изобретатель познавал много для себя нового и с удивлением вынужден был констатировать, что в мире существует множество интересных вещей, о которых он и не подозревал, и что знания о внутреннем мире человека не исчерпываются биоэлектроникой и нейронной церебротехникой.

Он также вынужден был признать, что такой отдых приносит ему громадную пользу и дает мощный стимул в работе.

Да, это был блаженный период в жизни изобретателя. Его смущало лишь большое количество охраны и то, что его не выпускали за пределы дворцового комплекса.

Президент объяснил ему, что это делается ради его же, изобретателя, блага и безопасности.

Ситуация в стране, объяснил президент, еще не вполне стабилизировалась и есть еще, к сожалению, небольшая вероятность возникновения всякого рода нежелательных эксцессов…

Изобретатель внимательно присмотрелся к президенту и устыдился. Он вспомнил, что в последнее время г-н президент выглядел усталым и озабоченным и круги под его глазами были очерчены более явственно, чем обычно.

Изобретатель почувствовал себя неблагодарной скотиной. В конце концов разве не даны ему все условия для работы? И это в тяжелое для страны и нации время! А у него — никаких забот — сиди себе, как у Христа за пазухой, и занимайся любимым делом…

Больше на эту тему разговоров он не заводил. Работа продвигалась более или менее успешно. Господин президент интересовался ее ходом очень тактично и ненавязчиво, чтобы не создать у изобретателя ощущения тягостной опеки.

Когда основная аппаратура была уже собрана и скомпонована и наступило время доводки и отладки, то у изобретателя вид стал озабоченный и хмурый.

— Что-то не ладится? — спросил его президент во время очередного уикэнда в паттио. — Вы выглядите усталым, друг мой. Как наши успехи?

— Понимаете, господин, президент, интерфейс мы уже обкатали, он снимает внутреннюю, ментальную голограмму и трансформирует ее во внешнее объемное изображение… Тут все нормально.

— Так уже есть изображение? Я бы с удовольствием поглядел…

— О нет, господин президент, эту грязь я вам показывать не буду. Тут дело чести. Затронута, можно сказать, моя профессиональная гордость.

— А в чем дело?

— В фильтрах, в блоке селекции. Ведь нужно, чтобы на внешнюю голограмму подавалось только то, что человек задумал изобразить и ничего больше. Иначе какое же это искусство? А тут высвечивается все, что угодно, — любая случайная картинка, любой шальной образ. Каша, одним словом. Или, в терминах теории информации — шум.

Г-н президент посмотрел на изобретателя задумчиво.

— Ну что ж, друг мой, не опускайте рук. Трудитесь. Совершенствуйте… блок селекции.

Разговор перешел на качество сигар и на литературу.

На следующий день отдохнувший и заряженный новыми идеями изобретатель проследовал в свой лабораторный флигель. К его удивлению, у главного входа стояли два охранника с автоматами.

— Не велено пускать, — рявкнул старший из них с капральскими нашивками, — никого не велено!

— Но я же!..

— Ничего не знаю! Приказано не пускать! Осади назад! Стрелять буду!

Растерянный изобретатель вернулся во дворец, где попытался выяснить, в чем дело. Он обращался к чиновникам и офицерам, но никто ничего не знал. Президент же был занят и недоступен. Изобретатель снова вернулся в сад, но у флигеля все так же стояли те же охранники и он, опасаясь подходить близко, некоторое время нерешительно бродил вокруг, ничего не понимая и ощущая, как внутри него медленно, но верно нарастает беспокойство, переходящее в страх. В довершение ко всему, он обнаружил, что за ним на некотором отдалении, но неотступно следуют две невыразительные личности в неприметных, немаркого цвета костюмах.

Он решил вернуться во дворец и всеми правдами и неправдами добиться встречи с президентом. Но нужды в этом не было — президент в сопровождении адъютанта и еще двух неизвестных сам шел от дворца к флигелю.

Изобретатель бросился наперерез.

— Господин президент, что происходит? Меня не пускают в лабораторию…

Группа людей остановилась.

Дальнейшие события развиваются в ускоренном темпе и воспринимаются изобретателем как бы сквозь пелену.

Пауза, во время которой президент с непонятным выражением оглядывается на адъютанта, адъютант с испугом смотрит на изобретателя, а потом виновато опускает глаза. Двое незнакомых переглядываются с ироническим пониманием.

Наконец президент начинает говорить, но поначалу кажется, что он внезапно утратил свое умение формулировать мысли четким,