Огонь над песками. Повесть о Павле Полторацком [Александр Нежный] (fb2) читать постранично, страница - 129


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

предложено. Но посвященность… владение тайнами, которые он, Цингер, собирается сейчас приоткрыть, не оставляет ни малейших надежд. Так вот, небрежно привалившись плечом к стене, промолвил Цингер, асхабадское выступление, как вы догадываетесь, только часть обширного, тщательно разработанного плана, предполагающего неминуемое крушение Советской власти в Туркестане. Нет смысла посвящать вас в детали этого плана — склады с оружием, последовательность выступлений, привлечение сартов и текин, самая широкая поддержка из-за рубежа и немедленное по провозглашении независимости Туркестана покровительство и помощь могущественнейшей державы… все это совершенно не обязательно излагать вам в подробностях. Однако могу вас порадовать: в Асхабаде вот-вот будут английские части. Вам достаточно знать, что этот ваш новый мир, который вы собирались построить на призрачных началах равенства и братства… Равенство и братство! Боже милосердный, что за чушь! Неравенство, милостивый государь, — вот сила, побуждающая к движению, вызывающая страсть к созиданию, зажигающая дерзновенный огонь в слабом человеческом сердце… Мир равных людей… Стоячее, гниющее, подлое болото! Скопище ничтожеств, убогое прибежище для твари, рожденной прислуживать… а! да что там! — оттолкнувшись плечом от стены, прямо встал Павел Петрович. — Этот ваш новый мир обречен, и я надеюсь, что переселяясь из этого несостоявшегося нового мира в мир несомненно лучший, вы испытаете минуты горького разочарования. Но это еще не все. Не торопитесь — за вами придут. Под нашим знаменем вы были бы не одиноки, гражданин народный комиссар… вы обнаружили бы рядом с собой людей, вам хорошо известных — коллег по кабинету, так сказать. — Павел Петрович замолчал, любуясь произведенным впечатлением. Медленно поднялся и застыл у стола Полторацкий, кончиками пальцев опираясь на столешницу и пристального взгляда не сводя с Цингера. «Дальше!!» — он прохрипел. О, вы еще и требуете? Вам не терпится? Но что-то кровь вам в лицо бросилась, Павел Герасимович, не приключился бы с вами «кондратий»… Крепитесь, мой дорогой, не лишайте мецх. людей удовольствия вас пристрелить. «Дальше!»— сжав кулаки и пригнув голову, закричал Полторацкий. Страшно, должно быть, в этот миг было его лицо, потому что Павел Петрович немедленно вытащил пистолет и отступил к двери. Вам, чего доброго, взбредет на меня кинуться, я, с вашего позволения, приму меры… Желаете имен? Жаждете непременно узнать, кто предал? изменил идее? переметнулся? Да стоит ли, Павел Герасимович, тянул Цингер и поигрывал пистолетом, перебрасывая его из руки в руку. Измена — яд, и всякий, о ней узнавший, от этого яда как бы пригубливает… Ну, так и быть. Запоминайте, мой дорогой — хотя, собственно, зачем вам запоминать? Дело ваше. Итак: Осипов, военный комиссар, член вашей партии, Агапов — комиссар железнодорожных мастерских, бывший комиссар по гражданской части и попупярнеишая в Туркестане личность… «Врешь ты!»— едва слышно сказал Полторацкий и, шатнувшись, шагнул вперед. «Не заставляйте меня стрелять! — проговорил Цингер и пистолет поднял. — Тут и паршивый стрелок не промахнется, а я боевой офицер, как вам известно…» Полторацкий привалился к стене. Не врет про Агапова подполковник… я сам чувствовал и уже догадался почти, а Хоменко перед отъездом не сказал… С Агаповым поговорить еще хотел, увериться, последние сомнения разрешить… Про Агапова не врет, стало быть, и про Костю Осипова тоже… Тоболин его не любит… Да мало ли кого Тоболин не любит! Осипов — да ведь он в самом Ташкенте мятеж поднимет, с ужасом догадался Полторацкий и похолодел, постигая возможные последствия измены румяного Кости Осипова. А Павел Петрович с улыбкой на смуглом и твердом лице сообщал, что выступление в Ташкенте конечно же предусмотрено. Войска пойдут за Осиповым, рабочие за Агаповым… Разумеется, Осиновым и Агаповым не ограничивается, есть еще люди — но он, Циагер, уверен был, что именно эти двое глубоко уязвят Павла Герасимовича. Ну-с, и в заключение, чтобы, так сказать, порадовать будущими встречами в мире загробном… Асхабадские комиссары… их, кажется, девять, в том числе, само собой, и Житников, недавний ваш попутчик, отправятся вслед за вами… Этому туркмену вашему, Атаеву, его соплеменники уготовили какую-то исключительно жестокую казнь… Дикари, что вы хотите! Привязали несчастного к лошади… и сами понимаете, каков итог. «Вот так», — удовлетворенно проговорил Цингер и, выглянув за дверь, крикнул: «Мичман! Можете забирать… Ну-с, Павел Герасимович, счастливого путешествия так сказать. И поджидайте там, — дулом пистолета указал Павел Петрович на потрескавшийся потолок, — товарищей комиссаров…»

С хмурым, невыспавшимся лицом вошел мичман, буркнул: «Пойдем» и кивнул, указывая на дверь. Полторацкий шагнул, но возле Павла Петровича задержался. «Ты мне сильную боль причинил, это верно, — сказал, чуть усмехнувшись разбитыми губами. — Но одного не учел… Не знаешь ты того, что я знаю». —