От войны к революции [В Фриче] (fb2) читать постранично, страница - 2

пушечное мясо, а для штатских профессий нет места в подлунной. В начале войны генерал командовал на фронте. В его секторе находилась, между прочим, высота, известная под названием высота «четырех ветров». Генерал почему-то вообразил, что она ключ не только для сектора, которым он командовал, но и вообще чуть не всего запфронта. Он решил удержать ее во что бы то ни стало. Такой же точки зрения держался почему-то и французский генерал. Из-за обладания высотой и разгорелся адский бой. Генерал, однажды во время обстрела, поднялся наверх и, конечно, глазом не моргнул. Однако, вторично на этот подвиг он уж не отважился. Тем безжалостнее гнал он туда своих солдат. Целые батальоны взрывались на воздух. Высота стала ненасытным кладбищем. В генеральном штабе обратили в конце концов внимание на эту нелепую бойню. Высота вовсе не имела того стратегического значения, которое ей придавал генерал. Его перевели в тыл. Он приписал это интригам. Место дали ему, впрочем, в высокой степени ответственное. Работы было видимо-невидимо. Только при его пунктуальности военного человека можно было с ней справиться. Ровно в девять появлялся он на своем месте, ровно в час автомобиль отвозил его в ресторан и т. д., ровно в восемь вечера садился он дома за стол с детьми. Да, эти дети! Генерал не узнавал в них свой древний род.

Сын (Оттон) был на фронте ранен. Там он видел все ужасы бойни. Он вовсе не был трусом. Под ураганным обстрелом втащил он однажды в окоп раненого французского офицера. Он приехал в отпуск глубоко разочарованным. От былого «патриотизма» не осталось ничего. В победу германского оружия он не верит. Хочется одного только – наслаждаться. Девушку из буржуазной семьи, отдавшуюся ему в надежде устроиться, он бросил, чтобы стать любовником любовницы отца. На улице он жадно обнажает мысленно всякую проходящую женщину. Ехать на фронт ужасно не хочется. Собирая утром свои вещи он неосторожно выстрелил из револьвера и ранил себя в палец. Просто неосторожность! Так по крайней мере дело было представлено командующему. Таких позорных фактов не было во всей великой истории рода Бабенбергов!

А дочь! Руфь была сначала сестрой милосердия в госпитале, где плакала над муками раненых, потом оборудовала общественную столовую, где познакомилась с призванным студентом, социалистом-интернационалистом. В ее комнате отец находит такие книги, как сочинения Маркса, Лассаля. Впрочем, почему ей и не интересоваться учением социалистов, – ведь социал-демократы оказались славными ребятами и без прений вотировали все военные кредиты… Потом она часто стала пропадать. Ее видели на каких-то нелегальных собраниях. Он уже получал анонимные доносы. А однажды отец нашел на своем столе письмо – она навсегда ушла.

Распадаются старые связи, разлагаются вековые устои и принципы. Уж не пробил ли час кончины старого мира?

Однажды выходя из ресторана после обеда, генерал, пройдя несколько шагов, остановился как вкопанный.

Как? Это что? Он зашатался. Как? Возможно ли? Или там (по улице Вильгельма, где императорский дворец) съ ума сошли? Он явственно чувствовал, как почва под ним заколебалась. Возможно ли? В Берлине!? Под липами?! Краска выступила на его лице.

Напротив, на крыше, развеваемое дуновением свежего ветра, весело, как нечто само собою понятное, сверкало – кроваво-красное знамя.

Взоры всех обращались к нему. Подумайте: красное знамя в городе, где даже красный галстук был небезопасен для жизни его носителя, где шашки полицейских автоматически зарубили бы каждого, кто осмелился бы махнуть красным платком, чтобы высморкаться. А здесь наверху на крыше – как явление самое естественное – сверкает целое красное знамя на настоящем флагштоке. Прохожие вытягивали шеи, не веря глазам своим.

Далеко кругом распространялось сияние красного знамени, извещая мир о победе русского народа над владыкой виселиц, нагайки и рудников,^[2] сверкая над безбрежным морем крыш Берлина.

– Они рехнулись! – Генерал имел в виду улицу Вильгельма. И он погрузился в мрачное раздумье. Знамя, пропитанное кровью коронованных особ и высоких сановников! Бесстыдно! Позорно! И показалось ему: над собою он слышит шорох и треск распада.

То было знамя над посольством Советской Социалистической Республики России!

Все учащаются признаки, что красное знамя революции, столь ненавистное генералу, взовьется и над Вильгельмштрассе.

Вот дом, набитый жильцами, все больше беднотой. Трагические в нем разыгрываются порою сцены. Призванный на фронт чахоточный интеллигент отравляет газом себя, жену и малолетних детей – без него они все равно погибнут от голода. Здесь же живет и призванный в армию студент, тот, который оказал такое большое влияние на дочь генерала (Аккерман, «Сеятель»). Для него ясно, что это за война и что это за общество, породившее войну. В его комнате собираются какие-то странные молодые люди – среди них порою и девушка (говорят, дочь высокопоставленного военного) – и всю ночь напролет