История русской революции. Том II, часть 2 [Лев Давидович Троцкий] (fb2) читать постранично, страница - 3

эти имения оказываются его собственными. Для философов идеализма помещичьи телеграммы 1917 года представляют сущий клад. Материалист увидит в них скорее выставку образцов цинизма. Он прибавит, пожалуй, что великие революции отнимают у имущих даже возможность пристойного лицемерия.

Обращения потерпевших к уездным и губернским властям, к министру внутренних дел, к председателю совета министров по общему правилу безрезультатны. У кого же просить помощи? У Родзянко, председателя Государственной думы. Между июльскими днями и корниловским восстанием камергер вновь чувствует себя влиятельной фигурой: многое делается по его телефонному звонку.

Чиновники министерства внутренних дел посылают на места циркуляры о предании виновных суду. Заскорузлые самарские помещики телеграфируют в ответ: «Циркуляры без подписи министров-социалистов силы не имеют». Так обнаруживается польза социализма. Церетели пришлось преодолеть застенчивость: 18 июля он посылает многословное предписание о принятии «скорых и решительных мер». Как и сами помещики, Церетели заботится только об армии и государстве. Крестьянам кажется, однако, что Церетели ограждает помещиков.

В усмирительных методах правительства наступает перелом. До июля применялось преимущественно заговаривание зубов. Если воинские отряды и посылались на места, то лишь в качестве прикрытия для правительственного оратора. После победы над петроградскими рабочими и солдатами кавалерийские команды, уже без уговаривателей, поступают непосредственно в распоряжение помещиков. В Казанской губернии, одной из наиболее беспокойных, удалось, по словам молодого историка Югова, только «путем арестов, ввода вооруженных команд в деревни, даже возрождения порки… заставить крестьян на время смириться». И в других местах репрессии не остаются без действия. Число пострадавших помещичьих имений в июле несколько снизилось: с 516 до 503. В августе правительству удалось достигнуть дальнейших успехов: число неблагополучных уездов с 325 упало до 288, на 11 %; число захваченных движением имений уменьшилось даже на 33 %.

Некоторые районы, наиболее до сих пор беспокойные, затихают или отходят на второй план. Наоборот, районы, вчера еще благонадежные, сегодня вступают на путь борьбы. Всего месяц тому назад пензенский комиссар рисовал утешительную картину: «Деревня занята уборкой урожая… Идет подготовка к выборам в волостные земства. Период кризиса власти прошел спокойно. Образование нового правительства встречено с большим удовлетворением». В августе от этой идиллии уже не остается и следа: «Массовое хищение садов и порубки леса… Для ликвидации беспорядков приходится прибегать к вооруженной силе».

По общему характеру своему летнее движение все еще относится к «мирному» периоду. Однако в нем наблюдаются уже, правда слабые, но безошибочные, симптомы радикализации: если в первые четыре месяца случаи прямого нападения на помещичьи усадьбы убывают, с июля они начинают возрастать. Исследователи устанавливают в общем такую классификацию июльских столкновений в порядке убывающего ряда: захваты лугов, урожаев, продовольствия и фуража, пашни, инвентаря; борьба из-за условий найма; разгромы имений. В августе: захваты урожаев, запасов продовольствия и фуража, лугов и покосов, земель и леса; аграрный террор.

В начале сентября Керенский, в качестве верховного главнокомандующего, повторяет в особом приказе недавние доводы и угрозы своего предшественника Корнилова против «насильственных действий» со стороны крестьян. Через несколько дней Ленин пишет: «Либо… вся земля крестьянам тотчас… Либо помещики и капиталисты… доведут дело до бесконечно свирепого крестьянского восстания». В течение ближайшего месяца это стало фактом.

Число имений, охваченных аграрными столкновениями, поднялось в сентябре, по сравнению с августом, на 30 %; в октябре, по сравнению с сентябрем, – на 43 %. На сентябрь и первые три недели октября приходится свыше трети всех зарегистрированных с марта аграрных столкновений. Решительность их выросла, однако, неизмеримо больше, чем их число. В первые месяцы даже прямые захваты различных угодий принимали вид сделок, смягченных и прикрытых соглашательскими органами. Теперь легальная маскировка отпадает. Каждая из отраслей движения принимает более дерзкий характер. От разных видов и степеней нажима крестьяне переходят к насильственному захвату составных частей помещичьего хозяйства, к разгрому барских гнезд, к поджогам усадеб, даже убийствам владельцев и управляющих.

Борьба за изменение условий аренды, в июне превышавшая по числу случаев разгромное движение, в октябре не составляет и 1/40 числа разгромов, причем и само арендное движение меняет свой характер, становясь лишь другой формой изгнания помещиков. Запрещение купли-продажи земли и леса уступает место прямому захвату. Массовые порубки и массовые потравы принимают характер намеренного уничтожения помещичьего добра. Случаев открытого