Королева из Прованса [Виктория Холт] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Виктория Холт Королева из Прованса
ПОИСКИ ЖЕНИХА
Раймонд Беранже, граф Прованский, и его друг, главный советник и ближайший конфидент Ромео де Вильнев, прогуливались по пышным зеленым аллеям, окружавшим замок Ле-Бо, беседуя о будущем. Жизнь Раймонда Беранже сложилась счастливо. В жены он взял женщину, обладавшую столь же разносторонними талантами, как и он сам. Супругам удалось сделать свой двор самым образованным и привлекательным во всей Франции. Отовсюду в Прованс стекались поэты, трубадуры, художники, и все они находили здесь радушный прием. Графу и графине подобная жизнь была по сердцу, пусть все так и продолжалось бы хоть целую вечность. Но рая на земле не бывает: всю свою совместную жизнь супруги тщетно молили Бога о сыне, который унаследовал бы Прованс, правил бы им и приумножал славу и блеск графства. Увы, они производили на свет лишь дочерей. Однако даже это обстоятельство не могло омрачить семейного счастья. Родители обожали дочерей и признавали, что не променяли бы ни одну из них на сына, о котором так усердно просили Небеса. Где на белом свете, спрашивал Раймонд графиню, где, скажите, вы найдете девочек столь же прекрасных и способных, как наши? И сам же отвечал – нигде. Дочери подрастали, и предметом беседы графа с Ромео де Вильневом было устройство их дальнейшей судьбы. Маргарите, старшей, исполнилось тринадцать лет. Еще ребенок, говорила графиня, но и сама понимала, что дочь уже вошла в возраст невесты. А потому не стоило затягивать с поисками подходящего жениха – надо ведь было подумать и о младших дочерях. – Боюсь, Ромео, – говорил граф, – нам предстоит поломать над этим голову. – Уверен, что мы справимся с этой проблемой, так же, как раньше справлялись с другими, – ответил советник. – Сколько раз я целиком полагался на вас, Ромео, – вздохнул Раймонд, – и никогда не пожалел об этом. Но трудно найти хороших мужей дочерям обедневшего графа… Единственное, что мы можем предложить в приданое, это их красота, очарование и прекрасное воспитание. – И еще их таланты, мой господин. Не забывайте, ваши дочери обладают ими в изобилии, в отличие от прочих девушек, которым отцы подыскивают мужей. – Вы просто хотите меня утешить. Я люблю моих девочек. Они красивы и умны. Но золото, серебро и богатые поместья – приданое более желанное, чем образованность и обаяние. – Прованс – не такое уж захудалое графство. Полагаю даже короли Англии и Франции не отказались бы от союза с вами. – Короли Англии и Франции! – воскликнул граф. – Вы, должно быть, шутите! – Почему, мой господин? И король Франции, и король Англии – мужчины молодые, к тому же оба ищут себе невест. – Не можете же вы всерьез полагать, что одна из моих дочерей станет невестой такого государя? – Почему одна, господин, могут и обе. Потрясенный граф остановился. – Это пустые мечты. – Конечно, было бы уже огромной удачей, если бы осуществился хотя бы один подобный проект. Почему бы парижскому двору не рассмотреть вопрос о бракосочетании короля Французского с дочерью графа Прованского? – Но что им это даст? – Это обезопасило бы южные границы Франции. О, я знаю, мы бедны. Мы не можем предложить богатого приданого, но у нас есть кое-что, что королева-мать и ее сын Людовик ценят дороже денег. Франция недавно завоевала Бокер и Каркассон. По ту сторону Роны начинается Священная Римская империя, а мы владеем там землями, которые могли бы отдать Франции. Ввиду стратегического положения этих земель они считаются весьма важными, и если они окажутся под властью французского короля, его границы с Римской империей существенно укрепятся. – Резонно. А самим французам это приходило в голову? – Я позабочусь о том, чтобы пришло. Я не собираюсь сидеть и ждать у моря погоды. Надо послать ко двору французского короля наших трубадуров. Как вы думаете, что станет главным содержанием их баллад? – Да уж во всяком случае, не богатое приданое моих дочерей. – Ни в коем случае. Красота и очарование, которым нет равных во Франции. – Мой добрый друг! Я хорошо знаю вашу преданность нашему дому, но, боюсь, она увлекает вас на призрачную тропу пустых фантазий. Королева Бланш с великим тщанием выбирает жену для своего сына, возможно ли нам вступать в борьбу за эту честь? – Королева Бланш – женщина умная. Она внимательно прислушивается ко всему, что ей говорят. Граф рассмеялся, покачал головой и сказал, что пойдет в замок и расскажет графине о предложении Ромео. Без сомнения, она посмеется вместе с мужем, но, конечно же, в который раз восхитится преданностью и добрыми намерениями господина де Вильнева.* * *
В это самое время дочери графа и графини Прованских сидели в классной комнате. Тринадцатилетняя Маргарита вышивала гобелен. Элеанора, двумя годами младше, писала, сидя за столом – она сочиняла стихи, которые потом клала на музыку. Сейчас она была занята созданием длинной поэмы, которая, по единодушному мнению учителей, являлась поразительным свершением для девочки ее возраста. Восьмилетняя Санча вышивала вместе со старшей сестрой, а Беатриса – младшая (ей едва минуло шесть) – стояла рядом с Элеанорой и через ее плечо наблюдала, как перо скользит по строчкам. Девочки росли под заботливым присмотром матери, и потому, в отличие от других детей их ранга и положения, детство сестер было на редкость счастливым. Они видели свою мать каждый день, да и отец, если позволяли дела, любил проводить время в детской. Поскольку они были девочками, их не пришлось отсылать на воспитание к какому-нибудь чужеземному двору, где детям неизбежно пришлось бы столкнуться с коварством и жестокостью взрослых. Жизнь графов Прованских не отличалась особой пышностью и великолепием, зато девочки получили на редкость хорошее образование, что было весьма необычно для отпрысков женского пола. Сестры, разумеется, преуспели и во всем, что полагалось уметь дочерям знатных особ, – вышивании, пении, танцах; однако их еще научили думать, красноречиво излагать свои мысли, они знали историю и разбирались в музыке и литературе. Графиня Беатриса, их мать, дочь графа Савойского, сама сочиняла музыку и стихи и не видела причин зарывать свой талант в землю. Она научила дочерей любить то, чем увлекалась сама, и в результате девочки росли не пустоголовыми красотками с прекрасными манерами, а девочками думающими и образованными. Самой умной и способной из четырех несомненно являлась Элеанора. Маргарита прекрасно вышивала и хорошо играла на музыкальных инструментах, но во всем, кроме рукоделия, Элеанора ее превосходила. Элеанору взахлеб хвалили учителя, ее песни распевали все домочадцы и придворные. Столь выдающиеся таланты сделали девочку несколько высокомерной; родители то с осуждением качали головами, то понимающе разводили руками. «Это у нее само со временем пройдет», – с присущим ему легкомыслием говорил граф. Ему вообще нравилось, когда все устраивалось само собой. Таков был и общий стиль жизни при провансальском дворе. Здесь цвели роскошные цветы, росли пышные зеленые кустарники, а люди любили лежать на солнце и слушать, как музыканты перебирают струны лютни. В Провансе сам воздух, казалось, был насыщен поэзией; Элеанора писала стихи – значит, она была истинной дочерью своей земли. Характер Маргариты отличался мягкостью. Она с готовностью уступала пальму первенства младшей сестре, ее голос звучал громче всех, когда раздавались восторженные слова в адрес Элеаноры. Вся семья баловала Элеанору. Она же все не могла насытиться похвалами. Красивая, как и все сестры (многие говорили – самая красивая), она была еще и очень умной. Элеонора не могла не заметить, с каким радостным изумлением переглядываются родители, когда она читает им стихи собственного сочинения. Обычно она декламировала их перед всем семейством, и родители с восторгом аплодировали дочери. По глубокому убеждению Элеаноры, она являлась самой значительной персоной при провансальском дворе. Санча, следующая за ней по возрасту, старалась следовать Элеаноре и во всем остальном. Она подражала ее манере говорить, ее жестам, и Маргарита даже говорила, что Санча хочет стать второй Элеанорой. На это Элеанора лишь поощрительно улыбалась: она вполне понимала стремление младшей сестры. Беатриса была еще слишком мала, чтобы как-то проявлять характер. Лишь совсем недавно, после того как ей исполнилось шесть лет, малютку стали пускать в классную комнату. – Как идет поэма? – спросила Маргарита, приподняв головку. Она смотрелась поистине очаровательно: изящная ручка с иголкой замерла, улыбчивые карие глаза устремлены на Элеанору. – Очень хорошо, – ответила Элеанора. – Думаю, завтра я смогу прочесть ее отцу и матушке. – А мы хотим послушать уже сейчас! – воскликнула Санча. – Ну уж нет, – фыркнула Элеанора. – Все должно быть обставлено соответствующим образом, – объяснила Маргарита со снисходительной улыбкой. Элеанора тоже улыбалась, заранее предвкушая громкие аплодисменты, восхищенные взгляды родителей. Какая одаренная, какая необыкновенная у них дочь! Маргарита выглянула в окно и воскликнула: – У нас гости! Элеанора и Беатриса тут же присоединились к ней и увидели, что к замку приближается отряд всадников. Один из конных держал в руке штандарт. Девочки замерли. Гости – это так увлекательно! В большом зале наверняка состоится пир, на который позовут и их. Девочки будут петь, танцевать, а потом – правда, их уже отправят спать – веселье продлится до глубокой ночи. Приезд гостей был одним из главных развлечений в жизни обитателей замка. – Это придворные французского короля, – объявила Элеанора. – Как ты догадалась? – восхищенно спросила маленькая Беатриса. – Видишь, на штандарте золотые лилии. Это герб Франции. – Должно быть, какие-то важные вести, – предположила Маргарита. Но Элеанора уже думала о другом – что бы такое надеть? Лучше всего – шелковое платье с узким лифом и длинным шлейфом. Рукава вытачаны по последней моде: до запястий облегающие, а потом расходятся раструбом и свисают до края юбки. Подол Элеанора сама расшила затейливой шелковой вышивкой. Не платье, а сплошное загляденье. На голову – сетку, которую недавно подарила ей матушка. Сетка украшена драгоценным халцедоном, камнем, который дает силу и здоровье. Свои густые темные волосы Элеанора заплетет в косы, а чепец вообще надевать не будет. Она как раз недавно объяснила Маргарите, что чепцы и береты – для старух и жидковолосых, а дочерям графа Прованского эти глупости ни к чему. – Скоро мы обо всем узнаем, – сказала Санча. – Интересно, зачем они пожаловали? – Надеюсь, не из-за войны, – вздохнула маленькая Беатриса. Невзирая на нежный возраст, она уже знала, что, когда начинается война, батюшка уезжает из замка, а матушка все время беспокоится. – Ничего, скоро все выяснится, – сказала Маргарита, откладывая иглу. – Не подождать ли нам в классной, пока нас не вызовут? – спросила Санча. – Нет, – решительно качнула головой Элеанора. – А вдруг нас сразу же позовут к гостям? Я предпочту быть во всеоружии. Характерно, что младшие девочки послушались не Маргариту, а Элеанору. – Ну же, идем, – поторопила их самая решительная из сестер. – Приведем себя в порядок.* * *
Гости, возглавляемые Жилем де Флажи, прибыли со специальной миссией от королевы Бланш. Узнав, в чем заключалась эта миссия, Раймонд Беранже не поверил собственным ушам. Выходит, Ромео де Вильнев – волшебник? Неужели королева Франции и впрямь хочет женить своего сына на дочери графа Прованского? Жиль де Флажи, хозяева замка и Ромео де Вильнев прошли в личные покои графа, чтобы обсудить подробности. Королева-мать наслышана о достоинствах дочерей графа Прованского. Она также в курсе денежных затруднений графа, однако полагает, что сейчас это не имеет значения. Дочери графа красивы и прекрасно образованы. Королева Франции считает, что в данном случае именно эти качества играют решающую роль. Людовику IX двадцать лет. Пора жениться, и королева Бланш находит, что такая партия идеально ему подходит. Условия брака можно будет обсудить позже, но королева желает, чтобы все произошло как можно скорее. Старшей дочери графа тринадцать – девушка еще очень юна, но в этом возрасте уже выходят замуж. Король Франции – многообещающий молодой человек, ему нужна умная и понимающая жена. И потому королева-мать считает, что чем раньше невеста начнет жить при королевском дворе, тем лучше. И еще Жиль де Флажи выразил желание во время своего краткого пребывания в Ле-Бо лично познакомиться с дочерьми графа. Граф и графиня, едва пришедшие в себя после столь волнующего известия, заверили гостя, что он непременно получит возможность увидеть обеих старших дочерей. Послали за Маргаритой и Элеанорой. Девочки, чувствовавшие необычную напряженность, овладевшую замком и его обитателями, не заставили себя ждать. – У нас важный гость, – начала графиня. – Из Франции, – перебила Элеанора. – Я видела лилии на штандарте. Графиня кивнула. – Сегодня во время ужина вы будете ему представлены. Я желаю, чтобы ваше поведение было безупречно и вы показали себя с лучшей стороны. Элеанора с упреком посмотрела на мать. – Неужели может быть иначе? – обиженно проговорила она. – Мое дорогое дитя, – твердо сказала мать, – я прекрасно знаю ваши достоинства. Но этот гость – весьма важен для нас, и, возможно, было бы лучше, если бы сегодня вечером вы немного отошли в тень. Говорите, только если вас спросят. Элеанора недоуменно пожала плечами, а графиня обратилась к старшей дочери: – Вы, Маргарита, будьте скромны, но не бойтесь поддержать беседу. Ведите себя ненавязчиво, но в то же время… – О, мадам, вы разговариваете с нами, словно… словно мы марионетки, готовящиеся к представлению! – не выдержала Элеанора. – Возможно, я не права, – ответила графиня. – Возможно, мне следовало позволить вам вести себя естественно, как всегда. Но поймите и вы меня. Я хочу, чтобы вы произвели на посла французского короля наиблагоприятнейшее впечатление. Вы уже решили, что наденете? – Я надену голубое платье, а на голову сетку, украшенную халцедоном, – заявила Элеанора. – Прекрасный выбор, – кивнула мать. – А вы, Маргарита? – Серое с пурпуром платье и серебряную сетку. – Я дам вам свое бриллиантовое кольцо, Маргарита, – сказала графиня. – Оно будет отлично смотреться с серым и пурпурным. – Бриллиантовое кольцо! – воскликнула Элеанора. – Говорят, бриллианты защищают от врагов. Разве у Маргариты есть враги? – Надеюсь, что нет, – с чувством произнесла графиня и нежно взглянула на старшую дочь. – Я молю Бога о том, чтобы у вас их никогда не было. Но если занимаешь в обществе высокое положение, сразу появляются люди, желающие тебе зла. – Так вот почему вы даете ей свое бриллиантовое кольцо? – спросила Элеанора. – Оно теперь принадлежит Маргарите. У нее такая красивая ручка. Элеанора взглянула на свою руку, не менее красивую. Что это сегодня с Маргаритой так носятся? Из-за того что она старшая? Тринадцать! Какой чудесный возраст, а ей будет лишь двенадцать. Неужели посол из Франции приехал сделать Маргарите предложение? Вечером все выяснилось. Хотя гостю представили обеих сестер, Жиль де Флажи смотрел только на Маргариту. Элеанора почувствовала себя несколько задетой, особенно когда ее даже не попросили прочесть новую поэму. Жиль де Флажи уехал, но причина и последствия его визита вскоре стали известны сестрам. Граф и графиня вошли в классную комнату, когда девочки занимались. Элеанора немедленно догадалась, что за этим последует, ибо на лицах родителей все было написано: гордость, волнение, недоумение (они все еще не могли поверить, что все случившееся правда). И одновременно их лица выражали печальную нежность. Девочки встали и сделали реверанс. Граф шагнул вперед и взял Маргариту за руку. – Мое дорогое дитя, – начал он. – Величайшая удача пришла к вам. Вы станете королевой Франции. – Это означает, что Маргарита от нас уедет? – спросила Беатриса и тут же приготовилась плакать. Мать взяла ее на руки и прижала к себе. – Со временем ты поймешь, что это означает, деточка, – сказала она. Граф продолжил: – Я никогда не предполагал, что такое может случиться. Король Людовик – весьма многообещающий молодой человек. Он умен, добр и великодушен; он полон решимости справедливо и мудро править своей страной. И он решил жениться на нашей Маргарите. Дитя мое, вы должны до конца своих дней благодарить Небеса за невероятную удачу. Санча смотрела на Элеанору, ожидая подсказки, как себя вести в подобной ситуации. Беатриса заплакала, поняв, что Маргарита уедет из дому. Элеанора не отрывала глаз от пола. Огромная честь, выпавшая на долю семьи, досталась Маргарите – не потому, что она была умнее или красивее остальных сестер, нет. Просто она была старшей. Сама Маргарита пребывала в смятении. Она понимала, что должна благодарить Бога за ниспосланное чудо. Она осознавала, какая огромная честь ей оказана… и в то же время была очень напугана. Тринадцать лет прожила она под сенью родительской любви. А теперь должна оставить родной кров ради… Маргарита сама не знала ради кого. Ради великого короля, который станет ее мужем. Она взглянула на Элеанору, но та не смотрела на нее, дабы не выдать бушевавших в ее душе чувств. Одна и та же мысль билась в голове Элеаноры: только потому, что сестра старше, только потому. – Уверена, вы будете очень счастливы, – сказала графиня. – Королева Бланш отныне заменит вам мать, и вы будете находиться под покровительством самого короля Франции. Почему же мы выглядим такими грустными? Давайте-ка веселиться. – Я не хочу, чтобы Маргарита уезжала, – захныкала Беатриса. – И никто из нас не хочет, детка. Но ее муж желает, чтобы она жила с ним, а у него теперь больше прав на нашу Маргариту. – Пусть сам сюда приедет, – предложила Беатриса и тут же просияла от столь удачной мысли. – Он не может, детка. Он управляет государством. – А мы ему поможем. Графиня рассмеялась и потрепала девочку по волосам. – Нам очень многое нужно приготовить, Маргарита. Пойдем со мной. Мы обсудим ваши туалеты, и вообще мне необходимо поговорить с вами. Граф подхватил: – Разумеется, этот день счастливый для всех нас. Произошло истинное чудо. Никогда не верил, что такое возможно. Элеанора подняла глаза и заявила: – Я написала поэму. – Прекрасно, – рассеянно ответил отец. – Может быть, я ее прочту? – Не сейчас, дорогая. В другой раз. Какие уж тут стихи… – Пойдем, Маргарита, – позвала мать. Дверь за ними закрылась, и три сестры остались одни. Санча выжидательно смотрела на Элеанору. Та подошла к столу и взяла поэму, которую только что закончила и которую так жаждала прочесть родителям. Но им было не до стихов. Все теперь думали только о Маргаритиной свадьбе. – Это только потому, что она старшая, – проговорила Элеанора. – Если бы старшей была я, то все бы готовились к моей свадьбе.* * *
В Ле-Бо вовсю шли приготовления. И хозяева, и слуги ни о чем другом, кроме предстоящей свадьбы, не говорили. Теперь Ле-Бо был не просто замком графа Прованского, а домом будущей королевы Франции. Маргарита, поначалу испугавшаяся перемены в своей судьбе, теперь сияла лучезарной улыбкой и думала о будущем без страха. Она уже знала, что ее жених не просто хороший и добрый юноша, но обладает всеми задатками великого государя. Над Маргаритой постоянно колдовали портнихи, а еще она много времени проводила наедине с родителями, которые без устали поучали ее, как себя вести, что она должна делать, а что нет. В конце концов сестра призналась Элеаноре, что безнадежно запуталась и что лучше бы ей вовсе не давали никаких наставлений. Элеанорой владела зависть. Как бы она желала, чтобы вся эта суматоха поднялась вокруг нее! Если бы она была старшей и сейчас собиралась во Францию, как было бы чудесно! А ей предстоит еще несколько лет провести в Ле-Бо; потом ей тоже найдут мужа. Кого же? Какого-нибудь герцога? Или графа? И всю оставшуюся жизнь придется почтительно преклонять колени перед старшей сестрой?! Почему Маргарита, а не она, появилась на свет первой? Разлука с сестрой и без того была бы большим несчастьем, а тут еще все эти невероятные знаки внимания, оказываемые Маргарите! С этим трудно было бы смириться и девочке с куда менее гордой и независимой натурой, чем Элеанора. Вначале она держалась настороженно, но потом любопытство пересилило. А когда Маргарита призналась ей по секрету, что немного напугана и желала бы вернуться к прежней спокойной жизни, Элеанора резко обругала сестру, сказав, что всей их семье оказана великая честь и что Маргарите следует радоваться такой невероятной удаче. Время бежало быстро, и в назначенный срок в Ле-Бо прибыли послы короля Франции. Они приехали, чтобы без промедления доставить Людовику его невесту. Маргарита собиралась взять с собой нескольких служанок и одного менестреля. По дороге к ней присоединится епископ Валансский и будет сопровождать до Санса, где Маргариту встретит жених. Молодых торжественно примет архиепископ Сансский, которому предстоит совершить обряд венчания и коронации, ибо Маргарита, выйдя замуж, должна короноваться на французский престол. В замке царила невероятная суматоха. Все роскошные платья, сшитые для Маргариты, нужно было упаковать и погрузить на вьючных лошадей. Графиня давала дочери последние наставления, напоминала, что разлука будет недолгой – родители невесты должны присутствовать на бракосочетании и скоро отправятся в путь следом за дочерью. Наконец разодетая в пух и прах Маргарита, на челе которой уже лежало царственное величие, была готова к дороге. В последний раз обнимая сестру, Элеанора позабыла всю свою ревность. А Маргарита, прижавшись к ней, шепнула, что как только она станет королевой, непременно вызовет к себе любимую сестричку, которая всегда была ей ближе других сестер и даже родителей. Утешительные слова, но здравый смысл подсказывал Элеаноре, что вряд ли им суждено сбыться. Маргарита ускакала в окружении всадников, охранявших ее как зеницу ока; и рыцари ее отца, и подданные ее будущего мужа готовы были отдать за нее жизнь. Над головой счастливой невесты весело трепетали штандарты с золотыми лилиями. Этим вечером обитатели замка были печальны. Конечно, связь с королевским домом сильно подняла престиж семейства, но как же им не хватало Маргариты! Вскоре снова начались лихорадочные приготовления к отъезду – на этот раз графа с графиней. Преисполненные гордости, они отправлялись в Санс на свадьбу и коронацию дочери.* * *
Как же обидно оставаться на вторых ролях, как обидно считаться ребенком! Зато, утешала себя Элеанора, теперь я старшая. В следующий раз женихи приедут за мной. Но какой жених может сравниться с королем Франции! – Когда я буду выходить замуж, – заявила она Санче, – свадьба будет точь-в-точь такой, как у Маргариты. – Тогда тебе надо выходить замуж за короля, сестричка, – ответила Санча. – Знаю. На меньшее я не согласна. – Какой же это будет король? Элеанора задумалась. – Король Англии, – решила она. – Да, полагаю, именно он. Скоро родители вернулись, и какое же веселье царило в замке в тот вечер! Все прошло даже лучше, чем они смели надеяться, рассказали отец с матерью девочкам. Их сестра так счастлива. Жених и невеста влюбились друг в друга с первого взгляда. – И ничего удивительного, – заметила графиня. – Король Франции – красивейший мужчина своего королевства. Его золотистые волосы словно нимб обрамляют чело. У него чудесные синие глаза, а кожа такая нежная, что ему даже женщины завидуют. Но что произвело на нас самое благоприятное впечатление, так это его доброта. Франции повезло с королем. – И с королевой, – вставил с улыбкой граф. – Как я жалею, что вы не видели церемонию коронации, – вздохнула графиня. – Я тоже, – сказала Элеанора. – На Маргарите была соболья мантия и голубое бархатное платье, отороченное горностаем, – с упоением рассказывала графиня. – Никогда еще я не видела свою дочь столь прекрасной. Народ на улицах приветствовал будущую королеву восторженными криками. Король выглядел очень счастливым. На глазах у толпы он нежно поцеловал руку Маргариты, дабы показать, как нравится ему невеста, а следовательно, должна понравиться и его народу. Ваш отец подтвердит: я не могла удержаться от слез, увидев эту сцену. Граф со счастливой улыбкой закивал головой. – Ее золотая корона, подаренная королем, стоила пятьдесят восемь ливров. Жених просто засыпал Маргариту подарками. Роскошные меха, золотые украшения. Не правда ли, ее диадема не имеет себе равных? – обратилась графиня к мужу, и тот поспешил заверить ее, что так оно и есть. – Специально для жениха и невесты отлили золотую чашу. Мы видели, как они пили из нее во время пира. Сначала король подал чашу Маргарите, а затем приложил свои губы к тому месту, которого только что касались ее уста. Ах, это было так трогательно! Какой счастливый год. Элеанора внимательно слушала. Счастливица Маргарита! Элеанора еще тверже укрепилась в мысли, что выйдет замуж только за короля.* * *
Жизнь семьи изменилась. Покинувшая их Маргарита превратилась теперь в важную персону. Она была постоянным предметом разговоров, а рассказы о том, как живет королева Франции, стали ежедневным вечерним ритуалом. Это хорошо, что их семейство стало таким влиятельным, говорила себе Элеанора. Теперь в замок чаще приезжали гости, а в один незабываемо прекрасный день их почтила своим посещением сама королевская чета. Король и впрямь был идеальным юношей. Все похвалы в его адрес не казались преувеличением. Он, несомненно, обладал красивой внешностью; черты лица были нежными и одновременно мужественными; прекрасный цвет лица и густые золотистые волосы дополняли картину. Он и Маргарита являли собой столь чудесную пару, что при одном только взгляде на них хотелось улыбаться. Графу же и графине отраднее всего было видеть, что любовь супругов – не сказки, а счастливая реальность. Рассказывали, что Людовик после женитьбы стал серьезнее, он твердо намеревался быть хорошим мужем и мудрым королем. Маргарита же пребывала в таком счастливом состоянии, что мало напоминала прежнюю сдержанную и немногословную девочку. Элеанора говорила себе, что станет такой же, как старшая сестра. Но каким образом? У французского короля имелись братья, однако Элеанора не горела желанием стать женой обычного принца. Если она выйдет за брата короля (а такая возможность представлялась вполне вероятной), она всегда будет подданной своей сестры. И даже не в том дело, что Маргарита каким-то образом станет подчеркивать свое превосходство. Просто она всегда будет выше. Прошел год. Приближался день, когда жениха найдут Элеаноре. Девушка пребывала в страшном нетерпении. Только один король, думала Элеанора, женившись на ней, обеспечит ей равное положение с сестрой – король Англии. Он все еще холост, и маловероятно, что такое положение продлится долго. Он старше Маргаритиного мужа – ему исполнилось двадцать семь лет, а короли обычно женятся куда раньше этого возраста. Она старалась разузнать о короле Английском все вплоть до мелочей, и, естественно, больше всех придворных помогал ей Ромео де Вильнев. Элеанора использовала любую возможность для беседы с ним, и Ромео не имел ничего против. Он весьма гордился той ролью, которую сыграл в замужестве Маргариты; Элеанора знала, что Вильнев был бы счастлив оказать подобную услугу и второй дочери своего господина. Итак, у девочки был отличный союзник. Он во всеуслышание заявлял, что блестящий брак старшей сестры проложит дорогу другим дочерям. Многие колебались бы, брать ли в жены дочь графа Прованского, но мало кто отказался бы заключить брак с сестрой королевы Франции. Элеанора возлагала большие надежды на Ромео. Она теперь знала очень много об английском короле. Он пребывает на троне почти двадцать лет, так как его отец умер, когда сыну исполнилось девять. Англия тогда была захвачена армией отца нынешнего французского короля, которого призвали бароны, ненавидевшие короля Джона. Бароны посчитали, что иностранный правитель будет лучше. Когда же Джон умер, принца Генриха поспешно короновали, для чего пришлось воспользоваться ожерельем его матери, ибо королевские сокровища (в том числе и корона) были поглощены зыбучими песками Уоша, когда обоз короля Джона застрял у морского побережья. Итак, Генриху было меньше лет, когда он стал королем, чем ей сейчас. У него имелись хорошие советники – чрезвычайно важное обстоятельство, подчеркивал Ромео, хитро поблескивая глазами. Так он намекал на собственную незаменимость, и Элеанора ни в коем случае не стала бы с ним спорить. Благодаря этим советникам Англия избавилась от иноземных захватчиков, и Генрих царствовал мирно, продолжая прислушиваться к советам своих мудрых наставников. – Что он за человек, Ромео? – спрашивала Элеанора. – Он похож на короля Франции? – Вряд ли найдется кто-либо похожий на Людовика Французского, но и Генрих – великий король. А если у него хватит мудрости, он станет более могущественным, чем Людовик. Глаза Элеаноры сверкнули. Именно этого она и желала. Генрих станет более могущественным, чем Людовик, если она выйдет за него замуж. Но пока ее желание оставалось несбыточной мечтой. Никто не присылал из Англии послов просить ее руки. Как возмутительно, что мужчина просит у женщины руки, а не наоборот! Но ее расспросы заставляли Вильнева работать мозгами, а именно этого Элеанора и добивалась. Вскоре Ромео окончательно решил: нужно постараться, чтобы вторая дочь графа Прованского тоже стала королевой – королевой Англии. Элеаноре не терпелось начать действовать. Но как? Не может же Ромео послать к английскому двору менестрелей, чтобы те воспели ее красоту. И притом, ей скоро будет всего двенадцать. Ах, почему она не старше! Элеанора была буквально одержима Англией. Она постоянно расспрашивала Ромео об этой стране. Девочка знала, что Англию завоевал Вильгельм Нормандский, великий предок Генриха. Она знала, что из-за глупости короля Джона английская корона потеряла много своих владений. – Англичане попытаются вернуть их, – говорил Ромео, – а король Французский приложит все силы к тому, чтобы эти владения удержать. Интересная ситуация. Владевшее Элеанорой нетерпение находило выход в сочинении стихов, и естественно, все, что она сочиняла, было об Англии. Девочке нравились старинные легенды, дошедшие через века, и она взяла одну из них за основу своей будущей поэмы. Легенда повествовала о неких Бландине Корнуэлльском и Гийоме Миремасском, влюбившихся в двух сестер, принцесс Бриенду и Ирлонду. Чтобы добиться расположения дам, рыцари совершали необычайные по смелости подвиги. Сочинение поэмы шло трудно, зато, завершив это эпическое сочинение, Элеанора преисполнилась гордостью. В воображении она представляла себя прекрасной Бриендой. Поэма была закончена, и родители пригласили нескольких придворных послушать чтение. В добавление к литературному таланту Элеанора обладала еще чудесным голосом и дополняла выразительное, страстное декламирование пением. Это было великолепное представление. Пунцовая от похвал Элеанора окинула взглядом залу и вдруг заметила, что Ромео сидит и смотрит в пространство, кажется, не обращая на нее никакого внимания. Элеанора рассердилась и обиделась. Ясно дело: он не слышал ни слова из ее поэмы. Подошла мать и обняла девочку. – Это выше всяких похвал, – сказала графиня. – Ты настоящая волшебница. – Кажется, Ромео так не считает, – сухо ответила дочь. Ромео немедленно встал. – Госпожа Элеанора, – объявил он, – вы абсолютно не правы. Я размышлял о вашем замечательном произведении. Я думал: какая жалость, что мир не может узнать о ваших талантах. – Думаю, Элеанора счастлива похвалами своих близких, – мягко заметил граф. Позже в тот же день Элеанора вышла с Санчей погулять в сад и вдруг столкнулась там с господином де Вильневом. Будучи девушкой догадливой, она сообразила, что встреча неслучайна, и когда Ромео самым деликатнейшим образом намекнул, что желал бы побеседовать с ней наедине, она отослала Санчу в дом, попросив сестру принести шаль. Ромео сразу приступил к делу. – Ваша поэма произвела на меня огромное впечатление. Вы полагали, что я вас не слушал. А я размышлял, как использовать эту поэму нам на пользу. – Как это? – спросила Элеанора. – В поэме говорится о Корнуэлле. А знаете ли вы, что граф Корнуэлльский в данный момент находится в Пуату? – Не знала, – ответила Элеанора и спросила, хотя ответ прекрасно знала сама: – Кажется, он брат английского короля? – Именно так. Сейчас он собирается в крестовый поход. Вот почему он во Франции. Мне подумалось, что, раз поэма посвящена Корнуэллу, графу будет приятно прочесть ее. – Что вы предлагаете? – Пошлите ему милое письмо и в нем скромненько сообщите, что написали поэму, а узнав, что он находится неподалеку, решили подарить ему ваше сочинение, поскольку Корнуэлл – его вотчина. – Что скажет мой отец? – Несомненно, ваш отец решит, что это несколько необычный поступок. Когда я послал менестрелей ко двору французского короля, чтобы они воспели красоту и таланты вашей сестры, он тоже так думал. – Так вы считаете, что из-за этого… – Нет. Но это сыграло свою роль. Юная красавица, прекрасно образованная… Качества, которые короли обычно желают видеть в своих будущих женах. – Но Ричард не король… – Он – брат короля, рано или поздно он вернется в Англию, где король все чаще задумывается о женитьбе. И правильно, ибо брак – священный долг монарха, Генрих и так протянул с этим слишком долго. – Итак… если я пошлю поэму… Ромео наклонил голову. – С очаровательным письмом в придачу… что-нибудь трогательное и милое от юной девицы. Кто знает?.. – Так я и сделаю, – заявила Элеанора. – Без промедления, – с нажимом сказал Ромео. Она кивнула. Он удалился, а Элеанора вприпрыжку побежала к кустарнику, где ее с нетерпением дожидалась Санча с накидкой в руках.* * *
Всю жизнь Ричарду, графу Корнуэлльскому, постоянно напоминали о его дяде, в честь которого он был назван, – о Ричарде Львиное Сердце. Величайший полководец своего времени, он уже превратился в легенду: по всей стране ходили рассказы о том, какой ужас наводило на сарацинов одно упоминание его имени. При всем своем мужестве и военном таланте Ричард так и не смог завоевать Иерусалим; однако, если бы не стрела, внезапно оборвавшая его жизнь при осаде замка Шалу, он довел бы до конца священную миссию. Для молодого человека, которого природа не наделила физической крепостью (хотя принц отказывался смириться с этим обстоятельством), подобное наследство являлось тяжким бременем. Богатырь Ричард Львиное Сердце всю жизнь страдал от приступов жестокой лихорадки, но, едва лишь приступ проходил, силы к нему возвращались. Граф Корнуэлльский не был подвержен какому-то определенному недугу, но временами на него находила необъяснимая вялость и апатия. Ричард знал, что рано или поздно ему придется отправиться в крестовый поход. От него все этого ждали, и вот теперь, кажется, подходящее время настало. По правде сказать, ему до смерти надоела законная супруга. Каким же надо было быть идиотом, чтобы в двадцать два года жениться на женщине намного старше себя! Безрассудный, опрометчивый поступок. Его ведь все предупреждали – даже сама невеста, – что подобное сумасбродство до добра не доведет. Как же они оказались правы! Изабелла была дочерью Вильяма Маршала – одного из наиболее влиятельных (можно сказать, самого влиятельного) вельмож Англии. Если б после смерти короля Джона Вильям Маршал не поддержал Генриха, народ бы не согласился провозгласить мальчика королем. Как же глупо было жениться на вдове Джилбера де Клэра, уже родившей к тому времени шестерых детей! Какое-то помрачение рассудка! Разумеется, Изабелла была необычайно хороша собой, и тогда разница в возрасте казалась Ричарду даже пикантной. Он убеждал себя, что ему не нужны молоденькие девчонки. Ему более по вкусу зрелые женщины. Итак, он женился, и что вышло? Она, родившая первому мужу шестерых, принесла Ричарду только одного сына. Из-за этого его визиты в опочивальню Изабеллы стали редкими, и тогда она впала в меланхолию, чем окончательно отбила у него охоту к супружеским обязанностям. Вот положение! Генрих наверняка скажет: «А я тебя предупреждал». Генрих всегда так говорит. А у самого не больно-то все складывается с браком. Давно пора жениться. У короля есть обязанности перед государством. Но Генриху почему-то не везет. Такое впечатление, что никто особенно не горит желанием породниться с английским королем. Он уже посылал послов и в Бретань, и в Австрию, и в Богемию – никакого результата. Потом он решил посвататься к принцессе Шотландской; но поскольку ее сестра уже была замужем за Хьюбертом де Бургом, занявшим пост главного королевского министра после смерти Вильяма Маршала, брак сочли неподобающим – не могут же король и главный министр быть свояками. Поговаривали, что Хьюберт де Бург, раздраженный тем, что король никак не может вступить в брак, пустил слух, будто у короля Английского косоглазие, будто он отличается дурным нравом и склонен к распутству, да еще вероломен и труслив. Ходили даже слухи, что у него проказа. Бедняга Хьюберт, чье всесилие осталось в прошлом, стал жертвой злословия – враги возвели на него напраслину. Ричард не верил наветам, будто де Бург оклеветал короля. Старина Хьюберт – человек хороший. Конечно, он своего не упустит, хочет заграбастать как можно больше золота и владений… а кто не хочет? Но Хьюберт – человек достойный и порядочный (насколько это вообще возможно). Нет, Ричард отказывался верить россказням, распускаемым врагами де Бурга. Однако факт оставался фактом: Генрих уже не так молод, а невесты у него нет. Он чувствовал себя уязвленным и очень хотел жениться. Семейные проблемы брата его ничуть не волновали. Ричард повел себя как дурак, считал он, пусть выпутывается как знает. Но Ричард был не из тех, кто слепо покоряется своей судьбе. Он прощупал почву в Риме на предмет развода. Повод был традиционный – кровосмесительное родство с супругой, но папа ответил отказом. И тогда Ричард, не испытывавший более никакого интереса к жене, сосредоточил все свои помыслы на крестовом походе в Святую Землю. К походу следовало тщательнейшим образом готовиться, может даже год или два, но приготовления эти Ричарду даже нравились. Он очень удивился, когда из Ле-Бо прибыл посланец с письмом. Еще больше Ричарда заинтриговало само послание, написанное красивым, но явно детским почерком. В письме говорилось, что баллада в стихах – подарок ему от дочери графа Прованского. Она восхищается Корнуэллом, которому посвящены эти стихи, и надеется, что владетель этого прекрасного края будет снисходителен к ее творческому порыву. Озадаченный Ричард велел привести посланца. – Это дала тебе дочь графа? – Точно так, господин. Ричард улыбнулся. – Кажется, у графа несколько дочерей. – Четыре, милорд. – И одна из них недавно стала королевой Франции. Стихи тебе дала та, что по возрасту идет следом? – Да, госпожа Элеанора. – Она совсем молоденькая… – Очень молоденькая, господин. – Кажется, королева Франции – почти ребенок, а эта, значит, еще моложе. – Моложе на два года, господин. Ричард кивнул и наконец отпустил гонца, чтобы тот мог освежиться после путешествия. Потом прочел поэму. Она была великолепна. Казалось, стихи принадлежат перу зрелого мастера; поразительно, как удалось тринадцатилетней (или, кажется, она еще младше) девочке так живописно описать приключения рыцаря и с невероятной точностью описать землю, которую она никогда не видела! Необыкновенная девица, можно сказать – выдающаяся. Ричард представил себе ученую девицу, день и ночь корпящую над книгами. Надо написать письмо с благодарностью и похвалить ее талант. Талант! Для девицы ее возраста подобные стихи о крае, где она никогда не бывала, – не просто талантливы, они почти гениальны. Он снова послал за гонцом, и когда тот пришел, Ричард спросил: – Расскажи мне о леди Элеаноре. Она хороша собой? – Утверждают, что она – самая красивая из сестер, а я сомневаюсь, можно ли во всей Франции сыскать таких красавиц. – Неужели? – поразился Ричард. – Это так, сударь. Ее называют Элеанора Прекрасная. Хотя ее сестры тоже весьма хороши собой. – Эта леди оказала мне большую честь. Я желал бы лично поблагодарить ее. Скачи назад в Ле-Бо и передай графу Прованскому, что я буду проезжать через его владения и почту за честь нанести ему визит. – Граф будет очень рад, господин, можете не сомневаться. – Тогда отдохни и отправляйся назад. Я не заставлю себя ждать.* * *
Увидев возвращающегося посыльного, Элеанора поспешила к нему. – Что сказал граф Корнуэлльский, когда прочел послание? – волнуясь, спросила она. – Он выразил желание приехать сюда и лично поблагодарить вас. Окрыленная Элеанора не медля ни секунды помчалась разыскивать Ромео. Ромео беседовал с ее отцом, но Элеанора решила, что нет смысла тянуть, и с порога выпалила то, что сказал гонец. – Граф Корнуэлльский! – воскликнул граф. – Мы должны принять его как подобает. Но с чего вдруг он вздумал сюда приезжать? Элеанора взглянула на Ромео, и тот сказал: – Госпожа Элеанора послала графу свою поэму. Кажется, поэма ему понравилась, ведь она повествует о его земле. Граф недоверчиво переводил взгляд с дочери на Ромео. – Это было сделано по моему совету, – быстро добавил де Вильнев. – Не вижу причин, почему бы графу Корнуэлльскому (кстати, гостящему неподалеку) не узнать о талантах госпожи Элеаноры? Граф издал короткий смешок. – Мой дорогой Ромео, это снова ваши козни? Ромео широко открыл глаза и ответил: – Но это же так естественно. Поэма о Корнуэлле. Граф Корнуэлльский находится по соседству. Я уверен, ему было приятно. Думаю, мадам, он сам вам расскажет, какие из ваших описаний оказались наиболее удачными. Элеанора посмотрела на него, потом – на отца. Граф казался слегка смущенным. Конечно, подумала она, Ричард – не Генрих, но он его брат, к тому же скоро вернется в Англию. Почему не попробовать? По своей натуре Элеанора всегда предпочитала действовать – пусть даже странным и непривычным образом, – а не сидеть сложа руки. – Надо срочно сообщить графине, – заторопился граф. – Необходимо как следует встретить брата короля Англии. * * * Очаровательный ребенок, думал Ричард. Именно ребенок, несмотря на всю еесамоуверенность. И, уж конечно, Элеанора Прекрасная! Поэму Ричард вначале намеревался лишь проглядеть, но неожиданно увлекся и даже растрогался. Девица, оказывается, столь же красива, сколь и умна. В душе Ричарда вновь поднялось раздражение против собственного брака. Клянусь глазами Господа, твердил он себе, будь я свободен, я просил бы ее руки. В честь брата английского короля устроили пир в парадном зале; гость был так очарован дочерью графа, что попросил представить его остальным девицам. Элеанора, Санча и Беатриса являли собой пленительное трио; если Элеанора превосходила сестер красотой и манерами, то лишь самую малость. Призвав на помощь все свое обаяние, Ричард заговорил с ними о написанной Элеанорой поэме. Стихи, посвященные Корнуэллу, потрясли его, сказал он, ибо они необычайно точно и живо передают красоту и очарование этого края. Потом Ричард рассказал девочкам о замке Корф, где провел юные годы, о строгих учителях, воспитывавших мальчика, а потом заговорил о Корнуэлле. Самая западная часть Англии, Корнуэлл костистым горным хребтом врезается в океан. Болотистые заводи и извилистые берега часто становятся ловушками для кораблей. Эта земля хранит немало странных и мрачных тайн, легенд о деяниях прошлых времен. Он, Ричард, уверен, что сам король Артур со своими рыцарями бродил среди этих лесов и болот. Он обратился к Элеаноре: – С вашим воображением, сударыня, вы могли бы написать не одну, а несколько баллад о моей земле. Легенды сохранили имена многих славных рыцарей, не только Бландина. Я хотел бы показать вам мой Корнуэлл. – Я давно об этом мечтаю, – горячо воскликнула Элеанора. – Возможно, когда-нибудь… – уронил Ричард и так пристально посмотрел на Элеанору, что ее щеки вспыхнули и она поспешно опустила глаза – она боялась, как бы он не прочел ее потаенные мысли. – Я тоже хотела бы посмотреть Корнуэлл, – вмешалась Санча. Она была слишком юна и не скрывала своего восхищения высоким гостем. – Надеюсь, этот день скоро настанет, – сказал Ричард. – Почему бы мне не пригласить всех вас? – Но это так далеко, – протянула Санча. – За морем. – А мне было бы интересно путешествовать по морю, – вставила Беатриса. – Вы ведь приплыли на корабле, сударь? – Да, и море отнеслось к нам столь недружелюбно, что некоторые из моих людей не раз желали умереть. – А вы? – спросила Санча. – Я – опытный моряк, – ответил Ричард. – В нашем семействе юношей с детства приучают плавать по морю. Может, когда-нибудь и придется вспомнить былые навыки. Лишь одна Элеанора поняла, что таким образом Ричард выразил сожаление об утраченных заморских владениях Англии. Она молчала и очень внимательно слушала, о чем он говорил. Ей хотелось услышать еще как можно больше об Англии; а услышать об Англии означало услышать о короле. – Как вам, наверное, известно, мой брат стал королем в очень юном возрасте. Он совсем чуть-чуть старше меня. Подумать только. Родись он на пятнадцать месяцев позже, вы бы сейчас беседовали с королем Англии. – Тогда бы вы не сидели тут с нами, – заметила Элеанора. – Почему же? Вот что я вам скажу. Если бы мой брат узнал, какими талантами и красотой отличаются дочери графа Прованского, он бы не удержался и нанес вам визит. – Если король прибудет во Францию, – сказала Элеанора, – многих это насторожит. Он не может вот так просто взять и навестить дочерей графа Прованского. – Я вижу, вы необычайно умны. Конечно, король не может приехать сюда без соответствующих его сану помпы и шума. Иначе все подумают, что он хочет просить вашего отца объединиться против французского короля. – Но он же наш зять! – воскликнула Беатриса. – Вот видите, дорогие барышни, сколько возникнет затруднений, если Генрих захочет приехать. Как удачно, что я всего лишь брат короля и могу ездить куда вздумается. Но можете быть уверены, я расскажу Генриху о посещении вашего семейства. Пусть он мне разок позавидует. Вот ты и выдал себя, подумала Элеанора; значит, сам ты не один раз завидовал королю. Потом она попросила его еще рассказать про Англию. Ей удалось узнать очень многое о королевском дворе и его церемониале; о том, что придворные дамы любят демонстрировать свои волосы и потому свои роскошные головные уборы они носят в руках; платья в Англии носят такие же, как в Провансе – мода ведь переходит из страны в страну; благородные господа шьют наряды из парчи, бархата, шелка и тонкого полотна, простолюдины носят одежду из грубого льна и овечьей шерсти – тоже как в Провансе. Король увлекается архитектурой, поэтому по всей стране, как грибы после дождя, растут замки и дворцы. А еще король очень любит музыку и литературу. – Я покажу ему вашу поэму, когда вернусь в Англию, – пообещал Ричард Элеаноре. – Он придет в восхищение. И снова Элеанора вспыхнула и опустила глаза. Безусловная победа. Какой Ромео мудрый! Они действовали верно. – Может быть, вы покажете мои стихи и королеве? – промолвила она. – У моего брата нет жены. – Но скоро, наверное, будет. – Должно быть. Это его долг. Хотя, знаете, пока он не женат, наследником трона являюсь я. Элеанора насторожилась. Какой Ричард честолюбивый! А вдруг он заинтересован в том, чтобы король оставался неженатым? Да нет, конечно же, нет. Король не может быть холостым. И потом, Генрих сам все решает, в том числе и вопрос о собственном браке. Ричард продолжал: – Да, думаю, он очень скоро вступит в брак. Фактически, дело уже решено. – Он обручен? – поразилась Элеанора. – Не совсем, но переговоры в полном разгаре. Сердце девочки бешено заколотилось. Слишком поздно. Она чувствовала, что ее добыча – единственная достойная ее добыча – как вода ускользает между пальцами. Внезапно она ощутила глубокую симпатию к Ричарду Корнуэлльскому. Они оба родились слишком поздно. Ричард продолжил свой рассказ об английском королевском дворе. Он поведал о тамошних пирах, об играх, в которые играют придворные. «Вопросы и ответы» – одна из самых любимых; еще – «Король не лжет», где отвечать на вопросы можно только правду; играют также в шахматы (Ричард не спрашивал девочек, умеют ли они играть в шахматы, ибо обучение этой игре входило в обязательное образование юношей и девиц их круга); есть еще игра под названием «столы» – двое играют в шашки, а очередность хода определяется бросанием костей; при дворе есть гимнасты, акробаты, жонглеры; и, конечно же, все любят музыку и танцы. – А король ездит по стране во главе пышной процессии? – Конечно. Мой брат любит пышность и великолепие. Именно таков его двор. Подданным это нравится. – Что ж, вкусы, достойные короля, – одобрила Элеанора. – Во всех замках его окружает роскошь, он обожает самые разнообразные развлечения. У нас много жонглеров, они умеют петь и танцевать. Среди них имеются и женщины. Актеры разыгрывают для нас небольшие представления. Должен сказать, что при дворе моего брата никто не страдает от скуки. А больше всего король любит музыкантов, поэтов и танцоров. Генрих всегда был ученее меня. Думаю, он любит свои книги почти так же сильно, как свое королевство. – И кто же та девица, что будет восседать рядом с ним на троне? – Жанна, дочь графа Понть. Дочь графа Понть! – мысленно воскликнула Элеанора. Она ничуть не выше по происхождению, чем дочь графа Прованского. И она станет королевой! Ах, почему они с Ромео не начали действовать раньше! – Когда же… когда же состоится обручение? – Вряд ли с этим будут тянуть. Мой брат и так считает, что ждал слишком долго… да и его министры того же мнения. Полагаю, предварительная договоренность уже имеется. Брат с нетерпением ожидает окончания переговоров. У Элеаноры упало сердце. Все могло бы получиться. Но, увы, слишком поздно. Девочки и их родители вышли проводить Ричарда и долго махали ему вслед. Он оглянулся и подумал: какое очаровательное семейство. И вправду, слухи о красоте девиц Прованского дома ничуть не преувеличены. Элеанора просто великолепна, юная Санча – мила и обаятельна и даже крошка Беатриса обещает в будущем стать настоящей красавицей. Ричард увозил с собой поэму – истинное произведение искусства. Он снова обернулся и крикнул: – Мы обязательно встретимся снова! Обещаю это! И поскакал прочь. Санча захлопала в ладоши и заявила: – Он прекраснее всех, кого я когда-либо видела. Родители с нежностью взглянули на нее и рассмеялись. Элеанора молчала. Слишком поздно, стучало у нее в голове. Она опоздала на каких-нибудь несколько недель.ПОЕЗДКА ПО ФРАНЦИИ
Король с нетерпением ожидал возвращения посланцев, отправленных в Понт. Генрих жаловался своему первому министру, Хьюберту де Бургу, что в двадцать девять лет монарху неприлично оставаться холостым. Такой завидный жених, а свадьбы все нет и нет! Генрих считал, что он в этом не виноват. Видит Бог, он не жалел усилий. Просто рок какой-то! Да и вообще непонятно, почему у короля Англии такие трудности с поисками невесты. Казалось бы, все знатнейшие и богатейшие феодалы Европы должны были бы почитать за счастье выдать за Генриха своих дочерей. Но увы… Может быть, во мне что-то не так? – задавался вопросом король. Он подолгу стоял перед зеркалом, пытаясь обнаружить в себе некие скрытые изъяны. Что ж, красавцем его не назовешь, но и уродом тоже. Среднего роста, хорошо сложенный, не так уж дурен собой. Разве что одно веко приспущено ниже другого. Кое-кто сочтет, что это придает королю несколько зловещий вид, однако, с другой стороны, вечный прищур можно счесть и признаком мудрой задумчивости. Генрих не злодей, не тиран. Он добродушен и терпим, хотя, конечно, и у него бывают вспышки гнева, как у любого нормального человека. Покровительствует искусствам, образован, хорошо воспитан. Но главное его достоинство, разумеется, состоит в том, что он – английский король и сделает свою невесту королевой. Чем же тогда объяснить, что он до сих пор остается не женат? Три попытки сватовства, и все неудачные. В последнее время короля стали одолевать тягостные сомнения. Он послал за Хьюбертом де Бургом. Министр не так давно вышел из опалы, однако прежней сердечности в отношениях между ним и королем уже не было. Когда-то в детстве Генрих боготворил Хьюберта, ведь своей короной он был обязан именно де Бургу и Вильяму Маршалу. Когда Генриху было девять лет, главные английские города были захвачены французами. Мать мальчика только что освободилась из тюрьмы, куда ее заточил собственный супруг. Англию спасли Хьюберт де Бург и Вильям Маршал: они подняли против чужеземцев всю страну и возвели на престол малолетнего короля. Генрих был благодарен своему спасителю, и после смерти Вильяма Маршала Хьюберт стал главным советником короля и верховным судьей. Генрих верил де Бургу, слушался его советов, однако с каждым годом министр делался все богаче и могущественней. Его родственники заняли все ключевые посты в государстве, а в жены себе Хьюберт взял сестру шотландского короля. Враги де Бурга принялись чернить министра, распалять в сердце короля зависть и ревность к собственному благодетелю. И Генрих поверил наветам. Старого Хьюберта лишили всех званий и должностей, а один раз, во время ссоры, Генрих чуть не сразил де Бурга собственным мечом. Впоследствии король раскаивался в своей несдержанности – ведь по натуре он был человеком незлобивым. Однако де Бург посмел сказать ему, что он слишком юн и неопытен и не может самостоятельно принимать решения! Подобные слова для Генриха были худшим из оскорблений. Слишком много настрадался он в детстве и юности от советчиков, каждый из которых почитал себя величайшим мудрецом. Но теперь Хьюберт вернулся ко двору. Ему возвратили и земли, и должности. Король всячески выказывал министру свое расположение, делая вид, что прошлое прощено и забыто. А давно ли де Бург вынужден был скрываться от людей короля и едва не лишился жизни… Хьюберт немедленно явился на зов. Старик в последнее время сильно сдал. Он утратил былую энергичность, лоб покрылся глубокими морщинами, кожа приобрела землистый оттенок. В глазах де Бурга появилась настороженность. Казалось, он в любой миг ожидает удара. Что ж, это было неудивительно. Лишь чудом Хьюберт уберегся от Тауэра и позорной смерти на эшафоте. Его падение свершилось быстро и неожиданно, безо всяких видимых причин. Де Бург опасался, что такое может случиться вновь. – Приветствую вас, Хьюберт, – приветливо улыбнулся ему король. Министр низко поклонился, поцеловал руку государю. Итак, сегодня ничто грозы не предвещает, с облегчением подумал он. У короля озабоченный вид, но, судя по всему, министр в этом не виноват. Хьюберт вздохнул с облегчением. Он знал, что король отвернулся от него, поддавшись уговорам завистников и недоброжелателей, которым не нравилось возвышение де Бурга. Однако что было, то прошло. Хьюберта спасло заступничество достопочтенного Эдмунда, архиепископа Кентерберийского. Именно Эдмунд выступил против главного интригана Питера де Роша, епископа Винчестерского, который приобрел слишком большое влияние на короля. Заручившись поддержкой могущественных баронов, Эдмунд пригрозил Генриху отлучением от церкви, если де Рош не будет удален от двора. Богобоязненный Генрих, свято чтивший архиепископа, велел Питеру де Рошу удалиться, а вскоре Хьюберт был прощен. Однако между королем и его первым министром сохранилась напряженность. Де Бург не мог забыть, что еще недавно находился на волосок от гибели. Генрих же помнил, какие слухи ходят о де Бурге. О взаимном доверии теперь не могло быть и речи. Питер де Рош покинул Англию, прихватив с собой основную часть своих богатств. Прелат отправился служить папе римскому, который в ту пору вел войну с городом Римом. Однако зловещая тень де Роша по-прежнему витала над Англией, и Хьюберт понимал, что причиненное ему зло уже неисправимо. Оба собеседника помнили все это, но ни словом не упоминали о прошлом. – Что-то посланцы из Понть задерживаются, – сказал король. – Милорд, они ведут непростые переговоры. Нужно согласовать условия брачного договора, подготовить переезд невесты в Англию. – Надеюсь, Хьюберт, меня не обманули, когда сказали, что она хороша собой. – Она юна и наверняка привлекательна. – На сей раз я твердо уверен довести дело до конца. – Конечно, милорд. Так и будет. Генрих, подозрительно прищурившись, взглянул на министра. Неужто правду говорят, будто Хьюберт всячески препятствует браку короля? Маловероятно. Да и с какой стати? – Граф Понть по-прежнему мечтает стать вашим тестем, – продолжил Хьюберт, – да и его дочь тоже рада. Мне известно из верных источников, милорд, что в Понть до сих пор не верят своему счастью. – Неудивительно, – снисходительно обронил Генрих. – Что такое графство Понть по сравнению с английским королевством? Поистине девице повезло. Он улыбнулся, представив, как обласкает милостью свою юную невесту. Пусть знает, какое ей выпало счастье. О, как она будет любить своего короля за щедрость и великодушие! – Хьюберт, я хочу, чтобы вы ускорили приготовления. Больше никаких отсрочек. – И я того же мнения, милорд. Будьте уверены, через несколько недель невеста прибудет к вам.* * *
Вернувшись в Англию, Ричард первым же делом отправился к брату. Король и принц приветствовали друг друга любезно, но без сердечности. Былое доверие меж братьями исчезло бесследно. Согласию и миру меж ними наступил конец, когда Генрих разозлился на брата и задумал упечь его в тюрьму. Ричард не подчинился, призвал на свою сторону могущественных баронов, и с тех пор Генрих стал относиться к брату с опаской. С самого первого дня царствования английские бароны не давали Генриху забыть об участи его отца, короля Иоанна Безземельного. Раннимед! Проклятое слово! Именно там король Джон был вынужден принять все условия своих подданных и подписать «Хартию Вольностей». Отныне английский король должен был считаться с лордами. А тут еще честолюбивый братец, однажды уже проявивший строптивость и непокорство. Ричард, в свою очередь, не мог простить венценосному брату обиду. Поддавшись увещеваниям верховного судьи де Бурга, Генрих чуть было не засадил принца в темницу. Если бы не преданные слуги да собственная решительность, сидеть бы сейчас Ричарду в тюрьме. Но он сумел вовремя расшевелить баронов, и те заступились за него перед королем. Ссора была улажена, но не забыта. Всю жизнь Ричард считал Генриха своим соперником. Родись он чуть раньше, и все сложилось бы иначе. Принц считал, что из него получился бы куда более достойный король. Генрих догадывался о мыслях братца и сильно его за это недолюбливал. И все же родственные узы связывали их столь крепко, что до открытой враждебности дело не доходило. Генриха уязвляло, что его неоднократные попытки найти жену до сих пор не увенчались успехом. Утешением королю служила лишь одна мысль: семейная жизнь Ричарда сложилась тоже не слишком удачно. – Ну, как прошла поездка? – спросил король. – Неплохо. – Как идут приготовления? Когда вы отправляетесь в Святую Землю? – Еще многое нужно сделать. Раньше, чем года через два, не получится. – Неужто так долго? Что ж, у вас будет возможность спокойно наслаждаться обществом жены. Ехидная улыбка, скользнувшая по лицу короля, безмерно разозлила Ричарда. Непонятно, с чего это Генрих так уж злорадствует. Да, Ричард совершил ошибку, но по крайней мере у него есть сын, а у Генриха – увы. – Мальчик растет не по дням, а по часам, – мстительно сказал принц, и король поморщился. О, как бы он хотел иметь наследника! – Пора бы вам познакомиться с племянником, Генрих. Ведь его назвали в вашу честь. – Я рад, что ваш сын здоров. Надеюсь, в скором времени у него появится кузен. – Значит, сватовство идет удачно? – Послы еще не вернулись. Как только они прибудут, я начну приготовления к свадьбе. – Понимаю. Вы слишком долго ждали. – Вы были в Понть? Видели Жанну? – Видел. – Ну и как она? Хороша? Ричард заколебался, и лицо короля тут же омрачилось. – Жанна довольно мила, – как бы нехотя обронил Ричард. – Мила?! Что значит «мила»? – В конце концов, когда речь идет о государственном браке, нельзя ожидать от невесты слишком многого, – сказал Ричард. – Главное, чтобы условия брачного договора были выгодные. А невеста… Происхождение – вот что важно, а вовсе не внешность. Наступила пауза, Генрих насупился. Ричард, не выдержав, расхохотался: – Ах, брат мой, я всего лишь пошутил. Жанна вполне хороша собой. – В самом деле? – оживился Генрих. – Да. Но, честно говоря, ей далеко до другой девицы, с которой меня свел случай. – Так вы снова влюбились? – Был недалек от этого. Я говорю о дочери графа Прованского. Во-первых, она необычайно умна. Пишет стихи, музыку, прекрасно образована. Это чувствуется в каждом слове, в каждом жесте… Ну, и, прежде всего, разумеется, в ее стихах. – Вы говорите о королеве Франции? – Нет, французскую королеву я не видел. Сами понимаете, при французском дворе мне вряд ли оказали бы радушный прием. Я говорю о ее сестре Элеаноре. Двор графа Прованского пришелся бы вам по вкусу. Там очень любят музыку, блестящую беседу, со всей Франции туда съезжаются трубадуры. Истинный рай, ей-богу! У графа четыре дочери, и все писаные красавицы. Старшая, как вам известно, стала французской королевой. Трое остальных – Элеанора, Санча и Беатриса – пока не замужем. – И кто же из них вас очаровал? – Все три. Особенно старшая, тринадцатилетняя Элеанора. Чудесный возраст, особенно если девица так талантлива. – А кто лучше, она или Жанна де Понть? Ричард пожал плечами и потупил взор. – Ну же, – поторопил его король. – Я хочу знать. – Жанна очень мила… Очаровательна… – Но Элеанора лучше, да? – Их даже сравнивать нельзя. С Элеанорой не сравнится никто. Когда я прочитал ее поэму, я не поверил, что автору всего тринадцать лет. Мне захотелось посмотреть на поэтессу, а когда я ее увидел… – О какой поэме вы говорите? – Я покажу вам. Элеанора написала большую поэму, действие которой происходит в Корнуэлле. Именно поэтому она и сочла возможным послать мне свои стихи. Прелестный жест. Так и вышло, что я провел несколько чудесных дней при Прованском дворе. – Покажите мне стихи. – Вот. Я специально принес их вам. Читайте и наслаждайтесь. Вы знаете толк в поэзии и сумеете по достоинству оценить талант автора. – Когда вы говорите об этой девице, у вас голос дрожит от волнения. Похоже, вы в нее влюбились. Ричард грустно вздохнул: – Вы знаете, в каком я положении. – Сами виноваты, – напомнил Генрих. – Вините свое безрассудство в том, что женились на старухе. Я предупреждал вас, что вы пожалеете. А теперь его святейшество не дает вам развода. – Может быть, когда-нибудь мне удастся настоять на своем. – Ладно, – нетерпеливо отмахнулся Генрих. – Лучше расскажите мне о Провансе. – Граф очень гордится своими дочерьми, это и неудивительно. Старшую он выдал замуж за французского короля, да и остальным наверняка подыщет самых лучших женихов. – А кто лучше, Элеанора или Маргарита? – В замке я слышал, что Элеанора еще прекрасней, чем старшая сестра. В Провансе ее называют Элеанора ля Бель – Элеанора Прекрасная. – Надо будет мне прочитать поэму. – Я оставлю ее вам. Будет интересно узнать ваше мнение. – Вы узнаете его. Оставшись в одиночестве, король тут же углубился в чтение поэмы. Почерк был красивый, но еще детский. Поэма была написана на провансальском диалекте, которому Генриха, а также его брата и сестер в свое время научила мать. Стихи были чудесными – свежими, мелодичными, прочувствованными. Девочка и в самом деле обладала поэтическим даром. Ричарда дочь графа Прованского привела в восхищение. Можно представить, как проклинал принц свою злосчастную женитьбу. Будь девушка менее знатного рода, Ричард наверняка попытался бы заполучить ее в любовницы. Генрих хорошо знал повадки своего брата. Но дочь графа Прованского в любовницы не возьмешь… Король представлял себе девицу такой: золотоволосая, с карими глазами, с нежной кожей, тонкими чертами лица, со стройным, гибким станом. Ричард знал толк в женщинах, удивить его девичьей красотой было непросто. Любопытно, что старшая сестра девицы – королева Франции. Тут возможны и политические выгоды… Ну почему он не слышал об Элеаноре раньше, еще до того, как вступил в переговоры с графом Понть? Впрочем, вопрос с Жанной еще остается открытым. Не поздно переменить решение. Эта мысль не давала королю покоя. Элеанора ля Бель. Прекрасная тринадцатилетняя девица. Очень хорошо, что она так юна – это значит, что можно будет воспитать ее по своему вкусу. Генрих с некоторой опаской относился к женщинам зрелым и опытным. В его возрасте у монарха обычно имелся уже целый выводок бастардов, но Генрих был не таков. Он стеснялся женщин, страшился любовных безумств. Ему хотелось иметь жену, которая обожала бы его, смотрела бы на него снизу вверх. Лучше всего для этой цели подходила совсем молоденькая девушка. От брака королю прежде всего нужны были дети – здоровые и сильные сыновья. Это необходимо для блага страны. Ричард, возможно, воображает себя наследником престола, но Генриха такой наследник не устраивает. После него корона должна достаться его сыну. Сыну, которого родит ему прекрасная юная жена. Генрих уже думал о Жанне с неприязнью, а в Элеанору был наполовину влюблен. Еще не поздно, напомнил он себе, сватовство можно и аннулировать. Король послал за Хьюбертом де Бургом. – Я передумал, – объявил он. – Послы из Понть вернулись? – Еще нет, милорд. – Женитьбы не будет. – Но милорд! – ахнул Хьюберт. – Меня этот союз не устраивает. Я подыскал себе невесту получше. Это Элеанора, дочь графа Прованского. Хьюберт дипломатично молчал. Он думал о том, что переговоры с графом Понть зашли слишком далеко, теперь прервать их будет непросто. Однако, памятуя о недавней опале, предпочел воздержаться от упреков. Упаси Боже перечить воле короля. – Она красавица и великолепно образована. Ее сестра – королева Франции. Сами понимаете, Хьюберт, уже одно это говорит в пользу брака. – Весьма интересная мысль, милорд. – И политический выигрыш налицо. – Да, это помогло бы наладить отношения с Францией. – Так я и подумал. Немедленно отправьте послов к графу Прованскому. Хьюберт кивнул. – А как быть с графом Понть? – Это может и подождать. Пока же давайте попробуем сговориться с графом Прованским. – Мы сообщим ему о желании вашего величества и спросим, каково приданое девицы. – Но это долгая история! – Подобные вещи быстро не устраиваются. – Можете мне об этом не напоминать. Я отлично помню, сколько было проволочек во время каждого предыдущего сватовства. – Радуйтесь, милорд, что вы еще не женаты. Генрих рассмеялся, сменив гнев на милость. – Вы правы, Хьюберт. Рассказывают, что Элеанора Прованская – само совершенство. Приступайте к переговорам и поспешите. Вы меня поняли? – Безусловно, милорд. Послы отправились в Прованс в тот же день, а король приготовился к долгому ожиданию, изнывая от нетерпения. Он надеялся, что на сей раз сватовство будет удачным. Ему нужна такая жена, как Элеанора, – красивая, талантливая, истинный идеал супруги. Все будут завидовать Генриху, и в первую очередь его брат Ричард. Замечательная невеста, с какой стороны ни посмотри. Не последнюю роль играло и то обстоятельство, что Ричард столь явно выражал интерес к прекрасной Элеаноре.* * *
Никто не спорил, что брак Генриха с сестрой французской королевы пошел бы Англии на благо, и склонить министров в пользу этого союза оказалось нетрудно. Правда, переговоры с графом Понть зашли слишком далеко. Генрих даже успел отправить к папе письмо с просьбой о благословении. Это было необходимо, ибо лишь папа мог решить, какой брак является кровосмесительным, а какой нет. Но невзирая на все эти осложнения, Генрих был непреклонен. Он отправил гонцов и в Понть, и в Рим, дабы известить о прекращении сватовства. Своими официальными представителями Генрих послал в Прованс епископа Элайского и епископа Линкольнского. Сопровождали прелатов магистр ордена тамплиеров и приор Херлский. Епископы понимали всю важность своей миссии и готовы были немедленно отправиться в путь, однако, когда они узнали, что король рассчитывает получить за невестой богатое приданое, выразили некоторое сомнение: – Граф Прованский очень беден, милорд. Ему не собрать такого приданого. – Если отец хочет выгодно выдать замуж свою дочь, он что-нибудь придумает, – небрежно заметил король. – Но если это свыше его сил, милорд… – Ничего, как-нибудь выкрутится. Представляю, как осчастливило его мое предложение. – Разумеется, милорд, граф будет рад. Но, если мы потребуем от него слишком большого приданого, он будет вынужден ответить отказом. – Элеанора должна стать моей невестой, но это не освобождает ее отца от обычных в таких случаях обязательств. – Хорошо, милорд, мы изложим ему ваши предложения. – Когда вы можете выехать? – Сегодня же. – Отлично! С нетерпением буду ждать от вас известий. Пусть все королевство знает, что я женюсь. То-то все обрадуются. Король проводил посольство, моля Господа о ниспослании кораблю попутного ветра. Принц Ричард сиял, весьма довольный собой. Это сватовство – его рук дело. Если юная Элеанора станет королевой Англии, она будет знать, кому обязана короной.* * *
В замке Ле-Бо английских послов встретили с радостным волнением. Элеанора не догадывалась, чем вызван приезд столь важных гостей, и с нетерпением ждала, когда родители объяснят ей, что происходит. Девочка знала, что король Английский ведет переговоры о браке с дочерью графа Понть, поэтому ей и в голову не пришла мысль о сватовстве. Когда родители сообщили девочке невероятную весть, ее сердце бешено заколотилось. Не может быть! Должно быть, она чего-то не поняла! Или она ошиблась и послы прибыли вовсе не из Англии? Мать обняла Элеанору, у отца на глазах выступили слезы. – Моя дорогая дочь, сегодня торжественный день. Элеанора пролепетала: – Неужто речь и в самом деле идет обо мне? – Да, – кивнул граф. – Тебя приехали сватать. Вот уж не думал, что тебе уготована такая же судьба, как Маргарите… – Я буду английской королевой? – зачарованно прошептала Элеанора. – Да, английский король просит твоей руки, – кивнула мать. У девочки все закружилось перед глазами. Неужели сработало? Поэма, отправленная Ричарду Корнуэлльскому, сделала свое дело! Просто не верится! В комнату вошел Ромео, сияя улыбкой. Еще бы – ведь он вновь оказал своему сюзерену неоценимую услугу. Но Элеанора все равно не верила своему счастью. Слишком уж гладко все получилось. Так бывает только во сне. Маргарита – королева Франции, Элеанора – королева Англии. До чего же ловок Ромео де Вильнев. Если бы она не написала поэму, если бы по совету Ромео не отправила ее герцогу Корнуэлльскому… Случилось невероятное! Сбылось то, о чем Элеанора мечтала, к чему стремилась. Лишь брак с английским королем позволил бы ей сравняться с Маргаритой. И вот произошло настоящее чудо. – Представляю, как ты взволнована, – сказал отец. – Признаться, я и сам не могу опомниться. – Но как же… – запнулась Элеанора. – Ведь король сватался к Жанне де Понть? – Сватался, но не женился же. Переговоры между английским королем и графом прерваны, сватовство аннулировано. Генрих прислал к нам весьма важных господ, которым поручено немедленно обговорить условия брака. – Что это значит? – не поняла Элеанора. – Я что, должна немедленно уезжать в Англию? Мне необходимо собрать вещи? – Дорогая, неужто тебе не терпится от нас уехать? – огорчилась мать. – Вовсе нет, матушка. Но должна же я знать, как мне себя вести. – И тебе совсем не страшно? – Страшно? Ведь я знала, что рано или поздно мне суждено выйти замуж. К тому же я видела, как счастлива Маргарита в браке. А ведь ей и здесь, у нас, жилось совсем неплохо. – Это верно, – согласился граф. – Хотел бы я, чтобы ты тоже была счастлива с мужем. Если король Английский окажется для тебя таким же хорошим мужем, каким король Французский оказался для Маргариты, я буду счастлив. – Все будет хорошо, я уверена. – Мы поспешили сообщить тебе эту весть, – сказал граф. – Однако еще предстоит обговорить условия брачного договора. Пока мы будем вести переговоры с послами, готовься к новой жизни. Мать вновь обняла Элеанору и нежно ее поцеловала. – Как я горда своими девочками! От родителей Элеанора прямиком отправилась в детскую, где ее с нетерпением ждали младшие сестренки. По виду Элеаноры они сразу поняли: случилось нечто необычайное. Санча нахмурилась, вспомнив, что так же все происходило и в прошлый раз, когда увезли Маргариту. – Ну, что там? – воскликнула она. – Приехали послы из Англии. Король этой страны хочет взять меня в жены! – выпалила Элеанора. – Не может быть! Младшие сестры смотрели на нее с восхищением. – Честное слово, – подтвердила Элеанора. – Должно быть, ему рассказал обо мне его брат. – Кто, Ричард? – вздохнула Санча. – Самый красивый мужчина из всех, кого я когда-либо видела! Должно быть, ты предпочла бы выйти замуж не за Генриха, а за него. – Но ведь он не король. – Ну и что? Вот умрет его брат, станет королем. – Санча, ты совсем как… ребенок! С английским королем ничего не случится. Я выйду за него замуж и стану королевой. Королевой Англии быть ничуть не хуже, чем королевой Франции. – Даже лучше, – кивнула Санча. – Ведь тогда Ричард будет твоим братом. Элеанора рассмеялась звонким, счастливым смехом. – У меня будет такая великолепная свадьба! Ни у кого еще такой не бывало. И я стану королевой! Видели Маргариту в короне? Так вот моя будет еще больше и вся усыпана драгоценными камнями. – Откуда ты знаешь? – поинтересовалась Беатриса. – Знаю, и все. Ведь я же говорила, что выйду замуж за английского короля, хотя он уже почти был женат. Это как волшебство. Я все сама придумала и осуществила, и теперь я буду королевой! Сестренки смотрели на Элеанору во все глаза. Она взяла их за руки, подвела к окну, усадила. С горящими от возбуждения глазами Элеанора начала расписывать чудеса английского двора. Это звучало как поэма. Будущий муж Элеаноры в ее описании выглядел настоящим Бландином Корнуэлльским, ради своей суженой он был готов на любые безумства. – Например, на какие? – спросила Беатриса. Элеанора стала рассказывать о чудесных подвигах, которые доблестный Бландин совершил ради прекрасной принцессы Бриенды. Только на месте Бландина оказался Генрих, а на месте Бриенды – сама Элеанора. Сидя у окна, девочки видели, что в замок прибывают все новые и новые гости. Спешно примчались один за другим трое братьев графини: Пьер, Бонифас и Гийом, епископ Валансский. Всего у графини было восемь братьев, все как один искатели приключений и неукротимые честолюбцы. Главным делом своей жизни они считали защиту интересов Савойского дома. Спешность, с которой братья прибыли в замок Ле-Бо, красноречиво свидетельствовала о том, как взволновало их полученное известие. Девочки видели, как во дворе гостей встречают граф и графиня. Элеанора думала, что ее немедленно позовут вниз, дабы дядья могли поздравить племянницу. Ведь она принесла своей семье такую удачу! Но время шло, а Элеанору никто не звал. Радостная суета в замке как-то внезапно прекратилась, и Элеаноре стало не по себе – кажется, происходило нечто скверное. Весь день родители и дядья о чем-то совещались. Приготовления к большому пиру были прекращены. Лишь наутро графиня послала за дочерью. По лицу матери девочка поняла, что дела обстоят неважно. – Милое дитя, пожалуй, тебе не следует слишком увлекаться мыслями об Англии. – Что случилось? Ради бога, матушка, расскажите мне скорей, – взмолилась Элеанора. – Английский король хочет получить такое приданое, которое мы выплатить не в силах. – То есть он хочет, чтобы ему заплатили за женитьбу?! – Ты же знаешь, милая, что невесты всегда приносят мужу приданое. – Нам этот брак не по средствам, да? – Боюсь, что так. Слишком уж важный жених… Не менее важный, чем был у Маргариты. – Но французский король приданого не требовал. – Да, он знал, что у вашего отца все равно ничего нет. К тому же Людовик был вполне удовлетворен и одной невестой. Элеанора потерянно смотрела на мать. Прекрасная мечта рассеялась, как сон. Мысли проносились в ее головке смятенной чередой. – Может быть, я должна отправиться в Англию? Я встречусь с королем, поговорю с ним… Он на меня посмотрит, и тогда… – Нет-нет, дорогая, – быстро прервала ее мать. – Это невозможно. Но ты не отчаивайся. Как знать, может быть, следующий жених будет еще лучше. – Нет, этого быть не может! – всхлипнула Элеанора. – Я никогда теперь не буду счастлива. – Не будь ребенком, – одернула ее графиня. – Я, например, ничуть не расстроилась. Поживешь дома, подрастешь, повзрослеешь. Ты пока не понимаешь, что такое замужняя жизнь. Но Элеанора ее не слушала. Иначе и быть не могло, думала она. Мечты осуществляются только в сказках. В обыкновенной жизни чудес не бывает.* * *
Но дядья Элеаноры не собирались уступать без боя. Между Англией и Провансом засновали гонцы. Граф Прованский сообщил Генриху, что собрать требуемое приданое он не в силах. Король же считал, что его притязания и так слишком скромны по сравнению с честью, которую он оказывает своей будущей невесте. – Похоже, что английский король – человек скаредный, – заметил граф. – Да, не такой уж это блестящий союз, – согласилась графиня. – Женихи, подобные Людовику, встречаются крайне редко. – Людовик не только король, но и прекрасный человек, – подхватил граф. – Его лицо так и светится добротой. Будь он даже не монарх, а самый захудалый граф, я все равно был бы счастлив, что у Маргариты такой муж. – Генрих Английский из другого теста. Это и неудивительно. Достаточно вспомнить его отца. Граф нежно улыбнулся, отлично понимая, что жена пытается его утешить. Графиня поняла, что условия брака невыполнимы, и не хотела, чтобы муж расстраивался. Король Английский уже не в первый раз затевал сватовство, заканчивавшееся безрезультатно. – Очень может быть, что Генрих лишь делает вид, будто хочет жениться, – заметил граф. – Когда же дело близится к развязке, ему становится страшно, и он под тем или иным предлогом идет на попятный. – Вы и в самом деле так думаете? – Он ведь не впервые ведет переговоры о невесте. Король уже не мальчик, для нашей Элеаноры, пожалуй, он будет староват. Так супруги утешали друг друга. Однако братья графини все еще надеялись на счастливый исход и не желали прерывать переговоры. Надежда забрезжила вновь, когда Генрих согласился снизить размер приданого. – Все равно это слишком много, – вздохнул граф. – Намного больше, чем мы можем себе позволить. – Король пойдет на новые уступки, – уверил его Бонифас. На это граф с достоинством ответил: – Я не намерен торговаться из-за собственной дочери. Она – принцесса, а не клочок земли, выставленный на продажу. Мне прекрасно известно, Бонифас, что это блестящая партия, однако терпение мое на исходе. Граф вознамерился немедленно прервать переговоры, однако Пьер, Бонифас и Гийом уговорили его повременить.* * *
Ричарда Корнуэлльского безмерно забавляли проволочки с переговорами. Однако он хотел, чтобы сватовство закончилось успехом – ведь невесту королю подыскал не кто-нибудь, а он сам. Элеанора была не похожа на других принцесс. Брату она наверняка придется по вкусу. Главное же – королева будет вечно благодарна своему деверю, что может весьма пригодиться в будущем. – Значит, сватовство под угрозой? – с деланной небрежностью заметил Ричард во время очередной встречи с братом. – Такие дела быстро не решаются. – Как сказать. По-моему, сестра Элеаноры вышла замуж за Людовика безо всяких промедлений. – Дело в том, что граф Прованский должен дать приличное приданое. – Вы слишком многого хотите, Генрих. Вам мало прекраснейшей девушки в мире, вы еще требуете в придачу груду золота. Прекраснейшая девушка в мире! Эти слова произвели на короля впечатление. Невеста британского монарха должна быть первой красавицей в мире. Однако приданое – это тоже важно. – Я думаю, в конце концов граф уступит, – сказал Генрих. – Дорогой братец, вы не представляете себе, насколько беден Прованс. – Как же так? Вы сами расписывали мне блеск тамошнего двора. – Я имел в виду не богатство, а культуру. Неужто вы меня не поняли? – Да, мне известно, что граф любит музыку и литературу. Но я не верю в рассказы о его бедности. Просто он помнит, что у него есть еще две дочери, и хочет приберечь приданое для них. Неужто он не понимает, какая высокая честь ему оказана? – Конечно же, понимает. Однако граф – человек непрактичный. – Что вы хотите этим сказать? – С его точки зрения, счастье дочери важнее любых земных благ. Иными словами, он предпочел бы скорее видеть Элеанору счастливой графиней, нежели несчастной королевой. – С чего бы ей быть несчастной? – Очевидно, граф считает иначе. Видите ли, брат мой, в этих переговорах вы проявили чрезмерную… алчность. Вам предлагают не девушку, а истинное сокровище, вы же торгуетесь и привередничаете. Гонцы мечутся между Англией и Провансом, а результата все нет. Не забывайте, что я знаком с графом лично. Уверяю вас, этот человек воспринимает ваше поведение как оскорбление. – Но я никого не хочу оскорбить! Разве могу я желать зла своей будущей королеве? – Но воспринимается это именно так. Романтический Людовик, сватаясь к Маргарите, сказал: «Мне нужна только она, этого более чем достаточно». Ричард видел, что его тактика имеет успех. – Что написал вам граф в последнем письме? – спросил он. – Что не сможет выплатить приданое, даже если я пойду на дальнейшие уступки. – Но в каких словах он это написал? Вот что важно. – Я покажу вам письмо. Ричард прочел послание и задумчиво кивнул: – Все понятно. Граф – человек гордый, он чувствует себя уязвленным. По-моему, из тона письма совершенно ясно, что в следующем послании мы получим отказ… А как идут переговоры с графом де Понть? – Вам отлично известно, что они прерваны. – Так возобновите их. Отец Жанны, пожалуй, сможет собрать приданое, которого вы хотите. – Но я не желаю жениться на Жанне! Мне нужна Элеанора. – В самом деле? Что-то не верится. Боюсь, в народе начнут говорить, что наш король неудачник и никто не хочет идти к нему в жены. – Ерунда. Брак состоится, Элеанора Прованская станет моей женой. Это решено. – Но как же быть с приданым? – Очень просто. Я откажусь от приданого. Мне достаточно Элеаноры. Немедленно вызову Хьюберта и извещу его о своем решении. Пусть Элеанора немедленно отправляется сюда. Ричард улыбнулся: – Вы об этом не пожалеете, это я вам обещаю.* * *
В Ле-Бо началось всеобщее ликование. Итак, английскому королю надоела затяжная переписка. Он желает поскорее встретиться с невестой, а вопрос приданого его больше не интересует. Санча сказала, что все это очень похоже на качели: то взлетаешь вверх, то стремительно падаешь вниз. – Ну уж нет, – заявила Элеанора. – Теперь я вниз не упаду. И она оказалась права. Из Англии прибывали все новые и новые посланцы, торопя невесту короля с отъездом. Еще совсем недавно Генрих упрямился, требовал большое приданое, теперь же ему хотелось лишь одного – поскорее увидеть невесту. – Не будем терять времени, – сказал Гийом, епископ Валансский. К немалой радости графа и графини, он согласился лично сопровождать невесту в Англию. Было решено, что родители и сестры проводят Элеанору до Парижа, чтобы повидаться с Маргаритой. Ясным осенним днем пышный кортеж тронулся в путь. Утро выдалось холодноватое, но зато в небе ясно сияло солнце, леса были еще зелеными, и лишь кое-где на траве желтела опавшая листва. Элеанора мысленно прощалась с пышной прованской природой. Несмотря на все уверения родственников, она знала, что покидает отчий дом навсегда. Вряд ли ей суждено когда-нибудь сюда вернуться. Ее ждет новая родина, страна, где Элеанора будет королевой. Пока все близкие были рядом, но вскоре Элеаноре предстояло с ними расстаться. Санча уже сейчас была готова расплакаться, да и у Беатрисы глаза были на мокром месте. Желая сделать старшей сестре приятное, Санча сказала, что эта свадьба еще торжественней, чем свадьба Маргариты. – А может, мне так кажется, потому что я была моложе, – добавила она, немного подумав. Элеанора пообещала сестрам, что, став английской королевой, непременно заберет их к себе. – А если король не согласится? – засомневаласьСанча. – Я скажу ему, что такова моя воля, – важно ответила юная невеста. Ей и такое под силу, подумала Санча. Элеанора всегда и во всем добивается своего. У рубежей Шампани высоких гостей встретил сам граф Тибо, известный во всей Франции под прозвищем «Король трубадуров». Многие считали его величайшим поэтом эпохи. Тибо радушно принял соседей, пригласил их пожаловать в свой замок. Граф Шампанский оказался человеком весьма обаятельным, хоть и далеко не красавцем – слишком уж он был толст. Но веселый, добродушный нрав и бархатный голос сразу же располагали в его пользу. А когда Тибо пел, в него и вовсе можно было влюбиться. Еще по дороге, восседая на коне, он не смог удержаться и затянул песню – да так, что все замолчали, восхищенно внимая. К тому же песни Тибо слагал сам – и слова, и музыку. Граф Шампанский был очарован юной Элеанорой. Он прошептал ей, что ее будущий супруг – счастливец, что он наверняка будет обожать и боготворить свою избранницу. Еще граф похвалил поэтический талант девушки, ибо был знаком с ее стихами. – Я и сам поэт, и поэт неплохой, как утверждают многие. Однако, сами видите, по части красоты я сильно отстаю от своих баллад. Вы же – совсем другое дело. Господь одарил вас и красотой, и талантом. Муж будет молиться на вас, выполнять все ваши желания и прихоти. Эти слова обрадовали Элеанору, она наслаждалась своей новообретенной славой и всеобщим вниманием. В замке графа Тибо гости задержались, чтобы отдохнуть и развлечься. Хозяин принимал их по-королевски. Он не упускал случая напомнить, что является правнуком Людовика VII. Если б его бабка родилась на свет не принцессой, а принцем, быть бы графу Шампанскому королем Франции. Воины, охранявшие замковые ворота, грозно выставили копья навстречу всадникам, но это, разумеется, была всего лишь дань традиции. В замке давно уже ждали гостей и готовились к их приезду. Дозорные заметили кавалькаду еще издалека, и в замке началась праздничная суета. Тибо подготовил немало спектаклей и представлений. Маленькая Беатриса была в восторге от всей этой веселой кутерьмы, однако Санча грустила, ее одолевали горькие мысли. Мало того, что ей суждено расстаться с любимой сестрой, так теперь она еще и остается в родительском доме старшей дочерью. Вскоре наступит ее черед прощаться с отцом и матерью… Замок был как две капли воды похож на крепости других крупных феодалов. Центральное место во дворе занимала широкая лестница. На ней гости прогуливались в хорошую погоду, а на верхней площадке граф давал аудиенции и вершил суд. Во время спектаклей на площадке расставляли скамьи для почетных гостей, а челядь располагалась прямо на каменных ступеньках, чтобы полюбоваться на жонглеров и шутов. Семейство графа Прованского садилось на кресла рядом с хозяином, а во дворе толпились крестьяне из окрестных деревень, пришедшие посмотреть на будущую королеву Англии. Прямо с верхней площадки лестницы можно было попасть в большой зал, куда гости перебирались, когда к вечеру становилось холодно. В огромном камине пылал огонь, благородные дамы и господа слушали менестрелей, танцевали, болтали о всякой всячине. Тибо, Элеанора и ее родственники садились к почетному столу, установленному на специальном возвышении. Гостям рангом пониже были отведены места за длинным низким столом, тянувшимся через весь зал. Каждое утро каменные полы устилали свежими тростниковыми подстилками, посыпали душистыми травами и цветами. Элеаноре больше всего нравилось сидеть в зале ночью, когда слуги уносили столы прочь, и Тибо пел свои любовные баллады. Несмотря на толщину, граф Шампанский смотрелся весьма романтично – ведь большинство его песен были о неразделенной любви. Особенно часто там упоминалась некая загадочная дама, и Элеанора все пыталась догадаться, кто это. Гости провели в замке пять дней и ночей. В конце концов Элеанора, улучив удобный момент, осталась с графом наедине и решила выведать у него правду. Было поздно. Огромные бревна вспыхивали в камине алыми искорками. Гости разбрелись кто куда. Многие уже клевали носом, пристроившись на дубовых сундуках, где хранилась драгоценная графская посуда. Элеанора спросила: – Граф, вы все слагаете стихи о некой даме, не так ли? Это одна и та же особа или же их у вас несколько? Мне кажется, вы имеете в виду некую вполне конкретную женщину. Белокурую, целомудренную, бесстрастную. Я права, или вы воспеваете отвлеченный идеал? – Эта женщина и есть идеал, – ответил Тибо. – Ага, значит, она все-таки существует! – Да. – И она вас не любит? – Нет, не любит. – Но, может быть, когда-нибудь… – Она даже не посмотрит на меня. Эта дама занимает высочайшее положение. Между нами – целая пропасть. – Кто же она? Или это секрет? Тибо лукаво улыбнулся: – Кажется, вы уверены, что можете выведать у мужчины все, что пожелаете. – Вовсе нет! – смутилась Элеанора. – Вы очаровательны, юная барышня. Однако взгляните на меня – во мне нет ничего привлекательного. Знаете, какие стихи сочинил обо мне один поэт? Я пишу романтические баллады, вздыхаю о неразделенной любви, мечтаю заключить предмет своего обожания в объятия, а этот насмешник высмеял меня таким вот образом:* * *
Хоть Элеанора и сгорала от нетерпения поскорее увидеть своего суженого, из Шампани уезжать ей не хотелось. Граф Тибо настоял на том, что лично проводит высоких гостей до рубежей Французского королевства. Пышный кортеж двинулся дальше. Крестьяне выходили из лачуг, чтобы полюбоваться на столь великолепное зрелище. В положенный срок кавалькада достигла французской границы, и здесь граф Шампанский распрощался с семейством графа Прованского. Элеаноре жаль было расставаться с трубадуром, но она быстро забыла о печали, предвкушая встречу с Маргаритой. Сестра сильно изменилась за время разлуки. Она стала совсем взрослой и рядом со своим мужем выглядела совершенно счастливой. Граф и графиня пришли в умиление, увидев эту красивую молодую пару. Маргарита стала похожа на настоящую королеву. Она держалась царственно, с достоинством, и ее родители преисполнились гордостью за дочь. Элеанора тоже обратила внимание на перемену, произошедшую в Маргарите, и внутренне возрадовалась: вот, оказывается, как завидна роль королевы! И еще ей очень понравился Людовик. Интересно, похож ли на него Генрих? Французский король был на голову выше своих придворных, а из-за худощавости и стройности казался настоящим гигантом. Светлые волосы окружали лицо золотистым нимбом. Король одевался скромно, куда скромнее, чем граф Шампанский, но при этом в каждом его жесте сквозило истинно королевское величие. Граф от души поблагодарил Людовика за то, что зять сделал Маргариту счастливой. Людовик с присущей ему любезностью ответил, что, наоборот, это он должен благодарить тестя. Элеанора наслаждалась столь высоким обществом: рядом с ней ехали верхом король и королева Франции, а впереди знаменосец вез знамя с золотыми лилиями. Людовик быстро понял, что Элеанора обладает таким же живым и острым умом, как Маргарита. Король стал рассказывать свояченице об Англии. Сам он в этой стране никогда не был, но в свое время на острове немало времени провел его отец, с которым в детстве Людовик неоднократно беседовал о соседнем королевстве. – Наши страны часто воевали друг с другом, – сказал Людовик. – Но теперь, когда их королевами стали две сестры, можно надеяться на мир и согласие. Элеанора ответила, что ни за что на свете не станет враждовать с сестрой и братом. – Я запомню ваши слова, – пообещал король. Элеаноре показалось, что Людовик слишком уж серьезен. Ей не терпелось выяснить, как к этому относится сестра. Возможно, Маргарита предпочла бы вести более веселый образ жизни. По дороге в Париж короля и его гостей встречали не менее торжественно, чем в графстве Шампанском. Маргарита даже пожаловалась, что ей до смерти надоели все эти турниры и представления. Однако Элеанора еще не успела пресытиться прелестями великосветской жизни, а более всего ее радовало, что главной виновницей торжества является именно она. На подъезде к французской столице гостей встретила королева-мать. Вот та женщина, о которой слагает баллады толстый трубадур, подумала Элеанора. Королева-мать и в самом деле была прекрасна. Она напоминала мраморную статую: тонкие черты лица, белоснежная кожа, пышные светлые волосы, наполовину скрытые под шелковым шарфом. Бланш прожила на свете немало лет, родила целый выводок детей, но, несмотря на все это, сохранила поразительную моложавость. Помня о словах графа Шампанского, Элеанора присматривалась к королеве-матери с особым интересом. Сразу было видно, что это женщина незаурядная. В ее присутствии Людовик и Маргарита вели себя совершенно иначе. Король стал гораздо меньше внимания уделять своей супруге, всецело сосредоточившись на матери. Элеанора возмущенно подумала: будь я на месте Маргариты, я бы такого не допустила. Все выказывали королеве Бланш особое почтение. Ледяные голубые глаза королевы-матери изучающе осмотрели Элеанору, и, кажется, первое впечатление было благоприятным. Бланш была рада, что сестра ее невестки выходит замуж за английского короля. Этот брак поможет наладить добрососедские отношения между королевствами. Париж произвел на Элеанору неизгладимое впечатление. В правление Филиппа-Августа, деда молодого короля, город был перепланирован и заметно похорошел. Никто уже не назвал бы его «Грязным городом» – а ведь именно такое название дали когда-то этому поселению римляне. Филипп-Август вымостил улицы камнем, и сама природа смывала дождями грязь с мостовых. Если же дождей не было, парижане, гордые своим городом, наводили чистоту сами. Хорош был и крытый рынок, и новый собор Нотр-Дам, и отстроенный заново Луврский дворец. В Париже Элеанора и ее спутники сделали последнюю остановку перед тем, как двинуться к побережью.* * *
Маргарите хотелось проводить с родными как можно больше времени. Она уговорила родителей и сестер погостить в Понтуазе, ибо тамошний дворец королевская чета любила больше всех прочих резиденций. С собой пришлось взять целый обоз – мебель, ковры, посуду. Ведь в отсутствие хозяев замки обычно стояли пустыми. Слуги отправились в путь первыми, чтобы приготовиться к приезду господ. Король в Понтуаз не поехал – мать сказала, что он должен остаться в Париже. – Пусть Маргарита насладится обществом родных, – сказала Бланш. Элеанора уже поняла, что воля королевы-матери здесь выполняется беспрекословно. Больно было видеть, как тушуется Маргарита в присутствии свекрови. Значит, этот брак не так уж идеален, как показалось Элеаноре вначале. Разумеется, Маргариту повсюду встречали с почетом, подобающим королевскому сану, муж любил и чтил ее, однако всем в доме заправляла свекровь. Стоило ей приказать, и король безропотно согласился на разлуку с супругой. В Понтуазском замке Элеанора наконец смогла поговорить с сестрой по душам. Вновь, как в прежние времена, младшая сестра чувствовала свое превосходство над старшей, хоть та и была королевой. Элеанора принялась выспрашивать Маргариту о свадьбе, о коронации, о супружеских отношениях. Больше всего ее интересовало, когда Маргарита была счастливее – в родительском доме или замужем? Маргарита не пожелала рассказывать о том, что происходит между супругами в опочивальне. Она заявила, что вскоре Элеанора узнает это сама. В голосе сестры прозвучали снисходительные нотки, что изрядно разозлило невесту английского короля. Маргарита добавила лишь, что супружеский долг свят и от него никуда не денешься. Судя по ее рассказам, Людовик был образцом добродетели. Добрый, любящий, внимательный, только вот… Тут-то она себя и выдала. – Что «только вот»? – накинулась на нее Элеанора. – Если бы только он проводил со мной больше времени наедине… Все время рядом она. – Ты имеешь в виду королеву Бланш? – Да. Конечно, она – его мать, Людовик в ней души не чает. Понимаешь, когда умер король-отец, Людовику было всего двенадцать лет. По его словам, королем он стал лишь благодаря матери. Он привык ее слушаться. Я знаю, что она женщина умная, и плохого не посоветует. Но мне не нравится, что она все время вмешивается в наши отношения. Иногда мне кажется, что она ревнует. – Конечно, ревнует. Она хочет, чтобы ее замечательный сын принадлежал только ей. Слава Богу, мать моего Генриха не живет в Англии. – Да, она далеко. Я слышала, что муж всецело у нее под каблуком. Тебе и в самом деле повезло, что Изабелла Ангулемская не будет жить с тобой под одной крышей. Хотя Франции пошло бы только на пользу, если бы она перебралась из Лузиньяна в Англию. – Я уж позабочусь о том, чтобы она из Лузиньяна не уезжала. На твоем месте, Маргарита, я не позволила бы обращаться с собой подобным образом. Зная, что муж меня любит, я потребовала бы, чтобы свекровь оставила нас в покое и знала свое место. – Вряд ли это у тебя получилось бы, если бы твоей свекровью была Бланш, – вздохнула Маргарита. – Значит, Людовик ее боится? – Вовсе нет. Но он слишком добр, он не хочет ее обижать. Если муж с нею не согласен, он всегда поступает по-своему. Людовика в стране очень уважают. Он очень хочет быть хорошим государем, еще лучшим, чем его дед Филипп-Август. Людовик заботится о народе, помогает бедным. Иногда, после мессы, он отправляется в лес, садится на лужайке и вступает в беседу со случайными путниками, пусть даже самыми ничтожными. Король внимательно их выслушивает, расспрашивает, не чинится ли где беззаконие. Я сама видела, как он разговаривал с простыми людьми в саду перед дворцом. Людовик признает только скромную одежду. Я ненавижу этот его камзол из тиртена – знаешь, это такая грубая ткань из шерсти и хлопка? Шляп Людовик вообще не носит. Он говорит, что народ должен видеть в нем не монарха, а человека. – Разве можно таким образом снискать любовь и почитание подданных? – Людовик считает, что это наилучший способ. И народ действительно его чтит. Однажды я пожаловалась, что он одевается не по-королевски. Знаешь, что Людовик мне ответил? – Наверняка он тут же пообещал, что станет одеваться так, как тебе нравится. – Да, но не совсем… Людовик всегда говорит не то, что ожидаешь от него услышать. «Чтобы угодить вам, Маргарита, – сказал он, – я готов одеваться самым щегольским образом. Но в этом случае пообещайте и вы, что будете подбирать себе одежду по моему вкусу. С моей точки зрения, вам пойдут скромные платья. Они лишь подчеркнут вашу красоту». – Ну а ты, конечно, на это не согласилась. – Еще бы! – Что ж, по крайней мере, он не мешает тебе носить шелка и драгоценности. – Людовик не стал бы этого делать. Он никому ничего не навязывает. Уверяю тебя, Элеанора, во всем белом свете нет другого такого государя. Франции очень повезло. – Но королевством правит не он, а его мать. – Это неверно, но Бланш так умна… Она все время рядом с ним. – То есть занимает твое место, да? Маргарита промолчала. – Когда я стану английской королевой, то буду править страной вместе с мужем, – заявила Элеанора. – Если он тебе позволит. – Никуда не денется. Маргарита испытующе посмотрела на сестру. Пожалуй, Элеанора своего добьется.КОРОЛЕВА АНГЛИИ
На море корабль попал в бурю, но Элеанора, к немалому своему облегчению, обнаружила, что ее совсем не тошнит. Было бы стыдно ступить на берег своей новой родины жалкой и измученной. Элеанора стояла на палубе рядом с дядей Гийомом. Вдали, над пенистыми, серыми волнами появилась белоснежная полоска скал. Природа здесь разительным образом отличалась от прованской. Дядя Гийом ободряюще взял племянницу за руку, но Элеанора не нуждалась в поддержке. Она испытывала радостное волнение, не обращая внимания на холодный ветер и непогоду. Как долго мечтала она об этом браке – еще с тех пор, когда Маргарита стала невестой французского короля. Лишь английская корона могла сравниться по блеску с французской. Теперь же, убедившись, что Маргарита во всем зависит от свекрови, Элеанора уже не завидовала сестре. На английский берег она смотрела с надеждой и спокойной уверенностью. Земля была уже совсем близко. Элеанора увидела на холме грозные башни серого замка. Эту цитадель называли «Ключом к Англии» – весьма подходящее название. Отныне ключ к Англии в руках у Элеаноры. Она будет гибкой и изобретательной, сделает все, чтобы прибрать эту страну к рукам. Все зависит от монарха. Очень скоро Элеанора узнает, что он за человек и сложной ли окажется задача. – Вы на пороге новой жизни, дитя мое, – сказал Гийом. – От вас теперь зависит очень многое. Надеюсь, вы это понимаете. – Да, понимаю. – Я буду рядом, чтобы наставлять вас. Элеанора кивнула. – Никакие козни меня не остановят, – продолжил епископ. – Вы думаете, будут козни? – При дворе без интриг не бывает. Но самое главное – отношение короля. Элеанора смотрела на замок. Эту величественную крепость из глыб кентского известняка и канского камня, специально привезенного из Нормандии, выстроил дед нынешнего короля Генрих Второй. Элеаноре казалось, что мощные стены и устремленные в небо остроконечные башни символизируют величие Англии. Путешествие близилось к концу.* * *
Генрих решил, что встретит невесту в Кентербери, где архиепископ свершит свадебный обряд. Король был сам не свой от радостного предвкушения. Наконец-то он увидит свою суженую! Предыдущие попытки найти жену закончились неудачей, но теперь Генрих считал, что должен быть благодарен судьбе. Больше никаких разочарований не будет, невеста уже в Англии, и скоро он ее увидит. При дворе царило радостное оживление. Многих в Англии беспокоило, что король дожил почти до тридцати лет, так и не обзаведясь супругой. В его возрасте он должен был бы иметь уже целый выводок детей. Но ничего, теперь все устроится. Невеста молода, ей всего четырнадцать, но для королевы это не так уж мало. Вся Англия ликовала, готовясь к торжественному событию. Предстоящей женитьбой короля были довольны все без исключения. Хьюберт де Бург, много лет твердивший королю, что пора обзавестись семьей, одобрил выбор короля: раз старшая из дочерей графа Прованского стала королевой Англии, очень кстати, что ее сестра будет королевой Франции. Даже старый Эдмунд, архиепископ Кентерберийский не стал ворчать, видя в этом брачном союзе выгоду для Англии. Что же касается принца Ричарда, то он радовался больше других, ибо сам и устроил эту свадьбу. На душе у короля было легко и радостно, он знал, что все вокруг довольны его выбором. Когда Генрих увидел Элеанору впервые, она ехала верхом на белом скакуне. Длинные волосы волной ниспадали на плечи, чело венчал золотой обруч. Наряд юной графини был выдержан в синих тонах; длинный бархатный плащ был схвачен у горла драгоценным аграфом, на груди посверкивала золотая цепь. У Генриха перехватило дыхание – поистине Элеанора заслужила прозвище Прекрасной! Он подумал: самая красивая девушка в мире станет моей королевой. И Генрих окончательно уверился, что не напрасно привередничал, выбирая невесту. Сама Судьба уберегла его от ошибки, а все разочарования и огорчения были лишь подготовкой к этому радостному дню. Король взял Элеанору за руки, расцеловал ей пальцы. – Добро пожаловать! – воскликнул он. – Счастлив лицезреть вас, сударыня. Эти слова и тон, которым они были сказаны, наполнили сердце девушки счастьем и гордостью. – Я рада, что я здесь, – ответила она, внимательно глядя на своего будущего супруга. Невысок, но и не коротышка. Крепко сложен, плечи пошире, чем у его брата Ричарда, но в лице есть явное сходство. Элеанора обратила внимание на примечательную деталь: один глаз короля казался полуприкрытым из-за низко опущенного века. Должно быть, когда король гневается, вид у него устрашающий. Но сейчас, когда Генрих в прекрасном расположении духа, этот маленький физический изъян его ничуть не портит. По понятиям Элеаноры, Генрих был, пожалуй, староват, но это ее не опечалило. Рядом с немолодым королем ее собственная юность будет выглядеть еще обворожительней. В Кентербери Элеанора въехала впереди кавалькады: справа от нее – король, слева – дядя Гийом. Девушке казалось, что нет большего счастья на свете, чем ощущать себя венценосной особой. Улицы города были украшены штандартами, повсюду толпился народ. Приветственные крики, целое море улыбающихся лиц. Элеанора плохо понимала, о чем кричат горожане, и Генрих сказал ей: – Они восхищаются вашей красотой. В городе Элеанору встретил Ричард – радушно и приязненно, как старый друг. – Воистину Англии улыбнулось счастье, когда вы решили написать поэму о Корнуэлле, – прошептал он. – Вы думаете, если бы не поэма, то ничего этого не было бы? – наивно спросила Элеанора. – Уверен, – с нажимом ответил Ричард, желая, чтобы королева не забывала, кому она обязана своим счастьем. Принц смотрел на юную графиню с вожделением. О, ни с чем не сравнимая прелесть ранней юности! Какие совершенные черты, какие умные, живые глаза! Принца мучила зависть. Генриху достанется прекрасная юная жена, а он, Ричард, вынужден жить со старухой. За минувшие годы он так и не смог полюбить Изабеллу. А папа римский упрямится, не дает разрешения на развод. Как несправедливо устроена жизнь! Правда, напомнил себе Ричард, у него есть от Изабеллы чудесный сын, названный в честь дяди-короля. И все же очень досадно, что прелестная невеста досталась брату! Король видел, что глаза Ричарда горят завистью, и торжествовал. С Элеанорой Генрих не расставался ни на минуту. Он уже успел преподнести ей такие великолепные драгоценности, которых девушка не видела не то что в Провансе, но даже и при французском королевском дворе. Элеанора окончательно убедилась, что в Англии она найдет свое счастье. Она готова полюбить этого незнакомого мужчину со странным прищуром. Ведь Генрих проникся к ней обожанием с первой же минуты, хотя Элеанора ничего особенного еще не сделала – просто выглядела красавицей. Что может быть проще! В свите невесты были девушки из Прованса. Отец предупредил Элеанору, что, согласно обычаю, этих прислужниц в скором времени отправят обратно, а вместо них наберут знатных барышень из местных семей. Однако Элеанора не собиралась расставаться со своими подружками. Не хватало еще, чтобы она с утра до вечера говорила только по-английски! Девушка уже немного знала язык своей новой родины, эта наука давалась ей легко, однако должна же она иметь возможность поговорить на родном провансальском наречии. Разве с чужими девушками ее связывают общие воспоминания? Вот и повод испробовать свои силы на Генрихе. Можно будет проверить, насколько он управляем. Венчание должно было состояться безотлагательно. Церемонию собирался совершить архиепископ Кентерберийский, после чего королевская чета проследует в столицу, где состоятся свадебные торжества. Элеанору разместили во дворце архиепископа. К девушке явился дядя Гийом. Вид у него был возбужденный – лицо раскраснелось, глаза горят. Он крепко обнял племянницу и с чувством сказал: – Я так горжусь вами. – Но почему, дядя? Ведь я еще ничего не сделала. – Вы очаровали короля. Это сразу видно. – А разве могло быть иначе? – На это можно было только надеяться. Такое случается нечасто. Я вижу, что король уже успел полюбить вас. О, дитя мое, для Савойского дома настали счастливые дни! – Надеюсь, и для Англии, – заметила Элеанора. – Да-да, для Англии тоже. Завтра вы станете королевой, а после торжественной церемонии в кафедральном соборе вы отправитесь в Вестминстер, где произойдет коронация. Дитя мое, я и не мечтал о такой удаче! Мы так радовались, когда счастье улыбнулось Маргарите! А теперь еще и вы! Две королевы! – Ромео де Вильнев сказал отцу, что сделает каждую из его дочерей королевой. – Будем благодарны судьбе за то, что пророчество исполнилось для вас двоих. – Бедные Санча и Беатриса! Представляю, как они мне завидуют. Наверно, батюшка и матушка сейчас рассказывают им, как великолепно нас встречали в Шампани и при французском дворе. Я так и вижу эту сцену. – Займемся лучше вашим будущим, милая племянница. – Вот тема, которая несказанно меня интересует. – Хотелось бы, чтобы король прислушивался к вашим советам… Так и будет, если вы поведете себя разумно. – Я очень разумна, дядя. Иначе бы я здесь не оказалась. – Да, я знаю историю с поэмой, знаю, как искусно владеете вы словом. Но теперь вам понадобится искусство иного рода. Неизвестно, насколько щедро одарила вас природа в этой ипостаси. – Если я чего-то не умею, дядя, то быстро научусь. – Вы меня очень радуете, Элеанора. К тому же мне нравится эта страна. – Приятно слышать. Ведь теперь это и моя страна. – Разумеется, вы понимаете, что ваш супруг может сыграть великую роль в истории Европы. Я хотел бы, чтобы король принес благо Англии… а также Провансу и Савойе. Вот почему я хотел бы остаться в Англии, чтобы наставлять… вас обоих. – Вы хотите сказать, что не намерены возвращаться домой? Епископ испытующе посмотрел на нее. – Я хочу остаться здесь, Элеанора. Без меня вам не обойтись. Должен же кто-то за вами приглядывать. Вы разумная девица, это мне известно, но вы слишком юны. Ум не всегда может заменить жизненный опыт. Однако оставим на время эту тему. Если бы вам удалось подчинить супруга своему влиянию… – У меня складывается впечатление, что мой муж пойдет на что угодно, лишь бы мне угодить, – заявила Элеанора. Епископ Валансский улыбнулся. С его точки зрения, пока все шло просто превосходно.* * *
Вечер накануне бракосочетания Элеанора и Генрих провели вдвоем. Они сидели во дворце, и король рассказывал ей о своей стране, о своих пристрастиях и увлечениях. Оказалось, что вкусы жениха и невесты сходны. Генрих обожал поэзию и сказал Элеаноре, что не раз перечитывал великолепную поэму о Корнуэлле, которую она отправила принцу Ричарду. Именно этой поэме, в конечном итоге, Генрих и обязан своим счастьем. Король пожирал свою суженую глазами. Говорил, что прежде не жил, а лишь прозябал. Какая удача, что он не женился прежде! А ведь было столько искушений. Его сберегла сама Судьба. Он понял это, лишь когда собственными глазами увидел Элеанору. Ни с какой другой принцессой он не был бы счастлив. Слушать эти речи было невыразимо приятно. Льстили Элеаноре и комплименты, которыми осыпали ее несравненную красоту придворные. Генрих свободно говорил на ее родном провансальском наречии, поэтому трудностей в общении жених и невеста не испытывали. Элеанора попробовала говорить по-английски, и король объявил, что ее выговор поистине очарователен. Он даже воскликнул, что прикажет всем своим подданным разговаривать по-английски так, как это делает прекрасная Элеанора. Лишь один из англичан не поддался чарам прелестной чужеземки – старый архиепископ Кентерберийский. Ну и пусть, решила Элеанора. Бедный старик. Все говорят, что он – святой. Святоши безнадежно скучны. Про архиепископа рассказывали, что он велит монахам сечь его бичом, сплетенным из конских волос. Под рясой прелат носит вервие, дабы истязать свою плоть. По ночам он не ложится в постель, а предается благочестивым размышлениям или молится, стоя на коленях. В общем, весьма малоприятный господин. Элеанора надеялась, что ей не придется общаться с ним слишком часто. Но именно архиепископ как первый из английских князей церкви должен был совершить свадебный обряд. Генрих немало рассказывал своей нареченной о великом соборе, в котором состоится венчание. Кентерберийский собор и Вестминстерское аббатство – два первых храма, построенных в Англии норманнами. Обряд был пышен и торжествен. Элеанора все время поглядывала на своего дядю Гийома, стараясь не забыть его инструкции. На девушку важность происходящего произвела такое впечатление, что на свадебном пиру Элеанора притихла и почти не улыбалась. Генрих тоже сидел серьезный, просветленный, что, впрочем, не мешало ему бросать на жену влюбленные взгляды. Король собственноручно угощал свою молодую жену самыми лакомыми кусками, которые брал со стоявшего перед ним блюда. Генрих был сама нежность, он не уставал повторять, что единственное его чаяние – сделать ее счастливой. Элеанора, в свою очередь, рассказывала своему супругу, что пришла в неописуемый восторг, когда он к ней посватался. Она страшилась лишь одного – что не сумеет ему понравиться. Теперь же, когда король столь явно выказал ей свое расположение, Элеанора испытывает ни с чем не сравнимое блаженство. На следующий день царственная чета должна была отбыть в Лондон, где начнутся настоящие торжества. – Лондонские горожане весьма ревниво относятся к своим привилегиям, – объяснял Генрих. – Само бракосочетание должно было состояться в Кентербери, где пребывает первый из английских прелатов. Но именно в Лондоне определится, будут ли любить свою королеву подданные. – Как мне этого добиться? – встревожилась Элеанора. – Вам достаточно лишь восседать на белом скакуне и улыбаться. Больше ничего не понадобится. – Значит, лондонцам легко угодить? – Нет, угодить им труднее, чем кому бы то ни было. Горе тому монарху, кто не сумеет снискать расположения столичных жителей. У лондонцев долгая память – длиннее, чем их река Темза. К тому же горожане не слишком-то скрывают свои истинные чувства. – Тогда я заготовлю для них свою самую ослепительную улыбку. Но я знаю, что вы, мой король, не позволили бы им обойтись со мной невежливо. – Вижу, что вы хорошего мнения о своем супруге. Так текла их беседа, и Генрих не уставал любоваться своей юной женой. Когда они, наконец, оказались вдвоем в опочивальне, король выглядел смущенным. – Вы так молоды, – пробормотал он. – Менее всего я хотел бы вас огорчить. – Вы доставляете мне несказанную радость, милорд, – ответила Элеанора. – Боюсь, ваше мнение обо мне может перемениться. – Мне совсем не страшно. Так чего же бояться вам? – Но ведь вам всего четырнадцать лет! – Принцессы созревают рано, милорд. Я хорошо знаю, в чем состоит мой долг. Как королева и ваша супруга, я обязана произвести Англии наследника, и я к этому готова. – Вы совсем дитя, вы не знаете, как это происходит. Элеанора крепко обхватила лицо Генриха и поцеловала его. – Я читала любовные стихи, когда была еще совсем ребенком. Ведь поэты ни о чем, кроме любви, не пишут – безответная любовь, счастливая любовь и так далее. Я наблюдательна, милорд. Конечно, многого я еще не знаю, но вы меня научите. Такова обязанность мужа, не правда ли? Сейчас же я могу сказать лишь одно: мой любимый Генрих, мой король и супруг, я вся ваша. Тогда король страстно стиснул ее в объятиях и воскликнул, что даже не мечтал о подобном блаженстве. Элеанора поняла, что отныне он станет ее верным рабом.* * *
В Лондон они въехали бок о бок. Пока свадебная процессия шествовала через южную Англию, из всех окрестных селений сбегались люди посмотреть на молодую королеву. Стояли холодные январские дни, но Элеанора, облаченная в беличий плащ, отороченный горностаем, совсем не мерзла. От мороза у нее разрумянились щеки и еще задорней блестели глаза. Королю казалось, что с каждым днем его жена становится все прекрасней. По мере приближения к Лондону толпы становились все гуще и гуще. – Да здравствует король! Да здравствует королева! Не раз в будущем Элеанора вспомнит эти приветственные крики – особенно в мрачные дни своей жизни. Столица торжественно встречала свою королеву. Улицы были украшены штандартами, из всех окон свисали шелковые полотнища. Горели фонари и факелы, а из украшений чаще всего встречалась эмблема в виде двух корон – короля и королевы. Дивнее же всего была чистота, царившая на лондонских улицах. Горожане специально вымыли и вычистили мостовые, и Лондон засиял непривычной для себя чистотой. Навстречу венценосной чете вышли все городские магистраты, вознамерившиеся поразить новую королеву своим богатством и важностью. Эти почтенные мужи сопровождали процессию из Сити в Вестминстер, где согласно традиции они должны были в этот день исполнять роль привратников. – Таков уж обычай, – объяснил Генрих. – В день коронации лучшие из горожан лично прислуживают монархам. Лондонцы свято блюдут свои традиции и ни за что не поступятся ни одной из них. – Что ж, это хорошая традиция, – сказала Элеанора. В шелковых одеяниях и златотканых мантиях лондонские старейшины выглядели поистине величественно. Они сопровождали короля и королеву верхом, на пышно разукрашенных лошадях. В руках старейшины держали 360 золотых и серебряных кубков. Впереди же процессии ехали королевские трубачи, оглашавшие улицы торжественным звуком труб. Вот с какой помпой въезжала Элеанора Прованская в свою новую столицу.* * *
После коронации состоялся пир. Никогда еще Элеанора не видела такого роскошества. Интересно, думала она, у Маргариты на коронации все было так же богато или все-таки похуже? Должно быть, похуже. Людовик – небольшой любитель роскоши. Да и королева Бланш вряд ли захотела бы, чтобы коронации ее невестки придавали слишком большое значение. Но Генрих не таков! Он ничего не пожалеет для своей королевы. Раз коронация устроена в ее честь, это должен быть самый лучший из всех праздников. Как чудесно было шествовать рядом с королем, в золотой короне, под шелковым балдахином, который на четырех серебряных копьях несли четыре рыцаря. Над королем тоже несли балдахин, но не рыцари, а бароны Пяти Портов. В пиршественной зале Элеанора сидела рядом с Генрихом на почетном возвышении. Справа от новобрачных восседали архиепископы, епископы и аббаты; слева – графы и прочие знатнейшие лорды. Элеанора сразу обратила внимание на сенешаля, ибо у этого рыцаря был весьма горделивый и властный вид. Такого трудно было не заметить. – Кто это? – спросила она у Генриха. – Это? Наш сенешаль. Симон де Монфор, очень честолюбивый молодой человек. – Мне знакомо это имя. – Вы, должно быть, слышали о его отце. Того звали Симон де Монфор Ламори. Он был капитан-генералом французской армии в походе против альбигойцев. Искусный был военачальник, но чересчур жестокий. – А сын похож на отца? – Нет. Он человек благоразумный. Такой сделает карьеру не мечом, а умом. Между ним и Норфолком существует вражда. Монфор утверждает, что должность сенешаля, которую он сейчас занимает, по праву принадлежит графам Лестерам. Этот титул ему достался от деда, в свое время женившегося на наследнице Лестеров. А граф Норфолк считает, что сенешалем должен быть он, и никто другой. – Значит, они поссорились из-за того, кто будет сенешалем на нашем пиру? – Вот именно. – И победил Симон де Монфор. Это меня не удивляет. Про себя Элеанора решила, что к этому молодому человеку нужно присмотреться. У такого есть чему поучиться. Однако королю явно не нравилось, что она слишком интересуется другим мужчиной, поэтому Элеанора не стала расспрашивать мужа о Монфоре и попросила объяснить, каковы традиции коронационного пира. Генрих с удовольствием принялся рассказывать. Оказывается, Уолтер де Бошан, принесший на королевский стол солонку и ножи, получит эти столовые приборы в награду, когда пир закончится. Лондонский лорд-мэр Эндрю Бенкерел поставил для пира 360 золотых и серебряных кубков, накануне торжественно провезенных через весь город. Каждому из господ, прислуживавших королевской чете, должно было достаться что-нибудь из утвари – золотой или серебряный нож, одно из праздничных одеяний сенешаля или же кубок, от которого пригубили король или королева. Знать ревниво следила за своими привилегиями и доскональным соблюдением традиций. Только теперь Элеанора поняла, что все эти господа столь рьяно прислуживают ей вовсе не из обожания, а из корысти. Но это не испортило ей праздника. Новоиспеченная королева вовсю наслаждалась жизнью, не забывая то и дело поглядывать туда, где сидел дядя Гийом – все ли в порядке? Всеобщее восхищение горячило ей кровь. Оказывается, она не только прекрасна, но и мудра! Дядя Гийом просил ее замолвить словечко за Прованс и Савойю. Надо будет непременно это сделать. Будущее рисовалось Элеаноре полным сплошных наслаждений. Она завидовала Маргарите, а судьба сделала ей куда более щедрый подарок, чем сестре. Правда, многие скажут, что Людовик красивее, чем Генрих. Да и разница в возрасте у них с Маргаритой меньше, чем у Генриха с Элеанорой. Неважно. Зато нет властной свекрови, которая портила бы молодой королеве существование. В Англии перед Элеанорой все пути открыты. После пира слуги унесли столы прочь, и приглашенные разбрелись по залу. Одни уселись на каменные приступки возле стен, другие – на сундуки, где хранилась золотая и серебряная посуда. Для самых именитых принесли стулья. Король и королева сидели возле камина на пьедестале. Началось представление: пели менестрели, выступали жонглеры, а слуги разносили сладости и горячее, сдобренное пряностями вино. Возле королевы на табурете сидела принцесса Элеанора. Эта молодая женщина двадцати одного года от роду приходилась королю родной сестрой. А вскоре к королеве подсел и принц Ричард, старавшийся проводить в ее обществе как можно больше времени. Ричард спросил, нравится ли королеве Англия и английское гостеприимство. Элеанора ответила, что более радушного и щедрого приема никогда не видывала. – Королев коронуют не каждый день, – заметил Ричард. – И очень хорошо, – рассудительно ответила Элеанора. – Стране нужна только одна королева. Когда оба венценосных супруга коронованы, страна может успокоиться и много лет жить без коронаций. – Аминь, – прошептал принц. Принцесса Элеанора взглянула на брата не без лукавства, и это не ускользнуло от внимания королевы. Она решила изучить свою тезку поближе. Кроме имени, в них, пожалуй, не было ничего сходного. Королева спросила золовку, останется ли она при дворе, ибо до недавнего времени принцесса жила где-то в провинции. Принцесса ответила, что до сих пор жила вместе с женой брата. Королеве приходилось слышать, что Ричард женат на женщине много старше его и давно охладел к своей супруге. Новости подобного рода распространялись быстро, и дядя Гийом давно уже сообщил племяннице столь пикантную деталь. Епископ считал, что королева должна быть осведомлена о своих новых родственниках как можно лучше. Вот почему сейчас она чувствовала себя не совсем ловко. – Должно быть, в провинции жить очень приятно, – неуверенным тоном предположила она. Принцесса, поколебавшись, ответила: – Графиня Корнуэлльская слаба здоровьем, миледи. Из-за этого… а также по иным причинам (быстрый взгляд в сторону Ричарда) она часто пребывает в печальном расположении духа. Принцесса Элеанора отличалась своенравием. Сразу было видно, что она осуждает брата за жестокость, а к несчастной герцогине относится сочувственно. При этом принцесса не считала нужным притворяться. Очень любопытно! Королева не без кокетства взглянула на Ричарда. Она знала, что принц к ней неравнодушен и почел бы за счастье избавиться от своей стареющей супруги и сочетаться браком с дочерью графа Прованского. – У герцогини очаровательный сынок, – продолжила принцесса. – Не правда ли, братец? Тут Ричард оживился. В сыне он души не чаял. – Отличный мальчик. Очень развит для своего возраста. Вы согласны, сестра моя? – Да. Изабелле повезло, – с явным упреком ответила принцесса. Итак, принцесса Элеанора – особа прямая и решительная. Это юная королева уже уяснила. К тому же золовка была на семь лет старше и потому, кажется, относилась к своей тезке как к ребенку. Ну и пусть, подумала королева. Для начала и это неплохо. Она огляделась по сторонам и увидела, что к пьедесталу приближается Симон де Монфор, сенешаль сегодняшнего празднества. Молодой человек поклонился сначала королю, потом королеве. – Вы помирились с Норфолком, Симон? – Милорд, в этом споре я прав. Граф не смел предъявлять мне претензии. – Я знал, что вы одержите верх. Элеанора почувствовала, что ее муж относится к этому человеку с симпатией. Ричард, явно расстроенный разговором о его супруге, решил сменить тему и охотно вступил с Монфором в беседу. Вскоре к королю подошел какой-то другой барон, и четверо молодых людей – две Элеаноры, принц Ричард и Монфор – образовали небольшой кружок. Они обсудили пир, поговорили о том, кому из прислуживавших за столом господ достанется та или иная награда, а затем принц сел к ногам королевы и принялся рассказывать ей о крестовом походе, в котором намеревался принять участие. Монфор же всецело завладел вниманием принцессы. Ричард спросил, есть ли вести из Прованса. Он с удовольствием вспоминал замок графа, выступления менестрелей, прелестных сестер королевы. – Каждая из них достойна того, чтобы выйти замуж за монарха. Две уже стали королевами. Как вы полагаете, миледи, какое будущее ожидает прекрасную Санчу? – Надеюсь, ей повезет так же, как мне и Маргарите. – Что касается французской королевы… Вы считаете, она столь же довольна своей судьбой, как вы? – Вряд ли это возможно. К тому же Маргарите досталась властная свекровь. К счастью, меня сия чаша миновала. – Едва-едва. Скажите спасибо, что наша с Генрихом мать вышла замуж и уехала за море. – Раз уехала, так нечего о ней и тревожиться. – Уверяю вас, останься она здесь, вам было бы о чем тревожиться. – Издалека она не сможет помыкать мной, как помыкают Маргаритой… Тут Элеанора запнулась, вспомнив наставления дяди Гийома: нельзя болтать все, что придет в голову, нужно быть дипломатичной, ведь она уже не ребенок. Она – королева, и Маргарита –тоже королева. – Мадам, – понимающе улыбнулся Ричард. – Боюсь, сдержанность никогда не будет вашей сильной чертой. – Увы, возможно, вы и правы. – Безусловно. Разговор с Монфором подействовал на принцессу Элеанору странным образом: щеки ее раскраснелись, глаза горели огнем. Она необычайно похорошела. Мне еще нужно многому учиться, думала королева. Конечно, я умна, но слишком юна и неопытна. Хорошо, что рядом есть дядя Гийом. Она размышляла над словами Ричарда. Сдержанность никогда не будет ее сильной чертой? В этих словах прозвучали и одобрение, и насмешка. Дядя Гийом прав. Она еще мало знает жизнь. Нужно сначала думать, а потом говорить. И как можно внимательней наблюдать за окружающими. Коронация и торжественный пир произвели на Элеанору глубочайшее впечатление. Только теперь она в полной мере осознала, сколь важная перемена свершилась в ее судьбе. Как почтительно прислуживали ей и королю эти грозные бароны! Но Элеанора успела изучить историю Англии и знала, что кое-кто из присутствовавших на пиру лордов в свое время поднялся с оружием в руках против короля Джона, отца Генриха. Мятежники заставили монарха подписать «Великую Хартию Вольностей», а когда Джон отказался от своего слова, бароны призвали в Англию французов и едва не свергли клятвоотступника. Дядя Гийом должен быть рядом. Без него ей не обойтись. Насколько сильна привязанность короля? Когда они вдвоем, можно подумать, что Генрих готов потакать любому ее желанию. Но король в семейной жизни и король в государственных делах – не одно и то же. Вот уже несколько дней Элеаноре представляли юных девиц, отцы которых служили при дворе. Согласно обычаю, королева-иностранка должна была отослать своих прислужниц обратно на родину и набрать дам и барышень, являющихся уроженками своей новой родины. Тем самым как бы пресекалась связь королевы с прежней отчизной. Разумеется, ни одной из принцесс этот обычай не нравился. Кто же захочет расстаться с верными подругами и оказаться в окружении совершенно чужих прислужниц? Но никому и в голову не приходило оспаривать эту древнюю традицию. Вот и испытание для Генриха. Если Элеанора сумеет настоять на своем, это будет значить, что власть ее над мужем велика. Заодно можно будет проверить, так ли она умна и хитроумна, как представляется ей самой. И вот настал миг, когда король и королева были вдвоем в опочивальне. Генрих взял юную супругу за руки, притянул к себе. – Ну, моя маленькая невеста, что вы думаете о вашем короле и его королевстве? – Я самая счастливая королева во всем мире. – Тогда я тоже счастлив. – Мой король снисходителен и добр ко мне. Могу ли я мечтать о большем? – Вы правы, любовь моя. Для вас я готов на что угодно. Момент настал, решила Элеанора, и сердце ее забилось учащенно. Осмелится ли она? Может быть, еще рано? Нужно было посоветоваться с дядей. – Не давайте опрометчивых обещаний, Генрих. Как знать, удастся ли вам их исполнить. – Мне? Не удастся? Разве вы забыли, дорогая, что я король? Элеанора знала, что Генрих весьма ревниво относится к своему королевскому величию. Это означало, что в глубине души он чувствует себя недостаточно сильным. Генрих неглуп, даже умен, но иногда ум не помогает ему, а мешает. Он из кожи вон лезет, чтобы убедить всех окружающих, будто их монарх – человек без слабостей и недостатков. Вот почему для него так важно, чтобы никто не осмеливался перечить его воле. Когда Генриху казалось, что его авторитет подвергается нападкам, король приходил в ярость. Зато он умел быть ласковым и внимательным, когда хотел завоевать расположение кого-то из приближенных. – Я об этом помню, милорд. Но ваши бароны так сильны… – Вы так думаете? – Да. – Кто-то из них проявил к вам неуважение? – Нет, они относились ко мне, как подобает относиться к королеве. Я чувствую, что буду счастлива в вашей стране, когда к ней привыкну. Слава Богу, я могу не чувствовать себя одинокой, ибо со мной мои подруги. – Должно быть, они соскучились по синему небу Прованса. – Уверена, что они ни за что не захотели бы со мной расстаться. Никогда. – Но, дорогая! Элеанора обняла мужа за шею. – Генрих, вы выполните мою просьбу? – Любую! Но при условии, что это будет не какой-нибудь пустяк. – Это будет не пустяк. Моим девушкам страшно, Генрих. До них дошли слухи. – Какие слухи? – Что скоро их отошлют. – Ну разумеется. Когда наступит время. Вместо них вы наберете себе других прислужниц. – Этого мои девушки и боятся. Я говорю им, что бояться нечего, что мой супруг добр и милостив, ведь за это я его и люблю. Я сказала им, что вы не отошлете их домой, ибо это сделало бы меня несчастной. Ответом ей было молчание. Элеанора прижалась лицом к груди мужа, чтобы не видеть его лица, и с трепетом ждала ответа. Речь шла не о прислужницах – на карту была поставлена вся ее судьба. Наконец король разомкнул уста. Погладив жену по голове, он произнес: – Моя драгоценная, вы знаете наши обычаи. Людям не нравится, когда при дворе много чужеземцев. Разумеется, ваши женщины для вас не чужеземки, но англичане относятся к ним иначе. – Значит… вы все-таки их отошлете! Элеанора вырвалась из его объятий, села на постель и закрыла лицо руками. Король положил ей руку на плечо: – Милая, поймите же… – Не нужно ничего больше говорить. Я ошибалась. Все не так, как я думала. Пойду скажу своим девушкам, что обманула их… – Ошибались? Что вы хотите этим сказать? – Я думала, что буду здесь счастлива. Без моих подруг счастья мне не видать. – Но, дитя мое! Лицо короля исказилось. Совсем недавно Хьюберт говорил ему: «Пора отправить чужеземную свиту королевы восвояси. Англичанам не понравится, что они здесь задержались. Многие дворяне рассчитывают добыть для своих дочерей придворные должности…» Но Элеанора этого хочет. Без этого она не будет счастлива! – Ну же, успокойтесь, – сказал он вслух. – С этим решением еще можно повременить. Но Элеанора горько покачала головой: – Не обманывайте меня, Генрих. Я все поняла. Вопрос давно решен. Я скажу своим девушкам, что поговорила с вами, но вы были непреклонны. – Нет же! Вы ничего не поняли! – Увы, поняла. Элеанора с печальным видом поднялась. Король пытался заглянуть ей в лицо: – Вам этого очень хочется, да? – Больше, чем чего бы то ни было иного. Ах, как все было чудесно до этой минуты! Я с вами, я счастлива, я ваша королева. Теперь все будет иначе… Больше мне нечего вам сказать. – Так нет же! – вскричал Генрих. – Они остаются. Обещаю вам! Любовь моя, они останутся с вами неразлучны. Лицо Элеаноры просияло радостью, она бросилась мужу на шею. – Осторожней! – охнул Генрих. – Вы задушите английского короля. – О нет! Я утешу его, осыплю ласками и буду любить до скончания своих дней. Так английская королева одержала свою первую победу.СЕМЕЙНОЕ СЧАСТЬЕ
Когда Элеанора сообщила дяде Гийому, что король обещал оставить при ней ее фрейлин из Прованса на сколь угодно долгий срок, епископ был поражен и одновременно восхищен. – Вы несказанно удивили меня, – воскликнул он. – Это неслыханно! Она рассмеялась. – Генрих старается во всем мне угодить. Он говорит, что мне ни в чем не будет отказа. – Мое дорогое дитя, в ваших руках огромная власть. Мы должны быть уверены, что вы пользуетесь ею должным образом. – Разве до сих пор я что-нибудь делала не так? – О, вы все делаете идеально. Вскоре вам предстоит еще раз проверить, достаточно ли велико ваше влияние. – Да? – Я желал бы остаться здесь, при дворе. Вы нуждаетесь во мне. Мы можем сделать столько полезного… для Прованса и Савойи. Наше семейство будет благословлять ваше имя, Элеанора. – Я сделаю все, что смогу. – Только представьте, как гордятся вами при дворе вашего батюшки. Вот и пришел конец их весьма скромному, даже бедному, существованию. Уверен, Генрих с удовольствием поможет своим родственникам. Смотрите, он даже отказался от приданого. И я знаю, он ничуть об этом не сожалеет. А среди наших родичей много тех, кто принес бы огромную пользу Англии. Например, ваш дядя Бонифас. Кто знает… Здесь открывается бесчисленное количество возможностей для человека, который знает, как ими воспользоваться. И мы должны ими воспользоваться, Элеанора. – Разумеется, я сделаю все, что в моих силах. – Вы пока неплохо справлялись, дитя мое. Но это только начало. Если бы я мог здесь остаться… вдруг появится возможность… какой-нибудь высокий церковный пост. – О дядюшка, это было бы чудесно. – Да-да, так давайте посмотрим, что мы можем сделать. Не говорите пока с Генрихом о том, что я предпочел бы остаться. Может возникнуть противостояние. Но мы с вами вместе его преодолеем. Согласны? Элеанора вспыхнула от удовольствия. Уговорить Генриха оставить при ней фрейлин оказалось совсем нетрудно. Конечно, высокий пост для дяди – более деликатный случай… но ей нравилось преодолевать трудности такого рода. До чего же восхитительно, возбуждающе и радостно показывать всем и каждому, какую огромную власть она уже приобрела над мужем; но целью Элеаноры было еще больше увеличить свое влияние.* * *
Генрих заметил, что жене общество дяди доставляет большое удовольствие, и был готов разделить эту привязанность. Он был так счастлив своим браком и желал, чтобы все знали, как высоко он ценит свою королеву. Она необычайно хороша собой, превосходно поет, сочиняет стихи; и к тому же ее пристрастия в музыке и литературе оказались настолько сродни его собственным, что Генрих совершенно уверился в том, что ему досталась идеальная жена. Как и он, Элеонора страстно желала иметь детей, и Генрих уверял ее, что такой союз, как их, не может остаться бесплодным. В первые месяцы король пребывал в такой эйфории от своей женитьбы, что не представлял себе большего счастья. Он желал исполнять каждую прихоть своей возлюбленной супруги. Элеанора наслаждалась обожанием мужа и любовью дядюшки, к которому она проникалась все большим уважением. Она была очень довольна выпавшей на ее долю удачей. А ведь все произошло благодаря мудрости и ловкости Ромео де Вильнева (ну и, разумеется, ее собственной). Элеанора поддерживала тесные связи со своим семейством, и Ромео тоже писал ей довольно часто. Дядя и племянница вместе прочитывали эти послания, и больше всего на свете королева желала сделать как можно больше хорошего для своих сородичей, а следовательно – не только для Прованса, но и для Савойи, которой владели ее честолюбивые дядья. Рядом с любящим мужем и заботливым дядей Элеанора чувствовала себя самым обожаемым существом на свете. Часто случалось, что, когда Элеанора и Генрих бывали вместе, к ним присоединялся Гийом. Они обсуждали государственные дела – дядя Гийом принимал их так близко к сердцу. Он даже высказывал некоторые суждения, к которым Генрих внимательно, даже почтительно, прислушивался. Спустя несколько месяцев в Англию стали приезжать друзья и родственники королевы из Прованса и Савойи. Элеанора была им так рада – и поэтому Генрих тоже был им рад; а когда она просила дать им должности при дворе – разве мог он обидеть ее отказом? Только одна тень омрачала их счастье: Элеаноре никак не удавалось забеременеть. – Вы еще совсем дитя, любовь моя, – утешал жену Генрих. – Из-за вашего ума мы забываем о вашем возрасте, но вы слишком юны. Не будем роптать. Со временем все уладится. Клянусь, у нас с вами будут самые чудесные на свете сыновья и дочери. Непременно… если только они будут похожи на вас. При дворе считали, что подобное страстное обожание выглядит просто глупо. Кое-кто не преминул этим воспользоваться, в частности Симон де Монфор, граф Лестер. Монфор решил обосноваться в Англии, так как король позволил ему вступить во владение землями, доставшимися ему от отца; да и титул графа Лестера имел куда больший вес в Англии, чем во Франции. Дважды Симон пытался жениться, оба раза на вдовах средних лет – графинях Болонской и Фландрской, но и в том и в другом случае король Французский разбил в пух и прах его надежды. Генрих же был к Симону добр; под влиянием своей жены Генрих проникался все большей симпатией к иностранцам, особенно к тем, кто имел счастье понравиться Элеаноре. Симон же с точки зрения англичан, не желавших делить влияние с приезжими честолюбцами, был чужаком. В последнее время графа Лестера одолевали весьма дерзкие помыслы, при одной мысли о которых его темные навыкате глаза начинали посверкивать. Вряд ли этот план будет легко осуществить… Но сестра короля принцесса Элеанора так решительна – если ей взбрело что-либо в голову, ничто не способно остановить ее. Мечта пока казалась несбыточной, но кто с уверенностью может сказать, что возможно, а что нет? Между тем не мешало подружиться с Гийомом де Валансом и дать ему понять, что граф Лестер может быть хорошим союзником. Епископ скорее поможет Монфору, нежели английская знать. Гийом де Валанс уже обзавелся сторонниками в Англии, однако его амбиции явно заходили слишком далеко. Поползли слухи. «Что происходит при дворе? – спрашивали друг друга англичане. – Правда ли, что Гийом де Валанс втайне собирает своих приспешников? Неужели эти чужеземцы хотят править нашей страной? Это все из-за королевы. Чужаков привела она. Король пустил их, желая угодить женушке, а они превратили Генриха в марионетку». Когда королева выезжала на улицы города, ее встречали лишь мрачные, угрюмые лица. Однажды кто-то осмелился крикнуть: – Уезжай домой! Нам тут иностранцы не нужны! Для Элеаноры это было ударом. Она считала, что подданные восхищаются своей королевой. Короля в тот момент с ней не было, и она прибежала к нему вся в слезах. – Должно быть, это крикнул сумасшедший, – утешал он ее. – Люди, находящиеся в здравом рассудке, должны обожать вас. – Дело не только в этом выкрике. Они так смотрели… словно ненавидят меня. – О, народ так переменчив в своих симпатиях. То кричат «Осанна!», то – «Распни его!». – Я не хочу, чтобы меня распяли. Я хочу, чтобы они меня любили. – Я прикажу им, – ответил потерявший от любви голову муж. Но не все было так просто. Ричард попросил брата об аудиенции. Он заявил, что желает переговорить с королем с глазу на глаз. – Вы не замечаете этого, Генрих, – начал Ричард, – но в стране ширится недовольство. Уже несколько баронов говорили мне об этом. Им не нравится то, что происходит. – Я не понимаю, о чем идет речь, – холодно ответил король. – Именно поэтому те, кто желает вам добра, должны открыть вам глаза. Если вы не перестанете привечать иностранцев, бароны взбунтуются. Начнется то же, что с нашим отцом. – Я подобного не допущу. – Боюсь, это случится помимо вашей воли. Бароны ведут переговоры между собой. Они толкуют о «Великой Хартии Вольностей», а вам известно, что это означает. Ходят слухи, что Гийом де Валанс тайно сформировал совет из чужеземцев и что эти люди – ваши ближайшие советники. Генрих побледнел. Действительно, он обсуждал положение дел в государстве с Гийомом и теми его друзьями, к которым испытывал симпатию. Король теперь почти перестал встречаться с Хьюбертом де Бургом и с другими влиятельными графами и баронами. Он знал, что Эдмунд, архиепископ Кентерберийский им недоволен, а Генрих всегда опасался конфликтов с церковью. Он вдруг сообразил, что Ричард может встать во главе недовольных баронов. Судьба короля Джона свидетельствовала, что знать ни перед чем не остановится, если захочет избавиться от неугодного короля. А Ричард ладит с баронами и охотно их поддержит, если они вздумают снять корону с головы одного брата и поместить ее на голову другого. Кажется, Генрих наделал глупостей. Наслаждался счастьем с восхитительной Элеанорой, стал привечать ее друзей и родичей и в конце концов сошелся с ними теснее, чем с английскими баронами. Новые друзья – прекрасные собеседники, любят музыку и поэзию. Неужели все это было для них всего лишь средством, чтобы добиться постов и привилегий? Стоит ли удивляться, что лорды недовольны? Ричард продолжил: – Они облепили вас как мухи, брат мой, а англичане никогда не позволят чужакам править Англией. – Во времена нашего отца бароны думали иначе. Разве не они позвали французского короля править страной? – Генрих, взгляните правде в глаза. Такого короля, как наш отец, Англия не видывала. Он совершил все глупости и преступления, какие только можно вообразить. Бароны были готовы на все, лишь бы от него избавиться. Но как только на престол взошли вы, иностранцам указали на дверь. – Они ушли по собственной воле. – Да, потому что поняли – у них нет другого выхода. Англичане никогда не смирятся с засильем чужаков. А если вы будете настаивать, они поступят с вами так же, как поступили с нашим отцом. – Я не желаю, чтобы люди постоянно поминали нашего отца. – Его пример – урок любому королю… как не следует себя вести. Генрих, я на вашей стороне, но я обязан предупредить вас. Зреет недовольство… Могут начаться беспорядки. Более того, кое-где они уже начались. – Что же я должен делать? – Избавьтесь от Гийома Валансского. – Но он дядя королевы. Она его так сильно любит! – Надеюсь, вас она любит сильнее. Присутствие при дворе Гийома де Валанса может стоить вам короны. – Поосторожней со словами! – Я говорю это ради вашего же блага, брат мой, – пожал плечами Ричард. – Вы не желаете прислушаться к моим словам. Что ж. Я должен был исполнить свой долг. Сами увидите, чем все может кончиться. Через каких-нибудь несколько недель… – Не верю! – Я вижу, что не верите. Вы не замечаете угрюмых лиц ваших подданных… роптания… Но предупреждаю вас, Генрих, бароны готовятся к решительным действиям. Ричард повернулся и пошел было прочь, но тут король остановил его. Братья пристально поглядели друг другу в глаза, и Ричард медленно произнес: – Избавьтесь от Гийома де Валанса. Иначе начнется война, как при нашем отце… война между короной и баронами. Больше мне нечего сказать.* * *
Генрих шагал взад-вперед по комнате. Что же делать? В глубине души он знал, что Ричард прав. Зреет недовольство. Короля и раньше предупреждали. Хьюберт намекал на то же самое, но Хьюберт теперь никогда не высказывается откровенно. После перенесенных гонений он больше не доверяет королю. Генрих представил себе, что говорят о нем в народе, как замышляют недоброе бароны. Неужели придется сказать Элеаноре, что ее дядя должен уехать? Она расплачется и начнет умолять мужа изменить решение, а он не сможет противиться ее слезам. Спасло Генриха появление самого Гийома. Он встревожен. До него докатились слухи. Он знает, что кое-кто из баронов хочет упрятать его в тюрьму. – Я никогда этого не допущу! – воскликнул Генрих. – Знаю, но они все равно могут попытаться это сделать. – Как вы намерены поступить? – Мне следует уехать в Савойю. Мой дорогой племянник, не пытайтесь разубедить меня. Это единственный выход. – Элеанора придет в отчаяние. – Мое милое дитя! Пойдемте в ее покои. Я хотел бы переговорить с вами обоими. Они отправились в покои королевы. Когда Элеанора услышала о решении дяди, она бросилась ему в объятия. – Дитя мое, – стал утешать ее Гийом, – не горюйте. Боюсь, мое пребывание здесь становится опасным. Я должен отбыть незамедлительно… Я уеду тайно… возможно, даже без свиты. Но обещаю вам: я скоро вернусь. – О, Генрих, – воскликнула Элеанора. – Что же мы будем делать без нашего дорогого дядюшки? – Но у меня есть вы, а у вас – я, – ответствовал король. – Ах, дети мои, это-то меня и радует. Я уезжаю… но я скоро вернусь. Возможно, у Генриха появится возможность дать мне какой-нибудь высокий церковный пост, и это будет хорошим предлогом для моего возвращения ко двору. Я страстно желаю вернуться. Но на время мы должны проститься. Гийом обнял супругов и быстро вышел. Спустя несколько дней разнеслась весть (доставившая многим большое удовольствие), что Гийом де Валанс убрался из страны. Однако радостное известие было несколько омрачено тем, что, как оказалось, Гийом прихватил с собой все сокровища, накопленные им со дня прибытия в Англию.* * *
Это было предупреждение. Ни Генрих, ни Элеанора не заговаривали на тревожную тему, но каждый думал о случившемся. Генрих привечал родственников и друзей Элеаноры, и это не могло ее не радовать. Но остальным эта дружба почему-то была не по нраву, а Элеанора уже достаточно узнала об Англии, чтобы понимать: король не может настраивать против себя собственных придворных. Чтобы не думать о неприятном, супруги охотно занялись некой проблемой чисто семейного свойства. Симон де Монфор посватался к королевской сестре. – В жизни не слышал подобной глупости, – заявил жене Генрих. – Неужели этот тип столь высокого мнения о себе, что воображает, будто породнится с королевской фамилией! Признаться, меня возмутила такая наглость. Элеанора задумалась. Она попыталась поставить себя на место золовки. Ей, бедняжке, нелегко. Брак сестры короля Англии с простым графом никто бы не назвал блестящим, и сама Элеанора на такую партию ни за что бы не согласилась. Ну а если бы очень этого хотела? Тогда непременно добилась бы своего. А ведь принцесса обладает характером не менее решительным, чем ее венценосная тезка. – О чем вы так глубоко задумались, любимая? – поинтересовался король. – Мне думается, что она выйдет за него замуж, не заботясь о вашем благословении. – Не посмеет. – Элеанора – женщина, способная на многое. Однажды она уже вышла замуж в интересах государства, будучи совсем ребенком. Мне кажется, сейчас она желает выйти замуж согласно собственному желанию. И достаточно только посмотреть на них, когда они вместе, чтобы понять: Симон де Монфор – избранник ее сердца. – Вы высокого мнения о моей сестре. – Просто я хорошо ее понимаю. – За время своего вдовства она действительно превратилась в настоящую взрослую женщину. Моя маленькая королева как всегда права. – Да, и ваша маленькая королева полагает, что для вас, может быть, будет разумнее согласиться на этот брак. – Элеанора! Дорогая моя! – Симон де Монфор – человек, с которым нельзя не считаться, это видно с первого взгляда. Уверена, его лучше иметь среди друзей, а не среди врагов. – Что же вы предлагаете? Я должен дать согласие на их брак? Она кивнула. – Внутренний голос подсказывает мне, что они могут обойтись и без вашего согласия. – Но они не посмеют! – Повторяю вам: Элеанора способна на безрассудные поступки, как, впрочем, и граф Лестер. У нас с вами слишком много врагов. Не будет ли лучше, милорд, переманить кое-кого на нашу сторону? – Любовь моя, против этого брака многие будут решительно возражать. Де Монфора не любят – ведь он иностранец. Англичане – островной народ. Они полагают, что родиться англичанином – благословение Судьбы. Если человек, которого они считают чужеземцем, женится на сестре короля, уверяю вас, у нас будут огромные неприятности. – Если они не поженятся, у нас тоже будут неприятности. – Видите, – сказал Генрих, любовно глядя на жену, – как хлопотно – быть королем. Элеанора обвила его руками за шею. – Но вы отлично с этим справляетесь, Генрих… а я с удовольствием вам помогаю. Он нежно поцеловал ее. Как он меня любит, подумала Элеанора. И как же легко очаровывать его, управлять им. Генрих всегда был лишен любви, поэтому даже малое ее проявление трогало его, особенно если оно исходило от Элеаноры. – Генрих, у меня есть план, – сказала она. – Пошлите за вашей сестрой и сообщите ей, что она может выйти замуж. – Если я так поступлю, это рассердит некоторых английских баронов. Да и мой брат Ричард вряд ли одобрит подобный поступок. – Вы же король. Хорошо, пусть это произойдет тайно. И тогда Симон де Монфор станет навеки вашим преданным другом. – Что за мудрое маленькое создание моя женушка! – Вы меня дразните. – Вовсе нет. Я абсолютно серьезен. – Тогда докажите это – воспользуйтесь моим советом. – Клянусь святыми, я так и сделаю. – Святые на вашей стороне, что бы вы ни делали; а Симон де Монфор (я убеждена в этом) – человек, с которым следует считаться. Король взял ее под руку, и супруги подошли к окну. – Понимаете ли вы, как чудесно ощущать вас рядом с собой, вот так? Ни один король не был столь доволен своим браком, как я. – Только одного нам недостает… сына. – Всему свое время. Вот увидите, все будет в порядке. – Я верю вам, – горячо ответила Элеанора.* * *
Холодным январским днем в королевской часовне в Вестминстере состоялось бракосочетание Симона де Монфора с сестрой короля. Хотя церемония проходила в обстановке строжайшей секретности, король собственноручно передал невесту жениху. Тем не менее его одолевали мрачные предчувствия. А счастливые молодожены лучились от счастья и, как и предсказывала королева, поклялись королю в вечной преданности. Когда Генрих и Элеанора остались одни, она взяла его руки в свои и поцеловала. Новобрачные – очаровательная пара. Разве могли король с королевой, будучи сами так счастливы, отказать этим двоим в обретении друг друга? Теперь принцесса Элеанора и ее супруг Симон де Монфор будут благодарны им до конца своих дней. – Если только они не пожалеют когда-нибудь о своем браке, – заметил Генрих. – Когда люди так любят друг друга, им не приходит в голову сожалеть о браке, – строго ответила Элеанора. Она восхищала его. Король никогда не думал, что семейное счастье может быть таким безоблачным. Он часто с сожалением думал о бедном Ричарде, связанном по рукам и ногам своей стареющей женой, которую он посещал крайне редко. С того самого дня, когда очаровательная маленькая королева прибыла в Англию, Генрих перестал завидовать Ричарду. А вот Ричард с тех пор стал зариться не только на корону старшего брата, но и на его жену. Как замечательно все складывается, размышлял про себя Генрих. Того же мнения придерживалась и королева, ибо с течением времени становилось все очевиднее, что муж исполнит любое ее желание.* * *
Через два месяца после тайной брачной церемонии в соляриум, где Элеанора сидела со своими прованскими фрейлинами, вошел слуга и сообщил, что к королеве явился посетитель. – Кто это? – последовал вопрос. – Он просил не сообщать его имени, миледи. Королева была озадачена. – Где он? – Он ожидает в караульном помещении, миледи. Он просил сначала доложить вам, а потом королю. – А где король? – Его величество в королевской часовне с графом Корнуэлльским и графом Честером, миледи. Королева кивнула и заявила, что немедленно повидает загадочного посетителя. В караульной ей навстречу двинулась фигура в глубоко надвинутом капюшоне и заключила девушку в объятия. – Дядя Гийом! – воскликнула Элеанора. – Да. Как видите, я вернулся. – Вот и чудесно. Когда вы прибыли? – Только что. И пришел прямо сюда. – Без предупреждения! Следовало дать нам знать. – Я решил сначала разведать обстановку. Если вы помните, я покинул Англию не по своей воле. – Эти бароны такие глупые… ревнивые… всегда трясутся, что кто-то, кто умнее их, отнимет то, что принадлежит им. На этот раз, дядя, вы никуда больше не уедете. – Может, и хорошо, что я тогда уехал, – сказал епископ Валансский, и улыбнулся про себя. Отлучку он использовал самым эффективным образом. Все его сокровища в безопасном и надежном месте; а если он смог столько накопить за какой-то год, то сколько же на этой земле осталось богатств, которые только и ждут, чтобы их забрали. – Теперь вы снова здесь, дорогой дядя, мы с Генрихом будем счастливы оказать вам самый теплый прием. – Вы полагаете, Генрих будет рад меня видеть? – Если я рада, то и он тоже будет рад. – О, все осталось по-прежнему? – Естественно, так будет всегда. – Моя умненькая племянница! – Надеюсь, дорогой дядюшка, вы больше от нас никуда не убежите. – Я постараюсь укрепить свои позиции, и лучший способ этого достичь – высокий государственный пост… конечно, церковный, раз уж я пошел по этой стезе. Элеанора молчала. Она знала, что сумеет уговорить Генриха, но в то же время понимала всю сложность ситуации – ведь против дяди Гийома могущественные лорды. – Я объясню, почему вернулся. Я слышал, что Питер де Рош, епископ Винчестерский, болен и вряд ли долго протянет. Епархия скоро освободится. Я хочу убедить Генриха дать ее мне. – Епископство Винчестерское! Это один из самых важных постов в государстве! Почти как Кентерберийский диоцез. – Знаю, моя дорогая. Именно потому я и хочу его получить. – Вы просите слишком о многом, дядя. – Но я возлагаю большие надежды на вашу помощь. Я знаю, вы сделаете это для меня. Дорогая, ваше замужество принесло нам, вашим родным, столько радости. Почему бы не продолжать в том же духе? Когда я получу пост епископа Винчестерского, сюда приедет ваш дядя Томас. Уверен, мы и для него подыщем подходящее местечко, правда? – Правда, – подтвердила Элеанора. До чего же сладостно было ощущать себя столь важной персоной! Генриха обрадовало возвращение дяди Гийома. – Хоть я и не горю желанием объявлять во всеуслышание о вашем приезде, но это вовсе не означает, что я вам не рад, – сказал король. – Я был бы крайне удручен, если бы вам пришлось вновь столкнуться с негостеприимством нашей знати. У него самые лучшие племянник и племянница на свете, ответствовал на это дядя Гийом, и он уверен, что жестокость, проявленная по отношению к нему, ранила их не меньше, чем его самого. Епископ подтвердил, что сохранить его приезд в тайне – решение мудрое, и проживал в Англии без огласки вплоть до июня, когда Питер де Рош отошел в мир иной. Тут Генрих, понукаемый Элеанорой, объявил, что у него есть на примете человек, которому как нельзя лучше подошла бы митра епископа Винчестерского. Прелат этот благочестив, с богатым жизненным опытом, готов жертвовать собой на благо церкви, а зовут его Гийом де Валанс, и королеве он приходится родным дядей. Реакция последовала незамедлительно. Короля попросил об аудиенции Ричард. – Генрих, известно ли вам, о чем говорят люди? Вы что, желаете возврата прошлых дней? – Я попросил бы вас, – холодно ответил Генрих, – больше никогда не упоминать при мне о «Великой Хартии Вольностей». Мне известно о ее существовании. Я знаю также, что должен следить за настроением баронов. Но я не наш отец. Черные времена миновали. Я правлю своей страной и буду править ею дальше. – Вот что я вам скажу, – сердито воскликнул Ричард. – Если вы и дальше будете привечать чужеземцев, по всей стране прокатится волна возмущения. – Позвольте вам напомнить, что они – мои подданные, как, впрочем, и вы… Ричард наклонил голову. Он начал сомневаться, был ли брак короля таким уж благословенным событием, как казалось раньше. Нет, Элеанора – славная девушка, но больно много власти взяла она над королем, а ее семейка становится просто несносной. Да, королева – умна и энергична, а король совершенно ею околдован. Генрих превратился в обычного влюбленного болвана. Принц сказал: – До меня дошли весьма тревожные слухи. Я, разумеется, не поверил… И все же, должно быть, дыма без огня не бывает, раз об этом шепчутся… Поговаривают, будто Симон де Монфор возмечтал жениться на нашей сестре. – Ну и?.. – резко оборвал его Генрих. – Конечно, это невозможно… – Невозможно? Почему же? – Это был бы неподобающий брак. – Кто так считает? Вы, брат мой? Однако страной правите не вы. Если я дам согласие на брак Элеаноры с де Монфором, этот брак состоится. – Вы ни за что не поступите столь неосмотрительно. Генрих ощутил знакомое покалывание в спине, всегда возникавшее, когда он чего-то боялся. Внезапно у него вырвалось: – Послушайте-ка, что я вам скажу, братец. Они поженились, причем с моего согласия. Ричард в ужасе уставился на него. – Поженились? С вашего согласия? Нам никогда этого не простят. И этот тип… этот чужеземец… – Теперь он ваш зять. – Генрих, вы идете по стопам нашего отца! – Какая чушь! – Как, по-вашему, воспримут случившееся бароны? – Не знаю. Да и не желаю знать. Я скажу им, что я – король и волен сам решать, кому на ком жениться. – Нет, брат мой. Есть вещи, с которыми они никогда не согласятся. Вы забываете о «Великой Хартии Вольностей». – Вы снова начинаете… – Генрих, ради Бога, помните о ней. Король всегда имеет врагов, и вы – не исключение. Обязательно найдутся такие, кто скажет: сын короля Джона не может мудро править страной. Вы и без меня это знаете. – Хватит, – отрезал Генрих. – Я – король, и желал бы, чтобы об этом помнили. Ричард с жалостью взглянул на него, и короля это так поразило и испугало, что он пробормотал: – Этот брак был необходим. – Необходим? Кому? – Нашей сестре, – выпалил Генрих. – Он соблазнил ее. Именно потому она не могла бы выйти замуж за кого-то другого. Я дал согласие, ибо понадобилось восстановить ее честь. – Какой скандал! – Ах, я вижу, вы потрясены, вы – соблазнивший не одну девицу? – Наша сестра – принцесса королевской крови. – А это что, отягчающее обстоятельство? – Ну, разумеется, Генрих, и вам еще не раз об этом напомнят. Не думайте, что это единственный повод для недовольства ваших подданных. Есть и еще кое-что. Люди никогда не признают Гийома де Валанса епископом Винчестерским. – Если я доверю ему этот пост, мои подданные должны будут принять это как должное. – Прошу извинить меня, ваше величество, – молвил Ричард, повернулся и быстро вышел прочь.* * *
У Генриха было тяжело на душе. Предостережения Ричарда не давали ему покоя. Король презирал себя за то, что оклеветал Симона де Монфора. Это была явная ложь, но в ту минуту она показалась ему спасительным выходом из трудного положения, и Генрих считал, что это его оправдывает. Все лучше, чем сказать: моя жена так захотела, а я не смог ей отказать. Генрих начинал ненавидеть Симона де Монфора. Так уж король был устроен. Он желал быть хорошим, поступать правильно; однако, оказавшись в затруднительном положении, неизменно сваливал вину на других; презирая себя за слабость, он успокаивал свое тщеславие тем, что начинал ненавидеть людей, которые вынудили его совершить недостойный поступок. Недоброе чувство к Монфору отвлекало Генриха от еще более неприятных мыслей: сделать дядю Гийома епископом Винчестерским будет задачей не из легких. Вскоре Генрих и сам уже почти верил – Монфор и вправду соблазнил его сестру. Король с трепетом ждал последствий. И они не заставили себя ждать. Бароны во всеуслышание заявили о своем возмущении неравным браком, недовольных возглавил принц Ричард. Генрих кипел от ярости. – А почему Ричард до сих пор в Англии? – пожелал знать король. – Почему не отправляется в свой крестовый поход? В настоящее время у его высочества возникли семейные проблемы, был ответ. Болезнь жены. – Надо же, какая нежная забота, – с издевкой проговорил Генрих. – Да он спит и видит, чтобы она умерла и освободила его. Тогда бы он снова мог жениться. Эта мысль привела короля в веселое расположение духа – он вспомнил, как люто завидует брат его, Генриха, счастью. Так-то, братец, каждому свое. Итак, бароны возмущались «безумным поступком короля» – именно так называли они санкцию на брак принцессы Элеаноры с проклятым чужаком; столь же неодобрительно относились лорды и к милостям, которыми Генрих осыпал родственников своей жены. А сам Генрих тем временем все сильнее влюблялся в свою Элеанору и с превеликим удовольствием исполнял малейшие ее прихоти, желая показать всему свету, как глубоко почитает королеву.БЕЗУМНЫЙ ПОП
Бароны взбунтовались, и возглавил их принц Ричард. Лорды говорили, что король скверно правит своим народом, что нужно его низложить и возвести на престол принца Ричарда. Дело приняло нешуточный оборот, и Элеанора перепугалась. – Ничего страшного не произошло, – утешал ее Генрих. – Ты плохо знаешь моего брата. Король вызвал к себе Симона де Монфора и велел ему отправляться к Ричарду с посольством. – Отвезите ему щедрые дары, – приказал Генрих. – Ричард не устоит перед таким искушением. И он оказался прав. Ричард без особого труда позволил Монфору убедить себя в том, что они вполне могут быть друзьями. В конце концов, брак уже заключен, так не лучше ли закончить дело миром? Принц с удовольствием принял дары, выслушал оправдания Монфора и объявил, что отныне они друзья. Вопрос о Винчестерском диоцезе остался открытым, однако Гийому Валансскому этот лакомый кусок не достался. Узнав о ходе переговоров, король расхохотался. Как это похоже на его брата! Ричард просто не способен на длительное усилие, его энтузиазм быстро иссякает. Итак, духовенство воспротивилось тому, чтобы дядя Гийом стал епископом Винчестерским. Что ж, придется подождать. Пока же королевская чета переехала в свой любимый загородный дворец, находившийся в Вудстоке. Быть может, там наконец свершится их давняя мечта – зачать сына.* * *
Вудсток, уютный дворец, находившийся в самом центре графства Оксфордшир, обладал для Генриха особой притягательной силой. Ему казалось, что в этих стенах витает дух его славных предков, что отсвет их величия осеняет и нынешнего короля. Со всех сторон дворец был окружен дремучим лесом, где в изобилии водились самые разные звери, а в заповеднике, некогда устроенном Генрихом Первым, содержались диковинные животные, привезенные из-за морей: львы, леопарды, рыси и даже сказочный зверь – дикобраз. Чтобы экзотические животные не разбежались, заповедник был окружен высокой каменной стеной. Предок Генриха обожал свой зверинец. Он был неутомимым охотником и еще более неутомимым ветрогоном. Тем не менее в памяти потомства он остался под прозвищем Лев Справедливости, ибо Генрих Первый даровал своему королевству справедливые законы. Дед нынешнего короля, Генрих Второй, прославил Вудсток особым образом. Здесь он содержал свою знаменитую любовницу Розамунду Клиффорд, о которой сложено столько баллад. Муж Элеаноры с особым удовольствием рассказывал о грехах и заблуждениях своих великих предков, которых в детстве ему без конца ставили в пример. Дед поселил свою возлюбленную в потайном доме, расположенном неподалеку от дворца, но сокрытом от любопытных глаз при помощи хитроумного лабиринта, который был прорублен в густой чаще. Лабиринт сохранился, сохранился и дом, известный как Обитель Розамунды. Генрих Второй славился своим сластолюбием, за что его люто ненавидела законная супруга, Альенор Аквитанская. О тайном жилище своей соперницы королева узнала следующим образом: однажды, когда король отправлялся «на охоту», Альенор прикрепила к его шпоре клубок шелковых ниток, зажав конец в своих пальцах. Потом, следуя за нитью, королева нашла лабиринт и узнала, как проникнуть в Обитель Розамунды. После того как король уехал из Вудстока, королева Альенор нанесла Розамунде визит и сполна насладилась местью. Нынешний Генрих и его молодая жена тоже прошли лабиринтом и осмотрели знаменитую Обитель. Дом и в самом деле был очарователен, но стены его показались Элеаноре окутанными мрачной тенью. Если верить преданию, несчастная Розамунда встретила здесь жестокий конец. Генрих обнял жену за плечи, дабы она могла унять дрожь. – Вот где мой дед содержал свою любовницу. Здесь бабка ее и обнаружила. Согласно легенде, месть ее была ужасной. – Должно быть, королева была очень ревнива. – О да! Она не любила своего мужа, но ненавидела всех женщин, которые дарили королю любовь. – Трудно осуждать жену за то, что она ненавидит любовницу своего мужа. – Так-то оно так, но с местью, если верить сказаниям, королева переборщила. Правда, все это не более чем сказки. Согласно одной из них, королева явилась к Розамунде и предложила ей на выбор кинжал и чашу с ядом. – Что же Розамунда выбрала? – В сказке об этом не говорится. Есть другая легенда, в которой королева не предлагает несчастной Розамунде никакого выбора. Она якобы приказывает раздеть разлучницу догола, высечь ее бичами, а потом Розамунде сажают на груди двух жаб, дабы те высосали всю ее кровь. Обескровленный труп королева велела бросить в грязный ров, кишащий всякими тварями. Чистейшей воды вымысел, уверяю вас. – Бедняжка Розамунда! Зачем только она стала любовницей короля? – Говорят, Розамунда его страстно любила. Может быть, она заслуживает за это снисхождения? Элеанора молчала, пытаясь представить себе, каково это – сражаться за сердце короля с другой женщиной. Возможно, она поступила бы столь же беспощадно. Генрих тем временем продолжил рассказ о прекрасной Розамунде: – В одной балладе говорится, что тело несчастной вовсе не было брошено в ров, а по приказу королевы было отправлено в сундуке в Годстоу, где Розамунду должны были предать земле. Однако по дороге слуг королевы встретил сам король. Он потребовал, чтобы сундук открыли, а когда увидел его содержимое, лишился чувств. Придя в себя, король поклялся страшно отомстить своей супруге, а тело Розамунды захоронили в близлежащем аббатстве со всеми подобающими почестями. На самом деле никто Розамунду не убивал. Она раскаялась в своей греховной жизни и удалилась в монастырь. Там, среди монахинь, она жила до самой смерти. – И все же, муж мой, не забывайте эту историю про Генриха и Альенор, живших прежде нас, – сказала королева. – Если вы заведете себе любовницу, берегитесь. – Со мной такого не случится. Другие женщины для меня не существуют. – Сейчас это так, – вздохнула Элеанора. – Но, возможно, настанет день, когда… – Не настанет! – объявил король. – Но история о Розамунде меня забавляет. Мне все время твердили, какие образцы добродетели мои предки. Сейчас их превозносят, как великих героев. – Большинство королей становятся великими героями после смерти. Я же предпочла бы, чтобы вы были обыкновенным человеком, но не умирали и жили со мной. – Всю жизнь мне только и толкуют, что о двух Генрихах, моих предшественниках, великих и могущественных королях. А имя другого моего предка, Вильгельма Завоевателя, произносят не иначе, как благоговейным шепотом. Мол, могу ли я быть достойным королем, имея столь выдающихся предков! Зато моего отца все ненавидят и вспоминают с отвращением. Чуть что не так, сразу начинают говорить, что яблоко от яблони недалеко падает. Элеанора звонко рассмеялась: – Люди глупы, Генрих. Но какое нам до них дело? Главное, что мы счастливы друг с другом. Разве этого недостаточно? – Если вы мной довольны, мне ничего больше не нужно. – Я хочу сына. Боюсь, наши подданные сочтут меня бесплодной. – Просто вы еще слишком юны. Моя мать тоже родила первого ребенка после нескольких лет замужества. А потом родила еще четверых. – Может быть, у нас получится здесь, в Вудстоке? – Будем молить об этом Бога. Темже лабиринтом вернулись они назад во дворец, а позднее устроили в лесу охоту. Вечером, уставшие после скачки, супруги устроили пир. Элеанора надела синее шелковое платье, отороченное горностаем, а волосы заплела в две косы, зная, что муж более всего любит такую прическу. Король и королева сидели за столом, установленным на пьедестале, вместе с почетными гостями. Прочие приглашенные расселись вдоль стола неимоверной длины, в самом центре которого стояла огромная солонка: по одну сторону от нее сидели гости благородного происхождения, по другую – все прочие. Элеанора потребовала, чтобы после угощения перед собравшимися выступили менестрели из ее свиты. Пусть англичане знают, что чужеземцы, которых они так не любят, заткнут за пояс своим искусством любого из местных певцов. В разгар представления в зале появился человек странного вида, и в зале воцарилась гробовая тишина. Все смотрели на оборванца, дико озиравшегося по сторонам. Судя по лохмотьям, он некогда был священником. В наступившей тишине кто-то крикнул: – Это же Риббо, безумный поп! Король поднялся: – Кто знает этого человека? – Милорд, я видел его прежде, – ответил один из гостей. – Это безумный поп из Вудстока. Элеанора крепко стиснула руку мужа, а безумец решительно направился в центр зала и остановился прямо перед королем. Увидев, сколь жалко выглядит этот несчастный, Генрих мягко спросил: – Что тебе нужно, друг мой? И тогда поп громогласно возопил: – Ты отнял мою корону! Настоящий король Англии – я! Верни мой венец, узурпатор! Двое солдат бросились к попу и схватили его за руки. – Почему ты так говоришь? – столь же мягко спросил король, всегда относившийся к убогим и обездоленным с жалостью. Генрих не любил людей сильных и опасных, люди слабые вызывали у него сочувствие. – Я говорю правду! Я – король Англии. Ты украл у меня корону! – Как же так? Мой отец был королем, мой дед был королем. Я – старший сын моего отца. – Нет, – упрямо твердил безумец. – Ты украл мою корону. Отдай! Не будет тебе счастья, пока не вернешь украденное. – Что нам с ним делать, милорд? – спросил один из стражников. – Повесить его! – крикнул кто-то. – Вырвать ему язык! – раздался другой голос. – Нет, постойте, – сказал король. – Этот несчастный не виноват. У него помрачен разум. Он не виноват в том, что судьба обошлась с ним жестоко. Я – законный король, мне опасаться нечего, а потому будем милосердны. Уведите этого человека и отпустите на волю. Гости зашептались, а безумца вывели из зала. – Вы так добры, Генрих, – сказала Элеанора, сжав руку мужа. – Мало кто из государей повел бы себя столь же милосердно. – Да, мой отец наверняка велел бы выколоть ему глаза, отрезать уши или нос. Но отец был злодеем. Он не ведал жалости. Я же хочу, чтобы все знали: хоть я и сын моего отца, но между нами нет ничего общего. Интересно, как поступили бы на моем месте великие предки? Думаю, Лев Справедливости тоже отпустил бы бедолагу – ведь тот не сделал ничего дурного. – Он проявил неуважение к вашей персоне. – В этом виновата болезнь. Говорил не Риббо, его устами вещали демоны. Но не будем больше об этом. Пусть менестрели продолжат. И менестрели запели вновь, а в зале шептались, что Генрих – человек милостивый и добрый. Жаль только, король из него получился неважный.* * *
Ночь выдалась лунная, лес стоял, словно зачарованный, в этом серебряном сиянии. Король и королева, взявшись за руки, отправились на прогулку к Обители Розамунды. Романтическая история о возлюбленной Генриха Второго не давала обоим покоя. Здесь король и его любовница предавались любви втайне от окружающих. В стенах уединенного жилища обитали духи из прошлого. Под этой крышей появились на свет королевские бастарды, которых Генрих Второй любил больше, чем своих законных детей. – Такое ощущение, что прекрасная Розамунда и ныне здесь, – сказал король. – Вы чувствуете ее присутствие, любимая? Элеанора кивнула. Ее поэтической натуре импонировало все сказочное, пробуждающее фантазию. Вдвоем бродили они по тесным, но уютным покоям. Мебель сохранилась в неприкосновенности, ибо таков был приказ Генриха Второго, свято соблюдавшийся до сего дня. – Не задержаться ли нам в Обители Розамунды? – предложила Элеанора. – Ведь здесь были зачаты все ее дети. У меня есть предчувствие. Сегодня волшебная ночь. Некий голос шепчет мне: «Останься». А что, если здесь нам удастся зачать сына? Генрих, почему-то я уверена, что здесь у нас это получится. Я все вспоминаю этого безумного священника. Вы поступили с ним милостиво, сохранили ему жизнь. За это Господь вознаградит вас. Здесь, сейчас… – Какая странная фантазия! Но ночь сегодня и в самом деле волшебная. – Ваш дед, которого тоже звали Генрихом, любил здесь Розамунду. Почему бы другому Генриху не одарить здесь любовью законную супругу? – Блестящая мысль! – рассмеялся король. Элеанора села на постель Розамунды и простерла к нему руки. Генрих припал к ним поцелуями. – Для вас я готов на что угодно! – воскликнул он. Элеанора чувствовала себя умиротворенной и счастливой. Как хорошо, что король помиловал безумца!* * *
Во дворец они вернулись за полночь. В королевской опочивальне царили шум и суета, гулко разносились голоса, в углу кулем лежал какой-то человек, весь скрученный веревками. При свете факелов король осмотрел весь этот разгром и увидел, что в постель воткнут огромный нож. – Мы поймали его прямо здесь, милорд, – сказал один из стражников. – Смотрите, что он натворил. Сегодня вас спас сам Господь. Если бы вы легли спать, как обычно, безумец вонзил бы сталь прямо в ваше сердце. Тут связанный завопил: – Это я король! Ты украл мою корону! Генрих взглянул на белое как мел лицо Элеаноры, прочел ужас в ее глазах и представил, как она лежит умирающая, истекающая кровью… А рядом с ней он сам – Генрих. Безумный поп зарезал бы их обоих. – Да, этот безумец опасен, – сказал Генрих. Присутствующие вздохнули с облегчением. Они боялись, что король вновь отпустит сумасшедшего на волю. – Уведите его в темницу. Его судьбу мы решим завтра. Когда все удалились, Генрих обнял свою супругу. – Он мог тебя ранить, – пробормотал король, и его охватил приступ неукротимой ярости. Он дурак! Выставил себя болваном перед всем двором! Вновь проявил слабость! Из-за дурацкой мягкотелости он подверг смертельной опасности свою жизнь и жизнь королевы. Люди запомнят этот эпизод, будут шептаться по углам. Элеанора вся дрожала. – Не бойтесь, любовь моя. Он дорого за это заплатит. Теперь безумному попу пощады не будет. И король сдержал слово. На следующий день безумца привязали к четырем диким лошадям, и они разорвали бедолагу на части.РОЖДЕНИЕ ЭДУАРДА
Королева свято верила, что в ту ночь свершилось чудо. Любовное соитие, произошедшее в Обители Розамунды, и в самом деле оказалось волшебным – королева зачала. А если еще и вспомнить, что в ту самую ночь оба супруга могли погибнуть от ножа безумца, окажись они во дворце, – только и оставалось, что верить в чудо. Тут-то и началось настоящее счастье. Единственным облачком, омрачавшим ясный небосвод, был вопрос о Винчестерском диоцезе. Король так и не смог сделать дядю Гийома епископом. Но ожидание материнства вытеснило из головы Элеаноры все неприятности, да и король был на верху блаженства. Он тоже считал, что в ту памятную ночь свершилось чудо. Правда, нельзя было с полной уверенностью утверждать, что ребенок был зачат именно в ту ночь, а не в предыдущую или последующую, но супруги свято верили, что благодать осенила их именно в Обители Розамунды. Генрих сбивался с ног, не зная, чем угодить своей женушке. Он смотрел на нее с благоговейным восхищением. Только теперь он признался, что все это время втайне страшился, не окажется ли она бесплодной. Но даже это опасение не заставило его сожалеть о браке. Королева подружилась с Элеанорой де Монфор, которая уже успела родить мальчика и потому могла считаться авторитетом по части беременности и родов. Принцесса тоже была рада этой дружбе. Бедняжка скучала в одиночестве, ибо ее супруг отправился в Рим, чтобы испросить у папы разрешения от обета, препятствовавшего их браку. Молодым женщинам нравилось сидеть вместе, вышивая одежки для младенцев. Королева обычно отсылала прислужниц, чтобы они трудились в соседней комнате, и болтала с принцессой о самых сокровенных вещах. У них было много общего – ведь обе чувствовали себя счастливыми в браке. Королеве иногда казалось странным, что столь высокородная дама может быть удовлетворена замужеством с человеком, находившимся неизмеримо ниже ее по происхождению. Сама она никогда не смогла бы чувствовать себя счастливой, так уронив свое достоинство. Но, разумеется, у принцессы были и свои резоны для мезальянса. Симон де Монфор – сильный, решительный, честолюбивый рыцарь. Как знать, не женился ли он на принцессе лишь потому, что она приходится сестрой королю. По человеческим качествам Генрих, несомненно, уступал Монфору – это понимала и сама королева. Но зато он так страстно любил ее! Склонившись над пяльцами, принцесса говорила только о своем Симоне. Уже скоро он вернется. А уехать он был вынужден по ее вине. – Зачем только я дала тот дурацкий обет, – сокрушалась принцесса. Когда она была еще совсем юной, богомольный Эдмунд, архиепископ Кентерберийский, уговаривал ее уйти в монастырь. В монастырь Элеанора не попала, но обет безбрачия и целомудрия принять успела. – Как же это произошло? – расспрашивала ее королева. – Я отнеслась к этому слишком несерьезно. В ту пору я жила у несчастной Изабеллы, жены Ричарда, видела, как она страдает, и решила, что от замужества ждать ничего хорошего не приходится. А архиепископ Эдмунд так уговаривал меня, что я в конце концов уступила. – А потом вы вышли за Симона? – Да. Я так этого хотела! На всем белом свете для меня существовал и существует только он. И я не ошиблась. У меня родился мой маленький Генрих, мой ангелочек, а скоро в Англию вернется Симон с посланием от его святейшества, и тогда старый Эдмунд уже ничего не сможет сделать. – Такого ничем не остановишь. Тяжко иметь дело со святошами. Принцесса всецело разделяла эту точку зрения. – Ах, сестрица, нам так повезло с мужьями! Не знаю, понимаете ли вы это. Генрих вас просто обожает. В его глазах вы – идеал. С тех пор как в его жизни появились вы, Генрих переменился. Королева согласно кивала головой. – Вы сделали его таким счастливым, – продолжила принцесса. – Брак Ричарда был совсем не таким… Вот почему я решила никогда не выходить замуж. Правда, к тому времени я уже успела побывать замужем… Если мой брак с Вильямом Маршалом можно назвать замужней жизнью. Я была совсем ребенком, овдовела в шестнадцать лет. Возможно, проживи мой первый муж дольше, я бы успела привыкнуть к супружеской жизни. Но, конечно же, я так и не узнала бы, что такое настоящее счастье. Его принес мне мой Симон. За беседой время летело незаметно. Королева рассказывала своей подруге, как Ричард Корнуэлльский приехал в Прованс, как она отправила ему поэму. Принцесса же описывала королеве горькую участь несчастной Изабеллы, родившей своему первому мужу шестерых детей, а Ричарду только одного. – Ричард души не чает в маленьком Генрихе. Мальчуган и в самом деле славный. Думаю, мой брат по-настоящему любит только своего сына. Разумеется, он большой любитель женского пола, у него множество любовниц. Изабелла знает об этом, знает и очень страдает. Она всегда говорила, что слишком стара для Ричарда. Разговоры о бедной Изабелле доставляли обеим женщинам большое удовольствие, ибо они еще острее ощущали свое счастье. Нередко говорили они и о будущем. Принцесса с нетерпением ждала возвращения мужа, надеясь, что папа римский избавит ее от безрассудно данного обета. Королева же думала только о предстоящих родах. Симон де Монфор и в самом деле вскоре вернулся с папским посланием. Принцесса ликовала. А вскоре сбылась и мечта королевы. В жаркий июньский день она разрешилась от бремени в Вестминстерском дворце. У Элеаноры родился крепкий, здоровый мальчик, чему шумно радовалась вся страна.* * *
Король почти все свое время проводил в детской. Он не уставал разглядывать младенца, обнимать его, целовать. Генриху все казалось, что за ребенком недостаточно хорошо ухаживают. Элеанора даже обиделась, пеняя мужу за то, что он совсем ее разлюбил. Генрих воспринял этот упрек весьма серьезно и принялся оправдываться. Тогда королева расхохоталась и сказала, что не винит своего супруга и полностью разделяет его восхищение, ибо их сын воистину чудо как хорош. Но какое имя избрать для младенца? Из всех своих великих предшественников король более всего почитал Эдуарда Исповедника, прославившегося не столько государственными свершениями, сколько своей набожностью. Сам Генрих был человеком глубоко религиозным. Многие придворные сравнивали его с Исповедником, перешептываясь при этом, что набожность – похвальное качество, однако монарху потребны и другие достоинства. Из святош хороших королей не получается. – Так вы хотите назвать нашего сына Эдуардом? – спросила Элеанора. – Да, таково мое желание. И маленького принца нарекли Эдуардом. Крестным отцом и лордом-стюардом на крестинах был Симон де Монфор, недавно прибывший из Рима. Столица ликовала, ибо многие горожане опасались, не бесплодна ли королева. Теперь наконец у страны появился наследник. А раз королева родила одного сына, значит, родит и других. От полноты чувств многие подданные делали королю подношения и подарки, однако Генрих был привередлив и нередко возвращал подарок обратно, требуя взамен другой, более дорогой. Таким образом, подношения из добровольных становились принудительными. Люди ворчали: – Младенца Англии дал Господь, а король требует, чтобы мы за это платили. И все же королевство благодушествовало, радуясь рождению принца.* * *
Расстроился лишь Ричард Корнуэлльский, но это и неудивительно. Как и другие, он уже уверился, что королева бесплодна. Это означало, что наследником престола является он, Ричард. Теперь всем его мечтам наступил конец. Если же королева родит Генриху других сыновей, надеяться и вовсе будет не на что. Собственный брак закончился для Ричарда полной катастрофой, и винить в этом он не мог никого, кроме самого себя. Видя, как счастливы его сестра и Симон де Монфор, как блаженствуют королева и Генрих, Ричард терзался еще хуже. Почему из всего семейства страдать должен он один? Особенно злило принца замужество принцессы Элеаноры. Король не имел права давать разрешения на этот брак! Как он мог допустить такое! Ведь Генрих не глуп, но он вечно проявляет твердость в неправом деле и дает слабину там, где необходима сила. О, неблагодарный! Неужели он забыл, кто свел его с королевой, которую Генрих так обожает? Не мешало бы преподать Генриху хороший урок, продемонстрировать ему, как плохо Генрих разбирается в людях, насколько мудрее и проницательней его младший брат. Ричард всегда внимательно следил за тем, что происходит на континенте. Вот почему он никак не мог уразуметь, как удалось Симону де Монфору так быстро добиться в Риме папской санкции. Принц навел справки и выяснил, как было дело. Окружение его святейшества не чуралось взяток, и Монфор не поскупился на подношения. Однако всем известно, что Симон – человек небогатый. Где же он раздобыл необходимые средства? Вскоре выяснилось и это. Симон де Монфор щедро раздавал в Италии долговые обязательства, причем делал это от имени английского короля. Август выдался душным и жарким. В десятый день этого месяца королева должна была совершить в Вестминстере очистительный обряд после разрешения от бремени. Накануне в Лондон из своего Кенилвортского поместья прибыли Симон де Монфор и его жена. А еще днем ранее принц Ричард попросил короля о встрече с глазу на глаз. – Я вижу, дорогой брат, что Симон де Монфор пользуется вашей милостью, – начал он. – Ведь теперь он наш родственник, – пожал плечами король. – По причине позорного мезальянса. – Не совсем так. Главное, что сестра счастлива. А Симон все-таки носит титул графа Лестера. – И пользуется полным доверием короля… Доверием, которого не оправдывает. – Почему вы так говорите? – Мне удалось разузнать, каким образом Монфор сумел так быстро уговорить папу. Он весьма щедро раздавал взятки. – Что ж, обычай этот не нов. – Возможно, но лишь в том случае, если человек может себе это позволить. Симон же торговал вашим именем. – Что-что? – вскричал король. – А как же? Ведь теперь он ваш зять, член королевского семейства, его сын может считаться при определенных обстоятельствах наследником престола. Монфор очень этим гордится. – Наследником? Это каким же образом? – Ну, если Господь приберет тех наследников, которые находятся ближе к трону… – Глупости! Однако что означает ваше обвинение? Каким образом торговал он моим именем? – Я покажу вам копии расписок. И учтите, брат мой, что вам еще придется платить по этим векселям. Генрих побагровел от ярости. Гнев его был еще сильней оттого, что это известие принес ему Ричард, вновь доказавший, что смыслит в житейских и государственных делах больше, чем его августейший брат.* * *
Увидев в соборе Симона де Монфора, король впал в неистовство. Элеанора, стоявшая рядом с мужем, положила руку ему на локоть, чтобы успокоить его, но Генрих совершенно обезумел от ярости. Монфор выставил его дураком перед всей Англией! Такое не прощают! – Подлый интриган! – закричал Генрих. – Как смеешь ты появляться здесь? Как хватило у тебя наглости войти под эти священные своды? Неужто ты думаешь, что я не знаю о твоих делишках? Оказывается, ты щедр на взятки! Вот цена за мое покровительство! А откуда ты взял деньги? По-твоему, расплачиваться за твою щедрость должен я? – Но, милорд, – пролепетал Монфор, потрясенный этими обвинениями – ведь совсем недавно, на крестинах маленького принца Эдуарда, король был так любезен со своим зятем. – Я вас не понимаю! Генрих язвительно расхохотался. В соборе воцарилась гробовая тишина, но король уже закусил удила. Он не думал о том, что устраивать семейную сцену во время богослужения непозволительно. – Ах, ты не понимаешь! – гулким эхом раскатился под сводами голос короля. – Берегитесь, Симон де Монфор, называющий себя графом Лестером! Вы легко можете лишиться того, чем обладаете. – Умоляю, милорд, – воскликнул Монфор, слегка опомнившись от первого потрясения, – объясните все толком. Кто-то оклеветал меня перед вами. Вы были так добры ко мне, выдали за меня вашу сестру, сделали меня братом… – Вам отлично известно, почему я дал согласие на этот мезальянс, – перебил его Генрих. – Принцессу, сестру короля, выдали замуж за нищего авантюриста. Многие из моих баронов хотели бы знать, почему это произошло. Что ж, отвечу. Пусть здесь, под этим святым кровом, прозвучат слова правды. Вы опозорили мою сестру, обесчестили ее. Лишь поэтому согласился я на ваш брак. – Ложь! – вскричал Монфор. – Меня не удивляет, что даже в церкви вы оспариваете истину, – прорычал Генрих. – Вы сами… – начал было Симон, но жена схватила его за руку. – Идем отсюда, – шепнула она. – Я не могу слышать, как нас осыпают оскорблениями. – Да, убирайтесь! – крикнул Генрих. – И чтоб я вас больше никогда не видел! Лицо короля было ужасно: оно налилось кровью, набрякшее веко почти полностью закрыло глаз, губы дергались от тика. Бароны, присутствовавшие в храме, вспомнили тот день, когда Генрих накинулся с мечом на верного Хьюберта де Бурга и убил бы старого рыцаря, если бы не заступничество графа Честера. Монфора же спасла королева – она слегка покачнулась, словно бы собираясь упасть в обморок, и Генрих тут же забыл о гневе, подхватив супругу на руки. Воспользовавшись моментом, принцесса дернула Симона за рукав и прошептала: – Идем отсюда, пока не поздно. Они покинули собор в сопровождении своей свиты. Богослужение продолжилось, но позднее, вернувшись во дворец, Генрих вновь распалился яростью. Он отлично знал, что его обвинения в адрес Монфора несправедливы. Разумеется, Монфор – честолюбец и авантюрист, он давал взятки и принял долговые обязательства, которые не в состоянии исполнить, но Элеанору он не совращал. К этому надуманному предлогу Генрих прибегал уже не впервые. Ему казалось, что таким образом можно снять с себя обвинения в слабости и мягкотелости. Временами король даже гордился тем, сколь ловко вышел из затруднительной ситуации. Характер короля был таков, что он проникался ненавистью к людям, перед которыми был виноват. От таких людей Генриху хотелось избавиться. И король решил арестовать Монфора. Принц Ричард, бывший свидетелем скандала, явился к брату и попытался его успокоить. – Генрих! Что за сцену устроили вы в соборе? – Когда имеешь дело с мерзавцами, без мерзких сцен не обойтись, – угрюмо ответил Генрих. – Но люди говорят, что в святом храме подобное поведение непростительно. – Кто говорит? Кто смеет осуждать своего короля? – Что поделаешь, брат мой. Подданные во все времена осуждали своих королей. Вспомните о нашем отце. – Ради бога, Ричард, не напоминайте мне о нем так часто.КОРОЛЕВСКИЙ ВОСПИТАННИК
Графиня Корнуэлльская Изабелла знала, что роды будут трудными. Жизнь ее в последние годы была тяжкой и безрадостной. Изабелла знала, что муж тяготится ее обществом и сожалеет о том, что на ней женился. Сколько раз она сама говорила себе, что нельзя было давать согласия на этот брак. Правда, она с самого начала сказала Ричарду, что вдова, родившая от первого мужа шестерых детей, вряд ли сможет стать достойной супругой брату короля. Но Ричард ее не слушал. Сама она, конечно, тоже виновата. Влюбленная в юного принца, Изабелла не настояла на своем. Ей хотелось верить в чудо. Но чудо продолжалось недолго – не больше года, а затем реальность возобладала над фантазиями. Муж наведывался к Изабелле все реже и реже, а когда приезжал в замок, то явно торопился вновь поскорей уехать. Ричард мечтал о сыне, как и подобает любому мужчине, да еще и одержимому честолюбием. Четыре раза Изабелла рожала младенцев, но ни один из них долго не прожил. И вот, наконец, родился маленький Генрих, здоровый и крепкий. Ненадолго Изабелла возомнила, что теперь все будет хорошо. Малыш, названный в честь своего дяди– короля, был так красив, что гордый отец сразу полюбил его всей душой. Теперь он приезжал в замок чаще, но, увы, лишь для того, чтобы посмотреть на сына. Генрих рос умным, красивым, энергичным. Наконец-то Изабелла родила Ричарду такого сына, о котором он всегда мечтал. Однако муж слишком уж любил шумные забавы и женское общество. Он был отпрыском королевского семейства и до тех пор, пока у Генриха и Элеаноры не родился наследник, всерьез питал виды на королевский престол. Женщины сами бросались принцу на шею. Стоило ли удивляться, что его интерес к законной супруге быстро угас. В замок Беркхэмстед Ричарда влекло лишь общество сына. В замке было так холодно! Но еще холоднее был страх, терзавший ее сердце. Меж каменных стен гуляли сквозняки, и Изабелла никак не могла согреться, хотя в огромном камине днем и ночью пылал огонь. Прислужницы говорили, что всему виной ее состояние, что скоро герцогиня разрешится от бремени, что у нее непременно родится мальчик. Но и эта мысль ее не утешала. Еще один сын обрадует Ричарда, но не сделает их брак счастливым. Ведь появление на свет маленького Генриха, столь горячо обожаемого отцом, не наладило отношений между супругами. Увы, Изабелла чувствовала себя стареющей женщиной, которую разлюбил муж. Он охотно развелся бы с ней, но не мог найти предлога, а стало быть, ждет не дождется ее смерти. Будучи женщиной чувствительной, Изабелла постоянно пребывала в глубочайшем унынии. Насколько отраднее было ее существование, когда она жила с Джилбертом де Клэром. В первый брак она вступила по настоянию своего могущественного отца. Джилберт жил в замке на положении пленника, ибо после смерти короля Джона он выступил на стороне принца Французского, а Вильям Маршал, отец Изабеллы, поддерживал партию принца Генриха. Де Клэр оказался хорошим мужем, хоть Изабеллу выдали за него, не испросив у нее согласия. Она родила ему троих сыновей и трех дочерей. Потом Джилберт умер, и Изабелла влюбилась в Ричарда Корнуэлльского. Она поверила его романтическим уверениям о нетленной любви. Поверила, хотя здравый смысл подсказывал ей, что такой человек не сможет хранить верность жене, которая к тому же была намного его старше. Несчастный брак тянулся вот уже девять лет. Маленькому Генриху, единственному из выживших детей Ричарда и Изабеллы, шел шестой год. Если б не мальчик, брат короля и вовсе перестал бы наведываться в Беркхэмстед. Стареющая герцогиня вновь ждала ребенка, однако на сей раз ее мучили недобрые предчувствия. У нее было такое ощущение, словно она доживает свои последние дни. Из окна Изабелла могла видеть, как злой северный ветер гонит над мерзлой землей снежные хлопья. У ног матери сидел розовощекий Генрих, играя в так называемую «таблицу». Вообще-то в эту игру полагалось играть вдвоем, но няня сказала, что нельзя докучать леди Изабелле, и потому предприимчивый мальчуган решил, что будет играть сразу за двоих. Изабелла нежно смотрела на своего сына. Он и в самом деле был поразительно красив. Почувствовав этот взгляд, мальчик поднял глаза и спросил: – Миледи, скоро ли вернется батюшка? Изабелла чувствовала себя совсем слабой и несчастной. На глазах у нее навернулись слезы. – Не знаю, милый. – Вы плачете? – удивился Генрих. – Вовсе нет. – А вид такой, будто плачете. Вам больно? – Нет, мне совсем не больно. Я счастлива быть рядом с тобой. – Я выигрываю, – объявил Генрих и показал на противоположную сторону доски. – А он проигрывает. Уже забыв о материнских слезах, малыш звонко расхохотался и вновь кинул кости. В этот миг тело Изабеллы пронзила острая боль. – Генрих, подите и скажите, чтобы ко мне немедленно вошли прислужницы. Мальчик поднялся, держа в руке стаканчик с игральными костями. – Но игра почти закончена! – с упреком сказал он. – Ничего, мой хороший. Идите скорей. Генрих немного поколебался, но, взглянув на мать и увидев, как искажено ее лицо, испуганно выбежал из комнаты с громким криком.* * *
Ребенок родился мертвым, а сама Изабелла угасала. Когда в замок прибыл Ричард, она узнала его не сразу. Муж сидел возле изголовья, тут же был священник с распятием в руке. Стало быть, жизнь подходит к концу… Ричард обретет свободу, а на память об Изабелле ему останется сын. Слава Богу, что это мальчик – ведь Ричард всегда хотел наследника. Неважно, вступит он в повторный брак или нет. Все равно Генрих останется его первородным сыном. Значит, за мальчика можно не тревожиться. Изабелла высказала пожелание, чтобы ее похоронили в Тьюксбери, рядом с Джилбертом де Клэром. Он был ее первым мужем, он любил и ценил ее. Что предосудительного в том, если она будет лежать рядом с отцом шестерых своих детей? Последняя воля умирающей была высказана, теперь оставалось только ждать смерти. Изабелла лежала и смотрела на Ричарда. Он плакал, как и ее служанки. Что это – крокодиловы слезы? В глубине души он, должно быть, ликует. Ведь Ричард пытался с ней развестись и очень расстроился, когда папа римский ответил ему отказом. Теперь же сама смерть решила оказать Ричарду услугу. Но, может быть, все же эти слезы были искренними. Возможно, муж вспоминал первые, светлые дни их совместной жизни. Но Изабелла чувствовала себя такой усталой, что ей было уже все равно. Заботила ее только судьба их маленького сына. – Генрих, – едва слышно прошептала она. Ричард склонился над ложем. – Не бойтесь за него. Я люблю его больше всего на свете. Он мой сын. И я сделаю для него все, что смогу. Изабелла поверила ему и кивнула. Она закрыла глаза, и душа ее отлетела.* * *
Итак, снова свободен! Ричард не был лицемером и не пытался изобразить скорбь. Уже на второй год женитьбы он понял, какую роковую ошибку совершил, сочетавшись браком с Изабеллой. Принц люто завидовал старшему брату, женившемуся на юной красавице. С какой тоской вспоминал Ричард двор графа Прованского, его очаровательных дочерей! Но все страдания остались позади. Жаль, конечно, бедняжку Изабеллу. В молодости она была очень хороша собой, но слишком быстро состарилась. Из-за постоянных измен мужа она впала в меланхолию, и это, должно быть, привело к преждевременному увяданию. Если бы Изабелла относилась к увлечениям мужа философски, он мог бы поддерживать с ней более теплые отношения. Но к чему ворошить прошлое? Все кончено. Снова свободен! Правда, Изабелла пожелала, чтобы ее похоронили рядом с первым мужем. Как быть? В последней воле умирающей явно прозвучал упрек второму мужу. Окружающие могут подумать, что свое первое замужество Изабелла ценила больше, чем второе. Допускать этого нельзя. А значит, в Тьюксбери Изабеллу не похоронят. Она должна быть предана земле в Боль, где находится гробница королевской фамилии. Однако ссориться с покойниками неразумно, поэтому Ричард решил принять компромиссное решение. Сердце усопшей, помещенное в серебряную шкатулку, было захоронено у алтаря в Тьюксбери, а тело – в Боль. Таким образом, и усопшая, и вдовец могли не чувствовать себя ущемленными. Приняв столь мудрое решение, Ричард и думать забыл об Изабелле. Она мертва, а ему предстоит жить дальше. С тех самых пор, как на свет появился принц Эдуард, герцог Корнуэлльский стал всерьез готовиться к крестовому походу. Прежде он тянул время, надеясь на то, что королевская чета останется бездетной. Если вдруг Генрих скоропостижно скончался бы, Ричард должен был непременно находиться в Англии. Однако сейчас, когда у Генриха появился законный наследник, крепкий и здоровый мальчик, Ричард не видел смысла в проволочках. Нужно было отправляться в Святую Землю. Принц велел, чтобы к нему привели маленького сына, а слугам велел удалиться. Взяв маленького Генриха за подбородок, он испытующе посмотрел ему в глаза. Белоснежная кожа, густые каштановые волосы, яркие смышленые глазенки – не сын, а настоящее чудо. У Ричарда потеплело на сердце. – Генрих, сын мой, – серьезным тоном сказал он, – теперь вы остались без матери. – Я знаю, она умерла, – кивнул мальчик. – Но у вас остался отец, который искренне вас любит. Генрих кивнул. – Не бойтесь, сын мой, я вас не оставлю. – Но почему вы так редко приезжали к матушке? О, невинное дитя. Он еще не научился хитрить и обманывать. Мальчик говорит правду, потому что это кажется ему таким естественным. – У меня было много важных дел. Я сражался за нашего короля. – Я тоже буду сражаться за нашего короля? – Когда подрастете. Но сначала, сын мой, вам нужно стать взрослым, а на это уйдет немало времени. Ведь вам всего пять лет. Я слышал, что вы хорошо учитесь и отлично умеете ездить верхом. Ваш учитель сказал мне, что вы словно родились в седле. – Мне нравится ездить верхом, батюшка. Мне уже разрешают кататься без повода. – Очень хорошо. – Хотите, я покажу вам моего сокола? – Позже. Сейчас нам нужно поговорить. Генрих с важным видом кивнул. – А куда подевалась матушка? – спросил он. – Разве вы не поняли, сын мой? Она отправилась на Небеса. – Когда же она вернется? – Она останется там, со святыми угодниками. Ей там очень хорошо, и она не захочет оттуда вернуться. – Ко мне захочет, – уверенно заявил Генрих. – А может, она заберет меня с собой. – Упаси боже! – поспешно воскликнул отец, крепко схватив мальчугана за плечи. – Она обязательно это сделает, – убежденно кивнул Генрих. – Матушка не любит надолго со мной разлучаться. Интересно, как там, на Небесах? Должно быть, там много лошадей… Только они, наверно, все белые, да? – Генрих, я хотел поговорить с вами о другом. Теперь, когда вашей матушки здесь нет… жить в замке вам будет одиноко. Я увезу вас отсюда. – Вы возьмете меня с собой? – обрадовался мальчик. – Нет, я отправляюсь на войну с сарацинами. Давно собирался, но все не получалось. Теперь же еду, это решено. – Я тоже хочу сражаться с сарацинами! – Сначала нужно подрасти. Но настанет день, и вы непременно с ними сразитесь. Пока же я отвезу вас в Лондон, вы будете жить в королевском дворце. Король – ваш родной дядя, и вы должны стать его воспитанником. – Короля тоже зовут Генрих, да? – Да. Ваш дядя наслышан о вас и ждет не дождется встречи. – А что я буду делать при дворе, батюшка? – То же, что здесь. Учиться, играть, изучать основы рыцарства. Вы должны стать доблестным и благородным кавалером. Мальчик внимательно слушал. – А потом я вернусь сюда, к матушке, да? Ричард не ответил. Что ж, пусть малыш пока думает, что разлука с матерью – дело временное. – Завтра же отправляемся в Лондон. Вам понравится в королевском дворце, сын мой. Мы будем всю дорогу ехать верхом. Теперь вы попадете в настоящий взрослый мир. Генрих слушал с удовольствием. Жаль только, матушка с ними не поедет. Но потом он обязательно к ней вернется и обо всем расскажет. То-то она обрадуется.* * *
Король немножко разочаровал маленького Генриха. Во-первых, он выглядел довольно жутковато, прежде всего из-за полуопущенного века. Зато королева была хоть куда – красивая, улыбчивая, она мальчику сразу понравилась. – Вот мой сын, – представил Генриха отец. Король наклонился и сказал: – Добро пожаловать ко двору, дорогой племянник. Королева же опустилась на колени, обняла мальчика и крепко поцеловала. Пораженный ее неземной красотой, малыш обхватил Элеанору за шею и звонко ее чмокнул. – В жизни не видывал такой красивой дамы, – выпалил он. Надо же, такой маленький, а уже дипломат, подумал Ричард. Этими словами мальчуган сразу сумел понравиться и королю, и королеве. Элеанора взяла мальчика за руку и усадила на красивое кресло рядом с королем. – Вы остаетесь при дворе, маленький Генрих. Как вы думаете, вам здесь понравится? – А вы тоже будете здесь? – осведомился ребенок. – Да. И я, и король, и наш маленький сынок. Я обязательно вас с ним познакомлю. Надеюсь, вы подружитесь. – А какая у него лошадка? – Он еще слишком маленький, чтобы ездить верхом. Придется вам подождать, пока он вырастет. – Так он еще совсем маленький? – расстроился Генрих. – Он – младенец. – Элеанора взглянула на мужа. – Давайте отведем нашего гостя в детскую, пусть познакомится со своим кузеном. Элеанора повела мальчика за руку, за ними последовали король и принц. Королева подняла из колыбели младенца, да так осторожно, что маленький Генрих сразу понял, сколь драгоценна ноша, которую Элеанора держит в руках. – Смотрите, Генрих. Это ваш маленький кузен Эдуард. Правда, он прелестный? Вообще-то Генрих терпеть не мог маленьких детей, но расстраивать красивую королеву ему не хотелось. – Возьмите его за ручку, – сказала Элеанора. – Только осторожно. Помните, что он еще совсем маленький. Вот так. Теперь скажите: «Эдуард, я буду вашим другом». – Как же я буду дружить с таким малявкой, – пожал плечами Генрих. – Он вырастет. Быстро вырастет. Настанет время, и вам уже не будет казаться, что он маленький. Ну же, скажите, что вы будете его другом. – Я буду вашим другом… если вы мне понравитесь, – сказал мальчик. Все расхохотались, а король добродушно заметил: – Наш племянник еще слишком мал, чтобы давать присягу на верность. – Ну, тогда поцелуйте его руку, – настаивала королева. Генрих осторожно взял ручонку младенца и поцеловал ее. Теперь королева была довольна. Затем Генриха вверили попечению нянек и сказали, что он будет жить при дворе столько, сколько велит принц Ричард. Согласно обычаю, во дворце воспитывалось немало мальчиков из знатных семей, поэтому сыну герцога Корнуэлльского одиноко здесь не будет. Теперь Ричард мог заняться последними приготовлениями к отплытию. Он окончательно уверился, что смерть Изабеллы была благом не только для него, но и для его маленького сына.ПРОВАНСКАЯ ИДИЛЛИЯ
Король проводил брата до Дувра, и в жаркий июньский день принц покинул родные берега. Его сопровождало множество знатных рыцарей, желавших покрыть себя славой в Святой Земле или же искупить поднакопившиеся грехи. Среди них был и Питер де Моле, гувернер и наставник, под присмотром которого принц Ричард некогда воспитывался в замке Корф. Отъезд Ричарда выглядел столь пышно и торжественно, что король даже немного позавидовал брату. Не то чтобы Генриху тоже хотелось повоевать за гроб Господень – одна мысль о том, что придется покинуть жену и сына, привела бы короля в ужас. С другой стороны, Элеанора могла бы отправиться в крестовый поход вместе с мужем. Когда-то точно так же поступила бабка Генриха, Элеанора Аквитанская. Она сопровождала своего первого супруга в Святую Землю и вела там столь скандальный образ жизни, что об этом вспоминали до сих пор. Но маленького Эдуарда ведь с собой не возьмешь, а одной из главных радостей жизни для Генриха были визиты в детскую, дабы полюбоваться очаровательным мальчиком, здоровым крепышом, который со временем станет английским государем. Пусть уж Ричард уезжает один. Генрих знал, что брат относится ко многим его поступкам со скрытым неодобрением. Особенно ему не нравится засилье чужеземцев, родственников королевы и их многочисленных приближенных. Но какие же они чужеземцы? Жаль, дорогой дядя Гийом умер. Королева его так любила! Хорошо хоть, Генрих успел явить Гийому свою милость. Не оставил он своими щедротами и дядю Томаса, а теперь речь идет о том, чтобы пригласить в Англию дядю Бонифаса. Элеанора была в восторге. Дядья олицетворяли для нее счастливую пору безвозвратно ушедшего детства. Королева с удовольствием принимала в Англии своих родственников, ей очень нравилось производить на них впечатление. А раз это нравилось королеве, король тоже был доволен. Но в стране, к сожалению, было множество строптивцев, которые хотели все испортить. К сожалению, Ричард тоже относился к их числу. Вот и перед самым отъездом он заявил, что епископ Ридингский выражает недовольство засильем родственников королевы и не хочет, чтобы принц покидал Англию в такое время. – Это еще почему? – насупился Генрих. – Он боится, как бы бароны не взбунтовались против иноземцев. – Почему же этим господам сюда не приезжать? – пожал плечами король. – Ведь они родственники моей супруги. – Если бы они просто приезжали, проблемы не возникло бы. Но они норовят поживиться за счет англичан. Если они и уезжают, как в свое время сделал епископ Валансский, то не с пустыми руками. – Довольно стыдно, брат мой, так скверно говорить о мертвых, – с благочестивым видом заметил Генрих. – Я всегда говорю о людях правду – как о мертвых, так и о живых, – огрызнулся Ричард. Но теперь брат уехал воевать с неверными, и Генрих решил, что сможет жить спокойно. Какое ему дело до недовольных баронов? Если бы не проклятая «Хартия», вскружившая всем им голову! Король вернулся в Лондон, где его с нетерпением ждала королева, и вдвоем они отправились в детскую любоваться своим великолепным сыном. – Я не жалею, что Ричард уехал, – сказал Генрих. – Он все время каркает, пугает меня мятежом лордов. Можно подумать, это они правят страной, а не я. – Ничего, там он найдет себе подходящую жену и угомонится. Именно в этом он нуждается больше всего. Генрих любовно взял жену под руку: – Мне кажется, ты к Ричарду неравнодушна. – Естественно. Если бы не он, мы бы так и не встретились. – Что ж, за это и я готов простить ему многое.* * *
Переплыв море, Ричард отправился в путешествие по Франции. В Париже его встретили король Людовик, его супруга и королева-мать. Прием принцу был оказан самый торжественный. Молодой король произвел на Ричарда глубокое впечатление. Людовик держался с большим достоинством, в каждом его слове, каждом жесте сквозило благородство. Королева-мать взирала на своего царственного сына с обожанием. Бланш всю жизнь посвятила сначала мужу, потом сыну. Людовик IX был вполне способен и сам править государством – с еще большим успехом, чем его отец, – однако королева-мать все еще считала, что ее опека молодому человеку совершенно необходима. Особенно интересно было Ричарду познакомиться с Маргаритой, сестрой Элеаноры. Молодая женщина была так же красива, но заметно уступала сестре силой характера. Интересно, думал Ричард, как бы все сложилось, если бы Элеанора стала французской королевой, а Маргарита английской? Не так-то просто было бы почтенной Бланш взять верх над Элеанорой. Маргарита охотно беседовала со своим родственником. Ей очень хотелось знать, как живется Элеаноре в Англии. Маргарита осыпала Ричарда вопросами, рассказывала о своей жизни, превозносила до небес любимого мужа. – Однако, полагаю, вы предпочли бы избавиться от опеки свекрови? – напрямую заявил Ричард. Маргарита замолчала, не желая отзываться дурно о королеве Бланш. – Мать Людовика живет только его интересами, – в конце концов сказала она. – Не сомневаюсь. Я вижу, что он проводит с ней почти все время. – Людовик стал королем, когда был еще совсем ребенком. Королева Бланш привыкла управлять страной. – По-моему, теперь ваш супруг вполне созрел для того, чтобы царствовать самостоятельно. – Он всегда поступает так, как считает правильным. Но к матери Людовик относится с нежностью и любовью. Ему очень горько, когда приходится противиться ее воле. – А вы сами? – спросил Ричард. – Не кажется ли вам, что свекровь встает между вами и мужем? Маргарита не ответила, а Ричард подумал, что ему будет о чем поговорить с Элеанорой по возвращении в Англию. И еще в одном младшей сестре повезло больше, чем старшей: у Элеаноры родился сын, а у Маргариты пока была только дочь, да и ту в честь бабки пришлось назвать Бланш. На первый взгляд могло показаться, что Элеанора заключила брак, во всех отношениях более счастливый, чем у сестры. Но, думал Ричард, это не совсем так. Особенно если заглянуть в будущее. Людовик IX обладает сильным характером, мудростью, спокойным и рассудительным нравом. Именно из такого сырья лепится великий монарх. Такой государь не выпустит из рук кормила власти. Что же касается Генриха, то его трон ненадежен. Как знать, не наступит ли день, когда бароны вновь поднимутся против своего короля, как это уже произошло в правление Джона? Сможет ли Генрих совладать с мятежом? Да и Элеанора ведет себя неразумно. Неужели она не понимает, что народ ею недоволен, что многочисленныеродственники, слетающиеся в Англию за наживой, губят ее репутацию? Во всяком случае, можно не сомневаться, кто из двух королей сильнее. Вот почему позиция Маргариты все же предпочтительней, хоть бедняжке нелегко приходится со строгой свекровью, да и наследника у французской королевской четы пока нет. Ведь по Салическому закону, действующему во Франции, девочка унаследовать престол не может. – Я так рада, что вы привезли мне вести о моей сестре, – сказала Маргарита. – Я часто вспоминаю детство, как мы росли вчетвером. То была счастливая пора! Потом меня увезли, а сестры остались втроем. Нынче же с родителями живут только Санча и Беатриса. – Я помню, как гостил у вас и любовался тремя очаровательными барышнями. Это было после того, как Элеанора прислала мне свою поэму. – Да, я слышала эту романтическую историю. Если бы не та поэма, она не стала бы английской королевой. Я очень благодарна вам, ведь это вы сделали мою сестру счастливой. – В Англии ее часто навещают родственники, – неопределенным тоном заметил Ричард. – Представляю, как она радуется! Ричард подумал, что английский народ радуется этому обстоятельству куда меньше. – Элеанора очень любит свою семью, – продолжила Маргарита. – Так уж нас воспитали. – А вас родственники не навещают? Ведь до Парижа ближе, чем до Лондона. – Приезжают, но ненадолго. О, как мудр Людовик, подумал Ричард. Такой не станет тратить средства из государственной казны на подарки алчным родичам королевы. – А в Англию они приезжают, чтобы остаться, – сказал он вслух. – Да, я слышала, что король к ним очень щедр. – Более щедр, чем может себе позволить. – Такое великодушие лишь украшает государя. Представляю, как счастлива Элеанора. А как ее маленький сын? – Растет не по дням, а по часам. Ваша сестра очень счастлива в браке. Король просто души в ней не чает. Маргарита захлопала в ладоши: – О, как я за них рада! А вы, дорогой принц, непременно посетите Прованс, погостите у моих родителей. Ричард вспомнил очаровательный двор графа Прованского: его обходительную супругу, прекрасных дочерей, искусных менестрелей. Какой там мягкий климат, какие пышные леса, какие роскошные сады! Непременно нужно будет туда наведаться. А после возвращения в Англию он расскажет королеве и о встрече с сестрой, и о пребывании в Провансе.* * *
Как приятно было проводить время в садах замка Ле-Бо, наслаждаясь провансальскими балладами! До чего же хороши дочери графа Раймонда Беранже! В родительском доме остались лишь младшие сестры – Санча и Беатриса. Санча, пожалуй, не уступала красотой Элеаноре. Ей было шестнадцать – восхитительный возраст. К тому же она обладала более покладистым характером, чем Элеанора. Мягкостью нрава она скорее напоминала Маргариту, что в глазах Ричарда было явным преимуществом. Санча прелестно исполняла песни собственного сочинения. Однако, когда Ричард принялся ее расхваливать, девушка скромно ответила: – Мне далеко до Элеаноры. Она из всех нас была самая способная. – А на мой взгляд, вы просто чудо, – сказал ей Ричард. Поневоле принц сравнивал юную Санчу с покойницей Изабеллой. В последние годы та выглядела совсем увядшей, а Санча так свежа и полна жизни. Первоначально Ричард собирался погостить в Провансе всего несколько дней, но визит затягивался. Граф, графиня и их главный советник Ромео де Вильнев внимательно приглядывались к гостю. – Что вы о нем скажете? – спросила графиня. – Граф Корнуэлльский несомненно влюблен в госпожу Санчу, – ответил Ромео. – Но старшие дочери вышли замуж за королей, – вздохнула графиня. – О да, то были два самых завидных жениха во всей Европе! – охотно согласился Ромео, очень гордившийся своей ролью в заключении обоих браков. – Но где же мы найдем третьего короля для Санчи, а потом еще и четвертого для Беатрисы? Граф пожал плечами: – Негде. – Значит, о лучшей партии для Санчи нельзя и мечтать. Представьте только – сестры замужем за двумя братьями. Элеанора будет в восторге. А каким влиянием мы будем пользоваться в Англии! Элеанора и так уже немало сделала для Савойского дома. Графиня согласилась: – Мои братья очень довольны нашей дочерью. – Еще бы! Поездки в Англию приносят им немало пользы. – А они уверены, что главное еще впереди. Гийом чуть не стал архиепископом Кентерберийским. Увы… – Будем надеяться, что его место займет Бонифас, – сказал Ромео. – Это было бы просто чудесно! – вскричала графиня. – Элеанора честно выполняет свой дочерний долг. Нет, я ни в коем случае не стала бы возражать против того, чтобы Санча вышла замуж за графа. Она вопросительно взглянула на супруга, и тот ответил: – Согласен. Но Санча должна сама решить, хочет ли она этого. – Ах, как вы снисходительны, друг мой! – воскликнула графиня, любовно глядя на мужа. – Я всего лишь хочу, чтобы мои дети были счастливы. – Мне кажется, общество принца нравится вашей дочери, – заметил Ромео. – Безусловно, – кивнула графиня. – Она прониклась к Ричарду романтическим чувством еще с тех пор, когда принц гостил у нас в прошлый раз. Санча все время его вспоминала. – Брат английского короля! Говорят, что он – один из богатейших сеньоров в Англии. А если с Генрихом что-то случится… – Остается еще Эдуард, наш внук, – резко оборвала советника графиня. – Да-да, – поспешно согласился Вильнев. – Но мудрый человек заранее предвидит любой поворот событий. – Итак, мы все согласны, – подытожил граф. – Подождем еще несколько дней, посмотрим, заведет ли Ричард разговор на эту тему. Солнце, музыка, прекрасные глаза нашей дочурки – все это должно на него подействовать. Надеюсь, он влюбится в нее, а она в него. Я хотел бы видеть Санчу счастливой. Графиня переглянулась с Вильневом, подошла к графу и взяла его за руку. – Боюсь, скоро мы лишимся третьей из наших дочерей.* * *
– Вскоре я должен буду покинуть Прованс, – сказал Ричард. – Я и так слишком долго здесь задержался. – Моим родителям будет грустно, когда вы нас покинете, – ответила Санча. – А вам? – Мне тоже. Принц крепко взял ее за руку. – Вы будете вспоминать о том, кто сражается с сарацинами? – Каждый день. – Ах, как бы я хотел остаться! – Я бы тоже этого хотела. – Я готов хоть всю жизнь провести в этих чудесных садах… рядом с вами. Это, разумеется, было преувеличением. Ричард относился к разряду людей, которые не могут сидеть на месте, а все время должны добиваться большего и большего. Всю жизнь принца снедало честолюбие, хотя терпения и выдержки ему всегда недоставало. Одни планы уходили в прошлое, вместо них появлялись другие. – Я люблю вас, Санча. – Я знаю, – ответила девушка. – Что же нам делать? – Давайте спросим об этом моих родителей. – Я теперь свободный человек. Согласны ли вы выйти замуж за того, кто уже был женат прежде? – Если я люблю этого человека, то да. – А вы меня любите? – С того самого дня, как вы приехали благодарить Элеанору за поэму. – Вы – милое дитя! Мы поженимся, когда я вернусь из крестового похода. К тому времени вы повзрослеете и созреете для замужества. Санча захлопала в ладоши: – Только возвращайтесь поскорей! – Я уже сам сожалею о данном обете. Лучше бы я остался здесь и научил вас науке любви. – Меня не нужно этому учить, я и так уже постигла науку, о которой вы говорите. – Вы слишком юны и невинны. Я намного старше. Девять лет я был женат, моему сыну уже седьмой год, и я его очень люблю. – Я тоже буду его любить. – Будь благословен тот день, когда я приехал в Прованс! А еще радостнее будет день, когда я вернусь за своей невестой. Он нежно поцеловал обе руки девушки. – Пойду к вашему отцу, попрошу у него вашей руки.* * *
В замке Ле-Бо началось всеобщее ликование. Граф горячо обнял своего будущего зятя, сказал, что безмерно рад такому обороту дела. Конечно, он хотел бы и младших своих дочерей выдать замуж за монархов, однако их счастье для него дороже земных почестей. Санча несомненно влюблена в принца, отрадно и то, что жить ей теперь будет суждено рядом с любимой сестрой. Вечером в замке состоялся шумный пир, однако Санча не знала, радоваться ей или плакать. Наутро Ричард должен был отправиться в путь. Жених и невеста сидели рядом, и Ричард угощал свою нареченную самыми лучшими лакомствами со своего блюда. Все растрогались, когда менестрели начали петь баллады о любви. Утром следующего дня Ричард и его свита покинули замок. Санча приготовилась к длительному ожиданию.* * *
Когда Элеанора узнала об обручении Ричарда с Санчей, радости ее не было предела. Генрих тоже отнесся к этой вести благосклонно. – Вы знаете, Генрих, как много это для меня значит, – сказала королева. – Сестра будет жить подле меня! Мы и раньше были с ней очень близки, а теперь она еще станет и женой Ричарда! Какая чудесная новость! – Если она вас радует, я тоже счастлив. – Надеюсь, Ричард будет ей хорошим мужем. – Первой своей жене хорошим мужем он не был. – Ничего, я сама об этом позабочусь. – Увы, любимая, даже вам это не под силу. Наш Ричард слишком любит женщин. Остается лишь уповать, что счастливый брак его обуздает. – Во всяком случае, таким хорошим мужем, как его старший брат, Ричарду не бывать. – Еще бы, ведь у него нет и не будет столь чудесной жены! Уверен, что ваша сестра при всех ее достоинствах сравниться с вами не может. – Санча очень хороша собой, но… – Можете не продолжать, я и сам знаю, что вы в семье были самой красивой и самой умной. У меня нет ни малейших сомнений на этот счет. – Нужно устроить им свадьбу, достойную вашего брата и моей сестры. – Непременно. – Пусть Санча знает, в какой восхитительной стране предстоит ей жить. Давайте встретим ее со всей подобающей пышностью. – Так и сделаем. Ведь она ваша сестра. – Ах, Генрих, вы так добры ко мне! – И буду еще добрее, – пообещал король. Элеанора очень сожалела о вынужденной задержке со свадьбой. Пусть Санча поскорее приезжает и увидит, как великолепно живет ее старшая сестра. Тем временем произошло событие, которое дало королю возможность порадовать жену долгожданным подарком. Престарелый Эдмунд, архиепископ Кентерберийский, давно уже бывший не в ладах с короной, покинул Англию. Прелат считался человеком благочестивым, чуть ли не святым угодником. С таким пастырем королевскому двору приходилось нелегко. Но Эдмунд одряхлел и утратил интерес к жизни. Он предчувствовал, что в Англии назревает смута и решил остаток дней провести в мире и покое. Жить ему оставалось совсем недолго. Двое великих предшественников Эдмунда, святой Томас Бекет и Стивен Лэнгтон, в свое время нашли приют в аббатстве Понтиньи. Туда же отправился и почтенный Эдмунд. Он хотел на исходе дней обрести душевный покой и поразмыслить в тихой обители, как установить добрый мир между церковью и государством. Но силы оставили прелата, и он тяжко заболел, так и не добравшись до аббатства. В городке Суаси Эдмунду стало совсем плохо, приближенные хотели уложить его в постель, но старик отказался. Он никогда не ночевал на ложе, предпочитая проводить ночи в молитвах, коленопреклоненным. Лишь совершенно выбившись из сил, архиепископ позволял себе забыться сном в кресле. Вот и теперь, в последние часы своей жизни, он не лежал, а сидел, подперев чело ослабевшей рукой. Когда архиепископ умер, его тело доставили в Понтиньи и предали там земле. Почти сразу же у гробницы праведника начали происходить чудеса. Однако Генриха весть о смерти архиепископа несказанно обрадовала. Королю надоело враждовать с церковью, он предпочел бы видеть во главе английского духовенства более покладистого пастыря. Как жаль, что в свое время ему не удалось сделать архиепископом Гийома Валансского, ведь королеве так хотелось угодить любимому дяде. А Генриху, в свою очередь, хотелось угодить королеве. Ему нравилось поражать ее своей щедростью. Пусть знает, как ей повезло с мужем – не то что ее сестре Маргарите! И Генриху пришла в голову отличная идея. Он сообщил жене о смерти Эдмунда. – Значит, старик наконец преставился, – равнодушно ответила королева. – Говорят, он был святым. Во всяком случае, у его гробницы происходят чудеса. – Люди сами выдумывают эти чудеса. Никогда не прощу Эдмунду, что он заставил вашу бедную сестру принять обет безбрачия. Генрих кивнул. Со времен его ссоры с Симоном де Монфором прошло столько времени, что он уже перестал злиться на изгнанников. – Теперь место архиепископа Кентерберийского свободно, – сказал король. – На сей раз я доверю эту должность человеку надежному. Пусть приезжает ваш дядя Бонифас, он и станет нашим архиепископом. Элеанора бросилась мужу на шею: – Ах, Генрих, вы делаете меня такой счастливой! – Дело вовсе не в этом, – строго заметил король. – Просто Бонифас как нельзя лучше подходит для этой должности.* * *
Генрих был счастлив, когда выяснилось, что королева вновь беременна. Конечно, у них уже есть восхитительный сын, но в королевской семье детей должно быть много. Ведь даже здоровый и крепкий ребенок может внезапно заболеть и умереть. Эдуард не раз давал родителям повод для беспокойства. Они решили поселить его в Виндзоре, где климат более здоровый, чем в Лондоне. Воспитанием наследника руководил Хью Гиффорд, ученый муж, пользовавшийся полным доверием короля и королевы. Несколько раз Гиффорд сообщал, что принц прихварывает, и тогда Генрих и Элеанора, бросая все дела, мчались в Виндзор. Возвращались они, лишь убедившись, что ребенок окончательно поправился. Вот почему известие о беременности королевы так обрадовало Генриха. Элеанора, готовясь стать матерью, отключилась от всего на свете – и слава Богу, потому что вся страна роптала, недовольная назначением Бонифаса. Вначале, как и можно было ожидать, взбунтовались монахи, однако их упрямства хватило ненадолго. Все помнили, как безжалостно обошелся король с лондонскими евреями, и никому не хотелось навлекать на себя гнев государя. Пока духовенство колебалось, время было упущено. Генрих сумел настоять на своем. Но тут возникла еще одна, непредвиденная задержка. Ватикан остался без папы, и до тех пор, пока кардиналы не выберут нового первосвященника, никто не утвердит Бонифаса в новой должности. Бонифас сгорал от нетерпения и засыпал племянницу жалобными письмами, прося ее повлиять на короля. Однако поделать тут ничего было нельзя – приходилось ждать избрания нового папы. День родов приближался. Король и королева ни о чем другом теперь не говорили. Генрих беспокоился из-за здоровья жены, министры сетовали на рассеянность, которую монарх проявлял во всех государственных делах. – От него не добьешься проку, пока не родится ребенок, – говорили между собой министры. Все высоко ценили семейные добродетели Генриха, однако осуждали его за небрежение своими монаршими обязанностями. В положенный срок Элеанора родила ребенка. К разочарованию матери, это была девочка, однако Генрих так радовался рождению дочери и благополучному разрешению супруги от бремени, что Элеанора быстро успокоилась. Король считал, что столь короткий перерыв между двумя удачными родами – хороший знак. – Назовем дочь в честь моей сестры, королевы Франции, – предложила Элеанора. Генрих согласился, что это чудесная идея, однако попросил, чтобы девочку назвали не Маргаритой, а Маргарет – на английский манер. Еще несколько месяцев миновали в мире и спокойствии. Маленькому Эдуарду было уже два года, он рос красивым, смышленым мальчуганом. Да и его новорожденная сестра тоже была чудо как хороша. Многие из подданных осуждали короля за слабость, а королеву за потакание своим многочисленным родичам, однако все признавали, что августейшее семейство являет собой весьма отрадную картину.* * *
Ричард все еще был в Святой Земле, а малютке Маргарет исполнился год, когда мирная жизнь лондонского двора была нарушена. Генрих получил письмо от своего отчима графа де ла Марша, который писал, что король должен немедленно прийти к нему на помощь. В этом случае на стороне англичан выступят не только бароны Гаскони и Пуату, но также король Наваррский и граф Тулузский. Настал момент, когда Генрих может вернуть владения, некогда утраченные его отцом. Получил Генрих письмо и от матери. Она внезапно воспылала желанием увидеть горячо любимого сына. Как было бы чудесно, если бы семья воссоединилась! Укрепление родственных уз пошло бы всем на пользу. Выяснилось, что граф де ла Марш, всецело находившийся под каблуком у жены, поссорился с французским королем. Брат Людовика, принц Альфонс, обещал жениться на дочери графа, но нарушил слово и сочетался браком с Жанной Тулузской. Кроме того, Альфонс получил титул графа Пуатье, и отныне ла Марш становился его вассалом. С этим отчим и мать Генриха смириться не могли, отсюда и столь неожиданная воинственность. Генрих был в растерянности. Разве он может пойти войной на мужа Маргариты, сестры Элеаноры? С другой стороны, представляется возможность, которой Англия ждала уже много лет. На Генриха давило тяжкое наследство, оставленное отцом. Все вокруг твердили, что яблоко от яблони недалеко падает. О, как бы Генрих посрамил недоброжелателей, если б ему удалось вернуть заморские владения, потерянные королем Джоном! Генрих отправился к жене и показал ей письмо от отчима. – Видите ли, Элеанора, короли французский и английский всегда враждовали друг с другом. Еще со времен великого Ролло, вторгшегося со своими норманнами во Францию и захватившего Нормандию, французы мечтают вернуть себе эту провинцию. Потом Вильгельм Нормандский захватил Англию, тем самым объединив эти земли под одной короной. Мой отец потерял почти все, чем мы владели на континенте. Я всегда мечтал взять реванш. Вот и сейчас я не стал бы колебаться, если бы французская королева не приходилась вам родной сестрой. Элеанора задумалась. – Генрих, я хочу, чтобы вы стали величайшим из государей, а достичь этого можно, лишь вернув владения на континенте. Я люблю мою сестру, но ведь мы с ней не в ссоре. Сейчас, когда у вас так много союзников, одержать победу будет нетрудно. Вы должны это сделать. – Но ведь нам придется расстаться. Элеанора подумала еще немного и сказала: – Нет, одного я вас не отпущу. Мы едем вместе. – О, любимая! Как я счастлив! – Жаль, но детей придется оставить здесь, – вздохнула королева.* * *
Принц Ричард высадился в Аккре. Энтузиазм его быстро шел на убыль. Приятно планировать крестовый поход, находясь под воздействием религиозного пыла или раскаиваясь в совершенных грехах. Однако реальность быстро избавляет от иллюзий: песчаные бури, мухи, ядовитые насекомые, дизентерия. А хуже всего то, что очень быстро начинаешь понимать: сарацины – никакие не дикари и не язычники, а люди набожные и нравственные, только в Бога они верят немного по-другому. К разочарованию примешивалось нетерпение. Если б не поход, принц уже был бы женат на Санче, и она, возможно, родила бы ему сына. А вместо этого Ричард торчал в проклятой Аккре, тщетно пытаясь изгнать сарацинов из Святой Земли. Эта задача оказалась не по плечу куда более прославленным воинам, в том числе и дяде Ричарда, королю Львиное Сердце. В Палестину прибыл Симон де Монфор, решивший присоединиться к крестоносцам. Ричард был рад гостю. Он давно уже простил Монфору женитьбу на принцессе Элеаноре и хотел видеть в этом человеке союзника. Между обоими сразу же установились добрые и приязненные отношения. Ричард честно сказал Монфору, что хочет как можно скорей вернуться домой. – Я тоже, – сказал Симон, – но, как вам известно, король меня ненавидит. – Гнев Генриха недолговечен, – успокоил его Ричард, – хотя в первый миг и опасен. Если бы вы вовремя не покинули страну, он непременно посадил бы вас в Тауэр, а то и учинил бы над вами что-нибудь похуже. – Я безмерно благодарен вам за спасение. – Мы ведь родственники, не правда ли? Собеседники были весьма довольны друг другом. Ричард развернул кипучую деятельность: сначала он предложил вступить в его войско всем пилигримам, у которых не было средств, чтобы вернуться в Европу; затем он выступил на Аскалон и восстановил там крепостные укрепления. Главным успехом Ричарда был договор с кракским султаном, в результате чего свободу обрели многие христианские пленники. В завершение своей миссии Ричард наведался в Газу, где после жестокого побоища гнили под солнцем тела убитых крестоносцев. Принц предал их земле по христианскому обычаю, чем вызвал всеобщее одобрение. Теперь он решил, что крестовый поход можно считать оконченным, что грехи его искуплены и пора возвращаться домой. Ричард достиг берегов Сицилии, когда гонец сообщил ему, что король Генрих собирает армию для похода на континент.* * *
Принц успел в самый раз, чтобы принять участие в экспедиции. Он сообщил Генриху, что в Пуату их ждет Симон де Монфор. – Он будет рад принять участие в походе, – сказал Ричард. – Уверен, что он сумеет отличиться и тем самым заслужить ваше прощение. Отличный конец для затянувшейся ссоры. Генрих не стал спорить. В сложившихся обстоятельствах женитьбу на дочери графа Прованского вновь пришлось отложить, зато после победы Ричард станет еще более завидным женихом. Теплым майским днем флотилия отплыла из Портсмута. Короля сопровождали супруга, брат, семь графов и триста рыцарей. Кроме того, Генрих взял с собой тридцать сундуков с монетой. Он пребывал в самом радужном расположении духа, не сомневаясь в успехе. Печалила короля лишь разлука с детьми. Наместником в Англии был оставлен распорядительный и мудрый архиепископ Йоркский. Кентерберийский диоцез по-прежнему оставался вакантным, ибо папу до сих пор так и не избрали. Держа жену за руку, король стоял на корме и смотрел на удаляющийся берег Англии. – Я покажу французам, что со мной шутки плохи, – говорил Генрих. – А заодно припугну и своих баронов. Когда я верну наши исконные земли, лорды притихнут. Война, которую мы начинаем, – это не столько схватка с Францией, сколько поход против наших внутренних смутьянов. Элеанора кивнула, думая о предстоящей победе. Тогда Генрих станет первым королем христианского мира. С побежденной Маргаритой нужно будет вести себя ласково и великодушно. «Дорогая сестрица, – скажет Элеанора, – с вами не случится ничего дурного. Ведь Генрих ни за что не захочет меня расстраивать. Вам ничто не угрожает». Впереди показался берег Франции.* * *
Оптимизм Генриха оказался преждевременным. Изабелла де Лузиньян встретила своего сына с преувеличенным восторгом, который выглядел несколько подозрительно, если учесть, что уже лет двадцать ее материнские чувства никак не проявлялись. Объяснение не замедлило себя ждать. Выяснилось, что французы хорошо подготовились к войне. Нашествие не испугало Людовика, а обстоятельства дела были представлены Генриху неверно. Графиня де ла Марш выдала желаемое за действительное, сумела обвести вокруг пальца и супруга, и сына. В скором времени Генриху пришлось несолоно хлебавши убираться с французской территории. Победой здесь и не пахло. Мать использовала его как пешку в своей распре с королевой Бланш. Изабелла так ненавидела свою противницу, что утратила всякое чувство меры. В конечном итоге эта страсть ее и погубила. Английский король и его армия отступили в Бордо. Надеяться оставалось лишь на примирение с французами. Все было бы совсем плохо, если б не одно радостное событие. Королева родила в Бордо еще одну дочь. – Назову ее Беатрисой, в честь моей матери, – объявила Элеанора. Девочка родилась крепкая и здоровая. Король немедленно воспрял духом, забыв обо всех неудачах. В Бордо был устроен пышный праздник, на который ушли последние остатки из сундуков с казной. Генрих не унывал. Он сказал, что по возвращении в Англию обложит податью всех тех, кто не участвовал во французском походе. Пусть лежебоки заплатят за спокойную жизнь. Так или иначе деньги найдутся. На худой конец, можно будет снова потрясти евреев.* * *
Наконец мир был подписан, и теперь Санча могла отправиться в Англию, чтобы сочетаться браком с графом Корнуэлльским. Когда стало известно, что вместе с Санчей прибудет графиня Прованская, Элеанора безмерно обрадовалась. – Я вижу, вы довольны, любовь моя, – сказал Генрих. – К вам приедут и сестра, и мать. – Ах, Генрих, мне не терпится показать им своих детей. Пусть все знают, как я счастлива с вами. – Мы устроим такие празднества, каких еще не бывало, – пообещал ей король. Элеанора бросилась ему на шею и назвала лучшим и добрейшим из мужей. Генрих блаженствовал. С такой женой можно было не терзаться по поводу военных неудач. Подготовка к приезду тещи и юной Санчи всецело захватила царственную чету. Денег не жалели, хотя казна была пуста. Подданные роптали, а лондонские горожане отказались платить подати, заявив, что больше не будут за свой счет откармливать заморских голодранцев. – Придется надавить на евреев, – решил король. Так и поступили. И еврейская община заплатила под страхом немедленного изгнания из Англии. Еще совсем недавно еврейским купцам пришлось выложить огромную сумму в пятнадцать тысяч марок. После такого удара евреи не разорились, а принялись торговать с удвоенным усердием и быстро наверстали упущенное. Однако затем подать была увеличена до восемнадцати тысяч марок в год. – Что нам делать? – вопрошали друг друга старейшины. Выбор был прост: плати или убирайся. От местного населения, которых евреи считали бездельниками и лентяями, сочувствия ожидать не приходилось. Мнение англичан было таково: хочешь, чтобы тебя не обдирали как липку – не будь слишком богатым. Раз у тебя водятся деньжонки, то изволь раскошеливаться. На сей раз король потребовал, чтобы евреи отдали в казну треть всего своего имущества, а кроме того, еще и выплатили двадцать тысяч марок. В еврейских кварталах воцарилось уныние. Этот народ умел и любил работать, а еще больше любил пожинать плоды своего труда. Горько было наблюдать, как король пускает на ветер все, что было нажито в поте лица. Однако выбора у еврейских купцов не было, приходилось платить. Лондонцы же злорадствовали. – Так им и надо, этим евреям, – говорили на улицах. – Они богатые, с них и спрос. Огромные затраты на свадебные торжества принца Ричарда и Санчи были целиком покрыты за счет евреев. Король и не думал терзаться угрызениями совести – лишь бы королева была довольна. А Элеанора не уставала нахваливать своего супруга: – Приезд матери и сестры – такая для меня радость, что теперь я чувствую себя счастливейшей женщиной в мире. – И вы вполне заслужили свое счастье, – уверял ее Генрих. Беатриса Прованская после многолетней разлуки все никак не могла насладиться обществом дочери. Они без конца вспоминали прошедшие в родном доме годы, отцовский замок, где из четырех дочерей теперь осталась только одна, юная Беатриса. – Поговаривают, что к ней хочет посвататься один из братьев короля Людовика, – сказала графиня. – Тогда Беатриса будет жить с Маргаритой, а Санча – со мной. – О лучшем нельзя и мечтать, – улыбнулась мать. – Жаль только, батюшка не смог приехать. – Должна сказать вам, Элеанора, хоть и не хотела омрачать нашу радость… Ваш отец нездоров. – Что-нибудь серьезное? Графиня заколебалась. – Врачи говорят, что надежда еще остается. – Ах, милый отец! – Он счастлив тем, что его дочери так хорошо устроены. О вас, Элеанора, он говорит еще чаще, чем о Маргарите. А ведь было время, когда мы считали, что Маргарите достался лучший из мужей. Вы всегда были самой умной из наших дочерей, поэтому стоит ли удивляться, что ваш брак оказался еще более блестящим. – Разве Маргарита несчастлива с Людовиком? – Она довольна своим мужем. Но, в отличие от вас, она не является соправительницей. Теперь, когда я вижу, как Генрих вас обожает, мне ясно, что он ни в чем не может вам отказать. – Я тоже так думаю. – Маргарита живет иначе. Король и его мать не спрашивают ее совета в государственных делах. Правда, Маргариту это вполне устраивает. Ведь она не такая, как вы. – Мы и в детстве были разными. – Да, вы всегда любили верховодить. Король без вас как без рук. Он в вас просто души не чает! К тому же у вас, в отличие от Маргариты, есть сын, маленький Эдуард! – Да, матушка, ему уже четыре года. Правда, он совершенно очарователен? – Ваши девочки ничуть не хуже. Но Эдуард и в самом деле красивый ребенок. А Маргарита, а Беатриса! Мне очень приятно, что вы назвали дочь в мою честь. – Да, это была моя идея, и Генрих, конечно же, согласился. Он ради меня на все готов. И я для него тоже… Как жаль, что во Франции у нас ничего не получилось… Элеанора отвела глаза, вспомнив, что победа Англии над Францией означала бы для графини победу одной дочери над другой. – Генрих недооценил Людовика, – медленно произнесла мать. – Людовик – великий король. – Я знаю, он очень серьезен и думает только о государственных делах. – Поэтому у него нет времени, чтобы баловать жену, – кивнула Беатриса. – Но подданным от этого лучше. – Это все происки его матери. Уверена, что он по-прежнему у нее под каблуком. – Насколько я слышала, Элеанора, Людовик сам управляет королевством. Маргарита относится к нему, как к какому-нибудь святому угоднику. Дочь поморщилась: – Из святых угодников обычно получаются неважные мужья. Беатриса взяла Элеанору за руку: – Зато вам очень повезло. Муж вас просто обожает. У вас уже трое детей, и старший из них мальчик. – А у Маргариты только девочки – Бланш и Изабелла. – Не сомневаюсь, что со временем у нее родится и мальчик. Хотя, конечно, гораздо приятнее, когда первым рождается сын. Тут Элеанора принялась превозносить несравненные достоинства своего Эдуарда, а графиня сочувственно слушала. Мать и дочь чудесно проводили время вдвоем, а затем настал день, когда Ричард и Санча сочетались браком в Вестминстере. Давно уже Лондон не видел такого великолепного празднества. В народе говорили: – Король хочет оказать почет родственникам своей жены. – Но за чей счет? – Главным образом за счет евреев. Поскольку дело касалось евреев, добрые англичане равнодушно пожимали плечами и охотно участвовали в празднике. Они толпились на улицах и громкими криками приветствовали жениха и невесту. Таким образом, все – разумеется, кроме несчастных евреев, – радовались свадьбе Ричарда Корнуэлльского и Санчи Прованской.* * *
Выдав дочь замуж, Беатриса стала собираться в обратную дорогу. Визит в Англию оставил у графини самые приятные воспоминания. – Как изысканно нас здесь развлекали! – благодарила она свою дочь. – Король оказал нам великую честь. Но теперь мне пора возвращаться к вашему отцу. О, бедный Прованс! Мы ведь совсем нищие, Элеанора. Наша жизнь стала еще скуднее, чем во времена вашего детства. Нам и тогда жилось нелегко, но вы этого не понимали. Мы с вашим отцом старались скрывать от детей все невзгоды. Элеанора горячо обняла мать и выразила надежду, что денег на лечение отца у графини все же достаточно. Беатриса горько покачала головой: – Не хочу печалить вас нашими проблемами. Для нас главное, что вы счастливы. Маргарита тоже хорошо живет со своим мужем, но король Французский так скуп! От него никакой помощи не дождешься. – Я поговорю с Генрихом, – быстро сказала Элеанора. – Уверена, что он не отпустит вас с пустыми руками. Так и вышло. В качестве прощального дара от короля графиня получила четыре тысячи марок. При расставании было пролито немало горьких слез. На сей раз графиня покидала сразу двух своих дочерей. Единственным утешением было то, что сестры отныне будут жить вместе. – Ваш отец будет несказанно рад, когда я расскажу ему о вашем счастье. Уже от одного этого его здоровье пойдет на поправку. Генрих, возлюбленный сын мой, даже не знаю, как вас благодарить за то счастье, которое вы подарили моей дочери. Король был глубоко растроган. Добыть четыре тысячи марок ему было не так-то просто – ведь государственная казна совсем опустела, но теперь Генрих уже не жалел об этой жертве. Зато как довольна Элеанора, как восхищена ее мать!КВИНХАЙЗ
Наконец пришли добрые вести из Рима. Папой был избран Иннокентий IV, который подтвердил назначение Бонифаса Савойского английским примасом. Генрих поспешил сообщить долгожданную весть Элеаноре. Заветная мечта осуществилась. Вторая по значению должность в королевстве – после монарха – досталась родному дяде королевы. Бонифас немедленно отправился в Англию, где его самым радушным образом встретили Генрих и Элеанора. Правда, народ проявлял куда меньше энтузиазма. Люди роптали, негодуя на засилье чужеземцев. Никогда еще королева не была столь непопулярна. Она старалась не обращать на это внимания, однако не могла не заметить, с каким неодобрением взирает на нее толпа на улицах. Короля приветствовали криками, лишь когда он появлялся один, без королевы. Однако Элеанора решила, что это не повод для беспокойства. Если ей хочется приглашать в Англию своих друзей и близких, никто не смеет вставать у нее на пути. Более всего ожесточился против королевы город Лондон. Слишком уж много податей и налогов приходилось платить купцам и ремесленникам, и они возлагали вину за это на королеву и ее прихвостней. Элеаноре не могли простить надменности и высокомерия, а окончательно чашу терпения переполнил новый побор, получивший название «Квинхайз». Дело в том, что король решил сделать своей супруге очередной подарок: он повелел, чтобы все торговые корабли с грузом шерсти и зерна разгружались только в порту Квинхайз, принадлежавшем королеве. Любая иная торговля считалась контрабандой, а с товаров, привозимых в Квинхайз, Элеанора получала немалую пошлину. В стране только и говорили, что о «Квинхайзе», недовольство росло день ото дня. – Будь проклят тот час, когда на землю Англии ступила нога чужеземки! – говорили люди. Приезд Бонифаса еще более обострил ситуацию. Нового архиепископа духовенство приняло весьма неохотно. К тому же Бонифас привез с собой множество соотечественников, каждому из которых нужно было приискать должность в Кентербери. Казалось, король и королева не придают ни малейшего значения нарастающему недовольству. Бонифас вел себя дерзко и вызывающе, уверенный, что положение дяди ее величества поднимает его на недосягаемую высоту. Архиепископ не учел, что город Лондон всегда пользовался в Англии особым статусом. Как столица и центр торговли, Лондон обладал немалым весом в государственной политике. Ни один монарх не мог усидеть на престоле без поддержки столичных жителей. Некогда горожане отказались признать Матильду своей королевой и передали корону Стефану. Мудрые короли хорошо запомнили этот урок и старались не повторять ошибок своих предшественников. Джон, отец нынешнего государя, мудростью не отличался, да и сын, совсем потерявший голову из-за своей жены-чужеземки, делал ошибку за ошибкой. Во всяком случае, ни король, ни королева не предупредили Бонифаса, что в отношениях с лондонскими горожанами требуется соблюдать особую деликатность. Вскоре после вступления в должность архиепископ решил навестить монастырь святого Варфоломея, входивший в юрисдикцию лондонского епископа. По правилам следовало предварительно известить епископа о приезде, а еще лучше – получить от него особое приглашение. Вот почему появление в стенах монастыря примаса вызвало среди братии немалый переполох. Немного посовещавшись, монахи все же решили оказать уважение новому архиепископу и приветствовали его по всей форме. Надменным тоном Бонифас сообщил братии, что его визит, по сути дела, является инспекцией. Он хочет проверить, как ведутся в аббатстве дела. Тут терпение монахов лопнуло, и вперед вышел субприор. – Милорд архиепископ, – сказал он. – Вы в нашей стране недавно и не знаете наших обычаев. Сей монастырь подчиняется лишь епископу Лондонскому и больше никому. Бонифас вспылил. Он еще по дороге в аббатство заметил, как угрюмо поглядывают на него местные жители. Архиепископ знал, что его племянница в стране непопулярна. Слова субприора переполнили чашу его терпения – размахнувшись, Бонифас ударил монаха по лицу, да так сильно, что бедняга ударился головой о колонну и рухнул на пол. Не удовлетворившись этим, архиепископ сорвал с субприора рясу и принялся топтать ее ногами. Тем временем потрясенный субприор с трудом поднялся на ноги, уверенный, что на него сейчас обрушатся новые удары. Кто-то из братии крикнул: – Спасем отца субприора! Монахи со всех сторон окружили архиепископа. Тут стало ясно, что под облачением пастыря Бонифас закован в кольчугу и явился сюда, готовый к схватке. На его зов в зал кинулись слуги, в латах и с оружием в руках. – Покажите этим английским изменникам, что ожидает смутьянов! – крикнул архиепископ. Его люди накинулись на беззащитных монахов, принялись их избивать, рвать на них одежду, пинать несчастных ногами. Четверо из братии сумели выбраться за стены монастыря и со всех ног бросились во дворец лондонского епископа. Их рассказ привел прелата в ужас. – О, дерзкий чужеземец! – вскричал епископ. – Немедленно отправляйтесь к королю. Покажите ему ваши раны и ваши изорванные рясы. Расскажите о случившемся. Пусть король знает, какому поношению подверглись слуги Божии. По дороге в королевский дворец монахов остановили горожане, удивленные столь странным видом святых отцов. Монахи рассказали о том, как чужеземный архиепископ ворвался в аббатство и какой дебош он там учинил. – Не позволим, чтобы чужаки глумились над нашими монахами! – вскричал кто-то из толпы. – Где этот Бонифас? Мы его сейчас так отбонифасим, что своих не узнает! Монахи двинулись дальше, а толпа ринулась по направлению к аббатству. Тем временем король и королева, как обычно, находились в своих покоях, играя с принцем и принцессами. Вошел слуга и доложил, что монахи, избитые архиепископом Кентерберийским, просят у его величества аудиенции. – Мой дядя кого-то избил? – удивилась королева. – Какая чушь! – По ним видно, что они действительно избиты, миледи, – сказал слуга. Генрих обернулся было к двери, но Элеанора крепко взяла его за локоть. – Не принимайте этих монахов, – прошептала она. – Вы ведь понимаете, что все это означает. Они недовольны вашим выбором архиепископа. Разве не пытались его опорочить в ваших глазах прежде? Генрих посмотрел на жену и согласился. Такое и в самом деле уже случалось. – Уверяю вас, что это подлый обман. Отошлите их прочь. – Пусть убираются, – сказал король. – Я не желаю их видеть. Слуга поклонился и вышел. Вид у короля все же был несколько смущенный, и Элеанора сказала: – Посмотрите, как Эдуард кидает игральные кости. Просто настоящий прожигатель жизни! И Генрих тут же забыл неприятную историю с монахами. Тем временем толпа, направлявшаяся в аббатство, все разрасталась и разрасталась. Лондонцы решили, что пора положить конец наглости иноземцев. Оскорбление, нанесенное монахам, не должно остаться без наказания. – Где этот негодяй? – кричали в толпе. – Где самозванец, называющий себя архиепископом? Увидев целое людское море, стремительно приближающееся к монастырским стенам, Бонифас замер от ужаса. Он и его люди были вооружены, но одно дело – воевать с беззащитными монахами и совсем другое – противостоять разгневанной толпе. – Скорей! Нужно уходить отсюда! – крикнул Бонифас. – Спустимся к реке, милорд, – воскликнул один из слуг. – От стены к причалу ведет лестница. К счастью, у причала стояло несколько лодок, в которых хватило места всем. Архиепископ едва успел унести ноги. Не теряя времени, он немедленно отправился во дворец и явился к королю и королеве. Элеанора, уже наслышанная о происшествии, была сама не своя от беспокойства. – Со мной все в порядке, – успокоил ее дядя. – Но монахов из обители святого Варфоломея следует примерно наказать. Известно ли вам, что они напали на меня, когда я посетил их монастырь? – Это чудовищно! – вскричал король. – Я сказал, что не потерплю такой наглости, и преподал их субприору хороший урок. – Будем надеяться, что урок пошел на пользу. – Урок пойдет на пользу лишь в том случае, если вы проявите твердость. Уверен, что монахи явятся к вам с жалобой. Но вы, мой дорогой племянник, проявите мудрость и дадите им укорот. – Генрих умеет обращаться с этим сбродом, – заявила Элеанора. – Ведь на самом деле попы бесятся из-за того, что король не позволил им самим выбрать архиепископа. Еще бы – ведь это привилегия монарха. – Не будет им от меня ни милости, ни жалости, – твердо отрезал Генрих. Элеанора нежно рассмеялась и прильнула к его плечу.* * *
Подобные инциденты накаляли обстановку, но король с королевой не придавали этому значения. Когда двору были нужны деньги, вводились новые налоги. Ради соотечественников Элеаноры Генрих не скупился, да и его личные расходы все время увеличивались. Король полюбил архитектуру, ему нравилось самому разрабатывать планы новых построек, а также перестраивать старые здания. Любимейшей резиденцией Генриха был Виндзор. Темза изобиловала здесь излучинами, неся свои воды меж зеленых лугов и густых лесов. Само название «Виндзор», по мнению некоторых, происходило от саксонского Виндлесофра, что означает «Извилистый Путь». Другие утверждали, что происходит оно от Виндиссор, то есть «Злой Ветер», ибо зимой вдоль берегов разгуливали обжигающе холодные ветры. Согласно еще одной версии, название «Виндзор» произошло от Виндасовер, то есть «Перевези Нас», так как в стародавние времена переправиться через Темзу можно было только на паромах. Однако, каково бы ни было происхождение этого слова, Генрих очень любил Виндзор, не в последнюю очередь из-за того, что здесь некогда находилась резиденция его любимого Эдуарда Исповедника. Жил здесь подолгу и Вильгельм Завоеватель. Менее славный король Джон, отец Генриха, провел в Виндзоре последний период своего царствования, после вынужденного подписания «Великой Хартии». Одержимый любовью к зодчеству, Генрих занялся перестройкой Виндзорского замка. Он значительно увеличил нижнюю его часть и построил часовню, которой очень гордился. Король любил хвастаться, что часовня имеет семьдесят футов в длину и двадцать восемь в ширину, а ее деревянная крыша выкрашена под камень и сверху покрыта свинцом. Виндзор считался второй по значению королевской резиденцией после лондонского Тауэра, однако жить здесь было куда приятней, чем в столице. Вот почему припервой же возможности королевская семья перебиралась за город. Считалось, что для детей деревенский воздух полезней городского. Однажды, проезжая по виндзорской улице, король и королева увидели маленькую девочку, просившую подаяние. Одежда ее была в лохмотьях, волосы висели космами, обрамляя худенькое, бледное личико. Элеанора взглянула на Генриха, и тот понял ее без слов. Он бросил ребенку монету, и королева улыбнулась, увидев, как обрадовалась малютка. В замке, любуясь своими здоровыми, румяными детьми, Элеанора все вспоминала маленькую нищенку. – Что с вами? – допытывался Генрих. – Вы так грустны сегодня. – Не могу забыть ту девочку. Ведь она ненамного старше нашего Эдуарда. Когда начинаю думать, что она голодает, что ей не во что одеться… А ведь таких детей много. Король кивнул: – Попрошаек всегда было много. – Я не хочу, чтобы маленькие дети голодали, – объявила королева. Мысли о маленькой нищенке все не давали ей покоя, и Элеанора пребывала в меланхолии. Тогда королю пришла в голову блестящая идея. Он явился к жене, весьма довольный собой. – Как вы думаете, Элеанора, какое приказание я только что отдал? – спросил он. Когда же королева не сумела отгадать загадку, Генрих пояснил: – Я приказал, чтобы в Виндзоре и окрестных деревнях собрали всех бедных детей и привезли в замок. Мы устроим для них в большом зале такой пир, который они запомнят на всю жизнь. – Ах, Генрих! – восхищенно пролепетала Элеанора. – Ведь вы делаете это для меня, правда? – А для кого же еще? – Вы очень добры. Я и не мечтала… Давным-давно, когда я еще жила в Провансе, мы тоже… Генрих обнял ее за плечи, не дал договорить: – И вот еще что. Мы с вами тоже будем в зале, чтобы насладиться этим зрелищем. Наших детей возьмем с собой, пусть посмотрят. – Девочки еще слишком маленькие, они ничего не поймут. – Тогда пусть с нами за столом сидит Эдуард. Элеанора мечтательно произнесла: – Представляете, как за это полюбит вас народ! Про нас ходит столько скверных слухов, люди болтают всякие гадости… – Я делаю это не ради народа, а ради вас. – И я этим очень довольна. Но как добиться, чтобы вами был доволен народ? – Если народ и доволен королем, то это быстро кончается. Соответствующие распоряжения были отданы, и вскоре в древний Виндзорский замок собрались весьма странные гости. Бедные детишки из окрестных селений расселись в просторном зале, испуганно разглядывая убранство дворца, где жил сам король. Генрих и Элеанора были очень довольны. Они сидели на возвышении, специально обрядившись в великолепные одеяния и надев на головы короны – ведь дети наверняка представляли себе короля и королеву именно такими. Однако, как только гостям подали угощение, они тут же забыли о короле и королеве, принявшись уплетать за обе щеки. В последний момент Элеанора не решилась взять с собой в зал наследника. – Среди этих детей могут оказаться заразные, – заявила она. Поэтому мальчик остался на попечении нянек, хотя Элеанора и считала, что зрелище было бы для него поучительным. Пусть знает, как монарх может заслужить народную любовь. Праздник удался на славу. Когда пир закончился, слуги унесли столы, и дети устроили игры. В замок допустили и кое-кого из родителей. Генрих объявил, что велит взвесить собственных детей и выдаст их вес серебром для раздачи нищим. Услышав об этом, толпа закричала: – Да здравствует король! В течение примерно недели каждый выезд короля и королевы в Виндзор сопровождался бурным ликованием местных жителей. – Это был не только добродетельный поступок, но и весьма разумный, – довольно повторяла королева.* * *
Брак Ричарда с Санчей оказался удачным. Поскольку сестры были так близки между собой, принц поневоле сблизился со своим царственным братом и перешел в придворную партию. Бароны, считавшие Ричарда своим вождем, приуныли. В годы брака с Изабеллой, дочерью Вильяма Маршала, принц нередко поддерживал лордов, выступавших за соблюдение статей «Великой Хартии». Теперь же, под воздействием Санчи, он охладел к былым сторонникам и все больше времени проводил с королем. И все же Ричард куда лучше, чем Генрих, представлял себе истинное положение дел в стране. Вот почему на душе у принца было неспокойно. Ричард боялся, что бароны возьмутся за оружие и пойдут войной на короля Генриха, как прежде они пошли войной на короля Джона. Опасный прецедент уже существует. То, что произошло один раз, может повториться. Король, поставленный на колени, – зрелище, которое не забывается. Генриху следовало бы не жалеть усилий, чтобы исправить ошибки, совершенные отцом, однако король, казалось, не отдает себе в этом отчета. Ричард знал, что главный рассадник недовольства – столица. Люди принца заходили в таверны, гуляли по порту, подглядывая и подслушивая. Народ роптал против родственников королевы. А ведь Санча тоже приходилась королеве родственницей… Принц не раз заводил с женой разговор на эту тему, надеясь, что Санча воздействует на Элеанору, а та, в свою очередь, вразумит короля. Санча и в самом деле была рассудительней, чем ее сестра, да и нравом поспокойней. Она внимательно выслушала мужа, но могла сказать лишь: – Элеаноре невозможно втолковать то, чего она не желает слышать. – Это мне известно, – вздохнул Ричард. – Не могу понять, ведь она так умна. – Элеанора считает, что ей любая задача по плечу. Стоит ей только захотеть – и все ей удастся. – Но ведь речь идет о целом народе. Если народ восстанет против своих правителей… Англичане долготерпеливы, но бывает достаточно одной искры, и возгорается большое пламя. – Вас это тревожит, Ричард? – Я предчувствую большие беды. Может быть, это произойдет еще не завтра, но горизонт затянут тучами. Да и ваш дядя Бонифас… – Эту историю уже все забыли. – Забыли? Никогда! У лондонцев длинная память. Настанет день, когда Бонифасу припомнят монастырь святого Варфоломея. Крайне неприятный инцидент. Санча, попытайтесь втолковать вашим родственникам, что с англичанами нужно быть поосторожней. Наш народ не таков, каким кажется на первый взгляд. Можно подумать, что англичане тихи и боязливы. Вовсе нет! Это не робость, а вялость, сонливость, нежелание делать резкие движения. Но, когда у англичанина накопится, он словно срывается с цепи, и тогда остановить его уже невозможно. – Я сделаю все, что смогу. Принц кивнул: – У лондонцев занозой в сердце сидит «Квинхайз». Это незаживающая язва. Я пробовал объяснить Элеаноре, что всякий раз, платя налог, купцы кроют королеву последними словами. Именно королеву, а не короля, ведь Генрих – англичанин, а Элеанора – иностранка. С «Квинхайзом» нужно что-то делать. Я попробую поговорить с королевой еще раз. – Я вижу, вы и в самом деле обеспокоены, – нахмурилась Санча. – Я был слишком мал, когда бароны восстали против моего отца, но, Бог свидетель, меня с детства воспитывали на этом примере. Питер де Моле и Роджер д'Акастр без конца твердили мне об отце, когда я рос в замке Корф. Мои воспитатели думали, что я могу когда-нибудь стать королем. – И вам кажется, что Генрих идет по пути своего отца? – Не совсем. Генрих – человек добрый, религиозный, он верный муж и преданный отец. Однако государством он правит неразумно. Стоит королю оступиться, и сразу же подданные начинают шептаться о «Великой Хартии». – Что вы намерены предпринять, Ричард? – Все, что угодно, лишь бы спасти брата. Еще несколько лет назад Ричард был бы настроен совсем иначе. Он воспользовался бы всеобщим недовольством, чтобы вместе со своими сторонниками свергнуть короля и усесться на его место. Однако теперь принц свято блюл интересы брата и хотел во что бы то ни стало защитить его трон. Принц тоже немало времени проводил в Виндзоре, потому что там, вместе с королевскими детьми, воспитывался его сын Генрих. Санча так пока и не наградила Ричарда потомством, зато Генрих вселял в сердце отца отраду. Он рос мальчиком умным, красивым, способным. Генриху исполнилось десять лет, о лучшем сыне Ричард не мог и мечтать. Поневоле приходилось добрым словом вспоминать покойницу Изабеллу. Маленький Эдуард тоже подрастал, но, в отличие от своего кузена, частенько прихварывал, чем буквально сводил с ума своих родителей. Девочки были милы и очаровательны, и король не мог нарадоваться на свое семейное счастье. Если бы только Генрих проявлял больше осмотрительности и сдержанности в отношениях с родственниками жены! Ведь все эти щедрые подношения оплачивались из кармана подданных. Глупо, очень глупо, думал Ричард. До такой степени глупо, что граничит с безумием. Когда Ричард явился к королеве для разговора, Элеанора вместе с придворными дамами вышивала гобелен. Вид у королевы был такой блаженный, что принц присмотрелся к ней повнимательней. Господи, неужели она снова беременна? – Мой дорогой братец! – обрадовалась Элеанора гостю. Она всегда благоволила Ричарду, а теперь, после того, как он женился на Санче, – вдвойне. – Сударыня, – поклонился Ричард, целуя ей руку. Слегка приподняв брови, он дал понять, что хочет побеседовать с королевой наедине, и она тут же отослала придворных. – Как поживает моя сестра? – Очень хорошо. – Мы с ней виделись совсем недавно, а я уже соскучилась. Как хорошо, что Санча приехала в Англию. – Да, ей здесь нравится. Ричард присел на табурет рядом с королевой. – У вас сегодня такой счастливый вид, – с намеком сказал он. – Так вы догадались? – Ага, значит, я не ошибся. Представляю, как радуется Генрих. – Он на седьмом небе. На этот раз должен непременно родиться мальчик. – Что ж, Эдуарду брат не помешает. – Он сказал, что сестры ему не нравятся, а вот брат был бы очень кстати. Ваш Генрих и наш Эдуард – хорошие друзья. – Мой Генрих – прирожденный дипломат. – А Эдуард так ласков и великодушен. – Мне известно от моего сына, мадам, что Эдуард – образец всяческих добродетелей. Королева рассмеялась: – Перестаньте, Ричард, я знаю, что вы столь же высокого мнения о собственном сыне. – Как хорошо, что у нас такие удачные дети! Я готов разговаривать о них весь день, однако сегодня я пришел не за этим. – Слушаю вас, Ричард. – С вами так приятно разговаривать… – Ричард знал, что немного лести в разговоре с Элеанорой не помешает. – Дело в том, что я встревожен. – Чем же? – насторожилась королева. – В стране зреет недовольство. Особенно в Лондоне. – От лондонцев вечно одни неприятности. – Это гордый и независимый народ. – Они считают, что Лондон и есть Англия, что им ни в чем нет равных. – Так оно и есть, миледи, если говорить о торговле, богатстве и влиянии. Нельзя забывать, что купцы и торговцы определяют благосостояние страны. А они-то и недовольны. – Недовольны евреи. – И они тоже. – У евреев в этой стране нет никаких прав. Раз они живут в Англии, пусть платят за эту привилегию. – Если мы лишимся евреев, мы многое потеряем. Но я пришел не для того, чтобы говорить о евреях. Более всего лондонцев выводит из себя «Квинхайз». – Это мне известно. Всякий раз, платя подать, купцы ворчат. Однако порт Квинхайз всегда принадлежал английским королевам. – Но не всегда купцов заставляли разгружаться только в Квинхайзе и больше нигде. Да и подать слишком уж возросла. – С купцов берут то, что должны брать. – Они с этим не согласны. С такого, казалось бы, незначительного дела могут начаться большие неприятности. – Что же мне теперь делать? Извиниться перед купцами, сказать, что я беру с них слишком большой налог? – Нет, миледи. Давайте я выкуплю у вас «Квинхайз». – Вы, Ричард? Но ведь эта привилегия стоит очень дорого. – Ничего, я достаточно богат. И предлагаю вам это вполне серьезно. Если не принять срочные меры, может начаться смута. – Смутьянов должным образом покарают. – Не так-то это просто. Восставшая толпа ужасна. Не стоит пробуждать спящего зверя, ведь никогда не знаешь, к чему это может привести. Элеанора молчала. Она знала, что Ричарду придется выложить за «Квинхайз» кругленькую сумму. Он и в самом деле богат, так что может себе это позволить. В отличие от Генриха, Ричард никогда не жалуется на нехватку денег. Он вообще мало похож на своего брата. Щедростью принц никогда не отличался. Когда дядя Бонифас попросил у него денег, Ричард ответил, что может предоставить займ, но о безвозмездном даре речи не было. Дядя Бонифас в долг брать не пожелал. Будь на месте Ричарда старший брат, Бонифас получил бы требуемую сумму, ибо король захотел бы сделать приятное своей супруге. Отказаться от «Квинхайза»? Что ж, неплохая идея. Слишком много жалоб на эту пошлину. Когда Элеанора выезжала в город, она собственными ушами слышала, как ропщет народ. Пожалуй, стоит согласиться. Пусть «Квинхайз» достанется Ричарду. Тогда проклятые купцы будут ненавидеть его, а не Элеанору. Однако Ричард поступил иначе. Выкупив «Квинхайз», он тут же перепродал эту привилегию лондонскому мэру, получив взамен ренту в пятьдесят фунтов ежегодно. Теперь, если лондонские купцы будут кем-то недовольны, это внутреннее дело горожан, королевское семейство тут ни при чем. Таким образом, Ричард сумел уберечь своего августейшего брата от беды.ЦЕРЕМОНИЯ В БОЛЬ
Пока Элеанора вынашивала ребенка, из Прованса пришла печальная весть. Ее отец был очень плох. Санча немедленно явилась к сестре в Виндзор. Они обнялись и уединились в приватных покоях королевы, чтобы никто им не мешал. – Матушка говорила, когда была на твоей свадьбе, что отец болеет, – сказала Элеанора. – Да, я знаю. Он тоже хотел приехать, очень хотел, но не смог. – Ты думаешь, он уже умер? – спросила королева. – Почему ты так спрашиваешь? – Матушка могла нарочно сообщить нам о его болезни, чтобы смягчить удар. Сестры горестно смотрели друг на друга. Элеанора давно уже не видела своего отца, но сейчас воспоминания о нем воскресли в ее душе. Она и Санча как бы вернулись в золотую пору детства. – Трудно представить себе, что его не будет, – вздохнула королева. – Бедная матушка этого не переживет. Нужно пригласить ее сюда. Санча промолчала, вспомнив, что говорил Ричард о засилье чужеземцев в Англии. – Остается еще Беатриса, – сказала она вслух. – Теперь отец не сможет найти ей мужа. Правда, остается еще Ромео. – Бедняжка Беатриса, представляю, как ей грустно. В этот момент в дверь постучался гонец. Опасения Элеаноры подтвердились. Граф Прованский скончался.* * *
Когда стало известно, что по завещанию граф оставил все свои владения последней, незамужней дочери, Элеанора слегка рассердилась. – Кажется, он забыл, что дочерей у него четверо, – обиженно воскликнула она. – Вовсе нет, – ответила Санча. – Но отец знает, что мы трое уже имеем мужей, причем мужей могущественных и богатых. Беатриса же еще даже не невеста. – С таким приданым у нее от женихов отбоя не будет. Вопрос о наследстве несколько отвлек Элеанору от траура. Вскоре стало известно, что в Прованс валом повалили женихи, и королева цинично подшучивала по этому поводу. Однако вдовствующая графиня была недовольна претендентами на руку своей младшей дочери. Как-то раз Генрих сообщил супруге потрясающую новость: Хайме, король Арагонский, осадил город Экс, заявив, что не снимет осаду до тех пор, пока графиня Прованская не выдаст свою дочь Беатрису за дона Педро, наследного принца Арагонского. Какая романтическая история! Когда-то Элеанора описывала подобные рыцарские подвиги в своих поэмах. Подумать только, что крошка Беатриса оказалась в центре столь захватывающей драмы. А ведь все дело в том, что она – единственная наследница отцовских владений. Вскоре пришло письмо от Маргариты. Она писала сестрам, что они могут не беспокоиться за Беатрису. Король Арагонский и в самом деле вторгся в Прованс, чтобы силой женить своего сына на выгодной невесте. Дона Хайме прозвали Завоевателем, ибо он одержал немало побед, но на сей раз победы ему не видать, потому что за свою родственницу заступился Людовик. Дело в том, что Карл Анжуйский, брат французского короля, сам хотел жениться на Беатрисе. Вот почему принц вторгся в Прованс во главе войска, намереваясь изгнать так называемого Завоевателя восвояси. События принимали весьма увлекательный оборот, и сестры из Англии с интересом следили за происходящим. Тем временем королеве подошло время родить. Она произвела на свет крепкого мальчика, и вся страна возликовала. Принца назвали Эдмундом. От радости Элеанора и думать забыла об отцовском наследстве. Карл Анжуйский без труда изгнал из Прованса арагонцев, ибо за принцем стоял сам могущественный король Франции. Вскоре в Париже сыграли свадьбу Карла и Беатрисы. У графства Прованского появился новый хозяин.* * *
Более всего Элеанора любила находиться в обществе своих детей, однако, хотя она любила каждого из них, первородный сын был ей особенно дорог. Всякую свободную минуту королева старалась проводить со своим Эдуардом. Генрих относился к старшему сыну точно так же. Конечно, у короля было меньше свободного времени, чем у королевы, но он все время рвался в детскую, чтобы быть рядом с принцем. Наедине супруги все время только и говорили, что об Эдуарде. Генриху не терпелось одарить своего наследника землями и замками, а Элеанора смеялась, говоря, что мальчик для этого еще слишком молод. Королеве предстояло участвовать в обряде освящения новой церкви, построенной в аббатстве Боль. Элеанора твердо решила, что возьмет сына с собой. – Ему уже пора появляться на публике, – сказала она. – Народ будет его просто обожать. И в самом деле, когда мальчик сопровождал родителей в поездках, подданные приветствовали королевское семейство куда более горячо. Генрих согласился, что идея неплоха – пусть Эдуард съездит в Боль с матерью. Когда Элеанора вошла в детскую, принц налетел на нее с разбега и крепко обхватил мать за колени. – Дорогой, разве так нужно встречать королеву? – спросила она с напускной строгостью, но не выдержала и, подняв малыша на руки, крепко расцеловала. – Как поживает мой Эдуард? – Хорошо! Королева испытующе посмотрела на ребенка. Что-то у него глаза слишком горят, да и руки горячие. Может быть, разволновался от встречи с матерью? Роберт Бернелл, наставник и капеллан наследника, сообщил: – Последние несколько дней лорду Эдуарду слегка нездоровится, миледи. У Элеаноры от страха сжалось сердце – это происходило всякий раз, когда кто-то из ее детей заболевал. – Что случилось, Роберт? Вы уверены, что болезнь не опасна? – Миледи, мальчик частенько простужается. Это королеве совсем не понравилось. Что еще за простуды? – Сегодня утром мы с Генрихом ездили кататься, миледи, – сообщил Эдуард. – Я его обскакал. Почему мальчику разрешают ездить верхом так быстро? А вдруг он упадет? Да и к тому же еще эта простуда! Элеанора с тревогой посмотрела на Роберта Бернелла. – Лорд Эдуард очень любит состязаться и хочет непременно одерживать над всеми верх, – сказал наставник. – И всегда одерживаю, миледи, – похвастался принц. – Не всегда, милорд, – поправил его воспитатель. – Ну, очень часто, – уступил мальчик. Мать растрепала ему волосы. – У меня к вам поручение от короля. Он хочет знать, хорошо ли вы учите уроки, ведете ли себя подобающим для принца образом? Что мне сказать вашему отцу? – Что я все делаю очень хорошо, – выпалил Эдуард. – Иногда, – поправил его Бернелл. Элеанора предпочла бы, чтобы Бернелл поменьше придирался к мальчику, однако сдержалась – учитель, конечно же, прав, и мальчика следует содержать в строгости. Лучшего воспитателя для ребенка, чем Роберт Бернелл, все равно не найти. – Дорогой мальчик, я хочу взять вас с собой в аббатство Боль. – Когда? – Скоро. Мы будем присутствовать на освящении церкви. – Это очень торжественная церемония, милорд, – пояснил Бернелл. – Значит, я тоже буду торжественный? – спросил Эдуард и закашлялся. Элеанора испуганно встрепенулась. – Ничего страшного, миледи, – успокоил ее учитель. – Небольшой кашель. Он то появляется, то исчезает. – Нужно, чтобы он исчез, и больше не появлялся, – строго сказала королева. Достаточно ли хорошо ухаживают за ребенком? Понимают ли они, сколь драгоценна жизнь этого мальчика? Конечно, некоторые скажут, что теперь у него есть брат, и можно так уж сильно не беспокоиться. Но разве кто-нибудь заменит матери ее обожаемого Эдуарда? Никто, даже сам Генрих!* * *
Элеанора очень гордилась своим сыном, когда он отправился в путь, восседая на белоснежном пони. Кузен Генрих, который был четырьмя годами старше принца, ехал по другую сторону от Эдуарда. Сын Ричарда был тоже красив, но, с точки зрения Элеаноры, не шел ни в какое сравнение с наследным принцем. Эдуард все еще покашливал, и Элеанора мучилась тревогой. Она с неприязнью поглядывала на юного Генриха, отличавшегося возмутительно крепким здоровьем.Монастырь был основан королем Джоном. Время от времени этот беспутный монах совершал подобные богоугодные деяния – не во имя добродетели, а чтобы хоть немного умилостивить Небеса. Аббатство располагалось среди березовых лесов, в весьма живописном месте. Монахи-цистерцианцы с нетерпением ждали приезда королевы и наследного принца, которые согласились почтить своим присутствием освящение нового храма. Эдуарду понравился и перезвон колоколов, и чинные цистерцианцы, однако мальчик так сильно кашлял, что королева перестала обращать внимание на обряд. Торжественная процессия поющих монахов неспешно следовала через храм. Король и принц в окружении рыцарей наблюдали за церемонией. Здесь же находился и Роберт Бернелл. Когда освящение закончилось, королева взяла сына за руку и с испугом почувствовала, что ладонь влажная и горячая. – У лорда Эдуарда лихорадка, – нервно сказала она, обращаясь к Бернеллу. – Обычная простуда, мадам. Но будет лучше поскорее вернуться во дворец. – Нет, это слишком опасно. Эдуард должен остаться здесь. Пусть лекари сами приедут сюда. Немедленно пошлите за ними. – Это невозможно, миледи. У цистерцианцев очень строгий устав. – Мне нет дела до их устава! – вспыхнула королева. – Я не стану рисковать жизнью сына. – Но аббат будет оскорблен. – Меня это не волнует. Срочно пошлите за врачами и сообщите о случившемся королю. Роберт Бернелл знал, что с Элеанорой спорить бессмысленно, когда она в таком состоянии. Мальчик часто простужался, обычная болезнь роста. Со временем он окрепнет и избавится от этой хвори. Однако объяснять все это королеве было бесполезно. Узнав о случившемся, монахи немедленно отправились за настоятелем, и тот сам явился к королеве. – Мадам, я слышал, что вы хотите оставить в монастыре лорда Эдуарда. Монахи позаботятся о нем. – Я уже послала за королевскими медиками. Аббат низко поклонился: – Миледи, вы смело можете вверить принца нашей заботе. – Оставить сына? Ну уж нет, милорд аббат. Когда мой сын болеет, я ухаживаю за ним сама. – Но женщинам нельзя оставаться в стенах аббатства. Закон нашего ордена очень строг. – Значит, ваш закон придется изменить, – безапелляционно заявила Элеанора. – Я не просто женщина, милорд, я ваша королева. С вашей стороны будет благоразумно проявить гостеприимство. Уложите моего сына в постель, и знайте: я пробуду у его изголовья до тех пор, пока мальчик не выздоровеет. Ухаживать за ним я буду сама, так что придется вам смириться с присутствием женщины в ваших стенах. Настоятель растерялся. Он не имел права впускать королеву под свой кров. Это было просто возмутительно, беспрецедентно! За принцем, разумеется, монахи ухаживать будут, но королева должна уехать. Когда святой отец попытался изложить королеве свои резоны, Элеанора впала в ярость. Неужто этот идиот цистерцианец не понимает, что он со своими дурацкими законами ставит под угрозу жизнь наследника престола? – Слушать больше ничего не желаю! – завизжала Элеанора. – Не забудьте, что вы живете на подачки короля. Этот монастырь основал отец моего супруга. Я могу, если пожелаю, здесь камня на камне не оставить. И я сделаю это, если из-за вашего упрямства с моим сыном что-то случится. Извольте обеспечить лорда Эдуарда всем необходимым. И ухаживать за принцем будет его мать, так и знайте! Пришлось аббату капитулировать. Он на миг представил себе, что мальчика увозят из монастыря и он умирает по дороге. Все скажут, что виной тому упрямство цистерцианцев. Лучше уж пренебречь правилами, пусть королева поступает как знает. Приехали врачи и долго совещались. Королева потребовала, чтобы они сказали ей всю правду. Но лекари не нашли в состоянии мальчика ничего тревожного – обычная лихорадка. Ее величество напрасно так волнуется. Однако Элеанора не желала рисковать. Несколько дней и ночей она не отходила от постели ребенка до тех пор, пока Эдуард окончательно не поправился. Лишь тогда королева позволила себе немного поспать. Она возблагодарила Господа за исцеление принца у алтаря новой церкви, а затем, счастливая и умиротворенная, увезла Эдуарда обратно во дворец. Несмотря на протесты мальчика, ему не позволили ехать верхом, а везли его в паланкине. Эдуард вырывался, требовал, чтобы его посадили в седло, потому что он самый лучший наездник на свете и потому что над ним будут смеяться прохожие. В конце концов Элеанора сдалась, разрешила сыну сесть на коня, но предупредила, что при первых же признаках простуды отправит его обратно в паланкин. Ехать рядом с сыном было невыразимо приятно. Элеанора то и дело поглядывала на золотистые волосы мальчика, на его румяные щеки, а Эдуард, не умолкая, разглагольствовал о лошадях и охотничьих соколах.
Последние комментарии
16 часов 30 минут назад
18 часов 47 минут назад
1 день 9 часов назад
1 день 9 часов назад
1 день 14 часов назад
1 день 18 часов назад