Лирика [Амадо Нерво] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

АМАДО НЕРВО




1870—1919


МЕКСИКА


Поэт, отмеченный славой «самого нежного и искреннего», Амадо Нерво провел свои детские и отроческие годы «в тихом городе, полном монотонности томной», где он и шестеро его младших братьев и сестер были окружены лаской любящих родителей. После смерти отца тринадцатилетний Амадо покидает родной дом. Учась в колледже и семинарии, а затем работая в адвокатской конторе, Амадо пишет стихи и рассказы и даже печатает их в местных газетах. Литературные интересы влекут его в столицу, где в это время «Лазурный журнал», основанный выдающимся мексиканским поэтом Мануэлем Гутьерресом Нагерой, сплотил вокруг себя лучшие литературные силы Мексики. Жилось в столице нелегко, но Амадо был счастлив: в «Лазурном журнале» вскоре были опубликованы его стихи, имя поэта сделалось известным в литературных кругах. В 1898 году Амадо Нерво выпускает лирические сборники «Черный жемчуг» и «Тайны». К тому времени он стал профессиональным журналистом: его статьи и очерки печатались в столичных газетах и журналах. В 1900 году Амадо совершил путешествие по Европе, некоторое время жил в Париже. Из Парижа он привез издание своих «Поэм»; одна за другой выходят его книги: «Героическая лира», «Голоса», «Сады моей души». Литературная слава не избавляла поэта от материальных затруднений; желая освободиться от литературной поденщины, он вступает на дипломатическое поприще и с 1905 по 1918 год живет в Мадриде. Испанский период оказался для него чрезвычайно плодотворным: кроме статей, литературных исследований, рассказов, им были созданы самые прекрасные страницы его лирической исповеди: «Вполголоса», «Безмятежность», «Недвижная возлюбленная» — «золотые плоды его зрелости, освещенные осенним солнцем». «Недвижная возлюбленная» увидела свет уже после смерти Амадо Нерво и была единодушно признана шедевром его любовной лирики. «С его смертью Америка потеряла самого глубокого и проникновенного из своих бардов, — отмечала латиноамериканская критика, — как поэт он выполнил самую высокую миссию: он объединил латиноамериканцев духом и языком своей поэзии».





Автобиография


Что о себе сказать вам?
Я все написал — прочтите
стихи мои и поэмы.
В жизни моей нет событий;
как у счастливых народов,
как у матроны почтенной,
нет у меня истории:
жил жизнью обыкновенной.
Милая незнакомка!
Ответы мои будут кратки.
С юных лет я искусству
предался без оглядки:
сдружился с гармонией, с рифмой —
служанками Мусагета;[1]
легко мог бы стать богатым,
но выбрал жребий поэта.
«А после?»
                    «Любил и страдал я,
знал радости и мученья».
«И много?»
                     «Вполне довольно,
чтоб заслужить прощенье».




Первая страница


Я никогда ловить не стану взгляд
тупого и надменного магната,
выпрашивая денег и наград:
я королевский пурпур видеть рад
лишь на плечах горящего заката.




*   *   *


Уж лиловеет небо голубое,
в торжественной агонии горит
светило дня багрово-золотое,
как будто на кровавом поле боя
сверкает бронзой оброненный щит.
Навстречу ласкам вечера открыться
спешит цветок, невинный стан склоня,
и перламутровая колесница
луны взлетает в небеса — сразиться
с еще сверкающей квадригой дня.
Волшебный час! Над зеркалом лагуны
взмывает альбатрос — и камнем вниз.
Стволы дерев расчерчивают дюны,
и листья пальмы, как на лютне струны,
задумчиво перебирает бриз.
Вдруг с вышины, где амфоры заката
льют струи пламени на небосвод,
стон прокатился — скорбная фермата…
День умер, — невозвратная утрата! —
вселенский хор отходную поет.
Когда же вновь неутомимый зодчий
создаст день новый и на звонкий брег
метнет сноп стрел, сражая морок ночи,
и звезды, побледнев, стыдливо очи
прикроют золотой завесой век,
и солнце вдруг блеснет из мглы туманной
дарохранительницей в алтаре,
земле даруя свет обетованный, —
тогда природа зазвучит осанной
вновь возрожденной жизни и заре.




Крылья