Квартирка с антресолями [Уолтер Тевис] (fb2) читать постранично

Уолтер Тевис Квартирка с антресолями

Walter Tevis. Rent Control.

— Господи! — воскликнула Эдит. — Ничего подобного я еще не испытывала. — Она обвила Терри руками и, притянув к себе, прижалась щекой к его обнаженной груди. По ее лицу текли слезы.

— Я тоже родная, — сказал он с дрожью в голосе и крепко обнял ее. Они лежали в постели на антресолях в ателье Эдит на Ист-Сайде. Только что испытав острейшее обоюдное наслаждение, оба пребывали в расслабленном, блаженном состоянии. Это был воистину великий день в их жизни.

Наслаждению предшествовала своеобразная терапия. В этот вечер после ужина, как всегда по средам, они побывали на занятиях в группе Харри, и это каким-то образом помогло им сконцентрироваться. Он наконец громко высказал возмущение своими бестолковыми родителями, а она, чуть не визжа, обрушила всю свою ненависть на садистку-мать и бесхарактерного отца. И только на одном из этажей нью-йоркской психиатрической консультации напряжение отпустило обоих. После крика и стучанья кулаком по столу, после выхода долго копившегося гнева наружу оба широко и безмятежно улыбались друг другу. Они направились к ней домой, где жили вместе вот уже полгода, поднялись по лесенке на антресоли (там находилась ее постель) и предались любви. Начав с тихих нежностей, они постепенно дошли до исступления. Страсть захватила их и вознесла на такую высоту, на какой они никогда еще не бывали. И только теперь, свернувшись комочком, они наконец успокоились.

Долго лежали молча, пока Эдит не взглянула в сторону находившейся рядом с постелью полки, где помещались сигареты, японская пепельница, массивный кувшин, расписанный розочками, и будильник.

— Часы, наверно, остановились, — сказала она.

Он что-то пробормотал в ответ, глаза его были закрыты.

— Они показывают девять двадцать, — не унималась Эдит, а мы только от Харри ушли в девять.

— Гм, — безучастно произнес Терри.

Она помолчала, размышляя, но не успокоилась.

— А сколько на твоих? — спросила она.

— Сколько-сколько, — повторил он и, подняв руку, взглянул на циферблат.

— Тоже девять двадцать.

— А секундная стрелка движется?

Его «Аккутрон» был, конечно, не из тех механизмов, которые могут подвести. Тем не менее он снова взглянул на стрелку.

— Нет. Не движется.

Он опустил руку на ее обнаженное тело, ощутил его прохладу.

— Вот так фокус, — сказал он, — и твои, и мои остановились одновременно.

Терри потянулся к окну и отодвинул штору. Снаружи было темно, но в воздухе было какое-то странное мерцание. Всякое движение прекратилось. На тротуаре через дорогу виднелись, собранные в кучу, округлые пластиковые мешки.

— Одиннадцати еще точно нет. Мусор у «Тореадора» не убран.

«Тореадором» назывался испанский ресторан, в который они уже давно собирались сходить.

— Сейчас примерно десять тридцать, — сказала Эдит. — А что если ты включишь телевизор и сделаешь нам омлет? Мне из трех яиц с чеддером.

— Ну конечно, золотко.

Он натянул шорты, спустился по лесенке, прошел босиком к маленькому «Сони» возле камина, включил его и направился к плите и мойке в другом конце помещения. Он слышал, как заработал телевизор, а сам все искал недавно купленную им сковороду. Наконец он обнаружил ее угнездившейся под раковиной. Достал яйца, разбил одно и глянул на часы. Девять двадцать шесть. Секундная стрелка движется.

— Лапа! — крикнул он. — Мои пошли.

Она отозвалась не сразу, и голос у нее был удивленный.

— И мои тоже!

Он пожал плечами, положил на сковороду масло и разбил остальные яйца, а скорлупу бросил в раковину. Размешав яйца вилкой, включил конфорку и направился к телевизору. Голос диктора произнес: «…девять часов тридцать минут». Терри взглянул на часы. На них было столько же.

— Господи Иисусе! — воскликнул он.

И Терри и Эдит было по тридцать пять, оба выглядели молодо, были симпатичны и умны, оба родились под знаком Рыбы с разницей в три дня. У обоих был хороший цвет лица, блестящие темные волосы и ясные глаза. Оба покупали одежду в «Бергдорф энд Сакс» и у Блумингдейла, оба читали «Сандли тайме», сносно говорили по-французски и любили рассказы Джона Чивера. Терри работал художником-оформителем в журнале, Эдит — адвокатом. Они, конечно, могли бы позволить себе и более просторную квартиру, но арендная плата за ателье была установлена, как за рабочее помещение, постоянная, к тому же оно было расположено в самом центре города. Откажись они от него, сколько выгодных заказов пришлось бы потерять! «Оставить это гнездышко было бы просто глупо!» — сказала она однажды. Так они и жили в этих полутора комнатах, а денежки тем временем продолжали поступать на их банковские счета.

С любовью у них вначале не клеилось: оба были слишком робкими, это мешало им радоваться жизни, осложнявшейся всевозможными вынужденными объяснениями и взаимными упреками. Он был часто вялым, а она — нечувствительной. Она боялась его и отдавалась ему