Третейский судья [Ольга Александровна Лаврова] (fb2) читать постранично, страница - 4

чертами лица.

— Такой умный? Или образованный? — спрашивает Пал Палыч.

— Он, знаешь, был доцентом. По марксизму. Оч-чень процветал. Брошюрки издавал: «Коммунизм — это молодость мира», «Экономика социализма при переходе к коммунизму». А когда эта… наука пошла кошке под хвост, жутко обозлился. И тут из лагеря вышел его одногодок, дворовый бог по кличке Мокрый. Вот он, — на стол ложится вторая фотография: матерый блатной «лоб». Опекал Крысина почти с пеленок. А тот даже слал ему посылки в зону. Через третьи руки, естественно.

— И воскресла старая дружба?

— Ну да. Эта парочка тут потренировалась и прибыла в Европу. Там у доцента открылось второе дыхание, нашел себя. В поле зрения Интерпола оба попали после нескольких налетов: однотипные грабежи ювелиров.

— А куда сбывали? — удивляется Знаменский, — На сбыте драгоценностей засыпаться проще простого.

— Они брали только наличные. Думаю, ювелирам предлагали какой-нибудь супербриллиант, вывезенный из России. Те, кто клевал, готовили деньги. А вместо бриллианта получали пулю в затылок. Но вдруг…

Некстати звонит один из телефонов.

— Знаменский… Наконец-то… Оружие нашли?.. И когда?.. Минутку, — закрыв ладонью микрофон, спрашивает Томина: — Ты вечером у меня?

Тот пожимает плечами, дескать, о чем речь. И Знаменский говорит в трубку:

— Нет, сегодня задерживаться не буду. Пусть поторопятся. Пока, — дает отбой. — Но вдруг?

— Вдруг, Паша, доцент Крысин прервал свою деятельность и лег на дно. То ли почуял внимание полиции, то ли по родине соскучился, но всплыл уже в России. С новыми документами, конечно. Теперь он бывший счетовод Ландышев. И раскручивает краденые деньги.

Опять звонят. Потом входит секретарша с многостраничным документом в руке.

— Пал Палыч, генерал просил завизировать.

Листая бумаги, Знаменский спрашивает Томина:

— А при чем убитый Нуриев?

— Это вторая часть истории. При дележе добычи наш Ландышев — тогда еще Крысин — Мокрого обидел. Тот его года два искал по Европе, потом нащупал здесь. И позвонил из Австрии, что направляет своего человека объясниться. На старопиратском языке — послал с черной меткой.

Секретарша уносит свои бумаги, кто-то еще суется в дверь, но Знаменский машет, чтоб не мешали.

— Это и был Нуриев?

— Ну да. Через пять дней наше бюро в Москве увидело в вашей сводке…

Знаменский прерывает:

— Наше бюро в вашей Москве?

— Нет, Паша, конечно, ихнее бюро в нашей Москве.

— То-то же. А Ландышев и Крысин наверняка одно лицо?

— Наверняка.

— Тогда почему «ихнему бюро» его не забрать? И заодно Мокрого?

— Понимаешь, все, что я рассказываю, — сущая правда. Но с доказательствами слабовато. Было еще два участника грабежей, из немцев, — их наши деятели убрали. Прямых свидетелей нет. Агентурные же донесения в дело не вставишь.

— Что-то твой Интерпол слабо выглядит.

— Ихний, ихний. Он, Паша, довольно глазастый и уши длинные, а вот руки часто коротковаты. Потому меня и командировали — очень, я считаю, удачно. На пару мы как-нибудь расколем бывшего марксиста!

Ну вот и прошла легкая стесненность, что ощущалась при первой встрече. Они снова на одной ноге. Они хорошо слышат друг друга.

Живой Ландышев изрядно отличается от фотографии. Там он мелкотравчатый какой-то, только глаза смышленые. В натуре же Ландышев держится с апломбом, с некоторым даже шиком. От него деньгами пахнет. Только в движениях проскальзывает порой стремление оглянуться и поберечь спину.

К зданию под вывеской «Транспортбанк» Ландышев подъезжает со свитой. С ним, кроме шофера, телохранитель и еще Руслан — его начальник службы безопасности.

Пока шофер припарковывается, поблизости тормозит Авдеев. О нем банкир рассказывал Ковалю на вокзале.

Противники смотрятся рядом контрастно. Авдеев — крупный спокойный блондин, лет сорока трех. Ландышев — подвижный, лысоватый, невысокий, лет на пять старше.

Они сухо здороваются, входят в банк. И пока идут по зданию, где внутренняя охрана, пропуская их, отпирает и запирает двери в коридорах, пока поднимаются в лифте, шагают по этажу начальства, где пол застлан дорогим ковром, продолжают вести не сегодня начавшийся спор:

— Твой случай не страховой, — фыркает Ландышев. — Тут, как говорят немцы, данке шён.

— Перестань, Ландышев. Даже братки тебе скажут: это не по понятиям.

— Какие сейчас понятия?! Сколько поднял — столько и уноси. А после обвала и подавно: если кто тонет, рви в сторону, чтобы не хватался. Скажешь, не прав?

— Скажу, не прав. Без каких-то договоренностей жить нельзя. Иначе сгинем, всех завалит дерьмом.

Ландышев и Авдеев входят к секретарше директора. Охрана банка, понятно, сообщила ей, кто и куда направляется.

— Здравствуйте, господа. Я доложила о вас. Присядьте пока, — она указывает на холл.

Собеседники усаживаются там и продолжают препираться.

Авдеев догадывается, что Ландышеву было бы проще и естественней разобраться с ним на