Каньон-а-Шарон [Арнольд Каштанов] (fb2) читать постранично

Арнольд Каштанов Каньон-а-Шарон

1. Синяя «субара»

— Мама сказала «хара», — выкладывал Гай последние новости.

— Хорошо, — сказал я.

Нам нужно было перейти бульвар напротив «Макдоналдса», мы остановились у перехода. Машины на бульваре тоже остановились. И для нас, и для них горел красный. Они стояли в три ряда, в ближней к нам новенькой синей «субаре» сидел молодой араб.

— Как — хорошо?! — взвился Гай. — Гера, ты слышал, мама сказала «хара»!

«Хара» значит «дерьмо». Это из тех слов, которые нельзя говорить вслух, а мама сказала, и Гай, семилетний мыслитель, хотел понять, как надо к этому относиться. С логикой у него все в порядке: либо нельзя, либо можно. И пока это так, от него не отвяжешься. Кроме того, он пользовался случаем сказать слово, которое ему запрещают. Заладил и повторял:

— Мама сказала «хара». Мама сказала «хара». Мама…

— Кому?

— Не знаю. По телефону.

— Хорошо.

— А можно говорить «хорошо»?

— Почему же нельзя?

— Потому что там тоже есть «хара». «Хара-шо».

Загорелся зеленый для машин, они рванули, а араб в «субаре» медлил. Я увидел на сиденье рядом с ним сумку. Она была синяя, распертая от чего-то угловатого, и из нее торчали два белых проводка с блестящими медными концами, словно бы выдернутые из выключателя. Араб смотрел на Гая и не двигался, сзади него сигналили, и я увидел то, что сейчас произойдет: бросив руль, араб руками соединит проводки, и начиненная гвоздями бомба взорвется. Я загородил Гая и едва не оказался под «субарой». Араб наконец поехал, никого не взорвав. Досадуя на себя за дурацкую панику, я взял Гая за руку.

Мы шли в «Макдоналдс». Так повелось, что когда я забираю его из школы, то по пути домой покупаю в «Макдоналдсе» детский набор, к которому прилагается игрушка на выбор. В набор входят маленький гамбургер, кока-кола со льдом и кулечек чипсов размером со стакан. Кроме того, я покупаю мороженое. Для меня все это дорого, на такие деньги — двадцать два шекеля — мы с Ирой живем два дня, но она решила, что раз в неделю мы можем потратиться на внука.

В этот день ждали террористических актов, и все старались избегать людных мест, а «Макдоналдс» помещался у автобусной станции, в самой толчее, так что я с облегчением вздохнул, когда мы с Гаем из него вышли. С пакетом еды и какой-то синей меховой обезьянкой, выбранной Гаем, мы дошли до автобусной платформы и сели на скамейку. Гай задумчиво ел мороженое и вяло поинтересовался:

— Гера, ты Гера?

— Да, я Гера.

Он кивнул.

Приходилось относиться к этому, как к игре. Он очень умный для своих семи лет. Например, он не хочет быть солдатом, потому что солдат убивают. Все мальчишки любят играть в солдаты, а он слишком умный. И летчиком быть не хочет, боится упасть. И в шахматы уже играет прилично. Но, как говорит его мама, у него есть проблемы. Они из-за телевизора. Он живет в этих своих фильмах, а там только и делают что превращаются, чудовища принимают облик людей. И Гай немного в этом запутался. Ему только семь, откуда ему знать, где телевизор, а где жизнь? На всякий случай он производит ориентировку. Для этого ему достаточно простого ответа: «Да, я Гера».

— А где мой тик? — вдруг спросил Гай.

Тик — это его школьный портфель. Я обомлел: мы забыли его в «Макдоналдсе»! Надо же было забыть сегодня, когда все ждут теракта и город наводнен полицейскими, высматривающими каждую оставленную сумку или пакет!

— Гай, ты посиди здесь, я сбегаю, а то его взорвут!

Я помчался назад. Не прошло и пяти минут, как я оставил портфель, а в дверях закусочной уже стоял полицейский, и оттуда выводили посетителей. Зал и сверкающая полированным металлом подсобка опустели. Парни в фирменных шапочках ждали взрывающего робота и радовались передышке в работе. Второй полицейский караулил портфель Гая.

— Твой?

— Мой, я очень сожалею…

Уже не слушая, он отменял по телефону тревогу. Я не успел дойти до двери, как зал был снова полон, люди возвращались к оставленной на столах еде. Лишь какая-то коренастая тетка с ненавистью бросила мне:

— Это непорядок! Это непорядок!

На иврите это почти проклятие.

Гая на скамейке не было: он принял за меня какого-то дядьку в очках, мчался за ним вдоль крытой галереи и кричал ему:

— Гера!

— Гай, я что, похож на этого дядьку?

— Нет.

— Что ж ты бежал за ним?

— Я думал, это ты.

— Значит, я похож?

— Нет, Гера, ты не похож, но я думал, что это ты.

Взрыв раздался так близко, что заложило уши, и непонятно было, с какой стороны грохнуло. Я обернулся в сторону «Макдоналдса», но, судя по тому, куда бежали люди, это случилось в противоположной стороне, у каньона^[1] а-Шарон^[2]. Я вспомнил про «субару». Если террористом был тот араб, то виноватым оказывался я: видел же сумку, видел номер машины — должен был немедленно сообщить! Теперь уже было поздно. Подошел наш автобус, мы с Гаем забрались в него вслед за