Подделка под кошмар [Ана Бландиана] (fb2) читать постранично, страница - 2

это такой и что ему надо, спасите.

Несколько раз я уже принималась бессильно плакать — и вдруг сквозь слезы мне почудилось в толпе знакомое лицо. Я быстро отерла глаза свободной рукой — сумку я давно уже бросила, и деликатесы, растерзанные, валялись в пыли. Да, я не ошиблась, это был мой сослуживец. Мы встретились глазами, и он поклонился мне с подчеркнутой почтительностью, хотя у нас в редакции все запанибрата.

— Слава богу, Виктор, — крикнула я ему, — это ты! Ты тоже прослышал про эту лавку, да? Смотри, как я влипла. Не знаю, что взбрело в голову этому пьяному олигофрену. Помоги мне вытащить руку из его клешни.

Но сослуживец не спешил и только глядел на меня пристально, в упор, как будто хотел передать мне мысль, которую опасался произнести вслух.

— Нет, мне везет, — я попыталась рассмеяться. — Прямо дар божий: идиоты ко мне так и липнут. И в редакции, если придет какой-нибудь психопат, так непременно по мою душу. Ну, что ты стоишь? Помоги же! Виктор, ты что, тоже спятил, что ты стоишь?

Но Виктор, не двигаясь с места, смотрел на меня с безграничной печалью, как бы жалея, что я вынуждаю его говорить.

— Я не могу вам помочь. — Он произнес это с оттенком назидания, раздельно и четко, как будто выступал перед микрофоном. — Он очень сильный, мне крайне жаль, что вы не понимаете всю серьезность ситуации.

— Но вас же много! — крикнула я вне себя от такой трусости. — Нажмите на него все вместе, мне же только руку вырвать!

— Мне очень жаль, что вы не понимаете ситуацию, — повторил он с достоинством, не опуская глаз, как будто был чист передо мной и его коробило от моей бестактной настойчивости.

Спасительная мысль, что я сплю, что меня мучает кошмар и что все вокруг ненастоящее, ни на секунду не пришла мне в голову. Напротив, за достоверность деталей можно было поручиться, так скрупулезно было выписано каждое лицо, так продуманы обрывки долетавших до меня разговоров, тяжелый дух, шедший от детины, и его бессловесность, и сама нелепость ситуации, которая не уменьшала ее ужаса и которая была не чем иным, как подделкой — довольно грубой, но добротной — под ночной кошмар.

В приливе ожесточения, которое время от времени накатывало на меня, мучительно обостряя чувства, я высмотрела в поредевшей публике, недовольной однообразием спектакля, двух солдатиков, судя по всему — новобранцев: стриженные под ноль головы, совсем еще детские лица, голые, беззащитно торчащие из ворота гимнастерок шеи, — и, поймав в их взглядах теплоту и готовность к сочувствию, нерешительно позвала:

— Ребята! Хоть вы помогите, не может быть, чтобы и вы струсили. Солдаты — храбрый народ, они не дрейфят перед хамами и громилами. Помогите!

И они — я не поверила глазам — шагнули вперед, словно польщенные, что их позвали на выручку. Приблизясь и держась в полуметре от нас, слипшихся в чудовищную скульптурную группу, они на цыпочках зашли в тыл к детине, и один, набравшись храбрости, рывком вытащил у того из заднего кармана галифе небольшой, но острый кухонный нож. Без памяти от собственной отваги, потеряв всякую бдительность, он тут же, под боком у детины, принялся рассматривать свой трофей, пробуя пальцем лезвие, примеряясь к рукоятке, потом дал подержать товарищу и, в заключение осмотра, аккуратно засунул нож туда, откуда взял, а мне сообщил, заговорщически понизив голос, будто открывая некий утешительный секрет:

— Его голыми руками не возьмешь, он вооружен.

Затем, надувшись от гордости, как после честно исполненного долга, они отправились восвояси.

Я молчала, уже почти не дергаясь, в изнеможении и от борьбы, и от усилия понять, что происходит. В установившейся тишине раздавались только булькающие звуки: это сонно и беспредметно бранился детина. Разочарованная публика стала расходиться. Тогда две-три самые ретивые кумушки, подогреваемые тем, что я слышу их нелестные отзывы, принялись перемывать мне косточки: как одета, как причесана — и горячо сочувствовать моему мучителю. Сослуживец по-прежнему сверлил меня многозначительным взглядом, да какой-то высокий мужчина, по виду интеллектуал, оставался стоять поодаль.

Больше надеяться было не на что, и, чем все это кончится, я не могла себе представить. Я слабела с каждой минутой — клонило обмякнуть, осесть на землю, повиснуть на собственной руке, выше локтя защелкнутой кулачищем, как наручником. И тут интеллектуал — когда я скользнула взглядом в его сторону — обратился ко мне, робко, просительно, как будто со мной было все в порядке и самое время обращаться ко мне за советом.

— Простите, мне кажется, мы с вами где-то встречались, только я никак не вспомню где, — сказал он, краснея и смущаясь. — Вы случайно не работали в Доме печати или в Центральной поликлинике?

Я в недоумении помотала головой и тихо, без выражения пробубнила:

— Помогите мне, пожалуйста, надо только разжать его кулак. Я не знаю, кто это и что ему от меня надо.

Но интеллектуал, словно не слыша, в раздумье поднес было руку ко лбу и