Гений [Гарри Тертлдав] (fb2) читать постранично, страница - 3

сиракузофилами, Катана немедленно открыла свои ворота афинскому экспедиционному войску.

Этот полис находился примерно в двух третях пути от Мессаны на северном конце Сицилии до Сиракуз. На северо–западе горизонт застилала гора Этна — огромный конус, поднимавшийся в небеса. Хотя уже подходила к концу весна, снег до сих пор покрывал верхние склоны вулкана. Там и сям из жерла вулкана и прочих отверстий выбивался дым. Бывало, оттуда вытекала лава. Когда она текла в неправильном направлении, то разрушала поля, оливковые рощи и виноградники катанцев. А если б она потекла в самом неправильном направлении, то разрушила бы весь город.

Алкивиад и сам ощущал себя вулканом после очередной схватки с Никием. Афиняне послали Никия вместе с экспедицией, чтобы он послужил своеобразным якорем для Алкивиада. Он знал об этом — знал и терпеть не мог создавшегося положения. Не то чтоб он ненавидел самого Никия — нет, он просто находил его смешным, да и просто ненужным. Никий был старше его на двадцать лет, хотя иногда эти двадцать лет казались целой тысячей.

Никий колебался, волновался и терзался в сомнениях. Алкивиад шел напрямик. Никий почитал богов с непомерной благочестивостью, и никогда ничего не предпринимал, не убедившись в наличии добрых знаков. Алкивиад же богов высмеивал, а то и просто игнорировал. Никий был против этой экспедиции в Сицилию. Алкивиад был именно тем человеком, который ее задумал.

— Нам очень повезло, что мы взяли эту крепость, — ворчал Никий. Он продолжал теребить свою бороду, как будто в ней водились вши. Насколько Алкивиад мог судить, это было отнюдь не исключено.

— Да, мой дорогой, — говорил Алкивиад самым терпеливым тоном, на какой только был способен. — Нам сопутствует удача. Нам не мешало бы — нам следует — это использовать. Спроси Ламаха. Он скажет тебе то же самое. — Ламах также был одним из руководителей войска. Алкивиад его не презирал. Он не был достоин презрения. Он был просто… скучен.

— Меня не волнует, что думает Ламах, — раздраженно отвечал Никий. — Я думаю, что нам следует поблагодарить богов за то, что до сих пор они хранили нас от напастей. Нам следует их поблагодарить, и потом отправиться домой.

— И чтобы вся Эллада смеялась над Афинами? — «И чтобы вся Эллада смеялась надо мной?» — Ну уж нет!

— Мы не можем сделать того, для чего мы пришли в Сицилию, — продолжал настаивать Никий.

— Именно ты сказал Собранию, что нам нужно такое огромное войско. И вот оно у нас есть, но ты по–прежнему недоволен?

— Мне и во сне не могло присниться, что у них помутится рассудок, и они действительно пошлют так много воинов.

Алкивиад его так и не ударил. Мог бы и ударить, но разговор был прерван. Снаружи послышался шум, и оба спорщика выбежали из палатки Алкивиада.

— Что такое? — спросил Алкивиад подбежавшего к нему воина. — На битву с нами идет сиракузский флот? — Пару недель назад этот флот по–прежнему находился в своей гавани — так, во всяком случае, установила афинская разведывательная флотилия. Может быть, сиракузяне надеялись застать афинские триеры врасплох на берегу и сжечь — или привести в негодность как‑нибудь иначе. В этом случае врага ждал неприятный сюрприз.

Но афинянин покачал головой.

— Это не мерзкие сиракузяне, — ответил он. — Это «Саламиния». Она только что прибыла сюда в гавань.

-- «Саламиния»? — одновременно спросили Алкивиад и Никий, оба одинаково пораженные. «Саламиния» была официальной триерой афинского государства, и никогда не уплывала далеко от дома, ну разве что по очень важному делу. Тем не менее, посмотрев в направлении гавани, Алкивиад без труда разглядел, как команда триеры вытаскивает ее из моря на желтый песок пляжа. — Что она тут делает? — спросил он.

Никий посмотрел на него с выражением лица, в равной степени выражавшим ненависть и насмешку.

— Держу пари, что я знаю, — сказал он. — Держу пари, что нашелся человек, который сказал афинским гражданам правду, поведав им о том, как были осквернены все гермы в полисе.

— Я тут был ни при чем, — сказал Алкивиад. Он говорил это уже неоднократно — с тех самый пор, как произошли эти надругательства. — И кроме того, — добавил он, — здесь, в Сицилии, афинских граждан немногим меньше, чем в полисе.

— Таким способом тебе не увернуться, — сказал Никий. — Ты напоминаешь мне своего дорогого учителя Сократа, который использует неверную логику, дабы расправиться с верной.

Алкивиад уставился на него так, как если бы Никий был червяком, которого он только что раздавил подошвой своей сандалии:

— То, что ты говоришь о Сократе, было бы ложью, даже если б ты придумал эту фразу сам. Но ты взял ее из «Облаков» Аристофана, и прокаркал словно ворон, которого обучили говорить слова, но не обучили понимать их смысл.

Щеки Никия